Глава 6. Праздник на костях отпускных
Часть 1. Страсти по баяну
Праздники любят все. Те же, кто не любят, за праздник считают любимую работу. Но таких мало, ведь любимая работа - атрибут человеческого счастья. Профессиональные праздники приятно разбавляют рутину. Работа, может, и не любимая, а все же приятно осознавать свою причастность к общему большому делу, коль оно помечено в календаре. День нефтяника, День работника газовой промышленности, День работника торговли и прочие ознаменовываются словами граждан: «К празднику дали…» День учителя же вполне можно отнести к религиозным праздникам. Это же где такое видано, чтобы батюшке к Пасхе или Троице премию дали? Хотя, кто знает, может, в будущем и появится в календаре День работника церкви? Да, учительский труд сродни труду проповедника. Вообще, не плохо бы в супермаркетах рядом с урнами для подаяний разместить урны с номерами школ. Так и выходит: раз знания раздаются бесплатно, то к Дню учителя и надбавку давать негоже. Зачем презлым платить за предобрейшее?
Учителям начальных классов было поручено изготовить подарки. И пастыри повели малышей в мир креатива, то есть в ближайший сквер. Сие напоминало прогулку слонихи в окружении мартышек. «Куда пошел? Я что сказала? Выбрось! Я больше вас никуда не поведу! Останешься сидеть в классе! Не дети, а зверинец!» - кричала слониха. В итоге, детвора, набив карманы окурками, листьями и каштанами, веселой гурьбой устремилась обратно. Поясню, подарок для учителей представляет собой рукодельную открытку из цветного картона и даров природы. Берется цветной картон, наклеивается на него лист клена – и готово: «С Днем учителя!» Если эти открытки не выбрасывать и, скопив за все годы, а это иной раз 20-30 лет педстажа, расклеить по стене, то получится интересная выставка концептуального искусства. Энди Уорхол оценил бы. Представьте эти грустные коричнево-желтые листья клена то на красном, то на желтом, то на синем фоне с корявой подписью «С праздником!» В эту открытку вложена такая мысль, такая масштабная идея! С прошлого века по нынешние двухтысячные поменялся лишь клей, которым приклеивалась листва: до конца восьмидесятых – силикатный, в девяностые – ПВА, в век 21 – жидкие гвозди. Представьте себя учителем. Утром в «святой» день вас встречают на вахте ангелы из 2 «Б» и дарят элемент дошкольного образования со словами: «По-здла-вля-ем!»
Пока второклашки занимались концептуальным искусством, известные нам борцы с киберпространством пытались одолеть тест на знание компьютерных программ. Фиги и матюки сыпались в монитор, но компьютер стоял на своем – экзамен не сдан. Сумев скрутить аж четыре кукиша, Клим Борисович, как змея, шипел: «На тебе, на тебе». Василий Иванович вел себя сдержаннее, хотя глаза его уже блестели яростью и гневом.
В это время в кабинете директора шло обсуждения грядущего корпоратива. Фаина Андреевна пригласила завуча по воспитательной работе и председателя профкома.
– Сами понимаете, Фаина Андреевна, – говорила Таисия Юрьевна, председатель профкома, – после лета ни у кого денег нет.
Она протянула директору листок бумаги:
– Конечно, это предварительный список, потом я еще раз всех обойду.
– Я так и думала: никому ничего не надо, – пробежав глазами по списку, укоризненно вымолвила Фаина Андреевна. Лицо ее накрыла тень. Она, в принципе, любила праздники, а общение коллег в неформальной обстановке считала основой единения коллектива. И, конечно же, список из шести задорных пенсионеров ее сильно расстроил, тем более в нем не было мужчин.
– Есть предложение, – продолжала Таисия Юрьевна, – отметить День учителя у Фомичева.
Фомичев Геннадий Анатольевич, бывший ученик этой самой школы и отец того самого Фомичева, имел маленькую кафешку «Казантип» на окраине города, недалеко от кладбища.
Фаина Андреевна слыла человеком простым, и ей предложение понравилось.
– Водку с собой купим. Ну, там салаты закажем, а остальное пусть из дома несут, кто что сможет, – закончила Таисия Юрьевна.
– Соберем коротенькое совещание в учительской, заставлять никого не будем…
– Но и дадим понять, что администрация тоже никому потом не пойдет на встречу, – вставила Жанна Чеславовна, заместитель директора по воспитательной работе.
– А вы придумайте какую-нибудь программу, – обратилась Фаина Андреевна к Жанне Чеславовне. – Мы же не только туда, извините, бухать идем.
Сценарий у Жанны Чеславовны уже был готов, и она собиралась вовлечь в него пойманных в сети борцов с киберпространством, стараясь купить их участие в репризах за зачет. В дверь постучали.
– Войдите, – сказала директор.
И в кабинет вошел экс-военрук, а ныне учитель ОБЖ, Павел Павлович (Пал Палыч), а в среде учеников «Кал Калыч».
Читатели еще не знакомы с этим персонажем, а посему я уделю ему немного внимания.
Если у известных уже вам борцов с киберпространством все можно было списать на родовую травму, то последний явно летал на ядре, как Мюнхгаузен, отчего и заработал черепно-мозговую в теменной области головы. Кал Калыч участвовал всегда, везде и добросовестно, особенно в КВН-ах, где пытался навязать свои репризы, которые ставились им в армии в молодые годы при Устинове. Думаю, вы согласитесь со мной, что наши рассказы о школе были бы пресными без этих трех китов образования: физрука, трудовика и военрука. «Кал Калыч» в прошлой своей военной жизни был летчиком. Как говорится, ближе всех в педколлективе к облакам, откуда и росли ноги его безграничной фантазии. Своими байками был поистине знаменит. И они передавались учениками из уст в уста, из поколения в поколение. «А как там Кал Калыч? Про памятник себе рассказывал?» Так вот, кстати, о памятнике. Это бестселлер всех его рассказов, где рассказчик превзошел самого себя. Дело было давно. Разумеется, где-то в начале 80-ых. Летел как-то Калыч над глухими местами. Кругом леса да деревеньки островками. Вдруг случается форс-мажор: отказывает руль высоты. Дело-то известное: ремонтники забыли отвертку, а та, завалившись, застопорила трос. Калыч, разумеется, тему просек сразу, но ничего сделать было нельзя. Конец, короче! Управлять самолетом не представлялось возможным, и тот упал в край лесов и болот. Все погибли, кроме Калыча, так как он, в отличие от остальных, вовремя сгруппировался. По рассказам Калыча, удар был настолько сильным, что документы склеились в нагрудном кармане. Это стало причиной истории про памятник. Но это потом. А пока представьте: лес вокруг, хищники разные, ползти к спасению надо, а руки и ноги сломаны. Как Мересьев, Калыч полз, стращая табельным оружием медведей и волков. Полз долго, несколько дней, пока не потерял сознание и его не подобрали охотники на куниц тех краев. Пока Калыч в госпитале в себя приходил, в деревне, недалеко от места крушения самолета, местные памятник успели поставить погибшим летчикам, среди которых, разумеется, был Кал Калыч. Документы-то прочитать не смогли – склеились. Когда Калыч оклемался, ездил памятник смотреть и медаль получать. А медаль ту в поезде потом сперли. Редкая была, вот и позарились бандюки. Но Калыч об этом не жалел. Все равно медаль посмертная была. Хватит и того, что памятник ему стоит.
Войдя, Калыч, не обращая внимания на присутствующих, тут же с возмущением обратился к председателю профкома:
– Таиса, почему ты ко мне не подходишь со списком? Извините, Фаина Андреевна, – обернувшись к директору, добавил он.
– Просто ты пока не попадался мне на глаза, – заявила Таисия Юрьевна.
Калыч принялся шарить по карманам пиджака и достал исписанный вдоль и поперек тетрадный лист.
– Вот, тут я набросал кое-какие идеи к мероприятию.
Администрация переглянулась, Жанна Чеславовна протянула руку, чтобы взять листок.
– Полагаю, это адресовано мне.
В это время Таисия Юрьевна внесла в список участвующих Пал Палыча.
– Ага, интересно, – сказала Жанна Чеславовна, хотя ничего не смогла разобрать.
– Да я сейчас так расскажу, – с улыбкой на лице, сменившей гримасу возмущения, подхватил Калыч.
Но тут прозвенел звонок.
– Слава Богу, – подумала Фаина Андреевна. И с умиротворением в голосе произнесла: – Я так полагаю, Пал Палыч принес нам сценарий?
– Так точно, – ответил тот.
– Очень хорошо. Вот вы с Жанной Чеславовной и продолжите его дальнейшее обсуждение. А сейчас всем пора по местам.
Жанна Чеславовна, соглашаясь, кивнула головой:
– Пойдемте, Пал Палыч, – и все разом покинули кабинет директора.
Жанна Чеславовна обладала невероятным педагогическим даром на уровне врача-психиатра. Ей всегда удавалось разрулить любой конфликт в коллективе, восстановить дипломатию и вернуть здравый смысл. Этакий Анастас Микоян в администрации школы. По пути в кабинет информатики она внимательно слушала эмоциональную несвязную речь Калыча о том, как можно интересно и занятно отметить профессиональный праздник. «Понятно, что Пал Палыч человек военный, и этим все сказано, но это не дает нам право игнорировать его инициативу», – всегда повторяла Жанна Чеславовна. Чтоб было понятно, к чему я веду, вот вам маленький пример. На школьных корпоративах частенько не обходится без эпиграмм на учителей. После того, как однажды на подобном мероприятии Калыч в сердцах пробежал по столу с закусками, как по горам Кабула, эпиграммы писать на него разрешалось только ему самому. Читать их тоже никто не читал, кроме Жанны Чеславовны. Просто Калыч приносил относительно срифмованную оду о себе на три листа. Как правило, в ней была вся его биография от военного училища до ОБЖ, а в конце он всегда героически почти погибал. Он даже не против был бы и на самом деле погибнуть, но так, чтобы потом об этом рассказать. Короче, ода а-ля «Повесть о настоящем человеке», во время чтения которой было строго-настрого запрещено смеяться. И это озвучивалось Жанной Чеславовной на тайном от Калыча совещании в учительской.
На лестнице Жанна Чеславовна и Пал Палыч встретили поднимающегося наверх Алексея Сергеевича Шатрова.
– Жанночка, привет. Привет, Паша, – поздоровался Алексей Сергеевич.
– Между прочим, Алексей Сергеевич будет выступать у нас на празднике, – поставила в известность Палыча Жанна Чеславовна.
Вскоре организаторов и участников концертной программы почти у самого кабинета информатики нагнали остальные. Борцы с киберпространством, совершенно уже обессилев, продолжали свою борьбу, когда вдруг открылась дверь, а в кабинет по одному вошли Жанна Чеславовна, Пал Палыч, Шатров, Раиса Амосовна и учительница пения.
А вот и еще один персонаж, о котором непременно следует рассказать– Любовь Ивановна Грачева, учитель пения. Красивая женщина средних лет с носом Анны Ахматовы, осенью в глазах и губами снежной королевы, обладательница гиперсексуальных форм тела в бразильском стиле: маленькая грудь, длинные крепкие ноги, переходящие в бедра, напоминающие два больших глобуса, склеенных вместе. Трижды вдова. Все ее три мужа скончались ночью от разрыва сердца – не удивительно. В мероприятиях школы Любовь Ивановна участвовала лишь по долгу работы. Ей нравилось сидеть за микшерским пультом в тени праздника. В жизни она сторонилась ресторанов и летних поездок к озеру, дабы не создавать вокруг себя ажиотажа. Ведь мужчины в подпитии слетались на ее зад, как шершни на улей. Мальчишки старших классов Грачеву в шутку называли «Драчева» или еще похлеще. Она закончила консерваторию и превосходно владела несколькими инструментами, но на людях предпочитала баян как средство подавления мужских желаний. Любимым же инструментом Любы был саксофон-тенор. Она играла на нем в своей квартире, распространяя одиночество вдовы по всему дому. Мужчины-соседи засыпали со слезами на глазах, лежа под одеялами с женами. «Опять начала дудеть, – возмущались те, – я в милицию сейчас позвоню». – «Заткнись, пожалуйста, ты ничего не понимаешь в музыке, – возражали мужья. – Дай послушать». Да уж, во времена церковного беспредела Любу Грачеву точно бы на костре сожгли под радостные визги благочестивых жен.
– Василий Иванович, как ваши дела? – голосом врача на обходе спросила Жанна Чеславовна главного идеолога борьбы с киберпространством.
Василий Иванович был вне себя от ярости, почувствовав, как ему показалось, в голосе Жанны Чеславовны насмешку. Он промолчал, отреагировав на вопрос лишь внезапным подергиванием левой скулы.
– Галиматья какая-то! И нахрена нам это надо! – начал было Клим Борисович.
Но Жанна Чеславовна, поморщившись, перебила его.
– Вам это не надо, а мне тем более.
Шатров поспешил поздороваться с мужчинами.
– Здоров, Иваныч.
– Привет, Леша.
– Климентий, привет.
– Здоров-здоров. А ты каким к нам?
– Алексей Сергеевич участвует в нашей концертной программе на День учителя, – опередила Жанна Чеславовна и подошла к компьютеру Клима Борисовича. – Мне кажется, здесь ничего сложного, одни и те же вопросы повторяются. У меня есть к вам предложение: вы участвуете в концерте, а я решаю вопрос с зачетом, прям сегодня.
Клим Борисович расцвел улыбкой, но, увидев позеленевшего Василия Ивановича, снова сдвинул мохнатые рыжие брови в кучу. Лицедейство Василий Иванович презирал, а тут именно им запахло. Климу Борисовичу никогда не удавалось казаться сердитым, максимум он мог создать вид шипящего краснощекого самовара – рыжий маленький крепыш с медным лицом. Чего уж не скажешь про Василия Ивановича – Емельян Пугачев! Бошку отруби, а та еще обматюкает всех.
– От вас, Василий Иванович, потребуется изготовить ширму, – фраза Жанны Чеславовны обесточила трудовика. Кровь от мозга отхлынула, и в голове наступила ясная погода. Он выругался про себя матом. Нечто вроде: «Ну и хорошо».
– У Пал Палыча есть идеи, и он нам их озвучит, – интонацией конферансье Жанна Чеславовна предоставила слово экс-военруку.
Раисе Амосовне захотелось даже похлопать.
– Спасибо, Жанна Чеславовна, – поблагодарил Пал Палыч.
Все расселись. Учительница пения села за парту и, облокотившись на руки, уложила подбородок в ладони. Молящими глазами она уставилась на Палыча, мол: «Калыч, родной наш, что за херню ты нам на этот раз придумал? Вот уж в чьей голове не бывать творческому кризису».
– Люба, начал, прочищая голосовые связки, Палыч, – ты почему не взяла баян? Как можно идти на репетицию без баяна?
«Действительно, как?» - подумала про себя Люба.
– Ты же музыкант, – продолжал Палыч, – от тебя должна исходить инициатива в первую очередь. Ты бы что-то наиграла, что-то подыграла – и пошло! Мы бы подхватили. Главное же – задать настрой, нужную волну. Раньше так всегда было. Я помню, когда еще в армии служил, был у нас Валерка. Мог на баяне сыграть все. И консерваторий не кончал. Соберемся я, Валерка, Коля Рябоконь, как придумаем – весь полк со смеху умирал!
– Пал Палыч, это же раньше, – попыталась объяснить Люба. – Теперь все на компьютере делается.
– Вот и я об этом, – подхватил Палыч, – без компьютера никуда! Какой вы музыкант тогда без компьютера!
– Ну, знаете! – терпение Любы внезапно истощилось. – Не вам судить, какой я музыкант.
– Следите за тем, что говорите, – вмешалась Жанна Чеславовна.
– Я говорю, как есть, прямо! – продолжал Палыч. – А если нет компьютера? Мы в полет с собой всегда баян брали.
– А Валерку? – подковырнул Клим Борисович. – Штурман, радист и баянист!
– Шути-шути. Так вот, баян брали всегда.
– И спирт, – прошептал Василий Иванович.
– И падали потом на тайгу, – шепотом добавил Клим Борисович.
– Ну-у, в самом деле, – молящим тоном протянул Палыч, – Люба, сходи за баяном.
– Вам надо, вы и идете за баяном, – ответила та.
– Может, сегодня обойдемся пока без баяна, – вставила Раиса Амосовна.
– Рая, и ты туда же! – возмутился Палыч.
– Пал Палыч, давайте ближе к делу, – вмешалась Жанна Чеславовна. – Расскажите нам лучше, что вы там придумали, и будем как-то дальше развивать, если это подойдет к нашему празднику.
– Ну как же! Там нужна музыка. Обязательно! Я, может, песню придумал!
– А, может, я уже пойду ширму делать, – предложил Василий Иванович, собираясь вовсе свалить из школы, чтобы отметить удачно сложившийся день.
– Вместе домой пойдем, Вася, - обратилась к мужу Раиса Амосовна, почуяв недоброе.
– Вообще-то, это пока не репетиция, – пояснила Жанна Чеславовна. – Просто собравшимся мужчинам я хочу предложить поставить один номер, а Любови Ивановне – подобрать к нему музыку. Раиса Амосовна принесла свои стихи о школе, интересно бы их послушать и выбрать подходящие. А вы, Пал Палыч, все никак не перейдете к делу. А насчет ширмы, Василий Иванович, вы даже размеров не знаете, как вы ее делать собираетесь?
– У меня доска сороковка есть, на бруски попилю… – начал пояснять Василий Иванович, волнуясь, что неожиданно приятный остаток дня вдруг сорвется.
– Люба, скажи, где баян, я сам за ним схожу, – стоял на своем Палыч.
– Паша, хватит с этим баяном! - включился Клим Борисович. – Мне и так башка болит сегодня. Посидел бы за компьютером, как мы!
– Климентий, за окном XXI век, стыдно не знать компьютер!
– Ты еще меня поучи, отличник боевой и политической подготовки, – огрызнулся физрук.
– Мы теряем время, – еще раз напомнила Жанна Чеславовна.
– Ладно, Пал Палыч, – не выдержала Любовь Ивановна, – вот вам ключ от 104, идите за баяном.
¬– А давайте я схожу, – неожиданно предложил себя Василий Иванович.
Раиса Амосовна бросила соколиный взгляд в сторону мужа.
– И правда, пока Василий Иванович сходит за баяном, Пал Палыч, наконец-таки, посвятит нас в свои задумки, – поддержала инициативу Жанна Чеславовна.
Клим Борисович растерянными глазами проводил покидающего кабинет Василия Ивановича – баян не та вещь, чтобы нести вдвоем.
Шатров сидел молча, не вмешиваясь в споры. День учителя был для него чуть ли не профессиональным праздником. Он участвовал в жизни школы на уровне коллеги. Его все знали, и он никого не стеснялся, просто не видел смысла приходить сюда сегодня, так как его номер с песней должен был стать приятным сюрпризом. Он собирался спеть, что называется, «по ходу пьесы», полагаясь на соответствующее настроение зрителей. А теперь все об этом будут знать, и его начинало охватывать волнение, как артиста. Вчера у них дома побывала Жанна Чеславовна и настояла на его участии в концерте, ссылаясь на безынициативность мужчин школы. Алексею Сергеевичу, отмечающему все праздники традиционно, уставившись отрешенным взглядом в заливное или салат, предложение показалось необычным. А Фаина Андреевна поддержала Жанну Чеславовну:
– Леша, спой свое «Заплутал».
– Я эту песню к своему юбилею разучиваю, – заартачился Шатров.
¬ Ну так пусть это будет генеральная репетиция перед бенефисом, почувствуешь публику! – продолжала супруга. – Пока юбилей, я с ума сойду от этой песни, хоть выучишь побыстрее, – и рассмеялась.
Леша согласился. Но спеть песню под гитару оказалось для него делом более чем серьезным. Ему даже захотелось поучаствовать в какой-нибудь Жанниной репризе, лишь бы уже не петь: «Хотя, может, когда подопью – и не так страшно будет? - размышлял он. Нет, могу в ноты не попасть, а номер-то уже заявлен».
– Пал Палыч, мы все во внимании, – с определенной твердостью в голосе произнесла Жанна Чеславовна.
– Я жду, когда принесут баян, – категорично ответил Палыч и наконец-таки присел.
– Вот тебе и на! – звякнул Клим Борисович. – Сам чего не пошел?
– Видно, баян не доверяют.
– Правильно. Мало ли по школе бродить начнешь, песни орать: первым делом, первым делом самолеты, ну а ОБЖ, а ОБЖ потом!
– Слышь, Клим, пошел бы и ты… – и, помолчав, Палыч добавил: – За баяном!
Жанна Чеславовна громко выдохнула и обратилась к Раисе Амосовне:
– Давайте послушаем ваши стихи. Вы же принесли стихи?
Настроение библиотекаря-поэта украл супруг, элегантно обойдя ее бдительность. Раиса Амосовна выдержала некоторую паузу, пока в голове ее бегущей строкой проносилось: «Подлец! Подлец! Скотина!» - и начала с интонацией Беллы Ахмадулиной:
– Прозрачный воздух наполняет грудь.
Он чист, приятен, безупречен.
Ожоги лета он грибным дождем
Под шелест листьев желтых лечит,
Свиданья назначает мне
Мой старый друг на том же месте,
Он приходил ко мне во сне,
Октябрь ждет меня в подъезде…
– Красиво! – воскликнул Клим Борисович и похлопал в ладоши.
– А рифма? Грудь-дождем… Где рифма? Нет рифмы? – последовала критика Пал Палыча.
– Мне очень понравилось, – высказала свое мнение Жанна Чеславовна.– Только в стихотворении нет ничего о школе.
– Мне кажется, каждый учитель переживает подобные чувства в начале учебного года, – попыталась объяснить Раиса Амосовна.
– Ну и что, – неожиданно вмешался Шатров, – я тоже не про школу собираюсь петь. Это же концерт.
– Ну ты-то гость, – поправила Жанна Чеславовна.
– Алексей Сергеевич, а можно спросить: какую песню? – поинтересовалась Любовь Ивановна.
– Розенбаума «Заплутал, не знаю где…»
– Почему бы вам не спеть «Вальс Бостон». Очень даже по теме.
Идея новой песни напугала Шатрова.
– И как будет это называться? – снова вмешался Пал Палыч. – Тоска? Мы же праздник собираемся отмечать, ребята!
– Раиса Амосовна, вы же еще принесли стихи, давайте и их послушаем, – продолжила Жанна Чеславовна.
– Я еще не закончила, есть продолжение.
Когда на пару с тишиной
На канделябре тают свечи,
Лишь ты один грустишь со мной,
Мне пледом укрывая плечи.
И в черном, плачущем окне
Душа моя найдет приют свой,
И я признаюсь лишь тебе:
Мне близок одиночества уют твой.
– Здорово! Очень здорово! – завосклицала Любовь Ивановна.
–Черное окно, плачущая душа! Мы на поминках? – опять возмутился Пал Палыч.
– Вы нам час морочили голову, Пал Палыч, а сами пока ничего не предложили! – повысила тон Жанна Чеславовна. – Это замечательные стихи, честно. Но хотелось бы что-нибудь о школе, понимаете, Раиса Амосовна. Давайте мы лучше как-нибудь организуем ваш творческий вечер. И там вы почитаете эти стихи. Подключим лучших учеников, учителей литературы.
– Вы мне уже который год обещаете, – с обидой в голосе заметила Раиса Амосовна.
– В этом году уж точно, – пообещала Жанна Чеславовна. – Вы же сами знаете, сколько у нас мероприятий. Между прочим, ваш творческий вечер можно объединить с каким-то из них.
Жанна Чеславовна выдвинула шуфляду рабочего стола и достала календарь.
– 10 февраля – День памяти А.С. Пушкина, 24 ноября – День народного единства…
В дверь постучали.
– Да, входите, – ответила Жанна Чеславовна, и в кабинет вошел Фомичев с баяном.
– А вот и аккомпаниатор, – засмеялся Клим Борисович.
– А Василий Иванович где? – поинтересовалась Раиса Амосовна.
– За доской ушел, – ответил Фомичев.
– Наконец-то! – воскликнул Пал Палыч и направился к Фомичеву, чтобы взять баян.
Естественно, Василий Иванович, минуя 104, поспешил в 102, кабинет трудового обучения, где с нетерпением его ждали чекушка и упаковка лаврового листа. «Про доску сороковку погорячился», - подумал он. Ее просто не было. «Хрен с ней!» Василий Иванович бросил взгляд на стоящие в углу черенки для грабель и тут же решил возникшую проблему. Хорошее настроение в конце рабочего дня да еще подогретое изнутри – редкое счастье трудовика, потому что второе не всегда совпадает с первым. Выходя из кабинета, он наткнулся на шатающегося по школе Фомичева.
– Здравствуйте.
– Привет, Фомичев. Дело есть к тебе, раз ты мне на глаза попался. Пошли со мной.
Оба проследовали к 104. Василий Иванович открыл кабинет, вошел туда и вышел уже с баяном.
– Так, Фомичев, держи баян. Отнесешь в кабинет информатики.
Затем, закрывая дверь, окликнул уже подымающегося по лестнице ученика:
– Стой! Чуть не забыл. Ключ отдай Грачевой.
Любовь Ивановна была готова аккомпанировать.
– Люба, – обратился к ней Палыч, – мотив простой. «Голубой вагон», что поет крокодил Гена.
Любовь Ивановна проиграла вступление, и…
– Сокращенные уроки позади,
Со звонком мы покидаем класс,
День учителя маячит впереди,
В ресторан он приглашает нас.
Каждому, каждому в лучшее верится,
Каждому, каждому хочется сказать:
Никуда профком от нас не денется
И за праздник будет наливать.
Ну а тех, кому это не нравится,
Юрьевна из списка исключит.
Только водки больше нам достанется,
Ну а тот пусть дома посидит.
Каждому, каждому в лучшее верится,
Каждому, каждому хочется сказать:
Хватит некоторым ерепениться,
Дружно надо праздник отмечать.
И тут Клим Борисович расхохотался. Пал Палыч застыл. Любовь Ивановна продолжала без него.
– А дальше, Пал Палыч, – попросила Жанна Чеславовна.
Лицо экс-военрука налилось помидором. Он молчал и вдруг…
– Пускай Климентий выйдет. Пока он здесь, я петь не буду.
– Чего-о! – завозмущался Борисыч. – Пусть сам уходит и баян с собой прихватит!
– Ну чего вы разобиделись? Вы же написали шуточную песню, чтобы смешно всем было. Хорошо ведь получилось, раз смешно, – попыталась нейтрализовать конфликт Жанна Чеславовна.
– Весело! – вставил Шатров.
– Классно! – поддержала Любовь Ивановна.
– А мне кажется, что про водку уж как-то чересчур, – внесла немного критики Раиса Амосовна.
– Пал Палыч, видите, почти всем понравилось. Мы обязательно ее споем, – похвалила Жанна Чеславовна.
– Раз Климентий не уходит, значит, уйду я, - сказал напоследок обиженный Палыч и нырнул в коридор, хлопнув дверью.
– Чего и следовало ожидать, – подвела итог Любовь Ивановна.
– А вы тоже хорош, Клим Борисович, как будто первый день работаете с Пал Палычем, – укорила Жанна Чеславовна. – Песня и в самом деле неплохая. Я серьезно. Думала, что хуже будет, а тут… Ладно уж, раз так случилось, то в номере вместо Палыча поучаствуешь ты, Леша.
– Песня, значит, отменятся, – обрадовался Шатров.
– Нет, твой музыкальный номер в силе.
Жанна Чеславовна раскрыла на столе синюю папку со сценарием, чтобы посвятить артистов в суть дела.
– Здесь ничего сложного. Только давайте договоримся: никому ни слова, пусть это будет сюрпризом.
В дверь постучали.
– Войдите.
– Я извиняюсь, у меня сегодня семь уроков, – в кабинет вошла Валентина Михайловна, – а еще этот ненормальный 10 «В». Фомичева за мелом отправила, так потом больше и не видела. Пропал с концами. Слушайте, встретила Василия Ивановича. Цветет, как роза. Счастливый, улыбается весь. Что с ним сегодня такое?
– За баяном отправили, – пояснил Борисович.
– А он за доской пошел, – добавила Раиса Амосовна.
– Ничего не понимаю, – растерялась Валентина Михайловна.