Диктант

Ирина Воропаева
Однажды мне попалось на глаза стихотворение, хорошее, то есть и со смыслом, и  стройное, и без банальностей, но я его пробежала глазами, как обычно, мельком, и забыла, где с ним повстречалась, а уж кто автор – и подавно, и в связи с этим искала его потом довольно долго, чтобы еще раз перечитать. Там была одна строчка, о которую я споткнулась даже при беглом обзоре, показавшаяся мне словно неким откровением, такая точная и так точно совпадающая с тем, что я чувствовала сама и о чем даже вроде бы  размышляла, только как-то расплывчато, неконкретно… В общем, вот она, эта строчка: «В этом городе, где я писал стихи, и не знал, что пишу диктант».

Мысли носятся в воздухе, мы все это знаем, и они задевают нас, тревожат, а мы на них натыкаемся, слышим их, пропитываемся ими так, что они начинают казаться нам нашими собственными мыслями. И дело это давно известное и словно даже надоевшее, так что стоит ли повторяться. Но все ведь не только не меняется в этом отношении, но еще и усугубляется – век Информации, круги по воде уже не просто разбегаются, но несутся с мощью и скоростью цунами.

Откуда они там, эти мысли, в воздухе? От нас, понятно, от людей. Сначала зарождаются в чьей-то голове в качестве результата проделанной умственной работы, вытекают из рассуждений, базируются на опыте. Мыслями принято делиться – люди коммуникабельны и  болтливы. Это и есть тот камешек, который упал в пруд общего информационного пространства. И пошли по воде те самые круги. Литература, искусство всех жанров будут питаться ими, воплощать и представлять то новое, что завелось в мире. 

То есть тот, кто стоит у истока процесса – он наиболее интересен, он из той самой породы гениев, неудобных для окружающих столько же, сколько и непонятных для большинства, но при этом совершенно необходимых – и неизбежных. Ловить его идеи и развивать их – это тоже сложно и дано не всем. И эти люди, и их речи будут также оригинальны, неизбиты, незатерты и проч. Потом процесс ширится, мысли, вброшенные кем-то в мир, становятся достоянием человеческого множества, и их уже, соответственно, повторяют многие, и это уже становится нормой и определяет характерные черты очередного временного периода.

После чего наступает момент, обычно совершенно неуловимый, когда новое становится старым. Те же, кто еще этого не увидели и не почуяли, плетясь в хвосте остальных и по усвоенной привычке повторяя все то же самое, что было растиражировано и актуально эпоху назад, хотя уже пришло, наступило, измышлено нечто принципиально отличное, только пока еще не столь широко распространившееся по белу свету, не сформировавшееся полностью, все еще отчасти аморфное - те уже не просто не интересны, но надоедливы, смешны и даже вредны, как все отжившее и отсталое. Твердят все одно и то же, не отдавая себе отчета, что все произносимое – не только не их собственное, не выстраданное и не вымученное даже на йоту, не только не уловленное с большим либо меньшим трудом в окружающем пространстве, сквозь помехи и шум, и выраженное впервые пришедшими в голову словами, но повтор и повтор, вчерашний, позавчерашний день… Что интересно, именно эти последние озвучиватели устаревших идей и воплотители тысячу раз воплощенных до них образов склонны отстаивать их так, будто они сами до всего додумались – потому что им только-только удалось ухватить свою часть информации из стремительно несущегося потока, а на большее они или не способны, или не могут вырваться из заколдованного круга, сойти с проторенной и заезженной колеи – не понимают, не хотят постараться, боятся, не получается. Смутное ощущение данной ситуации делает их еще более упорными в их следовании в никуда. (Тут самое время подумать: «Не к ним ли я принадлежу?»)    

В общем, чаще всего именно так и происходит: людям именно что диктуется диктант, а они, ловя волну, охотно его пишут. И это легко и даже приятно, и так написать можно много всего. И толку от этого уже не будет никакого, кроме разве общего ощущения занятости интеллектуальным трудом, возвышающим в собственных глазах.

Но если происходит так, что способность воспроизводить мысли словами на бумаге вдруг ни с того ни с сего скудеет, если подолгу не получается написать и пару фраз, а написанные даются с большим трудом, со скрипом, как бы выскребаются из себя чуть ли не с кровью, и при этом кажется, будто в мире стало пусто и даже почти нет воздуха – вот это-то, возможно, и значит, что наконец в кои-то веки  пишется что-то не под диктовку, но приближенное к своему собственному, которое только-только, словно делая первые шаги, начинаешь постигать.
08.11.2017