Он заметил её на перроне, такую женщину невозможно пропустить. Она, как будто хотела понравиться именно ему, специально для него, каким-то таинственным образом выделяясь из общей массы. То ли умением держать себя, то ли фигурой, под дорогой и модной одеждой. Эти жесты, привлекающие внимание, когда поправляют волосы, теребят край лёгкого шарфа. Было в ней, что-то такое неуловимо знакомое, как будто перед ним появился персонаж из давно забытого сна.
Сесть в один вагон не составило труда, время дачного сезона уже умерло, и народ в этом направлении почти не двигался. Расположившись в соседнем купе, мужчина вытащил из сумки журнал с кроссвордами и авторучку. Немного скосив взгляд, он заметил, что женщина достала из сумочки книгу в зелёной обложке и погрузилась в чтение.
На вид ей было слегка за тридцать, худощава, мраморная кожа запястий, ухоженные руки, хорошо одета. Бледное лицо слегка вытянуто, правильные черты, сочные губы. Она была из тех женщин, которых худоба совсем не портит, но лишь добавляет незащищённости и очарования. Прочитав несколько страниц, она отложила книгу и стала смотреть на осенний лес за окном, на черную, раскисшую от дождей дорогу, бегущую вдоль железнодорожного полотна.
Мужчина написал что-то в свой журнал, и вдруг, ни к кому не обращаясь произнёс :
- Нетрадиционные, эстетические инновации в искусстве, разрушающие границы принятых норм, восемь букв, последняя «д».
- Авангард, - ненадолго задумавшись, ответила женщина.
- Подходит, - повернув голову, улыбнулся мужчина и тут же продолжил, – тогда ещё вопрос, если позволите?
- Позволю, - и улыбнулась в ответ.
- Ингредиент из молотого миндаля. Используют в кулинарии для начинок и украшения тортов, пирожных, кексов. Семь букв, третья «а», шестая «н». Вы наверняка должны в этом разбираться.
- Не знаю, - немного подумав, ответила женщина, - я не очень люблю готовить, а сладкое вообще не ем. Странно, да? И опять улыбнулась.
- Ну почему же, - хотел возразить мужчина, но тут же смутился и продолжил, - хотя, наверное, вы правы, женский пол любит всякие тортики да шоколадки, - и помолчав, спросил, - что читаете, если не секрет?
- Белую гвардию, Булгакова.
- Простите, не читал. Интересно?
- «Дни Турбиных», есть такой фильм, может смотрели?
- Вы знаете - да! Совсем недавно повторяли по телевизору, - оживился мужчина.
- Это и есть Белая гвардия, в некотором роде.
Лёгкую беседу о произведениях классика прервал голос из хрипящего динамика, который, заикаясь, объявил следующую остановку. Мужчина ухмыльнулся и сказал:
- Если не знаешь, ни за что не поймёшь, что они говорят. Вам не кажется, что у них неизвестное науке наречие или вообще какой-то свой язык?
- То же самое можно сказать о людях, которые пишут рецепты. Наверняка они из одной компании.
Оба улыбнулись.
- С вашего разрешения, я пересяду поближе, купе всё равно свободно, - спросил мужчина.
- Пожалуйста, только мне выходить через одну.
- Так и мне тоже.
- Вы на дачу? Вроде осень уже.
- Нет, по делам.
- Неужели в детский дом?
- Да. Вам туда же?
- Туда же. А давайте пойдём пешком? Вдвоём дорога короче, да и прогуляться полезно.
- Может лучше автобусом? В лесу сейчас сыро.
- Нет, нет, хочу подышать, пусть сыро, пусть грязно, зато воздух.
- Пожалуй, что и я с вами пройдусь, за компанию, - сказал мужчина.
Между ними возникала какая-то едва уловимая связь, эти взгляды, жесты, улыбки, всё говорило о том, что познакомились они недавно, но продолжали нравиться друг другу.
- Простите мою назойливость, а вы туда по какому вопросу, - спросила женщина.
- По личному, долгая история. А вы?
- Тоже по личному. Скажем так, навестить знакомых людей. Стала бывать там последние полгода.
- То-то думаю лицо мне ваше знакомо, я ведь туда часто мотаюсь. А хотите бутерброд, - мужчина похлопал по коричневой, заплечной сумке. У меня и чай есть, правда без сахара.
- Нет, что вы, спасибо. Да и пора уже, следующая наша, - и они засобирались на выход.
В тамбур, кроме них, вышла только женщина в возрасте, с мальчиком лет пяти, видимо бабушка везла внука в гости. На сырой платформе, стоял пожилой мужчина, как оказалось, встречал внука. Мужчина и женщина прошли мимо обнимающихся родственников, спустились по ступенькам вниз и направились по короткой, лесной дороге в детский дом.
- Заметьте, осенний лес даже пахнет по-другому. Простите, не знаю вашего имени.
- Иван. Илюшин Иван Сергеевич.
- Вера. Можно без отчества и на «ты», женщина склонила голову набок и улыбнулась.
- А давайте тогда чайку, на брудершафт? Как раз вон и место подходящее, смотрите.
Справа раскинулась небольшая полянка с поваленной сосной, которую можно было использовать вместо лавочки. Они удобно расположились и мило болтали ни о чём.
- Заботливая у вас супруга, Иван. Вон как снабдила, и чай такой вкусный, ароматный.
- Нет у нас супруги, к сожалению. Поэтому и чай сам завариваю, и бутерброды тоже сам, как и всё остальное. Помолчав добавил : - вдовец я, - и вытирая салфеткой руки посмотрел на спутницу.
- Соболезную, простите.
- Скоро шесть лет будет, отболело почти.
- А почему «у нас»?
- Дочь у меня осталась, Светка.
- Я и выпил-то немного совсем, - вдруг отвернувшись, заговорил мужчина, - самое удивительное, что я вообще редко употребляю. Жарко, перепутал бокалы и хватил стакан вина вместо сока. Торжество у нас было в кафе в тот день, всем отделом провожали сотрудника на пенсию, вот мы с супругой и задержались немного. Свету бабушка из садика забрала, домой спешили.
Мужчина опустил голову и продолжил, - откуда они взялись на том перекрёстке, я до сих пор не понимаю. Как чёрт из табакерки, двое на мотоцикле, подростки ещё, парень и девушка. Прямо в правую сторону, на огромной скорости. Мне потом фотографии показывали, автомобиль в клочья, от мотоцикла вообще ничего не осталось. Удар был страшной силы. Ребята, оба, насмерть сразу. Алёнка, жена моя, уже в больнице, так и ушла не приходя в сознание. Мне повезло меньше, выжил. Подлечили, потом следствие, суд, тюрьма. И не важно, кто виноват, экспертиза показала, что я был пьян. Пять лет, из них три года поселений. Бабушка вскоре умерла, Светку в детдом определили. На свободу вышел - семьи нет, друзей тоже почти не осталось. Пока с жильём разобрался, на работу устроился. Езжу вот сейчас, документы, справки, дочь надо домой забирать. Думаю, что последний раз сегодня.
Иван вздохнул, встал, отошёл немного и спросил: - ну так что, Вера, пойдёмте? Ждёт человечек. Не знаю как вы, а нам надо успеть сегодня вернуться в город.
Вера сидела отвернувшись, было видно, что едва сдерживает слёзы. Она запрокинула голову, посмотрела в серое небо и сказала:
- Знаешь, как я сходила с ума? Рассказать? Мне жить не хотелось. Меня с кладбища сторожа каждый вечер выгоняли. Муж сбежал, - она криво усмехнулась и продолжила - с сумасшедшими трудно найти общий язык.
Отравиться решила, думала, вот выпью и отмучилась. Прямо там, на могилке, съела упаковку снотворного и легла. Не дали умереть, добрые люди, вызвали «скорую». Потом, уже в больнице, очухалась и хотела удавиться, опять спасли. И тогда я подумала, если не хочет меня Бог к себе забирать, то должна я сделать что-то ещё. Долги вернуть, дела закончить, совершить что-то важное. Мне вдруг показалось, что если тебя убить, то мои мученья закончатся. Эта мысль, эта сверлящая голову идея мести, не покидала меня и помогала жить. Её тоже Светой звали. Тринадцать лет, ты понимаешь? Ей было всего тринадцать лет, десять месяцев и пять дней!
Иван наконец-то вспомнил этот безумный взгляд. Он видел его в зале суда у какой-то умалишённой и косматой бабушки, которую вскоре после начала слушания вывели из зала. Не может быть, что бы та больная старуха и эта женщина были одним и тем же человеком, но в какой-то миг, он вдруг понял, что это именно так и есть.
Мужчина сделал пару шагов к Вере и опустился на колени. Они некоторое время молча смотрели глаза в глаза.
- Я даже на поселение к тебе приезжала, но подойти так и не смогла. А потом узнала, что у тебя есть дочь. Долго искала, и, знаешь, нашла. Сначала ездила редко, смотрела издалека, но поняла, что долго так продолжаться не может. Я очень, очень к ней привязалась.
Женщина и мужчина ещё долгое время говорили о чём-то, даже плакали, положив головы на плечи друг другу.
На вечернем, освещённом перроне, держась за руки, стояли трое. Высокий мужчина с коричневой заплечной сумкой и женщина, в тёмно-синем плаще. Посередине егозила худенькая девчушка, лет восьми, в сером пальтишке и старательно выговаривая «р», весело щебетала:
- Я же тебе говоррила, что ко мне мама прриходила, я же говоррила, а ты не веррил…