(Rada Selezneva photo)
(По мотивам рассказа А. П. Чехова "Тоска")
Эпиграф: «Кому сказать печаль мою?»
Улица. Сумерки. Москва. Падает снег. Неоновые огоньки в пелене. Таксист Данила (55) сидит на водительском месте и не шевелится. Немного спущено стекло. Он думает. На зеркалах заднего вида лежит снег, на лобовом стекле тоже навален снег – минут двадцать назад работали «дворники».
Проходит юноша с букетом, и на букете – снег.
Идет пьяная дама под зонтиком, посылает воздушный поцелуй таксисту – он не реагирует.
В окно водителя стучит офицер в шапке и зимнем полупальто.
– До Марьино довезешь?
Данила вздрагивает – видит военного, спускает стекло.
– До Марьино! – повторяет военный. – Ты спишь, что ли?
Военный садится. Данила заводит машину, включает «дворники», суетится.
Машина трогается. Раздается протяжный сигнал – кто-то нажал на гудок своей машины.
– Куда прешь?!! – слышит таксист возмущение: Данила стал выезжать с парковки на полосу и не заметил машины, едущей сзади по той же полосе. – Фары протри!!
– Ты ездить, что ли, не умеешь? – хмурится военный.
Данила ерзает в водительском кресле, крутится по сторонам, пытается осмотреться, словно не понимая, зачем он здесь.
– Какие они все-таки подлецы – другие водилы-то, да?! – острит военный. – Так и норовят ударить. Должно быть, они сговорились.
Данила оборачивается, осматривает военного, что-то хочет сказать, но рот - сухой.
– Что? – спрашивает военный.
Данила смущается, кривит рот улыбкой, напрягается и сипит:
– У меня дом сгорел...
– Дом?! – уточняет военный. – А земля осталась?! Далеко от Москвы?
Данила оборачивается всем туловищем к военному и говорит:
– Я в нем родился. Родительский дом…
Звук тормозов. Раздается еще один резкий сигнал машины.
– Сиди дома, придурок!! – кричит кто-то Даниле.
– Давай, осторожней, – не отвлекайся! – говорит военный. – А то не доедем.
------
Данила высаживает военного у какого-то дома. Разворачивается, проезжает немного, встает около буквы «М» на длинном шесте – станции метро. Идет снег. Идет время.
-------
Из метро вываливают пятеро пьяных подростков. Слышен мат.
– Извозчик, в Коломенское отвезешь?! – спрашивает подросток чеченской наружности. – Денег – полно!
Подростки, смеясь, заталкиваются в машину. Пятый, со смехом и руганью других подростков, забирается на колени сидящих на заднем сиденье.
– Вперед! – кричит пьяный подросток с заднего сиденья. – Давайте обгоним всех!
Данила спустил стекло, смотрит на полосу, куда собирается выезжать, пропускает несколько машин, осторожно стартует.
– Мужик! Ты всю дорогу так ехать будешь?! – спрашивает еще один пацан с заднего сиденья.
– Башка трещит… – говорит один из подростков сзади. – Вчера у Димана четыре бутылки водяры выжрали.
– Во – врет! – возмущается другой.
– Чего – вру-то?! – распаляется первый.
– Я у Димана вчера был, – тебя там ваще не было!
– Заткнитесь, козлы! Башка трещит!
– Мужик?! А нам еще скока? – обращается к водителю подросток на переднем сиденье.
– Давайте бухла наберем! – кричит подросток сзади.
– Валера, заткнись! Ты и так своей жопой меня раздавил! – возмущается еще один подросток на заднем сиденье.
Раздается звук: кто-то пернул.
– Ну, ты и козел, Валера…
Народ гогочет.
– А мы вчера у Наташки весь вечер порнуху смотрели!
– А у меня на этой неделе… дом сгорел… – говорит Данила.
– А мы у Фанеры бухали, бухали – потом кто-то пиротехнику принес, – так мы вообще чуть ему коттедж не спалили…
– Мужик, а ты женат?! – спрашивает кто-то бодро с заднего сиденья.
– Я?! Нет… Как-то… не получилось… – отвечает Данила.
– Блин, а я ваще не женюсь… – мечтательно выдыхает перегаром подросток на переднем сиденье.
– Дебил ты, Серёга, - из-за тебя, между прочим, Карину из дома выгнали…
– Ты гонишь! Она сама ушла. У нее просто родители – дебилы!
– Приехали! – кричит кто-то сзади.
Машина останавливается. Подростки выходят.
– Ой, блин, – говорит Даниле подросток-чечен, сидевший на переднем сиденье, – у меня всего пятьдесят рублей… Братан, ты эта, не злись, извини… Мы в следующий раз… Стопудово! Клянусь! Дай нам визитку…
Данила глядит вслед подросткам, уходящим вдоль фонарей по снежной улице. Наступает тишина. Данила ложится на руль и начинает плакать.
-------
Походит какое-то долгое время. Светает. Снег продолжает идти. Из подъезда выходит дворник-негр, подходит к машине Данилы.
– Катора час? – спрашивает дворник на ломанном русском языке.
Данила заводит машину, смотрит на приборную панель. Включаются «дворники».
– Шесть. Семь. Скоро семь, – отвечает Данила.
--------
Данила едет, грустит. Паркуется и выходит. Поднимается по лестнице.
Старые почтовые ящики. Дерматиновая ободранная дверь. Открывает. Куча башмаков на полу.
Проходит. Храпит народ. Люди лежат на кроватях по всей комнате. Свет бьет в окно с уличного фонаря. Запах носков и одежда на стульях.
Мысль Данилы (голос за кадром): «Человек, знающий свое дело – и сам сыт и его окружение сыто. Такому человеку завсегда спокойно будет…»
С кровати в углу поднимается пожилой казах, трет правый глаз, идет к бутылке с водой, стоящей на подоконнике.
– Пить захотел? – спрашивает Данила и провожает его взглядом. Казах сделал два больших глотка, вернулся и сел на кровать.
– Мен шолдеп журмін, – трет глаз казах.
– А я тока приехал… - говорит задумчиво Данила. - Ты слышал, Алжан: у меня родительский дом сгорел? Я там…
Данила смотрит: пожилой казах уже повернулся к стене и укрывается с головой.
Данила сидит. Не может спать. Берет свою куртку, выходит в прихожую, надевает ботинки, спускается по лестнице…
-------
Данила идет по улице и видит бомжа, лежащего под магистральным трубопроводом, идущим над землей - большой трубой с разодранным утеплителем. Снег падает на трубу – и тает.
Данила подходит, смотрит на бомжа, потом говорит:
– Вот так… Я там жил… Там – мамка, и папка, и я… И – привет…
Данила начинает рассказ...
Бомж слушает Данилу с отрешенным выражением лица.
Рассказ затихает – и всё…
Снег идет.