Ангелы на скамейке

Марина Аржаникова
               
Она приходила и садилась на скамейку, всегда, в любую погоду, в старой  береточке, с выбившимися петлями, сидела, улыбалась прохожим, иногда что-то бормотала,  подзывала,  вытягивая руку,  бродивших мимо собак.
Скамейка была старая, обильно политая дождями, местами изрезанная перочинными ножиками, и один слой краски просвечивал через другой, составляя вместе необычную, цветовую композицию.
Она вытаскивала  из кармана бумажки, в ней кружки колбасы, кусочки мяса, и протягивала псам. Иногда, возле неё сидело сразу несколько собак, они облизывались, ждали, переминаясь с лапы на лапу, и поскуливали.

Однажды к ней подсела женщина, она была в смешной  шапке- колпаке, и от неё пахло спиртным.
Анечка  кормила собак, улыбалась.

- Зачем вы их кормите?- спросила Шапка-Колпак.

- Они не ели со вчерашнего, - ответила Анечка.

Женщина пошевелилась:

- Я тоже не ела со вчерашнего...

Аня протянула ей кусок колбасы, круглой, докторской.
Женщина молча взяла..
Глаза её помягчели, стали тёмными.

- Эх, хорошо... Щас бы ещё..

- Извините, тут можно?- осторожно подошла к скамейке пожилая, в бархатной шляпе, женщина.

- Собак кормите? - спросила Бархатная Шляпа, усаживаясь.

- Сами едим, - ответил Колпак.

Псы тыкались  в руки, заглядывали в глаза, отбегали и возвращались.

-  А пойдёмте все ко мне! - сказала весело Бархатная Шляпа.

- А эта идея, - подняла голову Колпак, отряхиваясь, и отгоняя собак.

- Пойдемте! - улыбнулась, удивилась, Анечка,  и отдала псам последнее, что было у неё в кармане.



В комнате было неимоверно жарко, жгли батареи, и даже открытая настеж форточка, не спасала. Круглый стол, стоящий в центре, покрытый потёртой плюшевой скатертью, придавал комнате ощущение уюта, очага.
Над столом висел светильник, типа абажура, и отсвет от него покрывал пол-комнаты и захватывал постель - железную кровать, накрытую, заправленную, по всем правилам, с выглядывающим подзорником и накидушками на подушках. В углу стоял жирный фикус. Рядом - патефон с пластинками.
За пару минут стол покрылся тарелками, приборами, матерчатыми салфетками, в центр водрузился графин с чем-то красным и липким, порезались апельсины, яблоки, сыр, колбаса.

- Ты что-то совсем исхудал, - сказал Старший, поправив съехавшую чуть книзу скатерть.
 
- Надо себя заставлять, батенька, поддержал Средний, он заметно осмелел.- Колбаса что ли не нравится? - прыснул он в кулак.

Младшенький, гораздо меньший и по размеру, сидел, печальный, и понурый.

- Да ладно, отстань от него.. Молод ещё.
 
- Молодость, молодость.. "Как с белых яблонь дым"... Мы че, так и будем кружить целый день за ними, я ещё со вчерашнего не отошёл,- добавил  Средний.

- Что, лихо??

- Жил бы тихо, да от людей лихо, - парировал Средний.

- Надо думать, головой прежде всего! - выпятил грудь Старший.

- У меня нет головы! Я - ангел! - поднялся Средний, облизываясь и сбрасывая крошки.

- Колпак ты, а не ангел!

Они все трое зашевелились, зашуршали крыльями, наполнив комнату шелестом, а тени, как всполохи, заметались по жаркой комнате.

- А апельсины хороши! - объявил Средний. -  Ешь давай! - обратился он ко младшему. - Всех собак не накормишь. Жизни ангельской не хватит. И терпения.

- Я ем, - ответил младший, но ты тоже не налегай  на наливочку.  А то будет как вчера, - позволил себе Младший.

- Опаньки! Я свою меру знаю.. "Я поооомню чудное Мгновеньее", - закривлялся он.

- Спокойно, спокойно, дорогие.. Попрошу в моем доме покорректней.. Повежливей!
.
- Куда уж вежливей.. Пушкин! - А давно ли, кстати, он твой? - оживился Средний.. Он, вообще, по метрикам принадлежит твоей двоюродной тете. Она где? - язвительно заулыбался он.

- Где моя тётя, знает только один, - Старший запнулся, и многозначительно поднял крыло.

-  Вот и молчи, сказал Средний, обнимая графинчик.

Они немножко поели, чуть-чуть, как и полагается ангелам.

- Что, и музыку нельзя? - не успокаивался Средний, наливаясь.

- Ага.. Гусли звонки, да струны тонки, - поддел Старший.

- Давайте не будем ссориться, мы же в гостях! -  пролепетал малыш.               

На мгновение стало тихо. Совсем тихо, даже было слышно, как потрескивает лампочка от абажура.

- Ангел пролетел, - сказал Средний, и икнул.

- Алкаш,  - сказал Старший.

- Это люди так говорят.. Когда тишина, - почти пропищал младшенький, устроившись в уголке на маленьком пуфике, и укрывшись крылышками.

Но Средний уже вскочил, расхорохорился, разметал  крылья, и дернулся, было, к патефону, но задел правым крылом фикус, отчего большой черный горшок тяжело повалился, и упал на бок.

- Ну, вот. Как всегда. - Приглашай в гости пьянчугу.

- Я пьянчуга, я пьянчуга.. А вы .. вы! Жалкие неудачники, брошенка  и махинальщица... Стихиии.. Ах, Пушкин, ах, Лермонтов.. "Любовь нечааааянно нагрянеееет"!- кривлялся в пьяном угаре Средний.

- Надо же, надраться за пятнадцать минут? - пожимал крыльями Старший.

Но средний уже разошёлся в танце, перья его летали по квартире, разноцветные на концах, согласно последней моде, они опадали и приземлялись на стол, подоконник, крашеный пол.

- Они идут, идут, - пропищал младшенький. -  Мы должны уходить, - говорил он,  забирая  под крыло колбасу.

- Уходим, - спокойно сказал Старший.

- Уже идём, - ухватил графин Средний.

"Приглашай ангелов в дом", - думал Старший, вылетая в окно, потому, что ярко-красная дверь уже принимала ключ в замочную скважину, и был слышен стук каблуков.

Они полетали ещё немного вместе, потом сели на старую, перекрашенную на сто раз скамейку, и замолчали, задумались, наверное о чем-то своём, ангельском.