от Pol_Ektof:
БЕЗ НАЗВАНИЯ
Пока я усы жевал, читая с подчёркиванием заляпух карандашом (так что мой экземпляр в итоге сильно "покраснел") свежекупленный мною "iPhuck 10", некто TibetanFoks (притом оное некто оказалось дамского полу, что отрадно, ибо, оказывается, не все дамы подались в безграничные Донцовые Степи, а некоторые могут запросто соорудить и поиметь смелость накатить на букеро- и даже на быковообласканного кумира телегу, притом ни грамма феминистики) написала критику.
Написала от души.
Написала о впрок пропиаренном и ясноёжику будто однозначно неошедевре Пелевина... и будто бы даже лучшему из лучших шедевров. Во всяком случае, нас пытаются убедить в этом.
А как же иначе свалить эту глыбу, ежели поскорей не назвать её свежеиспечённым памятником пелевинской словесности.
И, по аналогии с пелевинскими же метафорами из свежего Айфака, - памятником, сделанным "из гипса первой половины XXI века", против прежних глиняных, равно как и российских, притом колоссовидных, на соответствующих - шатких и кривых - ножках постперестроечных конструкций?
И, пока материал не набрал проектной мощи, и пока не накинута на памятник инет-сетевидная, почитательская и всякая прочая шелу... оп, защита... И, пока не заорала мелюзга, пока не офонарели фаны, пока не запищали пищики-кровопийцы с либероидами - а они любят гадких микробов и плесень - TibetanFoks зачала испытания Пелевенского постамента на прочность.
Испытание проводится методом вонзания в массивное тело его жаловидных, со свёрлами, соответствующих хронотопу Айфака, накладных ноготочков из недетского набора.
В советское время наборчик назвали бы "дамским".
А в пелевинское убыстренное время имена подобных приспособлений стремятся к межгендерным терминам.
Изучайте же, господа современники Пелевина, приведённый внизу текст мастер-критикессы, пока мастера цензуры "неумодерировали" его отсюдова напрочь.
Чуть позже засуну данный опус в раздел "цЫтаты не себя", подчёркивая тем самым, что это именно длинненькая цитата; что она, даже минимальным образом, не претендует ни на соавторство, ни на плагиат; а лишь имеет учительскую цель: для начинающих графоманов.
А также критическая цитата-длинномер имеет познавательную ценность. Она расширяет кругозор тех знатоков современной прозы, которые искренне и принципиально не читают Пелевина.
Я же прочёл его: от корки, как говорится, и до корки.
Приостановился на полпути и копнул собственно сердцевину.
Как бывалый следователь склал срез в целлофан, дабы на досуге (а прокуратура не гонит, общество не возмущается и заранешных оценок не даёт)...дабы рассмотреть корочку, чернозём в микроскоп, определить основание, составить послойную картинку, определить плотность и полезную массу, выпарив водичку.
Что же оказалось, если не кривить душой, а резать матку-правду?
А оказалось, что не так уж хорош роман, как его на все лады осеняют триперстиями, славославят пришествие, возносят и впрок иконизируют угодные постмодернистскому мэйнстриму СМИ.
По моему рабоче-крестьянскому ощущению, дак большинство владельцев ведущих СМИ, занимающихся - по инерции девяностых - пропагандой западного образа жизни и по самую макушку обросшие зелёненькими, имеют сходный код ДНК - чего им ругать святыню?
Ибо модно это пока что. Концентрированная Пелевенщина: Стиль. Стёб. Эрозия. Энтропия. Перегной. Силос. Сверху парфюм. Внутри нехило гниёт. На дне жижа. Это в переводе на мой язык.
А в переводе на "их" язык это означает, что "писатель внешне круто, внутри неважно как, но зато с пользой для демократического общества будущего (- либерального - надо полагать) разлагает общество настоящего". А настоящее общество это, само собой, есть свинобыдлячество, трясина, нищебродство против олигархов-умников. Это также президенто-монархизм, ясно дело, ведущий либералов к Соловкам и Гулагам.
Гниение с брожением всё ещё в тренде у либералов: сужу по тому, что живы и творят вовсю апологеты помойно-порнографической стилистики. Фамилий не называю - и сами все их знаете.
А взамен ничего другого не придумали. Дождёшься от них! Ждут сигнала "фас" - понятно дело откуда: из-за бугра.
Извините, отвлекусь: вот и рэперы туда же. Клюнули. Разные Гнойные и Оксимироны расстарались в авангардах. Оксимирон, правда, чуть поменьше, там даже рифма и перлы есть. Но всё в ту же прозападную, то бишь модную, то бишь в подражательскую дудку дудят. Как бы на волне превозносимого на все лады свободнейшего, в том числе в области культуры и творчества, Запада... который знает "что и как" во всём мире.
Ну да ладно: и сам Пелевин не прочь снова пройтись по знакомой, истоптанной вдоль и поперёк тропинке... будто неизбежной теперь славы... И вообще брать надо выше: не просто славы, а с некоторых пор - славы мировой.
Со встроенными в ту тропинку шлифованными, из искусственного лосанжелесскаго мрамора, звёздами, по которым критикам и завистникам топтаться в кайф. Если, конечно, не отвлекаться на такие мелочи и парадоксально точные тавтологии, такие, например, как "регулярная ежегодность" этой самой - заранее ожидаемой - славы.
А также любопытна версия о якобы существующем договоре "О регулярности творчества" (название условно!) - со своим в доску издательством, гарантирующим в случае соблюдения условий, победную поступь любого регулярного пелевинского творения. Красная дорожка тут как скатерть самобранка выкатываеца... эхом: ца ца ца - цаца, словом.
Имя. Имя - в этом всё дело! Раскручивают и пиарят.
А как же иначе? Как не обкладывать спасательными кружкАми из лавролиста (изг.Ресей Новосибирск облысы, Ендiрушi Проксима Компаниясы) новую книгу прославленного автора, когда не все деньги, потраченные на рекламу работодателем, отработаны пахарем Пелевиным?
И не весь мозг ещё выкачан из Пелевина.
Это здоровски вообще-то. Какая-никакая, а звезда. Какая никакая, а звезда - наша, ментальность - русская.
Это плюс и хвала.
А всё остальное в минусе.
Я не сильно озабочен провалами и подъёмами Пелевина.
Он оригинал и крепкий орешек. За это стоит уважать писателя.
За неряшливость степень уважения снижается.
За оболванивание читателя степень почитания падает на порядок. Но не для фанов: фаны слепы и будут бороться за собственную фановость до конца.
Другое дело я. Я графоман. И, как бы поэтому не подвержен пассам волшебников на расстоянии.
И в лохотрон я не ходок. Я люблю орудовать скальпелем. Притом народным, использованным, ржавым, зазубренным, подобранным у помойки.
Поэтому с методикой написания литературы, и что творится в мозгах "литератора" во время изобретения текстов, знакОм изнутри процесса: то есть изнутри части тела, называемой головой.
А также я, ибо я на 90 процентов с критической оценкой TibetanFox согласен. И только лишь самую малость завидую, что меня опередили. И что это не мой текст.
А также жаль, что не довелось мне пообсуждать этот текст с авторшей: симпотная, наверно, и не молодуха, а скорее промежуточного возраста. Что не грех, если судить по незамороченности языка. За стаканчиком-другим пепси-пива. Можно и без танцулек.
Однако, придёт время и, вполне, почему бы нет, проведу подобное расследование сам.
Ибо:
1. Очень уж хочется поделиться своим пусть не рентгеновским, не тонким, а обывательским "толстовИдением" Айфака;
2. Уж так смешны некоторые сюжетные и хронотопные совпадения Айфака 10 с некоторыми идеями, которые год как торчали в моей башке: невоплощёнными в романы. А некоторые идейки аж публиковались в интернетах. Так что невольно и шутливо возникают теперь подозрения вот такого примерно рода:
"Да, да, да, этот господин П., похоже, не просто заглядывает на страницы Прозы.ру, но тыбзит свежие хронотопические и прочие сюжетообразующие мысли у графоманов... нуэ... моего склада... равно моего завода: безумности, комбинирования, синтеза прозорливых вспышек.
Или другой - космическо-демократичный, романтично-толерантный вариант плагиатообразных совпадений.
В нём также всё просто: одинаковые идеи будущих романов от разных будущих авторов носятся в ноосфере свободолюбиво и хвастливо. Нужно только лишь изредка замечать и вовремя отлавливать их - диких, недооформленных, глупых и всяко: прозаических Пегасов то бишь. И засовывать их в свои романы. Кто первый вставит, того и лошадь! Уж простите за случайные смыслы по-быстрому состряпанных фраз."
--------
от TibetanFoks:
ЖИЗНЬ ДА, НО ОЙ
Окутанный тайной выплывает из неизвестности этот роман, который быстро-быстро анонсировали и ещё быстрее выпустили, пока у всех жопы от недоумения не остыли. Первая мысль: Пелевин так старался наконец написать книгу, которая не устареет с содержимым до момента её издания, что на счету была каждая минута. Так сказать, догонял семимильными шагами паровоз современности, чтобы уже запрыгнуть. Даже получилось.
Впрочем, причина того, что догнал-таки актуалочку, как мне кажется, простая. Во-первых, отказался от тяжёлых гирь сиюминутных мемасиков, перейдя на более серьёзный анализ трендов и явлений. Во-вторых, немного переориентировался в целевой аудитории и пишет явно для молодёжи, которая хорошо знает «Чёрное зеркало», глубины интернета и тенденции современности. Например, он явно стебёт популяризацию феминизма (и одновременно стебёт выстёбывание феминизма, привет, Нолан!) и даже винишек-тян, хотя такого термина при написании романа ещё точно не было, зато явление было.
Иной подход в сочетании со старыми-добрыми традициями даёт неплохой результат. Сразу в предисловии он раскладывает весь товар лицом и побольше, побольше! Мы как в дайджесте понимаем, что ждать дальше: стёб, фирменные каламбуры, многое из писательской кухни, философию и эзотерику в небольших быстрорастворимых количествах, литературный минимум школьного уровня для понимания пасхалочек (ну, на самом деле, чуть больше школьного уровня, потому что в общих чертах неплохо бы представлять не только «Преступление и наказание», но и ещё пару книжек), много матричного киберпанка и будущего с вольной фантазией. Убежал в безопасное пространство, теперь вместо того, чтобы гнаться за мемами и трендами, можно расположить всё в условном через-много-лет и самому придумывать и мемы, и тренды. Весь свой писательский талант, как мне показалось, Пелевин тоже вложил в начало, поэтому первая треть (даже чуть больше, почти половина) — это быстрый, густой и разнообразный кусок всякой всячины, которая не успевает наскучить клиповому мышлению, но при этом не фрагментарна, просто умело перемешана. Даже привычные метафизические телеги занимают не несколько страниц, как раньше, а лишь несколько абзацев. Впрочем, во второй половине читатель уже на крючке, можно расслабиться, так что натянутое плотное повествование провисает, телеги расширяются, плоть рыхлится и дряблеет, но всё ещё достаточно хороша, чтобы довести до бодренького финала не без неожиданностей. Хотя на твистах сюжет не строится, и это тоже неплохо.
Условное будущее весьма схематично обрисовано быстрыми штрихами, так что сведения о нём вылавливаешь по крупицам. В России монархия (как будто кто-то удивлён), на троне сидит клонированная версия, созданная из славных российских правителей, кусочков усов Никиты Михалкова и ещё поскрёбышей по сусекам генофонда, чтобы вывести устойчивую породу хорошего правителя, авось повезёт и он не будет мерзавцем. В Европе — еврошариат и Халифат, азиаты с ними лениво перепукиваются ракетами, а РосИмперия прилежно взымает комиссионные за право их перелёта над своими территориями, тем и живёт. США распалась на два куска за Великой Мексиканской Стеной, в одном из которых живут более тёмные и привилегированные гиперкомпенсированные граждане. Всё это любопытно, но не очень важно, это я так, завлекалочку пишу. Важно то, что во всём мире производители ведроидов и ойфонов переквалифицировались в производителей секс-роботов с дополненной виртуальной реальностью, потому что только это и интересует большинство граждан. Заодно они втихушку сделали обычный секс делом криминальным и подзапретным, чтобы больше заработать на роботах. Вроде как виноваты в этом злые половые болезни, но на деле, ясен-красен, корпорации продавили всё, что надо.
Кстати, интересен путь, каким культивировался постепенный отказ от секса. На мозги капали в основном девочкам, потому что если они не захочут, то никто не вскочит. Вообще тема феминизации и вреда толерантности как-то очень спекулятивно и нарочито красной тряпкой проходит через весь роман. Даже главная героиня «баба с яйцами» (нет, только метафизическими), которую я всё хочу назвать Марусей Климовой, с говорящим именем и говорящей фамилией, является гиперболизированным продуктом эпохи. Автор в принципе вкидывает много провокаций, кое-где даже перестарался. Например, провокация на литературных критиков в какой-то момент переплёскивается через край и показывает припекание важных тыловых мест, хотя Пелевин и защитился достаточно надёжно хитрым приёмом «я в домике, это всё так и задумано, это вообще стилизованный персонаж, а если кто на меня спроецировал, то я затроллил, а если кто обиделся, то я затроллил». Окей, поверили, ни у кого не припекает от слов про исписался, уже не торт, одно и то же пишешь, да кто вы. Никакой тиньковщины.
Мне вообще подумалось, что второй главный герой кверху дырой, то бишь Порфирий Петрович, искусственный интеллект (который расследует криминальные дела и параллельно пишет про это романы, чтобы себя окупить), — это не столько самоирония и самопародия, сколько необычная попытка спроецировать читателя, как сотворца автора. Ведь читатели детективов тоже расследуют дела своеобразным теоретическим способом, тоже млеют от красочных деталей, но всё равно концентрируются на сюжете и движухе. Теме сотворчества и творчества, как божественной или небожественной штучке, в принципе много места уделено, но тут уже я не буду карты раскрывать, чтобы не портить чтение.
Порфирий Петрович, кстати, интересный и точный выбор для названия программы. Ведь он не только блестящий следователь, что важно для текста, но ещё и в потенциале (что следует из текста «Преступления и наказания») когда-то был таким же пылким и дерзновенным, как Раскольников, разве что до дела убийства старушек не дошёл. Поэтому он так хорошо его понимает и дёргает за ниточки, поэтому у ИИ Порфирия хорошо получается моделировать «невинную 17-летнюю» версию. В начале романа есть любопытная теория о полюсизации культуры и искусства на маргиналов и профи, каждые из которых для популярности пытаются мимикрировать друг под друга, так вот Раскольников и Порфирий — как раз такие две полярности, только не в культурной сфере.
Тема искусства вообще (и литературы в том числе) — пожалуй, самая выпуклая в романе, тем более, что главная героиня — искусствовед. И тут тесно вплетается линия превращения критика в творца, перетекания одного в другое, смешивания в одно целое. В абстракции это не очень понятно звучит, но когда будете читать текст романа, то увидите, как часто и разными способами это проявляется.
Пелевин достаточно самонадеянно пытается обозвать одним словом всё то искусство и литературу, которые сейчас существуют. Для этого он использует слово «гипс», хрупкую, но долговечную при бережном уходе субстанцию, повторяющую формы всего, что она облечёт. Легенда происхождения такая (мне понравилась, поэтому кратко перескажу): Бог умер, его сбил грузовик философии современности, такой своеобразный Бейонд (все, кто после крупных имён), и вот он валяется, кажется, мёртвый. Но вместо того, чтобы его похоронить и оплакать, люди закатывают в гипс, кричат Are you ok? и делают вид, что если сейчас подуть на вавки и приложить подорожник, то всё заживёт. Под гипс не заглядывают, поэтому бог — бог Шрёдингера в гипсовом саркофаге, а этот самый гипс — это метафора искусства, которое выросло из последней боли и страдания в этом мире, потому что дальше уже ничего настоящего не будет, только бесконечный секс с гаджетами. Секс так же мёртв и загипсован, как бог и культура.
Вообще, роман тесный и неуютный. Нет улиц, нет антуража, нет помещений, только какие-то условные пространства, между которыми перемещаются в душных уберах. Всё пространство — воображаемое, условное, киберреальное. По тексту раскиданы сотни мелких приятных находок разной степени камуфлированности. Узнать очки Пелевина на Порфирии легко, узнать на нём же очки Канта уже сложнее. И такая многослойность проявляется в куче мелких мимолётных деталей, причём Пелевин в разы меня умней и опытнее, значит, я огромного их количества просто не заметила и не вычислила. Но и обнаруженной доли достаточно для того, чтобы довольно улыбнуться в воображаемые усы или бакенбарды — этой причудливой мозаичности ради игры давно уже не хватало в пелевинских текстах. Тут же всё в лучших традициях, и даже на самый распафосный и глубокий диалог тут же найдётся анальная шуточка, спускающая с небес на землю, а глубокая сатира приобретает почти лубочные формы китча («Путин похищает радугу у пи**расов», ага). Вот ведь какая штука. Пелевин очень сильно и в то же время тонко ласкает читательское эго, подбадривая его ощущением псевдоэлитности при чтении. Но при этом и обсыкает этого самого зарвавшегося читателя иронией. С другой стороны, когда он открыто начинает обоссывать читателя или, например, критика, то под конец он для равновесия его всё же немножко и хвалит. Чудесно гармоничный человек.
К концу роман уходит глубже, к старой знакомой — «Матрице» и игре с тем читателем, который не воображаемый в книге, а вот ты. И я. Внедряет паранойю по поводу того, а реальные ли мы все, или просто застряли в какой-то не слишком приятной чужой игрушке. Может, наш незагипсованный боженька вполне конкретный и заставляет нас пинками выполнять какую-то дурацкую задачу, соль там передать. Но это так, одна из ветвей для размышления. Всех нас всё равно переедет огромной печью толерантность, а творец в буквальном смысле овладеет своим создателем, пигмалионы отдыхают.
Радует, что Пелевин наконец-то перестал палить в экзистенциальное молоко картонных мишеней и если и попадать, то в самый краешек. Теперь он с пушками наперевес повернулся к людям вокруг себя в этом воображаемом метафорическом культурном тире и расстреливает их. Уже развитие. Выстрелить себе в висок или закинуть пушку куда-нибудь подальше у него пороху не хватит (мама, смотри, я король каламбуристики!), слишком велико любопытство, что из всего этого выйдет. А из авторского самоубийства ничего кардинально нового не получится.
Если любите старого Пелевина, то почитайте, ну хорошо же вышло, всем ожидания потешил. Мистификации и заговоры тут тоже по щепотке есть, всё как мы любим.