Музыка птиц

Юрий Радзиковицкий
Музыка птиц

                Интересно, кто решил, что птицы свободны?
                Хотя они могут лететь куда захотят, если
                им негде будет приземлиться, то они могут
                пожалеть, что у них есть крылья. Истинная
                свобода, возможно, в том, чтобы было куда
                вернуться.
               
                Саюки (Gensou Maden Saiyuki)

Каникулярное время неумолимо сокращалось. Шла предпоследняя августовская неделя, на которой мне ещё предстояло следовать всем предписаниям моего курортного лечения: радоновые ванны, питие целебного нарзана, физиопроцедуры и длительные прогулки по терренкуровым дорожкам кисловодского парка. А затем – педсоветы, уроки, повседневная учительская страда.  Вечера в последние дни я чаще всего проводил в компании со своими сотрапезниками за одним столом в санаторной столовой: интересной женщиной в годах и её великовозрастным сыном, студентом одного из столичных вузов. Сами они были из одного из поволжских городков. В тот вечер, когда я услышал эту невероятную историю, мы собрались на концерт симфонического оркестра местной филармонии. Правда  её сын отказался идти с нами, сославшись на то, что у него  этим вечером намечается романтическое свидание. Концерт проходил на открытом воздухе, и казалось, что всё способствовало погружению в волшебную гармонию звуков: удивительный горный воздух, пышные купы деревьев, теряющие свои очертания в наступающих сумерках, лёгкий аромат цветов,  приносимый слабыми  дуновениями ветерка с клумб, находящихся на некотором удалении на аллеях парка, и темнеющий небосвод южного неба, на котором уже обозначились первые звёзды. Изредка наблюдая за своей спутницей, я чувствовал, что она разделяет со мной удовольствие от происходящего действия. И для меня было совершенной неожиданностью, когда при первых тактах моцартовской пьесы «Музыка птиц» она встала и стремительно пошла по ряду, совершенно не обращая внимания на некоторое возмущение зрителей, которым она доставила определённое неудобство.  Я, несколько замешкавшись, устремился за нею, бросая извинения налево и направо за себя и за неё. Догнать  её смог  только у  нарзанной галереи. Мы некоторое время шли молча. Затем она, увидев свободную скамейку, подошла  к ней и села, сделав  мне рукой знак  присесть рядом с ней. Но взаимная немота продолжалась. Я остерегался от неосторожного вторжения в мир чего-то личного, а моя спутница, видно, не находила слов, как объяснить столь странное  своё поведение. Наконец, она, сделав видимое усилие, решилась:
- Я не вижу необходимости извиняться. Я поступила так, как поступила. Меня просто вынесло оттуда. И самообладание мне вернулось   только некоторое время спустя. И то, что я вам сейчас  расскажу, не есть попытка извинения или какого-либо разъяснения. И на ваши вопросы о причинах моего побега я, скорее всего, не ответила бы. Но мне надо, наконец, выговориться, рассказать, что я пережила несколько лет тому назад. Это меня не отпускает, оно живёт во мне: этот ужас и страх.  Я не прошу вас поверить в то, что  сейчас расскажу. Ибо не знаю, что это был тогда.
- Я учитель литературы и часто говорю своим ученикам, что есть удивительный автор, чьи произведения не проходят в школе. Имя этому автору  - жизнь. Она создаёт такие удивительные сюжеты, которым могут позавидовать многие корифеи от словесности. Так что поверьте мне, я приму на веру любую житейскую историю, если она не придумана воспалённым сознанием  неадекватного человека. К такой категории людей я отказываюсь вас отнести, смею вас заверить в этом.
- Посмотрим, что вы скажете по завершению моей истории, – сказала она, приятно улыбнувшись, чем подтвердила вывод о том, что самообладание к ней вернулось.
– Это началось в марте. Мой сын Александр тогда заканчивал  девятый класс. Всё  у него шло обычном чередом: учебные занятия, тренировки в плавательном бассейне, вечерние заморочки с домашними заданиями.  В тот день я вернулась несколько раньше: моя ученица, я работаю в музыкальном училище, преподаю вокал, сказалась больной. Но сына дома  ещё не было. Хотя по времени должен быть.  Но это не вызвало у меня особых волнений. Такое бывало:  неожиданные контрольные заплывы, посиделки в кафе с друзьями, и мало ли что. Наконец, явился и с порога заявил, что извиняется за то, что заставил меня волноваться из-за его основательной задержки. Но на это у него были причины. И если я не возражаю, то он примет душ и перекусит, а затем за чашкой чая  расскажет  довольно интересную историю, с которой он самым неожиданным образом  соприкоснулся. И более того, это повествование, он думает, нужно больше ему, чем мне. Это позволит привести увиденное и услышанное им в более упорядоченный вид. В целом, опуская некоторые подробности, его история выглядит следующим образом.
 После занятий в бассейне он пришёл на троллейбусную остановку, что на площади против центрального банка. И там  обратил внимание на  занятную картину. Мужчина лет шестидесяти достаёт из клетки, что стояла у его ног на асфальте, какую-то серенькую птичку, бережно держит, прикрыв ладонями рук, и выпускает её, подбросив вверх. Та делает круг над его головой, а он берёт в руки флейту и играет ей вслед удивительную мелодию. Играет минуты четыре. За это время птичка скрывается из виду. Закончив играть, пожилой человек  наклоняется вновь клетке, вынимает другую птичку. Затем  опять  происходят уже знакомые манипуляции с одной из пленниц, после которых он выпускает её, и снова звучит та же мелодия. Отправив в полёт пять птах и проводив их в полёт удивительной мелодией, он берёт в руку флейту и, оставив клетку на земле, медленно уходит прочь. Но перед тем как он отвернулся от моего сына, наблюдавшего за всем этим, тот увидел на его лице такое страдание, что невольно пошёл за ним. Что-то просто влекло его к нему. Они шли достаточно долго, пока мужчина не остановился, повернулся и достаточно раздражённо заявил, что  он понимает, что молодой человек не просто так идёт за ним. Ему явно что-то нужно от него, поэтому настоятельно просит объясниться, так как такое преследование его весьма нервирует. От неожиданности сын сделал пару шагов назад и, чувствуя, что пауза слишком затянулась, решился на откровение. Начав с извинения, он сказал, что он не мог не идти за ним.  Это было выше его сил. Что-то просто заставило его следовать  за незнакомцем. Дело в том, его, моего сына, совершенно потрясли  действия там, на площади перед банком. Эти птицы и эта музыка. В ней так многое  было созвучно его сердцу: и лёгкая грусть, и ощущение свободы, какого-то полёта и светлой радости бытия. И далее юноша  сказал, что он пошёл за музыкантом, потому что хотел узнать, что это было, и попросил простить его, но умолял объяснить ему всё. На это пожилой человек, пробурчал, что он ничего не должен объяснять. И к тому же молодым человеком выбран совсем неподходящий момент:  ему не до бесед, рассказов и для какого-либо общения.
В любых других обстоятельствах, получив такой отказ, мой сын, конечно, ретировался бы. Но тут на него что-то нашло.  Я сейчас попытаюсь передать по памяти его последовавшее затем его обращение к старику:
- Не знаю почему, но это касается меня. Я знаю, я чувствую.  И я не отстану от вас, пока вы не расскажите. Ведь это было не просто освобождение птиц. Это было другое. Нечто тайное  и важное для вас. Я видел. В ваших жестах и музыке было прощание и надежда на что-то, мольба и вера. Я  был там, я  чувствовал свою сопричастность к драме, так истязающей вашу душу. Я и думаю, если вы откроетесь, то вам станет легче. Мне мама часто говорит: «Поговори со  мной, и тебе станет легче».
    На этот эмоциональный выпад странный человек заметил, что мама, она, конечно,  права. Но, как бы сказать, тут другой случай. Он необычный, мало того, что он имеет отношение только к нему, но он ещё и инфернальный.  Хотя он  не уверен, понимает ли молодой человек, что хочет  сказать, называя всё, что произошло с ним, таким словом?
А когда получил ответ, что его собеседник впервые слышит такое слово и  не против  получить пояснения на сей счёт, то он надолго замолчал, глядя поверх головы молодого человека куда-то в пространство. И для  Саши стало совершенно ясно, что, скорее всего, он никак не может найти формулировку вежливого отказа продолжать беседу с ним.  Наконец,  музыкант взглянул на него, приблизился к нему, почему-то осторожно поправил воротник на его куртке и неожиданно спросил: «Ты знаешь, кого я больше всего ненавижу с недавних пор? Конечно, не знаешь. Ворон, кошек и мальчишек. Вот  враги моего покоя и надежд». Сделав такое неожиданное заявление, он  добавил, что видит его недоумение. Но чтобы рассеять его и пояснить значение слова «инфернальный»  ему придётся рассказать  странную историю, которая произошла с ним. И расскажет он её  не для удовлетворения его настойчивого любопытства и  не потому, что ему надо кому-то поведать нечто тайное, что он не в силах в себе таить.
Нет, причина его, наверно, неожиданного  для Саши согласия  совершенно иная.  Дело в том, что он только что осознал, что сейчас оказался на некоем рубеже. Выпустив птиц и воодушевив их теплом своих рук  и звуками моцартовской мелодии, он  не только подвёл итог последних  самых страшный дней его жизни, но и начал  путь навстречу обретению счастья и смысла жизни или навстречу падению в пучину ужасных страданий, избавлением от которых может быть только смерть. Вот почему он хочет, рассказывая ему, в последний раз поразмыслить над тем, почему это произошло с ним, с его семьёй, с его детьми. Осознать и отпустить. А потом пойти по жизни, сбросив весь этот тяжкий груз прошлых непосильных невзгод. Вот почему он  предлагает пройти  в близлежащий скверик: там не многолюдно,  выбрать скамеечку, только  прежде надо зайти  в кафе, и он возьмёт  горячего «кофе ту гоу» - ему надо себя немного  подбодрить, а Саша может заказать, что хочет из напитков,  он оплатит.
 Через некоторое время их  можно было увидеть сидящими на скамеечке в уютном скверике, его – пьющим маленькими глотками кофе, и сына – потягивающим кока-колу  через зелёную трубочку из высокого разноцветного стакана.   Первое время они достаточно долго молчали:  молодой человек терпеливо выжидал, а он, видимо, собирался с силами. Но вот этот странный  человек встал и, сделав шаг к урне, размашистым жестом бросил в неё стакан из-под кофе. За тем сел и пустился в пространное объяснение. Я его попытаюсь передать от первого лица так, как это делал мой сын:
- Извини за затянувшееся молчание. Всё очень не просто для меня сейчас. Но чего греха таить, я не могу жаловаться на мою жизнь в прошедшие десятилетия. Всё складывалось как-то благоприятном  с раннего возраста. Я вырос в семье краснодеревщика. Это достаточно редкая профессия. Человек этой профессии изготавливает  красивую мебель из драгоценных пород дерева. Долгое общение с отцом благоприятно сказалось на мне. Ведь мало того, что владею всеми видами работ по древесине, так с детства испытываю любовь к русским народным музыкальным инструментам. Дело в том, что мой отец в свободное время играл на саратовской гармонике с колокольчиками. А чтобы мы с братьями не болтались без дела, для нас он самолично изготовил разные рожки, сопели, свирели, жалейки, свистелки и трещотки. Вечерами он усаживал нас, распределял инструменты, брал в руки гармонь, и вскоре с нашего двора можно было услышать разудалые «Заволжские переборы». Неудивительно, что после школы я поступил в музыкальное училище на отделение народников. А потом окончил  петрозаводскую консерваторию  по классу духовых народных инструментов. Но по специальности работал  потом мало. Работать надо было в оркестре, а это было связано с постоянными переездами, а я уже был женат и имел двух маленьких детей. Так что я  преподавал сначала в своём училище, а потом стал мастером по ремонту и изготовлению духовых музыкальных инструментов. Вот где пригодились приобретённые трудовые умения в детстве. В этой своей деятельности я добился широкой востребованности. Да и в семье всё складывалось наилучшим образом. Воспитывая с женой пятерых детей, я с надеждой смотрел в будущее. Но последние два года всё резко изменили. Началось с того, что Ирина, мать моих детей, вдруг резко повернулась к религии. Она практически забросила домашние дела, до предела сократила общение с домочадцем. Всецело отдалась чтению библии, религиозной литературы, посещению церковных служб, ночным молитвенным бдениям, постам и прочим ограничениям. Где-то через полгода она заявила, что её ничто не связывает с мирской жизнью и поэтому решила уйти в женский монастырь послушницей. И более того, всякое общение с детьми и со мной крайне не желательно для неё. Никакие уговоры и доводы не возымели успеха.  Я через настоятельницу монастыря периодически узнавал, как у жены всё складывается, тревожась, что её не очень крепкое здоровье может не выдержать суровых ограничений монашеской жизни. И был прав. Вскоре она простудилась, требовалась госпитализация. Но она категорически отказалась, заявив, что всё в руках Всевышнего. Однако Он её не спас. Так мои дети потеряли мать. Только стала приглушаться наша  общая боль, как новая беда постучалась в двери нашего дома. В автомобильной катастрофе погибает сестра моей покойной жены. Эта же трагедия унесла из жизни  и мужа этой несчастной жертвы дорожного происшествия. Их двое детей, двенадцатилетние сестры-близняшки, в это время отдыхали в загородном летнем лагере. У них не было никаких родственников, кроме меня и моих детей. Но эта семья жила в другом городе, поэтому  мы друг друга почти не знали. Надо ещё сказать, что по какой-то причине отношения моей жены и её сестры были весьма прохладными. И их трудно было назвать родственными. Когда мне  об этой трагедии сообщили, я тут же выехал туда. Похоронил погибших, привёл  в порядок все  дела, связанные с имуществом и наследством детей. Оставалась одна проблема: что делать с сиротами. Я понимал, что будь моя жена жива, вопроса не существовало: мы бы их взяли в свою семью. Да и мои дети настаивали, чтобы Оля и Даша жили у нас. Но я испугался, что не справлюсь с воспитанием семерых детей в возрасте от пяти до четырнадцати лет. Поэтому я устроил несчастных в частный семейный детский дом, где уже воспитывалось уже три ребёнка шести–десяти лет, к тому же все девочки. Решение это мне далось с трудом. Раз в неделю я звонил хозяйке детского дома. Справлялся, как девочки переносят столь тяжёлые времена, которые выпали на их долю. В ответ получал заверения, что всё под контролем, помогают детские психологи, и надо надеяться на лучшее. Но мне было по себе. Я всё продолжал себя винить в том, что смалодушничал, отказавшись взять сирот в свой дом.  Наконец, переговорив со своими детьми, я решил на осенних каникулах поехать с ними в тот город и убедить орган опеки  дать нам возможность  забрать девчонок к себе. Предварительно я послал соответствующий запрос в   попечительский совет. Но  злому року понадобилось опять вмешаться в мою судьбу. В конце октября, когда я вернулся из своей мастерской, старшая дочь сказала, что мне звонила женщина из семейного детского дома и просила срочно перезвонить. Я тут  же позвонил, и услышанное  известие мигом превратило меня в соляное изваяние: я не мог ни сдвинуться, ни что-либо сказать, чем страшно напугал свою детвору. Они уже были готовы бежать к соседям за помощью. Сиротки сделали свой выбор. Придя из школы, они переоделись в платья, которые носили, когда их родители были живы, влезли на подоконник  в своей комнате, взялись за руки и прыгнули с высоты пятого этажа  на глазах у нескольких прохожих. Упав на асфальт, они не отпустили руки, так и оставшись вместе после смерти. Потом на трюмо нашли записку, написанную кем-то из сестёр-близняшек: «Мы должны быть вместе с мамой и папой». С тех пор я потерял покой и сон. В этом трагическом исходе я винил только себя. И не находил себе прощения. Потом, в ночное время, я стал просыпаться с ощущением, что кто-то находится в моей спальне, кто-то смотрит на меня. Оглядывался, никого не находил, пытался заснуть, но тщетно, сон не приходил, лишь сонмы мыслей, тревожных и будоражащих, метались в моей голове. Но однажды, проснувшись, я увидел того, кто находился в комнате вместе со мной. Вернее, ту. Ведь это было видение моей усопшей жены. Она сидела в кресле, одетая в какие-то странные одеяния, то ли в белый балахон, то ли в некую белесую мантию. Лицо её выражало боль и сострадание, а руки молитвенно тянулись вверх, как  бы прося Его о защите и покровительстве. Но кого   в нашем доме она просила  уберечь от трагической напасти? Я понимал, что это, конечно, были наши дети, пятеро дорогих моему сердцу существ. Но что она знает о грядущей опасности,  о том, что или кто может им угрожать? Я спрашивал, но ответа не получал. Видение регулярно появлялось, вершило моление к Нему и исчезало, оставляя меня со своими волнениями и всё растущими беспокойством и ожиданием беды в своём доме. Не знаю, что это было:  явь или плод моего воспалённого сознания, но я чувствовал, что силы мои на исходе. Тогда-то ко мне в мастерскую зашёл давно известный мне флейтист. Я несколько раз приводил в порядок его кормилицу, как он называл свой инструмент. Правда, он давно не приходил. Видно, нужды не было. Когда в тот день Степан Ильич вошёл, после дежурных приветствий, он, вместо того, чтобы протянуть футляр с флейтой, обеспокоенно поинтересовался моим здоровьем, встревожившись тем, что  я исхудал, побледнел, к тому же в глазах  моих он заметил тоску и удрученность. И тут меня как прорвало: я обстоятельно поведал ему о драматических событиях последнего времени, сделав в заключении эмоциональный акцент на ночных страданиях. Выслушав меня, он некоторое время помолчал, а потом заговорил:
- Я не берусь судить, виноват ты или нет. Но всё же мне видится здравой мысль в устройстве сирот в семейный детский дом. Ты мужчина в годах, и растить семь ребятишек, думаю, дело неподъёмное для тебя.  Более того, мне удивительно, как ты ещё справляешься с пятью чадами. Хотя понимаю, что две старшие дочери уже хорошие тебе помощницы по хозяйству, всё-таки 12 и 14 лет как ни как. А вот ночные твои бдения меня весьма озадачивают. И вот что мне подумалось. Однако я не знаю, как ты к этому отнесёшься. Мне кажется, что ты человек верующий, а тут речь  пойдёт о магии, знахарстве и тому подобном.
Когда я горячечно его заверил, что в моём положении не до принципов, то он продолжил:
- В посёлке Осиповка, что недалеко от нашего города, проживает Ротная. Она ведьма в четвёртом колене. Её так прозвали, так как она постоянно помогает военнослужащим, побывавшим в горячих точках.  Это её милосердие объясняется тем, что её единственный сын погиб в первой чеченской войне. И она действительно владеет магией во всём многообразии приёмов и способов. Берётся она не за все случаи, а только за те, где чувствует присутствие тёмных сил. Есть ещё одно условие, на которое ты должен согласиться, как бы тебе не показалось  это диким. Для совершения своих манипуляций и осуществления защиты  тебя и твоих детей от зла ей потребуется один палец  твоей руки, предварительно отрезанный. Причём этот палец она выбирает сама на первой беседе. Если ты всё же решишься, то поезжай в Осиповку и спроси, где живёт Ротная, и тебе сразу покажут – личность она там известная.
 Несколько дней я не решался туда ехать, и дело было не в том, то я боялся. Меня останавливала мысль, что лишившись пальца, я не смогу работать. Как  мне без него управляться с инструментами при моей работе, требующей особой точности. В худшем случае я мог остаться без средств к существованию. Но страх за детей пересилил, и отправился в Осиповку, благо туда ездило маршрутное такси. Таксист, узнав  о цели моей поездки, сказал, что он подвезёт прямо к порогу нужного мне дома, благо, что тот находился на въезде в посёлок. Через час я был на месте. Поднялся на третий этаж многоквартирного дома и позвонил в дверь. Её мне открыл моложавый мужчина. Ничего не спрашивая, проводил в  большую комнату и сказал сидевшей в кресле  солидной старухе:
- К тебе ещё одна жертва Вельзевула и  его братии.  Прими и спаси, а я, Ротная, двинул по делам.  Буду к вечеру. А ты, смурной, проходи и садись вот на этот стул, так ей виднее будет твоя душенька.
Я сел на предложенный стул и стал ждать, когда она заговорит со мной. Однако она молчала и смотрела куда-то в сторону, а потом вообще прикрыла глаза и застыла в неподвижности. Мне ничего не оставалось делать, как разглядывать свою будущую, как я надеялся, спасительницу. Она являла собой зрелище впечатляющее. Её массивное тело бесформенной массой заполнило кресло, на короткой толстой шее держалась большая голова, повязанная цветастым платком, завязанным на лбу аккуратным бантиком. Руки покоились на деревянных подлокотниках кресла, придавая ей монументальность.  Сама она была одета в спортивные  брюки  с белыми двойными полосами. Её торс был обтянут свитером, поверх которого был надет пятнистый солдатский бушлат. Широкую грудь украшало  тяжёлое тройное монисто из николаевских серебряных рублей. На ноги были натянуты толстые серые вязаные носки, в которые были заправлены жёлтые штанины брюк.  Её лицо заслуживает отдельного описания. Это было лицо старого человека, давно перешагнувшего семидесятилетний рубеж. Почти круглое, с широки тяжёлыми скулами, дряблыми обвисшими щеками и глубокими глазницами, под которыми виднелись набрякшие тёмные пятна. Густые пепельные брови  нависали над глазами. Сами глаза были исключением из общей картины старости. Молодые, подвижные, то ли синие, то ли бирюзовые, они пытливо всматривались в окружающий мир, излучая при этом какой-то завораживающий свет. Наконец, она ожила, встрепенулась и открыла глаза.
- Молодец, что не беспокоил меня. Я очистила пространство, чтобы ничто нам не мешало. Ты ведь пришёл не один. Не спрашивай, кто тебя сопровождал. Сейчас не отвечу. А пока подсядь ко мне поближе так, чтобы ты мог держать меня за руку. Возьми левой рукой мою правую руку, крепко сожми её и не отпускай, чтобы ты не чувствовал.
   Я взял её ладонь и крепко сжал. Ладонь была мягкой, безвольной  и холодной. Но вот я почувствовал, как она стала теплеть, и через некоторое время  уже не мог держать её: она стала огненной и пульсирующей. Эта пульсация отзывалось во всём моём теле, добираясь до самых его потаённых уголков. И тут  я впал то ли в сон, то ли в забытье. Скорее всего, это был транс.  Я то взлетал, то стремительно падал. То переносился в разные миры, полные каких-то странных существ или каких-то сфер и чудных образований. То проживал различные моменты своей жизни: вот гуляю с мамой в зоопарке, вот  позорюсь у классной доски на уроке географии, вот впервые вижу свою девушку нагой, вот играю на флейте и не слышу исполняемой мной музыки. То вдруг я стал жертвой разных запахов. Все они мерзкие, мои внутренности от соприкосновения с ними терзались и готовы были извергнуться из моего тела. Затем разом  всё прекратилось. Я открыл глаза и увидел, как Ротная вялым движением сбросила  мою руку и воззрилась на меня, лазоревым лазером своих глаз всё ещё прощупывая меня. Затем её подбородок, верхняя губа и щёки, усыпанные десятком волосатых бородавок, дрогнули, а челюсти сделали несколько медленных причмокивающих  жевательных движений. После чего она заговорила глуховатым низким голосом:
-Теперь я знаю, что с тобой и твоей семьёй. Мне также известно, как вам помочь. Но сейчас об этом ни слова. Чтобы  всё  мне удалось, к следующей встрече через два дня ты должен сделать вот что. Мне нужен твой палец. И я знаю, что  ты зарабатываешь руками, и потеря пальца может осложнить твою жизнь в этом плане. Но это твой выбор, и это моё условие, каким оно тебе  не казалось чудовищным. К тому же это я решаю, какой палец мне нужен. И я выбираю безымянный палец левой твоей руки. Если ты будешь согласен, то пойдёшь по этому адресу, и там тебе его отрежут и обработают соответствующим образом рану. Но нужно соблюсти ещё одно обязательное условие. Никакого наркоза, ни каких обезболивающих до удаления. После – если пожелаешь. Отрезанный таким образом палец сохранит в себе всю твою боль и страх. Палец твоей положат в солевой раствор. Вот с этой баночкой ты придёшь ко мне через двое суток.
 Тут Наталья  Андреевна  остановилась. Достала  из сумочки бутылочку с нарзаном, от пила несколько глотков и перевела дух. Затем обратилась ко мне:
-Я, надеюсь, вас не утомила столь длинным рассказом? И если хотите, мы можем продолжить в следующий раз.
Я тут же заявил, что история меня захватила, и  хотел бы услышать её завершение сейчас. На что моя собеседница несколько устало ответила, что соберётся с силами  и продолжит свою историю, но постарается не впадать в пространные подробности.  Отдышавшись и несколько раз ещё приложившись к бутылочке с напитком нартов, она  возобновила свой рассказывание:
- Я не буду в частностях рассказывать о процедуре отъятия пальца. Жуткая боль, кровь и потрясение после всей этой экзекуции – всё это было. Но Олег Валерьянович стойко всё перенёс и через два дна вновь оказался в Осиповке. Ротную он обнаружил все так сидящей в кресле, в том же одеянии и настроении. Получив из его рук баночку с желаемым объектом, она  поставила её на подлокотник  своего кресла и попросила  часа  на два куда-нибудь исчезнуть. А если ему некуда податься, то Василь, приставленный к ней  для ухода ветеранами-афганцами молодой человек, проведёт его в свою комнату, где он может подремать всё это время, а затем она расскажет, как обстоят дела, и что надо делать. Сколько прошло времени, когда Василь разбудил его, лежащего на диване, куда попал, приняв предложение старухи,  он не мог представить. Но видно много, так как уже смеркалось.
 Старуху он нашёл  в довольно значительном изменении. Исчез её цветастый платок, ранее повязанный на голове. Седые пряди волос, достаточно длинные, свисали в беспорядке. Лицо осунулось и пожелтело. Время от времени какая судорога искажала его. Бирюза глаз сменилась на какую-то пугающую черноту. Куда-то исчезла вальяжность тела, вместо неё чувствовалась сила и энергия, готовые выплеснуться всё разрушающим потоком.  Ореол одержимости и власти витал над всем. Увидев вошедшего Олега Валерьяновича, она властным жестом указала на стул, где ему надлежало сидеть. Затем попросила Василя удалиться и произнесла свой вердикт. Голос звучал внятно и безапелляционно, пресекая всякие вопросы и замечания. Я постараюсь передать в прямой речи её монолог так, как рассказал об этом сыну сам несчастный старик, а Саша затем попытался поведать мне:
- Ты можешь мне верить или не верить. Ты можешь делать или не делать, то, что я тебе скажу. Но я больше с тобой встречаться не буду. И не ищи более контактов со мной. Ничего другого не скажу и не сделаю. Но я уверена, если ты  веришь мне и выполнишь в точности всё, что я предлагаю тебе, то жизнь твоя и твоих детей на многие годы будет вне всякой опасности. Ясно. А теперь о том, что происходит с тобой, и что угрожает твоим детям. Все идёт из далёкого времени, когда твоя жена в и её сестра отроческие годы состояли в порочных лесбийских отношениях. Ее сестра, достигнув зрелого возраста, разорвала их. И сочла за благо переехать в другой город.  Мария, твоя жена, возненавидела её за это. Незадолго до ухода в религию, она почувствовала  эту пагубную страсть к своим дочерям, и одну из них, Ирину, склонила к ним. Попытки соблазнить другую дочь, Фаину, наткнулись на решительный отпор с её стороны. Более того, Фая обратилась к своей тетке с просьбой защитить  от материнской странной любви. Нина, сестра твоей жены, получив письмо от своей племянницы,  тут же приехала в твой город. Но к вам в дом не заходила. Сестры встретились в гостинице, где остановилась приехавшая.  Нина в категорической форме потребовала от Мария прекратить всякие любовные домогальства к дочерям, иначе она обратиться в надзорные детские органы и потребует лишить сестру родительских прав. Мария пообещала ей остановиться.  И действительно сдержала данное слово. Но затаила на сестру такую ненависть, что пошла к чёрному колдуну и заплатила ему за расправу с семьёй своей ненавистницы в случае своей смерти. Что из  этого случилось, ты знаешь: смерть собрала свой урожай. Однако зло продолжало жить в душе этой порочной женщины. Теперь его объектом стали дочери, которые как могли стали её избегать. Их тоже могла постичь трагическая участь, если бы не материнская любовь, которая жила всё же в ней. Именно она испугала Марию, когда она поняла, что она может сотворить со своими детьми. Тогда она стала искать помощь у Бога, чтобы не впасть в ещё более страшный грех, грех детоубийства. Всё это так её измучило, что сил жить у неё не было никаких. Но перед смертью зло вновь в ней победило, и она попросила уже известного колдуна после её ухода из жизни воссоединить со своей семьёй, с тобой и детьми. Для этого он должен был вас всех каким-то образом умертвить. Но её душа всё ещё сопротивлялась этому злому намерению и пыталась тебя как-то предупредить.  Мне удалось понять, что собирается сделать мой супостат, чёрный колдун. И если ты исполнишь мои предписания наилучшим образом, то будет всё хорошо, как я уже обещала тебе. Что надо делать. Первое. Не удивляйся, что дома не обнаружишь своих детей, а увидишь пять птиц. Спустись в подвал, возьми там старую птичью клетку и посади их туда. Превратились  твои дети в птичек, или мои помощники перевели в некое тайное место, тебя знать нельзя.  Второе. Возьми свой палец, принеси его домой, сожги на противне и замеси с ним тесто. А затем испеки из него лепёшки и скорми их на  двух площадях голубям. Третье. На вторые сутки после этого выйди на одну из них  с птицами в клетке  и выпусти каждую из них с руки, сопровождая их полёт игрой на своей флейте. И подбери подходящую для этого музыку. После чего возвращайся домой. И последующие три дня смазывай все ручки в своей квартире свежей своей спермой, а кроме того наливай в кастрюли три литра воды, добавляй в неё разовую порцию своей спермы, ставь кастрюлю на огонь, пока вода вся не выкипит. Окна в квартире должны быть закрыты. Совершив это, далее живи спокойно, работай и музицируй. Через месяца два или более ты, уйдя из дома и потом, вернувшись, вновь увидишь своих детей, и они никогда с тобой не расстанутся. И ещё. Сними марлевую повязку с левой руки: там у тебя всё зажило и не требует лечения. А теперь уходи и не обращайся ко мне вновь. И знай, меня тут не было.
 - Сняв повязку и не удивившись столь быстрому исчезновению зияющей ранее раны, Олег Валерьянович устремился домой. Детей он там не обнаружил, только пять птиц сидело на люстре под потолком. Обессиленный, он сел за стол. Птицы тут же слетели вниз, стали расхаживать по столу и даже садиться на его плечи. Но в руки не давались. Слёзы полились из глаз, и он не пытался их остановить. В дальнейшем он исполнил все требования ведьмы. При последнем действии его и  застал мой сын, наблюдая за полётом любовно выпускаемых птиц и слушая удивительную мелодию Моцарта, исполняемую стариком на флейте. Это была моцартовская пьеса «Музыка птиц», услышав которую, я так неожиданно сбежала. Вас, наверно, интересует, почему я это сделала. Дело в том, что у этой истории есть не менее драматическое продолжение. Её я тоже расскажу, но в самых общих чертах.
Сразу надо добавить одну немаловажную подробность. После того,  как Олег Валерьянович закончил свой обстоятельный рассказ, сын проводил его до самого дома. На пути к нему они продолжали обмен мнениями. И уже в конце их пути музыкант  неожиданно остановился и воскликнул:
Постой. Я тебе не рассказал, почему терпеть не могу кошек, ворон и мальчишек, и не пояснил слово инфернальный. Так вот,  мне думается, что эта ведьма превратила моих детей в птиц. А  все перечисленные являются самыми страшными врагами пернатых.  И я очень боясь, что кто-нибудь причинит вред моим чадам, и те не смогут вернуться ко мне. Что до слова, то теперь, я думаю, ты сам после того, как узнал ужасные подробности моей истории, сам сможешь объяснить его значение. Когда они подошли к месту проживания старика,  то тот  в квартиру его не пригласил. Он сослался на то, что Ротная запретила ему кого-либо принимать дома: для них это будет не безопасно.  Сын не настаивал и вернулся домой, где рассказал всё то, что я вам поведала. Уж не знаю, как внятно это у меня получилось.
Я заверил Наталью Андреевну, что  она чудесная мастерица рассказывать, и  что я ей весьма благодарен, а затем попросил продолжить. Уж больно всё интригующе.
- И просить не надо, хотя ваше одобрение воодушевляет. Хотя всего этого мне недостаточно. Уж больно трудно вспоминать последующие события.
Через некоторое время Саша опять задержался. На мой вопрос, что случилось, он ответил, что ходил к своему новому знакомому, но того не оказалось дома. На мою просьбу не ходить туда ответил самым уклончивым образом. Несколько раз опять не приходил домой вовремя и уклонялся ответов. А когда, разозлившись, навалилась на него, сообщил, что он общается с Олегом Валерьяновичем, старается поддержать его. На мой вопрос, был ли он у того в квартире, ответил весьма неопределённо. Я не стала настаивать на прояснении на этот счёт, полагаю, что добьюсь своего в следующий раз. Но это раза не было.  Через день сын ушёл на занятия и не вернулся. Его не было и на завтра.  Я бросилась к месту проживания этого человека. Сын рассказал, где тот примерно живёт. Но никаких следов обитания отца  с пятью детьми я не обнаружила там. Поехала в Осиповку, надеясь найти там Ротную. Но какого не спрашивала о ней, все отвечали отрицательно: не видели, не знали, не слышали ничего о такой. Побежала на пятый день в милицию. Там приняли заявление, но вскользь намекнули, что дело бесперспективное: у них сотни без вести пропавших всех возрастов. Я не знаю, как  не наложила на себя руки. Видимо, меня удержала одна мысль, раз дети этого музыканта должны вернуться, значит, и мой сын вернётся. Надо ждать, ждать и слушать Моцарта, его «Музыку птиц». Я скачала из интернета десятки разных её исполнений. И они постоянно у меня звучали. Время шло, седины у меня прибавлялось, а сыночек всё не объявлялся. Как вдруг мне на работу звонит соседка. И совершенно истеричным голосом кричит в трубку:
- У меня сидит твой Сашка. Он без ключей от квартиры. У него совершенно отпадный вид. Ничего не говорит, только спрашивает про тебя: «Где мама? Где она?» Забери его немедленно. Мне страшно.
Всю дорогу я кляла себя за то, что не держала входные двери открытыми. Ждать сына и не открыть двери – так могла сделать только  полная идиотка. Попав с ним домой, я долго не могла выпустить из объятий это ещё более долговязое, совершенно худое, но такое родное существо. Успокоившись и отпустив его, я только тогда смогла его рассмотреть. Он вырос, вся одежда ему была катастрофично мала и совершенно выношена, потёртая, с какими-то дырками и бахромой по краям. Отвела его ванную, раздела, тщательно искупала, затем  осмотрела  и пощупала каждый сантиметр его тела. Он не сопротивлялся, только смущённо улыбался. На все вопросы, где он был все эти пять месяцев, отвечал односложно: не знаю, не помню. Да я особенно и не расспрашивала. Он дома, он со мной, а остальное не важно. Но то, что я с него теперь глаз не спущу, я знала точно. Потом всё сложилось хорошо. Наняла репетиторов, догнали школьную программу, окончили школу, поступили в институт. И вот теперь с ним отдыхаем здесь. Знаете, я очень устала и хочу пойти отдыхать. Не провожайте меня, мне надо побыть одной. И вы теперь знаете, почему я не могу слушать моцартовский «Полёт птиц».
Я остался сидеть на скамейке, размышляя, как причудливо соединяется наша реальность с каким-то другим миром. Если, конечно, это допустить.
Утром я несколько удивился, не встретив мать с сыном у себя за столом. В  обед  их отсутствие меня забеспокоило, и я отправился администратору наводить справки. И тут он меня огорошил. Никакие мать и сын за моим столом не сидели. Более того, мои сотрапезники не состояли в родстве. Женщина, Полина Авдотьевна, уехала куда-то на Урал, А молодой человек, Григорий Семёнович, отбыл в Крым, в Севастополь, где он служит на военном судне. Для пущей надёжности  я попросил перепроверить информацию у главврача. Тот лично убедился, что его администратор был прав. К тому же мне предъявили соответствующие для санатория документы. С совершенно замороченной головой я вышел из административного корпуса, сел на ближайшую скамейку под раскидистым каштаном и задался вопросом, что было правдой во вчерашней истории? Или кто-то или что-то заметает следы? Все возможные ответы приходили на ум. Но ни на одном из них я не мог остановиться. Но одно я знал точно: «Музыка птиц» всегда будет мне напоминать и  это моё курортное приключение, и мысль, навеянную им, - как причудливо соединяется наша реальность с каким-то другим миром. Интересно,  посёлок Осиповка есть где-нибудь в Поволжье?