ЕСЛИ НЕТУ ВОКРУГ ОПОРЫ,
ТО ОПОРА У НАС ВНУТРИ
(Заметки о жизни и творчестве Юрия Казакова)
13.
«Я склонен отдавать предпочтение биографии внутренней. Для писателя она особенно важна. Человек с богатой внутренней биографией может возвыситься до выражения эпохи в своём творчестве».
«Мне кажется, что каждый писатель, имеющий смелость причислять себя к настоящей литературе, занят всю жизнь одним и тем же кругом проблем».
«Счастье и его природа, страдания и преодоленя их, нравственный долг перед народом, любовь, осмысление самого себя, отношение к труду, живучесть грязных инстинктов — вот некоторые из проблем, которые меня занимают. Эти же проблемы, по-разному поставленные, я постоянно встречаю в произведениях всех наших наиболее талантливых прозаиков и поэтов».
«Я много езжу, и после каждой поездки выходит у меня рассказ, а то и два, — иногда много времни спустя после поездки».
«Я не думаю, что литература сразу и непосредственно влияет на жизнь человека и на его нравственное состояние... И всё же я верю в воспитательную силу литературы. И думаю, что писатель, всю жизнь свою проповедующий добро, правду и красоту, всё-таки возвышает нравственные качества своих современников и потомков — тех, конечно, кто имеет охоту читать и думать над прочитанным».
«Важно только, чтобы писатель совершенствовался нравственно сам — тогда он сможет и будет иметь право учить чему-то других. Низкий духовный уровень писателя неумолимо сказывается на его книгах. Читать эти книги или неинтересно, или грустно. А иногда стыдно».
«Форма должна служить идее. Наиболее плодотворны те искания, в которых «взыскующий» стремится с наибольшей полнотой и силой высказать свой замысел. А в общем, каждый пишущий, если он талантлив, приходит в конце концов к простоте».
Думаю, цитаты, приведённые из ответов на анкету журнала «Вопросы литературы», достаточно полно раскрывают нравственный мир Казакова и задачи, которые он ставил перед собой. Любое из этих высказываний легко высвечивается в его повестях и рассказах.
И еще я бы вот что добавил о работе писателя над собой. Из сборника «Две ночи», Москва, 1986 год: «Очень скоро (после первых четырёх-пяти рассказов) я стал ходить уже в гениях. Мне прочили славное будущее. Многие и тогда еще называли меня лучшим рассказчиком современности... К счастью, все эти громкие слова не повредили мне, то есть не заставили меня относиться к делу небрежно».
Пожалуй, по приведённым выше высказываниям Казакова с полным основанием можно судить и о чистоте его душевной. Впрочем, во много раз большую возможность дадут нам произведения писателя. Попробуйте у литератора с талантом мало-мальским, с душою эгоистичной найти описания природы, равные по силе и яркости пейзажам Казакова. Напрасны будут старания! Вот смотрите, открываю одну из книг наугад:
«Иногда вдоль дороги тянулась рожь. Она созрела уже, стояла неподвижно, нежно светлея в темноте; склонившиеся к дороге колосья слабо касались моих сапог и рук, и прикосновения эти были похожи на молчаливую, робкую ласку. Воздух был тёпел и чист; сильно мерцали звёзды: пахло сеном и пылью и изредка горьковатой свежестью ночных лугов; за полями, за рекой, за лесными далями слабо полыхали зарницы».
Но красоту природы чувствует не только чистая душа автора книги. Её чувствует и душа героини, не лишённая душевной чистоты. И даже не красоту, а более глубинную связь, потому что природа и люди — творения Божьи, созданные из одинаковой материи и оживотворённые Святым Духом.
Молодая сельская учительница, узнав, что пригласивший её на свидание парень хотел надсмеятья над ней, что любовь его обман, шла домой в страшном горе. Но... «Она вдруг увидела пронзительную красоту мира, и как, медленно перечёркивая небо, валились звёзды, и ночь, и далёкие костры, которые, может быть, чудились ей, и добрых людей возле этих костров и почувствовала уже усталую, покойную силу земли. Она подумала о себе, что она всё-таки женщина, и что, как бы там ни было, у неё есть сердце, есть душа, и что счастлив будет тот, кто это поймёт». (Рассказ «Некрасивая»).
Красота мира отвела от девушки беду? Какая наивность! — может подумать кто-то. Но так может подумать человек неправославный. Православная душа чистую душу всегда поймёт.
Возможно, и следующий сюжет окажется для некоторых «реалистов» неправдоподобным, придуманным. Отец весь долгий осенний вечер говорит с малолетним сыном (ему полтора годика). Говорит о жизни, пытаясь объяснить её взрослым, но вполне доступным для малыша языком. Говорит, пытаясь познать душу ребёнка. Говорит, чтобы установить между ними более близкие отношения. И всё это не выдумано (о чём узнаём из писем Казакова). Как не выдуманы разговоры с сыновьями героя романа Хемингуэя «Острова в океане» и душевные разговоры бывшего моряка, а с некоторых пор слуги барчонка со своим воспитаником из рассказа Станюковича «Нянька». Однако не выдумано опять же для людей с чистой душой, то есть по-настоящему православных, которые боготворят детей, в наивности своей пока еще безгрешных. Вот отрывок из рассказа Юрия Павловича «Свечечка»:
«— Слушай, любишь ты позднюю осень? — спросил я у тебя. — Любишь! — машинально отвечал ты, играя сам с собой детской машинкой. — А я не люблю! — сказал я. — Ах, как не люблю я этой темноты, этих ранних сумерек, поздних рассветов и серых дней! Все увядоша, яко трава, все погребоша... Понимаешь ты, о чём я говорю?»
Поначалу я запереживал за Казакова — уж больно опасную манеру повествования он выбрал, не оказалась бы она лживой, навязчивой. Но нет, с задачей писатель справился отменно. Превратил разговор с малышом в очередной шедевр, доходящий до чистых читательских душ. А сами по себе «детские» разговоры тоже своё доброе дело сделали. Сын Казакова, Алёша, — теперь служит дьяконом в одном из московских храмов.
Кстати говоря, наш классик написал еще один рассказ-разговор с сыном, но уже пятилетним. Посмотрите, какой замечательный заголовок у него — «Во сне ты горько плакал» и какое славное, точнее православное, повествование в рассказе!
«Набегавшись среди кустов орешника, подходил к нам иногда паниель Чиф. Он останавливался несколько боком к тебе и, по-волчьи выставив плечо, туго повернув шею, скашивал в твою сторону свои кофейные глаза и молил тебя, ждал, чтобы ты ласково взглянул на него. Тогда он мгновенно припал бы на передние лапы, завертел бы коротким хвостом и залился бы заговорщицким лаем. Но ты почему-то боялся Чифа, опасливо обходил его, обнимал меня за колено, закидывая назад голову, заглядывал в лицо мне синими, отражающими небо глазами и произносил радостно, нежно, будто вернувшись издалека: — Папа!»
Верю, и вы заметили в этом описании, как всё верно схвачено — и природа, и характеры, человечьи и пёсий, и душевные состояния!
Хотелось бы показать вам и две великолепные повести Казакова о животных «Тэдди» и «Арктур — гончий пёс», о медведе и слепой собаке, да сжатый жанр заметок не позволяет. Поверьте на слово, что эти сочинения из самых-самых лучших трудов Юрия Павловича.
А вот об этой повести поговорить просто необходимо. Она — в подкрепление Сергиево-Радонежского завета: «Имейте любовь нелицемерную». Вообще-то , и все предыдущие рассказы и повести — о чистоте душевной и в то же время о любви искренней, потому что без чистоты души не может быть и любви Христовой. Но эта повесть — яркое выражение любви поэта-прозаика вообще ко всем людям, и друзьям, и врагам, богатым и нищим, властвующим и безвластным. Я говорю о повести «Старики».
Между этими старцами, Тихоном и Кругловым (так его, по фамилии, называет автор), — страшная, непримирима борьба. Когда-то, до революции, Круглов разорил начинающего мельника Тихона, а потом Тихон вместе с городской беднотой раскулачил лютого врага своего. И вот уже несколько десятков лет Тихон и Круглов не могут простить друг друга.
«...качаясь, приседая от слабости, прислоняясь к фонарному столбу, опять будет он (Круглов) терзать себя, проклинать, грозить страшными карами Тихону и всем, кто вместе с ним строит новую жизнь... И всё прожитое, решительно всё будет казаться ему сладостным, прекрасным, истинным, а всё новое — чуждым, непонятным и несправедливым».
Люди, знающие их, говорят, что, наверно, убьёт Тихон когда-нибудь Круглова. И убьёт, скорее всего. Потому что нет в душе его Христа, нет любви нелицемерной. Как нет её и в сердце Круглова. И до острой боли жаль Казакову проживших век героев своих. А точнее — не проживших, а просуществовавших в серости и бездуховности. Горько и нам, читателям, от этого. Неправославная вражда, как противна она людям совестливым!
(Окончание следует)