Старик

Полина Пшеничная
Он открыл глаза, увидел знакомую паутинку на потолке и вздохнул: «Опять проснулся».

Утро было сказочно красивым. Солнце только появилось из-за гор, и их снежные шапки сияли золотом. В городе утро еще не наступило, оно затронуло только вершины гор, предгорья, и сам город были еще в полутемной дремоте. Жара пока не поднялась, с гор дул слабый прохладный ветерок, который шевелил листья на тополе перед окном. Они шуршали, в точности повторяя шум дождя. Если бы не поднимающийся ярко-желтый шар, неумолимо несущий в город пекло, можно было бы подумать, что наконец-то пошел дождь.

Алексей Георгиевич, дед Леша, как все его называли, сел на кровати, свесил ноги, положил руки на голые колени и долго так сидел, смотрел на пальцы  ни о чем не думал. Просто наблюдал как кровь пульсирует в выступающих под сморщенной кожей венах.

-Ну вот еще один день,- сказал он сам себе, потянулся и резко встал.

Одним привычным движением скатал простынь вокруг подушки и засунул этот рулетик в шкаф.

Комната сразу превратилась из спальни в залу, обнажив старенький потертый диван, который служил дед Леше кроватью. Он недовольно оглянулся, резко достал постель обратно и бросил на диван.

" Какого черта я это делаю! Все равно вечером все обратно. Туда-сюда, туда-сюда! Тьфу!"

Он раздражался с каждой минутой все больше. Бросил подушку, потом взял ее и бросил снова!

- Уже 10лет, я это зачем делаю?!- обратился он к фотографии, висящей над диваном.

С портрета на него спокойно смотрела красивая женщина. Она как будто знала, что этот демарш с простыней-детская выходка, сейчас он возьмёт себя в руки. Она понимала, что ему одиноко, что ему трудно без нее вести хозяйство... Но сейчас он успокоится. Она это множество раз наблюдала и в жизни, и...

А он оперся коленкой на подлокотник и рукой провел по рамке, в которой висела фотография. Одновремеено погладил ее и вытер пыль..

-Эх, Тая, Тая ...- И пошел из комнаты.

Вставшее солнце моментально накалило город и квартиру. Окна были открыты, но от утреннего ветерочка и след простыл. Горячий воздух был как кисель. Сквозь него было трудно продвигаться. 

Зазвонил телефон. Как всегда. В одно и тоже время, каждый день он звонил в коридоре, не очень требовательно, но долго, давая хозяину время на раздумья подходить или не подходить, потом подойти и не спеша взять трубку. 

- Привет, отец.

- Я еще жив.

- Вот и молодец. Но мог бы и доброе утро сказать,- голос сына в трубке был спокойным, немного в шутку обиженным. Он звучал всего неестественно, как будто звонок исходил из космоса. По телевизору когда показывали космонавтов, так они так же в свои микрофоны говорили. Не нравились деду эти новые примочки, гарнитура какая-то там, телефоны малюсенькие... 

- На работу? - спросил старик.

- Ага. Да пробки страшные. Стою вот, дай, думаю, звякну, узнаю, как спалось. Жара все- таки страшная. Ты ничего?

- Живой.

- Ну и слава богу. Ты, отец, слышь, ты, пока так жарко, не ездил бы за своей макулатурой. Тут молодые загибаются, не выдерживают, а твое сердце уже 84 года стучит. Посиди дома, почитай... Я заеду вечером, а?

-Хорошо.- и положил трубку.

В машине работал кондишн, пело радио, стоять в пробке было даже приятно. Но сердце ныло за отца. " Старый упрямец. Ведь теперь специально попрется кататься на своем долбаном велике". А сделать ничего нельзя.

- Молодые загибаются,- передразнил старик сына,- молодые загибаются, а я почему не могу?! А?! Живу и живу, вон, Таечка заждалась совсем. А я никак не загнусь...- он, не помыв как всегда тарелку и чашку, в сердцах бросил ложку в раковину. Она устроила страшный шум. Постоял, не без удовольствия посмотрел на безобразие, которое он сегодея учинил, нахлобучил кепку на лысину, громче чем обычно, хлопнул дверью и ушел. 

Не смотря на тоску, которая его не оставляла последние годы, сейчас он чувствовал себя по-юношески задорно. Прям бунтарь! Постель не заправил, чашку не помыл, нашумел, сыну соврал...

Старик хмыкнул про себя, покачал головой и отстегнул старый велосипед от перил на первом этаже. Его велик был самый старый из трех, которые там тоже были прикреплены специальными замками к перилам. Собственно, как и сам Алексей Георгиевич. Старше него в подъезде никого не было. Это и нравилось ему страшно: все здороваются, молодые девчата все норовят помочь, а ему сердце и глаз радуется, но и раздражало: не было ровни, чтоб поговорить, вспомнить старые годы или молодежь обсудить. Все были из другого века...

Он легко вынес велосипед на улицу. Поставил. Потом, передумав ехать в ту сторону, перевернул его в противоположную, вскочил в седло как будто ему было лет 19, и медленно поехал, придерживая руль одной рукой.

Значит, 8утра. По старику соседи часы могли сверять. 

Путь его ежедневный лежал через четыре магазинчика, овощные палатки, сто,  две кафешки, один ресторан, салон красоты и нотариуса. Четыре километра в общей сложности. По пути он обязательно заглядывал на помойку и на свалку, куда со всего района ненужные железяки свозили. Иногда он ездил даже за 12 километров в промзону, где раньше было ПТУ, а теперь и офисы разные, и маленькие полиграфические конторки и много чего еще.  И везде его уже знали и специально для чудоковатого старика оставляли коробки, бумагу, вообще, макулатуру. Он тчательнейшим образом складывал все это в аккуратные брикеты, перевязывать бечевкой, которую сам же нарезал из старых многочисленных простыней, оставшихся от прошлой жизни и ставшими ему не нужными. Он долго примащивал брикеты к велосипеду и мотал километры обратно домой. Иногда урожай макулатуры был богатым и приходилось ездить по два раза. Но такая оказия была для него в радость. Он за свою жизнь привык работать наизнос. Так, чтоб к вечеру все мускулы ныли, чтоб лечь в постель было наслаждением, а не обыденным ритуалом " лечь спать". На своей автобазе он до пенсии работал простым механиком, отказывался от всяких должностей. Сколько их ему предлагали! А он: " чтобы я, да в кресло в костюмчике?! Идите вы.."

И никогда не стеснялся точно сказать кто, те которые в костюмчиках и куда им надо идти...

Так и не нажил за свои 84 года ни денег, ни жира. Высокий, худой, поджарый, мускулистый, сильный и легкий на подъем, и теперь гонял на велике, таскал в дом макулатуру и не обращал внимания на сочувственные взгляды людей. Ну и пусть думают, что я сумасшедший. Так даже лучше. Не будут лезть.

Бумагу у него забирала раз в месяц фирма. То ли сама она перерабатывала мусор, то ли еще перепродавала, ему было неведомо. Но парни работали уже несколько лет стабильно, четко, быстро и аккуратно. Выплачивали ему положенные денежки, да всегда еще и банку пива приносили за то, что все брикеты старик сам сортировал: картон, бумага, хлопчатные тряпочки- все было чуть ли непромаркировано. 

День зарплаты- так лед Леша называл сдачу макулатуры. Садился в зале, накрывал на журнальном столике ужин, открывал банку пива и смотрел телевизор, периодически переговариваясь с фотографией на стене. Комментировал новости, ругал действительность, иногда даже стучал кулаком по столу, когда пиво набирало в организме свою силу, но тут же оглядывался на портрет, успокаивающе ему показывал ему ладонью, мол, все-все...

Так и жил уже 10лет, ожидая смерти, выполняя придуманную работу, соблюдая чистоту в доме, чтоб как при Таечке было.

-Действительно, сегодея жара...- дед кепкой вытирал пот с лица. Он ехал медленнее, чем обычно, воздух, не смотря на утро, был плотным, обжигающий, без малейшего шевеления. Даже в тени не было прохлады...

-Чудишь...- услышал он в голове голос жены. Он часто слышал мысли ее голосом. И быстро согласился, что зря сына не послушал... 

Доехал до свалки, походил среди раскаленного железа, нашел хорошую трубу, забрал ее с собой и пешком пошел домой. Велик вез рядом, хотелось двигаться еще медленнее, но медленнее уже было некуда.

" От старый дурак, добраться бы действительно до дому заживо... Что Сашка вечером скажет, если я помру?"- ухмыльнулся второй раз за день на свое непостоянство. Остановился на алее под дубами. Здесь немножечко было полегче дышать. Деревья были старыми, развесистые кроны не давали солнцу прокалить дорожку. Очень хотелось пить. 

Он прислонился к стволу и смотрел на дуб снизу. Ветви расходились в разные стороны, а от них еще поменьше, а от тех миллион маленьких веточек и резные округлые листья покрывали их густым покровом. Видно было молодые желуди. Совсем еще маленькие, смешные, зелёненькие пупырышки. Они как шкодные детишки толпились около древнего старика, который рассказывал им сказку. 

Дома он медленно посыл посуду, убрал послель в шкаф. Подмел полы, персчитал связки с картонками, причмокнул недовольно, что сегодня не получилось пополнить запас.

Еще раз посмотрел на портрет жены, вздохнул и сел около окна ждать сына к ужину....