Затронув чувства шелковую нить,
Не дай Вам Бог всерьез Её обидеть.
Как страстно может женщина любить,
Так откровенно смеет ненавидеть!
Лия Кубишек
Они прожили вместе 21 год. Сын вырос и женился, стал жить отдельно, и они внезапно оказались один на один друг с другом. Не то, чтобы этого не было и раньше, но как-то это перемежалось заботами, другими задачами, планами, их достижением, нужно было куда-то стремиться, что-то делать. После свадьбы сына они поняли две вещи. Во-первых, сын ушел и живет своей жизнью и они, по большому счету, там не нужны. И второе, самое страшное - за текучкой повседневных дел они мало смотрели друг другу в глаза и очень изменились оба. Они стали старше и как-то не заметили того, что теперь в их жизни большое место должен занимать спорт. Тело нуждалось в поддержании формы, и это уже давало о себе знать. Он уже давно красил волосы и усы, закрашивая седину. Ее рыжие вьющиеся волосы были еще хороши природной красотой и она иногда его подкалывала, что зеркало уделяет больше времени ему, чем ей. Он сказал, что может купить второе зеркало... Она смеялась. Когда он не хотел работать, а работал он в поликлинике, он брал в соседнем кабинете больничный и две недели сидел дома. Что можно делать две недели дома, спросите вы? Он пил.
Раньше она считала это недомоганием, вроде насморка. А теперь внезапно поняла, что он болен. Вернее, она и раньше это знала, но теперь стадия заболевания оказалась предпоследней, то есть жить с этим его недостатком стало невыносимо. Он мог пить по три дня подряд, потом небольшой перерыв и снова такой же приступ. Он не спал все это время, а вернее спал, пока она была на работе, а работала она два через два дня, по тринадцать часов. Придя измученная домой, она наблюдала все стадии его заболевания. Каждый час он ходил на балкон курить, без конца кипятил чайник, но чай не пил, на полную громкость включал телевизор, иногда отключал холодильник, иногда баррикадировал входную дверь, мог несколько раз в день мыться в ванной. И, если поликлиника, где он работал, была государственным предприятием, то аптека, где работала она, была частной. А это значит, что приходить на работу надо было выспавшейся, отдохнувшей, накрашенной, довольной жизнью и желательно с намерением помогать людям. Не спать больше трех дней она не могла, а спать он не давал. Каждую ночь он оживленно доказывал ей, что она недостаточно внимательна к нему, что вот в этом эпизоде пять лет назад она была не права, что вот в этой схеме лечения нужно делать вот так, а не так, как она советовала...
До этого он в составе отряда из 300 человек ездил врачом в командировку в Чечню. Она умоляла его этого не делать, фактически запретила ему... Он, конечно, не послушался и уехал. Она сказала, что в отместку не напишет ему ни одного письма. И сдержала свое слово. Он работал по контракту и когда пришел и объявил, что уезжает в командировку, она спросила, что с ними будет, если его убьют. Он ответил, что с ним такого произойти не может. Она спросила, представляет ли он себя, например, без ноги? У нее бабушка лишилась ноги в 19 лет и ей жизнь скучной не показалась... Какой объем реабилитации в этом случае понадобится? Цифра в 160 тысяч рублей его не смутила. Ее просто обозвали дурой. Хотела бы она быть дурой и не думать и не расстраиваться, но она была старшим лейтенантом и продолжала задавать товарищу майору медицинской службы неудобные вопросы... Почему, например, не Москва, не академия?
Стоит ли ехать в Чечню по контракту в 42 года? Понятно, если это срочная служба и призыв, но добровольно и в 42? Зачем? Ей сказали, что она глупая женщина и ничего не понимает в политике и в стратегии жизни. Она ничего не ответила, но где-то глубоко в душе включилась точка невозврата и отчитывала время. Если можно вот так спокойно встать и уехать в командировку на полгода, а то и на всю жизнь, то какова ее роль во всем этом безумии? Здесь уже не шла речь о том, что она на полгода остается без секса, а он, скорее всего, нет. Это уже было не столь важно, хотя неприятно. Был вообще вопрос, права ли она, помогая выстоять в борьбе с невзгодами жизни своему партнеру, который вот так просто готов рисковать их счастьем, приобретая взамен сомнительные федеральные льготы ветерана боевых действий?
У нее в глубине души всегда было несколько правил. Если она видела, что ее возможности не позволяют помочь человеку, которому можно помочь, она своим решением помогала нужным людям встретиться и решить вопрос. Работая в медицине и понимая, как нелегко дается здоровье, она ни разу не пнула кошку или собаку, не ударила ребенка и не подняла руку на того, кто не мог защитить себя. "Не навреди" - для нее это был не пустой звук. Наблюдая, как непросто восстановить здоровье, она никогда не давала себе право вредить кому-либо, а тем более сознательно. Это было табу.
И вот теперь ее табу считалось пустым звуком и было безжалостно отброшено. Ради чего? Она не видела альтернативной замены. Когда он провел полгода в условиях боевых действий и без нее, и без ее духовной поддержки, он понял, что был неправ, но уже было поздно. Раз в неделю она звонила ему на телефон комендатуры в определенное время, и он с жадностью хватал трубку. Штатный разговор ни о чем, светский, без надрыва и страсти. Он захотел на войну - он отвечает за свое решение. Да, у нее все хорошо. Да, сын учится в выпускном классе школы и совсем ее не слушается, отбился от рук, когда ему нужен отец, но это поправимо и подождет... Может быть поправимо и может и подождет... Чем она занимается? Она смеялась... Она старается не думать о плохом. Тут на днях ей пришло официальное письмо из Грозного и она бессильно прислонилась к стене подъезда, стоя у почтового ящика. Это оказалась не похоронка, а благодарность за своевременные действия при пожаре на территории гарнизона, раненые и медпункт вовремя эвакуированы, никто не пострадал... Пострадала она, теперь у нее с собой были таблетки от сердца. Телевизор голосом диктора новостей говорил ей, что семеро человек остались погребены под остатками рухнувшего бетона, который раньше был каким-то строением. Семеро! Она взяла из сумочки таблетки, положила в рот. Сколько у него выездов на его таблетке(зеленая армейская скорая) за блокпост? Ежедневно? И сколько у них там неразорвавшихся мин и фугасов? Наверное, это стоило того и теперь по его счетам должна платить она... Таблетки в сумочке стали еще более популярны.
Вспомнив и пережив все это еще раз, она выбрала время, когда, как говорится, "абонент был доступен" и сказала, что или он кодируется, или она подает на развод... Он должен быть врачом и мужем, как он и обещал им всем когда-то, и приложить для этого усилие. Шесть лет учебы в институте и двадцать один год брака требуют соблюдения условий пути, по которому он пошел когда-то. Выбирать ему.
Она корректно объяснила, что уже устала ночевать у друзей и у нее закончились друзья и терпение, что она не может каждую его пьянку не спать по три ночи и больше, а иногда и сидеть в зале ожидания вокзала всю ночь и потом с вокзала ехать на работу, и затем работать две смены по тринадцать часов, итого почти неделю без сна, что ее ошибка на работе недопустима, а она отпускала серьезные лекарства, в том числе и по программам трансплантологии, по 30-40 тысяч, и ошибиться было немыслимо, выдав больному после трансплантации почки не то лекарство... Еще она не может объяснить друзьям, почему у нее синяки по всему телу - когда у него не хватало аргументов, он попросту ее бил, не трогая лицо, мотивируя это тем, что он там проливал кровь, а она была здесь в полной безопасности... На что она, бесстрашно глядя ему в глаза, говорила, что кровь он там не проливал, а, в основном, перевязывал, и она его туда не посылала... И тогда он бил ее так, как учили его ТАМ... Когда бьет врач, знающий приемы и анатомию человека, это страшно. Но она была сильнее его духовно и смеялась ему в лицо, и отчаяние придавало ей сил и смелости. Она смело спрашивала, почему женщин в Чечне нужно защищать, а у себя дома бить? И не мешают ли ему, офицеру, его награды, когда он бьет женщину, достоин ли он их, или он получил их потому, что награждали всех? Один раз, переодеваясь на работе, она не смогла скрыть синяк на бедре, длиной, как потом ей сказал судмедэксперт, 18 сантиметров... Увидев это безобразие, заведующая сказала ей, что отпустит с работы по любым ее официальным делам, и в суд для подачи документов, потому что это уже не любовь, а садизм и такое прощать нельзя... Поморщившись от боли, съев таблетку и поставив сама себе укол из тех же медикаментов, что она отпускала пациентам, она включила дежурную улыбку, стерла грусть из глаз и пошла работать, помогать людям словом и делом, прогоняя их депрессию и снимая боль, боль, которую дома ей не боялись причинить... Ее личный доктор принципа "не навреди" дома не придерживался, потому что, видимо, был врачом первого поколения...
После нескольких его "кодировок", когда он не продержался и месяца, она честно, выполняя данное слово, подала на развод. Он был категорически против развода, его все устраивало и он ее любил, активно выражал свое несогласие с ее решением и объявил боевые действия уже ей, с тем, чтобы она прекратила развод; а опыт, и немалый, он приобрел там... Ей предстояла война с тем, кого она любила, ради его же блага. Предваряя все вопросы, хочу сказать, что она провела четыре суда, которые выиграла,ушла на квартиру и провела там полгода, снимая жилье, хотя у них было, где жить; прежде чем он понял, что они разведены и он, который был против всего этого, самостоятельно и свободно уже может ехать на любую Чечню и в любое время. А она поняла, что ей не нужен муж, ей нужен ее мужчина, для которого ее любовь будет драгоценной наградой на его пути... И ее мужчина должен понимать и принимать плюсы и минусы своего решения, как бы тяжело от этого ему не было.