Неанд. Певчий Гад. Сказка о честном старичке. Подд

Вячеслав Киктенко
               

      ...и рассказал Великий любимым слушателям Сказку. Страшную-страшную. Думал напугать… да кого – завсегдатаев пивной, «синяков»? Ага, напугал!..
               
                Сказка о честном старичке:

     «В советски то годы было.
 На печатном дворе, где печатали бумажные деньги, трудился Честный Старичок. Где его отыскали, уму непостижимо. Но мог же на всю огромную страну найтись хоть один Честный Старичок? Мог. И – нашёлся.
Кудесник сжигал деньги. Просто сжигал деньги – и вся работа. Изношенные купюры уничтожал. Охрана на проходной свирепая, обученная. Но ни разу Честный Старичок не вынес где-нибудь под майкой, в трусах, в заднем проходе, в кишках поветшавшие, но всё же настоящие купюры, которые вполне можно сбыть. Нет. Он был Честный. Вот такой случился в советски годы Старичок.
Сказка грустная. Пришёл Честному Старичку срок. Царствие ему Небесное!
Возник наверху вопрос – где найти ещё такого же кристально Честного Старичка? Ну, не обязательно старичка, но обязательно честного. Нашли одного, средних лет. И что?
В первый же трудовой день попытался вынести. Охрана бдела. Срок впендюрили  «честному».
Нашли другого, постарше. И тот попытался. Нашли третьего, ещё старше, – та же история! Что делать? Никто ничего не мог…
А тут перестройка грянула. Бардак в стране, купюр расплодилось, деньжишки стираются – ужасти. Уничтожать рванину требуется… а где Честного Старичка найти?
 Мудрецы кремлёвские собрались. Поручили министру финансов самолично бдеть за уничтожением купюр. Тот, естественно, склонил голову.
Ага! Дел у него других нетути! Приказал выставить на печатном дворе роту из автоматчиков. Для тщательного и беспощадного наблюдения за сжиганием купюр. Ага! Утекали денежки, утекали…
Приказал усилить охрану, двойную выставить. – Утекают паршивые, утекают! Тройная также не совладала. Ну, нету Честного Старичка, и всё тут!
Тогда уж оборзел  сам министр, получивший вздрючку в Кремле, оборзел люто  – вооружился именным-наградным, взошёл на последний  порог...
Самолично охрану пас. Стоял  насмерть. Ну, чисто, блин, заградотряд! Додумался, умник,  всё оцепление проверить. Тройное.
…Боже мой, Боже мой, как печальна Россия!..
Смертью храбрых пал.

А Честный Старичок?
Ищут, ищут.
По всей земле русской ищут…

Вот вам, касатики, и сказка…
           Про белого бычка…
          …про Честного Старичка…»

       Не напугал Великий, не-ет… да и чем их, синяков-то, вообще напугать?

***

             Поддон

Напугать сумел Великий – себя. Нащупал, выявил поддон жизни. Так  ему примерещилось сдуру-спьяну. А протрезвев, нарисовал на плотном листе одно только слово – «ПОДДОН». Крупно. Запечатлел неизвестно для кого. Скорее, для самого себя, поскольку почти ничего у него не брали. А если что и просачивалось в печать, так под разными псевдонимами. И не по вине издателей.

***
– «Чо я понял, слышь?.. – Обратился ко мне однажды поздний Великий, переваливший уже за пятый десяток – «Чо я понял? А то! – Не то дико, что понял, наконец, почему жись моя вся не туда наклонилась, а то понял, почему не туда! Почему? А потому, блин, что левша я в натуре, понял? А прожил жизнь как правша. Вот что понял!
Умный один, врач, кажись, пророкотал в утюг: левшу нельзя пе-ре-у-чи-вать!
А меня переучили. Ангелы, блин! С детства переучивали, нудили, ложками по руке били… такая метода бытовала. Вот гадость-то! Левшу, объяснил умный, определяют по ноге, а не по руке. Какая нога опорная, какая ударная, такой и ты, в натуре. Ногу-то не переучивают, а по руке, если левшой родился, бьют. С детства бьют! Чтоб ложку правой держал, писал чтоб не левой, а правой. Вот, ёлки-палки, руку переучили, а ногу нет. Не смогли, наверно… или не захотели. Сызмала по руке били, били… добились. Правша стал. По руке – правша, по ноге – левша.
             Только теперь вспомнил, смекнул, когда умный разжевал: если ты, блин, левша, включено правое полушарие, если правша – левое. Добро, кабы и ногу переучили, так нет, гады! А то, глядишь, мозга приспособилась бы худо-бедно, а так что? Рука правша, нога левша… ну, какая мозга разберёт? Мозга не такая умная. А вот члены, они, блин, такие! Не то, что мозга. Вот и запаниковали, заметались два полушария, запутались, бедные… и – заискрили. Вот отсюдова и реакция моя неадекватная – на всё, ёлы-палы, несуразная. Конфликтуют, они, полушария!.. Отсюда пшик жизни – левой мозгой не сжулил бы, правой – жулю! Так и кричит она мне, правая-то мозга: «Жуль, жуль!..».
             «Жись не удалась» – вывод. Опять вру? Хрен его знает…переучили, блин, перепутали, в тупики позагоняли, ангелы…»             

***
Фантазия была у Великого – пока длится жизнь, не открываться. Но зато уж под самый конец сверкнуть в ослепительной белизне совершенства, во всей полноте вдохновенного, оформленного, наконец, в Целое. К тому же поговорка сомнительная, неизвестно откуда взявшаяся, почему-то ввинтилась хитрым вирусом в самое нутро Великого и – заслонила великую судьбу:
                «Хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался»…
Спрятаться-то спрятался, слов нет, но… ушёл непонятно.
Никто не гадал-не-думал, что не увидит его, не услышит. Потому и собираем здесь, по клочкам, разрозненное. Как в стишках, так и в прозе:

«…по глубиной, трудно осознаваемой, мерцающей сути победители – кто? Мы, прорвавшиеся в мир ценой гибели таких же, как мы, мириад безвестных. Кто мы?
А – убийцы.
Преувеличенные сперматозоиды, в недрах сладких и сумрачных недр убившие   тьмы таких же сперматозоидов, только не столь уже наглых, как мы, не прорвавшихся к матке, а потому и не преувеличенных. Тьмы, тьмы, тьмы, не оплодотворённые яйцеклеткой, но ведь такие же, такие!..

***
           А если ещё не очень преувеличенные? Детишки малые, на коих молимся,
воздевая руки:
– «Вот оно, наше будущее!..»
Кто они?               
Томящиеся игроки на запасной скамейке?
Хорошо бы...

***
         «…кому ещё четыре,
         Кому три пока,
         Никто не подхвтил ещё
         Триппака…»
               
***
           Преувеличенные сперматозоиды… а те, ещё совсем  не преувеличинные, погибшие в титанической битве предсоития, кто они?Томящиеся игроки на запасной скамейке?  А не попросту ли списанные в бескрайний морг вселенной? Проигравшие.
Не победители.
Растаявшие. Утратившие Тайну. Даже ещё не ощутившие её, не успевшие.
Но ведь и там, в хтонически знойном мраке предсоития была – Битва. А какова она там была? И кто в ней был прав – мы, Победители, или тьмы Побеждённых?
А – человеки. Все.

                И подкреплял прозу восторженными стишками:

…я – Победитель! Я зверь, вандал,
Мглы  праообитель я прободал,
В огне соитья не погрешил,
Я первый выйти на свет решил.
Пусть кто-то первый, напрягши кровь,
В истеру – спермой – рванётся вновь:
На штурм, сквозь нервы, сквозь лютый страх,
Кто будет первый, тот будет прав,
Сквозь праобитель – один, сюда…
«Ты – Победитель!» – скажу тогда.

***
     Ну и переспрошу: кто прав – Победители? Побеждённые? Тьмы, тьмы и тьмы…
                А – человеки. Все. Все правы. И до того, и после.
     Человеки, человечицы…кто таковы, как звать? А таковы, что  – Никто. Подлинная жизнь – в Тайне, с Тайной, внутри Тайны. Обочь – бессмыслица. Пустота. Где Тайна?  Была ведь. А когда? Когда не были втянуты в Пустоту. Пустота вместо тайны, вот составляющее, замещающее, опрощающее...
Ничо, ничо…»

***
     А рядом – перебивка. Вероятно, из цикла «Наблюл»:

 «Был подсолнух – стало масло. Было зерно – стал калач. Была куколка – стала бабочка. Была девочка – стала мама. Всё понятно?..
Ничего не понятно».

***
         И далее ещё, вероятно, продолжение темы «ПОДДОН»
:
                «…шла Битва, идёт Битва, шествует торжественно. И не только на верхних эшелонах,  в Горних областях, нет… кровавится-кучерявится возня-битвочка туточки… да и только ли туточки, на землице, только ли над нею? А внизу, в пред-жизни, в неясных поддонах, Там – что?
      Если на земле, даже в  самых великих исторических битвах погибало не более ста миллионов, то уж там, в поддоне, в битве сперматозоидов, при каждом соитии – миллионы. Всякий раз – миллионы…
      Кто, как, чем искупит этот, оплодотворённый яйцеклеткой сперматозоид,  оправдает убийцу, вышедшего на свет Победителем?  Кто оправдает эти миллионы убитых во мраке  предсоития и уже смолкнувших навсегда, погребённых где-то в огненной схватке гениталий и смытых уже  в унитаз? Победитель, выходит, страшней полководца, фюрера, тирана?
     Страх, пустота – в каждом. В каждом  Победителе. Спрохвала ли?
             Обитает этот страх, ужас этот,  неосознанаваемый в себе до конца, змеится с рождения до гроба. – Он же кто? Он же – убийца! Не оттого ли смутное осознание греха каждым живущим? Непонятна вина. Неясен грех. Слаб, глуп человек для понимания, для осознания себя убийцей – ещё до рождения, до выхода в жизнь, на землю – убийцей!..
          А вообще, искупаем ли грех такого, тотального убийства пред-жизни? Неясно. Не скажет никто. Здесь – никто.
      Необъясним страх, неизъяснима пустота… именно здесь, в отрезке жизни. Объяснится ли там? Кто ж скажет такое – здесь?..
      Здесь скажут лишь то, что есть, и только. Что и так слишком знаемо: страх, грех, пустота. А утешение? Скажут ли где, в чём оно? Если есть – в чём, где?
В аврамических религиях? Не-е. Немотствуют...
Где?..

***
«…талая была весна,
          Ясные лучи.
            Световая шла стена
              За спиной в ночи,
     Рой неназванных имен
       Бился за стеной,
         Струи света шли вдогон,
           Как в огонь, за мной.
     Сколько ближних и родных –
        Днепр ли, Волга, Нил –
Умерли уже?..
   Я их
      Всех похоронил.    
     – «Ты согласен, или нет?..» –
         Столп восстал огня.
           Только ужас, только свет
             Вынесли меня.
     Я себе не господин.
       Были господа. –
          Отреклись… и лишь один
             Я ответил  – «Да».
     И меня взметнуло
так
        Больно,
так светло,
           Что куда-то в новый мрак
               Сладко понесло.
     Помню шум ручьев… весну…
       Силы… зной в конце…
         Помню скорбную одну
           Складку на лице...
     «Помни силы доброты!
        На тебе ещё
          Девять месяцев, а ты
            Потерял им счёт..»
        Да моя-то в чём вина?
           Вынесли ручьи...
………………….
     Талая была весна.
     Рясные лучи.......................
     ..................................»


      
***
Утешение – буддийская молитва «О, великая Пустота!..». Только что мы смыслим в буддизме? Ни черта не смыслим. Пустота…

***
«…а откуда змей в Раю? Даже если это настоящий небесный Рай, а не тот, бывший по преданию в Месопотамии, то и там обитал чёрт… или змей. Что едино в мифологическои изводе.  Тени и в горних сгущаются, однако. А был этот змей дьявольски красив, огненно страстен, умён. Иначе как бы влюбил в себя Евочку?
Влюбил, да так, что обезумела, бедная, от ласк огненных, себя позабыла. И про обеты страшные позабыла, и про дружбу невинную с наивным, чистым, не стыдящимся наготы  юношей Адамом забыла. Такой, вишь, любовник лихой подвернулся нивесть откуда, изощрённый в тонкостях,  подлостях, прелестях огненных!.. Уговорил, змей, потреявшую память и разум женщину, наущил отведать плода запретного.
Мало того, что Евочку в омутище  затащил, заласкал до безумия, так и ещё и гипноз-программу втюхал такую, чтоб непременно и дружка своего уговорила. И не смогла она, попавшая в сексуальный плен, отказать страшной огненной силище, – уговорила Адама. Наивный, чистый, дурачок дурачком… не отказал подруге, похрумкал-таки сочным, знойным, запретным плодом. А она? Так любила, так любила!.. Кого? Ну  не Адама же! Да и по сей день, поди, любит...
Во всяком случае, память о невероятном, лучшем в мире любовнике не затухает  в огненном, хтоническом, женском естестве уже целые тонны тысячелетий.
Недаром же у Гоголя, знатного «чертоведа», вопрос «Кого воистину любит женщина?» через всё творчество проходит подспудно, а потом и явно, с закосневшим уже отчаяньем вырывается:
– «Женщина любит одного только чёрта!..»
То есть – лжеца. Ложь полезна женскому организму, ложь увлажняет вагину, радует цветущую самку. Недаром же у народа: «Женщина не уснёт, пока не обманет мужа».
Не обязательно сильно обманет, нет… так, слегка, играючи, радостно, с пользой…

***
Адамово семя…
«Бог есть то, что есть. Мы есть то, чего нет» – говаривал Великий. Бывал прав.
Есть лишь адамово семя. Людишечки – преувеличенные сперматозоиды, брызги адамова семени, разветвившиеся во временах и народах...
А вот культ детей, откуда он, что он? Не прелюдия ли это к сказанному в Писании: «И настанет время, и восстанут дети на родителей, и убьют их»? Посмотришь этак порою на подрастающее поколение детишек, зачатых без любви, в пробирке - и чего бы им, молоденьким, нежным сперматозоидикам – ещё без всяких личностных черт – не восстать на старых, с уже слегка прорисовавшейся структурной решёткой самости, «родителей»? Дети хороши своей свежестью, чистотой, бессмысленностью, электроникой, не требующей труда. А пожившие двуногие уже подпорчены мыслью, трудом, накопившейся за жизнь виной, долгами…
Как же дети не восстанут? Сказано определённо, восстанут. Да где сказано!

***
Брызги адамова семени… не так уж они бессмысленны в нарастающей своей биомассе, как порою может показаться. Промыслительно именно они, а не привинившийся и прячущийся где-то целостный Адам, должны искупить первородный грех. Как? А никто не знает. Но….
Лишь две вещи осязаемо сущностны здесь – Сила. Воля. Воля к распложению. – До той, возможно, критической биомассы, когда она, измучавшись на земле, в муках искупив тёмный, древний грех первопредка, мистически и провиденциально преобразится, обретёт иное качество Целого. Не разрозненного в хаотически разбрызганной по земле сперме, но – гармонического Целого.
Вот только дойти до истинной полноты и сложности цветения мешают они… старые сперматозоиды. Родители. И только чистые, свежие, бессмысленные детишки-сперматозоиды, неисчислимые их  мириады, метафизически и неизъяснимо совокупплённые в горних, снова вернутся к Адаму, в – Адама.
Обновят его кровь, омоют древние грехи, и снова будет в мире то, что воистину есть. – Настоящая сущность, Адам. А в нём – все мы. Неясно ещё в какой объективации и субьективности, но уже такие мы, про которых можно будет сказать, наконец: «Мы есть то, что есть»

***
А то – мы… мы, мы, мы… препустейшая понятия…»