В сказочном мире востока середины хх века
По завершении учебы в вузе мне предложили поработать в экспедиции. Ну, не сидеть же молодому инженеру за кульманом. Что нужно пытливому парню, избегающему скукотищи проектной работы. Конечно, экспедиция! И куда! В Среднюю Азию, экзотика которой ассоциировалась у меня с «Тысяча и одной ночью», Шахерезадой и кинофильмом 1950-х «Багдадский вор».
Отстояв несколько часов в очереди за билетами на поезд дальнего следования, мы трое новоиспечённых инженеров-приятелей, подойдя к окошку кассы Казанского вокзала узнали, что билетов в Ленинабад на выбранный поезд и день отъезда уже нет. Заранее получить какие-либо сведения о наличии билетов, меняющиеся каждую минуту, тогда не представлялось возможным. Согласились на предложенный поезд.
Не буду читателя утомлять сведениями о нашей гидростроительной работе. Расскажу о той жизни людей Таджикской и Узбекской республик полувековой давности, об их нравах и обычаях, во всём отличающихся от московских. Всё то кануло в Лету, как и облик их городов. Только теперь, спустя полвека видишь, как всё изменилось.
Жаль, что «проза.ру» не приемлет фото, которые у меня в своем множестве ярко отражают ту жизнь.
* * *
Трое суток в дороге при нарастающей жаре и отсутствии вентиляции в вагоне. и, наконец, вот он -- областной центр Таджикистана на реке Сыр-Дарья, нынешний Худжанд. Первое, что показалось дискомфортным и непривычным, это жара. Ежедневно 38-40 градусов в тени, были дни—до 45. Все лето до октября-- на небе ни облачка. Случались ветра. Стоя на таком горячем ветру ты вынужден часто моргать, иначе сохнет оболочка глаза а, сделав глубокий вдох, ощущаешь как мгновенно сохнет гортань. Если кругом горячий ветер с лёссовой пылью, то растёт вероятность получить конъюнктивит—воспаление оболочки глаза.
И сам город, и его жители были необычны для москвича. Ленинабад (теперь Худжанд), расположившийся на левом берегу Сыр-Дарьи поражает своеобразным, неспешным и каким-то архаичным образом жизни. Его жители—таджики и меньше русские и узбеки. Взаимоотношения между ними настолько дружеские, что нет никаких национальных различий и тем более распрей, если не считать редкие молодёжные стычки.
В старой части города, как обычно и в других городах, стоит мечеть. Однако ни в Ленинабаде, ни в других городах я не видел такого безудержного поклонения Аллаху, такого большого количества коленопреклонённых по улицам вокруг мечети, как нынче в Москве. При общении со многими таджиками и узбеками, как молодыми так и не очень, я ни разу не слышал упоминаний ни об Аллахе, ни о мусульманских праздниках.
В центре города широкая площадь с театром, несколько обычных заасфальтированных улиц с типовыми домами в 3-4-5 этажей. В основном Ленинабад представлял собой витиеватую уличную вязь, как все древние города Средней Азии, и состоял из хаотичной застройки с лабиринтами узких кривых улиц и тупиков без тротуаров шириной в 4-6 м. И улица здесь—это не пространство у лица домов, это коридор (фото), по обе стороны которого задние глухие глинобитные стены домов и такие же дувалы (заборы). Высотой они метра в 2, и сложены из глиняных «батонов» как из камней на Кавказе. Разница с Кавказом та, что здесь при солнечном освещении все строения и лессовая или глиняная почва под ногами одного и того же однообразного светло-охристого сероватого цвета.
По другую, внутреннюю сторону дувала --закрытая территория (двор) таджикской семьи с одноэтажным глинобитным домов под плоской крышей. По двору часто проложен арык с журчащей в нем водой. Из арыка вода берётся не только для хозяйственных нужд, но и для питья.
Рядом с арыком -- низкий широкий деревянный топчан, на котором собирается семья: сидя по восточному пьют чай, едят, общаются. Над топчаном с высоты 2,5—3-х метров свешиваются, расположенные на деревянных клетях, гроздья винограда, а листья виноградных лоз образуют защитное от солнца покрывало. Освежающая влажность арыка и тень от виноградника это как раз то, что надо при 40 градусной жаре. Поэтому понятно было нежелание таджиков оставлять «насиженные» участки с домами и переезжать в невыносимо жаркие квартиры в пятиэтажках, которые тогда строили по всему Союзу. Тем более, что в то время новое однотипное строительство вносило диссонанс, разрывая привычную архитектурную ткань одноэтажных среднеазиатских городов.
В традиционном таджикском доме -- обычно деление на женскую и мужскую территорию, почти отсутствует мебель , вместо неё ниши в стенах. И конечно ковры, одеяла, матрасы.
В такой закрытый семейный уклад я раза два был приглашен таджикским приятелем по гребле на байдарке-- очень хотелось узнать быт таджикской семьи. Пожаловал как раз к обеду. После взаимных приветствий женщиной было подано полотенце и кувшин с водой для мытья рук. Затем, как гость, я занял место на топчане, где уже расположились мужчины, традиционно скрестив ноги. Сначала был подан зелёный чай, спустя некоторое время принесли казан с национальным блюдом—пловом. Осталось яркое воспоминание его вкуса и запаха. И ведь ничего нового в рецепте нет, как будто всем известные ингредиенты: мясо, рис (но какой-то особый), масло, лук, морковь, местный горох, фрукты и добавки: барбарис, виноградный уксус и ещё что-то из специй. Может быть в неповторимость вкусовых ощущений вносит ещё и то своеобразие обряда, что каждый направляет свою порцию в рот, захватывая её щепотью из общего казана. При этом чувствуешь, что с каждой щепотью масло начинает течь по руке от ладони к локтю. И прекратить действо нельзя, ведь этим самым ты обидишь гостеприимных хозяев. Плов очень вкусный, все едят с удовольствием, и никто не обращает внимания на стопы ног. У кого-то они голые, у кого-то в носках. Мужские ступни, вот они, сложенные по азиатски лежат перед каждым, на них даже иногда с щепоти капает масло.
В итоге из общения с таджикской семьёй был сделан вывод по семейному укладу и нравам. Безоговорочное уважение к старшим. Глава семьи—мужчина. В руках мальчиков—мужские заботы по дому, девочки скромны и домовиты. Если семья устроила ошхона (столовую), то мужчины --повара, дети в отрочестве и юности —в качестве официантов и уборщиков со столов, женщины –мойщицы посуды.
* * *
Одежда горожан летом в основном национальная. Мужчины в белом одеянии: свободные широкие штаны типа шаровар, сужающиеся к голой щиколотке, рубаха свободного покроя или распашной халат. Подпоясаны платком, широкая часть которого углом свисает на спине. Платок используется для моленья, его подстилают, становясь на колени. На голове черно-белая или цветная тюбетейка (тюбе-верх). Женщины наоборот в черной гамме: юбка и лёгкая кофта, на голове черный платок яшмак—платок молчания, закусывается зубами, оставляя неширокое пространство для глаз и носа (фото). Реже, вероятно по праздникам, женщины, особенно молодые, в белых платьях широкого покроя с яркими цветными пятнами и в платках или тюбетейках. У молодых узбечек на голове множество косичек. На женщинах много бижутерии. В жару на босу ногу носят, внешне похожие на галоши с заостренным носком и мягкой подкладкой, туфли без каблуков, но не резиновые, а мягкие кожаные.
Таджикских пар, идущих вместе рядом, нет, если идут вдвоём, то только порознь, она за супругом сбоку и сзади на 2—3 шага. Дети ходят только с матерью или с бабушкой. Ношение очков, конечно не подчиняется никаким обычаям, но среди простого народа очкастых не встречал.
Известен обычай у женщин восточных народов скрывать лица . C 1930-х годов ношение паранджи не поощряется властями, поэтому пошли в ход другие способы. В некоторых областях (Канибадам) женщина ходит с накинутой на голову лёгкой одежонкой, чаще детской, и, проходя мимо встречного мужчины, она прячет с его стороны своё лицо, прикрывая полой или рукавом. Однако, в городах изредка встречаются женщины в паранджах.
Странным казалось деление очередей по половому признаку. Как-то в первые дни пребывания там встал в очередь, стою и удивляюсь, почему это все мужики лезут без очереди. Оказывается я встал в более длинную очередь, женскую, а по обычаю там были привычны две очереди мужская и женская к каждому продавцу. Это каким же нужно быть половым «агрегатом», чтобы сразу возбуждаться, вставая сзади женщины, и значит причинять ей опасность по принципу «эрекция такая вещь, чей внешний вид уже зловещ». Но, вероятно, такие агрегаты действительно существовали, потому что периодически «сарафанное радио» оповещало город о судебных процессах садистского изнасилования, когда жертва, вывезенная в глухое место, пищала под насильником, не имея возможности освободиться.
* * *
В середине прошлого века автомобилей даже в Москве было чрезвычайно мало. Поэтому передвигались в Средней Азии в основном на ослах. Верхом ездили только мужчины и чаще средних лет. Сидит такой толстый таджик на худеньком ослике с ногами «как спички», и погоняет его, тыча в холку короткой палкой, да ещё покрикивает «хач, хач». (Случалось видеть кроваво-мозольные наросты на ослиной холке). А по бокам осла висят два громадных мешка с товаром на базар.
Все вывески и объявления -- на двух языках. Упомяну два из них. На фонарном столбе -- «чаво хирот»---«не влезай-убьёт», и на доске объявлений только на русском языке «сдаётся комната со всеми удовольствиями». Не подумайте, что мол слишком фривольно: тогда в то пуританское время (помните слова «у нас в стране секса нет») это означало «со всеми удобствами»—таджик перепутал.
* * *
И вот самое яркое, самое красочное, самое впечатляющее зрелище --экзотический восточный базар. Здесь начинают работать все органы чувств, чтобы ощутить какофонию звуков, разнообразие запахов, экзотику видов, возможность всё попробовать на вкус и услышать процесс торга, где одна сторона желает купить подешевле и добиться уступок, другая продать без уступок, употребив своё мастерство убеждения и даже остроумия. Казалось, что и продавец, и покупатель испытывают при этом особое удовольствие. Здесь никто не покупает не торгуясь. И по контрасту вспоминаешь, как идёт процесс купли-продажи на наших рынках? Втихомолку, всего одна-две стандартные фразы. Это уже не процесс, это только скучная сделка.
Среднеазиатский в т.ч. и худжандский базар! Это -- интересный мир, где ходят не спеша, присматриваются, выбирают, пробуют, торгуются и только потом покупают.
Развалы дынь, арбузов и тыкв, горы яблок, айвы, хурмы, гранатов, экзотических для приезжего с севера в те годы овощей, фруктов и в тазах, и прямо на прилавке. Вот огромные красные помидоры, разломишь такой, а он внутри почти белый. Это значит, что спелый, и разлом произошел по плёнке меж клетками. Вот красно- коричневые, иногда даже гранёные гранаты—их можно смело покупать, в них ядра тёмно-бордовые, спелые, сочные. Аккуратно разложенный инжир. Это очень нежный фрукт, и несут его на продажу нередко женщины уложенным на подносе. Поднос ставят на специальную чалму на голове. Такая ходьба с подносом на голове делает плавной походку и стройнит фигуру (фото). А таких персиков, как среднеазиатские, северяне никогда не едали: оболочку с них можно снять как кожуру с банана. Внутри -- янтарная сочащаяся масса с прожилками.
А какой виноград! И красный, и черный, и белый, и зелёный, и оранжевый, и розовый. И кучно в гроздях, и с ягодами, где каждая по отдельности, и столовые, и винные сорта, и крупные ягодки, и мелкие. Кишмиш, «дамские пальчики», уратюбинский, мускатный, нимранг, тайфи, рислинг. И много, много других овощей и фруктов. И свежие, и сушеные. Сушеные аккуратно разложены горкой в виде конусов или пирамид.
Восточные сладости: всевозможные виды халвы, лукум, миндаль в сахаре, пахлава, нуга, шербет, большие кристаллы «варёного» сахара, который готовят для редких любителей чая вприкуску с сахаром. Эти кристаллы медленно растворяются во рту. Всего не перечислишь. Таджики—любители острой и пряной пищи, поэтому в продаже множество экзотических пряностей и специй: барбарис, куркума, зира, перец, нут, шафран, кардамон и многие другие. Всё это пленяет своим разнообразием, запахом и яркой цветовой окраской. Однако мы, москвичи, прожив здесь несколько месяцев, скучали по искони русской пище: маринованным или солёным грибам, черному хлебу, и просили вновь прибывавших привезти эти продукты.
Представляет интерес красочное разнообразие керамических изделий и одежды. На вертикальных плоскостях базарных палаток развешаны всевозможные блюда, тарелки, подносы с национальным рисунком, халаты, платья, на горизонтальных--- посуда, изделия из керамики фаянса, бронзы. Необычным показалось обилие национальных ножей--кордов из дамасской стали с изящной формой клинков, инкрустированными рукоятями, разными пятками и фигурными навершиями. Эти ножи не подпадали под определение холодного оружия. Жалел, что сразу не приобрёл— в 1961-м. г. их ношение и продажу запретили. Таджики стали изготовлять корды-самоделки с клинками холодного оружия, один из таких остался у меня как память о драке.
Попадались на глаза таджички с ярко рыжими ладонями. Это производители и продавцы хны. Как и басма, хна очень в ходу у восточных женщин. Она и окрашивает и оздоравливает волосы. Подчас таджички или узбечки на базаре совсем не знали русского—приходилось заучивать счёт и самые распространённые фразы. Таджикские -звуки более мягкие, гортанные, шипящие (от индийского): панч, шаш, хафт, хащ, узбекские -- более резкие, жесткие (от тюркского): бир, ики, турт, олти.
Как обычно на восточном базаре всякий продавец рекламирует свой товар, всякий покупатель торгуется. Каждый из них старается перекричать другого, и по восточному громко. Поверх всего этого шумный гвалт, прямо таки какофония звуков, дополняемая всевозможными песнями. Поют в основном мужчины, кому не лень, по принципу, «что вижу, о том и пою». И в добавок к этому самое экзотическое—ослиные завывания. Это не однообразный вой волка, это разный на вдохе и выдохе по тембру и звучанию крик. Особое зрелище— вид возбуждённого осла. Его половое достоинство при этом почти достает до земли. И, когда мы, трое москвичей впервые увидев это, «разинули рты», проходящий мимо таджик ехидно рассмеялся:
---Ну как? Якши? (хорош?). Никогда не видели, что ли?
Вокруг базара тоже полно народа; летом город чаще живёт вне помещений на открытом воздухе. Воздухе, пропахшем дымком от жарки на мангалах. Здесь на каждом углу готовят бешбармак, всякие манты, лагманы, шурпу и угро, жарят шашлыки, продают бойцовых петухов и даже стригут или бреют мужчин (фото). И лепёшки пекут. На стенки глиняной печи--тандыр-- пекарь, как штукатур на стену, ловко нашлёпывает сырое тесто лепёшек, и по мере готовности они отваливаются. Все это разнообразие в ценах 1961 г—невероятно дешево: например шампур шашлыка (конечно не свиного) плюс стакан красного сухого вина—всего за рубль. В жару пользовалось успехом холодное пиво и чай.
Мы—трое москвичей поставили перед собой цель—попробовать все блюда национальной кухни. И как-то идем по улице. На земле скрестив ноги, как все, в коротких штанах и с голыми щиколотками сидит таджик, перед ним на короткой белой простынке насыпаны небольшого размера белые шарики. Выяснили—из кислого молока, соленые, называются курут. Решили купить, попробовать. Тут идёт русский мужик и с серьёзным видом знатока заявляет:
----Ребята, ну что вы покупаете!? Чувствуете сырной запах? Видите, вон черные волосы встречаются в этих шариках? Так, таджики их у себя на ляжках раскатывают, вот их волосы там и попадаются. И только потом мы узнали: разыграл нас, подлец. Оказывается раскатывают шарики на козьих шкурах, и они очень хороши к пиву.
Чайхана -- обычно под навесом. Продолжительное пребывание здесь --привилегия мужчин. Приходя сюда, они приветствуют друг друга «Салям алейкум (мир дому твоему)», и в ответ «Ассалям». Здороваясь правой рукой, левую подносят к груди с лёгким кивком головы. Подойдя к низкому широкому деревянному топчану, покрытому кошмой или коврами, мужчины снимают обувь и садятся, скрестив ноги. Все происходит не спеша, чинно, с достоинством. Здесь не только пьют чай (летом зелёный кок-чай) или едят, здесь обмениваются новостями, общаются. Причём каждый из пришедших выполняет множество привычных мелких обрядовых условностей (даже по разливу чая: из чайника в пиалы и обратно несколько
раз).
Уже тогда в Ленинабаде употреблялись наркотики: наз, анашА, бетель, однако не молодёжью, а людьми средних лет и мужчинами, и женщинами. Идёшь, бывало утром—сидит он или она, накурившись около арыка, отрешившись от жизни мирской, идёшь вечером---всё так же сидит, уставившись в точку. Анашу курят, наз жуют. Насыпав в ладонь порцию из самодельной сферической растительной коробочки с пробкой, жуют и затем выплевывают. Однажды я видел, как таджик, сидя у открытого окна в автобусе, долго жевал порцию наза, затем как-то неудачно выплюнул в окно, видимо обдав брызгами в открытые окна таджичек, сидящих сзади него. Они рАзом отклонились, стараясь остаться не забрызганными. Однако ни одна из них не высказала никакого возмущения или упрёка.
Как-то предложили и мне анашу на пробу. Выкурил, соблюдая все правила для достижения полного результата. Не знаю полным ли он был, но у меня снова появилось желание поесть, несмотря на абсолютную сытость –только что встал из-за стола после праздничных пиршеств—и возникли небольшие галлюцинации. На следующий день я предложил выкурить приятелю. Результат был тот же. Он съел пол-- буханки серого хлеба—единственное, что было у меня из съестного. Вероятно, хлебный мякиш «склеил» кишечный тракт и приятель полдня мучился болями.
В основном в свободное от работы время в жаркие выходные хорошо было утолить жажду холодным пивом и шашлыком, сходить на реку или на стадион.
Помимо заочных занятий английским с целью поступить в аспирантуру, я занимался греблей на спортивной байдарке, участвовал в межреспубликанских соревнованиях, выступая за Таджикистан и даже как-то занял 1 место по гребле на байдарке-двойке. Среди спортсменов были, как русские так и таджики, однако таджики -- только мужчины. Эллинг байдарок и лодок-академичек располагался на противоположном от города почти пустынном тогда правом берегу Сыр-Дарьи. На расстоянии 1-2 км от реки проходил скалистый горный кряж. Между ними пролегала выжженная солнцем каменистая местность, на которой не произрастало ни единого деревца или кустика. Безжизненны были и невысокие скалистые горы из-за отсутствия там воды и беспощадного солнца, раскалявшего летом скалы до 60-70 градусов. Неподалеку от берега находилось здание тюрьмы с несколькими хозпостройками. Рядом с рекой располагалась небольшая роща невысоких деревьев и кустарника.
Иногда мы приходили на берег этой рощи, чтобы искупаться вдали от людей. Однажды пришлось увидеть как полыхнула сухая трава под ногами. Только быстрота реакции нас-- трёх молодых парней, да ещё уронившего сигарету позволила справиться с быстро ползущим огнём. Затоптали.
Оба берега соединял понтонный мост, но пляжей здесь не было, а значит и горожан тоже. Этим сполна пользовались таджикские похотливые горячие парни как поодиночке, так и группами. Нередко мы --гребцы видели идущих по тропинке недалеко за эллингом девушку то ли русскую, то ли крымскую татарку, якобы умалишенную, в сопровождении десятка парней, её сопровождающих. Причем выстраивались они особым образом: двое непосредственно с ней, затем метров через 5-6 ещё двое или трое, затем ещё и так далее. Дойдя до какого-то места рощи вдруг все вместе ныряли туда. Никаких разговоров и даже звуков на протяжении всего долгого вечера оттуда не доносилось. При бурлении молодой крови и мне приходила мысль, «а смог бы я участвовать в такой оргии, если бы появилась возможность? Ведь у меня есть хорошие друзья-таджики среди гребцов». И однозначный ответ «глянуть—да, участвовать—нет».
Роща эта не пользовалась популярностью у местных жителей. Все знали, и мы, экпедиционники тоже наслышались об опасных «прелестях» Средней Азии—её змеях и насекомых. Ни одна гадюка средней полосы России не заползает в деревенский дом, а здешние более ядовитые -- гюрза и эфа заползают. Не было нам известно прежде о скорпионах, фалангах, тарантулах и самом страшном пауке каракурте. И, если укусы скорпиона или фаланги болезненны, но не смертельны, то яд каракурта, особенно его самки и особенно весной, в два раза опаснее яда самой ядовитой змеи. Скорпион может встретиться повсюду, каракурт-этот черный паук с красными пятнами- встречается реже. Известно было, что обычно он обитает в пыльных темных паутинных погребах и подвалах. От его укуса гибнут даже верблюды.
Так вот в колючих зарослях этой рощи, как говорили, могло водиться всё из упомянутого и ещё змея-«стрелка», которая «предпочитала маскироваться» на ветке в кустарнике и «выстреливалась» до метра на существо её потревожившее.
Хозяйка саманного домика с небольшим двориком, депортированная немка Поволжья, у которой я арендовал жилище, была укушена в щеку комаром-пендинкой. Красная язва, образующаяся после его укуса не заживает полгода, и хозяйка, приходя за арендной платой, вероятно стыдясь, каждый раз прикрывала сочащуюся рану полой платка. От укуса этого комара нельзя было застраховаться—не спать же в жару с головой под простыней—поэтому уже тогда какими-то превентивными средствами начали дезинфицировать жильё по городу.
* * *
Два раза в неделю на week-end ходили на танцы. Это не нынешние дискотеки с оглушительной музыкой из динамиков и массой всевозможных движущихся световых эффектов. Это «живая» музыка от живой группы музыкантов человек в 4-5, на деревянных подмостках. Танцплощадка на открытом воздухе, огорожена, с кассой и билетёршей. Даже в Таджикистан в 60-е годы начал проникать джаз, однако танцуют ещё спокойно в «два притопа, три прихлопа» без резких движений спортивного рок-н-рола, который тогда доминировал в Москве.
В городе две танцплощадки, одна---русская, другая национальная, таджикская. Девушки на обеих любых национальностей, кроме таджичек, молодые люди на одной чаще русские, на другой --среднеазиаты. На обеих площадках случались стычки, если вдруг забредал чужак, и вёл себя как развязный или наглый чувак. Били впечатляюще: бывало, что получивший удар летел через спинку скамейки. А нравы существовали грубые: если девушка согласилась на танец с таджиком, значит она не против и на бОльшее, если отказалась, то от национала можно было ожидать и плевка в лицо. Однако подобные выходки происходили нечасто, и, может быть, при каких-либо особых обстоятельствах. Нужно учесть также горячность южной молодёжи.
После танцев, проводив девушку, за полночь возвращаешься домой. Чаще в одиночку идёшь км 2-2,5 по витиеватым извилисто-ломаным узким улочкам между дувалами и глухими стенами домов. Фонари стоят только на пересечении улочек, где образуются небольшие площади. Вот тут-то воочию познаешь всю прелесть и необходимость лунного света. Освещенные и теневые участки разительно отличаются. Одни яркие, голубовато холодного цвета другие почти черные. А как же в безлунные ночи? В первое время, когда ещё не познал город, запросто можно было заблудиться. И в 1 час ночи на улочках ни души. Ориентироваться приходилось по неблизким световым пятнам фонарей, выбираешь более широкую улочку 4-6 м , где по середине-асфальт (совсем узкие ведут к индивидуальным калиткам).
* * *
Таджикская нация считалась одной из самых древних в составе СССР и ревностно соблюдала обычаи. Молодые мужчины-таджики отличались худощавой конституцией фигуры, нечастая еле заметная кривизна ног, пожалуй добавляла мужественности. Черноволосые, смуглые с мягкими, но удивительно европейскими чертами лица (не изучал, но есть сведения, что таджики по одним сведениям—потомки арийцев, что у меня вызывает крайнее удивление, по другим—потомки индийцев). У молодых таджичек тоже стройная красивая фигура, яркая внешность с красивыми чертами лица и очаровательной улыбкой. Однако строение ног с кривизной ближе к щиколоткам бросалась в глаза и, на мой взгляд, портило впечатление. Вероятно поэтому, многие из них носили легкие свободные штаны до щиколоток.
Жара заставляла носить относительно лёгкие одежды, однако старые аксакалы особенно среди туркменов придерживались своих правил. Ведь, если войлочная одежда сохраняет тепло зимой, то летом она должна хранить температуру тела, ограждая от жаркого зноя. (фото)
* * *
Во всём укладе неотъемлемой чертой жизни среднеазиатов чувствовалась её неспешность, размеренность во времени. Я ни разу не видел бегущего либо даже спешащего человека средних лет (мужчину или женщину). По контрасту с москвичами здешняя публика даже в автобусы садилась чинно, не спеша. И, если вдруг кто-то не успел сесть, он издавал резкий короткий крик, автобус обязательно останавливался и, обиженный, не теряя степенности, заходил в автобус.
Людям была присуща нетребовательность в быту, которая диктовалась и всеобщими (советскими) условиями жизни. Ведь даже при сдаче государству тюков хлопка при большом их количестве из-за малого веса, здесь ещё был в ходу безмен.(фото)
* * *
Меня интересовало историческое прошлое и архитектура городов, поэтому помимо выездов по работе на места строительства посетил несколько городов, и первый из них Самарканд, один из древнейших городов Средней Азии и даже всего мира. Хотелось погрузиться в своеобразие восточной жизни. А где она ярче, как ни в караван-сараях. Вот, где дух востока! Караван-сарай это небольшая одноэтажная гостиница с подполом, где помещали мелкий скот: овец, коз, ослов, привозимых на продажу. В обширной комнате первого этажа на полу на матрасах располагались приезжие. Одни приезжали продавать, другие—покупать. Конечно, туристы здесь не останавливались. Всю ночь горел свет. Спали мужчины не раздеваясь. Кто-то храпел, кто-то звучно портил воздух, кто-то приходил, кто-то уходил, кто-то вполголоса общался с соседом. Снизу слышалось блеяние и другие скотские звуки.
Утром меня ждали национальные блюда в близлежащей столовой и самостоятельная экскурсия по городу. Никаких экскурсбюро, экскурсоводов или карт города с указанием достопримечательностей не существовало. Первым на пути встал небольшой комплекс Хазрат Хызра ХIII—XIX в, расположенный на довольно высоком косогоре древнего городища Афросиаб и состоящий из невысокого минарета, портала (входа), двух мечетей с резными дверьми и обители для дервишей под навесом на красивых резных деревянных столбах- колоннах.
Прежде всего я залез на минарет. Вот где-то здесь когда-то стоял муэдзин, призывая верующих на молитву. Сверху открылась панорама города с грандиозными, довлеющими над одноэтажной застройкой развалинами комплекса Биби Ханым (фото).
* * *
Славное было время 1950-60 –х в отношении не охраняемости и открытости памятников архитектуры по всей стране. Заходи в любую церковь, залезай на колокольню правда, если нет на входе огромного висячего замка. Часто случалось---запоры висели ложные или только на проволоке. Поэтому удавалось глубоко познакомиться с культовой архитектурой и сделать снимки с высоты многих колоколен монастырей и храмов Москвы, Подмосковья, близ- близлежащих областей вокруг Москвы и даже Украины (Киев, Чернигов). Один или вдвоём с женой в полной темноте ощупью взбираешься по узким крутым ступеням лестниц, находящимся внутри стен церквей и колоколен. Наконец выходишь на свет, зачастую вспугнув ворону, резко вспорхнувшую у тебя из под ног.
Как-то раз таким образом залез на стену под разрушенную кровлю главного храма Ново-Иерусалимского монастыря, прошелся по всем стенам и спустился в подземную церковь. Полумрак и вокруг никого. . . Кругом какая-то неземная гнетущая тишина. . . Лики с икон и фресок, как ожившие святые смотрят на тебя глазами, полными укоризны на разруху и запустение церкви. . . Всё это оставляет особое впечатление.
Помню посещение в 1954-м году колокольни Храма Покрова ХIX в на ул. Варварка в Москве. По крутой деревянной лестнице забрался на верхний ярус. На деревянном полу в слабо освещённом маленьком тамбуре остановился удивлённый--- передо мной утеплены и обиты дерматином четыре двери. "Неужели здесь живут. А может быть, это склады, тогда почему не в подвале, а так высоко?" Четыре двери—значит четыре комнаты, ориентированные на четыре колокольных проёма. Значит—живут люди. Спустился, снаружи увидел небольшие окна, остальная часть огромных проемов забита фанерой.
* * *
Однако вернёмся в древний Самарканд. Спустившись с минарета Хазрат-Хызра, я поспешил в Биби – Ханым. Когда-то здесь стоял во всей красе монументальный ансамбль строений XIV--XV в, который по желанию Тимура должен был в своём величии превзойти все здания мира. По легенде поспешное возведение ансамбля старшей женой Тамерлана Биби Ханым к возвращению его из завоевательного похода и несколько землетрясений конца ХIX и начала ХХ в превратили здания в руины, купол мечети обвалился, стены стали испещрены глубокими трещинами (фото). / В нулевые годы ХХI в. основные памятники архитектуры были отреставрированы, поэтому демонстрируемые фото 1960-х г , теперь историческая ценность/.
* * *
Не стремясь превратить читателя в экскурсанта, опишу общее впечатление от одного из древнейших городов Средней Азии.
На фоне более привычной нам европейцам Западной средневековой, например готической архитектуры, такой ажурной, витиевато-легкой, вычурной, вертикально стрельчатой даже «колючей», строения Самарканда, всевозможные мечети, медресе, порталы и минареты на первый взгляд кажутся через чур массивными, этакими монументальными глыбами. Однако красоту и неповторимое своеобразие всем этим плоскостям стен, цилиндрам или граням минаретов, сводам мечетей придает изразцовая глазурованная плитка строго подобранных цветов и узоров. Плитка блестит на солнце и ликвидирует тяжеловесность огромных сплошных массивов зданий, а купола благодаря плитке по цвету почти сливаются с небом. Таковы Медресе Улугбека, Шердор и Тилля Кари образующие вместе с входным порталом комплекс Регистан на огромной центральной площади, радиально от которой идут несколько улиц. Таковы мавзолей Гур Эмир, Соборная Мечеть Тамерлана, тот же комплекс Биби Ханым и др. Мечети, мавзолеи, усыпальницы в городе на каждом углу.
Изумителен, как по цвету так и по форме уникальный рифлёный купол мавзолея Гур Эмир, количество «складок» на котором равно количеству лет, прожитых Тамерланом. Зданию свыше шести веков, а плитка на солнце как новая. Гур Эмир потрясает своей красотой снаружи, а внутри фантастически красивым звёздным небом. Он является усыпальницей как Тимура, так и Тимуридов. Интересно, что мавзолей помог мне утилитарно. В тот приезд я нигде не мог найти абсолютно тёмного места для перемотки фотоплёнки. Спустившись в подземелье, я выключил там свет и на надмогильной плите надгробия Тимура перемотал плёнку, оказавшись в полной тьме. Потом я узнал смысл первоначально непонятой надписи на гробнице Тамерлана: «Всякий, кто посмеет нарушить покой правителя, умрет в муках». И действительно, роковой смысл этой анафемы таинственно реализовался, когда в научных целях вскрыли могилу 19.06.1941. Через 3 дня началась Вторая Мировая война.
* * *
И последнее, на чём остановлю внимание читателя. Некрополь IX-XV в. Шахи Зинда. За входным порталом, меньшим, чем обычно, перед взором посетителя предстаёт комплекс мавзолеев усыпальниц знатных граждан Самарканда и мечетей в миниатюре. Они пристраивались друг к другу на протяжении почти семи веков, и расположены в одну линию, образуя узкую улочку, сначала высокими ступенями идущую вверх, следуя за местностью, а затем простирающуюся на горизонтальном участке. Благодаря этому здания ансамбля подразделяются на нижнюю, среднюю и верхнюю группы, объединённые купольно-арочными перекрытиями и двориками.
Полвека назад мне посчастливилось идти по этой уютной улочке одному. И вокруг. . . никого. И никаких отвлекающих внимание смотрителей, надписей, указателей. Казалось бы, в такой обстановке среди усыпальниц, среди хранилищ покойников должны возникать мысли о кратковременности человеческой жизни, о смерти. Подобные мысли приходят обычно на западных кладбищах. Вероятно, удручающее впечатление там усугубляется множеством скульптурных портретов покойных в граните и мраморе с их мрачной черно-бело-серой гаммой.
Ничего подобного не возникает в Шахи Зинда, и, может быть, этому способствует мусульманский запрет на изображение лиц и голов усопших. Здесь только восхищение окружающим, его величием, разноцветным геометрическим плиточным узорочьем на гранях, сводах, порталах . Причем изразцы преимущественно синего, голубого, бирюзового цветов. Красного нет нигде. Всё это весело сверкает на солнце. Есть мавзолеи только кирпичной кладки не покрытые изразцами. Входной портал каждого мавзолея как бы приглашает войти в небольшое помещение, символизирующее рай. Однако полвека назад такой вход нередко представлял собой только проём без дверей, кое-где лежали кучки осыпавшегося стройматериала и плитки, по стесанным кирпичным ступеням затруднительно было подняться.
Теперь после реставрации начала ХХI в. двусторонней улочки уже нет. Со стороны противоположной мавзолеям снесена стена и благодаря раскопкам вскрыты фундаменты самых древних мавзолеев. Таким образом там возникла площадь. Спустя полвека, и двери навешаны, и плитка блестит, и ступени восстановлены. Однако, наряду с этим, появились и стада экскурсантов, и указатели «туда нельзя, сюда не ходи». Пропал шарм, аура старины.
Покидая тогда Шахи Зинда, я вышел, осмотрел снаружи, сфотографировал живописно расположенный на холме ансамбль. Слева от входа (с восточной стороны) значительное пространство местности сплошь было покрыто холмиками и ямами возле них. (фото). Возникло недоумение, что это?
* * *
Загадка оставалась нерешенной много лет. В её решении не было необходимости, пока не взялся за этот очерк. По интернету увидел, что на этом месте в наше время находится современное кладбище с обычными могильными стелами и плитами. И, только, увидев снимок этого места, сделанный в 1911 г из коллекции С.М. Прокудина—Горского, я понял всё. Фото 1911 г было аналогично моему 1962 г .
И вот объяснение. В отличие от ансамбля Шахи Зинда, где хоронили богатых знатных горожан, бедных простых мусульман хоронили неподалёку от него на территории Афросиаба без каких-либо почестей и надмогильных знаков по мусульманским обычаям. Для этого в одной из вертикальных стенок (в сухом лёссе или глине это возможно) могилы глубиной 2,2-2,3 м делалась ниша, в которую клали завёрнутое в саван тело покойника на боку или сидя. Хоронили без гроба в день смерти до заката солнца, чтобы сухожилия не остыли и не затвердели, иначе не посадишь. Однажды видел, как, быстро семеня ногами, несут покойника на твёрдых носилках, держа их вытянутыми вверх руками. Через какое-то время после похорон грунт в нише оседает- образуется провал (фото). Может быть и горки грунта делались с той целью, чтобы около них не ходили, предостеречь: не провалитесь в «объятия» к покойнику.
Вероятно в 1970-80-е годы на этой территории разрешили хоронить русских, поэтому появились современные надгробия.
* * *
Перед отъездом ещё раз пришел полюбоваться главным ансамблем Самарканда--площадью Регистан. Взглянул на 30 метровый минарет, недавно восстановленный в исходном вертикальном положении. Какой мощью голоса нужно обладать муэдзину, чтобы, взбираясь на такую верхотуру, 5 раз на день призывать верующих собираться на молитву. Каким раскатистым должен быть голос, чтобы как у нас колокольный звон, а у иудеев звук трубы, быть услышанным людьми и как можно дальше.
Объездив многие города Среднеазиатских республик в 1960-е, я нигде не слышал голоса муэдзина. Получил эту возможность, только находясь в Стамбуле в 1995 г и не у минарета. Как-то, идя по улице я вздрогнул от внезапно услышанного через чур громкого голоса муэдзина, многократно усиленного, записанного и транслировавшегося по всему городу. Однако впечатление от современного Стамбула с его жизнью и суматохой, как в европейском городе, ни в какое сравнение не идёт с описанной в очерке жизнью среднеазиатов. Их быт теперь, вероятно, тоже изменился в сторону современности и глобализации, чему способствуют нынешние средства общения и авиация. А тот почти средневековый уклад их жизни остался в памяти, как яркая красочная восточная изюминка.