Зинаида Павловна, лесосибирская, рассказывает

Юрий Игнатюгин
    … На комбинате нашем весь город кормится. То есть комбинат весь город кормит. Вот уже сто лет как! Весь лес вокруг вырубили, а мы его перепилили. Вот. По Ангаре нам его раньше сплавляли, да и вокруг Лесосибирска хватало…

   …Шутка ли, три тыщи работников наверное… В смену восемьсот человек работало. Я, например, поперву на брак столах работала. Через две рамы пропустят бревно и дальше брус налево, а тонкие доски направо сразу после второй рамы. Брус торцанут, а доски к нам едут. Разваленные. Мы, бабы, эти доски толкаем в пас. Когда руками, а то и крючком тянем. После паса толстые доски мужики складывают в колодки. По пять досок входит. До самого верху ложат. Рубщица посчитает – полный лесовоз, и на КПП. А лесовоз дед мой водил. Это не такой лесовоз, что в тайге по дороге. А как паук. Он сидит сверху, а колодку досок зажмёт под собой и прёт. Страшный!
   Ну, на КПП тоже рубщица выходит и на такую-то линию машину отправит. Или на эту. Все по номерам. Мужик-то мой если попадет в ночную смену из цеху вывозить, так всю смену туда-сюда, туда-сюда… Морока. Не успевал если, так отвезёт куда ни-ть в тупик. Бросит. Волчье солнышко не дневное…. Копейки рейс-то стоил. Нужно успеть было. А утром рабочие приходят и на штабеля ложат. Уже ряд досок, реечку, опять рядок… Машиной наверх ставят пачку. А если тонкомер, скажем, дюймовка, то женщины наверху. Подают им наверх, и они в круглый штабель укладывают. Это так говорят – круглый, а так-то он квадратный. Ой, работы много ручной!
    Крыши делали над штабелями. И лес за зиму высыхал. А еще были «мочалы». Чаны железные с раствором чтобы жуки не ели. Доски туда макали. Идём мимо как-то, а там Бахтин один работал. Пьянчужка горький. – Зинуля, зовёт, а где Владимир-то?
  - Отвяжись, думаю. Где тот Владимир я не знаю. На работу иду. Может он свиней кормит… Вот.
… Придёт к нам и – Зинуля, Владимир сказал, что у тебя вот тут лосьон…
А у меня трельяж и там всякие пузырьки. Одеколоны и духи – Владимир сказал, что у тебя можно попросить, мол…
Усёк паразит, что стоит тут разное.
 Однажды привёл он его. Пришли вдвоём они, и просят опять лосьон. Думала я от прыщей ему. Мой-то только водку пил. А для него просит – мать, у нас тут где-то тройной был…
А свекровь как умерла, она ноги растирала тройным, а потом мы разобрали, да на летнюю кухню выставили. Много.
 - Ну, ты дай Мишке фуфырик один. – Да зачем же ему? -А пить будет. – Да разве ж его пьют? Ну, возьми там кружку.
 - Не, дай какой грязный стакан или банку. А то вонять будет. Не отмоешь.
   Быстро вытряхнул фунфырик в банку что дала, из шланга, чем я бельё полоскала запил и удрал. Дурак дураком сделался.

   Сколько пилорам, говоришь?
Да в первом цеху четыре. Да во втором четыре. А в третий я не ходила. Но тоже четыре. Женщин много. Двенадцать баб на потоке. На брак столах, значит. Четыре рамщика. Четыре помрамщика, они поправляют, если чё не так. Потом дробилки. Там опилки и кору на машины, и самосвалами вывозят. Горы!!! Вот бы те опилки в Германию вывезти. Сколько бы немцы мебели построили.
   А мы на свалку… Круглые сутки вывозят и бульдозерами в болото разравнивают. За тридцать километров вывозят. Мы с Володей ездили за черемшой так надышались, нагляделись…

   А зарплаты у рубщицы были двести двадцать. А на потоке я работала, так триста сорок. А Волдемар на лесовозе только триста пятьдесят. Больше нельзя. Не давали заработать. Вот когда он бригадиром стал маленько потом работать, так говорит – мать, дай мою сберкнижку. Это чтобы народ не знал, и в ведомости много не стояло, начальникам сразу на книжку. Принёс бухгалтерше, а та, немка, Нина Давыдовна, щас в Германии живёт, ему и перевела сотню на книжку-то.

   … А доски сортировали. Короткие доски «дилены» назывались, а были и пять и шесть метров… и успевать нужно посчитать сучки и проставить сорт. Пятый ли. Четвертый. Бычий глаз, тоже. Почти брак. Это в местный материал идёт. Не на экспорт. Первосортный шел буржуям Триста тысяч кубов. А пятый, шестой это в Казахстан, Арабские Эмираты, на Кубу.  Везли-то по навигации на Север и перегружали на морские пароходы наш лес с речных барж. До самой зимы ледоколами бучили воду вокруг перегрузки. Это уж нам пароходчики рассказывали. Прежде чем Северным Морским Путём отправить наш лес за бугор. А теперь скоро закроют лесокомбинат. Кончился лес в Сибири. Кобзон всё закупил и продал. А как город жить будет? Сын ведь у нас там….