Вставала Алла Николаевна всегда нелегко, независимо от
самочувствия накануне. Снотворных она старалась не употреблять,
даже успокоительных глицина или пустырника, но голова
спросонья почти всегда была тяжёлая. На ночь обычно, после того,
как заканчивалось что-нибудь стоящее по «Культуре», читала, чаще
всего что-нибудь из классики, потом ставила электронный
будильник, подарок сына, на 10.00, -- позже не надо, день будет
насмарку, и просыпалась под скрипки Вивальди. Сегодня они для
неё играли «Времена года (зима)».
Утренние процедуры, немножко гимнастики – превозмогая лень, по
возможности бодро и решительно, чай – пакетик на две заварки, не
из бережливости, а чтоб некрепко. Яйцо в солёную кипящую воду
на три минуты, долька сливочного плавленого сыра на разрезанную
булочку, пять ложек геркулеса плюс четыре размоченных заранее
чернослива в кипяток и снова до кипения, -- вот и завтрак готов.
Неторопливо и функционально она его поглощала, теперь готова к
путешествию. А день сегодня предстоял сложный и длинный, и всё
надо успеть хотя бы до 15.00, иначе силы раньше времени покинут
её, а это в её возрасте не очень.
Как хорошо, что живёт она на первом этаже, четыре крутых
ступеньки вниз – не беда, а вот обратно, с сумками из магазина,
иногда проблематично, и приходится преодолевать их в два или
даже три захода, в зависимости от количества покупок. Иногда кто-
нибудь из соседей случайно помогал ей, она не отнекивалась, но
никогда не просила о какой-либо постоянной помощи; у каждого
своя жизнь, даже у Светки, которая жила на третьем этаже, но была
моложе Аллы Николаевны на пятнадцать лет – целую эпоху.
Итак, сначала Сбербанк, -- пенсия. Для этого нужно было всего-то
пересечь Морской проспект, но до указателя перехода лишних
шагов сорок. Сегодня ходьбы будет много, и она оделась полегче, в
пуховичок. Сын давно предлагал ей перевести процедуру на
карточку, но ей доставляло некоторое удовольствие самой
являться в банк и там расписываться сразу в трёх ведомостях: собственно за пенсию, затем льготные рубли за звание ветерана от собеса и ещё компенсация за то, что она не пользовалась льготным проездом.
Ей нравилось, что с приходом Грефа Сбербанк перестал быть
душным отстойником пенсионеров и всех прочих плательщиков:
ткнул пальцем в электронное табло – и получи клочок бумаги с
очередью. Очередь тоже идёт недолго, не успеваешь даже как
следует поздороваться со знакомыми. Кассир отсчитала ей
семнадцать тысяч девяносто рублей семнадцать копеек. Она
забрала деньги вместе с паспортом и оставила медь. Ура, теперь
гуляем! Хотя стоп, теперь ей предстояла другая очередь – в конторе
ЖЭУ, это уже в отделении муниципального банка. Можно было безо всякой очереди оплатить все расходы по системе «Город», но
чтобы не путаться, она предпочитала надёжную связь с живым
кассиром в полуподвале неподалёку. К счастью, сегодня там
очереди почти не было. Итак, квартира, удобства, плюс свет, плюс
безлимитный телефон, от которого она не могла отказаться, как
Светка, которая экономила на всём, интернет обязательно,
социальным проездным она уже не пользовалась, да-да и
капитальный ремонт, разумеется (ох, черти, придумают же!).
Та-а-к, вот и без пяти двенадцать, скоро откроется ресторан в Доме
учёных, -- с пенсии это обязательно. Алла Николаевна задумалась:
как поступить лучше – сначала кофе в Доме учёных или всё-таки
библиотека на Золотодолинской, а уж потом кофе? Решила сначала
зайти в библиотеку. Нужно экономить на расстоянии: дошла до
светофора на Морском, приподняв скандинавскую палку как жезл –
сигнал для глупых водителей – перешла на Золотодолинскую и уже
спокойно мимо Выставочного центра мелкими шажками по
свежему снежку зашагала в библиотеку. Там знакомая ей
сотрудница приготовила подарок – целых три номера «Октября» с
документальным романом Юзефовича о генерале Пепеляеве времён
гражданской войны.
-- Ой, Валентина Фёдоровна, больше спасибо, вы же знаете мою тему, я так благодарна вам…
От библиотеки глубокая снежная тропка наискосок к Дому учёных.
Какие-то горе-энтузиасты заасфальтировали её летом, присвоили помпезное имя Аллеи славы Академгородка, от которого коробило
не только Аллу Николаевну, ну да что уж теперь… Изнутри у входа
в малый зал Дома учёных вечно подтянутый Николай Петрович,
вежливо поздоровались. На гардеробе Малого зала и ресторана
новенькая, -- ничего, приветливая, вежливая. Теперь туалет, это
небольшая проблема: если спуститься этажом вниз по лестнице, то
слишком много сил потребуется на обратный подъём, лучше
пройти к туалету Большого зала, он тоже на первом этаже, так
будет проще. Но для этого нужно сначала миновать Зимний сад и
выставочный зал, где на кассе может дежурить незнакомая дама.
Нет, всё в порядке, сегодня Полина Ивановна, и кассир, и
экскурсовод, и искусствовед по совместительству.
Так, к приёму кофе мы готовы. Она любила столик у окна, когда-то
его давным-давно облюбовал Серёжа, Сергей Иосифович. И когда
они оба работали в Институте истории и по тем временам неплохо
зарабатывали, то взяли себе за правило два раза в месяц навещать ресторан в Доме учёных. К тому же здесь всегда была превосходная выпечка, и когда они были помоложе, то позволяли себе по рюмке армянского.
Она села за столик и ждала, когда Даша подаст её обычный заказ:
кофе здесь настоящий, из теплых протёртых зёрен, и крохотный
фирменный пирожок с яблоками, какие умели делать только здесь.
С улицы сквозь стекло на неё внимательно посматривала юркая
синица, и она в который раз пожалела, что здесь нет форточек,
поделилась бы пирожком. Можно бы ещё себе позволить и
мороженое, но с недавних пор цены здесь буквально взметнулись, и
она решила отложить это удовольствие на вечер: куплю в магазине.
В сумочке у неё осталось тринадцать триста с копейками. Ничего,
благодаря предусмотрительному Сергею Иосифовичу она скоро
получит аренду за «остатки былой роскоши» -- трёхуровневый просторный гаражный бокс, который находился в очень удобном месте на Терешкова, так что
хватит ещё и на лекарства, обеспечение которыми, впрочем, взял на
себя сын, но она старалась не напоминать ему об этом. К тому же очередную статью взяли в «Истрию России», но гонорар там символический.
Из института она ушла сама, не дожидаясь приглашения от ФАНО (слово приятное, на фортепиано похоже, а по сути -- мерзость)
-- так лучше, Серёжа бы одобрил. Снова около гардероба:
-- Та-а-к, спасибо девушка, дай бог вам здоровья и хорошего жениха, и, пожалуйста, мой пакет с
журналами! Я не оставляла никаких пакетов? Мда-а, не
расстраивайтесь, пожалуйста, это со мной не в первый раз,
придётся возвращаться в библиотеку по Аллее славы
Академгородка, чтоб им пусто было! Нет, это я не вам, это вообще
белому свету и себе любимой в том числе!
Метров двести до библиотеки. Если снова пойти по заснеженной
тропинке, устанешь сильнее, пройдусь-ка я по улице, расстояние
побольше, но дорога торная, ноги сами донесут. На остром перекрёстке Морского проспекта и Золотодолинской
Алла Николаевна приостановилась: с краю свежеочищенного от
снега тротуара лежал чёрный потёртый не то бумажник, не то
плоский футляр из кожзаменителя. Она вспомнила Серёжину
шутку: кошелёк должен быть невзрачным, чтобы на него никто не
покусился. Однако, надо поднять. Молния на боку была тщательно
застёгнута. Расстегнула, вынула тоненькую пачечку незнакомых
сиреневых купюр: десять штук по пятьсот евро плюс тысячи две
рублями. Сердце у Аллы Николаевны застучало, она стала искать
взглядом скамейку; увидела её на противоположной стороне
улицы, дождалась зелёного света у светофора, перешла Морской
проспект, присела. Да-а-а! Пять тысяч евро по курсу – это
тебе не «капуста», а «сирень» -- больше четырёхсот тысяч рублей.
Цифры сами собой запрыгали в голове: четыре стеклопакета на
окна – шестьдесят, сто пятьдесят -- ремонт всей квартиры, ещё
пятьдесят – заменить сантехнику, шестьдесят-восемьдесят – все
двери, сто – подправить оба глаза в микрохирургии, и останется
ещё съездить наконец-то в Ленинград к старым подругам, с
которыми когда-то училась на истфаке ЛГУ. Господи, неужели я
ещё попаду на Мойку, в Мариинку, Малый! В Комарово, к Анне
Андреевне – обязательно! Только бы сил хватило! Но ничего,
ничего, как-нибудь…
До библиотеки она уже долетела, схватила злосчастный и
принесший ей сказочное богатство пластиковый пакет с журналами
и устремилась домой. Четырёх ступенек как ни бывало! Разделась,
чтобы отдышаться, накапала валокордину, потом добавила ещё две таблетки валерьянки, прилегла. Что это – счастье? Но чьи эти
деньги? Такую сумму не мог потерять кто-нибудь из её коллег, в
крайнем случае – это могла быть разовая выплата какому-нибудь
научному сотруднику из богатого института, например, катализа
или научно-технического профиля, которые нередко теперь
выполняли заказы из-за рубежа и получали за это особое
вознаграждение. Но пять тысяч евро зараз – это вряд ли. А если это
первый взнос за квартиру, и, тем более, какого-нибудь молодого
эмэнэса, для которого собирали на жильё всей семьёй, включая
родителей… Господи, чего это я обрадовалась, старая дура! Всё
надо как следует обмозговать...
Она встала, взяла деньги и решила прибрать их. Открыла дверцы
серванта, на полках тепло светились давно ставшие родными
глиняные узорчатые блюда мастеров-алтайцев. После смерти
Серёжи, когда сын учился в московском Физтехе, она, зная
настоящую цену этой керамики, в труднейшую минуту жизни
решилась продать это достояние. Тщательно завернула каждое
блюдо в тонкую бумагу и вынесла все своё богатство на ступеньки
ДК «Академия», которые стали в проклятые 90-е чем-то вроде
художественной барахолки на Арбате. Её керамика на фоне
дешёвых поделок из стекла и пластмассы, «живописи» под Рериха
или даже а-ля «белый лебедь плывёт» выглядела очень
убедительно, но когда два-три человека предложили ей свою цену,
она всё поняла, снова завернула блюда в бумагу и вернулась домой.
В тот же день пришла Светка, они выпили с горя и поплакали. Проживём как-нибудь! Светка сквозь слёзы и смех предложила:
-- Давай, я для тебя на панель схожу!
-- Куда это и где?
-- Ну, хотя бы в «Золотую долину», там, говорят, теперь вечерами не учёные, а бизнесмены девок снимают!
-- Молчи, дурочка, -- они снова обнялись и плакали.
Алла Николаевна положила деньги под одно из блюд, умылась и
позвонила Светке. Она была ещё на работе, только вечером…
Деньги-деньгами, а нужно было запасаться продуктами. Алла
Николаевна вновь оделась, взяла сумки и вышла на улицу. Три
ближайших торговых точки вполне могли удовлетворить её
нетребовательный вкус. Удобнее и ближе всего – «Золотая роща» на Морском, но там и цены приличные, или точнее – неприличные.
Если пройти подальше и спустится вниз – супермаркет в
девятиэтажке на Терешковой, но качество там соответствующее.
Лучше всего, но и дальше всего – продовольственный в Торговом
центре на Ильича. Тяжеловато, пожалуй, подниматься будет
обратно к Морскому, но учитывая обстоятельства – даже хорошо,
что устану, крепче спать буду.
Купила самое необходимое, взвесила на отдельных, специально для
покупателей весах – около шести килограммов. Ну, ничего,
справлюсь! Чтобы было ловчее, поставила сумки на высокий стол,
просунула в ручки скандинавскую палку, чуть присела и – раз –
готово! Увесистые сумки оказались висящими у неё за спиной на
трости как рюкзак. Удобно и явно легче передвигаться. Вверх по Ильича, потом на Морской, вот и тот перекрёсток, из-за
которого теперь ей покоя нет, перешла на свою сторону, поставила
сумки на чистый снег, отдышалась. Глянь, Светка из поликлиники
домой бежит, уже, значит, освободилась. Подхватила самую
тяжёлую сумку:
-- Ты чего такая сегодня?
-- Какая?
-- Еле живая!
-- Да ладно тебе, пойдём!
Дома:
-- Мне бы, Светлана Лотовна, надо с тобой посоветоваться…
-- Советуйся!
-- Раздевайся, чаю попьём! Сейчас я тебе что-то покажу… – вот!
-- Ого, пять тысяч сиреневых! В казино выиграла? Шучу-шучу!
-- Нашла на Морском.
-- Не может быть!
-- Может, может! Вот они! Что делать с ними -- ума не приложу!
-- Как что? Ты в Ленинград мечтала съездить, можешь хоть в Италию или Англию катнуть! Такие деньжищи! А вроде стопочка-то тонюсенькая, всего десять бумажек!
-- А если эти деньги кому-то на лечение собрали?
-- Ещё соберут! Ты мать, вот что: забудь свою советскую власть,
нынче свобода, равенство и братство! Что хочу то и делаю, кто-то
теряет, кто-то находит, пусть проигравший плачет!
-- Нет, я так не могу.
-- А вот это ты можешь: когда Сергей Иосифович умирал, ты не
могла гараж продать, чтобы его накормить как следует, ни у кого
денег не было, а в телевизоре московские шлюхи брильянтами
сверкали?
-- То Москва, а то мы!
-- А вот давай-ка подойдём к окну: считай, милая, сколько в минуту
по Морскому не просто иномарок проедет, а лимузинов и
внедорожников! Я тебя спрашиваю, это чьи машины? Может быть,
шейхов саудовских или московских топов? Как бы ни так! Наши,
академгородковские, вчерашние фымышата и выпускники НГУ!
Кто-то и лямку, как вы с Сергеем Иосифовичем, тянут, а кто-то
давно альма-матер доит так, что только вёдра успевай менять!
-- Ну, скажешь тоже, я-то знаю, у нас в Академгородке всё по
справедливости, заработал – получи!
-- Алла Николаевна, не зли меня! Вспомни лучше, как тебе батарею
меняли, -- месяц без малого, и всё только потому, что понимали,
что взять с тебя нечего. И когда уже сын денег им дал, через
несколько часов всё было готово! Было? Было! Ты посмотри, как
эти варвары тебе унитаз присобачили, -- по диагонали в туалете,
иначе двери, видите ли, не откроешь! Им неохота было
элементарно чугунную трубу резать. Ну не могу я, просто умираю, когда вижу какой ты, Алла Николаевна, совок!
-- Причём здесь совок?
-- Да не тот совок, в который ты мусор собираешь, а человек-совок,
тоже вроде бы как мусор, бывшая насквозь и, извини, глупая!
Совковое у тебя мышление, подруга! Деньги она нашла и
собирается отдать! Кому? В милицию-полицию, чтобы эти
держиморды посмеялись над тобой? Или объявление в газету
дашь? Кто потерял пять тысяч евро: заходи – я нашла! А он придёт,
деньги возьмёт и посмеётся ещё над тобой: старушка, доктор наук,
хотела, чтобы я за пять тысяч евро трахнул её! Ты хоть знаешь
значение этого слова?
-- Ну, ладно, тогда я эти деньги отдам в какой-нибудь детский дом
или больному СПИДом.
-- Ой, уморила, ты же сама больная, Алла Николаевна! На голову! У тебя же голова болит? Болит! Значит, тебе лечиться надо. Бери
билет, езжай в Питер, там тебе подруги подскажут, кто действительно за эти денежки тебя хотя бы обследовать может, как
полагается.
-- Да, со здоровьем у меня дела действительно неважнецки… И
сердце вот…
-- И сердце! Тем более сердце! Давай выпьем и забудем на время об
этих тыщах, пусть они привыкнут к твоему дому, и ты тоже
привыкнешь к ним.
На следующее утро, когда Алла Николаевна включила интернет, на
Академфоруме она прочла сообщение: пятикурсник НГУ накануне
выиграл по конкурсу крупный грант, предназначенный для
дальнейшей учёбы в самой Сорбонне, и на радостях решил
отметить победу с товарищами. Молодые люди так погуляли, что
вся сумма гранта, который, к несчастью, студент по неопытности
успел обналичить в MDM-банке, была утеряна. Друзья скорбят и
думают, как помочь товарищу остаться хотя бы в стенах родного
университета.
Алла Николаевна достала из-под блюда деньги, ещё раз
пересчитала их; купюры были совершенно новенькие и приятные
на ощупь. Она их зачем-то понюхала: они и вправду, кажется,
пахли сиренью. И решительно стала одеваться.