Артист

Леонора Пугачевская
В тот год я впервые проводила каникулы в Костроме. Папа наконец-то достроил дорогу на Колыме и теперь, после очень короткого пребывания в Москве (тогда я познакомилась с ним), получил новое назначение-обустроить волжский город Кострому. Такую очередную легенду придумали для меня родные, скрывавшие, что папа был осуждён, как враг народа, и провел в лагере возле Магадана 10 лет, а по возвращении не имел права жить в столице. Но я не задумывалась, почему для него не нашлось дела в Москве, хотя бы в нашем районе, (вон сколько старых деревянных домов в том же Щемиловском или в Косом переулках-сноси да строй); почему он прячется от соседки Фроси, о которой во дворе шептались, что она «стучит»; почему он не хочет гулять со мной в моём любимом Александровском саду возле Кремля. Все байки взрослых я принимала на веру.

В Костроме папе выделили комнату в бараке на Первомайской улице, идущей вдоль волжского берега. Вход в нашу комнату и в соседскую, в которой жила с отцом моя однолетка Аля, был с торца, и мама считала наш отсек вместе с крылечком и сенями почти отдельной квартирой.
Мама устроилась на работу в контору «Кострома-лес» с головной организацией в Москве, что позволяло ей жить «на два дома», «разрываясь» между мной и папой. 
Родители с утра уходили на работу, а я вместе с остальными детьми нашего барака проводила время на Волге. Большой компанией девчонок и ребят мы сбегали к реке, забитой с нашей стороны плотами, сплавлявшимися откуда-то с верховья Волги. Выбрав для купанья подходящее «оконце» (плоты не плотно прилегали друг к другу), мы устраивали «пляж» на целый день.
Я подружилась с одноклассницей Али-Леночкой Лесковской.
Леночка появлялась утром с сумкой, содержимое которой не менялось-купальник, переделанный из мужской майки, полотенце, растрёпанная книга «Водители фрегатов» и завтрак-хлеб, яблоко, иногда пирог из тёмной муки с ягодами (очень вкусный). Леночка жила на улице Козуева, далеко от Волги, и не могла забегать домой с «пляжа», как мы с Алей. Зато её большая семья владела своим частным домом.
Именно от Леночки я впервые услышала о необыкновенном артисте местного драматического театра- Василии Семёновиче Большакове.
-Пока была жива бабушка, мы с ней и с Ириной не пропускали ни одного спектакля с его участием,-рассказывала Леночка.
-Бабушка говорила, что он играет «бесподобно», как великие...-
и Леночка сыпала фамилиями великих артистов бабушкиной молодости, чью живую, яркую игру напомнинала ей игра Большакова. 
 -Бабушка жила недалеко от Александринского театра в Петербурге и была заядлой театралкой,-продолжала Леночка:
 -Это я родилась в Костроме, а раньше наша семья жила в Ленинграде, и сёстры там родились, и Люда и несчастная Ира.
Я узнала, что Ира старше Леночки на 10 лет, и в войну у неё погиб жених-поэтому она «несчастная», а Людмила-ещё старше Ирины, «живёт своей жизнью» с мужем и двумя детьми; узнала, что бабушка умерла в прошлом году, а Ленина мама не может справиться со своими «расстрёпанными» нервами, и поэтому Леночка предпочитает не проводить время дома, правда, ей влетает ото всех за то, что она не помогает по хозяйству и мало занимается музыкой.

Погода испортилась, похолодало. Леночка предложила мне пойти к ней в гости, и, кстати:
-Я выучила «Март» из альбома «Времена года» Чайковского.  Послушаешь, что получилось.
Леночка жила далеко-мы быстро шли, а, завидя группку мальчишек шпанистого вида, пускались бежать; наконец, добрались до улицы Козуева- пыльной, с рядом деревянных домов за заборами.
Людмила Андреевна (мама Лены)  оказалась крупной женщиной, мне показалось, очень пожилой. Она встретила нас радушно, обрадовалась, что Лена собирается играть-«а то совсем музыку забросила».
-Как же здорово так играть, как Лена-думала я, слушая «Март».
Потом мы пили чай с клубникой, и опять Лена заговорила о театре:
-Жаль, что он сейчас на гастролях. Вот приедешь на зимние каникулы и тогда посмотришь, как наш театр ставит пьесы Островского, не хуже, чем ваш Малый. А как играют Витковская и Витко (актрисы-мать и дочь), а Большаков! Гениально!
Людмила Андреевна принесла пачку старых открыток с портретами артистов «императорских театров»: Южина, Михаила Садовского, Правдина, Горева, Николая Яковлева, Константина Варламова и других, тех, кто «жил на сцене», «душой играл».
Понятно, почему Лена так бойко перечисляла имена актёров бабушкиной молодости.
Я рассматривала фотографии- благородные лица, гордые позы.
-Это коллекция нашей бабушки.
-А вот смотри-Николай Радин. Слыхала про такого? Нет?
- О, это был знаменитый актёр-сын Мариуса Петипа.
-Про Петипа я знаю.Знаменитый постановщик балетов, приехавший в Россию из Парижа в 19 веке. Про него написано в книге о детстве Галины Улановой. У меня есть.
Леночка меня поправила:
-Балетмейстер Петипа- дедушка Радина, а отцом был драматический актёр, Мариус Мариусович. Представляешь, какая династия!
-Так вот, бабушка говорила, что игра нашего Большакова напоминает ей игру Николая Радина.
 
В театр я попала зимой. Вместе с Леной и её старшей сестрой Ириной мы пришли на дневной спектакль-шла «Гроза».
Открылась сцена, и я всё узнала. Всё знакомо-вид на Волгу совсем как из нашего барака- вон и рощица за рекой видна. Подружки-Катерина и Варвара не хотят итти домой (там Варина мама кричит и ругается, видно, у неё тоже нервы расшатаны). А когда мы сбегали к берегу, к нашим плотам, мы расставляли руки и воображали, что летим, и птицами будем парить над рекой, как Катерина мечтала.
Захваченная всем, что происходит с Катериной, я негодовала на Дикого, разлучившего влюблённых, уславшего племянника из города.
На вопрос Ирины, как мне понравился Дикой, ответила:
-Совсем не понравился, очень противный тип. И невежественный. Что он там говорил про «елестричество»? И жадина. И грубый. Как он может нравиться?
Ира засмеялась:
-Я рада, что ты так хорошо поняла его характер. Это значит Большаков отлично сыграл Дикого.
- Так его Большаков играл? Он такой страшный?
-В жизни он совсем другой. Посмотри на его портрет в фойе-видишь, какое хорошее доброе лицо. Но как настоящий актёр, он может жить на сцене жизнью своего героя и вести себя,  и чувствовать, как тот, кого он хочет показать зрителю.
Потом я видела много спектаклей с участием Большакова, но первый особенно запомнился. Ирины объяснения тоже.

Ирина совсем не походила на Леночку. Высокая, с темноволосой головкой на длинной шее, большими зелёными глазами под дугами чернющих бровей, тонкими чертами лица и матово- белой кожей-она была настоящей красавицей. Леночка вздыхала:
-Только Ира в папу пошла- она на него похожа, а мы с Людмилой на маму-белобрысые, толстощёкие, и глаз не видно.
Леночка преувеличивала, она была очень симпатичной девочкой, но с сестрой, конечно, никакого сравнения.

Здание театра находилось в самом начале улицы Луначарского, рядом с библиотекой и краеведческим музеем. А заканчивалась улица двухэтажными деревянными домами, баней и Сенным рынком.
Здесь, в самом конце улицы, в старом доме, соседнем с баней, жил Ирин кумир-Василий Семёнович Большаков. О нём ходили слухи, как о нелюдиме, одиноком, замкнутом человеке, не признающем никаких поклонниц. Ира, однако, надеялась встретить его, может быть, заговорить, поэтому улица Луначарского, красивая только в начале, была любимым местом Ириных прогулок. Знакомство так и не состоялось.

Прошло шесть лет. Я за это время успела стать первокурсницей  московского инженерно-строительного института, а папа построить в
Костроме набережную и целый ряд домов по Советской улице, идущей от вокзала к «Сковородке»(так костромичи называли площадь в центре города перед зданием облисполкома). Папу ценили и в одном из новых домов дали комнату в двухкомнатной квартире. А соседом его оказался награждённый званием заслуженного артиста республики-Василий Семёнович Большаков.
Соседи не мешали друг другу: из-за несовпадения часов работы и отдыха они в течение недели почти не виделись; только по выходным вместе чаёвничали на кухне, приятно беседовали.

Я приехала к родителям на зимние каникулы и с удовольствием проводила время дома, наслаждаясь ванной (в московской квартире мы только мечтали о таком удобстве).
Решено было отпраздновать мой  приезд, а заодно и новоселье.  Я пригласила Леночку и Ирину. Леночке я сказала, кто оказался нашим соседом, а Ирину мы решили удивить и понаблюдать, как она, наконец-то, познакомится с Большаковым.
«Гвоздём программы будет гусь»-так решила мама.
Девочки притащили много яблок со своей антоновки, и гусь, начинённый антоновкой, превзошёл ожидания. А ещё были мамины «фирменные» пирожки с капустой, всякие соленья-капуста, грибочки, огурчики под водочку. Её в старинном штофе с надписью «выпей да посиди, а покажется скучно, то вон поди» поставил на стол Василий Семёнович.
Мы очень веселились, читая надпись. 
Ира не сводила глаз с нашего соседа, а он ухаживал за ней и называл Снегурочкой. Такое впечатление она произвела на него своей мраморной бледностью и строгим, обманчиво-холодным видом.
Мы завели патефон, и Василий Семёнович открыл танцы, пригласив Ирину на тур вальса; танцевали танго, фокстроты и вальс-бостон, а папа станцевал лезгинку, взяв в зубы самый большой кухонный нож.. Потом играли в шарады; пели хором, соло (Василий Семёнович) и дуэтом- на два голоса (Леночка и Ира). Завершил праздник чай со сладким «хворостом» и клубничным вареньем  (подарок Людмилы Андреевны). Новоселье замечательно удалось.

У моей мамы было удивительное свойство: едва знакомые люди начинали рассказывать ей про свою жизнь, как-бы исповедоваться. Она сочувственно слушала, не перебивая и не судя.
Вот и Василия Семёновича она смогла разговорить. Он рассказал, что детство и юность провёл в Кологриве, с самых ранних лет участвовал в школьном драматическом кружке; играл в местном театре, организованном Ефимом Васильевичем Честняковым, художником и режиссёром и, вообще, известным просветителем-учеником самого Репина. По рекомендации Честнякова Василий Семёнович переехал в Кострому. Он признался, что «одержим театром». Для него там была реальная жизнь: на сцене он любил, страдал, богател и разорялся, переживал предательство, банкротство, измену, узнавал цену друзьям, разоблачал, обманывал и доводил до самоубийства... Сегодня Жадов, завтра Паратов- он переиграл все главные роли в пьесах Островского, идущих на сцене. Вне сцены-он жил «как во сне», даже война не вывела его из этого состояния-да, играл в прифронтовых госпиталях, иногда на передовой, но опасности не ощущал, страха не испытывал, полностью погруженный в мир своих героев. После войны продолжал жить машинально, по заведенному давным-давно порядку: вёл несложное холостяцкое хозяйство, в гости не ходил, к себе не приглашал. Да и приглашать было некуда-комнатка, выделенная театром ещё до войны, требовала ремонта.

Встреча с Ириной изменила его взгляд на жизнь вне стен театра- казавшаяся прежде обыденно-тусклой, она заиграла яркими красками, «будто май наступил». Ему захотелось согреть и наполнить любовью холодное сердце Ирины-Снегурочки.
Мама уверила Василия Семёновича, что ему это удастся, и они с Ириной будут счастливы.

Перед самым отъездом моих родителей в Москву (папу реабилитировали, признав через 18 лет, что он ни в чём не виноват), мы всей семьёй отправились в театр. Наш сосед должен был играть Лыняева в «Волках и овцах» Островского.
Как всегда, он замечательно перевоплотился в довольного собой, своим холостяцким положением, уважаемого в округе барина, помещика, мирового судью. Располневший, философствующий герой всех делит на волков и овец, разоблачает мошенников, спасает от разорения «овцу» Купавину. Но что это? Я видела этот спектакль несколько лет назад. Тогда Лыняев досадовал, что попался в сети Глафиры и вынужден жениться против воли, а теперь он играет влюблённого в Глафиру, но не смеющего в этом признаться даже самому себе, старого холостяка. Он огорчается, когда узнаёт об отъезде Глафиры, он с радостью сообщает, что женится, когда их с Глафирой застают обнимающимися.  И всем видом новый Лыняев показывает, что рад находиться под каблучком у невесты.
Я спросила:
- Ему понравилось быть овцой, разве так по пьесе?
Папа обстоятельно, как всегда, стал объяснять:
-Это другая трактовка образа, тоже логически возможная. Вспомним, как он говорит Глафире, что её план обольщения может пройти, если она будет обольщать влюблённого.
А мама пропела:
-Любовь, любовь...

Уже в Москве мы узнали, что Василий Семёнович и Ирина стали мужем и женой.