Я сбежала на дачу.
Мне так нравится приехать на дачу рано утром!
Пройти по пустым улицам дачного поселка.
Послушать ленивый и без фанатизма лай узнающих тебя собак. Восхититься древним, как мир – Ку-ка-ре-кууу! – соседского горлопанистого петуха.
Заметить краем глаза черный промельк знакомой кошки над забором.
Ночью были заморозки и поэтому под ногами похрустывает тонкий ледок, как карамелька на детских зубках.
Помнишь, как нам говорили в детстве – Не грызи конфеты! Зубы испортишь! Но конфеты и были божественно вкусными, только когда их грызешь! Упоительное чувство, когда их хрум-хрым-хрум! Вкусно!
Так… Открываю калитку. Ой, по моей голубовато-зеленой сосне рыжая молния сверкнула! Мама дорогая, белка! Сидит на самой верхушке и что-то бормочет. Ругается. Кажется, это уже не моя сосна, а ее… А вот уже и нет этой рыжей бестии! Только ветки покачиваются. Может, и не было ее? Может, привиделось? Тихо-то как!
Сейчас открою дом…
Нет, не хочу идти в дом. Ну, что это такое – из дома и опять в дом?!
Ведь как войдешь – так и закружишься! Домашние дела – они бесконечны: там убрать, тут помыть, постирать, сложить, застелить, приготовить.
Не хочу!
Я лучше открою гостевой домик и затоплю там печку.
Господи, как же я люблю топить печку!
Открываю дом и захожу.
Кажется, что вещи вокруг заснули до следующего лета. Вот сложены шезлонги и надувные матрасы, вот плетеные стулья и маленький стеклянный столик, вот грустно стоят сложенные качели и стопкой летние шляпы и кепки.
Все спит и ждет лета. В домике холодно и сыро.
У меня заранее все приготовлено для растопки.
Открываю дверцу печки и начинаю запихивать бумагу. Она влажная и тяжелая и совершенно не хочет гореть. Но мои усилия не проходят даром, и вот робкий огонек побежал по изгибам скомканной бумаги. Даю еще одну бумажную порцию, как легкого разминочного стопаря своей любимой печке, и она начинает оживать.
В маленьком детском ведерке сложены щепочки, лучинки и тонкие сухие веточки вишни и яблони.
Я отправляю их в красный открытый ротик моей маленькой и голодной печурки. Огонь с благодарностью принимает этот подарок и сначала тихонько лижет – пробует их на вкус, а потом с жадностью набрасывается на них. Понравилось!
Прикрываю дверцу и иду за крупными чурбачками.
Трава покрыта инеем. С крыши соседского сарая пробирается черная кошка. Она всегда гуляет сама по себе, но зимой и поздней осенью, когда все разъехались с дач, демонстрировать независимость себе дороже и приходится идти на поклон к любому человеку, лишь бы накормили.
- Иди, иди сюда, гордячка и недотрога! Да что ты говоришь?! Вот даже и погладить тебя можно? А кто со мной все лето разговаривать даже не хотел? – спрашиваю у этой маленькой копии знаменитой мультяшной Багиры.
Мне доверчиво тычется маленькая мордочка в руки. Выгибается плюшевая черная спинка и поется вечная кошачья песенка. Придется идти за колбаской и остатками каши в дом.
Ой! А про печку я совсем забыла!
Несусь за дровами. Кошка бежит со мной.
- Да подожди ты, дуреха! Я же только за дровами! – смеюсь я, спотыкаясь о мотыляющуюся под ногами котюню.
Вместе врываемся в домик. Открываю дверцу и закладываю принесенные чурбачки.
Не напихать бы слишком много! Я такая! Щедрая! А терпения нет! Набью полным-полно, а все и погаснет.
Но нет, вот потихоньку обнимает своими трепетными горячими руками огонь мои чурбачки и я прикрываю дверцу печки.
- Мяу! – тактично напоминает мне о себе маленькая гостья.
- Прости! Сейчас, сейчас… У меня с собой смотри что есть.
Из сумки достаю колбасу, масло, хлеб, сыр и двухсотграммовый пакетик сливок. Маленькая голодная бродяжка от нетерпения встает на задние лапки.
- На, горе ты мое! – ставлю на пол блюдечко со сливками и кладу рядом кусочек колбаски. Она кидается к блюдечку, потом к колбасе. До меня «доходит», что лужи-то все замерзли! Она же пить, наверное, хотела. С удовольствием смотрю, как она ест. Хорошо ест. А мои обжоры и задаваки еще и есть не стали бы! Понюхали бы, покрутили хвостами и носами и закопав лапами, ушли не сказав – спасибо, мама дорогая! Бандиты любимые.
Но вот уже в домике стало тепло. Отрываю дверцу печки – горит, хорошо горит!
Наливаю воду в чайник и ставлю на печку. Где-то тут была заварка. Вот она, нашлась. Вот заварочный чайник и чашка. Даже сахар есть. Но я не пью сладкий чай уже лет… а действительно, сколько лет я уже не пила сладкого чая? Даже и не вспомню!
Вот и чайник уже закипел. Крутым кипятком заливаю заварку и вдыхаю замечательный аромат черного чая. У меня заварочный чайник прозрачный и я вижу, как столпившаяся у горловины чайничка заварка, начинает, медленно кружась, оседать на дно, как меняется цвет кипятка с бледно-желтого на красный и темно-вишневый. В домике тепло и пахнет дымом. Печка довольно гудит и ей вторит устроившаяся на диване сытая кошка.
Наливаю себе чай... и кладу в чашку сахар. Это-то зачем? Да, бог знает… Не знаю. Вдруг захотелось!
Отрезаю себе хлеба и мажу его маслом.
Совсем сошла с ума! Хлеб… Масло… Сладкий чай… Что это на меня нашло? Это вообще не я!.. Я такого не ем!
Но я делаю глоток сладкого чая!.. И откусываю кусок хлеба с маслом… и зажмуриваюсь от удовольствия. Господи! Как же это вкусно!
Такого восхитительно ощущения я уже не помню давно. Это, как возвращение в детство.
- Кош, это так восхитительно вкусно, что можно просто сойти с ума! – доверительно сообщаю я мурчащей кошке.
- Правильно говоришь, правильно! – соглашается она со мной.
В домике уже становится жарко. Я открываю дверь и сажусь на стул. Я пью сладкий чай и ем хлеб с маслом. Передо мной поздняя осень в моем саду. Облетевшие бурые листья и голые ветки деревьев, по которым скачут синички.
Дом, увитый голыми плетьми девичьего винограда. Седая трава. Пушистая взъерошенная сосна. Облачко красной рябины на фоне темного соседского сарая. Важная ворона, цокающая коготками по крыше. Последние дачные новости стрекочущих сорок на березе. Пролетающий в небе самолет.
Тихо. Пусто. И очень покойно.
И вдруг меня накрывает пронзительно острое ощущение.
- Слушай, а ведь это и есть, наверно, счастье! Да, кошка? – вдруг громко говорю я, улыбаясь.
- Правильно говоришь, правильно! – соглашается со мной маленькая копия Багиры.