Сердце в перьях. Вместо эпилога

Ориби Каммпирр
        Тишина. Снова унылое небо. Дождь…
        Он сидел за столом и смотрел на исписанные листы.
-Как чудно… - слова прозвучали подавленно и в тоже время они были полны счастья. - Ты… Рет?
         Птичка, сидящая на клетке, одобрительно пискнула и прыгнула ему на руку.
         «Алекс! – послышалось ему в этом звуке, но, к сожалению, птенчик говорить не мог. Он пел и пел он прекрасно, но говорить, увы, не дано.
-Всё это ради тебя… и для тебя… - мужчина склонил голову и посмотрел на своего питомца, который вблизи казался просто огромным. – Как жаль, что ты не он, но для меня ты всё равно останешься лучшим! Самым лучшим на свете…
        Птенец наклонил головку, после снова запел.
-Эх ты… Живёшь в таком славном мире! Живёшь, не зная дождя… - этим он хотел сказать «слёзы». Снова посмотрел в окно, вздохнул, снова начал писать. - Я вроде бы закончил роман, но я не хочу расставаться… Ты дорог мне, Рет, и, правда, стал частью меня! Лучшей частью…
***
         Он проводил в кабинете большое количество часов. Грустил, улыбался, играл с ним и вспоминал.
-А ведь всё – правда. Сказка лишь приукрасила себя жанром, но я ничего не придумал… - пред взором мужчины стояло красочное видение. Тот день. – Как давно! Вроде всего лишь на той неделе… Тогда я просто шёл по лесу и увидел тебя, и услышал… Ты упал. – на эти слова птичка отвечала молчанием, она точно внимала словам, вежливо слушая и не перебивая хозяина. – Ты упал из гнезда. Я пытался найти родителей. Нигде. Красные перья не промелькнули вдали, не заиграли средь зелени. Сколько я не искал…
          Пришлось быстрее возвратиться домой, отыскать в сарае пыльную клетку, в которой когда-то жила моя канарейка, и бежать, бежать, точно ветер, и подхватить тебя и остатки гнезда, и ветки.
          Ты был очень маленьким, ещё не оперившимся. Часто пищал и вытягивал вверх головку. А после опушился, стал маленьким красным шариком, очень красивым и милым, моим маленьким другом. Ты полюбился мне и скрасил моё одиночество. Та тоска, что годами преследовала и гналась по пятам, начала таясь, и вокруг всё расцветало…
         К концу лета ты стал ещё больше, начал учиться летать, стал увереннее держаться на пальце, есть из моей руки. Ты любил зерна и всегда довольно чирикал, поедая их, благодарил. И мне стало светло на душе и радостно, и тебе, наверное, тоже.
          Наступала осень. Я выставил клетку на балкон. Вокруг тебя летали красные птицы, а ты лежал на донышке, боязливо глядя на сородичей. Ты боялся их, очевидно, и потому я решил не рисковать дальше и забрал клетку в комнату. Там тоже было много света и свежего воздуха, но ты был один, и другие нам не мешали. Мы были рядом, мы были всегда рядом…
          Потом наступила зима. Ты трепетал от холода, я укрывал тебя и клетку маленьким розовым одеяльцем. И это впервые натолкнуло меня на мысль, и я написал тебя таким, каким бы хотел видеть. И придумал моё маленькое «сердце в перьях». И хотел бы, чтобы всё так и было…
         Ты не боялся меня и часто садился на пальцы. Изредка клевал их, любил пикировать на плечо или на голову. А однажды, когда я лежал на спине и читал, он приземлился мне прямо на грудь и долго сидел там, распушив крылышки и прыгая на одном месте. К слову, этот миг тоже послужил своеобразным знаком к тому образу, который я вложил и приписал тебе в строках.
         Весна. Снова лучистое солнце. Я долго думал над тем, что не стоит ломать твою жизнь, запирая годами в неволе, и уже решился, понимал, что должен проститься. Взял клетку и снова направился в лес, но там по непонятным и непредвиденным причинам летало и разгуливало огромное количество ворон. Раньше они в наших краях не жили, вернее сказать никогда не блуждали здесь такими огромными стаями.
        Ты начал пищать и прижался крыльями к клетке, хохолок прижался к головке, в глазах отразился страх. Ты боялся ворон, я не любил. Они, огромные и страшные, напомнили почему-то родителей, ты – яркий и лучезарный, маленький огонёк на фоне людской черноты, солнечный лучик, прорезавший оперением тьму!
        Вы поняли, кого они мне напомнили? Да…
        Затем смирение. Радость остаться вместе. Ты, кажется, рад тому, как случилось. Твои песни звонче, чем прежде, это звучало красиво.
        «Чик!» – единственный похожий на слово звук. Он переливался в разных тонах и порой напоминал речь. Мне чудилось, что ты говоришь. Я хотел, я верил, что так бывает, я же о том написал…

          Боль. Спустя какое-то время она настигла меня, заставила запереться в доме. Предательство. Правда людского соблазна. Как это низко, противно и больно! Как ужасно это осознавать…
           Я заперся в комнате, перестал со всеми общаться. Ты чувствовал это одиночество и пел не так часто, сидел у меня на руках и, точно понимая, смотрел в лицо и отворачивался, когда текли слёзы…

         Мирабелла. Новое солнце. Новая радость жизни.
         Ты не ревновал и, кажется, полюбил и её. Садился на плечи, кружил, делал невиданные пируэты.
         «Ах! Кто он такой?» - спросила она, улыбаясь, смущённо щуря глаза. Маленькая милая толстушка, далеко не белокурая красавица. Это я приписал тебе стройность и ангельский лик, который бы хотел видеть, но я не сержусь и не плачу, главное – мы теперь вместе...
          Ринули в прошлое былые невзгоды. Исчезло одиночество. Я решился попытать счастья, и оно пришло, нашлось и не исчезло снова. Всё, о чём я мечтал, написано страницами выше. Всё, что хотел донести и заставить почувствовать вас, а теперь хочу лишь одного, чтобы Вы поняли это…

          Алексей смолк. Его рассказ оборвался. Улыбка на лице осталась. И клетка. И красная птица. Маленькие цепкие лапки ещё долго сжимали ладонь, после перестали. Он присел и опустил голову, а после заснул. Маленький красный шарик продолжил свой сон прямо в его ладонях, убаюканный сказкой о нём же...
-Спи… Мечтай… Верь, что однажды тот мир сольётся с нашим, и холода навек перестанут донимать счастье…


©Ориби Каммпирр
2017 (2015), 173