К дню вывода Советских войск из Афганистана, нахлынули некоторые воспоминания.
Как из песни слов не выкинешь, так и из жизни никуда не денется период службы в Афганистане.
Почти три десятка лет отделяют сейчас нас от тех событий. Урывчатые, самые яркие воспоминания, никак не хотят складываться в целую картинку той повседневности. По этому фрагментами и буду описывать свои подзабытые ощущения.
Запомнилась доставка нашего автомобильного батальона к границам Демократической Республики Афганистан. То было в конце марта 1987 года. Погрузившись с места постоянной дислокации в г. Ровно, мы отбыли на юга. Две недели в плацкартном вагоне, под мерный перестук колес, запомнились острой нехваткой информации – ее как воздуха, не хватало для молодого, пытливого ума. Прибыв в Узбекский приграничный город Хайратон, я был отобран одним из тринадцати бойцов, которым первым предстояло зайти на ту сторону и подготовить место под лагерь для автобата. Некая мистика присутствовала при всем этом. Число тринадцать стало сопровождать нас . Посудите сами – тринадцатый батальон, тринадцатого апреля, тринадцать солдат на втором году службы, и забегая немного вперед, только из числа этих тринадцати, один вернулся домой в цинковом гробу, а двое были ранены.
А впереди чужая страна, со своей культурой, укладом, застывшая в феодально -общинном строе. Это мы считали, что во всем мире на дворе был 1987, а в Афгане, только-только вступил в права 1366 год.
Пересекши мост, через мутную речку Термез, многие оглядывались назад. Там. За спиной, оставалась такая большая и незыблемая, общая для всех Родина – великий и могучий Советский Союз.
Бушующая в полном разгаре весна, обилие цветущих деревьев, создающих слащаво-приторный запах, и вот наконец узкие улочки граничного города Пули-Хумри, с трудом выпустили груженные КАМАЗы на просторы пустыни. Безбрежное обилие песков, не давало зацепиться глазу за какой либо ориентир, что после испещренного буграми и оврагами Донбасса, было довольно непривычно.
Выбрав среди мелких барханчиков довольно большую, более - менее твердую от солончаков площадь, стали обустраивать лагерь. Первые бессонные ночи в карауле, где сачкануть нельзя. Тут война, и ощущения от этого в разы добавляет ответственности часовому.
Пошел период освоение автомата и гранат. Это уже не по три патрона, а набитые до отказа рожки. Мишенями служат пустые консервные банки. Кстати, это наверное единственный вид человеческого изделия, который из-за своего обилия, не был до конца востребован в народном хозяйстве, по этому они везде и постоянно были в поле зрения.
Дошли до метания гранат. В с размахом выкопанном окопе, слегка утопая во влажном солончаковом песке, стояли двое – я и товарищ майор, бог весть за какие грехи отправленный в эту командировку. Упитанная комплекция майора. При любом физическом действии. Вызывала яркие багровые пятна на его лоснящемся лице. А рядом – худенький, девятнадцатилетний паренек, сжимающий в руках гранату РГД. Сорвано кольцо, рука уверенно сжимает чеку. Недостаточность обзора вызывает желание приподняться и присмотреть место, куда получше метнуть гранату. Боковым зрением улавливаю изменение цветовой гаммы лица майора, что даже обернулся посмотреть на него. Вот тогда я первый раз увидел, как моментально отливает от лица кровь и на абсолютно белом фоне остаются наполненные ужасом глаза. Охрипшим голосом майор прошипел – «бросай», на что я ему резонно спокойно ответил – «куда?». Прекрасно понимаю состояние майора. Ну откуда он мог знать, каким взрывоопасным было у меня детство. От всевозможных пугачей, пахпалок, собственноручно изготовленных самопалов, разных по химическим составам взрывпакетов, постоянно страдали то глаза, то руки. И не каялся же ж.
Гранату метнул, у майора от сердца отлягло, и начались скучные будни. Ну это первую неделю. Вторая скучной быть перестала. Невидимый враг, окруживший наш маленький отряд и с неба и с земли, начал косить наших солдат. Сейчас конечно смешно об этом вспоминать, а тогда было не до смеха. Пробравшись в наши непривычные к такой среде организмы, местные бактерии под названием – Дизентерия, буквально пытались вывернуть наши тела наоборот. Непередаваемые ощущения. И не спасали ни попытки пить настойку из верблюжьей колючки, ни вынужденная голодовка, и лишь в конце второй недели зашедший вместе с батальоном медбрат, нафаршировал нас антибиотиками, после чего мы слагали оды изобретателю пенициллина
Ну все, в путь. Казалось бы бесконечная равнина , наконец отдаленным маревом стала на горизонте уходить в небо. То и дело на встречу попадались шагнувшие из индийских кинофильмов грузовички, набитые казалось бы до самого неба товарами. Барбухайки – вот точное и емкое солдатское название, которое очень точно характеризовало их. Каждый владелец, освоивший технику, наверное казался своим соплеменникам некоим магом и волшебником. И что бы усилить веру в свое могущество, обклеивал самыми разнообразными наклейками всю видимую поверхность своего автомобиля. Представьте себе лобовые и боковые стекла с узкими амбразурными просветами, увешанный разнообразными амулетами салон, бородатый дядька за рулем – это и есть основное средство передвижения афганцев. Для более мелких перевозок повсеместно использовались пикапчики Тойота, на которых бусурмане - игиловцы и сейчас любят ставить к.к пулеметы
Равнина постепенно сменилась предгорьем, запетлял в поисках удобного проезда асфальт, и как в сказке о двенадцати месяцах, начали меняться времена года. Серпантин постепенно уводил нас в небо, черные проплешины сменились вылизанным ветрами до зеркального блеска настом из снега, и на конец перед нами замочной скважиной предстал почти трех километровый тоннель с общеизвестным названием «Саланг»
Трудно переоценить важность этого тоннеля. Ведь он является единственной нитью, связывающей столицей Кабул с северным соседом. За господство над этими воротами сложила головы не одна сотня советских солдат. Остовы сгоревшей техники, то тут, то там , напоминали об этом...
Получив инструктаж, написанный горьким опытом предыдущих призывов - при остановке внутри тоннеля моментально заглушить двигатели (печален опыт с задохнувшейся в своих угарных газах водителей целой колонны), подъезжаем к самому тоннелю. На двух столбах, крепко приваренная к толстым цепям двутавровая железная балка. Она служит для ограничения проезда по высоте. В одну из поездок, наблюдал картину – большой междугородний автобус, по последнему слову техники оборудованным на крыше кондиционером, уверенно направляется к туннелю. Получив от балки хорошую затрещину по кондишену, с чисто русскими матами выскакивает водитель. Обругав последними словами того, кто эту балку повесил, впрыгивает в автобус и дает по газам, намертво вклиниваясь в начале тоннеля. Охи, ахи, размахивание руками. Пришлось подойти и начать стравливать воздух из колес, лишь только после этого автобус выбрался из капкана.
Вот наконец закончился бесконечный тоннель, усеянный бесконечными поворотами спуск, на котором теперь зима быстренько уступает место весне, и мы подъезжаем к Теплому стану. Не знаю, кому пришла в голову идея назвать одноименным с московским именем квартал, но с чувством юмора у него было все в порядке. Теплый стан – это западные ворота Кабула. просто не представляю себе, как там можно постоянно жить. Превращенное в отхожее место со всего города, кажется, что оно привлекает мух со всей вселенной. И не дай бог тебе не закрыть окно, перед проездом Теплого стана. Сразу все пространство в кабине займет плотная черная жужжащая масса. Второй раз на эту удочку уже не попадешь.
С возвышенного Теплого стана открывается вид на афганскую столицу. Кабул представлен в основном в желтом цвете. Глиняные трущобы редко перерастают в каменные дома. После сытого Союза, поражает основная бедность населения. Десятки детских попрошаек, говорящих на русском, наверное лучше, чем на своем языке. Хотя наверное они не столько попрошайки, больше им подходит определение – юные коммерсанты. У них можно достать все, что душа пожелает. Для всех русских солдат для них одно название –«Бача».
Наша часть располагается на северном склоне Кабула. С этой точки мы и объедем весь восточный Афганистан, снабжая вещами и продовольствием своих солдат в таких городах, как Газни, Гардез, Джелалабад, Гордез, Кундуз.
Первые поездки на Хайратон считались наименее опасными. А в первый замес мы попали 7 июля !987 года. Опять какая то мистика с тремя цифрами, теперь уже с семерками.
За день до этого, в составе небольшой колонны из семи машин, мы опускались к Джелалобаду, пытаясь хоть как то выстроить траекторию для Камаза, что бы хоть немножко порадовать машину остатками асфальта. Три машины с гражданскими вольнонаемными, и четыре
с нами, служивыми. Переваливаясь из ямы в яму, подъехали к Королевскому озеру. Величественна картина тропического водоема. Тысячи и тысячи розовых фламинго, создают незабываемую палитру. Вараны, неспешно переходящие дорогу. Для сокращения пути, строители отрезали кусок ущелья с водой, создав природную ванну с горячущей водой. Вдоволь нанырявшись, заезжаем в Джелалабад. Климат ничем не отличается от Индии. И животный мир примерно тот же. Единственно, что после появления наших солдат, очень нервно реагирующих на каждое движение в зеленке – там перестали водиться обезьяны. Продукты выгрузили и на следующий день, вместе с основной колонной двинулись обратно.
Преодолеваем небольшой перевальчик и перед нами открывается живописная картина. В низу, черными чадящими факелами горят два наливняка. Поднятая взрывами вековая пыль вперемешку с мрачным спутником огня, закруивалась нисходящими потоками горного ветерка и устремлялась в небо. Гулкое эхо напряженного боя разносится гулким эхом по всему ущелью.Минут двадцать мы созерцаем эту картину, пока наконец то БТРами, железные факелы сброшены в пропасть, и настал наш черед проскочить засадное место.
Шестнадцатикилограммовый броник утягивается по самое нехочу, Каска тесемкой как можно плотнее прижата к голове - вперед. Тишина никого не обманывает, и как только спускаемся в лощину, заряд гранатомета останавливает первую машину. Колонна стала, как по команде все выпрыгнули из машин, прижавшись к уступу горы. Сверху размеренно и неторопливо стрекотал пулемет ДШК, посылая увесистый свинец в нашу сторону. Засев за противоселевой кладкой, начал вычислять – вот если бы я был на месте духов, вот где бы я засел? Прикинув для себя выгодное для засады место, примерно оценив расстояние метров в триста, выставил планку прицела и открыл огонь. Стараясь наименее подставляться, по этому ствол оказался ниже уровня каменной кладки и я получил выщербленной каменной крошкой по глазам. Перемогавшись, увидел рядом с собой смеющегося гражданского -куда стреляешь? Сам улыбнулся, обернулся и стал свидетелем дурацкой отваги. Один из бойцов охраны колонны, выскочил на середину дороги и стал с остервенением поливать окрестные горы из ручного пулемета, за что был буквально пополам перерезан очередью и ДШКа.
Наконец придавлены огневые точки душманов. Команда по машинам. Адреналин добавляет телу кошачьей упругости, и ты впрыгиваешь в раскрытую дверь кабины уже в положении сидя. На полном газу моментально переключаются передачи и ты буквально пролетаешь на четвертой повышенной по рытвинам и ухабам, улавливая лишь направление. Голова то и дело ударяется о крышу кабины, закрывая вминающейся каской обзор. В тот день наша часть проскочила без потерь, чего не скажешь о сопровождении и топливозаправщиках.
В перерывах между командировками, дни пролетали более менее обыденно. Готовилась техника, на бампера крепились бревна оттороченные разрезанной старой автомобильной покрышкой, что бы в минуту опасности была возможность столкнуть с дороги поврежденный автомобиль. В дни затишья, пытливый солдатский ум искал способы приобрести яркие ценности восточного мира. Кто цветастый платок на подарок матери, кто магнитофон. Но шиком считались часы Ориент с автоподзаводом. Не царапающееся стекло прикрывало прикрывало зеленый или голубой перламутровый циферблат, казавшийся нам тогда верхом изящества.
Для этих целей все средства были хороши. Это и утянутая с промзоны арматура, кусок трубы, сэкономленная тушенка. Среди местного населения всегда находились те, кому это все было позарез необходимо. Доходило и до курьезов – в один из дней, майор зампотех, посылает бойца отрубить пару метров силового высоковольтного алюминиевого провода. Представьте себе катушку с нитками, только высотой два метра и довольно таки тяжелую. Возвращается боец, и докладывает – провода нету. - Да как нету, тебе что, повылазило- там целая бухта в автопарке стоит. Тот снова возвращается и докладывает, что ничего там нет. Взбешенный майор берет солдата с собой и несется на промку. Тогда еще никто не знал Дэвида Коперфильда, но факт остается фактом – огороженная со всех сторон колючей проволокой территория, чуть темнее трава, на том месте, где стояла катушка, а вот сама она, повинуясь желаниям юных фокусников, непостижимым образом исчезла.
Вечера коротались по накатанной схеме. В десять , сразу после отбоя, я начинал рассказывать. Напитанный прочитанными сотнями книг знаниями багаж, позволил в течении года не повторяясь, каждый день распространять их среди сослуживцев.
Чуть выше нашей части, располагалась торгово-закупочная база. Коллектив ее состоял из вольнонаемных гражданских, значительную часть которых составляли женщины, представляющие для солдат особый молодой интерес .
В один из вечеров, тайком покинув часть, с подарком на день рождение у одной из них, я был застукан своим молодым лейтенантом азербайджанцем, и как лишний конкурент был отправлен на недостроенную губу. Пять дней в неотапливаемом помещении, даже в условиях более мягкой афганской зимы, без еды и без воды, запомнились надолго.
А в перерывах между размеренной солдатской жизнью, мы выполняли свое прямое назначение – доставляли в отдаленные части грузы. Когда все проходило спокойно, а иногда попадали под замес. Запомнилась поездка на Гордез – дорога, со всех сторон окруженная зеленкой, как нельзя лучше подходила для засады. Чем душманы и не приминули воспользоваться. В первые по наитию одетый не на себя, а повешенный на боковое стекло броник, принимает на себя первую пулю. Звук прошиваемой двери напоминает удары кувалды. Старенький фотоаппарат Смена М8 печатлеет место откуда стреляют, а раскалённый от двух выпущенных рожков автомат плавит сидение. Враз потяжелевшее рулевое управление говорит о повреждении, бледный сопровождающий прапорщик кричит –поехали, поехали, а в зеркало заднего видно, как из борта валит белый дым. Отъехав метров триста, не смотря на особое желание прапорщика, я остановился, не желая вконец угробить машину. Меняю пробитое переднее колесо, пытаюсь веточкой заткнуть дырявленную систему охлаждения, перебираю в кузове матрасы и выкидываю загоревшиеся. Было ли в тот момент страшно? В тот момент не было. Страх приходил гораздо позже, после действия хорошей дозы внутреннего адреналина, буквально ходором колотило все тело.
Конечно много еще чего тогда было
Одной из самых запомнившейся поездок, это конечно была командировка на Герат. Это даже не командировка, а целая войсковая операция. Шутка ли сказать – колонна транспорта, состоящая примерно из трехсот пятидесяти машин и удавом растянувшаяся на пять километров. Руководил этой войсковой операцией непосредственно Генерал-лейтенант Громов.
Три дня были отведены для формирования колонны. И вот наконец дан приказ на выход. Если посмотреть со стороны, то движение колонны напоминало то, как ползет гусеница. Просканировав пару километров сильно б/у дороги, По выкладывав все найденные гостинцы на обочину, саперы давали отмашку и головная часть, как застоявшийся молодой жеребец, устремлялась вперед, поднимая за собой безразмерные клубы пыли. При условии почти нулевой видимости, хвост колонны потихоньку подтягивался к голове. Первые трое суток, ( да-да, я не оговорился), мы двигались черепашьим темпом, делая короткие остановки поесть и сходить по нужде. Разнообразные сувениры, наглядной агитацией красующиеся на обочинах, отбивали всякое желание выходить за пределы разминированной дороги. Трое суток под осенним солнышком и холодящим полумесяцем, прошли еще в соблюдении дисциплины, а потом, молодость потребовала выхода из монотонности и начались лихие обгоны, напоминавшие своим поведением столичные маршрутки.
Саперы, задолбавшиеся ковырять усохший до каменного состояния грунт, просто стали отмечать все звенящие в миноискателе участки красными флажками. И мы, как загнанная стая волков, плелись по этому коридору.
Обгоняя БТР, Сорокин на своем УРАЛе 375Н, за последнюю букву прозванный «Наташкой», таки поймал флажек передним левым колесом. Расплата последовала мгновенно. В доли секунды широкий передний лапоть распрощался с машиной, делая вид, что всегда мечтал стать самолетом. Для Сорокина все обошлось незаурядной шишкой на голове, переходящей в лиловые синяки под обоими виноватыми глазами.
Сразу после этого, Генерал-Лейтенант Громов, выбрав огромную площадку, обьявил двухчасовый привал и построение. Выстроив всех в форме короткой буквы «П», он начал речь такими словами – «Пусть меня расстреляют, за то, что в условиях военного времени я собрал вас в одной точке, но черт побери, если я еще раз увижу, что кто то кого то обгоняет, то я самолично его пристрелю.
Уже не помню, о чем дальше шла речь, помню только концовку. На приказ –«Равняйсь, Смирно», два бойца оказались сильно «укачавшимися».
-«Смирно. Я кому сказал?»
Один из шатающихся, попытался через смех отбелить второго –«Това-р-р-ищ Генерал, а он ннемможет смирно»
Тяжелый взгляд Генерала стал наэлектризовываться, готовясь выпустить огромную молнию. Но потом он понял, что пьяному море по колено и отложил экзекуцию на похмелье. Не знаю, где эти чудики раздобыли «чачу», но в этом виноградном самогоне было градусов под семьдесят, что есно сказалось на состоянии солдат.
Ну Губа, это было уже по приезду, а мы опять начали играть в тяни-толкай. Трое суток пятнадцати-двадцати минутного сна, давали о себе знать. Имея под собой 225 лошадиных сил, тем не менее при этом плестись как старая кляча, на скорости в 20 км. в час –это было самое трудное в моей жизни испытание. Попытки умыться, высунуть голову на свежий ветер в окно, мало чем помогали. Казалось на веки приклеили двухпудовые гири и они всей тяжестью закрывали глаза. Вот тогда реально, мы вставляли себе в глаза обгрызенные спички, но даже с открытыми веками сознание на короткое время убегало в царство морфея.
Что самое интересное, самым коварным был рассвет. Ночью еще так себе, а вот просыпающееся утреннее солнышко, вызывало неимоверную зевоту и провалы в сознании.
Одна из ночей особенно запомнилась. В колонну . грузовиков, через машин двадцать-двадцать пять, были вкраплены единицы бронетехники. Впереди меня, подымая восьмью колесами густую пыль, двигался БТР-80.
Облака на весь горизонт поглотили небо, лишь фары с железными забралами, создавали, какой то сюрреалистический коридор, по которому мы передвигались. Не знаю, была ли команда, или просто у какой то пред идущей машине случилась проблема с проводкой, но все как по команде выключили свет.
Существенный разрыв в колонне позволил разогнаться до скорости в 80 км.ч. Вот тогда я посочувствовал улитке, ибо понял, что она испытывает, каждый раз выкатывая глаза. Передо мной неслась многотонная железная махина с красными пятаками стоп сигнала, напоминающие глаза кролика подсвеченные ночью фонарем. Особого желания пропустить, когда они тускло загорятся и обнять собой гору сварного железа, у меня не было. По этому, создавалось впечатление, что глаза на пару сантиметров вышли из орбит, и я, как в телескоп, наблюдаю за происходящим.
Грузы тогда отвезли, перерезав с востока на запад весь Афганистан. С малыми потерями вернулись на базу. Многие мелочи той поездки подзабылись, но само воспоминание на уровне ощущений, останется со мной на всю оставшуюся жизнь.
И снова по утрам в сухом воздухе Кабула,то тут, то там, усиленные мощными громкоговорителями, раздавались призывы муллы прийти преклониться перед Аллахом. И снова караулы, ремонт машин, выстиранная Х/Б-шка в бензине, по субботам самодельная парилочка и дурацкая мода на наколки. Потом, по "меченым", широкой поступью прокатился гепатит «С», не коснувшийся из шестидесяти человек нашей роты только пятерых. Видя повальную эпидемию я и сам морально был готов к госпиталю. Но меня бог миловал, и теперь я понимаю почему. Не стал, как все, делать наколку.
Ну а потом выход. Снова платформы, плацкарт, шмон на границе, отобранные во имя секретности дембельские альбомы и город Ровно встречает командированных. Две недели в части и вот она – гражданка. Но перед отъездом маленькая месть – по стукачеству прапора первой роты, часть дембелей на губе обрили налысо. Выловленный прапор, с западенским говором, под запах благоухающей черемухи и трели ночных птиц, с заломанными руками, получает железной машинкой для стрижки широкий пробор посреди густой шевелюры и после хорошего пендаля, отпускается восвояси. Стучать не хорошо.
Купленный за чеки моднячий синей плащевки костюм. Две пересадки. И вот он - такой родной и незабываемый Донбасс!!!