Категорически не согласен с графом Львом Николаевичем Толстым на предмет того, что «все счастливые семьи счастливы одинаково», а «каждая несчастливая семья несчастна по-своему».
Лев Николаевич, конечно, «глыба» и «матерый человечище», но тут он, «зеркало русской революции», я считаю, все переврал. Наверное, морковных котлет объелся.
Всё, я уверен, обстоит как раз совсем наоборот: все семьи несчастливы до зевоты, до оскомины одинаково, а счастливы – каждая искрометно по-своему. Совершенно неповторимо.
Нет ничего более нудного и однообразного, чем т.н. скелеты в шкафу, всякие там семейные измены и прочая ползучая нудятина. А все семейные ссоры и скандалы такие же однообразные, как рекламные ролики. Кстати, именно поэтому всякие там писатели, драматурги и прочие режиссеры предпочитают рассказывать нам истории несчастных отношений, чем счастливые истории. Недавно перечитал «Мадам Бовари». Обплевался. А когда я еще в юности читал «Анну Каренину», мне очень жалко было мужа Анны – Каренина. Сочувствовал – Левину. А Анну Каренину совсем не было жалко. Не говоря уже о флоберовской Боварихе. Вот такой я замшелый ретроград.
Я, например, знаю одну по-настоящему счастливую семью. Семью Великовых. Тимур Великов, Аня Великова и их дочь Василиса Великова, двух лет от роду.
Тимур с Аней живут вместе уже семнадцать лет. Родить у них, несмотря на все старания, долго не получалось, наконец – получилось. И вот у них есть двухлетняя Василиса. По кличке Василиск по причине огромных завораживающих голубых глаз.
Аня и Тимур познакомились еще в университете, там же, где учился и я, на первом курсе. И уже не расставались. Встретились они впервые в столовке. Я когда-то уже рассказывал о нашей столовке, но повторюсь еще раз.
Самым расхожим блюдом в нашей столовке (иначе – «гастриловке», «тошниловке» или «поносовке») были сосиски и яичница в такой раскаленной сковородочке. Из двух яиц. Яйца всегда были пригоревшие, но с недожаренными белками. Но все равно вкусные.
Сосиски назывались «синенькими» или «синюхами», а яичница – «соплей» или «горелой соплей»: Приятного аппетита. Мы так и говорили тете Зине, непрошибаемо спокойной женщине, которая стояла за стойкой:
- Теть Зин, мне соплю и две синеньких…
Или:
Мне, теть Зин, две горелые сопли и одну синюху…
Тимур и Аня сначала не были знакомы. Однажды они отстояли очередь в столовке. Тимур, когда подошла его очередь, сказал:
- Мне, теть Зин, синенькую, соплю, компот и три белых хлеба.
Аня, когда подошла ее очередь после Тимура, сказала:
- Теть Зин, мне три белых хлеба, компот, соплю и синенькую.
Тимур с подносом подошел к единственному свободному столу и сел. Аня оглянулась вокруг, увидела, что все занято, подошла к столу, где сидел Тимур, и спросила, не глядя на Тимура:
- Извините, у вас свободно?
- Пожалуйста, - ответил Тимур, не глядя на Аню.
- Приятного аппетита.
- Спасибо. Вам тоже.
И они стали есть.
Сначала они синхронно отпили по глотку компота. Потом синхронно же положили свои «синенькие» на хлеб и, держа двумя руками эти свои импровизированные бутерброды, стали – опять же синхронно – их жевать. Тут они впервые с легким и чуть ироничным интересом посмотрели друг на друга.
Когда бутерброды были съедены, они одновременно взяли в руки вилки и стали энергично отдирать пригоревший белок от сковроденок. Желток оба не трогали. Далее они опять отпили компота, тревожно переглянулись, взяли по второму куску хлеба и стали хлебом (а не вилкой!) поедать белок. Затем – еще по глотку компота.
Какое-то время они с легкой изумленной тревогой смотрели друг на друга и после короткой паузы медленно потянулись за третьим куском хлеба. Взяв хлеб, они, еще изумленнее глядя друг на друга, распустили им желтки и стали хлебом же их, растекшиеся, есть, причмокивая и облизываясь.
Съев всё, они широко улыбнулись друг другу и вдохновенно допили компот.
С тех пор они не расставались. Любовь, так сказать, настигла их в студенческой столовке. За синхронным поеданием «соплей». Приятного аппетита.
Выяснилось, что у них очень много общих интересов, пристрастий и так далее. Но факт остается фактом: их связала яичница. Кого-то сводит дискотека («музыка на-а-ас связала, тайною на-а-ашей стала»), кого-то случайная встреча в поезде, кого-то, прости, Господи, интернет. Можно найти свое счастье, нажравшись в бане и с ценным веником улетевши в город на Неве, можно – поссорившись из-за рубля с официанткой в провинциальном вокзальном буфете. Вариантов – бездна. Как сказал наш великий холмогорский помор в версальском парике: «Открылась бездна, звезд («звезд», а не «звёзд») полна, звезда;м числа нет, бездне – дна…
И в случае с Великовыми яичница – одна из звезд этой бездонной бездны.
Я много раз бывал у Великовых утром, когда они завтракали. Сценарий завтрака в счастливой семье Великовых неизменен.
Как я уже сказал, Великовы много лет живут вместе. Они отдыхают по всему миру, перепробовали все на свете, перепробовали кучу блюд, но по-прежнему любимое блюдо у них – обычная яичница. «Яишенка». Банальная глазунья. Безо всего, без всякой колбасы, бекона, просто два яйца на каждого.
У них на двоих – один предрассудок. Если утром желток сам растекся – день будет неудачным. Но он очень редко растекается. Яичницу жарит Аня. Четыре яйца. Специальный ножик. Очень острый и очень тяжелый. Миниколун. Им чуть-чуть тюкнешь (звук – как будто Василиса хлопнула в ладошки), и скорлупа – на две равных половинки. Тут главное, чтобы полускорлупина, которая не остается в руке, в которой ножик (блин, запутался я в придаточных), в общем, чтобы скорлупа не хлопнулась в шипящее масло. Это непорядок. А масло, кстати, должно быть сливочное, вредное. Это – холестерин, божественный «полициклический липофильный спирт», который вообще, как выясняется, полезен.
По глубокому убеждению Великовых, только западные варвары едят яичницу с тарелки вилкой и ножом. Настоящие русские патриции едят яичницу, как и тогда в столовке-гастриловке, прямо со сковородки хлебом, пока она горячая и еще чуть шкворчит, будто обиженно бурчит, масло.
Надо прямо хлебной хрустящей корочкой, скажем, разогретого узбекского лаваша загребать белок вместе с маслом – и в рот. А масло пусть капает на подбородок и руки. Так вкуснее – потом отмоемся.
А дальше надо хлебом же раздавить желток и распустить его по сковороде, как тогда, семнадцать лет назад, в тошниловке.
И сначала надо съесть основание желтка, и тут получается как бы маленький бутерброд, потому что дербанить основание желтка ни в коем случае нельзя: это западное варварство.
А дальше уже нужно догребать хлебом желток с остатками масла. Это самое вкусное, это кульминация сюжета поэмы «Глазунья».
У Ани с Тимуром большая сковорода, в отличие от той, маленькой, в студенческой поносовке. Они ее называют НЛО. «Наше любимое объедалово». Едят Великовы уже много лет одновременно. Это – один из паролей семейного счастья. Сначала их яичница четко разграничивается. Между ними – демаркационная, полная божественного холестерина, линия. А дальше – неизбежны всякие геополитические накладки. Как это было в советские времена на границе с Китаем. Где-то Аня оттяпает у Тимура кусок белка, где-то Тимур у Ани загребет масла. Якобы случайно. Тогда начинается:
- Эй, ты чего мое мацаешь!
- Сама вон в мое макнула, воровка на доверии!
- Сам ты вор. Вор должен сидеть…
- Эй, опять?!.
Конфликт обостряется на стадии растекшегося желтка. Потому что желток – он течет сам. Куда хочет. И почти всегда желтки стекаются вместе. И тут уж возникают настоящие горячие точки. И ситуация выходит из-под контроля. Начинаются беспорядочные военные действия. Проход в тыл противника и тому подобное. Терроризм и партизанщина. Каждый жадно жрет все, что может. Отпихивания, обзывательства. Злобное фырканье, Анин визг, Тимурин рык. Смех.
Василиса, сидящая в своем детском стульчике со своим «Тёмой» и вся перемазанная «Тёмой», хлопает в ладоши, смеется, кричит: «Мапа яка;!» Мапа – это понятно. Гибрид из родителей. «Яка;» - это яишенка.
Наконец все успокаивается. Все трое мирно умываются. Вернее двое умываются сами и умывают третью. Аня с Тимуром пьют свежий морковный или апельсиновый сок (где ты, студенческий компот?!.), кофе.
Всё.
Начинается день.
И если вы меня спросите, что такое семейное счастье, то я вам отвечу. Как человек, который отчасти сам знает, что это такое. Не как «эксперт», а просто как непроизвольная жертва удачной судьбы.
Если люди каждое утро много-много лет весело дерутся из-за яичницы и им это не скучно, это и есть настоящее счастье.
Счастье – это всегда очень просто и, казалось бы, прозаично. И уж в любом случае – никак не пафосно. «Давай выясним наши отношения!..» - Тьфу-тьфу-тьфу. Чур меня и всех нас!
Нам всем нужны маленькие теплые мелочи. Трогательная ерунда. Ласковая придурковатость. Чудаковатые совместные привычки. Абсолютно бесполезные обряды.
Но – свои, неповторимые в своей «придурковатой чудаковатости».
Потому что все счастливые семьи счастливы захватывающе по-своему, а несчастливы – нудно одинаково.
Вопреки «зеркалу русской революции» Л.Н.Т.