Письмо Ольги

Кора Персефона
УНИЧТОЖЕННОЕ ПИСЬМО ОЛЬГИ

(продолжение рассказа "Тьма, сила и свет")

Сон.
Вижу сон. Там, в мире болезненных грез, рожденных моим тускнеющим сознанием, стоит осенний день. Поздний октябрь. Ноябрь. Холодно. Зябко. Парк. Аллея, покрытая некогда золотистой , а теперь потемневшей  влажной листвой.  Моросит дождь со снегом. Низкое небо.
Я – с Александрой. Моей дочерью. Мы гуляем. Так заведено к мам – свежий воздух, несмотря на погоду. Уютнее было бы остаться дома. Посмотреть мультфильм. Поиграть. Но одеваемся потеплее.  И выходим пройтись.
Во сне Александра немного старше, чем в реальности. Там ей глет пять. А сейчас – чуть больше года. Она идет впереди меня. Уверенно. Не оборачиваясь. В нарядном красном пальтеце. Такого у нее нет. Пока, во всяком случае. Белая шапочка – в тон пояску и сапожкам.
Прелестный маленький человечек.
Мне тревожно. Душно и холодно одновременно. Мерзко.
И жутко. Что-то должно произойти.
Должно произойти, и происходит.
Ниоткуда в каплях ледяной воды, падающей с неба, появляется фигура.
Женщина. Она идет навстречу Александре.
Моя дочь, так и не повернувшись ко мне, бежит к ней, протягивая ручки. Та тоже раскрывает объятия.
Я же не могу двинуться с места. Парализованная ужасом.
Узнаю незнакомку. Ирина. Любовница моего мужа.
Не любовница. Подруга. Друг. Очень, очень близкий для него человек. Настолько близкий, что мне не остается места в жизни Степана. Теперь же к ней убегает и моя дочь.

Ирина красива. Сильная, гибкая. Я видела ее в реальности. Роковое стечение обстоятельств. Я не следила за Степаном. Не читала его переписку. Не брала в руки коммуникатор. Сделай я что-то подобное, наши отношения тут же завершились бы. Гуляла в центре города. Заходила то в один магазин, то в другой. Суббота, некуда спешить. Ставшая привычной в Москве январская оттепель. Я ждала Степана вечером. И вдруг увидела его. Ахнула. Первым порывом было подбежать к пронзительно красивому рыжеволосому мужчине. Вот так встреча! Обнять. Поцеловать. Показать купленные книжки. Но что-то темное удержало меня. Шепнуло, что лучше тихонько отправиться за ним. Посмотреть, куда он шел. Я подняла капюшон куртки и осторожно, держа дистанцию, пошла следом за Степой. Издали увидела, как он вошел внутрь особнячка в переулке.  Чутье подсказало мне, что у него там свидание. Помню, я присела за столик в кафе наискось от особнячка. То, что там располагалась галерея, узнала позднее.  Пила кофе, съела пирожное..Читала новости на планшете.

Затем из дверей особнячка вышел Степан. За ним – женщина. Она посмотрела в сторону кафе. В мою сторону.

Знать, что я там, было невозможно. Но она знала и смотрела в мою сторону. Казалось, я видела ее глаза. Синие, синие, синие. Потом Степан обнял ее, и двое влюбленных побрели в сторону ресторана.

Ее взгляд обжег мою душу.

Я расплатилась и убежала.

Вечером Степан приехал ко мне. Как и обещал. Ничто не выдавало того, что он провел день с той, другой. Однако его кожа пахла горячей смолой. Чужой аромат, то и дело оживавший в нашей постели  с декабря ушедшего года. Сильный и стойкий. Властный, хотя так не говорят о духах. Такой же, как та, синеглазая красавица – порабощающий вдохнувшего его человека. Секс со Степой всегда оказывался феерическим. Но в тот вечер, в его руках, под ним, на мгновение, всего лишь на мгновение, мне почудилось, что мной овладевало другой существо. Не мужчина. Не женщина. Не человек. Меня охватило дикое желание высвободиться. Но у меня и против Степы не было ни малейшего шанса  А уж против того, в кого он превратился – тем более. Бессилие обернулось дики оргазмом. Затем морок развеялся.   

Я возвращалась к галерее раз за разом.. Нужно было ее видеть, снова и снова.  Она заворожила меня.      

Чем?

Потусторонностью. Удивительная красота, не материальная по своей природе. Тело, созданное по эскизам гениального творца. Соразмерность. Ясность. Удивительный облик. Да, облик, облачение. Но для кого?! Кто спокойно смотрел и продолжает смотреть на наш мир сине-зелеными глазами Ирины?!

Приходя к галерее, иногда – в будние дни, если могла позволить себе выйти из офиса, чаще – в выходные, когда не встречалась со Степаном,  я подходила к входным дверям все ближе.

Неистово билось сердце.

Помимо всего прочего, я могла столкнуться со Степой. Он пришел бы в ярость, без сомнения, решив, что я выследила его. Но выследить такого, как он, невозможно по определению. Потребовались бы скоординированные действия специальных агентов лучших разведывательных служб, чтобы понять, куда мог направиться мой любимый.

Но сильнее всего меня волновало приближение к Ней.

Сейчас я понимаю, что начала испытывать к подруге Степана чувство, весьма схожее с влюбленностью, юношеской по силе и обреченности.

Знать, что она существовала, жила, дышала, встречалась со Степаном, занималась какими-то своими делами, было прекрасно и мучительно. Каким с ней был он? Ласковым, нежным, грубым, равнодушным? Чего он ожидал или требовал в постели? Чего ожидала или требовала она? На чем основывалась их связь?

Степан никогда не обещал мне верности и  с самого начала наших встреч предупредил, что человек он крайне сложный.

- Оля, ничего не жди, а если что-то нужно, говори прямо. Или пиши. Еще лучше. Я занят, мне не до загадок. Если нужны деньги, говори, сколько. Не для чего , а именно сколько. И так далее. Я – одиночка, меня не поймаешь. Но и не заскучаешь.

Тогда он рассмеялся. Думаю, Степан никогда не осознавал полностью, насколько он хорош собой.  Высокий, светлокожий, рыжеволосый, с холодными фиолетовыми глазами, взгляд которых пресекает любые попытки излишней откровенности. Каким-то образом Степа всегда успевает заниматься в спортивном зале.   В хорошем настроении он неотразим, в плохом – опасен.  Самый  неподходящий для меня мужчина, которого только можно придумать.

Я знала, что мать Степы рано погибла, а отец исчез из жизни сына еще раньше.

- Я крайне не люблю вспоминать о детстве, - прямо сказал он мне как-то раз, - и не терплю, когда мне о нем напоминают. Живи со мной в настоящем, Оля. Только в настоящем. Не вспоминай о прошлом, не мечтай о будущем.

Но, если я и могла не интересоваться  его прошлым, а кое-какое прошлое было и у меня, то не мечтать о будущем оказалось выше моих сил.

Как скоро я поняла, что не смогу жить без Степана, без встреч с ним, пусть непредсказуемых, без его глаз, заразительного смеха, без его привычки складывать все, по его мнению, нужное, под кроватью  перед сном и выуживать оттуда утром, обреченно свесившись вниз и тяжело вздыхая?

Мне понадобился месяц, чтобы потеряться в этом мужчине, потеряться и забыть о том, что если и не существует обратного пути, то хотя бы можно свернуть в сторону и пойти окольной дорогой.         

Возможно, и, к сожалению, вполне вероятно, что я не совсем здорова душевно. Иначе как объяснить, что близость Степы с Ириной невероятным образом придала ему еще больше очарования в моих глазах?!

Степан заинтересовал собой удивительное создание, а, значит, я была права, считая его исключительно привлекательным мужчиной. Я-то могла ошибиться, но спокойная красавица, окутанная тайной и загадкой, ошибиться не могла.

Я узнала ее имя, когда в из сумрачных дней в конце февраля прогуливалась недалеко от галереи.  В тот год погода была непредсказуема. Январские оттепели сменились февральскими морозами. Стоял ясный, светлый день. Накануне Степан сделал мне предложение руки и сердца.

- Давай поженимся, - он поднял на меня невидящие глаза от экрана коммуникатора, когда мы проводили вечер у меня дома. – Я думаю, пора.

Могло показаться, что Степа зачитывал строки из сообщения, отправленного ему неким суфлером.

Я не сразу поверила ему. Слова могли адресоваться не мне. Быть, действительно, строкой из присланной по мессенджеру шутки. И так далее.

Степа отложил коммуникатор.

- Ну, насколько я понял, ты согласна, - он с веселым изумлением смотрел на меня. – Женимся?!

Я бросилась ему на шею и расплакалась. Свершилось. Ура!

- Оля, мой уклад жизни останется прежним, - Степа погладил меня по спине. – Но ты станешь моей женой. Не «девушкой».  Я не смогу жить на одном месте. И не буду пытаться. Но мы купим квартиру намного больше этой. Нашу официальную резиденцию. И ты туда переедешь. А с этой квартиркой делай, что хочешь. Можешь оставить себе, до поры, до времени.

Обо всем этом я и думала, приближаясь к дверям галереи. О том, на что согласилась. О том, не стоило ли мне отказаться. Пока разрыв все еще можно было пережить.

Я брела, не обращая внимания на прохожих, и, в конце концов, столкнулась с кем-то, шедшим мне навстречу.

Я подняла глаза, и первой моей  мыслью было то, что я вижу Сашу.

Видите ли, я – единственный ребенок у родителей, всю жизнь занятых своими научными карьерами и юридической практикой. Меня, по сути, воспитала бабушка со стороны отца, тоже человек весьма занятой. Она и сейчас, под девяносто лет, пребывает в гораздо более здравом уме, чем большинство двадцатилетних.  В те годы, от грусти и одиночества, я придумала себе друга Сашу. Вернее, и, очевидно, я и вправду душевно нездорова с ранних лет, то был и друг, и подружка, носившие одно имя – Саша. То Александр, то Александра.  Они немного разнились внешностью.  Александр был темноволосым и зеленоглазым, а Александра – светленькой, как и я.  То придуманное мной существо и взрослело вместе со мной. В детстве мы играли,  порой затевали проказы, причем шалила я, как правило, с веселой девочкой. Мальчик же любил мечтать и придумывать и рассказывать мне сказки. Возможно, такие друзья бывают и у других детей? Наша связь, детская дружба, изменилась, когда я стала девушкой. В определенном смысле, моим первым любовником, самым первым мужчиной, стал Саша. Именно с ним я начала исследовать свое тело. Эксперименты в сумраке моей комнаты, все еще немного детской по обстановке, раскрепостили меня. В шестнадцать я влюбилась в юношу из своего класса в гимназии, и призрачная близость сменилась настоящей. Александр исчез. Вернее, мы виделись реже и реже, а затее его просто не стало. Я повзрослела. И уж точно распрощалась с детским одиночеством. С тех пор в моей жизни один роман сменялся другим, за одним увлечением следовало другое. Затем я познакомилась со Степаном, и другие мужчины перестали для меня существовать – Степан затмил их всех, став центром моей жизни.    
И все же тот миг был мигом узнавания.

Я столкнулась с призрачным другом детства и ранней юности. Обретшим плоть весьма симпатичного молодого мужчины, моего ровесника.  Шатена с редкими зелено-карими глазами, именно такими, с преобладанием холодного зеленого цвета. 

Саша.

Я вздрогнула.

- Осторожнее! – сказал мужчина. – Осторожнее!

Он, конечно же, имел ввиду то, что я шла, не осознавая происходившего вокруг, влекомая к галерее болезненными фантазиями о подруге Степана. Но на долю секунды мне показалось, что в словах звучало предупреждение о другой, гораздо более серьезной, опасности.

И, снова, «и», в тот самый миг, словно по сценарию неведомого режиссера, из дверей галереи вышла Она.

От ее красоты, нечеловеческого совершенства и в тоже время вполне осязаемой, человеческой сексуальности,  у меня перехватило дух.  Удивительно было видеть существо, которым я никогда не смогла бы стать.

За ней вышел господин восточного вида в превосходном пальто из дорогой шерсти и с заметным акцентом сказал великолепной хозяйке галереи:

- Ирина, простите за назойливость, но повторюсь. Как только артефакт прибудет в Москву, сразу же звоните мне. Только мне! Умоляю. Я не переживу аукциона или чего-то подобного.

Ирина кивнула:

- Слово чести. Через две, три недели я позвоню.

Она улыбнулась и посмотрела в мою сторону.   

Я впервые стояла к ней так близко, что чувствовала аромат уже знакомых мне духов. Она была в короткой кожаной куртке, затертых джинсах, удобных на вид ботиночках, без шапки, несмотря на мороз.  Свитер с высоким воротником. Сумка. Она подняла прекрасную. руку, чтобы поправить прядь волос, и я увидела кольца из тусклого металла на сильных пальцах с очень коротко подстриженными ногтями.

В ее глазах, в тот час цвета штормового моря, я не могла прочесть ни одного знакомого мне чувства. Ирина, совершенно очевидно,  знала, кто я. Но в ее непереносимо спокойном взгляде не было насмешки. Не было вызова, досады, жалости, раскаяния, презрения, равнодушия. Назовите любое чувство, которое могло бы возникнуть у женщины при встрече с невестой близкого ей мужчины, и я скажу, что этого чувства не было в бездонных, беспощадных глазах, смотревших мне прямо в душу.

- Вам нехорошо? – темноволосый незнакомец мельком прикоснулся к моей руке. – Нехорошо?

Вот в его глазах я увидела тревогу и участие. Именно то, что мне было так нужно в те дни.

- Немного не по себе, - отозвалась я. – Простите. Перепады погоды, должно быть, - и улыбнулась.

Я знаю сейчас и знала тогда, что ни один мужчина, никогда, не сможет вытеснить из моего сердца Степу. Любовь к Степе – неизлечимая, коварная болезнь моей души,  прогрессирующая незаметно, но неотвратимо. Исцеления нет.

Исцеления нет, но возможна паллиативная терапия.   

В моем случае – роман с новым партнером. Свидания, секс. Реальность другого мужского тела. Все также, и вместе с тем по другому.  Каждый мужчина – мужчина, и каждая женщина – женщина, и все же все они разные. Мне ли не знать. Если вспомнить увлечения до встречи со Степой.

Я знала, что не могла свернуть с дороги своей судьбы. Не могла пойти обходным путем.  Но в моих силах оставалось решение  немного сбавить шаг. Потоптаться на месте. Раз, два, три, левой, левой. 

- Могу предложить вам чашу кофе? – незнакомец улыбнулся. – Если вы не спешите.
Он словно собрался с духом и продолжил:

- Знаю, звучит невероятно банально, но хотелось бы убедиться, что с вами все в порядке.

Ничто не могло быть в порядке со мной, и никогда не было. Но незнакомцу незачем это знать, верно?

На миг меня пробрала жуткая мысль, что я – объект розыгрыша, дьявольской шутки, устроенной Ириной. Или Степой. Или ими вместе.

- Позвольте представиться, - незнакомец чуть склонил голову, - Евгений.

Если бы он произнес  имя «Александр», я бы упала в обморок.

Но Евгений, Женя – и я ожила. Воспоминание о Саше, призрачном друге детства, объяснялось стрессом. Конечно же. Красавец Женя.   

Ирина тем временем спокойно отвела от меня свой непереносимый взгляд, еще раз любезно улыбнулась господину восточного вида, пожала его руку и не спеша отправилась куда-то по своим делам, возможно, на свидание со Степой.

Она шла, уверенная в себе, грациозная, легкая, сильная, неподвластная времени, неуязвимая для чувств, неподдающаяся пониманию.

И тогда, в тот миг, в первый и последний раз, мне стало жаль Степу.

Несмотря на явный деловой успех, все растущее материальное состояние, впечатляющую мужскую красоту, тяжелый характер,  душевную и сердечную холодность, несмотря на неверность и не то, что неприятие, а искреннее непонимание самой концепции морали и нравственности в близких отношениях, он никогда не был злым и не причинял мне, во всяком случае, мне, боли нарочно.  Переживать, расстраиваться, плакать в одиночестве – свои реакции на его слова и поступки выбирала сама я. В равной степени я могла наслаждаться свободой и менять одного за другим любовников. Недостаток чувств Степа искупал подарками, иногда чрезвычайно, пугающе дорогими. Семейная жизнь с ним должна была стать безбедной.

Степа привык к центральной роли в жизнях близких женщин, сколько бы нас ни было. Я, мы, возлюбленные Степы, не могли его разрушить, потому что ничего не значили. 

Ирина  же обладала силой, способной как сделать выбранного ей мужчину великим, так и уничтожить.  Мое женское чутье подсказало не, что Степа находился в опасности. Также, как он не понимал понятий верности и преданности, Ирина не понимала разницы между добром и злом.

Ужасающее осознание для меня. В Степе оставалась  ранимость, он мог переживать душевную боль, и бесчувствие представляло собой стену, уберегавшую  его от человеческих страданий.

А затем я вспомнила, что жалеть мне стоило лишь себя. Как и положено женщине. Только себя.  Мужчины сами о себе позаботятся. Они сильнее, мельче, грубее. Не нужно романтизировать, не нужно придавать Степе облик страдающего поэта. Он – современный безжалостный делец. Да, я его люблю, но это никоим образом не значит, что я забываю о своих интересах.

Зеленоглазый Евгений действительно угостил меня кофе. Вначале мы мило беседовали, затем – отчаянно флиртовали, избегая, однако, личных тем. Прощаясь, мы обменялись телефонами.

Я чувствовала себя прекрасно, но в некий миг, когда я вернулась в офис и начала готовиться к вечернему совещанию, а само присутствие там, среди руководивших компанией небожителей означало скорый карьерный рост, всего лишь на миг, у меня мелькнула мысль, что я все-таки встретила Сашу. Понимаете ли, Евгений – тоже двойное имя. Евгений, Евгения. Саша мог выбрать его, чтобы не испугать меня.

Затем я вернулась в реальность и углубилась в чтение документов.

В ту ночь не приснился загадочный, тревожащий душу сон.

Мне снилось, что Ирина – моя мать, но не первая, родившая меня, а вторая, предназначением которой было дать мне еще одно рождение, духовное.  Я знала это.  Во сне мы обе поднимались на гору, покрытую зеленым лесом. Стояла весна, и я чувствовала свежесть молодой листвы. Где-то недалеко от тропинки, поднимавшейся к вершине, журчала вода. Там бежал ручей. Ласково  грело Солнце. Ирина шла впереди. Она шагала легко, словно не замечая, как быстро мы шли. Я спешила за ней. Мне не хотелось ее разочаровывать своей медлительностью, также, как я всегда боялась разочаровать свою первую мать, пока не взбунтовалась и не зажила своей жизнью без малейшей оглядки на ее мнение    Я и осознавала, что находилась во сне, и в то же самое время воспринимала свои грезы как реальность. Тропинка становилась все круче. По моей спине бежала струйка пота.  Я смотрела под ноги, чтобы не оступиться на коварных камушках и упавших с деревьев веточках, а когда подняла глаза, то увидела, что иду не за Ириной. Впереди меня шагал мужчина. Я вздрогнула. Словно почувствовав мой взгляд, он повернулся. Не Степан. Не Евгений. Не мой отец. Александр. Саша. Я шла за призрачным другом своего детства. Мне захотелось подбежать к нему, но Саша поднял руку, останавливая меня, и с нежной улыбкой покачал головой. Затем мы продолжили подъем. На вершине горы, на лужайке, я увидела руины храма – полуразрушенные стены, некогда белые, а теперь посеревшие от времени, служили пристанищем печальным скульптурам неведомых мне богов. Крыши над храмом не было. Меня охватила печаль. Саша поднялся по широки ступеням и прошел сквозь храм. Я последовала за ним. Он остановился. Я подошла к нему и ахнула. Храм стоял вплотную к обрыву  Внизу, впереди, вплоть до горизонта, подернутого дымкой знойного дня, повсюду вокруг нас переливалось на Солнце море.  Я разглядела, во что был одет Саша. Легкая белая рубаха, просторные светлые брюки. Он повернулся ко мне и, глядя мне в глаза, снял рубаху. Он оставался таким же юны и гибким, как во времена моей ранней юности. Затем он поманил меня к себе. Я подошла, изнывая от желания обнять его.
- Ольга, хочешь стать моей вечной подругой?
Его мягкий голос звучал внутри моей головы.
Я кивнула. Да, вечной подругой.
- Когда ты поймешь, что твоя жизнь – страшный сон, и тебе захочется проснуться, прыгни вслед за мной. Я клянусь, что подхвачу тебя. А пока, спи, моя любимая, и смотри свои кошмары, забыв, что они – всего лишь грезы.
И он прыгнул с обрыва.      
Я закричала. Моим первым побуждением было кинуться за ним.  Саша – единственный мужчина, который для меня важнее Степана. Во сне я осознала эту истину.  Саша важнее. Желаннее. Но он не существует.
Или существует?
Я сделала робкий шаг вперед. Море ждало меня. С высоты обрыва я не могла разглядеть, что происходило внизу, в волнах. Билось ли тело Саши о камни, с каждым ударом превращаясь в обезображенный труп?! Или он вознесся ввысь, невесомый, подхваченный потоком  теплого воздуха?!
Я не решилась прыгнуть. Оставалось лишь отправиться назад и спуститься с горы.
Сон не желал заканчиваться.
Я медленно шла через храм, настолько обессиленная, что не могла заплакать.
И вдруг я увидела Ирину.
Она сидела у колонны на верхней ступени храмовой лестницы, изящная, красивая до жути, спокойная до дикого воя. Увидев меня, она легко поднялась и отряхнула неизменные джинсы. Да, даже во сне Ирина была в джинсах и футболке.
- Оля, ты никогда не пробовала просто полюбить мужчину и не выискивать свою копеечную выгоду в отношениях с ним? Полюбить по-настоящему?
- Я люблю Степана,- гордо ответила я .- По-настоящему. Хочу стать его женой.
-«Хочу», - ласково передразнила меня Ирина. – Так любишь, или хочешь стать женой?
-По крайней мере, я не лезу к чужим мужчинам, - огрызнулась я.
-Ой ли? – теперь Ирина смеялась. – Девичья память подвела?
Я вспыхнула. В юности я всерьез увлеклась женатым мужчиной, да еще с дочкой. Даже как-то раз звонила, перебрав вина, его жене и требовала отпустить мужа ко мне. Да и потом обручальные кольца любовников меня не смущали.
- Оля, Оля, - Ирина покачала головой. – Любви можно научиться, но, детка, до определенного возраста.  Потом можно лишь имитировать чувство, хоть и убедительно.  Если человек до определенного возраста ни разу не полюбил так, чтобы до дрожи, до стона, то уже и не полюбит.
- Но я любила в юности Сашу! И люблю до сих пор!
Да, любила.  И юношеское чувство никуда не ушло, как  я поняла во сне.
- Любишь, но не прыгнула, - вздохнула Ирина. – Оля, как же ты полюбишь своего ребенка, если поленилась научиться любви?! Или побоялась научиться.
Она помолчала, а затем сказала:
- Ты безнадежна. И лгунья, к тому же.
Я вскипела, но не успела ничего сказать, потому что Ирина продолжила:
-В один миг ты уверяешь себя, что Степан – наиважнейший человек в твоей жизни. Стоит появиться Саше, как главным твоим увлечением становится он. Годами ты и не вспоминала о нем, но, увидев на две минуты, решаешь, что Степа все-таки не так хорош, как может показаться. Степа – живой, реально существующий человек, Саша – вполне вероятно, порождение твоего сознания. Поэтому, конечно же, Саша лучше. Фантазия никогда не уступит действительности. В мире грез возможно все, в мире материальном – немногое, да и то – далеко не всегда.
Ирина потянулась. Белая футболка приподнялась и обнажила прекрасный пресс с кубиками. Я едва не застонала от зависти.
- Лгунья, - повторила Ирина. – Не люблю лжецов. Вас можно проучить только одним способом.
Я вздрогнула.
- Дать вам все, чего вы желаете. – Ирина с насмешкой, теперь недоброй, смотрела мне в глаза. – И когда вы получаете все, чего желаете, понимаете, что упустили нечто самое важное.
Она менялась.
Облик красивой женщины таял, испарялся, словно вода с кожи, и я начинала видеть, кто разговаривал со мной на самом деле.
Не женщина, не мужчина. Существо,  способное становиться кем угодно,  по своему выбору. Ни ангел, ни демон.  Оно принадлежало миру, выходившему за пределы возможностей человеческого сознания. Его, ее, можно было увидеть, но невозможно  понять, осмыслить увиденное.   
Рухнуть перед ней на колени и молить о прощении и наставлении.
- Ты упустила любовь, Оля. Так получай, все, чего хочешь. Это - твое проклятие.
 И я проснулась.

Моей первой мыслью стало то, что вскоре после свадьбы мне пора было бы задуматься о детях. Время шло, откладывать первого ребенка становилось опасно. Если уж Степа пришел к решению жениться на мне, то, скорее всего, в глубине души, пусть и неосознанно, ощущал готовность стать отцом. Но мне следовало вести себя крайне умно и сдержанно.

Затем я вспомнила о Евгении. Завести с ним роман. Легкий, необременительный. Степе нет до меня дела?! Прекрасно.  Значит, я вольна распоряжаться собой по своему усмотрению.

И, перед тем, как снова погрузиться в сон, я поняла, что очень хотела бы сумку «Прада» глубокого бордового цвета.

Какое-то время после той призрачной встречи с Ириной я то и дело вспоминала ее слова. Упустила любовь. Но моя жизнь складывалась удачно. Я выбирала свадебное платье, встречалась с Евгением, и на полу у дивана, а встречалась я с ним в его квартире, стояла сумка «Прада». Жизнь давала мне все, чего я хотела.

Однако у  меня осталось чувство, что я запомнила не весь сон, не все, что высказала мне подруга моего будущего мужа. Самое важное я забыла и не могла вспомнить. Что-то о проклятии. Но, возможно, она мне завидовала обыкновенной женской завистью?! Ха-ха, женился-то Степа на мне! Не на ней, не на ней!    Как бы ни была она хороша, я оказалась лучше. Не так совершенна, не так спокойна, не так умна и так далее, но лучше. Я могла гордиться своим превосходным образованием, семьей, своими безукоризненными  манерами, умением идти к намеченной цели. Я дождалась Степана! Одинокие ночи, слезы, переживания – все оказалось не зря. Я выиграла.

Первые два, три месяца сближения с Евгением оказались чудесными. Конечно, о влюбленности ни  сего стороны, ни с моей и речи не шло. Женя недавно развелся и наслаждался свободой. Детей в распавшемся браке у него не осталось. Ему, как и мне, хотелось немного потоптаться на месте, прежде чем двинуться вперед.
Я не задумывалась о моральной стороне вопроса – роман накануне свадьбы с любимым мужчиной. Возможно, Степино отношение к чувствам оказалось заразным и передалось мне. Я всего лишь хотела встряхнуться и отдохнуть. От чего? От Степы. От необходимости продолжать играть требовательную роль его спутницы жизни. Я просто устала его любить. 

Начало любого романа прекрасно. Переписка, свидания, страсть, парение над суетой. Иногда, лежа в постели со Степой, я, как и он, брала в руки коммуникатор. Не написал ли мне Женя? Иня охватывало чувство сладкого омерзения. Да, мерзость. Грязь. Проверять сообщения от любовника в присутствии жениха. Порой во мне вновь просыпалась жалость к тому, кого я обманывала.  Затем я вспоминала об Ирине. И о других увлечениях Степы. О его маниакальном стремлении к личной свободе. Понимала, что права. Выжить. Паллиативная терапия. Довольно действенная. Месяц, второй, третий без прогулок к галерее. Образ Ирины тускнел. Я знала, что после свадьбы Степа улетел в Гонконг именно с ней. Я же отправилась  с Женей в Анталью. Не сказав ему, что вышла замуж. Иначе он, чего доброго, отказался бы от поездки. Что-то вроде мужской солидарности. Женя знал, что у меня есть давнишний близкий друг, но подробности я от него скрыла. Правда, лгунья. Как бы то ни было,  свадебное путешествие мы с мужем провели врозь.

Когда же мы оба вернулись в Москву, я собралась с силами и начала разговор о ребенке. Я не могла просто перестать пить таблетки и поставить Степу перед фактом грядущего прибавления в семье. За безопасный секс у нас отвечал он сам. Обойтись без его согласия не представлялось возможным.

Я говорила и слушала себя, понимая, что, возможно,  совершала роковую  ошибку. Я не хотела становиться матерью. Тратить время, которое могла бы посвятить себе, на хлопоты с малышом.  Не в ближайшие годы. Время в запасе все еще оставалось. Ну, не сорок же мне! А затем, впервые за долгое время, я вспомнила Ирину. Что, если ребенка Степе родит она?! Вот этого следовало избежать любой ценой, даже заплатив годами жизни. Только не это! Степа ушел бы от меня, не раздумывая. Да он, возможно, и ждал, не решит ли его прекрасная подруга стать матерью их общего ребенка?! Осторожный со мной, он мог быть вовсе не осторожным с ней.  Даже настоять на потомстве. Мне следовало спешить. Стать первой, сообщившей Степе о надеждах на полную семью.  Обогнать мрачную красавицу.  Одолеть соперницу.  Нет, не просто одолеть. Разрушить ее планы. Уничтожить.

Степа пообещал мне подумать. Я знала, что он имел в виду именно это – собраться с мыслями.  Мне оставалось только ждать.  Ждать и решить, как лучше подвести роман с Женей к завершению, если Степа поймет, что готов стать отцом. Каникулы заканчивались.    Мой недолгий марш на месте близился к завершению.

Я забеременела так быстро, что никакого торжественного продолжения разговора со Степой не последовало.  Он просто сделал так, как решил, а именно в этом и заключался его характер. Во всяком случае, насколько я вообще понимала мужа. Но, какой бы поверхностной я ни была, все же кое-что о Степе я знала.  Если он приходил к выводу, что ему что-то нужно, он получал желаемое.

Да, и наши с ним желания совпали. Удача! Радуйся, Оля! Но вместо счастья пришла глубокая, болезненная тоска.

Пустота.

Не к чему больше стремиться.

Все, о чем я мечтала, стало повседневностью.

Замужняя беременная женщина. С сумкой «Прада».

Возможно,  я затосковала отчасти из-за того, что из моей жизни исчез секс. Напрочь.

Я рассталась с Евгением, как и собиралась. Прощание вышло тяжелым. Мне не стоило, конечно же, прямо говорить ему при встрече, что я вышла замуж и жду ребенка.  Для Жени все месяцы встреч я оставалась свободной молодой женщиной, пусть и находившейся в сложных отношениях с давнишним другом. Узнать правду – то, что Оля на самом деле была вначале невестой, а затем стала женой мужчины, готового к продолжению рода, оказалось для него серьезным ударом.
- Слушай, я не могу поверить.
Мы сидели за столиком в кафе, и Женя все вертел и вертел в руках чайную ложечку.
 - Знал, конечно же, что мы развлекаемся. Не задавал до поры, до времени лишних вопросов.  Но, представь,  у меня есть некие внутренние правила. Никаких чужих жен. Свободных женщин полным-полно. А уж чужая невеста…
Он положил ложечку и с ненавистью посмотрел на меня.
- Оля, что ты за человек такой. Сказала бы правду. Пусть и не случилось бы романа, стали бы друзьями. Приятелями. Секс – не единственный способ общения между людьми.
- Но мне нужен был именно секс, - объяснила я. – И ты мне напомнил мою давнишнюю юношескую любовь.  Его звали Саша.

На миг мне стало смешно. Какая щепетильность! О, порядочность. Никогда не понимала ее смысла. Какая разница?!  Замужем, не замужем, женат, холост. Тем, кто озабочен вопросами морали, не приходилось выживать.  Только  и всего. Легко пестовать свою святость, когда любимый рядом, прост и понятен. Повстречайтесь со Степой, и ваши убеждения скоро пойдут трещинами.  Вы прильнете к щелке и увидите настоящий мир. Тот, в котором можно не знать, где тот, кто вам дороже всех на свете. Не знать, с кем он. Или, и, возможно, это еще ужаснее -  знать, с кем он, в чьей он постели.

- Ты уверена, что ребенок - от твоего мужа? – морщась от отвращения, спросил Женя. – Как ты можешь быть уверена, впрочем.
0, никак, - улыбнулась я. – Но, скорее всего, от мужа. В любом случае, он и будет так считать.
- Ненавижу тебя, - произнес Женя. – Сочувствую тому, кто тебя любит.
Он достал бумажник, вынул и положил на столик две купюры по тысяче рублей. За наш кофе и мой десерт. Встал и вышел.  Не оглядываясь.
Я смотрела ему вслед. Ну и пошел ты! Чистюля.

А затем…
Не знаю, откуда пришла та мысль.
Я подумала….
А вдруг это был Саша? Ну, понимаете, он решил меня испытать. Понять, что за человеком я стала.  Расстались-то в ранней юности.
А превратилась я в дрянь, получается.  Самую настоящую дрянь. Можно выставить в Лондонской Палате Мер и Весов как эталон мерзости.

Меня все била и била мысль о Саше, и я понеслась домой, моля о том, чтобы Степа оказался у нас, в просторной, полупустой квартире.
Я жаждала близости с ним.
Но Степа, который   вправду проводил вечер дома, мягко отстранил меня:
- Оля, детка, не сейчас.
Я  отшатнулась. Мое тело еще не могло измениться. Месяца полтора всего. Два, максимум.
Очевидно, мое лицо так исказилось, что даже холодный Степа сжалился и объяснил:
- Оля, я просто… не могу, зная, что ты в положении. Позже, возможно.

И добавил:
- Кстати. Сделаем тест на отцовство. Я никогда не спрашивал, как ты проводишь свое личное время. И не спрошу. Но хочу знать наверняка, мой ли ребенок. Если нет, обеспечу вас обоих. В любом случае. Но сделаем.

Тогда у меня впервые появилось ощущение того, что моя жизнь начала завязываться в узел.
Ребенок мог быть не от Степы. Или не мог?
Кого я ждала, чьего ребенка вынашивала?
Кем становился Степа?

После поездки в Гонконг он начал меняться. Мужчина с крайне сложным характером. Таким он был всегда, ,с момента нашей встречи. Непредсказуемый. Своенравный. Не поддающийся женской дрессировке. Любовь. Таково, должно быть, жить вблизи дремлющего вулкана.  В любой момент может начаться извержение.
Но меня испугала незнакомая мне отрешенность. Раньше Степа таким не был. В нем стало появляться спокойствие.  Что-то нечеловеческое. Напоминавшее Ирину, будь она не ладна. Завершенность, не свойственная людям.

Как объяснить то, для чего нет слов ни в одном языке,

Попробую.

Не ощущение, что Степа становился кем-то другим. Не становился. Всегда и был. Нечто, произошедшее с ним во время поездки, сделало очевидным то, что прежде оставалось скрытым.

Порой сквозь его облик проглядывало другое существо. Ирина, возможно. Или тот, кто смотрел на наш мир ее прекрасными жуткими глазами.
Кто-то рос во мне. Плод человеческий? Или нет?

Я чувствовала себя прекрасно. Чтобы ни происходило в моей душе, тело лучилось здоровьем.  Превосходные анализы. Вы молодчина, Оля! Не обращайте внимания на то, что вам начал мерещиться Александр, друг вашей юности, никогда не существовавший в реальности! Смотрите в будущее, оно прекрасно!

Но я увязла в настоящем.

В одном бесконечном, тусклом, сером дне. Превосходный санаторий, внимательные врачи. Деньги. Здоровье. Предварительное собеседование с нянями. Хлопоты с детской комнатой. Милые взгляды коллег на работе. Прекрасно выглядишь! Умница! Превращение в рекламную модель одежды для беременных. И не догадывалась раньше,  как трепетно дизайнеры относятся ко всем этим платьицам, брючкам и пальтишкам, делающим изящным расползающееся женское тело.

Абсолютное одиночество.

Затем.   

Ближе к родам.

Месяца за полтора.

Я начала видеть Сашу.

Наяву.

Или в той яви, которая стала для меня реальностью.

Не смутный образ. Не галлюцинацию. Осязаемого человека.

Возможно, чтобы по-настоящему сойти с ума, себе нужно разрешить утратить рассудок. Иначе ходить по грани можно вечность. Немного нормальна, немного не нормальна. Полшажка туда, полшажка сюда, но, в целом, хоть и пошатываясь, по прямой. Туда, куда и все.

А вот уйти в мир, где прямые линии на глазах закручиваются в спираль…

Истинное безумие требует решительности. Мужества, если хотите. Любопытства – каково это, стать сумасшедшей?! И отчаяния. Да, именно, отчаяния настолько глубокого, что из его глубин поднимается вихрь силы и приносит освобождение от нормальности.

Мне и не оставалось ничего другого, как утратить рассудок. Естественное развитие моей жизни. Судьба. Направление которой задала встреча со Степаном.

Я вспомнила сон про Сашу и Ирину. Целиком, без купюр, до поры, до времени наложенных на смысл видения моим умом..

То, в чем заключалось наложенное на меня проклятие.

Получать желаемое, но утратить любовь.

Что же, именно так и происходило.    

Узел завязывался все крепче.

Степа все также встречался с Ириной. Будущий ребенок не делал нас ближе. Да и я сама порой сомневалась, чей именно малыш должен был появиться на свет.  Не в том, от Степы ребенок или от Жени. А не от того ли существа, которым являлись вместе Степа и Ирина? Ну, я все же не ушла от реальности так далеко, чтобы предположить немыслимое –беременность от женщины. Но была ли Ирина женщиной? Или кем-то, лишь принявшим женский облик?! 

Я размышляла об этом, прогуливаясь недалеко от галереи.  Когда-то мне казалось, что в моих силах победить Ирину. Заблуждение. Порой я видела ее. Если такое могло бы произойти, она становилась еще прекраснее.  Если бы совершенство могло обрести некую превосходную степень.

Идеальна. Не человек. И потому – безмятежна.

Разве не о такой матери мечтал бы каждый из нас?!

Сильной. Легкой. Все принимающей. Все прощающей.  Вечной. Юной. Лучшей подруге. Готовой уничтожить Вселенную ради своего дитя. Или создать и подарить ему или ей  великолепный мир, полный чудес, волшебства и загадок.   

Мать, которой не нужно угождать.

Мать, которую не нужно благодарить.

Богиня.

Уж точно не моя собственная мама, требовательная и ничтожная, отсутствующая и поучающая, словно ее смехотворный опыт бестолковой жизни мог принести пользу.

Что смогла бы дать ребенку я?!

О, безусловно, умение подбирать шарфик под цвет туфель или мириться с пренебрежением любимого человека.

За всю свою жизнь, пусть и не такую уж долгую, я не совершила ни одного Поступка. Именно так, с большой буквы. Суетилась по мелочам. Переживала пустые увлечения. Не стремилась узнать Степана. Не набралась храбрости и не подошла к Ирине, выкрикнув ей в лицо грубые слова.

Не прыгнула за Сашей. Даже во сне у меня не хватило духу последовать за ним. Во сне! Там, где другие парят и падают, сражаются и побеждают чудовищ или терпят сокрушительное поражение, признаются в любви и ненависти, погибают и восстают из умерших, прощают врагов. Даже там я ни на что не решилась. Просто ушла прочь.

Если бы я хоть что-то из себя представляла, то отдала бы ребенка Степану и Ирине.   
Признав свое поражение.

Первый раз я и увидела Сашу недалеко от галереи. Шла, потерянная в свое плоском мире вечных трех часов дня, когда для всего интересного или слишком рано, или слишком поздно.

Он прошел мимо меня.

Как объяснить?

Он прошел рядом со мной, обогнав на узко тротуаре,  и только мигом позже меня обожгло осознание – Саша.

Именно он.

Не Женя, так болезненно на него похожий.

Саша.

Жив!

Так я подумала и расплакалась от облегчения.

Жив. Прыгнул с того обрыва, но не разбился.

И в следующий мир – пришел за мной. 

Когда я наберусь решимости пробудиться от своего кошмарного сна, мне нужно лишь шагнуть к нему. Довериться и шагнуть.

Но когда же?!

С того дня Саша встречался не все чаще. Вначале проходил мимо. Затем начал оборачиваться. Взгляд прекрасных глаз, знакомых мне с детства. Смотрел на меня. Миг, еще один миг. Шел дальше.

Во время родов, разуется, с полным обезболиванием, Саша стоял рядом со мной. Держал за руку. Его не видел никто, кроме меня.

Когда мне хотели показать новорожденную дочь, я закрыла глаза. Не хотела ее видеть. Совершенно чужой ребенок. Крикнуть об этом! Не моя дочь! Но Саша приложил палец к губам, давая понять, что лучше промолчать. И так уже побывала у психотерапевта. Будь осторожнее!

Тогда же, в великолепной палате, нет, в номере частной клиники меня охватило дикое желание уйти к Саше немедленно. Встать, распахнуть окно и прыгнуть, зная, что он подхватит меня.

Я бы так и сделала, но приехал Степа.

Не взволнованный. Умиротворенный. Внимательно посмотрел на дочку. Передал мне изящный ларчик. В нем оказалось бриллиантовое ожерелье. Восхитительное.

И я, падкая на все яркое и дорогое, осталась, где была. Миг дурноты прошел.  Саша улыбнулся. Оля, я подожду. К чему спешка?! Досмотри свой сон. Спи, девочка.
Поиграй в маму. Понянчи не пойми чье отродье, бедная моя. Я рядом. Рядом.

Тогда же я поняла, как назову дочь.

Александра.

Саша.

Чудесная, спокойная девочка. Не слишком спокойная для ребенка?! Но с ней так забавно возиться. Куколка.

Моя.куколка.  Хотя бы на время. Связующее звено со Степой. Подтверждено тестом на отцовство. Моя. До того сна, где она ушла к Ирине.

Я вижу, как Саша уходит к своей истинной матери и понимаю, что мне пора просыпаться.

Пора и мне в дорогу. К единственному существу, готовому принять меня в свои объятия такой, какая я есть.

Не стану перечитывать написанное.

Наступит вечер, совсем скоро, когда, выглянув в окно, я увижу внизу Сашу.
Он будет стоять в свете фонаря и ждать меня.

Останется только шагнуть к нему и проснуться, прервав кошмарный сон моей жизни.

Шагнуть.