Александр Мартьянов выпустил новую книгу – «Музыка для города». Это проза. Лет шесть назад я внимательно читала его сборник стихов «Три цвета». Книга имеет подзаголовок: «Рассказы, истории, сказки». Видимо, для автора всё это – жанровые определения, это указание для читателя о содержании книги. Тем более что сказка и рассказ – литературный жанр, а история – нет. Конечно, рассказ тоже может быть историей, ведь и Лев Толстой рассказ «Холстомер» дополнительно назвал «История лошади». Быть может, для А.Мартьянова важно подчеркнуть подлинность, жизненную основу своей прозы, и для этого необходимо определение «история» - не вымышленный или литературно обработанный материал, а факты из жизни. Что же касается сказки, то литературная сказка всегда была в основе историей, то есть была повествовательной, потому её так интересно читать или слушать, писалась же она, как правило, для передачи авторского миросозерцания, иногда, быть может, желательного, пока не осуществленного. К тому же сказка позволяет использовать элемент волшебного, чудесного. И если чудо первого снега, вечернего магического его свечения уже не каждое сердце заставит вздрогнуть, то, может быть, нужны не рассказы в традиционной форме, а притчи, сказки, хроники?
Рассматриваю книгу – тираж 150 экземпляров. Обычное количество для таких красиво, с любовью изданных самим автором книг. Хочу напомнить, что такая цифра – самая часто встречаемая на книгах, изданных авторами в начале 20 века, - в эпоху «серебряного века». Тираж задуман не для наполнения книжного рынка, а для обращения к своему читателю. Аннотация не содержит полного резюме автора ( а хотелось бы!), указание на участи в конкурсе немного противоречивое: занявший первое место не дипломант, а лауреат.
Не нашла никаких указаний об авторе чудесной обложки. На презентации книги вопрос был задан, информация об этой картине, которая является собственностью Александра Мартьянова, об её авторе была интересной, выбор для оформления глубоко мотивирован.
Две прозаические вещи: «Двадцать минут» и «Укропы» - словно обрамляют содержание. Я слышала их прочтение в исполнении автора на презентации книги в Центре удмуртской культуры и краеведческой литературы – библиотеке имени Флора Васильева. Мне кажется, их место в начале и конце книги не случайное, это «программные», если позволено так выразиться, вещи, то есть, на мой взгляд, очень важные и по тематике, и по героям, и по языку.
«Двадцать минут» - попытка войти в собственный мир, для этого обязательно отрешиться от суетного внешнего мира, горячее желание созерцать, проникать в окружающее без суеты и спешки, видеть глубокий смысл во всем окружающем, понимать и запоминать этот смысл. Быть может, настолько же, как возможность сосредоточения, обретения гармонии во время пребывания во внутреннем мире, так же важна для автора книги возможность прикоснуться к земле («Укропы»). Не «на природу» съездить, а контактировать с этой землей, копая её, каждой весной бросая в неё семена, радуясь всходам. Это и даст нам, по ахматовскому выражению, право называть землю своею, чтоб лечь в неё и стать ею. «Нам», говорю я, потому что я тоже укроп. Я дожила до того возраста, когда могу ехать туда в любой день и всегда с ощущением счастья. И не строю я планы, сколько картошки вырастить или томатов закатать. Мне нужен лес, деревья, земля, цветы, очень нужна трава зеленая. Прежде, когда работала, восприятие этих поездок было иное. Так трогательно блестит от солнца и клонится от ветра каждая былинка, бесконечно прекрасны и потрясающе сложны все самые известные луговые цветочки, предмет моей любви и постоянного восхищения – яснотка. Я не делала клумб, цветников, потому что не могла налюбоваться на то, что за неделю появилось в лесу и на лугу. И после рабочей недели, в состоянии крайней усталости этот воздух, земля, цветы, птицы способны трогать до слез. Когда ездишь в любое время, всё это меняется. Не потому, что привыкаешь, а смотришь иначе, долго и подробно, впервые многое видишь.
Мне показалось шаблонным, рутинным, недодуманным противопоставление города и природы. Сам автор пишет о красоте города в рассказе «Двадцать минут». Расхожее общеизвестное наблюдение самой тривиальностью своей вызывает желание оспорить. А человек? Городской житель? Разве он не создание природы и не часть ее, на 80% биологическое существо? Часто, говоря « поехать на природу», «отдохнуть на природе», мы подразумеваем пикник на траве, речной пляж… Конечно, эта картинка противостоит железу, бетону, окружающему нас в городе, но так ли уж полярны город и иная среда- лес, поле, речка?.. В городе белой метелью метет черемуха свои лепестки, благоухает сирень, румяными яблоками красуются на заснеженных ветках снегири .Видела интересную картину весной ,когда ворона купалась в луже, стараясь погрузиться в воду спиной, и даже автомобиль остановился, потому что водитель с улыбкой смотрел на эту городскую «ванну» и не мог уехать. Наверно, всю зиму не мылась…Городская среда наполнена тысячами живых существ: рядом с нами( источники пищи!) живут тараканы , мыши, умные крысы, не улетают и зимуют многие птицы, активно осваивают городскую среду собаки и кошки. Можно ли из-за обилия больших зданий из определенных материалов считать одну среду полностью, радикально отличающейся от другой? В памяти возникают картины храмов в Индии или Мексике, заброшенных на целые тысячелетия и сросшихся с деревьями и травами. Все же такое противопоставление города и природы поспешно. Осознавая умиротворяющее действие природы, человек, конечно, и в прошлые века чувствовал прилив сил, жизнелюбия в лесу, у моря, в горах. Но и свою, обустроенную по-своему среду любил, поэтически осмысливал, а главное - оживлял, населяя домовыми.
Автор называет улицы клоаками. Мне видится здесь лексическая неточность Можно ли считать клоаку узкой, с обеих сторон стиснутой зданиями? Скорее у этого слова иной основной лексический компонент: свалка, сброс отходов, мусора. В этом именно свете я считаю лишенной смысла метафору клоака пробок.
Может быть у пространства жерло? Это отверстие.
Так ли уж всегда жилище в городе тесное и душное? Есть жилища с потолком три метра, просторными светлыми комнатами, есть гостиные в городских домах и с шестиметровыми потолками.
Неряшливым мне кажется выражение «течь в пробке». В ней стоят.
Неточно управление в выражении «течь на исполнение» - может быть, ДЛЯ исполнения?
Судя по всему, что автор описывает, это не сон а явь нашей жизни.
В рассказе «Слава» большой удачей автора является образ деда. По – настоящему трогательный, искренний, рассказ этот написан в лучших традициях этого жанра, в 20 веке отмеченных высокими достижениями В.Белова, В.Шукшина. Названный самим автором рассказом, заключает он в себе историю сироты, историю воспитанного в вере ребенка, историю приезда на родную землю к деду. Несмотря на яркий характер страниц, повествующих о праздновании Дня победы, всё это освещается историей прощания с дедом («Слезы …через сердце потекли из глаз»).
Быть может, воспитание сироты у верующей бабки автору можно было еще доработать? Впитывание высоких моральных ценностей Евангелия – редкая для нашего времени строгая моральная ориентированность - большая удача для вступающего в жизнь человека. Не насмешки пацанов, а твердое понимание отличия добра и зла получит такой ребенок от воспитателя. И для современного молодого человека, мучительно отыскивающего в интернете виртуальных собеседников, сообщества с сформулированными идеями, он не потеряется в иерархии ценностей. Вряд ли воспитанный в вере человек, даже ребенок и подросток, будет страдать от насмешек. Обычно такие люди другим могут подать пример твердости и уверенности, а к вопросам, недоумениям, даже оскорблениям они подготовлены евангельским «благословляйте проклинающих»… Я знала воспитанных с детства в вере детей. И в детском коллективе, и среди взрослых они отличаются спокойным достоинством и уверенностью, а на расхожие вопросы знают глубокие и серьезные ответы.
Этот же момент в поведении Славы нужно бы доработать в сцене прощания с дедом. Да, прощание горькое, да, теряет он единственного родного человека. Но в рассказе он на том же уровне чувств, что и остальные, не верующие люди, полностью растерян и убит. А это вряд ли возможно.
Эпизод празднования Дня победы оставляет в душе Славы яркий след искреннего проявления высоких гражданских чувств. Все близкие своим уходом подают нам такие нравственные уроки, которые ни с какими иными не сравнишь. Мы открываем в жизни такое, что не дается нашему разуму и чувствам без этой крайней, последней, невозвратной черты. Потрясенные утратой, мы становимся лучше. А прощание с дедом оставляет у героя только боль и одиночество.
Продолжим чтение…