Притча об обоюдовыгодном расставании
Один бобр плыл по реке на бревенчатом плоту. Было ему хорошо и привольно, ходил он вечно в сухом, в то время как плот мок и набирался влаги. Однажды плот стал понемногу тонуть, и бобр кое-где замочил лапки.
- Плохой ты плот, - сказал бобр. - Нет с тобой мне покоя. Раньше ты был любезнее, а сейчас несешь одни неприятности.
- Я тебе служил как мог, и сейчас служу как могу, - ответил плот. - Просто раньше я был моложе, а сейчас меня все сильнее тянет ко дну. Будь снисходительнее.
- От тебя требуется быть плотом, создавать комфортные мне условия, - ответил бобр. - Твои проблемы меня не интересуют, справляйся с ними сам. Ты же не полагал, надеюсь, что будешь жить вечно?
- Нет, - ответил плот. - Я о таком не думал, но надеялся, что ты поможешь мне в трудную минуту.
- Я тебе ни папа, ни мама, - ответил бобр. - Я всего лишь пассажир, если ты будешь тонуть, я найду другой плот или сойду на берег.
Плот подумал-подумал, взбрыкнулся на каком-то водовороте, или случайной волне и сбросил бобра в воду. Веса на нем поубавилось, стало меньше тени, плот высох и поплыл дальше. Да и бобр оказался не в проигрыше. Он вылез на берег, забыл о плоте и занялся делом, для которого и был рожден, то есть принялся строить плотину.
Мораль: жизнь такова, что тот, на ком вечно ездят, сгинет с поверхности раньше срока, а тот, кто ездит, и не поблагодарит...
Притча о страхе перед смертью
Жило-было бессмертное чудовище, питавшееся людьми. Вечно богатыри, да и рядовые граждане, уходили на борьбу с ним и не возвращались. Трус, в общем-то, не выделялся среди остальных, но когда стала приближаться его очередь воевать с чудовищем, воевать без надежды на успех, поскольку победить чудовище было нельзя, Трус принялся покупать доспехи и амуницию.
- Как бы тщательно ты не готовился, это не повлияет на исход твоей встречи с чудовищем, - говорили Трусу.
- В борьбе с чудовищем главным является вера в успех, - говорили Трусу. - С этой верой ты должен вступить в финальную схватку, и это будет хорошо.
Трус выслушивал советы, но действовал по-своему, ровно до того момента, пока не осознал со всей очевидностью, что после борьбы с чудовищем никто не возвращался, даже те, кто был готов к схватке лучше него, Труса. И уже некоторые его знакомые сгинули там, за свинцовыми дверями, где обитало чудовище. Как вера в успех может помочь в столь обреченном мероприятии?
В конце концов Трус не выдержал и, пока никто не видит, сбежал через задние свинцовые двери к выходу из царства чудовища, как ему думалось. Там он нашел новое помещение, где властвовали одиночество и пустота. Трус, думая, что спасся, прислушался всеми чувствами и услышал, как чудовище бродит и здесь. Трус опять бросился бежать.
Трус открыл немало дверей, ведущих в пустынные серые помещения, и нашел укромное место, где его не нашел бы ни один человек. Однако чудовище не было человеком. Для него не существовало ни дверей, ни стен, ни укромных мест, оно было всепроникающе и непобедимо. Оно нашло Труса и видом своим ознаменовало наступление последнего мига его жизни. И в этот миг, когда Трус осознал, что отступать более некуда и терять более нечего, он перестал быть Трусом и пошел на чудовище…
Чудовище в данной притче – это сама смерть.
Мораль: жизнь, к сожалению, конечна, борьба со смертью, в которой все люди в той или иной степени герои, бесперспективна, а страх делает жизнь серой и пустой, поэтому лучше расставаться с ним раньше, а не в последний миг, как это сделал Трус.
Притча о законе и традиции
Как-то один закон, учиненный людьми, поспорил с традицией - кто сильнее. Закон, чтобы усилить свои позиции, нанял в услужение смотрителей за своим исполнением и стал карать тех, кто его нарушает.
Однако смотрители не могли успеть везде, где разгуливала традиция, да и традиция слишком часто дружила со смотрителями, обнималась и миловалась с ними настолько тесно, что закон стал применяться к тем, кто нарушал традицию, а не закон.
- Такого не может быть! - вскрикнут блаженные верующие в точность и непогрешимость закона.
- Такое случается намного чаще, чем кажется, - ответят верующие в традицию, - поскольку исполнение закона основано на традициях.
Например, убивать нельзя, но при определенных обстоятельствах - для защиты или из неприязни, из мести, зависти, или в ответ, по подозрению или в опережение - то можно.
Красть нельзя, но если это делает подельник, или узаконить, если красть незаметно или под покровительством, то можно.
Лгать нельзя, но если во спасение, для благосостояния, для карьеры, или из страха, мести, зависти, прислуживания, то можно.
Развратничать нельзя, но если никто не узнает, или очень хочется, если в отведенных местах и в определенное время, то почему бы и нет?..
Надо любить и уважать ближнего своего, но если ближний неприятен, неудобен, требователен, непонятен… да и просто не имеет достаточного социального положения, благосостояния, то можно и не уважать, и не любить.
Мораль тут следующая: какие бы законы не устанавливались, они не изменят традицию, пока принимают и исполняют законы люди, привыкшие к традиционному образу жизни.
Притча о преимуществе сытой жизни в сравнении с родиной
Одно милое животное жило в прекрасном горном крае, где текла речка, где росли огромные деревья, где солнце ласкало, а тень дарила прохладу, где виды природы были настолько прекрасны, что ничего более и не хотелось, как сесть на пригретый солнцем камень и смотреть куда-то вдаль...
Однажды животное поймали для богатого зоопарка, и оно вынуждено было переехать в холодные края, в клетку. Животное выглянуло из своей клетки, посмотрело - и сердце горестно сжалось, слезы потекли из глаз от воспоминаний о покинутом...
Однако обязанности, спущенные на животное, не позволили ему долго кручиниться, его увлекли позирование перед посетителями зоопарка, ожидание подачек и регулярного кормления, а также суета в клетке. Говорят, время лечит, но не менее часто и калечит…
Спустя время холодный климат показался животному не таким и холодным, природа не такая безобразная. Клетки вытеснили из памяти горный край, они стали даже милее и желаннее, поскольку кормили животное регулярно и щедро, а в горном краю питание еще надо было отыскать, а животное уже и забыло как…
Мораль: благополучная, сытая жизнь часто перевешивает иные, даже самые сокровенные, стремления.
Притча о радости карателя
В одном северном лесу, вблизи какого-то городка, жил хорек, самый обычный каштаново-бурый хорек. Работал он в окрестностях своего жилища, где-то на промыслах. Добывал мышей, лягушек, иногда прихватывал кур, а в случае опасности выпрыскивал вонючую жидкость, которой так славятся представители его семейства, чтобы сбить со следа преследующих его собак. Был он обычным, но мечтал выделиться, а для этого учился в высшей хорьковой школе.
Выучился хорек, получил место и власть решать судьбы. Но поскольку хорек по натуре был хищником и имел развитые охотничьи инстинкты и таланты, то иной реализации себя в роли властителя, как стать карателем, он и не видел. Тех, кого не мог покарать, опрыскивал вонючей жидкостью, чтобы отвадить от них друзей и помощников. Но самые большие надежды хорек связывал с удушением птиц.
Он всегда смотрел на птиц с завистью. Они летали так высоко в небесах, куда хорьку и во снах не забраться. Поэтому хорек старался не смотреть вверх, чтобы не расстраиваться, но если в горизонтали его зрения вдруг возникала птица, то он напрягал все свои способности и крался, крался… мгновенный бросок - и... В лучшем случае в когтях обычно оказывался птичий пух и перья. Это сильно расстраивало хорька. Но однажды свершилось.
Сокол был подраненный. Вот тут хорек и выскочил. Схватил он этого сокола, уволок в лес. Сокол, конечно, трепыхался и кричал, но кто его в лесу услышит? Точнее: кто поможет? Тут, в лесу, каждый сам за себя.
Приволок хорек сокола к своему дому, а пока шел, все раздумывал, что с ним делать. Еды у хорька при его должности и власти было невпроворот, поэтому соколиное мясо тут погоды не делало, а вот с чувством значимости были проблемы. Птицы все небо заполонили и летали, летали, летали проклятые, показывая, что они куда выгоднее хорька устроились в жизни. Это ранило самолюбие хорька настолько, что решил он понадкусывать соколу крылья, чтобы тот после небесных радостей хлебнул земных и умылся грязью.
Хорек понадкусывал крылья у сокола и отпустил его, с удовольствием наблюдая, как сокол бессильно пытается взлететь. Наблюдал за соколом он долгое время, каждый раз, когда ему казалось, что сокол, несмотря на раны, вот-вот поднимется в воздух, хорек подскакивал к нему и вновь надкусывал крылья. Так он поступал, пока не удостоверился, что сокол не взлетит.
Особо хорек следил, чтобы сокол сильно не возмущался им содеянным и не хулил его, он прислушивался к каждому звуку, который издавал сокол, чтобы в случае чего оторвать соколу голову.
К слову сказать, этот подраненный сокол и этот властный хорек были не первой жертво-насильной парой в этом лесу. Было множество и других пострадавших соколов, некоторые ругались на хорьков и лишались головы, другие спивались, третьи сами отрывали себе голову… Ситуации разрешались по-разному, но все - трагически.
Наш сокол принял правила игры. Он стал ходить, да нет - скорее, ползать по земле, а у хорька появилось теперь новое увлечение: следить за этим соколом и радоваться, что тварь небесная стала тварью земной, причем практически инвалидом. И, надо сказать, труды хорька не остались без награды. Оказалось, что высшее начальство хорька тоже не любило птиц, не просто не любило, а ненавидело, и когда это начальство увидело отчет хорька о проделанной работе и ползающую по земле птицу, то начальство возликовало и повысило хорька в должности!
С той поры хорек перестал смотреть в небо и завидовать птицам.
«Все в руках Господа! - говорил он. - Каждая птица когда-нибудь да приземлится, а что они летают - это не их заслуга, а недоработка хорьков».
Хорек важно гулял по лесу, смотрел свысока на других жителей леса взглядом, в котором читался легко выносимый приговор. Иногда он встречался в лесу с соколом, которого обескрылил и который продолжал ползать по лесу с дозволения начальства хорька, считавшего, что птицу надо оставить в живых в назидание всем. Тогда хорек насмешливо улыбался, вспоминая, как сокол когда-то летал, а сегодня едва ползает, хуже последнего земноводного, и все благодаря ему - хорьку.
Мораль: есть такие люди, которым нельзя давать власть, потому что они не знают другого ее применения, как карать, утолять всевозможный голод и тешить свое самолюбие.
Притча о фруктах
Жил-был один хороший фрукт. Его собратья пользовались спросом и успехом. Их с удовольствием принимали в любом обществе, отдавали им дань уважения и внимания, небольшого, правда, внимания, но это не так уж и важно. Каким бы фрукт ни был, он никогда не сможет всецело завладеть вниманием. Надо радоваться тому, что хоть иногда надкусывают и даже съедают. Наш фрукт радовался, что скоро тоже получит свою толику интереса. И это произошло однажды…
Пребывая среди пестрой человеческой публики в изящном наряде вазы, лежа в ожидании, фрукт вдруг услышал странную фразу:
- Ты, конечно, тот еще фрукт, - язвительно сказал один из гостей другому, а другой раздраженно покраснел.
- Почему это я - фрукт? - обиженно спросил другой.
- Да только такой фрукт, как ты, способен на подобное… - ответил один из гостей.
Беседа принимала дурной оборот, и фрукт задумался о том, что обидного в сравнении человека с фруктом. Он не мог понять, как соотнесением с таким сочным, таким желанным и приятным на вкус телом можно обидеть человека. Ведь каждый хочет быть приятным, желанным и сочным. Так в чем же дело? Он разговорился с соседями по вазе.
- У людей все шиворот-навыворот, - ответил ему наиболее грамотный. - Они берут какое-либо одно качество предмета, обыгрывают его, а на все остальное закрывают глаза. Вот как ты думаешь, какое твое качество обыграли в подслушанном тобой диалоге?
- Я сладкий, желанный, вкусный, приятный... - принялся наугад перечислять наш фрукт.
- Успокойся, потому что не догадаешься, лежа в вазе, - остановил его грамотный. - Люди взяли для определения себе подобных, через твое имя, самое никчемное для тебя качество, особенно в нынешнем твоем положении: то, что ты висишь на дереве, пока растешь, конечно.
- Но что в этом обидного? - удивился фрукт. - Висишь, значит, чистый и видный, в отличие от овоща.
- Нет, дорогой, люди и тут выбрали самое неприглядное сравнение, - опять остановил фрукта грамотный. - У людей на ветках деревьев когда-то висели преступники, которых вешали без суда и следствия за очевидные преступления. Вот и вся параллель с нами. Эти преступники висели, как фрукты.
- Но это же не имеет отношения ко мне, к тому, кем я являюсь на самом деле, - огорчился фрукт. - Я не преступник, не несу зла, а только радость и витамины.
- В человеческом мире все шиворот-навыворот, - удовлетворенный пониманием произнес грамотный. - Они навешивают ярлыки, которые сами выдумывают, а потом одни маются под этими ярлыками, другие испытывают воодушевление и душевный подъем, поскольку видят ниже себя более достойного человека с навешенным ярлыком.
Тут один из гостей взял грамотного и откусил от него хороший кусок. Грамотный засочился.
- Вкусно, - похвалил один из гостей и, обращаясь к другому, добавил, - но ты все-таки еще тот фрукт.
- Вот видишь, - сказал грамотный, обращаясь к фрукту. - У них испорченная логика.
- Действительно вкусно, - согласился другой, откусывая уже от нашего фрукта, и, обращаясь к одному из гостей, добавил: но насчет фрукта ты не прав, ничего плохого я не замышлял.
- Действительно испорченная логика, - согласился фрукт и тоже засочился.
Мораль: если вам дали неприглядное определение, не обращайте внимания, придерживайтесь своей хорошей стороны, предлагайте ее, смените, в конце концов, агрессивное окружение, тогда вы будете желанны и востребованы среди тех, кто видит в вас хорошее. Вот только не спорьте с испорченной логикой - она неисправима.
Притча о вреде покоя для привыкшего крутиться
Одна шестеренка мечтала о покое.
- Как хотелось бы отдохнуть, устала крутиться, устала от постоянных зацепов и передач, ударов и подчинения, - примерно так думала она. – Мне так хотелось бы пожить как в детстве, поблестеть в магазинах, полежать среди сверстников.
Однажды ее мечта исполнилась. Шестеренку то ли по причине выработки лет, то ли из-за поломки заменили на новую. Шестеренка легла на полку в какой-то мастерской, где лежали и другие запчасти, которые могли пригодиться, а могли и не пригодиться.
Первое время она действительно радовалась покою, новой обстановке и новым, правда тоже потрепанным, товарищам, но вскоре заскучала.
- Никаких перемен, никакого движения, никакого блеска, о каком я мечтала, - примерно так теперь думала шестеренка. - Никому я не нужна, никто не приценивается и не обращает внимания. Болото, самое настоящее болото!
Покой не принес ей ни вдохновения, ни очарования новыми открытиями или хобби, покой томил ее, заставлял холодеть и ржаветь. Так и лежала она печальная, пока волею случая не пригодилась в каком-то другом механизме, где из-за недостатка новых запчастей она вполне подошла.
- Боже мой, как хорошо! - мысленно воскликнула шестеренка, вновь обретя движение.
Мораль: тот, кто привык находиться в движении, никогда не обретет долгого счастья в покое.
Притча о незаметном одиночке
На красивом, тихом травяном лугу в удобной протяженной норе, в дальнем ее конце, устланном сухой травой, жил пурпурный суслик. Жил он отлично и сытно, питаясь корешками и вершками растений, а иногда не брезговал и насекомыми. Кухня у него была полна припасов: семян и зерен. Любил суслик и отдохнуть на природе под открытым небом. Тогда он забирался на кочку, с которой открывался весь луг, и в солнечную погоду, нежась в тепле, наблюдал за природой, раздумывал о жизни, прислушивался к пению птиц. Но однажды жизнь суслика изменилась…
На травяной луг пришло стадо баранов, пришло, конечно, не само, его пригнал пастух, но суть дела это не меняет. Луг стал приходить в негодность, а жизнь суслика наполнилась массой опасностей. Конечно, запасы на кухне спасали суслика. Он их ел, боясь даже выглянуть на поверхность земли, поскольку потолок его норы ходил ходуном под копытами баранов, как легкое бомбоубежище, сотрясаемое ударами военно-космических сил.
Суслик думал, что бараны уйдут, трава вырастет, он восстановит припасы на кухне и будет вновь радоваться жизни, лежа на кочке, нежась на солнце и наблюдая за природой. Бараны действительно уходили, суслик вылезал из норы и видел разоренный, вытоптанный луг. Он ждал, пока трава вырастет, вновь пополнял припасы, но только собирался отдохнуть на кочке, как вновь приходили бараны, чтобы поесть...
Жизнь суслика потускнела. Пурпурная шерстка позеленела от тоски и огорчения. Когда бараны топчут родину - мало приятного. Не выдержал суслик такой жизни, выскочил из норы, когда стадо баранов вновь пришло вытаптывать и выедать луг, и вскричал:
- Да что вы за бараны такие?! Имейте же совесть! Ладно, раз в сезон зайти сюда, так вы здесь обосновались, как в своей вотчине! Я этот луг занял первым. Это моя родина и отчизна!!!
Возможно, упрек суслика был справедлив. Не хотел он переезжать, рыть нору на другом лугу, но вся беда в том, что обращаться к баранам не имело смысла. Они не поняли суслика, потому как говорили на другом языке, и есть большое сомнение в том, что бараны его хотя бы заметили и услышали. Они его затоптали и пошли дальше.
Мораль: когда общество изменяет условия жизни, то мелким одиночкам лучше не высовываться.
Притча о хищной жертве
Жил-был махровый такой паучара, с крепким телом и длинными цепкими лапами. Жил он то ли в хорошем доме, то ли в квартире. Был он умным, трудолюбивым и зажиточным, но был он пауком, то есть хищным насекомым, которое жило за счет поедания вокруг живущих. Однако была в этом пауке интереснейшая черта. Паук считал себя добрым зайчиком и старался выглядеть добрячком.
Нет, умалишенным он не был. Паук прекрасно видел других пауков, их паучьи сети, их хищные пасти, критиковал их ненасытность и злой нрав, но когда смотрел на себя в зеркало, то почему-то видел доброго зайчика, страдающего от действий других пауков.
Мучений своих жертв этот паук тоже не замечал, потому что зайчики не едят живущих, а едят растущих. Его жертвы ему представлялись овощами и фруктами. А разве можно кому-то ставить в вину наслаждение соком, стекающим из надкушенной груши. Паук именно так видел кровь, стекающую из его жертв.
Окружающие могли бы сказать пауку правду. Но кто отважится, когда знает, что первая реакция на нежелательную правду: наказать правдоискателя, который в глазах паука, ощущающего себя зайчиком, будет выглядеть мало того что лгуном, но опасным вероломным пауком, от которого надо избавляться, а потом еще и овощем или фруктом? Мало кто захочет распроститься с жизнью или ввергнуться в череду бесконечных укусов.
Вот так и жил паук. Он кормил своих гостей вкусной едой, которая казалась ему по-заячьи доброй, но на самом деле была по-паучьи ядовитой. Он строил заячьи постройки, которые казались ему добрыми, но на самом деле стены в этих постройках были из липкой паутины – и прохожие, гости и жильцы влипали... Он жалил окружающих приветливо и учтиво, считая, что по-заячьи добр, но ужаленные впоследствии долго болели и страдали.
Мораль состоит в том, что каждый человек, действуя, как матерый хищник, почему-то воображает себя жертвой, достойной жалости и сочувствия.
Притча о незваном козле и величавом господине
Как-то к одному человеку в дом пришел козел и заговорил человеческим голосом:
- Привет, родной, я пришел к тебе жить.
- С какой стати какой-то козел будет жить в моем доме? - спросил человек.
- Да с той стати, что я - козел - это одновременно и ты, - ответил козел. - Это такой же мой дом, как и твой. Пропусти меня в дом, я хочу кушать и отдыхать.
- Ну, ты и козел! - возмутился человек. - Мало того что ты потревожил мой покой, ты еще и в мой дом хочешь пройти. С чего ты взял, что имеешь на это право?
- Еще раз повторяю для дураков, - сказал козел. - Я - это ты, то есть я - это то, что думают о тебе другие, поэтому я имею полное право на твой дом, так как он одновременно и мой, то есть наш.
- Что ты несешь? - удивился человек. - Кто обо мне думает, что я козел?
- Многие, очень многие, - ответил козел. - Тебе в лицо это, конечно, никто не говорит, но за твоей спиной, ох как тебя костерят, ох как склоняют, что козел самое невинное определение, какое могло появиться возле твоего порога. Скажи спасибо, что остальные запаздывают... Ладно, пропусти.
- Но я знать тебя не хочу, - сказал человек. - Не знаешь - не печалишься. Иди туда, откуда пришел, и не докучай мне.
- Там, откуда я пришел, хотят, чтобы ты знал, что о тебе думают, и жил с этим знанием, а то возомнил о себе… - ответил козел.
Сказав это, козел перешагнул порог и пошел в дом. Однако человек был не так прост. Он негостеприимно схватил козла за рога, вывел из дома и дал ему хорошего пинка, а потом вернулся домой, забыл о происшедшем и более никогда не открывал дверь козлам, хотя те иногда стучались.
Мораль состоит в том, что, если о вас плохо думают, не позволяйте этим думам овладевать вами, иначе потеряете покой и приобретете многие печали.
Бывают и такие ситуации, когда в дом козла приходит очень образованный, красивый и величавый человек. Такая ситуация случилась и сейчас, когда козел открыл дверь, а там некий господин.
- Ты кто такой? – спросил козел.
- Я пришел к тебе, чтобы жить с тобой и олицетворять все твои дела, промыслы и самого тебя, - ответил господин.
- Но моя жилая площадь не позволяет, и живу я, как в хлеву, тебе не понравится, - ответил козел.
- Ты только пусти меня и все у тебя появится: и дополнительная жилая площадь и ремонт, и многое другое, о чем ты сегодня даже не мечтаешь, - ответил господин.
- Но, кто ты такой? – вернулся козел к первоначальному вопросу.
- Я – это образованный, красивый, величавый человек – это – ты, точнее то, что о тебе сегодня говорят другие, - ответил господин. – Что бы ты сегодня ни делал, все это обсуждают публично только с положительной стороны...
Притча об изменчивых растениях
Жил-был обширный парк растений и деревьев, среди которых пребывали самые разные. Некоторые украшали парк своими цветами, другие, как приходило время, зеленели листьями, третьи приносили съедобные плоды, четвертые пугали ядовитыми ягодами, пятые грозили колючками...
У каждого растения были свои особенности, но были они однозначные, понятные и предопределенные, такие, что не приходилось гадать жаждущему яблок, будет ли яблоко ядовито или нет. Но развелось в этом парке в великом множестве мыслящее растение, которое не было столько однозначным и прогнозируемым.
Мыслящее растение могло приносить одновременно и добрые плоды, и злые, быть мягким и смертельно колючим, так, что по плоду и свойствам нельзя было однозначно сказать: вредное это растение или полезное. Это растение могло одному давать приятные и сочные плоды, но, когда подходил другой, чтобы сорвать такой же сочный плод, ему доставалась кислятина или того хуже - нечто смертельно опасное.
Мораль: растение с неоднозначными плодами - это человек. Вот уж где никогда не знаешь, что от него достанется.
Притча об осколках
Как-то на поле, посреди природных красот и жизни, взорвался снаряд. Самый обычный снаряд, каких выпускают множество в местах, где рождаются легенды о боевой славе. В результате взрыва части единого целого разлетелись в разные стороны, не считая, конечно, тех, что остались навечно в земле. Взрывов таких было немало, и каждый порождал свои осколки, которые летели, летели...
Так вот, один из осколков задумался о родственных связях.
- Хорошо было бы объединить всех родных, сдружиться, собрать в единое целое, быть ближе... - примерно так он подумал.
Серией рикошетов осколок обошел часть своих родных, но вот что его поразило: нигде он не стал надолго желанным. Родные не отказывали осколку во встрече, но и не настаивали на продолжении. Какая-то сила отрывала их друг от друга, никакого притяжения, кроме кратковременного сердечного, он не испытывал, прикоснулся - и полетел дальше, прикоснулся - и полетел дальше.
Когда осколок вернулся на свою траекторию в привычное окружение, летевшее с ним в одном направлении, он почувствовал себя более комфортно, чем при сближении с родными, пути с которыми постоянно расходились. Так он и продолжил свой путь к цели и решил, никогда с него не сходить...
Мораль: близким является тот, кто близок душевно, с кем совпадают траектории движения, а не воспоминания о бывшем когда-то единстве.
Притча о вирусе
В одном хорошо известном обществе считающим себя цивилизованным жил-был один вирус или бактерия, в общем, болезнетворный организм, такой маленький, что и говорить бы о нем не стоило, если бы он не творил большие нехорошие дела.
Звали этот вирус или бактерию... Нет, мы даже уточнять не будем, поскольку названия меняются, а суть остается. А суть заключалась в следующем.
Вред этого вируса или бактерии был известен всем. И вред этот доходил до фатального или летального, поэтому к этому вирусу или бактерии было привлечено повышенное внимание ученых.
Его много лет изучали, выявляя слабые места, пути заражения, способы носительства и методы лечения. Конечно, как и любое знание, наука по борьбе с этим вирусом или бактерией была неисчерпаемой, она могла развиваться бесконечно, но все же общество уже знало достаточно, чтобы разумно противостоять заразе, уничтожать ее и свести к минимуму.
Но вот, что интересно жизнь этого общества, считающего себя цивилизованным, и наука шли абсолютно разными путями. Члены общества, считающего себя цивилизованным, по крайней мере, что-то знали об опасном вирусе или бактерии, но никак ему не противостояли, несмотря на санитарные рекомендации, а виною всему была прискорбная инерция привычного уклада жизни.
Члены общества прекрасно знали, что нечто делать нельзя, но нечто входило в ритуалы, вмонтированные в жизнь общества, как шестеренки в какую-нибудь коробку передач. Поэтому любой человек, только попадая в это общество, считающее себя цивилизованным, тут же подвергался опасности заражения со всех сторон, поскольку не мог жить изолированно.
Допустим, человек приходит в магазин и покупает хлеб, кексы или пирожные, а те привычно лежат открытые и доступные для чихания и кашля посторонних.
Человек, чтобы оздоровиться пришел в баню, и другой человек, больной вирусной болезнью, чтобы оздоровиться тоже пришел в баню…
Человек идет к врачу и открывает рот для многоразового шпателя, который может быть плохо обработан, или вводил в ротовую полость иной медицинский инструмент, или сам врач болен...
А то странное поведение цивилизованных людей, когда они больные идут в скопления людей, подвергая их всех заражению, ведь тоже продиктовано во многих случаях именно той дефектной шестеренкой, вмонтированной в общество, которая и не дает ему оставаться здоровым.
Можно уже не говорить про банальные поцелуи, прочие человеческие контакты, поедание и выпивание того, что не подлежит никакому личному анализу и контролю, а ведь каждый глоток и каждый кусок, поступающий внутрь пропущен через эту же коробку передач с дефектной шестеренкой, на которой и расплодилась бактерия или вирус, вмонтированную в это общество, считающее себя цивилизованным.
Представьте, что ничто не мешает больному повару приготовить вам в самом дорогом кафе салат и осеменить его вирусами!
Но и это не все.
Этот вирус или бактерия достиг таких высот проникновения в человека, что он легко передавался через разговоры, поведение, воспитание, обучение, телевидение... Эта информационная система обработки общества, считающего себя цивилизованным, которую применял этот вредный вирус или бактерия достигла таких высот, что заблокировала все доводы науки, разума и даже присущего человеку инстинкта выживания.
Вирус в данной притче – это все, что вредит человеку. Мораль: любая борьба с любой заразой, которую ведет общество, считающее себя цивилизованным, в первую очередь должна сломать старые привычные представления, которые способствуют распространению заболевания, если это не сделать, то борьба всегда будет безуспешной.
Притча о муравьиных матках
В одном удаленном муравейнике в угнетении от более сильных самцов муравьев жили муравьиные матки. Самцы муравьи пользовались тем, что они сильнее, и диктовали условия жизни маткам. Матки трудились в поте лица в домашнем хозяйстве, детей вынашивали, воспитывали, бегали по магазинам..., а муравьи самцы добывали деньги, приходили после работы домой, падали на диван и ничего более не делали, а если муравьиные матки возмущались, то тут муравьи самцы показывали, кто в доме главный с помощью обыденной физической силы.
Маткам такое положение дел не нравилось. Они противились, но подчинялись и силе и жизненному укладу, но благодаря представительницам самой древней муравьиной профессии, которую освоили некоторые муравьиные матки, они почувствовали запах свободы.
Представительницы древней муравьиной профессии не любили домашнюю работу и прочий труд, кроме физиологически естественного для муравьиных самок, поэтому они решили поднять бунт, изобрели движение феминизма, то есть борьбы за равноправие с муравьями самцами и даже провели в муравейнике марш пустых кастрюль.
Движение крепло, а вместе с тем слабло тело муравьиных самок, поначалу крепкое, приспособленное для полевых муравьиных работ, а теперь направленное на сексуальное привлечение самцов мужчин, их порабощение красотой и загрузку работой, которую раньше выполняли муравьиные самки, а теперь, вроде как, неспособные к большим физическим нагрузкам, поскольку - слабый пол.
Феминизм покорил и разум самцов муравьев, вслед за тем, как были покорены их половые чувства и сердца, а ведь стоит покорить сердца и многого можно добиться - уж это точно знали муравьиные матки. Они планомерно шли на абордаж корабля высокомерия самцов муравьев и в кое-каких муравейниках достигли своего, но в еще более отдельных муравейниках им и феминизма оказалось мало.
Муравьиные матки захотели жить так, как жили когда-то муравьи самцы, только не отягощая себя тяжелой работой. Им это удалось за счет эксплуатации сердец и половых чувств самцов муравьев.
В муравейниках, где подобная революция свершилась, стало абсолютно нормальным, когда муравьиная матка сидит, ничего не делая в своем муравейнике, а на нее трудятся ее самцы муравьи. Они истязают себя на тяжелых работах, они делают ремонты в муравейниках, они бегают по магазинам за продуктами и тащат в лапках тяжелые пакеты в то время, когда муравьиная матка вышагивает рядом налегке и блохой на поводке.
Муравьиные матки достигли в таких муравейниках многого. Они теперь уже не только не пресмыкаются перед самцами муравьями, но и не оказывают им внимания, даже когда те заболеют. Они пренебрежительно говорят о своих самцах муравьях, не опасаясь, что самец муравей вскочит и ударит муравьиную матку, чтобы вернуть утерянные позиции.
Вот так дело муравьиных маток, представительниц самой древней профессии, зашло так далеко, что муравьиные самцы от подобного порабощения стали жить в среднем на добрый десяток лет меньше муравьиных самок, но последние годы жизни продолжать им отчаянно прислуживать, терпеть их истеричный нрав, да еще и праздновать день марша пустых кастрюль, как день окончательного своего поражение в правах!
Мораль вполне очевидна, в государствах, где образ жизни мужчин, сходен с образом жизни порабощенных самцов муравьев наступил матриархат, а никакое не равноправие.
Притча об уколах общения, которые лучше не замечать
Жили-были ежики. Они любили между собою общаться, но не любили соблюдать дистанцию и проявлять щепетильность. Они вечно стремились подползти поближе, чтобы произнести свою фразу в самое ухо собеседника, а заодно, нет, не специально, а в силу инстинкта, устоявшихся привычек и воспитания, уколоть своими иглами.
Плевыми были эти уколы общения. Каждому ежику приходилось испытывать на своей шкуре куда большие потрясения от тех же хищников. Однако плевые уколы общения почему-то возбуждали агрессию у ежиков куда сильнее, чем когти филина и мокрая хитрость лисы, которая скатывала свернувшегося клубком ежа в воду, чтобы тот раскрылся, а потом приступала к еде.
Каждый еж, получивший укол общения, приближался к обидчику и тоже что-то произносил тому в самое ухо, а заодно в отместку колол иглами, иногда - прямо в незащищенный нос.
Ежик, спровоцировавший уколы общения, чего, естественно, не замечал, поскольку считал себя то ли честным, то ли оригинальным, ответные уколы общения воспринимал вызовом. Он в свою очередь приближался к уху своего собеседника и говорил, уже прицельно укалывая того наиболее острыми иглами…
Тут начиналось такое, что ни филину, ни лисе не снилось, они терялись в догадках, когда находили посреди леса уже приготовленного к их трапезе ежика, а то двух, и более…
Мораль состоит в том, что на мелкие уколы общения лучше не отвечать, чтобы не создавать о себе негативное мнение и не множить проблемы, препятствия и опасности на своем пути, которых и так предостаточно.
Притча о том, как глупое занятие принесло общую пользу
Раньше все зайцы питались исключительно корой с дерева, бывали сыты, но вечно недовольны жизнью, поскольку никакого вкуса в коре не было, кроме горечи. Они плевались, но ели, они ругались, но ели, - так происходило бы вечно, если бы ни один заяц не от мира сего.
Болван - по понятиям остальных зайцев, который ради собственного любопытства, что у зайцев не приветствуется, поскольку доводит до греха, то есть до волчьих зубов, - повадился дергать за всякую растительность, что зеленеет от земли, в надежде найти Эльдорадо заячьего стола.
- Дурак, - говорили ему и родные, и чужие. - Жри кору, как все, иначе смысл жизни потеряешь. Поиски еды в земле – полная глупость. Врут легенды.
Заячья легенда гласила, что придет заяц, который усластит заячью жизнь неведанной ранее едой, которая растет не на поверхности земли, недоступна взору, а скрывается где-то в глубине. Но сколько зайцы ни искали эту скрытую от глаз пищу, никакого успеха в поисках не имели, поэтому и разуверились.
А этот заяц то ли по глупости, то ли по незнанию продолжал искать, не слушал критику, он все дергал ростки, выдергивая из земли несъедобные коренья, пока в какой-то счастливый для себя день не вытащил морковку. Попробовал. Очень вкусно. Он стал по вершкам находить морковки и жить в полное свое удовольствие. Об открытии, не будучи жадным и злопамятным, заяц рассказал собратьям. И всем понравилось.
Мораль состоит в следующем: чтобы найти нечто неординарное, надо проявлять интерес к тем аспектам жизни, которые большинство игнорирует.
Притча о колбасе
Жила-была колбаса, самая обычная колбаса из мяса, точнее из маленьких мясных кусочков. Каждый из них считал себя индивидуальностью, одним из лучших. Каждый из них остальные считал пустым наполнением и даже помехой, от которой только теснота и неудобство такие, что двинуться никуда невозможно, если только не вместе с колбасой, то есть со всеми, а если со всеми то - вынужденно по пути.
Колбаса эта возникала в разных местах: на тротуарах, и в магазинах, и в метро, и на многочисленных проходных, и в многоэтажных домах…
И жил-был тот, кто ел эту колбасу, для которого все эти яркие для себя индивидуальности, старающиеся игнорировать и даже огорчать своих собратьев, были совершенно незаметны. Более того, вкус только одной, даже самой великой индивидуальности, которую признавали даже все окружающие маленькие мясные кусочки, не давал ни сытости, ни вкуса.
Конечно, кто-то в составе колбасы был больше мясом, кто-то больше специей, но одно без другого либо пресно, либо непитательно.
Мораль состоит в том, что каким бы великим не был человек, или каким бы великим он сам себя не считал, все его величие состоит в том, что он является мелкой, почти неразличимой, частью человечества, пока он находится в обществе. А потому лучше воспринимать друг друга терпимо, и не думать о себе и о других бог весть что…