ДАРОНОСЕЦ МОНЯ,
или
ОСТРОВ БЕСОВ
(ФАНТАСМАГОРИЯ ИЗ ЖИЗНИ ИСКРЕННИХ ГЛИСТОВ)
Продолжение. Действие первое здесь - http://www.proza.ru/2017/11/09/1608
Действие второе здесь - http://www.proza.ru/2017/11/09/1674
Действие третье здесь - http://www.proza.ru/2017/11/11/1412
Действие четвёртое здесь - http://www.proza.ru/2017/11/11/1618
действие пятое здесь - http://www.proza.ru/2017/11/15/953
Действие шестое
ФЕЙЕРВЕРК И ТАЙНА ДВУХ ЛОЛИТОК
Лаборатория Березня. Компьютеры, колбы, кипение, шипение и остальная хрень. Туда-сюда снуют лаборанты в белых халатах. Сам Березень хмур и мрачен, сосредоточенно постукивает карандашиком по столу с пробирками. К нему подскакивает лаборант.
ЛАБОРАНТ. Юрий Семёнович, беда у нас! Снова перегрев, уже на самый минимум выставили...
БЕРЕЗЕНЬ. Липков, у вас всегда беда. Я вашу могучую кучку так и назову - "бедолаги". А тебе присваиваю звание "начальник паники". Отрубай всё и сходи за шаурмой. Может, отравитесь скопом, всё больше толку будет.
Лаборант исчезает, появляется Покровский из входной двери за спиной Березня. Неслышно подходит сзади, тычет указательным пальцем в поясницу Березня.
ПОКРОВСКИЙ. Руки в гору!
Березень вздрагивает, подскакивает, пробирки и колбы падают на стол и со стола.
БЕРЕЗЕНЬ. Ложись!
Отталкивает Покровского от стола, валит на пол и накрывает собой. Раздаётся несколько эффектных взрывов, лаборатория озаряется цветными вспышками вроде фейерверков. Прибежавшие сотрудники справляются с безобразием. Слышны встревоженные реплики: "Юрий Семёнович, с вами всё в порядке?", "Как это вышло?", "Ой, Игорь Павлович! У вас пиджак подгорел!" Оба приятеля сидят на полу с лицами, разукрашенными цветными пятнами - как у индейцев, вышедших на тропу войны.
ПОКРОВСКИЙ. Березень, вы точно с аутизмом боретесь, а не с мировым злом? Я на днях вместо себя Исикаву пришлю. Только заряд помощнее заложи. И сам отбеги подальше.
БЕРЕЗЕНЬ. Игорь, ты соображаешь, что творишь?! Счастье ещё, лаборатория целиком не взлетела.
ПОКРОВСКИЙ. Так вот оно какое, счастье...
Сотрудники пытаются помочь Березню и Покровскому подняться.
БЕРЕЗЕНЬ. Отвалите все! По местам! Гоните сюда уборщиц, остальные – за работу!
Появляются уборщицы, уносят стол, пометают, начинают сгребать осколки, вытирать пол.
УБОРЩИЦА. Граждане начальники, вам бы умыться, кляксы с лица вытереть. А то страсть Господня.
БЕРЕЗЕНЬ. Изыди! Дай дух перевести... (смотрит на Покровского) И правда, страсть Господня.
ПОКРОВСКИЙ. На себя посмотри.
УБОРЩИЦА. Оба хороши. У меня покойный муж с глубокого бодуна и то краше выглядел.
БЕРЕЗЕНЬ. Изыди, я сказал! (Крестит уборщицу).
УБОРЩИЦА. Тьфу на тебя! Даже крестное знамение правильно наложить не может... (Уходит)
ПОКРОВСКИЙ. Зато другое наложить может. За воротник и в душу.
БЕРЕЗЕНЬ (подозрительно). Это ты о чём?
Покровский. Не обращай внимания. Последствия тяжёлой стадии аутизма.
БЕРЕЗЕНЬ. Что ты несёшь, Игорь? Какая стадия, какого аутизма? Лучше расскажи, что тебя сюда принесло на мою голову.
ПОКРОВСКИЙ. Подскажи, мы сколько с тобой знакомы, Юра?
БЕРЕЗЕНЬ. Лет десять, думаю. Ты меня пригласил примерно в одно время со Слепым Пью.
ПОКРОВСКИЙ. Судьба-индейка... Точно, я тебя взял, когда Аня уже работала. Помнишь, случайно вышло? Я опаздывал, думал, уже ничего не поможет... Такой контракт срывался! И тут ты на своём байке... Как его там?
БЕРЕЗЕНЬ. Ты неисправим. "Не мог он "Яву" от "Харлея", как мы ни бились, отличить"...
ПОКРОВСКИЙ. Вы что, сговорились? Эта поэзия мне уже поперёк горла стала. (Пауза). Ох и везло мне тогда, Юрик. И подумать не успел - гениальный химик подкатывает на мотоцикле.
БЕРЕЗЕНЬ. Аня за тебя подумать успела. Я ведь так хотел попасть к тебе в "Возрождение"... Она мне тогда и позвонила, сказала, что ты в цейтноте.
ПОКРОВСКИЙ. То есть это всё она подстроила?
БЕРЕЗЕНЬ. С ума сошёл? Опаздывал ты тогда реально, в истерике Анюте позвонил. Она в тебя так влюблена была, что мозги у неё моментально сработали. Весь факультет был в курсе, что я на "Харлее" помешан...
ПОКРОВСКИЙ. Погоди! И ты знал, что она... того?
БЕРЕЗЕНЬ. Это все и до сих пор знают.
ПОКРОВСКИЙ. Почему же никто мне не сказал?
БЕРЕЗЕНЬ. А толку? Ты ведь, на всякий случай, женат был. И Кристина уже, кажется, в первый класс пошла. Да и сам подумай: как можно твою Веронику променять на Слепого Пью? Аня была существом ботаническим. Хотя когда в фирму пришла, поначалу изменилась. И одеваться по-другому стала, и краситься. А потом поняла, что ничего ей не светит, забухала, как узница Бухенвальда. И превратилась в Слепого Пью. Тут ничего не поделаешь.
ПОКРОВСКИЙ. Жаль. Я ведь всегда считал, что мне с вами дико повезло. С Аней, с тобой, не говоря уже о Лёвчике...
БЕРЕЗЕНЬ. Ну да…
ПОКРОВСКИЙ. Ты думаешь, я не знаю, сколько раз тебя пытались переманить, какие деньги предлагали, в каких компаниях? Я тебе таких условий никогда создать не смогу, при всём желании. А ты всех послал подальше. Не знаю, смог бы я так на твоём месте поступить. Честное слово.
БЕРЕЗЕНЬ. Откуда информация? Мы с тобой никогда это не обсуждали.
ПОКРОВСКИЙ. А почему? Даже если бы ты ушёл, я бы понял.
БЕРЕЗЕНЬ. А я бы не понял. Ладно, давай подниматься, светлоликий. Пойдём в туалет рожи отмывать, а то заглядывают тут некоторые.
Сцена переносится в туалет. Кроме Покровского и Березня, \ вдалеке, у писсуара, спиной к зрительному залу, справляет малую нужду лаборант Липков. Приятели подходят к ряду кранов, над которыми висит длинное зеркало, и начинают умываться.
БЕРЕЗЕНЬ. Липков!
ЛИПКОВ. Я!
БЕРЕЗЕНЬ. Три луя вне очереди! Долго будешь свой шланг тормошить? Я тебя встречаю везде, кроме лаборатории! Может, тебя старшим сортирным назначить?
ЛИПКОВ (обиженно). Юрий Семёнович, вы сами разрешили за шаурмой сбегать!
БЕРЕЗЕНЬ. Куда? На землю Санникова? Быстро сдёрнул отсюда!
ЛИПКОВ. Юрий Семёнович, а что за взрыв был в лаборатории?
БЕРЕЗЕНЬ. Взрыв мозга у белой крысы Акулины! Следующий ты на очереди! Дёргай, говорю, пока при памяти!
Лаборант исчезает. Приятели остаются вдвоём.
ПОКРОВСКИЙ. У меня к тебе разговор, Юра.
БЕРЕЗЕНЬ. Что, прямо здесь? В кабинет хотя бы пройдём.
ПОКРОВСКИЙ. Зачем? Место как раз соответствует.
БЕРЕЗЕНЬ. Чему?
Покровский щёлкает пальцами, Березень замирает.
ПОКРОВСКИЙ. Ситуации, Юра, ситуации. Уж очень она говнистая.
Дует с ладони на Березня, тот отмирает.
БЕРЕЗЕНЬ. Что мы в туалете делаем? Пошли выпьем по рюмашке, прошлое вспомним.
ПОКРОВСКИЙ. Самое время вспомнить. Желательно - недалёкое. Ответь мне, кудесник, любимец богов... Вот пакость! Эпидемия, что ли, вокруг стихирная?
БЕРЕЗЕНЬ. Что тебе сказать?
ПОКРОВСКИЙ. Ведь это ты, Юрий Семёнович, продал липовому японцу результаты, которых мы так ждали? Ты, друже мой верный...
БЕРЕЗЕНЬ. Ничего я никакому японцу не продавал.
ПОКРОВСКИЙ. Ну слава Богу... Никогда не думал, что буду так радоваться.
БЕРЕЗЕНЬ. Японцу я ничего не продавал. Я вообще ничего не продавал.
ПОКРОВСКИЙ. Да понял я, понял. Извини, проехали.
БЕРЕЗЕНЬ. Ничего ты не понял. Белзерин и документацию я передал Лёвчику.
ПОКРОВСКИЙ. Зачем? Ты же Бельской их должен был отдать! Она – руководитель проекта, а Лёвчик - зам по административной части!
БЕРЕЗЕНЬ. Лёвчик - паук. Его дело – сети плести. Думаю, мы там все у него. Теперь и ты.
ПОКРОВСКИЙ. И Аня Бельская?
БЕРЕЗЕНЬ. А вот это - фиг. Аня ему не по зубам. У Слепого Пью, видать, арахнофобия. Отвращение к паукам. При случае и раздавит - не задумается. Потому Лёвчик её так ненавидит.
ПОКРОВСКИЙ. Ну, за Аню я рад. А какой подходец он к тебе нашёл?
БЕРЕЗЕНЬ. К конченому уроду - и подход конченый.
ПОКРОВСКИЙ. А ты, значит, конченый урод?
БЕРЕЗЕНЬ. А та какой же.
ПОКРОВСКИЙ. Что-то я за десять лет не заметил.
БЕРЕЗЕНЬ. Ты - человек порядочный, потому и не заметил. А Лёвчик – мразь, у него на таких, как я, нюх особый.
ПОКРОВСКИЙ. Брось. Мы с Серёгой с детства знакомы, он меня из таких положений вытаскивал, жизнь спасал...
БЕРЕЗЕНЬ. Может, и так. Только я его в то время не знал. А жизнь - штука паскудная, она даже из лучших друзей может такую падаль слепить....
ПОКРОВСКИЙ. Давай без философии, нехороший человек. Что у вас конкретно с Лёвчиком случилось?
БЕРЕЗЕНЬ. Началось, думаю, после того, как работа над "Алаутом" стала близиться к завершению. Только белзерин оставалось выделить. И до этого мы с Лёвчиком в неплохих отношениях были, а тут - просто липнет, как муха на ленту, улыбка шесть на девять, дела душевные...
ПОКРОВСКИЙ. Конкретнее.
БЕРЕЗЕНЬ. Куда уж конкретнее. У меня две девчушки, Ленка - не жена, сокровище. А тут...
ПОКРОВСКИЙ. Понятно. Опять Ленке изменил?
БЕРЕЗЕНЬ. Если бы...
ПОКРОВСКИЙ. То есть не изменил?
БЕРЕЗЕНЬ. Хуже.
ПОКРОВСКИЙ. Хуже, чем не изменил? Слушай, Березень, у меня и без того мозги плавятся! Докладывай конспективно и конструктивно! Для начала: какое отношение к вашим с Ленкой делам имеет Серёга Лёвчик?
БЕРЕЗЕНЬ. Ты спрашивал, изменял ли я Ленке...
Покровский. Юра, твою кобелиную натуру каждая сучка в округе знает. И Ленка, кстати, тоже.
БЕРЕЗЕНЬ. Ленка - не сучка.
ПОКРОВСКИЙ. Это только что до тебя дошло? Она что, узрела тебя во время очередного кувыркания?
БЕРЕЗЕНЬ. Ничего она не узрела. Не в том дело. Эта тварь, то есть дружок твой закадычный, меня в такую мышеловку заманил...
ПОКРОВСКИЙ. А мышка, я понимаю, была аппетитная?
БЕРЕЗЕНЬ. Две мышки. Одной четырнадцать, другой - тринадцать.
ПОКРОВСКИЙ. Ты одурел?! На сладкое потянуло? Диабета не боишься?
Лечение от педофилии очень долгое и болезненное. Особенно за "колючкой". Там с любителями маленьких девочек знаешь что делают?
БЕРЕЗЕНЬ. Знаю.
ПОКРОВСКИЙ. Просто молодых шлюшек, значит, не хватает?
БЕРЕЗЕНЬ. Вот когда попробуешь - тогда и будешь судить.
ПОКРОВСКИЙ. Свят, свят! И без меня судьи найдутся. Ты за своих дочек не боишься, когда чужим титьки мнёшь?
БЕРЕЗЕНЬ. Я всего боюсь. Но только школьницы меня и возбуждают.
ПОКРОВСКИЙ. Лучше заткнись...
БЕРЕЗЕНЬ. Хорошо.
ПОКРОВСКИЙ. Нет уж, рассказывай! Знатный педофил...
БЕРЕЗЕНЬ. И что? В средневековой Франции двенадцатилетних девочек замуж выдавали. А Джульетту? Ей четырнадцати не было, когда её Ромео огулял. Между прочим, как законный супруг.
ПОКРОВСКИЙ. Здесь тебе не Верона, попутался ты слегка. К тому же ты что, сразу на двух нимфетках решил жениться?
БЕРЕЗЕНЬ. Ни на ком я жениться не собирался. Я вообще был уже в завязке года два, пока этот Лёвчик...
ПОКРОВСКИЙ. Значит, он тебе малюток подсунул?
БЕРЕЗЕНЬ. Видел бы ты, что эти малютки в постели вытворяют.
ПОКРОВСКИЙ. Избавь меня от деталей. Ты - больной человек...
БЕРЕЗЕНЬ. Я и не спорю. Мир катится в пропасть, и я хочу катиться вместе с ним.
ПОКРОВСКИЙ. Вот до лисы и докатился, колобок хренов. Так что давай ближе к Лёвчику.
БЕРЕЗЕНЬ. Ближе некуда. Он мне не только этих юных сучек подсунул. Он всё на камеру снял. А когда белзерин мы выделили, Лёвчик в тот же день предъявил мне кинушку про порнушку. А вдобавок к ней - заявления лолиток, что я их силой принуждал. Вот надо было мне ему ляпнуть про открытие?! Никто же ещё не знал, даже в лаборатории! Я лично последними опытами занимался!
ПОКРОВСКИЙ. Значит, взамен Лёвчик потребовал от тебя образцы...
БЕРЕЗЕНЬ. А что я мог сделать? Иначе конец всему, Игорь! Срок! Крах семье! Ну, и остальное, уже там, за решёткой...
ПОКРОВСКИЙ. Лёвчик, Лёвчик... Значит, "иппонская" фирма - на его имя. Исикава - дурилка, а я - лох. Плохо всё, Юра, плохо.
БЕРЕЗЕНЬ. Неужели ты отдашь акции?
ПОКРОВСКИЙ. Акции? Ах да, акции... Умоется твой паучок. От мёртвого осла уши ему, а не «Алаут». И за кино своё можешь не волноваться. Считай, нет его уже в природе. Живи спокойно. Если сможешь.
БЕРЕЗЕНЬ. Смогу.
ПОКРОВСКИЙ. Сможешь. Сволочь ты редкостная, но мелкая. Я тебя даже выгонять не буду. Где ещё такого спеца найти? Не знаю, как гений и злодейство, а гений и поганство - вещи вполне себе совместные. Тем паче от взрыва ты меня прикрыл. А ведь тебе могло самое дорогое оторвать. Не то что на лолиток – на Винни-Пуха не потянуло бы.
БЕРЕЗЕНЬ. Ну, хватит, Игорь… А что с Лёвчиком?
ПОКРОВСКИЙ. А с Лёвчиком кончать будем.
БЕРЕЗЕНЬ. Как - "кончать"? В буквальном смысле? Игорь, не бери грех на душу...
ПОКРОВСКИЙ. Ты же взял.
БЕРЕЗЕНЬ. Я - человек конченый.
ПОКРОВСКИЙ. А он - даже не человек.
БЕРЕЗЕНЬ. Ты только не убивай его, я тебя умоляю...
Покровский. Он сам себя убил. Мне и мараться не надо.
Конец шестого действия.
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ ЗДЕСЬ - http://www.proza.ru/2017/11/19/2071