Я ей скажу об этом завтра

Виктор Анин
Я сижу за столиком в дальнем углу , напротив окна,за стеклами которого разыгрывается унылый ,ежегодный спектакль октября. Листья то поочерёдно слетают , то осыпаются черной россыпью в лужи, улица траурной лентой лоснится под дождем, отражая кривые дорожки уличных фонарей.Немая сцена роскошного облетания листьев и невидимой ,разрушительной силы ночного ветра .Моросящий дождь мелкой дробью стучит по навесу.На столе бутылка вина, в затемнённом ,тускло-зелёном стекле переливаются отблески света. Бордовое терпкое вино льется в бокал,заполняя его до края.

Вино пахнет переспелыми ягодами, дымом, сухофруктами с привкусом гнилых яблок, оставляя внутри вдумчивый осадок. Сегодня вино мне заменяет собеседника. Вино-мой неизменный, грустный друг. Вино для унылости. Он молчит, а я мысленно сочиняю ему стихи. Я пью медленно. Держу вино во рту, ощущая, как одна нота сменяет другую, как становится легко в теле. Как слабеют руки и наливается тело терпкостью этого напитка. Как горят щеки и холодеют пальцы и вся неопределённость и потерянность исчезает, оставляя меня в уютном хмельном состоянии. Моросящий дождик перерастает в ливень и тяжёлые капли разлетаются плашмя о стекло, соскальзывая прозрачными тропинками. Черные тени трепещущих на ветру широких листьев мечутся бликами по запотевшему стеклу.

-Девушка, вам еще вина или может желаете что-то к вину? У нас есть к …
Но я ее перебиваю и поднимая глаза вижу перед собой васильковую синь ее глаз, где пляшут лучики июльского солнца.

-Нет. Ничего не желаю.

Она подправляет рукой, выбившеюся прядь и идет к другому столику, оборачиваясь на ходу. На её лицо падает тень от настенного бра, разрезая её лицо на две половины.
Сквозь пьяный рассудок, приятную бессознательность я вижу вновь ее глаза –васильки. Впервые увидела человека, который улыбается глазами. Эти глаза пляшут передо мной –большие и ясные чьи ресницы превращаются в лепестки летнего цветка, они накладываются на мои прикрытые веки как призрачное видение и я отдаюсь опьянению цвета синеющих глаз, через пару минут еле поднимаю налитые тяжестью и усталостью ресницы ,пьяно вглядываюсь в алеющею жидкость на дне бокала и ощущаю странную оседающею тревогу внизу живота, смотрю на свою руку, растопыривая ладонь, на мои пальцы накладываются другие точно такие же размытые прозрачные ладони с поблескивающим металлом многочисленных колец.

Обернувшись, наблюдаю за ней, как она продолжает лавировать среди столиков. Ее белые волосы c голубыми прядками, туго связанные на затылке, резко контрастирует с темным помещением. Бархатные, красные скатерти грузными складками ниспадают по краям круглого стола где нигде прожжённых сигаретой. Спертый запах табака. Тяжелые портьеры, грязные желтые оттенки настенных светильников еле освещают этот зал, погруженный в дремотную атмосферу. Тихое бормотание посетителей, вскользь произнесенные чужие имена,скрип вилок о тарелки,звон стаканов и булькающие звуки льющиеся алой жидкости. Иногда, мои глаза пересекались с равнодушными взглядами других , но их взгляд блуждал и они не замечали меня . Впрочем, отвернувшись к окну , я превращалась в призрака. Я существую, но я незаметна.Все проходит сквозь меня.Все проходит мимо меня.

 Это тихое, аутентичное место, где нет надоедливых кричащих детей, сладких парочек, держащихся за руку, нет этого чистого запаха дружественной атмосферы, запаха семей и уюта.
 Лишь рдяные оттенки бликами опускаются на лицо, руки, черную одежду. Кольцеобразный пурпурный дым, смыкающиеся над головой. Это место, лишенное современной белизны помещений, красивой обертки на которую все слетаются, сбиваются в стадо и проводят время в престижном месте, публикуя пафосные посты сервированного стола, радуясь подгнившей системой мироустройства, тут нет этой напыщенности и яркого освещения, когда каждая волосинка видна на твоей черной одежде, а официанты сосчитывают с твоего внешнего вида деньги в кошельке, чтобы рассчитать тактику поведение к клиенту.
Расположенное за чертой города, в окружении старых раскидистых кленов и каштанов, вдали от новостроек и шумных ресторанов, баров и современных кальян-клубов.  Витающая атмосфера старинности и гротеска, вдумчивости и угасания погружает в опасное неспешное самоуглубления. Рядом, через дорогу возвышается недостроенная церковь и звонница, и вглядываясь в темноту, мне померещилось что медный колокол сейчас пошатнется и разольется оглушительный звон. Осень похожа на похоронную процессию, печальный напев листьев подобно плакальщицам меняются местами с веселым, жизненным припевом беззаботных глупых птиц. И ко всему этому не хватало угрюмого колокольного удара, который лично мне бы мне напел «Пора». И на этой улице скованную дождем и тугим туманом, я вижу, несут мой белый гроб и листья  падают и падают, и падают на закрытую крышку, а колокол все звонко напевает реквием. Но, это всего лишь померещилось, явилось нелепым видением с белым гробом, на котором прилипшие кленовые листья. Нет. Не так. Делаю еще глоток вина, подперев ладонью слабо держащеюся голову на плечах и вижу снова это же самую улицу и добавляю к ней декорации, черный гроб, открыта крышка и на мое лицо белыми хлопьями первый снег. Снежинки ложатся ажурной вуалью и не тают. Закрытые ресницы не трепещут больше и не ловят дождь, они охраняют вечный сон спрятанных ото всего пустых стеклянных глаз. Ведь внутри меня не осталось тепла-опустошенные, ледяные вены. Но кто же мог нести мой гроб и, кто же мог прийти чтобы меня провожать? Я даже улыбаюсь и наклонив голову к бокалу, в свое вино шепчу «никто». Не было бы гроба и снега и листьев, и раскрашенного посмертно лица, а только незаметно разлагающиеся тело где ни будь …в моей кровати…в ванной…пока соседи не вызвали бы полицию…

Прогнать. Пытаюсь прогнать мысль посредством другой. Отключится от себя невозможно даже за счет вина. Невозможно оставить свои мысли за пределом чего-то иного, они лезут и лезут в голову, а руки тянутся к бутылке и наливают все больше и больше вина-до края. Жажду которую невозможно утолить. Жажда, не утоляющая желание –не быть собой.
 Мой бокал надколот и само это место не могло предполагать о наличии целых стаканов, все они были надколотыми и ломкими. Дребезжание сумеречного света освещали главную улицу, а за фонарями одиноко стоящих в ряд, отражался подвешенный медный колокол в белой колокольне, который ловил как магнит тусклый свет уличных огней. Периодически двери открывались, запуская запах дождя, мокрой овчины (не знаю почему, но этот запах был настойчив, наверное, от влажных пальто посетителей, он мне напоминал осеннее поле, пастуха и безбрежную ржаную даль), за дождем и овчиной просачивался прелый аромат листьев и каждый из приходящих искали уединенное место и погружались с уставшими лицами в свое нигредо, готовые в любую минуту надколоться, как и эти хрустальные бокалы. Это помещение было похоже чем-то на старый кабачок где каждую ночь проводили бурлеск-шоу, а может на затемнённый зал с красным занавесом у сцены где играют загробный джаз, но тут не было сцены, тут не было музыки или представлений, тут было пристанище для забытых, ненужных и далеких от этого мира людей или мне это только казалось, возможно, я всех приходящих сюда людей отождествляла с собой, со своим личным, пессимистическим восприятием мира и отгораживала эти квадратные метры и присутствующих  от всего мира ,где легко и не чувствуешь отчужденности ,но которое возможно было лишь результатом моего стремление к эскапизму, приукрашивая его и дорисовывая несуществующими оттенками.

Была ли я тут раньше? Я даже не могу припомнить как забрела сюда. Только помню дождь, который не прекращает лить уже пару суток, помню съезжающие капли по моим пальцам, эти же самые тяжелые холодные капли на ресницах, скатывающиеся по горячему лицу, помню отпечаток помады у себя на руке, смятую пачку которую выбрасываю в урну , резкий поворот и мягкий льющиеся свет поманил меня как глупого мотылька сюда и вот сейчас я сижу тут и вывожу пальцем невидимую спираль на скатерти .

И опять Тошно. Тошно. Всё окружающее так и кричит «избавление». Всё окружающее так и дышит гнилью и упадком, истощает зловоние сытости и деградации цивилизованного мира. Иногда, хочется перестать двигаться, перестать открывать рот для разговоров чтобы не привязали тебе какой-то ярлык, не навязали мыслей, которые тебе не принадлежат. Свобода. Свобода. Не хватает этой воли, этой ярости, этой злости, страсти чтобы сорваться, но куда? Везде-Она. Реальность –сука, оскалившись, клацает гнилыми зубами, обдавая тебя гнилостным дыханием тленности и быта. Реальность –похожая на уродину, выставляющею свою обвисшую грудь на общее обозрение, гадко подмигивая своими легкомысленными глазами. Чувствую себя заключенной в бесконечной тюрьме. Чувствую, что тошнит от созерцание этой обвисшей груди, как дурно от запаха, как хочется выстрелить ей в грудь, но пуля прошибёт лишь мое сердце, кровавым пятном расползется на моей одежды, пропитает да так что никто не заметит, потому что убьет там внутри, на глубине. Хочется ощутить сталь в своей руки, отдачу от вылетающий пули, напряжение и вибрации от пальцев к плечу и последующее окончание. Хочется выстрелить в реальность, но разве смогу я попасть в неё, если не знаю ее ахиллесовой пяты. Выстрелить остается только в себя. Выстрелить, чтобы утолить жажду Не Быть.

Погружаю кончик пальца в вино и начинаю создавать музыку по кругу стеклянного отверстия бокала. Скрипящий звук, перестающий в звучную мелодию. Утомлённая музыка вырывается с под подушечки пальца и я быстрее и быстрее вожу по кругу ,скрипящая мелодия все нарастает и нарастает, и я начинаю погружаться в этот гипнотически минор, но резкий удар в окно вырывает меня с этого полусонного состояние, кто –то навалившись всем телом на стекло ,стоит ко мне затылком ,на голову наброшен капюшон, я наблюдаю за этим распластавшемся телом ,протягиваю руку ,не знаю зачем, но пальцы зависли  в пару миллиметрах от окна ,пошатнувшись ,незнакомка или незнакомец пошел дальше , завалившись как-то набок и на заплетающихся ногах его силуэт скрывался  под дождем.

Залпом допиваю остатки ,направляюсь к выходу. Желание проследить за этим объектом . Непонятная сила, что,  тянет меня поддаться вглубь этой ночи. Отдаться без остатка безрассудству, стремлению ощутить адреналин , создать себе маленькое приключение в пьяного преследователя без какой либо цели. Просто так,от скуки. Ищу свое пальто в куче другой одежде. Но перед глазами все размывается. Рука проваливается мимо ,вскользь куда-то в эту самую реальную пустоту из которой ничего не вытащить ,только пальцами на ощупь ищешь свое замусоленное старое пальто. Бессилие от собственного опьянения настолько раздражающее , что хочется закрыть уши и непонятно кому прокричать «хватит»,  кажется сейчас вешалка упадет и она уже упала в моем сознании ,все падает ,а я  продолжаю стоять. Незнакомый человек в капюшоне ,за которым я не успею последовать,наверное давно уже скрылся,и мне не поспеть за ним. Я никогда не успеваю.

 Вглядываюсь в этот прокуренный зал с другого ракурса, все что-то пьют ,едят ,и после смотрят  перед собой создавая свои декорации,как только что я, лишь пару столиков где  сидят попарно и что-то вяло обсуждают ,слышат ли вообще друг друга в своём бормотании? Вон тот ,с пьяными глазами похожий на немца, худощавый старец с белесой жидкой бородкой как у козла, в темном свитере ,очки в тонкой оправе, потягивает что-то кирпичного цвета с толстого стакана.

Я упираюсь глазами в его затылок, наблюдаю как он поднимает стакан пальцами ,сухими как пергамент, со вздутыми венами и в россыпь старческих пятен,  и вдруг его ломкие пальцы отваливаются, осыпаются на стол горсткой пепла, а стакан все висит в воздухе. Закрываю глаза, резко открываю, пару раз моргая, облегченно вздыхая. Его пальцы так же зажимают стакан. Чувствует ли он что я смотрю на него, и он в ответ на мои мысли поворачивается ко мне, и смотрит в упор, и этот старец похожий на немца копошится во мне, рассматривает прижатую, втиснутую в стенку пьяную фигуру. Каким образом люди ощущают, что кто-то за ними наблюдает? Его взгляд за стеклами очков уже опьяневшей, это такой взгляд, когда ты можешь рассмотреть в человеке его подлинность. Я вижу в глазах-тупое безразличие. И вдруг его фигура исчезает, его глаза остаются где-то за спиной, передо мной то самое лицо девушки с глазами васильков, наверное, она официантка. Господи, конечно же она тут работает, раз спрашивала о том, что принести к вину. Она подает мне пальто висящее прямо у меня перед глазами, мягкие как бархат, теплые пальцы прикасаются ко мне,током пронзают тело, в глазах ее что-то призрачно похожее на жалость,жалость которую не терплю.Жалость от которой хочу сейчас  убежать. И я беру с ее руки свое пальто. И я хочу уйти.Но она говорит. Она обращается ко мне, прикусив губу ,и понизив тон.

-я через час буду свободна. Идем, подождешь меня там -  указывает рукой на круглый мини-бар с деревянными высокими стульями ,где стоят пару девушек и что-то бурно обсуждают. Я следую за ней ,наперевес со своим пальто , оборачиваюсь и вижу как этот немец подпирает рукой голову точно так же как я и смотрит перед собой. Наверное, в моих глазах такое же тупое безразличие. Ее спина обтянута в красное платье старомодного покроя с вульгарными черными оборками по краю длинного рукава. Какое непонятное ощущение,что я ее знаю, что когда-то я ее забыла и не могу вспомнить.

-можно еще вина?

Но в сердах думаю,зачем я вообще сюда пошла. Меня привлекли эти синие глаза или это изголодавшие чувство по общению заставило меня последовать за ней . За чувство которое я себя ненавижу и презираю.
Напротив меня сызнова еще один бокал с густым красным вином и губы ощущают знакую терпкость ,а все тело и желудок кричит «хватит».
Свитер давит и запуская два пальцы за горловину оттягиваю этот воротник,но лучше не становится.Тут, на этом месте я чувствую как приобретаю форму и становлюсь заметной. Кажется, что все сидящие сзади смотрят на меня и мне становится жутко неловко. Я ёрзаю на стуле и мысленно проклинаю себя,проклинаю это вино и своё хмельное состояние.

Стучат двери,выпуская посетелей и  запуская оглушительный бас осеннего ливня и поток холодного ветра. Я неустанно задаю себя вопрос ,зачем я ее жду,но это непонятное притяжение заставляет сидеть и давиться вином  которое уже не хочеться пить. Уйти. Всё во мне на надрыве уйти сейчас же. Воровато собираюсь ,надеваю пальто, но она вдруг мне машет рукой как старый друг с другого конца зала и показывает пальцами еще пять минут. Я устало сажусь обратно и через пару минут она стоит передо мной, облокотившись локтем о край стола в обьемной черной толстовке . Я смотрю по сторонам , помещение незаметно для меня опустело, имена исчезли, голоса затихли.Остались только пустые столы и грязная посуда. Осталась только усталость исходящея от этих стен и безысходное  чувство что завтра тут все повторится снова, изо дня в день-красные скатерти, грузные пыльные портьеры на окнах, треснувшие бокалы и одни и те же посетители.
Выходим с ней на улицу. Дождевые капли отскакивают от асфальта образовая под ногами потоки воды, звонко стекающие в полуоткртый люк заваленным деревянными досками и предупредительным знаком.
-сегодня была последняя смена- у неё грубоватый голос, для такой хрупкой ,белесой натуры. Голос, придающий ей загадку. С нее хочется рисовать картины, с ее глаз воровать улыбку. Она заносит руку над волосами и вытаскивая шпильку, рассыпает волосы, и они волнистыми прядями свешиваются, прячут ее лицо.
Она накидывает капюшон. От неё веет ароматом кофе.
 Что мне ей говорить?
Достает зубами с пачки сигарету. Продолжаем стоять под навесом, у входа .За нами  погас свет и где-то заскрипел ключ. Кто-то проверил дверь,пару раз дернув на себя и мы снова погрузились под неутихающие всхлипы дождя. Мутное небо подсвечиваемое фонарями  зависает над городом брезгливостью и плохим настроением. Я стою и чувствую как вся я рассыпаюсь  на мелкие части, как исчезаю с этого пальто в котором нет меня. Это ,если бы ,я все уменьшалась и уменьшалась в размерах ,и таяла как снег по весне или исчезала как рука того немца.
 Фокусирую взгляд на падающей капле и жду ее взрыва об асфальт,чувствую себя этой каплей ,которая вот ,вот разобьется и сольется с потоком воды, исчезая в люке.
Дым вихрится между пальцев, змейкой извивается по ладони.На выдохе облачками вырывается со рта и теряет очертание ,расползается дымкой, исчезает в сырой , пропитанной осенней хандрой, ночи. Кто-то выныривает с переулка. Знакомые голоса девушек  и они спрятавшись под черным куполом зонта, машут ей рукой и удивленно смотрят на меня. Цокот каблуков остаётся в ушах эхом, в то время как их зонт терялся под дождем уже далеко от нас.

- ты любишь вино,да?

-вроде нет.

Вздыхает. Топчется на месте. Выпуская дым с тонких ноздрей и вглядывается в вязкий сумрак ,где-то там висит колокол , но я больше не замечаю его медного свечения, точно так же как теряю из виду очертание недостроенной церкви. Все исчезало на глазах.

-у тебя такой вид уставший. Я-Алиса

И она протягивает свою ладонь.
 
Я пожимаю несмело,вяло  руку, чувствуя как эти пальцы тонут в моей ладони . Мое лицо перекошенное. Пьяное. Красное от ветра.От сырости.От вина.
-идем погуляем ?- и она делает шаг ,может быть два и оказывается под дождем ,резко уменьшившись в размерах ,превратившись в маленькую фигуру с капюшоном на голове, сутулые плечи будто не выдерживали больше гнет это дождя.
-идем- соглашаюсь , но одиночество ухмыляется, презрительно отворачивается, оно так цепко удерживает за горло ,что каждая встреча с кем-то представляется изменой себе.
- наверное, и тут я долго не продержусь. Хотя тут вроде совсем по другому нежели в других заведениях, где подрабатывала. Ну, ты же наверное заметила , какая тут атмсфера. Спокойная. –она говорит сбивчиво, невпопад, отчего я практически отключаюсь мыслями и не слышу ее. Отстраненно курю.Дождь пропитывает одежду и волосы , ноги стынут в туфлях, ветер продувает до самой кости.
Она не знает куда деть свои руки и щелкает зажигалкой раз за разом,. Явно, ей не хочется говорить об этом- работе,  погоде , местах и о том что я люблю. О чем тогда  говорить? О том, о чем долго молчал.

 -я впервые сегодня тут- с недоумением смотрю на неё. Наконец то до меня дошёл смысл ее слов. прислушиваюсь к методичному постукиванию каблуков по брусчатке. Каблуки проваливаются в расщелину мостовой. Она вскидывает удивленно бровь, набирает воздух чтобы что-то сказать и на выдохе чуть ли не со смехом и вырывающимся дымом со рта.

-не смешно. Ты каждый день заказываешь вино и в 11 вечера уходишь. Сегодня, поверь, ты пьяней всего. Что же ты глушишь алкоголем то так?

Туман оседающий с сигаретным дымом в горле жжет, внутри все жжет, царапает, воет, просится сказать, что же так можно глушить, но я молчу и оглядываюсь вокруг-черные контуры ветвей, прогибающиеся под глянцевыми каплями. Тонущее пространство в панцире дождя, падающие тени ответвлений под ногами, размокшие листья и наши две вытянутые тени накладываются одна на другую. От пронизывающего ветра прячу лицо в шарф, инстинктивно прячась от ледяных, бьющихся током осколков ветра.

-ну ладно. Пусть так. Но я впервые тут.

-а где ты была вчера?

Я снимаю шарф и верчу его в руках, кончики свисают, бьют меня по ногам, а ноги эти не по погоде одеты в черные туфли. Оставляю вопрос без ответа.
Она в черной толстовке  поверх её платья , на ногах грубые ботинки,похожие на берцы. Она идет медленно ,потом ускоряет шаг ровняясь со мной. Она идет по лужам ,отчего брызги воды кропят мне на колготы. Синие пряди свисают на лицо и приобретают какой-то лиловый оттенок. Я куда-то спешу , забыла, какого идти с кем-то и в какой-то мере приспособляться ,даже под такой пустяк как прогулка. Идти быстро или медленно. Все доходит до крайности.

Я рассматриваю ее. Она чем-то похожа на того человека, который пошатнувшись повалился на стекло и удалился прочь.

 Закуриваю еще одну. Возвращаясь опять к тому моменту, к стуку об окно,отчего так эти сутулые плечи похожи, этот быстрый слегка покачивающиеся шаг.

-тебе не холодно ?- я отгоняю воспоминание.

-да так- глаза пронзительные, сейчас темно-серые, будто на васильковое поле набежали сумерки. Губи тонкие  ,поддетые темной помадой ,так незаметно ,будто это и вовсе ее цвет-единственный красочный штрих на лице, не считая красного подола юбки выглядывающей с под толстовки. Высокие скулы ,острый нос. Все в ней острое ,колкое ,тонкое ,хрупкое,бледное, противоречивое.

Улыбаюсь кривовато краешком губ и опять опускаю глаза ,наблюдая за своим и ее синхронным шагом.
Снимаю шарф .Я прошу ее остановится и набрасываю поверх ее толстовки. Удивленный взгляд, но без слов она наматывае его как ей удобно. Отдавая ей шарф, руки дрожали, но не от вина.


Идём в неизвестном мне направлении. Шагаем и шагаем мимо круглосуточных киосков, опустевших остановок, многоэтажных домов,респектабельных зданий, влажных лавочек в помрачневших парках, парковок . Невмоготу это молчание. Одно дело когда идешь сам , окружающая тишина и отсутствие людей действует благоприятно для того чтобы давиться своей тоской,а сейчас чувство что я развернусь и брошусь от неё в противоположную сторону, вся моя тоска презрительным грузом нависает между мною и ею. И что же такое одиночество. Ты в какой-то степени страдаешь от него , но встречая человека хочешь убежать как можно дальше ,осознавая что между тобой и каждым какая то дистанция. Бежишь от страха что тебя никто не услышит. И молчишь ,молчишь,пока в этом молчании перестаешь слышать уже саму себя.

Еще один поворот, и на углу вырастает магазин ,похожий на забеголовку где собираются завсегдатаи, любящие выпить. Она заходит в магазин , замусоленные колокольчики звенят над головой, запах алкогольных паров,грязных тел ,окурков и мочи ударяет в нос. С правой стороны стоят пару пластиковых стульев и стол за которым сидят ,вернее уже лежат пару пьяниц,спрятав головы на скрещенные руки. Гудит телевизор. Замусоленный прилавок от следов пивных кружек, коробки в которых лежат леденцы, жевачки, батончики ,презевративы, зажигалки. Я трясу головой как собака и от меня разлетаются брызги. Одутловотае лицо продавца, уже еле стоящая на ногах с рыбьими глазами затянутой пленкой смотрит на нас и на вопрос «можно пачку сиграет и любого вина» ,она переспрашивает все еще по пару раз. Алиса улыбается. Глазами. Ее губы сжаты в тонкую алую ленту ,а из глаз брызжет свет и смех. Я расплачиваюсь и мы выходим окунаясь опять под дождь.

Пьем с одного горла , шагая  вдоль трамвайных путей, они искрятся и тянутся развлетвлением в разные стороны, пару машин проскакивает  ,дворники отчаянно пытаются справиться с ливнем.Я промокшая насквозь. Вокруг слякоть и легкая дымка тумана зависает матовым ареалом вокруг фонарей.

-ты всегда такая молчаливая? -глаза сверлят меня, подвыпившая, как же быстро она опьянела. Она открутила крышку и сделала пару глотков, потом еще раз ,кривилась и улыбалась. Курила и неловко передавала бутылку мне обратно.

-нет. Не всегда.
И опять молчу.  Ветер закручивает в вихрь мусор –бумажки ,листья ,смятые жестяные банки совершают синхронное круговое движения,  скрежет банки об асфальт, к которому присоединяются где-то отдалённо играющая музыка.Ветер мается по улицам, заглядывая в каждый  угол города,оставляя отпечаток холода на лице. Молча идём по трамвайным путям посередине дороги,пока не сворачиваем куда-то в переулок и мы  углубляется в темные улочки между многоэтажными домами,опустевшими детскими площадками. Где-то залаяла собака. Хлопнула парадная дверь. Не получается поговорить. Да и мне нечего рассказать. Сигарета одна за одной. И она вдруг прерывает это гнетущее безмолвие.

-у моей тёти был попугай. Каждый раз когда я к ней приходила, его клетка стояла на столе и он пытался из неё выбраться.Он стучал клювом о кормушку,пробивая в ней дыры,а тетя все заклеивала и заклеивала эти дырки ,а он продолжал  остервенело делать попытки,чтобы освободиться, зажатый в эту тюрьму из железных прутьев.

-почему она его не выпускала?

-он кусался. Как она говорила,садился на плечи и проклевывал одежду. Она его не могла гладить и лелеять как ей того хотелось.Возле клетки у неё лежали черные перчатки которыми она его ловила.

Через некоторое время, когда я к ней пришла, попугая в клетке уже не было

-он умер?

-ага. Я до сих пор помню ее эту непонятную улыбку на губах и удивление в глазах.
 Говорит, ведь было все что нужно- вода и еда, какое-то зеркало с колокольчиком. С чего он взял и умер? говорила, я вот нового хочу купить. Может, он будет поласковей.

Знаешь, что я тогда почувствовала? Себя этим попугаем, который имеет воду и еду и ночлег с развлечениями вроде тех колокольчик, но запертой так же в какой-то тюрьме, но в отличии от этой птицы которая знала где искать ей выход чтобы выбраться, я не знаю где искать выход, куда ломиться, и проклевывать проход чтобы выкарабкаться. Как будто, надо мной есть кто-то, а может я сама кто так же держит меня в клетке и ловит черными перчатками.
-и что ты ей ответила? Она позже нового купила?
 -Я промолчала тогда и пожалела, что не забрала его к себе. А купила ли она…не знаю. К ней я ходила ради ее сада, распложённого на заднем дворе. Заросший, запущенный, с дикой лохматой травой доходящей практически до колена и вокруг огромные разноцветные кустарники роз, оплетающие деревья, вьющиеся гибкими стеблями по старой арке, матовые головки красных бутонов роз, еще не раскрывшихся, зажатых лепестками, скованные, торчащие как булавки с пышных листьев ,и я ждала когда они откроются. Они обнажали свою сущность, походили на пульсирующею внутренность, алую и сочную в которую погружаешь лицо и впитываешь как вампир весь этот аромат и нежность каждого кровавого лепестка.
Я проводила пальцами по острым шипам, ощущая связь с каждой розой, с каждым лепестком на их стеблях. Эти гладкая кожица противоречила той агрессивности заложенной в каждом шипе ранящий, и саднящий кожу. Черствый и желанный-вот каким стал этот сад для меня. Он дурманил и затягивал в свою совершенную красоту и мне кажется он даже стал более красивее, нежели, когда там был подстриженный газон и подровненные кусты.
Она приносила свой чай, который я не пью. Но я сидела и лицемерно притворялась что какой он вкусный и плела всякую глупость, лишь бы поскорее она почувствовала разморенность от чая и ушла бы, оставляя меня одну. И как только она уходила в дом жалуюсь на боль в суставах и навалившеюся сонливость, я бежала туда, к заржавелой калитке, скрипящей, с шершавой облупленной краской, падала на лохматую траву и тонула в этом розовом аромате с сигаретным дымом, стыдно признаться, забывая даже про этого попугая в клетке. Но мне пришлось расстаться с этим садом и лживостью о том, что мне хотелось ее повидать. Мне нужен был ее сад, который умер вместе с тем попугаем. Что –то надломилось после смерти птицы и когда я уходила, мне так было грустно ,что больше я не принадлежу саду, а он мне , я видела эти розы и лохматую траву, заборчик с калиткой и сад начал умирать у меня на глазах-розы вяли в моем представлении и усыпали сад красной ковровой дорожкой.
Я пытаюсь представить этого попугая, но вижу только ее бьющеюся в кровь о невидимые прутья. Вижу ее лежащею в высокой траве и на неё падают красные лепестки, как осенний листопад. Лепестки кружатся и кружатся, засыпая ее с ног до головы, где тянутся дорожки крови на лице и сверкают эти ясные глаза пугающим осознанием что скоро они могут, превратится в глаза того немца-отупелое безразличие.
Мы остановились. Она промачивает горло вином и носком ботинка выводит какой-то бессмысленный рисунок на грязи.
А мне нечего рассказывать. Хочется попрощаться с ней.Ухмылявшиеся одиночество совсем уже близко,шепчет что-то на ухо. С другой стороны ,парадоксально ,я не хочу сейчас оставаться одной, а удержать грустью и молчанием ,усталостью и скудностью существования невозможно никого.Не могу найтись чтобы ответить на историю с этим попугаем и розами. Она продолжает в моем воображении биться своей головой в безысходности о невидимую преграду.
-это очень грустно.- банальная фраза ,фраза ,которая лично бы меня вывела из себя, растираю лицо в ладонях. В висках болит.Опускаю глаза к земле ,ловя своё расплывчатое отражение в луже.


Разочарование в себе выжгло все и осталась чистая отхлорированная поверхность .Разочарование в себе открыло для меня неприятную истину,противоречивую неприязни самой себе. Если разочаровалась,значит многого ожидала от себя. Не принадлежать. Не зависить от собственных ожиданий и желаний. Не быть для кого-то ,чтобы никто не становился для меня. Со временем осознаешь  что не смотря на атрофированность и подобную установку ты все же беспокоишься что ничего не замирает в твоей груди , и что всё вокруг приобрело плоский и мертвый характер , смотришь на мир через тусклое стекло с единственным чувством мучительной скуки и вязкого времени. И мне хотелось все это ей выговорить, но единственное что я вымолвила.
-знаешь,я лучше пойду. На метро не успею.
Ее глаза смотрят в меня. Смотрят в глубину , я даже почувствовала как они у меня движутся внутри и не выдержав ее взгляда , я подношу зажатый кулак ко рту и делаю вид что закашлялась ,отвожу взгляд.
-ты и так уже не успела, скоро первый час ночи ,если не больше. Я живу недалеко. Пару кварталов.Если хочешь,можешь переночевать у меня, я сварю сейчас кофе.Высушишь одежду.
-нет.спасибо. мне тоже вроде пару кварталов,только в другую сторону.И от чего так на сердце тяжело стало .Так стыдно от собственной лжи, что захотелось вдруг пойти на квартиру и неловко сидеть ,крутить чашку по кругу и думать, что я тут делаю. Ощутить сухой воздух и скрыться от монотонности хлюпаещего дождя. Ощутить запах кофе и послушать про ее сад еще раз. Ненависть к себе вырастает до необьятных размеров, а голова начинает раскалываться от боли и я отгоняю подобную возможность скрипя сердцем. Одиночество радостно хлопает в ладоши, но установка об иссечении каких либо ощущений,эмоций и чувств дает трещину и я отчаянно пытаюсь усмирить сердцебиение.Я отчаянно пытаюсь дышать, но воздух внутри будто перекрыли, а сердце все отбивает ускоренный ритм.
Она подходит ко мне слишком близко. Так что волосы у ее виска притрагиваются к моему лбу отчего становится щекотно,и ее глаза на удивление трезвы, и только слегка голос заплетается, стал дерганным , а тело стало расслабленным , от нее исходила пьяная легкость, жар на щеках, припухшие от недосыпа мешки под глазами.
-Знаешь ,что такое костная проводимость?
-нет
-Закрой уши пальцами как можно сильнее. Ну же попробуй- она взмахивает руками заставляя меня зажать уши.
Я затыкаю уши, проваливаясь в гудящий шум в голове , ничего  не слышу кроме  стука своего сердца ,дождь стал беззвучным, и я была будто один на один с собой и с немой Алисой, с немым дождем. Она просит развернутся к ней спиной жестом руки. 
Ее дыхание у меня затылке. Совсем близко, что я готова сейчас отшатнутся и вдруг я слышу ее голос, намного глубокий и низкий, нежели в реальности.
-почему ты каждый день приходишь и смотришь в окно? Каждый день за наблюдаю за тобой со спины, ты даже глаза не поднимаешь?
Вздрогнув всем телом, я не понимаю, что она хочет. Легкие болят при каждом вдохе. Вырывается кашель. Переизбыток выкуренных сигарет, от которых тошно. И я вытаскиваю пальцы с ушей и оборачиваюсь к ней удивленно на нее смотря. Сердце комком бьется где-то у горла. Сердце комком бьется у горла и падает куда-то глубже, так что от ее лица меня прошибает волной трепета.
-это что допрос какой-то?
-нет. А похоже на допрос?
-скорее на претензию.
-что ты такая серьезная. Я просто хочу как-то тебя развеселить как-то.
-зачем?
- не знаю, разве нужна причина для веселья?
- а что вот только что было? Я про то, что слышала твой голос по -другому.
-Я с тобой говорила через твои кости. Передала тебе во внутреннее ухо свой вопрос.
Она немного пошатывается. Такое чувство что вообще не умеет пить. Неподалеку, наверное, бар и оттуда доносится ритмичное глухое постукивание музыки. Она вдруг начинает кружится вокруг своей оси, расставив руки в стороны, ладонями к небу, открыв рот и ловя дождь ,она пытается увлечь меня за собой. Она кричит расслабься. Я совсем поникла. Тело стало таким напряженным, что я практически вросла в асфальт не силах, пошевельнутся. Стало неловко . Я все еще слышу низкий, глубокий и глухой звук и кажется ее вопрос написан у меня внутри ,на костях.
Я упираюсь в ее плечи ладонями
-стой, стой, я не люблю, я не умею танцевать и отхожу от нее прячась в затемненном участке.
-ну же, давай потанцуем просто так.
Алиса стоит в одной руке зажав бутылку, неумело танцуя отдаваясь какой-то совсем другой музыке в её голове, пошатываясь и кажется, что сейчас она поскользнется на этом влажном асфальте и упадет, зацепиться за невидимую преграду.
Сброшенный капюшон и влажные волосы обрамляют лицо, поднятое к небу, к косым стрелам летящего дождя, хлестающий ее по одежде ,по лицу ,скатываясь по шее в незаметное углубление между шарфом и уязвимой теплой кожи. Она и  сама мерцает в свете падающего от фонарей, отцвечиваемое от набравшихся луж. И я не могу отвести глаз от красоты, которая вдруг заполнила мою грудь. Её обманчивая неумелость вдруг начала переходить в гармоничный ритм, она стала апогеем сочетания света и теней, форм своего тела, гармонично вплетающегося в гладкие линии падающего дождя, будто ее изгиб рук и еле вырисовывающий изгиб талии сплетался в одно целое со всем окружающим, и этот интимный штрих с зажжённой страстью в глазах. Я не могу отвести взгляд от плавных гибких, занесенных над головой рук, от губ, усеянных бисеринками дождя, от закрытых глаз и ресниц, падающих на ее щеки ровными бликами теней. Я становлюсь наблюдателем за чем-то очень недостижимым и далеким от меня. Она так рьяно пропускает через себя вино в танец, так самозабвенно танцует под свой личный напев.  Промозглые запястье, смыкающие кончики посиневших пальцев. Ее красное платье над грубыми берцами волнистыми складками обхватывают ее ноги. Я борюсь с желанием, чтобы сейчас ее не поцеловать. Я закрываю глаза и считаю до десяти, чтобы не сделать какой-то глупости.
-Этот дождь. Господи, он, когда ни будь закончится. Как ты думаешь? - но она спрашивает, не ожидая ответа, продолжая выстукивать берцами по лужам и брызги отлетают от нее в разные стороны ,а музыка вдруг то и затихла ,а она все продолжает вальсировать мрачно на влажном асфальте.
 Хватает меня скользкими руками за ладони, но я выдергиваю руку . Всё резко обрывается. Какой-то мрак вдруг сгустился вокруг.  Она все дрожит как осиновый лист, замирает и смотрит ,но куда-то мимо меня. Будто очнулась от чего-то приятного и легкого.
Она вдруг спрашивает мое имя, но я молчу, потому что знаю через пару минут она его забудет, знаю, что вряд ли еще раз с ней пересекусь. Отчего не хотелось говорить имя, все четыре буквы, а я промолчала. Я чувствую свою глупость от того что выдернула руку и ее влажные пальцы застыли в пустоте между мной и ею, я замечаю, что у нее с носа пошла кровь, она капает и дорожкой тянется по подбородку. Её отражение тонет в лужах.
Я ей говорю про листья. Невпопад. Неуместно, чтобы сгладить ситуацию. Сгладить свой шаг назад. Над клёном возвышается одиноко фонарь, освещая его оголенные контуры и где нигде затесавшиеся листья. Туман серой пеленой все быстрее затягивает улицу и крадет последний свет фонарей. И дальние дома ,дворы все начинало скрываться и тонуть в желтом налете. Но я не смогу сделать шаг назад. Я только внутри себя тяжело вздыхаю и отворачиваю голову, прикрыв глаза.
-я не разбираюсь в деревьях, в листьях. Не отличу листья яблони от ольхи- опухшие голосовые связки. Неловкость бороздой на ее лице у изгиба губ , напряженной морщинкой на переносице. Тихий вздох. Глубокий глоток вина.
Она вытирает тыльной стороной ладони кровь и смотрит на одинокие, помутневшие листья.
Я смотрю по сторонам, но что я ищу глазами? На меня смотрит только ночь, дальние огни, переключающиеся светофоры. И она вдруг поникла, устало свесив плечи, подходит ко мне, набросив свой тяжелый от влаги капюшон. Достаю с кармана сигарету и закуриваю, протягиваю ей сигарету и подношу мерцающий огонь к кончику, и мы молча смотрим как льет дождь, опять усилившись. Где-то раздаются отголоски скорой. Мы стоим под кленом и один лист срывается с ветки и ложится ей на плечо.
-можешь загадать желание
-разве на кленовый лист загадывают желание?
-не-а…, но, ты загадай что-то и сохрани его.
-никогда бы не подумала, что ты скажешь о подобном.
- о каком таком, подобном?
- о желаниях
-думаешь, у меня не желаний?
-я не знаю тебя, но мне кажется ты давно прекратила что-то ждать.
-слетевший лист –просто случайность. Поэтому можешь выбросить его.
- а каким ты деревом хотела бы быть- она отпивает еще и прячет лист в карман толстовки.
-осиной
-почему?
-да не знаю. Просто наугад сказала.
-нет…ну почему же всё-таки первое что на ум- осина?
-осина шелестит даже в самую безветренную погоду. Она не плодоносит, не дает тени от своих ветвей и кажется все время в своем шорохе листьев что-то хочет сказать, но никто не слышит.  В старину, люди обращались к ней лишь тогда, когда им нужно было сбросить тяжесть проблем, навалившиеся бед. Она вбирает в себе всю негативную энергетику. Раньше, ее садили подальше от деревень, и она прорастала где-то на отшибе. Поэтому тут даже не каким я деревом хотела быть, а каким возможно была бы.
-А ты слышала ее шелест в безветренную погоду?
-да. Этим и привлекла меня. Вокруг безветренность и только в осиновый роще это напев листьев, пробирающий ознобом и тревогой.
-А клен что-то означает? - она крутит в руке кленовый лист с разноцветными по нему пятнышками
-Каждое дерево имеет свою историю, как и человек.
Я устала. Я так давно не разговаривала, что даже после пару произнесенных фраз голос осип и боль сжимала связки. Дождь вызывал головокружение и озноб.
-я тебе провожу. –говорю это тихо, удивительно, как она вообще услышала.
-Прости-она вытирает кровь, у меня слабые сосуды. Она пытается удержаться за что-то, но вокруг только не за что ухватиться. Выпивает еще.
-Господи, ты у меня двоишься в глазах. Ты- как размытый снимок с искаженным лицом- она присаживается на корточки, то и дело что вытирает тыльной стороной свой нос, хотя вся ее кровь уже вымазала подбородок и сливается с дождем, розовые капли слетают с подбородка.
Я поднимаю ее за локоть, затрагивая нечаянно её губы. Она податливая, тело, расслабленное вином, танцем и сонливостью дождя , она склоняет изнеможённо  голову на плечо.
Туфли скользят по брусчатке. Вода заливается внутрь туфель. 
И все не могу отделяться от мысли почему именно ночью происходит что-то странное с людьми, почему они превращаются в искренних, нервных, страстных, грустных, а на утро просыпаются другими. И я просыпаюсь другой.
Я спрашиваю куда идти, и она вяло указывает рукой в один из переулков, потом направо мимо гаражей, налево напротив закрытого магазина вырастает многоэтажный дом.
 Подходим к подъезду. Тусклая лампа над парадной дверью.
Белые зубы, рубиновые губы, застывшее у рта горлышко бутылки, но она отказывается от своей затеи сделать глубокий глоток и обнажая зубы ловит ртом воздух.  Я не могу избавиться от напряжения, от знакомого чувства влюбленности и жалости, желание обнять и сказать что-то хорошее. Но все попытки превращаются в ничтожные песчинки банальных фраз. И мое лицо будто вырезали с куска льдины, а руки с несгибаемой стали оцепенели в одном унылом положении- покорно свесив вдоль тела.
В квартирах еще горит где-то свет пробиваясь сквозь занавес штор. Она облокачивается о дверь и запускает два пальца за завязанный шарф и оттягивает его. Ей нечем дышать.
-жизнь превращается в несвязанные между собой куски и остается чувство разбитости, потерей чего-то целостного и мне всегда кажется, что моя задача сложить все куски в одно целое , но разве хватит этой жизни чтобы успеть понять ,то о чем не имеешь представления, представляя другую реальность в которой тебя нет , но к которой ты стремишься, чтобы не чувствовать себя чужой, будто по ошибке забрел сюда и за этой реальностью еще множество других ответвлений нашего выбора. Что если, кроме одной тебя существует множество Альтер Эго и все они живут в соответствии с выбором ,что делаешь каждую секунду по другому сценарию?  Сложно идти дорогой который нет на карте мира, а только в твоей голове. С каждым днем я убеждаюсь что мир похож скорее на клубок закономерностей и законов, нежели на случайность слетевшего листа, что твое действия и выбор влияет как взмах бабочки вызывающее цунами. Все взаимосвязано. Даже ты и я. Звучит слишком значительного для столь незначительной как я. Но, я  в последнее время везде ищу знаки чего-то личного для меня ,для того чтобы складывать свою головоломку и я ведь подошла к тебе лишь из-за того что почувствовала твой взгляд в себе и то что ты обернувшись через плечо наблюдала за мной, хотя я не видела тебя, но я все это ощущала на другом уровне. И тот рассказ о попугае похож на мое состояние, когда я уверена, что должна каким-то образом выбраться из клетки своего собственной узколобости и окружающего материализма, эмпирического опыта, и так называемой одной реальности.
 Это ведь так глупо верить, что все что с тобой происходит имеет какой-то смысл ,и желанием понять все те незначительные  знаки которые люди не хотят замечать, всех тех людей которых ты встречаешь не один раз за жизнь,а будто встречал их раньше и они тебе приходились кем-то, а сейчас ты их не помнишь?
Молчание повисло между нами. Под порывом ветра застонали качели на площадке. И казалось это тишина стала скрипучей и невыносимой.
Мне стало её жаль , она еще сильнее будет усложнять себе жизнь ища чуда в любой случайности и поведет к себе гибели когда за всеми ее поисками и стремлениями постичь что-то другое, обречет себя на неутешительный прогноз краха и разочарования. Сколько до неё задавались подобными вопросами , надеясь что они достигли некой истины, искали ответы в собственных снах, извлекали смысл оттуда где просто на просто его не было, оставляя за собой лишь одни вопросы и собственные фантазии другим поколением и всё замыкается в круг. В змею кусающею свой хвост. Круг который не разорвать  ,а змея пожирает себя раз за разом и так до бесконечности.  А что осталось во мне самой? Отреченность от подобных мыслей, скептицизм и ощущение собственной ничтожности и незначительности , душевного одиночества и непонимания. Тишина в себе. Не в силах уже ухватиться за что-то чтобы могло придать смысл этому существованию, оставив себе лишь скуку и алкоголь, прогрессирующею деперсонализацию личности ,когда свои действия я оцениваю со стороны и не нахожу себя ни в чем. Когда дошла до того что хороню себя и голова тяжела от мыслей которым я не нахожу ценными даже для самой себя и всё кусаю себя за хвост, пожираю себя. Ведь всё и правду случайность, даже Вселенная. Незначительный перевес ,нарушенный в сторону материи которая одержала победу над антиматерией привела к тому что мы сейчас существуем.
Я посмотрела на неё и застыла ,прокручивая в голове свой монолог ,который не хотела ей говорить. Она должна сама понять что ничего нет. Никаких знаков, перерождений, закономерностей. Все что происходит –наш выбор и действия, наши решение ,метод проб и ошибок и конечный результат перечеркивающий важность всего что тебя сводило с ума.
-Главное, чтобы это помогло тебе выбраться из той клетки в которой ты себя чувствуешь.
Она тяжело вздыхает и я представляю как давно ей хотелось это кому-то сказать , я вижу ее опять танцующей , искренне танцующей под ноябрьским ливнем и жалею что я  стала для  неё  этой полуночной встречной, что во мне она заметила какой-то важный знак для неё.
  Протягивает бутылку
-она тебе нужнее
Она разворачивается, но застывшая рука на дверной ручке замирает и тянет мне шарф
-он тебе нужнее – и она так быстро скрывается за дверью, что остается щелчок парадной двери.
Щелчок. Как одиноко захлопнулась за ней дверь. как мне хотелось крикнуть ей в след что-то. Чтобы я бы с радостью с ней потанцевала, как иногда хочется отключиться и отдаться чему-то другому, нежели этому невротическому панцирю сковывающею твою грудь, и больше всего хотелось сказать «ты так улыбаешься глазами». Хотелось перегородить ей путь, зайти с ней. Но я ничего не смогла сделать, наверное, потому что не так сильно этого хотела или по собственной хронической замкнутости. Мне вдруг представилась жуткая картина- стеклянный мир и внутри зеркала и каждый стоит за такой перегородкой и все искажается в другом зеркале, все неверно и криво. Зеркала становятся прочнее и ничто их не разобьет. Я представляю, как она подымается сейчас по лестнице, как она заходит в квартиру и что я вижу? Она может заплакать, может уснуть завалившись на кровать, может вколоть завышенную дозу глюконат кальция для остановки сердца, порезать вены, повеситься, а может вырвет все содержимое желудка, всю эту грязь и вино, и уснет, наутро не помня, что у нее за шарф валяется у дверей прихожей и вчерашние слова ей покажутся наивными. Как жаль, что я не вижу ничего хорошего в ее жизни и тем более сейчас ,когда она осталась совсем одна. Но каждое решение-будет ее выбором, на которое я не имею права влиять и никто другой. Но отчего если кого-то любишь, пытаешься всеми силами уберечь сделать этот шаг. Будет ли считаться любовью –отпустить от себя того, кто решился навсегда уйти, ото всего мира? Победит ли любовь над  эгоизмом ,желанием владеть над другим человеком.  Смогла бы я отказаться от своего решения, если кто-то так смог любить меня?  Я смотрела, когда же где-то зажжется свет и знать, что она дошла до своей квартиры, но было темно, может быть у нее окна выходят на другу сторону. Я ждала пят или десять минут отрешенно стоя под дождем, который казалось даже промочил пальто и добрался уже до тела. Как глупо думать, что она моет сделать что-то с собой, опять всех сопоставляя эгоистически с собственными действиями.
Перебой света в лампочке сто ват над парадной дверью ,я наблюдаю  за этим помаргиванием в пустом дворе , где стоят облезлые лавочки , за спиной  тянут унылй рытм детские качели ,вдали,за деревом  сигнализация красными бликами как маяк сверкает на здании почтового отделения. Поворачиваю в противоположную сторону и за мной треск. Лампочка лопнула. Дверь погрузилась во тьму. Все потуснело.Сквозняк улиц в душе. Иду с бутылкой , пока не решаюсь ее разбить ,осколки летят в разные стороны.Какое облегчение –разбить что-то представляя себя в каждом  осколке. Сколько ещё я буду фланировать по улицам , промокая от дождя и сырости. Можно вызвать такси, но я не могу вернуться домой. Я не хочу сейчас возвращаться домой,я не могу спать. Лучше не спать, сходить с ума от бессонницы. Вдали вижу заправку. По трассе по одиночно мчат машины, с под колес вырывается потоки грязного фонтана. Захожу в помещение. Вылизанный паркет .За мной цепочка следов. Прошу чашку кофе. Спрашивают эспрессо,макьято, латте,американо. Просто кофе. Как в фильме «Нико Фишер» Обычный черный кофе.
Пластиковый стаканчик, озябшие пальцы краснеют от прилива к ним крови. Выхожу обратно на улицу. Захожу за заправку. Кофе такое горячее, что невозможно притронуться к напитку. Но я обжигаю губы, ощущая, как кровь приливает к ним, как тикает кожа и как закусываю вторую половину губы, выплескивая всю горечь в этот укус.
Иду…туфли стучат по проспекту. Иду и иду, углубляясь в проходы между домами, пальцами веду по скользким влажным стенам. Бесконечные метание, реальность невыносима, что я ищу, прощупывая пальцами шершавую поверхность зданий, что я ищу-выдвинутый кирпичик на которой нажму и окажусь в другом месте. Забытые мною идеи и вопросы, гипотезы, глупые мечты вдруг начали перезагружать и без того слетевший с катушек разум, и нити все развязывались и развязывались, оплетая меня проснувшейся боль. Забытое мною воскресло через неё. Реальность вдруг смещается и мне кажется выдуманным всё это. Даже Алиса с голубыми прядями и слабыми сосудами, и попугай вырывающиеся с клетки и этот ресторан с красными скатертями, колокол в темноте звонящий по мне, как по усопшей, как крик ворона над домом. Я стою в темноте. Дождь и вправду льет, и льет, кажется, уже очень давно и никогда сквозь занавес темного неба не мелькнет больше солнце. Ощущение что застряла тут навсегда- в дожде, вине и упреках, сожалениях и неизбывности, противоречиях и опухших мыслей, чувств, эмоций. Сигарета летит красным концом вниз, лужу-шипит.

В мое голове кружится Алиса и падает бутылка, разбиваясь на мелкие обломки, тонут туфли в лужах,  слетают кленовые листья ложась на плечи , шумит осина, все мелькает перед глазами ,затылок незнакомца, зависшие пальцы в пару миллиметрах от холодной ,запотевшей поверхности стекла , её белые волосы с синими прядями, запах кофе и портвейна со вкусом гнилых яблок, немец с седеющий бородкой, глаза, чужие вскользь произнесенные имена, город, тени, улицы, переулки ,площади, проспекты, дороги с мчащимся машинами, затесавшиеся где-то преступные дворы,  забегаловки со спящими пьяницами ,роскошность культурных ,канувших в лету зданий, желание поцеловать ее и растворится под этим дождем, день не имеющий начала и конца, и  я не могу все это сложить в единую картинку. Разбросанные осколки разбитой бутылки, которую не склеишь обратно. Все слилось в один виток который не расширялся, не открывал новые границы, а сжимался подобно Вселенной перед взрывом, рождением, откровением, всё падало в черную дыру-спирали улиц, головки фонарей как спички, которые то зажигались в темноте, то гасли в тумане, иду виток за витком ,по улицам , и я чувствую себя затянутой в этот водоворот спирали с которого все никак не выберусь, спираль которую везде рисую, я шагаю по краю этой спирали направляясь все ниже и ниже ,туда, где сливаюсь со своей тенью и кружусь в пространстве как планета без своей орбиты. странствующая планета в хаотичной Вселенной.
 Ветер рвет рекламу на бигборде, сдирающий эту глумливую навязчивую улыбку девушки на рекламе, обнажив серую жесть. Будто обнажал меня, вырывая с корнем что-то из меня, обнажая точно такую же серую жесть.
Я бросаю вдруг взгляд на руку и вижу мазок ее помады, прощупываю в кармане пустую пачку сигарет. Сердце ускоряет ритм, на лбу выступает испарина и страх подымается к горлу тошнотой. Мысли сжалась, готовые в любую минуту взорваться
Ведь я видела эту картинку пару часов назад, когда не знала почему сижу в этом кафе, и вспоминала себя идущею в это место с отпечатком помады и смятой пачкой сигарет. Я начинаю улыбаться, взывая к здравому смыслу, оправдывая себя выпитым и влиянием Алисы. Но что-то другое шептало мне иное.

Я стою на площади возле оперного театра, вглядываясь в это напыщенное и роскошное архитектурное наследие с полукруглыми арками над окнами, вылепленными скульптурами грифонов и бюстов композиторов на фасаде, крученные барельефы. Здание хранивший отпечаток времени со сценой, красным занавесом, бархатными стульями и бронзой, роскошными люстрами и играющей музыкой, подлетающей к самому верху купола над залом. По правую сторону застывшие фонтаны, пустые, с лежащими на дне листьями, тонущая в мгле аллея со скамейками и круглыми торчащими с тумана лампами фонарей рассеивающий холодный синеватый оттенок.
 Я оглядываюсь по сторонам будто кого-то жду, того кто не придет, и останавливаю свои покрасневшие глаза на руке с отпечатком помады и кручу выкуренную с ней попарно пачку сигарет.
Если завтра будет снова кафе и скатерти, надколотые бокалы, я скажу ей как она умеет неповторимо улыбаться глазами, я подам ей руку для нелепого, но отрывающего ото всего беззаботного танца. Но это будет завтра…
Может быть, я обещала это вчера, стоя точно так же у оперного театра с фонтами, замертво застывшими до лета, окруженная дождем и каркасами ветвей над обнаженными телами деревьев, может быть я так же стояла смотрела на уходящий вниз склон улицы с разноцветными стенами домов увязающих в непроходимом ливне…