«Музыка должна высекать огонь из людских сердец»- эта бетховенская цитата, написанная гуашью на куске ватмана, сколько помню, украшала, так называемый холл, музыкальной школы.
Ниже размещался стенд, посвященный ВЕЛИКИМ музыкантам и исполнителям. Стенд обновлялся по мере того, как его портили юные школьные дарования, подрисовывая ВЕЛИКИМ усы, бороды, рожки. Сама школа располагалась в длинном приземистом бараке.
Чуть поодаль находилось такое же здание - школы вечерней. И совсем уж в стороне, где кончался этот маленький переулок, - двухэтажка из камня без окон. Их заменяли какие-то узкие отверстия. Поговаривали, что во времена Волголага здесь размещалась администрация или комендатура, а в бараках жили заключённые. Гидроузел - стройка века завершилась, и «всё лучшее» было отдано детям.
Первая попытка поступить в музыкальную школу закончилась для меня неудачей. Дело было вовсе не в отсутствии слуха, а в слишком малом росте и тщедушной комплекции. Инструмент, выбранный мной, был более чем серьёзный – аккордеон. Почему аккордеон? Поясню: детство моё проходило у бабушки в селе в Воронежской области. В хорошую погоду основное развлечение – плескание в мелководной речке, впадающей в Дон. А когда шли ливни, сметающие всё на своем пути, чтобы занять пятилетку, не умеющую читать, дозволялось поиграть в чулане, заваленном всякими необычными вещицами. Там и был обнаружен, сломанный с порванными мехами, аккордеон. Трофейный. Привезённый дедом с войны, в подарок старшему сыну, моему дядьке Ивану. Помню, как завораживали, когда-то бывшие белыми, пожелтевшие клавиши.
Спустя год мама вновь привела меня на вступительные экзамены, решив не испытывать судьбу, выбрали скрипку. При выборе инструмента имело место и материальная заинтересованность. Родители – простые Советские инженеры не могли позволить платить за обучение, допустим, на фортепиано – 15-20 рублей в месяц, инструмент тоже стоил недёшево. Месячный скрипичный курс стоил 1 рубль 50 копеек.
Моя четвертушка обошлась в 25 рублей, вместе с коричневым футляром, обитым снаружи коричневым дерматином. Особой гордостью стал смычок, выгодно отличавшийся от смычков остальных учеников-скрипачей. Тёмно- вишневая трость с натянутым белым волосом, вызывала зависть у школяров.
Первый класс памятен бесконечными постановками корпуса и кисти. Особенно доставала правая, держащая смычок. Позже пошли бесконечные гаммы и этюды. Дома, вместо проигрывания в 20 раз Бетховенского «Сурка», извлекались вырезки песен из популярных журналов, ставились на пюпитр. И, как говорится, вперёд и с песней. Получалось.
Тот, кто прошёл музыкальную школу, знает, насколько трудна жизнь маленького музыканта. Помимо учёбы в основной школе четыре-пять дней отдаётся занятиям в музыкалке, а еще и подготовка к этим занятиям. Такой темп выдерживают не все, как правило, к окончанию первого класса отсеивается процентов десять учеников.
Второй класс ознаменовался появлением новых предметов. Кроме, ставших любимыми, чтения с листа и ансамбля, где навеки вечные пришлось играть партии вторых скрипок, появилось «общее фортепиано». Правда, повезло с педагогом. Молоденькая, только после окончания музыкального училища, Ольга Николаевна еще не научилась быть строгой со своими учениками, чем все лоботрясы беззастенчиво пользовались. Прогуливали уроки, появляясь в конце полугодия и отыграв экзаменационную программу, каялись и обещали уж со следующей четверти взяться за ум. Преподаватель вздыхала, скрепя сердце ставила в табель тройку с минусом.
Говорят, среди творческих людей существует соперничество. На скрипичном отделении нашей школы соперничество напрочь отсутствовало.
Классу к третьем-четвёртому педагоги уже определяли, кто наиболее одарён и трудолюбив, у кого из юных талантов может быть большое будущее. Таких было двое: маленькая – хрупкая, очень трудолюбивая и упорная Жанка, помимо музыки она успешно занималась лыжными гонками. И тихая девочка Галя, которая кроме музыки ничего вокруг не замечала. Подавали большие надежды двое первоклашек, черноглазых девчонок: Оленька и Любочка. Именно эти четверо участвовали в различных конкурсах, им доверялось выступать в школьных концертах.
Не сказать, что остальные ученики были безнадёжно бесталанны, скорее – безнадёжно ленивы. Тянули музыкальную лямку, придумывая разные способы, как отлынивать от занятий. А способов существовало немало. Чтобы сократить 45-минутное торчание у пюпитра, ломались подставки, перетягивались струны, которые лопались. Пока преподаватель приводил в боевую готовность инструмент ученика, от урока «откусывался», пусть небольшой, но кусок времени. Учитывая, что наша уважаемая Татьяна Борисовна – педагог по специальности, заполняя дневники, пользовалась карандашом, мы научились успешно бороться с плохими отметками. Как-то я была поймана за этим занятием: Татьяна поставила пару, придя домой, я аккуратно стёрла оценку и нарисовала четвёрку. Идя на очередной урок, удалила своё художество, вернув на место пару. Так происходило несколько раз, пока однажды Татьяна Борисовна в чём-то засомневавшись, не посмотрела злополучную страницу на свет и не обнаружила, что она затёрта практически до дырки.
Позже в арсенале моих «фишек» отлынивания от уроков, появилась ещё одна. Приходишь на занятия по специальности с туго забинтованной в районе локтя рукой. С порога информируешь педагога:
- Сегодня в школе на физкультуре растянула мышцу.
Татьяна Борисовна само сострадание:
-Может, домой пойдешь, если сильно болит?
- Да нет, терпимо. Ничего страшного.
Мимоходом сообщаешь, всё заданное на дом, выучено. В общем, «рвёшься в бой». Берёшь в руки инструмент, начинаешь играть. Бинт в районе локтя туго обхватывает вену. На глазах испуганного препода левая рука от локтя до кончиков пальцев становится синей. С пожеланиями здоровья ученика отправляют домой. Метод был хороший, но постоянное его использование, могло вызвать подозрения педагога, поэтому в дальнейшем эту идею пришлось подарить приятелю, обучавшемуся на два класса старше.
Валерик входил в наш «золотой фонд». Вовсе не потому, что выделялся какими-то особыми способностями. Просто девчоночье скрипичное царство разбавляли всего двое парней, являющиеся полной противоположностью друг друга.
Валерик – весёлый, позитивный, способный своей, отнюдь не музыкальной энергией, заразить всех. Как-то перед отчётным концертом он собрал баночки с канифолью у присутствующих, и удерживая на носу смычок, жонглируя баночками, прошёл из одного конца длинного коридора в другой. Восторгу малышни не было предела. Валеркино действо напоминало любимый детский мультфильм «Каникулы Бонифация».
Второй труженик смычка – Витька-Паганини, «большой мальчик». Был он большим не только по возрасту - много старше нас, но и по росту. Наша Татьяна Борисовна доставала ему до груди, что уж говорить про школьную мелкоту, вечно путающуюся у Витька под ногами. Кто первым подметил Виткино сходство с великим итальянским виртуозом, портреты которого висели почти в каждом кабинете струнников, не известно. Но сходство это определённо имелось: тот же утончённый длинный прямой нос, высокий лоб, что-то демоническое и мрачное в облике. Открыто называть его «Паганини», конечно, никто не решался, за это можно было схлопотать лёгкую оплеуху
Мы отрывались на отчётных, завершающих полугодие, концертах. Вот уж, где можно было над Витьком похихикать в кулак вволю. Тяжелой поступью наш Паганини поднимался на маленькую сцену, чтобы не упереться головой в низенький потолок, сильно сутулился. Вскидывал скрипку к подбородку и играл. Кстати, играл совсем неплохо. Зрелище было одновременно и смешное и завораживающее.
Помню тот год, когда «золотой фонд» сдавал свой последний выпускной экзамен, другим предстоял обычный - переводной.
За окнами «музыкального барака» вовсю цвела и благоухала дикая сирень. Отличники и хорошисты, называемые нами «заучки», находили свободные классы и в поте лица, проигрывали в который раз экзаменационную программу. Остальные, понимая, что «перед смертью не надышишься», учить нужно в четверти, сидели на лавочке возле крыльца, подставив свои лица солнцу, мечтали о долгих летних каникулах.
Валерка появился на одноколёсном велосипеде, это чудо техники он собирал всю зиму. И лишь стаял снег, начал его осваивать, вызывая удивление прохожих, видевших подобное только в цирке. Забыв экзаменационные страдания, посмотреть на диво-дивное, на улицу высыпали не только наши таланты, но и учителя. С зажатым под мышкой футляром, Валерик, польщенный всеобщим вниманием, грациозно спрыгнул со своего велосипеда и шутливо поклонился зрителям:
- Ну вот, собственно, прощальная гастроль.
Я тогда не знала, что переводные экзамены станут и для меня «прощальной гастролью».
В сентябре, в начале шестого класса тяжело заболела. Татьяна Борисовна несколько раз навещала меня в больнице, приносила дефицитные в то время апельсины и бананы, книжки про великих скрипачей и теплые приветы от юных скрипачей. Заверяла, что как только выздоровею, меня ждут в родной музыкалке.
Выздоровела спустя три месяца. Но повзрослев за время кочевания по больницам, поняла, что совсем не хочу играть на скрипке. Как родители ни уговаривали, осилить последние два года, чтобы получить свидетельство об окончании – не сдалась.
Давно нет барака, где располагалась музыкальная школа, как и стоящего рядом – школы рабочей молодежи. Здание бывшей комендатуры стоит, сейчас рядом с ней находится платная стоянка. Приезжая в родной город, именно там оставляю свой автомобиль. Из прошлого осталась лишь дикая сирень, которая также буйно растёт теперь уже на пустыре. Я прохожу знакомой улочкой…
Вспоминаю детство. Девчонок с большими бантами и футлярами в руках, спешащих на урок. Мальчишек...
Как сложилась их жизнь? «Малышки» Оленька и Люба преподают науку игры на скрипке в школах, Галя стала зав. струнным отделением. Неимоверно трудоспособная Жанна играет в симфоническом оркестре филармонии.
Поступил в цирковую студию Юрия Никулина и окончил её Валерик. В каком цирке страны или мира сегодня даёт гастроли наш солнечный, позитивный друг? Не знаю.
В последние годы часто на экране ТВ вижу Виктора. Он, конечно, немного изменился, посолиднел, но узнаваем. Называть его прежним прозвищем, язык не поворачивается – слишком много званий и регалий у этого человека.
В одном малышня не ошиблась, наградив его кличкой. Как имя великого Никколо на протяжении веков окутано завесой тайн, так и нынешняя профессия нашего «Паганини» - судмедэксперт, в глазах обывателя, полна мифов и мистицизма.
Моя скрипка пылится на антресолях, изредка я достаю и открываю тёмный футляр, провожу ладонью по лакированной деке. Извлечь какие-либо звуки из инструмента – не берусь. Просто забыла, как это делается. Говорят: «талант не пропьёшь». Видно, у меня этого таланта не было…
А музыка? Что ж, в жизни жены фортепианного настройщика-реставратора, поверьте, музыки хватает.
Фото из личного архива Марины Тимохиной. Ансамбль скрипачей 1968 год.
.