Как стыдно попадаться

Ян Подорожный
Фото из Интернета.

Кто из нас не совершал противозаконных поступков? Покажите мне этого человека, и я сердечно засмеюсь. Возможно, Высшим силам стало бы чрезвычайно тоскливо на небесах, если бы основная масса  жителей планеты Земля вела безгрешную жизнь. Некого исправлять, некого наказывать за содеянные ими грехи. Недолго и рассудком повредиться. Но у автора нет никакого беспокойства по поводу душевного здоровья Вышестоящих организаций.

 Пока человечество кардинально исправится, «не один волосик, - как поётся в блатной песенке, - полиняет». Если оно, вообще, исправится в ближайшие тысячелетия. По крайней мере, ничего похожего на улучшение не видится. Скорее, наоборот. По всем параметрам. Желают приобрести чужое все без разбора! И берут всё. Начиная от жены ближнего своего и кончая ослом его.
             

Но не хотелось бы слишком морализировать, призывать к недостижимым высотам нравственности и честности. Вспоминаются крылатые слова Фимы Школьника, водителя нашего таксопарка №1. Фима работал на довольно-таки  древнем ЗИМе. Денег на ремонт этого аппарата уходило чрезвычайно много. Как в чёрную дыру проваливались. Только успевай вынимать из своего кармана.

Оплачивать из зарплаты ремонт госавтомобиля мог только совсем повредившийся  в уме. И приходилось искать денежные средства на стороне. Конкретно, на работе в качестве водителя такси.
            

Фима выезжал на линию с неформальным призывом: «Сначала на карман, а потом на план». Имя автора слогана затеряно во временах. Но мысль чрезвычайно живая. «Я, - рассказывал он в кругу особо приближённых, - пока красненькую (десять рублей) себе не сделаю, весь в болезненном состоянии нахожусь. А заработал, и пульс в норму пришёл, и настроение повысилось».

 Приближённые с уважением заглядывали Фиме в рот. Его авторитет в парке был непоколебимым. Зимистов у нас было мало. В основном пожилые евреи с большими животами и жёлтыми вставными зубами. Фима был намного моложе своих коллег, но живот, как говорят в Украине, откохал себе тот ещё. Приходилось нередко и заправлять пузо, чтобы поместиться у баранки.

Потом он свалил в Штаты, где начал насаждать советские нравы и обычаи в таксистской среде Нью-Йорка. Но нью-йоркские не совсем уразумели его душевные порывы. Появились откуда-то неприятности, особенно, от чернокожих пассажиров, как говорится: афроамериканцев. Эти парни считали и пересчитывали каждый трудовой цент.

 А при обсчёте могли и физиономию начистить. Об этом Фима писал в письмах своему бывшему напарнику Вове Савченко. Вова цокал языком и сочувствовал бедолаге. «Капитализм сильно, всё-таки, гнетёт работягу, - переживал за экс-напарника Вова, -  не дают честно трудиться.

 И на ихний контроль Фимка несколько раз напарывался. А там, если подловят, голову могут «откусить». И на лапу брать не рвутся. Вот Фиме и стыдно стало, что попадался, и нельзя было «пожар потушить» на месте. А если дело доходило до полиции, то, вообще, гаплык. Те не пожалеют честного труженика».
               

Однажды некий любитель подворовать чьи-то писательские идеи высказал оригинальную мысль. Тоже украденную, скорее всего. «Воровать, честно говоря, не стыдно, - страстно убеждал он слушателей, - а стыдно и противно, когда обязательно найдётся какой-нибудь плешивый на всю голову аид и обязательно выскажется, что он где-то читал об этом. Да ещё и прилюдно.

Что же ему? Морду бить за такое вмешательство»? О том, как воруют в интеллектуальной среде, исписаны тонны бумаги и утекли реки чернил. Износилось несметное количество пишущих машинок. А сколько клавиатур компьютеров пущены в распыл, списаны в утиль в нынешние времена?

Но продолжают воровать. И, что следует особо отметить: реже попадаться. А, если и схватят за руку, то требуют убедительных доказательств их вины. Более того, убеждают, что этот вот нервный автор собственноручно похитил их светлую идею и наглым образом выдаёт за свою.


               После великих одесситов, выведших на свет голубого воришку Альхена, разрабатывать подобную тему чрезвычайно неблагодарный труд. Но, к сожалению, после страшного морального удара, нанесенного классиками по институту стесняющихся воров, мало что изменилось. Наоборот, стали меньше стесняться своих душевных порывов в присвоении чужого.

 Даже наш прославленный генсек Л.И.Брежнев гордился тем, что тырил продукты при разгрузке вагонов. О каком стыде могла идти речь, когда вот оно. Лежит и в руки просится. Потом же сам себе не простишь минутной слабости. В розовые годы своего детства, отбывая повинность в четвёртом классе киевской школы №17, пришлось мне нарушить библейскую заповедь:  «Не укради».

 Тогда, помню, сидели мы в классе даже не за партами, а за каким-то длиннющими столами. Человек по десять. Моим соседом был весьма  интеллигентный пацан, Мишка Смелянский. То ли сын врача, то ли инженера. И на свою голову он принёс на урок трофейную немецкую авторучку «Пеликан».

 Классная вещь! Не пипеточная, а с поршеньком. И перо мягкое. Попозировав вместе с канцпринадлежностью перед нами голоштанными, он положил её в карман куртки или пиджака. Уже не помню. Но не внутренний. Это и решило судьбу дорогой вещицы.


              Пострадав рядом с Мишкой, я каким-то неуловимым движением мягко извлёк её из кармана соседа. И страшно покраснел от стыда. «Надо вернуть, - неожиданно появилась глупая идея, - а может сказать, что нашёл её случайно». Но после некоторого сомнения решил не спешить. Вдруг он не хватится пропажи в классе. А  потом иди, доказывай, где ты  посеял трофейную вещичку.

 Но подозрительный Мишка полез-таки в карман. На его лице появилась лёгкая задумчивость. Я внутренне напрягся. Он постучал себя ладонями по туловищу, зачем-то полез в портфель. Даже вытрусил содержимое на стол. «Что ты ищешь»? – тошнотворно-фальшивым голосом спросил я.  «Да, вот авторучка где-то пропала. Ты не видел»?

Я страстно начал объяснять, что, если бы увидел, то немедленно вернул ему. Что он  меня знает. При этом к своей радости заметил, что чувство стыда как-то начало испаряться, пропадать. Появилась некоторая уверенность в правильности поступка. Чего это он таскает авторучки на видном месте?

Сам принуждает забрать. Интеллигентный одноклассник, скорее всего,  имел некоторые сомнения по поводу моего неучастия в исчезновении его вещи, но вслух их не  высказал. А может и поверил мне. Авторучку у меня потом отобрали старшеклассники-переростки. Те ещё мужики. С многодневной щетиной на подбородке. Сказали, что молодой ещё,  такие вещи иметь. А чем ты им возразишь?


               И такое же чувство пришлось испытать на одном теннисном турнире в Москве, где приходилось работать в качестве спортивного арбитра. Наступили полуголодные девяностые. Не то, чтобы пухли от недоедания или ходили в рубище, но ощущение постоянной зависимости от очередных выбрыков властьпредержащих страшно угнетало. Не хватало всего.

 Продуктов, носильных вещей, обуви, а также остального. Сейчас, когда проживаю в сытой Германии, такое кажется нереальным. Из кошмарного  сна. Но признаюсь, что в душе готов к любым поворотам судьбы. Как юный пионер Павлик Морозов и как всякий экс-совок. Но на этом турнире я, сам того не осознавая, а просто потому что плохо лежало, свистнул, заскочив по неотложным делам в комнату секретариата  какие-то скрепки или наклейки.

Зачем они были мне нужны, известно только Богу. И тут Ира МузЫка, которая работала в секретариате турнира, поймала меня на горячем. Ира сейчас обитает с мужем в Штатах. Там тоже тибрят, но не так активно.  Но уже вряд ли она узнает, насколько стало мне стыдно, когда она громко сказала: «Подорожный, вот от вас я такого не ожидала».

Если бы ожидала, то не так и стыдно бы было. В тот момент казалось, что провалюсь сквозь землю. И особо отмечу, что после этого прискорбного эпизода она больше никогда со мной не разговаривала. Даже здороваться брезговала. И была права. И я не имею по этому поводу никаких претензий к Ирине. Шутки в сторону. Стыдно стало не за то, что попался. А за то, что взял. И это стало уроком на будущее.


              Но такими комплексами страдают, к счастью, единицы. Не принимаю во внимание  несовременных жителей Запада, которые порой доходят до того, что несут в полицию найденные кошельки с деньгами. Но и здесь их количество, под воздействием свежей эмигрантской среды, заметно поубавилось. Однако не скрою, что приятно поразил меня неизвестный абориген, который отдал в регистратуру клиники утерянный мною мобильник.

Я чуть было не рухнул на пол от удивления. Строгая дама в регистратуре потребовала доказательств, что агрегат мой. Я начал что-то вякать на своём, т.н. немецком языке. Дама окинула меня понимающим взглядом и торжественно вручила мне потерю. И при всём при том, отмечу, что не все наши люди  поражены инстинктом стяжательства.

 В мою таксистскую бытность произошло два эпизода, о которых долго говорили в таксопарке. Однажды славные инкассаторы забыли в такси, которое обслуживало их, сумку с деньгами. В течение дня они собирали эти деньги в магазинах, а к вечеру завозили в банк по  улице Институтской. Выгрузив сумки, они отпустили машину на свободу.  Таксист,  вернувшись в гараж, к своему удивлению обнаружил возле заднего сидения торбу с наличными. Опломбированную.


 Видимо, в темноте не разглядели. Некоторые, самые боевые коллеги, посоветовали скрыть факт подвернувшейся  удачи. «Скажешь, что ничего не знаешь, ничего не видел, - советовал один, - заехал, помыл машину и додому пошёл». Однако таксист не поддался искушению, хотя оно угнетало, и  отнёс сумку в диспетчерскую. Там уже бурлил «Девичий переполох».

 Диспетчерши хватались за пузырьки с валидолом, куда-то звонили. Кончилась эпопея со сверхчестным водителем, как и ожидали отъявленные скептики. Дабы компенсировать свои страдания по поводу ЧП, начальство, в итоге, подвесило ему выговорок за то, что …не проверил салон ещё в банке. А может, и правильно?


               А второй эпизод был весьма схожим с предыдущим. Пожилая американская чета по своей западной рассеянности оставила у нашего таксёра кейс. С довольно приличной суммой долларов и документами. Что с них, американцев-ротозеев, возьмёшь? Водитель, обнаружив пропажу, открыл кейс, рассмотрел содержимое, захлопнул крышку и немедленно  поехал в автопарк сдавать находку.

Там тоже начались страдания. Звонок из милиции всполошил коллектив диспетчеров. Приехавшую на огонёк семейную пару, приютившуюся на стульях, отпаивали чем-то остро пахнувшим. Всё закончилось благополучно. Деньги были вручены обратно, пересчитаны и унесены расчувствовавшимися супругами.

 Вроде, что-то отстегнуть пытались, но наше начальство с криками о всеобщей честности советских таксистов им отказало в этом благородном порыве. Таксист промолчал. Что он думал в этот момент о начальстве, американцах, из-за которых напрасно потерял время и сделал лишние, неоплаченные километры, известно ему одному. Но вряд ли положительное.

А когда он выехал снова на работу, то у него ко всему начались настоящие страдания. Оказалось, что рассеянная чета, забыв «бабки»,  номер машины всё-таки запомнила. И сообщила милиции. Приказ об отлове данного такси был спущен всем гаишникам города. А вот команду «отбой» дать как-то запамятовали. Перебьётся "честный и благородный". В другой раз умнее будет.

 И беднягу, буквально, через одного тормозили представители госавтоинспекции. Он, к своему несчастью, не сделал отметку в путевом листе о возврате денег. Приходилось что-то объяснять, доказывать. Вот уж воистину: не стыдно брать. Стыдно ловиться на этом. В любом случае, кроме неприятностей, больше ничего не увидишь. 
               
      Ян   Подорожный.                27.02.-01.03.09.                Любек.