Ехать то было недалеко. Но темь, что ни зги, и ветер растопыривает берёзовую крышу лесополосы вдоль дороги и ухает филин, не предупреждая. Всего то ничего, но стрёмно и не всегда по душе. Околица родного села, чёрное кладбище о левую сторону, мост, где убили когда–то Гридинского барина, околица её деревни. Три километра на велосипеде или пешком, как получится, и ему восемнадцать лет по весне приключилось. Осенью – в декабре шагом марш в Советскую Армию.
В своём то селе девчонок, что ли нет? В соседнем нашёл. А она вся из себя ласковая, красивая и тёплая. Но и в родном селе такие имеются, может даже теплее и ласковее, плюс расстояние. Или минус? Сердцу, однако, не прикажешь, особенно если ему восемнадцать, сердцу то, с небольшим хвостиком. Велосипед дребезжит передней втулкой, но его колёса исправно поедают медленное расстояние.
Сегодня темно и дождливо. Впереди же ни зги, ни светлячка, ни прогалины на небе для луны. А в клубе теперь тепло и светло. После кино танцы, после танцев разойдутся все парами. На мост, к речке. Вот оно кладбище о левую сторону, темь, а в углу, за оградой, костёр искры вверх подбрасывает. Страшно и быстрее проскочить, но впереди камень – валун притаился, от страха забылся. Удар, скрежет и рама велосипедная пополам. А в костёр кто-то прошлогоднего хвороста подкинул, и сноп огня выше кладбищенских дубочков и кошка завизжала. Будто кто её за благородный хвост приласкал. Туда ведь не доехал, а ещё назад.
Транспорт в кювет бросил и до самого моста бегом. А уж дальше словно вдвоём, вместе с Гридинским барином. Душа у того старенькая, запыхивается быстро, подкашливает её. Разбойники под гнилым мостом верно посмеиваются, им то что? Их много, а тут один.
Слава Богу, дошёл. Вот её калитка и свет в окошках. Вышла:
- Ты мой хороший! Страшно поди в темноте то?
- Неет – басит он. – Велик сломал. Об камень влетел и через руль юзом.
А она как комочек мягкий, обняла и в ухо шепчет:
- Ничего не ушиб?
- Да ты что? – распрямил грудь он. – Я сгруппировался.
Она улыбается загадочно и рукой в шевелюру его длинную забралась, ворожит там. Ему заурчать хочется и забыл уже дорогу сюда и про оборотную не помнит. Что ему потом. Сейчас то ласково и неповторимо. Луна со стороны райцентра приоткрылась, светло стало, уютно. Кто-то из закоулка вышел, встал сомневаясь, куда дальше? У кого-то в транзисторе пел
Хиль про глаза напротив.
- Идём в клуб – позвала она.
А ему то в кино не хочется, там народу полный зал, смотрят все внимательно. Кто и не очень рад, парням местным девчонок не хватает, аж двух. Вот и оборачиваются недовольно, мол, чего тебе тут, шёл бы, да поторопился. А парни тутошние все как на подбор кулакастые. В родном селе хоть тоже и пудовые, но явно поменьше будут. Пока обходилось ему, да и дорогу не заказывали, что б забыл.
Тот из проулка постоял – постоял без движения, и вдруг их стало двое. О чём-то шепчутся, в их сторону поглядывают. У второго в руке чтой то длинное и тонкое. По всему видно кол. Собака на том конце улицы тявкнула и затихла, видно посчитала свой долг пред хозяевами исполненным. У соседей в хлеву хрюкали поросята, да нервно покрикивал на сонных куриц краснощёкий петух.
- Ой, мамочки мои – враз поняла она. – Это же Васька Петрунин, я с ним раньше пошутила два вечера подряд, а он всерьёз принял. Сейчас к тебе придираться будут.
- Не будут – вздрогнул он. – Мы же их не трогаем.
- Сенька, а давай спрячемся – не унималась она. – Боюсь я.
- Да нууу!
Те двое тоже продолжали совещание. Явно не решались они, да и серьёзной зацепки не было. В те давнишние времена ребята правильные были, если уж бить то за дело, а за просто так свои же потом шкуру спустят. Или штаны, напихают туда жгучей крапивы и снова наденут. Можно так острекаться, что и до свадьбы не заживёт.
Посвечивая фарами прошмыгнул мимо автобус с железнодорожной станции. Кто-то далёкий шёл с остановки и пел про остров невезения. Весело пел.
- У соседки муж милиционер, только он сегодня пьяный, я видела – дрожала она, тщетно пытаясь остановиться.
- Давай не бойся – пробасил он, обнимая за плечи это тёплое дрожание и стараясь унять её испуг.
Вдруг из закоулка смеясь о чём то и поднимая ногами пыль проявились женские фигуры. Приостановились на полпути, принудительно замолчали. Но интересно посмотрели на пару ребят с колом и одна звонко так закричала:
- Любка, твоего чо ли бить хотят?
- А кого же?
Тогда кровь с молоком справные доярки (а это они возвращались с вечерней дойки), выкатив колесом каждая по две молочные груди, наступили на готовых спасти головы бегством, воинствующих пацанов. Уже стыдливо и незаметно несколько махоньких шажочков сделали те в сторону нужного отступления.
- А ну брось кол сейчас же – скомандовала одна, и обладатель оного тут же зашвырнул его в пахучую куртину полыни.
- Это ж ты, Васька! – узнала тут другая. – Всё отцу расскажу, он как раз вчерась новый ремень купил, вот и обновит.
- Не надо – загрустил Петрунин. – Мы пошутить хотели.
- Шутники, двое на одного, да с деревяшкой! – подытожила третья.
Стало тихо, да так, что тот далёкий с остановки, пришёл уже близко и начал свою песню заново, в четвёртый раз. Других что ли текстов не знал? Или забыл меломановской своей памятью.
- Весь покрытый зеленью…
И хихикнув, сам с собой степенно рассудил:
- Долларами что ли?
- Это ж Венька, братан мой – догадался Семён, - из города на практику едет. Теперь трактор ему дадут, со станции минеральные удобрения возить. Без них кукуруза не растёт. А так два початка даёт.
- А что пешком то приехал? – окончательно успокоилась она.
- Вы меня, мадам, спрашиваете? – поравнялся с ними пешеходный прохожий, узнавая брата. – Эх, ребята! В автобусе мужики местные матом при женщинах ругаются. Я личное замечание сделал, а они втроём меня в заднюю дверь выставили. И поплевали. Теперь иду оплеванный, песню пою.
- А на меня тут с колом выдвигались – доложил младший. – Двое.
- Пошли! – взъерепенился Вениамин. – Наших бьют. Сейчас мы им пятаки поправим на обратную сторону. Только Вы девушка домой ступайте и
там переждите до утра. В тылу фронтовых событий.
- Люба её зовут – представил Сёмка.
- Очень приятно – глубокомысленно вздохнул брат.
- Нечего с дураками связываться, они после этого не успокоятся пять лет, а ему в Армию – указала пальцем она. – А мне ждать.
- Тогда ой! – согласился депортированный из автобуса брат. – Я продолжу движение в сторону дома, а ты Венька закругляйся тут с делами и догоняй.
- Иди-иди я попозже, мимо кладбища ступай осторожнее, не напугай кого. Или что б тебя не напугали.
- Понял.
А она снова превратилась в комочек мягкий и тёплый, ворожит рукой везде, где ей хочется, будто колдунья. На соседнем аэродроме гражданской авиации запустили красную ракету, стало видно как днём. И удаляющегося брата, и пыль под колёсами чуть больше спичечного коробка грузового автомобиля, и неугомонную Луну в оспинах кратеров. Летняя ночь коротка, но оттого лишь не менее загадочна, чем зимняя. Когда в сугробах тридцатиградусных морозов искрится под ногами ослепительно белый снег и огромная сизая туча несёт добавку в мохнатых охапках. Когда несёшься с горы в розвальнях угнанных от правления колхоза, и не отстающая стужа хватает тебя за нос ледяными варежками. А пока лето…
- Пойдём в наш дом, там посидим – пробасил Сенька. – Покурю я.
- Закури – разрешила она, но не отстранилась.
Сразу за её деревенским домом строился новый, из новомодных шлакобетонных кирпичей – каменьев, в три этажа. Всё есть: стены, перегородки, лестницы, крыша. Окна ещё не вставлены, но ведь дождь не льёт и огонька сигареты не видно. У них и уголок свой есть, насиженный.
Только поднялись по темени лестницы на второй этаж, только сели на сиденье из кирпича, только забрался он ей за пазуху, потрогать невзначай почти игрушечную грудь, закашлялся кто-то. Слышно поднимается вверх и сворачивает к ним, на второй этаж. Идёт, громыхая сапогами, что-то бормоча под нос нелицеприятное.
Который уже раз за сегодня испугалась она. А мужик, не сворачивая бредёт дальше. Вот остановился у соседней квартиры. Молчит. Молчат и они, скукожившись. Вот его тень ушла мимо, не остановившись, постепенно
затихая удаляясь.
- Что же нас теперь все пугают то нынче – к ней первой вернулся дар речи. – Как сговорились.
- Выходи за меня замуж – в который раз предлагает Сеня. – Будем дома телевизор смотреть, кошку гладить.
- Ага, ты в Армию уйдёшь, а я сиди у окошка жди, да ещё даст Бог ребёночка. Вернёшься, а он большой, ходит уже и конфеты молочными зубами жуёт. Тебе поди плохо? Солдат спит, а жизнь продолжается и служба идёт.
- Всегда ты такая, говорю распишемся, а нет.
- На заборе что ли?
- На заборе! – обижается Семён. – Домой я пойду, велик ещё своруют, ко всему прочему. Тебе до дома десять шагов, а мне десять тысяч. Есть разница?
- Завтра придёшь?
- Не знаю! – всё ещё обижен он. А она уже опять гладит его по голове и молчит загадочно. И рассвет, чуть-чуть заметный за частоколом лесопосадки, прибирает к рукам задремавшую темь, теряя по дороге ночные звёздочки.
Назад торопиться ещё хуже, чем сюда. От неё же, а не к ней. И потом кладбище тогда сначала проскакиваешь и бандитский мост, теперь же всё напоследок. Живот внутренне подбирается, загоревавший от недостатка пищи, напоминает о себе посасыванием под ложечкой. Но он идёт и не догадывается, что догоняет его сзади расхлябанный ЗИСок, с одной фарой и треснувшим пополам лобовым стеклом. Уже у самого моста догнал и высунувшийся из кабины водитель заорал:
- Эй, пацан, как мне в Хохловку то проехать, ни хрена не видно.
- За мостом налево сворачивай – вздрогнул Семён. – Просёлок там, колдыбастый, яма на яме.
- Прорвёмся – убрался за руль тот. – Спасибочко.
Газанул синем выхлопом и скрипя кузовом попрыгал дальше. Но Сенька заметил, не свернул за мостом, а проследовал прямо. Летней ночью много загадочного в этом мире. Бандитскую засаду он перебежал и уже скоро
кладбище по правую сторону. Светает и угольно – чёрная кошка сытно расположилась на самом загривке скорбной кладбищенской ограды, с интересом разглядывая его.
- Мяу! – громко сказала она и оскалила в улыбке редкие зубы.
- Брысь! – на бегу откликнулся Сенька. – Сидишь тут!
Утром мать долго будила его на работу. А он спал, сбросив на пол одеяло и досматривая мимолётный сон про то как он забыл прихватить назад искорёженный велосипед. Теперь его уже пионеры на металлолом прибрали. С рассвета шастает ведь летучий отряд по полям – огородам. Один раз от колхоза сеялку умыкнули, председатель у райцентра на «Козле» догнал.
- Своих что ли девок нет? – шепчет озабоченная мать.
А сын спит себе, счастливый…
Москва. 2017г.