Книжная полка. Евгений Сулес. «Бог внемлет мху»3
Продолжаю читать рассказ Евгения Сулеса «Бог внемлет мху».
Место, где есть нужный дом отцом героя, выбрано. Выбрана такая деревня, в которой только три жилых дома. И перед жителями, последними жителями этих мест, выходцам из московской земли, хотелось представлять себя «иностранцами» или «эмигрантами». Не верится, что жители столь тщательно могли определять статус приехавших.
Сами же жители представлены одной семьей. Имена этих жителей по-городскому звучные - Анастасия Николаевна, Павел Сергеевич и Сашка. И из года в год восхищались новые жители деревенской едой, картошкой, хлебом.
И эти новые жители возродили в почти пустынных местах обитания приметы ушедшего времени - прогулки, что еще можно увидеть на картинах художников того времени. Вот девушка с кружевным зонтиком на тропинке, вот всадники на опушке березовой рощи. Тогда же были незыблемыми приметами поместья, маленькие или большие, но пришедшие ближе к деревне, как память о больших городах. И выделялись они часто своими белоснежными зданиями с колоннами.
«Мы часами гуляли по окрестностям. Мой любимый маршрут вначале шел через овраг. В овраге был родник, где мы брали чистейшую, со сладким привкусом воду, от нее ломило зубы, если выпить прямо у родника. Воду мы носили в ведрах на коромысле. Для изнеженных москвичей это было непросто».
Хотелось вспомнить свои выезды в выходные дни на дачные участки, которые считаются частью природы, требующей внимания к себе. Мне не удавалось гулять по дорогам, засыпанным песком и мелкими камешками. Но, ведь некоторые гуляли вечером вдоль сеточных, металлических заборов, по два, три человека. Чаще гуляли те, у кого были собаки, грозные, крупные, которым мало места было на участках в несколько соток.
Вспомнилось, что как-то тоже удалось попробовать нести два ведра на коромысле. После подъема по тропинке ведущей вверх к домам, стало ясно по мокрому платью и мокрым туфлям, что из раскачивающихся ведер вылилась почти вся вода. А уж ведра качались как тяжелые гири, удержаться стоя, удалось с огромными усилиями.
Помещичий быт всплыл и упоминанием эпизода о капитане, который «проиграл в карты единственное судно, бороздившее Галичское озеро». Но все же оставленная на время московская жизнь прорастала здесь особенными занятиями, такими как чтение особенных книг, по которым как думалось, строится начало молодой жизни. «Я лежал на озерном песке, читал Данте», - пишет о себе автор рассказа.
- Возможно ли это?
При тяжком деревенском труде вряд ли возможно. Или труд здесь не свой, а наемный. Как было в дворянских усадьбах. Столики под кружевными салфетками в тени высоких деревьев. Поляны незабудок. Самовар. Чай. Мужчины в белоснежных костюмах, наезжающие сюда от городских забот. И женщины, проводящие на природе все летние дни, когда в городе вся жизнь замирает.
Хотелось отметить, что прогулки и беседы с отцом, как следует из рассказа, формировали молодого человека. Кроме этого, на природе, в исчезающей деревне «мы всей семьей играли в игры, и я прочитал там много книг». Мне тоже помнилась деревня, в которой была в сознательном возрасте, когда заводская бригада направлена была на помощь колхозникам в их осенней страде. И первая остановка в деревне, привела к тому, что одному из приехавших пробили местные грудь отверткой. Как чужаку. Пробили демонстрируя, что здесь свои правила и законы.
Все в деревне работали. Особенно много работали женщины, они вставали на дойку не свет ни заря, потом свое хозяйство, муж и дети.
Семья москвичей продолжает жить на костромской земле не один год, а десять лет. И вспоминается в этой тишине исчезающего деревенского мира Достоевский, вспоминаются стихи Есенина. Особенно вспоминается деревенское застолье, которое переходит в беспробудное пьянство. Появляется в рассказе и новый деревенский житель к тем трем, о которых уже рассказано. И молодая женщина Нинка тоже запивает. И не сохраняется их число, родители Сашки умирают. Но все же дана жизнь еще одному человеку в этом мире в пьянствующей деревенской семье – девочке Насте. Которой тоже суждено будет погибнуть. Нет продолжения у этой жизни.
Но не только изменения произошли в деревенской семье, но и в московской семье время состарило главную опору семьи – отца. Того, который вел членов своей семьи на просторы своей страны, который хотел показать ее истоки, объединить два народа в один единый, и нашел свою гору, нашел красоту, но объединения не произошло, и место не стало живым, а не только люди на этой земле исчезли, но и само место умерло.