Проснувшись и ещё не открыв глаза, я подумал:
- Вот и ноябрь уж за окном. Как быстро пробежало лето…
Последние дни погода была, можно сказать, нелётная. Совсем уж хмурая, а потому и безрадостная, с мелко моросящим дождиком. Не опавшие яркие осенние листья на деревьях ещё пытались радовать глаз разноцветьем. Но и им, чтобы предстать во всей красе, не хватало солнечного света.
Поднявшись с постели с этими мыслями, я выглянул в окно. И настроение сразу улучшилось. Светило солнце и небо было украшено белыми разного размера и формы облаками. Погода – что надо! В самый раз для общения с природой. Всё говорило о том, что намотав даже по городу километры, наверняка можно фотокамерой запечатлеть интересные осенние пейзажи и сценки городского бытия.
За утренним кофе, включив телевизор, вспомнил и о том, что сегодня всероссийский праздник - День единения. День был свободен. Домашние хлопоты не тяготили ещё со вчерашнего вечера.
Проверив аппаратуру и повесив на плечо кофр, вышел на улицу.
Приятная прохлада бодрила. Голова завертелась в разные стороны как в бою у лётчика-истребителя. Взгляд стал искать точку опоры, композиционную точку будущего кадра. Островки цвета не опавших, и уже покрывающих землю ковром под стволами деревьев засохших листьев, радовали глаз пестротой и сами собой просились в кадр.
Улицы выглядели ещё полупустыми. Не как к вечеру. И никак уж не праздничными. Да и какими они должны выглядеть в это тревожное и трудное для Донбасса время? Редкие прохожие, спешащие с озабоченными лицами по каким – то своим делам, удивлённо поглядывали на мою вооружённость фотоаппаратурой.
Пройдя часа за два по городским улицам и скверам, по набережной реки Кальмиус, делящей город надвое, всё – таки продрог и подустал. На пути, в подобной ситуации, обязательно встретится кафешка, где можно выпить чашечку кофе, а можно согреться и “ плепорцией ” алкоголь содержащего напитка, как говаривал Станислав Николаевич – дед жены.
Войдя вовнутрь, я увидел практически пустой зал. За одним из дальних столиков сидело двое негромко беседующих мужчин. Напротив входа под потолком, так чтобы видно и слышно было всем посетителям, вещал текущие новости телевизор.
Расположившись за столиком посреди зала, отпив глоточек кофе и наслаждаясь солнечным светом и теплом, струящимся от окна, я даже разнежился. Телевизионная говорильня никак не мешала.
Скрипнула входная дверь. Взгляд непроизвольно обратился в сторону источника звука. В зал очень медленно входил старик.
Моё внимание сразу привлёк его внешний вид и способ передвижения. Он не шагал, а достаточно громко шаркая по полу, не быстро переставлял ноги, направляясь к стойке.
Его старенькие, видавшие виды башмаки, выглядели до блеска торжественно – начищенными. Брюки, потерявшие вид недавно отглаженных, заправлены в высокие тёмные носки. Чёрная наглухо застёгнутая куртка с поднятым воротником. Шапка, связанная в форме колпака, вот и весь его внешний облик.
Подойдя к стойке, старик, немного наклонив голову, поприветствовал хлопотавшую хозяйку. В ответ улыбнувшись, она что-то произнесла, тоже кивнув в его сторону. Очевидно, они были уже знакомы.
Старик расплатившись, также медленно шаркая по полу, направился к столику недалеко от входа. В руке он нёс гранёную стопку наполненную водкой.
За столиком он расположился спиной к говорящему ящику, лицом к входной двери и окнам. То, о чём вещал телевизор, его никак не интересовало.
Его лицо привлекало. Оно было покрыто морщинами, похожими на глубокие колдобины на грунтовой разбитой дороге. Но главное, оно казалось абсолютно безучастным к происходящему вокруг. Отсутствующий взгляд его глаз мог выражать только бесконечную усталость. Мне показалось, что последние силы старик вложил в улыбку, обращённую к хозяйке у стойки.
Углубившись в себя и забыв о наполненной рюмке, стоящей рядом на столе, старик надолго застыл в неподвижной позе с отсутствующим взглядом, направленным непонятно куда перед собой.
Его неподвижность меня заворожила. Наблюдая за ним, я забыл и о своём остывающем кофе. Наконец, как бы очнувшись, старик снял шапочку, положив рядом. Расстегнул и расправил куртку. На груди под курткой при его шевелении что – то заблестело и тихо звякнуло. Похоже, это были медали. И вновь на некоторое время старик застыл. Он никуда не торопился.
Прошло время. Из телевизора в очередной раз слышались поздравления с праздником. Чуть повернув голову в его сторону, прислушиваясь, старик взял рюмку и, отпив крохотный глоток содержимого, осторожно поставил её на стол.
Из кармана куртки он достал четвертинку кусочка хлеба - кирпичика. Разломив её надвое, он определил один из кусочков на столе. От оставшейся в руке части старик, отщипнув крохотный кусочек, вместившийся в щепотку, отправил в рот. И по тому, как он стал его жевать, я понял, что у него почти нет зубов. Борозды на лице меняли объём, форму, размер и направление.
Меня уже не интересовал ни остывший кофе, ни радости, льющиеся из телевизора, ни беседующие за соседним столиком мужчины. Моё внимание было направлено к старику.
Старик на время снова застывал в состоянии глубокого раздумья или отрешенности, глядя в одну точку. Через время, вновь очнувшись, он проделал то же. Маленький глоток, щепотка хлеба, сжимающийся почти беззубый рот, забытьё. Так повторялось несколько раз. Времени я не замечал.
Пару раз за всё время он чуть – чуть покачивал головой из стороны в сторону, как будто бы с кем – то общаясь или о чём – то сожалея.
Из ящика полилась бравурная музыка, звучащая перед очередной порцией новостей. Старик встрепенувшись, глянул на рюмку, в которой ещё было на самом донышке. Допив, он осторожно поставил её на стол. Смёл в ладошку крошки хлеба со стола и, тщательно собрав их на ладошке, отправил и их в рот.
В этот момент в открывшуюся дверь ввалилась компания громко говоривших молодых людей и направилась прямо к стойке, забыв закрыть дверь. Из неприкрытой двери добавился поток света и на лицо старика. Оно показалось ещё более рельефным, испещрённым глубокими бороздами морщин. Но оно всё также было неподвижным и безучастным, подобно маске.
Моя рука непроизвольно потянулась к кофру с аппаратурой, да так и застыла в воздухе. Только сейчас, при добавившемся освещении, я увидел ярко заблестевший след внушительной слезы, пробежавшей по бороздам щеки и застывшей на кончике бороды.
Глаза у меня так и остались широко открытыми. Желание достать камеру испарилось.
Старик засуетился. Громкая компания молодёжи окончательно нарушила его одиночество. Он засобирался, застегиваясь на все пуговицы. Ещё раз раздался тихий звон его медалей. Одев шапочку – колпак и не вытирая след слезы, он быстро, как ему, наверное, казалось, зашаркал к выходу.
А я так и остался сидеть полупарализованным. Через несколько минут придя в себя, я допил пару глотков уже даже не кофе, а жидкости. При этом эти пару глотков показались мне особенно горькими. Всё пространство кафе заполняла непрерывно несущаяся из ящика радостно-бравурная музыка.
Выйдя на улицу, я отметил, что цвет осенних листьев потускнел, да и желание снимать красивые пейзажи куда – то исчезло.
Донецк. 15.11.2017г