ДЯДЯ ПЕТЯ
— Слушай! — Саша говорил быстро.— Сломана дверь и уйти не могу. Приведи кого-нибудь...
Олег сразу пошел к соседу, дяде Пете, который оказался заспанным, но — трезвым. И разговаривал с ним в кисло пахнущем коридоре.
Дядя Петя — цепкий и крепенький, тщедушный, с пропитым лицом (выпивал обычно после работы) и честный. Говорил дядя Петя гулко, хрипловато. С дядей Петей было легко. В том, как он говорит, чувствовалась внутренняя уверенность, сила. И это, с подкупающей простотой вместе — убеждало, притягивало, гнало сомнения... Проклятые! И — вездесущие! Дядя Петя каждым словом, как водой, их смывает.
Но хотелось что-то сделать! Не ящик! И не дверь! Что-то — большее.
— Дядя Петя! Дверь почините?
— А что с дверью-то?
— Сломана дверь.
— А чего ж нет! Можно... Счас. Кха-кха-а,— дядя Петя прокашлялся после сна. Он курил дешевые сигареты.
Собрав инструменты, он, как спал в брючках и рубашечке, так и пошел в них. Заправился только.
Оглядел поломанную дверь и сразу принялся за работу. Красиво и рационально работал. Саша загляделся на его руки. Дядя Петя ползал как тараканчик. По Сашиному виду Олег понял — друг доволен. Вышли на кухню.
— Ну, как? — спросил Олег.
— Ты видел, как он топором! Прямо возле пальцев! Молодец!
— Я же тебе говорил! — Олег излучал гордость.— Говорил! Правда?! Я же тебе хорошего мастера привел! А?
— Спасибо! — вдруг Саша спохватился.— Надо б ему налить! Что он пьет?
— Все пьет.
Вышли в коридор. Посмотрели еще. Саша спросил:
— Дядя Петя, а что взять? Вино?
Дядя Петя приподнялся:
— Да что есть, то и буду...
— Может, “беленькой”?
— Да ты что?! — в приглушенном голосе зазвучали уважение с сомнением.— Она ж дорогая!
— Ясно...— Саша повеселел. Отвел Олега. — На вот! Купи три бутылки водки. И ему с собой — еще одну. И сигарет. Ему — тоже...
Олег ушел. Когда вернулся, дядя Петя все еще ползал по полу.
— Может, сто грамм?
В этот раз дядя Петя даже не поднял головы:
— Нет-нет. Во время работы я не пью.
— А-а...
На кухне Олег еще раз похвалился:
— Какого я тебе привел мастера! Где найдешь такого?! Обойди сейчас весь район... Да весь город! И не найдешь... Он у меня — все сделал и мало взял. Другой бы — втрое больше! И с тебя не возьмет.
— Лишь бы хорошо.
— Мастер! Правда?
— Не утомляй... А впрочем, спасибо тебе.
— Не мне,— ему спасибо. Как я вовремя догадался его тебе привести! А могло бы его и дома не быть, — еще бы немного, и Олег от гордости надулся бы, как шар, и взлетел на воздух.— Он все сделает! Правда, хорошо?!
Еще покурили и ждали, когда дядя Петя закончит. Проверив работу, сели за стол. Саша спросил:
— Сколько, дядя Петя?..
На лице дяди Пети изобразилась решительность. Если б на нем была шапка, он бы кинул ее об пол:
— Пятнадцать рублей дашь?..
Это было немного. Саша улыбнулся. Не улыбнулся даже, а так... тронуло губы... повеселел душой. Достал тридцать рублей и положил их на стол, перед дядей Петей. Он аккуратно взял деньги, сложил их:
— Тут же больше...
— Ничего.
— Ну... спасибо.— Дядя Петя выглядел довольным, и Саша пытался уловить это. Затем он отвел глаза и разлил по рюмкам:
— А давно вы — плотником?
— Давно...— дядя Петя положил кусочек хлеба в полубеззубый рот и тщательно жевал его.— Я, ведь, сначала служил...
— Долго?
— Долго...— дядя Петя продолжал жевать и одновременно говорил.— Призвали в конце войны.
— Выпейте, дядя Петя! — Саша взялся за рюмку. Все трое выпили.
— Призвали меня в сорок четвертом,— заговорил дядя Петя.— Тогда это последний призыв был.
Дядя Петя рассказывал без напряжения, легко. И его хотелось слушать. Простота и уверенность его слога — привораживали...
— Было нам по семнадцать лет. Было трудно — голодали. Как идет подвода с хлебом — любую бы клятву дал, что съел бы всю. Солдат — тридцать пять килограммов весил. Сначала шесть месяцев — готовили. А потом отправили в Китай, через Монголию. На японцев. Монголию всю пешком прошли. Зашли в Китай через... Харбин или — Магден... Не помню уже... А там — по железной дороге в порт Артур. Там штаб армии был... В нашу роту пришли из штаба армии. Говорят, дайте, мол, нам хорошего солдатика. Ротный сразу мне: — Ну, Петя! Иди отдыхай! Ну и меня — в порт Артур. А остальных — в порт Дальний...
— Так вы стреляли там?
— Стрелял.
— Воевали?
— Нет. Мы же пока по Монголии шли — техника вперед ушла. Пехота отстала. Пока мы подошли, они уже все без нас кончили.
— Но вы стреляли?
— Стрелял.
— А в кого же стреляли?!
— Там были “смертные батальоны”.
— Какие? — не понял Саша,— наши?!
— Японцы...
— Самураи, что-ли?!
— Ну да,— дядя Петя слегка разозлился такой непонятливостью.— У них там тоже интернаты были. И детские дома... которые родители от детей отказывались и сдавали. А их оттуда брали и обучали. Они в плен не сдавались никогда! Кишки себе выпустит — не сдастся. Обученные... Он тебе с двадцати пяти метров ножом в сердце попадет, как плюнет.
Жили мы в трехквартирном, двухэтажном доме: два подполковника, майор, шофер и я.
— А вы кем были?
— А я у них — ординарец. Куда пошлют. За водкой, едой, девочками... или чего еще...
— А что? И девочки были?
—Э-эх! — дядя Петя встрепенулся, аж лицо засветилось.— А как же! Японки!!
— Откуда там японки?
— Там японцы с китайцами издавна жили. А как же...
— Гражданские?
— Да, вот и у нас, и в любой республике — русские. Они там всегда были. Это с войсками война шла. Они там, как в Молдавии — румыны, немцы — в России. Понимаешь? С ними-то воевали. Но недолго. Они сразу в плен сдались.
— Вы же говорили — они не сдавались...
Дядя Петя опять забеспокоился. Эти вопросы казались наивными.
— Это если — война! А если все — кончено... Они же рассчитывали, что немцы дойдут до Урала и там с ними встретятся. А так... им, что-ли, с Россией воевать?! Вот и сдались.
— А говорите, что стреляли...
— Мало стрелял. Были там, кто надеялся еще... как вот — в Западной Украине, после войны...
Дядя Петя улыбнулся:
— А японки там... Они, как русские...
— Они все — худые?
— Нет. Разные... Хорошие такие! Белые... Э-эх! — было видно, что на душе у него — очень много, что не высказать! Саша глянул на него и понял это.
— А китайки тоже были... с вами?
— Нет. Не хотели — боялись. Прятались.
— И проституция была?
— Была. Были бардаки, но я туда не ходил.
— А в “бардаках” — китайки были?
— Я же говорю — не знаю! Там склады были — японские, военные. Их наши сразу захватили. Огромные! Пять километров.
Посылают меня — я на склад. Бери, что хочешь! Свинины? Полтуши или — тушу. Водку? Ящик-два. Мешок муки. Мешок сахару. Ром... Что хочешь! Чтоб без остатка только. Год там учета вообще не было. Ими пользовались военные. Наберешь еды... Рома... И вечером в парк, на б...— дядя Петя улыбнулся.
Сашу поразило то, что не забылось это после стольких лет и свежестью легло на его невольную улыбку. “Значит, есть от чего”,— подумал он. И спросил:
— И сколько вы там?
— Полтора года. А потом — в Читу на три года. Опять строевая... Строевую я не любил. Был там один, Смирнов — на хлеборезке работал. Потом его убрали в пулеметчики. Меня к нему приставили. Помню, пулемет с колесиками... такой — тащим, надрываемся. А он матерится: — Ну, Петя! Ё...— и трехэтажные выдает.— Я, мол, отсюда все равно вырвусь! Уйду!
— Куда он? Хотел сбежать?
— Да нет! Обратно... Потом ему-таки удалось...
— Что удалось?
— Ну, обратно — в хлеборезку...
— А-а...— Саша с Олегом рассмеялись.
— Он меня потом позвал. Говорит: — Я тебя в слесари-водопроводчики записал, на авторемонтный завод.— А я ему: — Куда мне?! У нас в деревне и водопровода не было...— А он: — Ничего! Тебе лучше будет...
Завод — за Читой. Когда приехали, человек двадцать, и все почти — такие “специалисты”. Начальник цеха даже смеялся. А потом говорит: — Вот вам два дня — идите по цехам. Где понравится — там и пристраивайтесь. А после — мне скажете.
А на улице — зима. Холодно! Мы с одним — не помню фамилии — ходили-ходили и забрели на “вулканизацию”... Тепло!
Саша отметил необычайный оптимизм, свойственный теперь, наверное, только людям пожилым. Они все помнят! И даже — фамилии... А если и нет, то обязательно все равно отметят, ЕГО — того, бесфамильного, но именно — ТОГО, что не только был, а — остался.
Дядя Петя продолжал:
— Там двое: военный и гражданский. Всего. А мест — много. Ну, кто-куда записались, а мы — к ним.
Норма была два ската в день. Хоть одна латка, хоть — десять... Они нас потом научили: там скатов целая куча. И половина — новых. Привезут машину на ремонт, скаты сняли и кинули в эту кучу! Военные... Им — что? Жалко, что-ли... Мы новый скат зачистим, как положено. Латку на целое место... Прижали. Включили... Так и перевыполняем! Только они предупредили, чтоб не сильно, а то, мол, нормы повысят.
Когда — три... Когда — четыре, или — два. Два — это сто процентов. Выработка такая. А — свыше выработки — уже гражданская зарплата. Тут я уже и домой деньги посылать начал. А потом — снова в часть. Но уже специалист получается — после авторемонтного завода. И меня уже в мастерские. Строевую я не любил. А там, возле машин, аккумуляторы научился заправлять — перегонял воду на дистиллят — туда же дистиллированная идет... Как-то один — не помню, как его — работал шофером, рядом, говорит, мол, из тормозной жидкости спирт гнать можно. Аппарат-то у меня был. Попробовали. Перегнали... По чуть-чуть, по чуть-чуть... Пошло!
Так он, как повезет тормозную эту — обязательно заедет, одну бочку у меня скинет. Сидели ночами. Пили. И закусить было чем: повара мясо носили, кладовщики консервы...
— А сколько ж вы прослужили?
— Без малого семь лет. В сорок четвертом призвали, а демобилизовался в пятьдесят первом... Потом работал в Ташкенте, потом — в Баку. А потом брат написал: здесь, в Кишиневе, участки дают. Пятнадцать соток. И под застройку. Я и приехал, построился. Огород был. Машину куриного помета привезешь, скинешь, трактором взрыхлишь... Вот такая была капуста! — дядя Петя растопырил руки.— Я не знал, что значит лука купить или там... чего.
— Так вы, после армии — плотником?
— И плотником, и столяром, и слесарем.— Была бы работа! У меня тридцать пять лет стажа...
— А где вы работали? — интерес Саши был искренним и живым. Это было в его подавшейся вперед фигуре, глазах.
— На стройках. На стройках... Три столицы строил, а нигде жить не дают,— дядя Петя горько усмехнулся. Выпил. Утерся рукавом. Отщипнул еще кусочек хлеба, взял сало и помидор — пожевал... Задумался. Ему снова налили. И себе тоже. Молча выпили.
Не столько простой дяди Петин рассказ, а то, как он говорит, оставило ощущение ясности и радости.
— Вы пейте — пейте!
Дядя Петя снова выпил — сжал, вытирая, губы пальцами рук. Скривился очень слегка. Закурил.
— Вот я у многих работал... Во время работы никогда не пил. Ну, а после — приходилось. Вот почти пятьдесят лет пью, а не спился.
— А сколько вам?
— Шестьдесят семь,— сказал дядя Петя без сожаления.
— А курить когда начали?
— В семнадцать лет. Раньше — отца стеснялся. А как призвали, тогда с папиросами туго было — листья курил.
— Какой с них прок? — Саше хотелось задавать вопросы и получать на них простые, такие жизнеутверждающие ответы...
— Кха-кх-а-а...
Саша молчал. Смотрел, как кашляет дядя Петя.
— А-а, курить хочется. Листья покуришь — и легче.
Саша опять налил всем. Выпили. Потом еще. Дядя Петя отвечал всегда сразу — у него была хорошая память, но скоро начал повторяться. Было видно, что он сильно запьянел.
— Не привык к водке,— тихо сказал Саша Олегу.
— Отвык,— ответил Олег.
Потом, хоть и был пьян, собрался сам. Дали с собой бутылку, пачку сигарет и остались вдвоем. Олег опять начал хвалиться:
— Была у меня в зубе дырка. Участковая, когда пломбу ставила — спилила эмаль... здоровую. С соседнего зуба.
— А может — больную? — съязвил Саша.
— Здоровую. Не перебивай. Через два месяца, уже другая — удаляла нервы — пить тогда я мог воду уже только 36,66 градусов, отклонение от вышеназванной температуры приводило меня в состояние беспокойства — так, вот... Налей пока. Отпускает...
Саша налил. Выпили.
— Лучше б я к ней не ходил,— вздохнул Олег.— А тогда думал — повезло! Ведь она мне говорила, что после пожилых (у них, мол, кондиции не те) к ним — молодым — попадают. Смеялась. Говорила, все будет о’кей! Удалила, затрамбовала так, что я пять дней прыгал, как будто она мне через зуб — спицу в пятки загнала. А через пять дней — вообще отрада — ЦОК! И зубик мой — пополам. Ходунком ходит, жить не дает.
Тут я взвыл, как медведь по весне, бегу, поспешаю. Больницу скорой помощи посетил. Думал, хоть там успокоют. Успокоил... Хирург. Это, говорит он мне, она тебе влагонаполняемую пластмассу, что на резцы, в полую “шестерку” затолкала! И зубик уподобился бутылке с водой, что в морозильник поставили... Тут я вспомнил, как она мне... Да ладно, хрен с ней — недоучкой. А хирург удивлялся: как же так?! Ведь на втором же курсе еще учат, еще до того даже, как макеты дырявить... А впрочем, это не помешало ему кусок корня оставить. Он когда удалял, не зря волновался — не оставить бы!
Во! Смотри! — Олег растянул щеку. Из десны торчал белый кусочек. Такие профессионалы нынче. Один в одного.
— Прямо поточный метод...
— Чистая работа! А дядя Петя — не такой. Как он тебе?
— Молодец.
— И немного взял. Я специально его, именно его, к тебе привел. Лучше его не найти. Правда?
— Правда-правда, спасибо,— Саша уже слегка раздражился.
— Ну, налей.
Саша налил. Выпили и пошли еще раз посмотреть на дверь. Потом Олег цокал языком, мол, как хорошо. Вернулись и снова выпили. Олег начал опять:
— Ты видел, как он топором... Возле пальцев! Тюк-тюк-тюк... Любой без пальцев бы остался. А он! Мастер! Правда?
Вот это бесконечное: — “Правда? Правда?...” — раздражало больше всего. Ну, и так же понятно, что — “правда”! Белыми нитками она шита! Так зачем же это: — “пра-авда?!” Нет, знает же, что не возразят и талдычет, как попка! Зависимость подчеркивает...
— Да, правда! Прав-да! Еще раз повторить?
— Правда, правильно я сде...
— Ну, что? На колени за это перед тобой стать?! Что ты его привел! Спасибо, говорю же тебе — спа-си-бо!!
Тут оба рассмеялись.
17 сентября 1994 г.