Роща

Роман Кишкань
Проспект Богдана Хмельницкого, шумной полосой вытягиваясь с востока на запад, ныряет в Бахмутскую балку между вторым и третьим городскими прудами и дугой устремляется вверх по склону Смолянки в сторону заходящего солнца. В сентябре, когда оно, склонясь к горизонту, садится прямо на дорогу, кажется, что не утихающий поток машин въезжает прямо в солнечную топку и бесследно исчезает. Кто знаком с этой частью города, знает, что слева, сразу за мостом над заводской железнодорожной веткой, начинается давно заброшенный и запущенный парк вдоль второго пруда, а к самой насыпи между прудами подходит тополиная роща, в которой неистовствуют по весне соловьи и которая засыпает пухом все окрестности ранним летом. Я люблю это место, потому что там можно хоть ненадолго создать иллюзию пребывания в лесу. Вот так просто соскочить с шумной городской наковальни и – одни деревья вокруг. Впрочем, самообман длится совсем недолго. Как только начинаешь присматриваться, безобразные следы цивилизации быстро возвращают в нашу грустную действительность. Говорят, действиями человека руководят два начала – созидание и разрушение, именно их непростое сочетание обеспечивает прогресс, движение вперед. Почему же следы разрушения так очевидны сегодня в тополиной роще, и напрочь отсутствуют хотя бы намеки созидания? И в какую сторону происходит сегодня движение, вперед ли? Неизменный спутник любого городского парка – мусор. Битое стекло, обертки, полиэтиленовые пакеты. Там, где есть удобные подъезды – горы строительного мусора. Не люблю патетики и бурных восклицаний с призывами, мне просто грустно. Грустно от того, что современный урбанизированный человек столь дремуч, что не может подняться до высот понимания необходимости чистоты в собственном доме.
Деревья в роще стары. Большинство когда-то зеленых гигантов отжили свой срок и устремляются в небо сухими стволами, - ведь деревья умирают стоя. После очередной бури часть из них ляжет со стоном на землю, другие же, потеряв множество веток, останутся стоять, уже ничего не желая и ни на что не надеясь. Иногда они напоминают мне людей, разве не то же происходит сейчас со многими из нас?
Чьи-то заботливые руки посадили лет тридцать назад эту рощу в подарок потомкам, которые так и не научились созидать.
Осень прошлого года выдалась теплой. Тополь рано теряет листву, засыпая пепелища празднеств на природе, брошенные бутылки и бумажки. Обосновавшиеся в роще еще с лета несколько пар бомжей, бродят среди деревьев, покорно коротая свои безрадостные часы . Ни осенние затяжные дожди, ни первые морозы не могли загнать людей, проводящих ночь на земле, в подвалы окрестных кварталов. Их стоянки продержались до устойчивого снежного покрова, хотя и сейчас ночной порой в роще можно видеть мерцание костра. Может, в каком-то смысле, и хорошо, что вокруг много сухого дерева. С другой стороны, как долго роща может греть бездомных, и как быстро она превратится в пустырь?
Роща погибает. Мимо по проспекту проносятся машины, унося куда-то в суету спешащих горожан, которым задумываться некогда, да и, наверное, просто нет дела до мелькающих внизу сухих ветвей. И каждое утро на одно и то же место в зимнюю рощу приходит человек, снимает куртку, разжигает на снегу костер, греет эмалированный чайник и читает газеты. Я не знаю, что ежедневно заставляет его приходить, не знаю его имени, но знаю точно, роща ему нужна все-таки.

Р. Кишкань
Донецк
1997