Глава десятая. Месть императрицы

               
    В исторической литературе сведений о пребывании Василия Нарышкина в Петербурге после возвращения его из Сибири   чрезвычайно мало, - почти никаких. Даже собранные воедино доктором исторических наук, руководителем Центра по изучению XVIII века Института всеобщей истории РАН  Сергеем Яковлевичем Карпом в очерке «Дидро, А.А. Нарышкин и цивилизация России», они представлены всего лишь в одном абзаце.
 
    Сказано лишь, что в октябре 1777 года специальная комиссия Сената,    созданная для расследования  деятельности В. Нарышкина, составила список из 37 вменявшихся ему в вину преступлений. Комиссия была   представлена действительным статским советником С. Межениновым, коллежским советником И.  Шлаттером и асессором А. Мининым. Действительный статский советник  согласно Табели о рангах соответствовал армейскому генерал-майору и титуловался "Ваше превосходительство", коллежский советник - армейскому полковнику.
 
    Среди «вин» Василия Нарышкина фигурировали  растрата казенных денежных средств,  святотатство,  злоупотребления в управлении заводами и взаимоотношениях с местной администрацией, целый ряд других «вин», более мелких.  А главное - попытка сформировать собственную армию и, как говорили, намерение захватить Иркутск. Нарышкину грозила смертная казнь или как минимум - каторга.

    Можно ли сомневаться, что о помиловании осужденного хлопотали перед императрицей и отец Василия – губернатор Новгорода, и  брат его, - Семён;  возможно, просили об этом и  братья Никита и Петр Панины, - его родственники по линии приемной матери. Есть  основания считать, что хлопотал за Василия Нарышкина и Николай Новиков, могло ли быть иначе? Ведь Василий был одним из членов его литературного кружка, его единомышленником. Как уже говорилось, он знал, или уж во всяком случае, догадывался, о намерениях Василия Нарышкина перед поездкой в Забайкалье, и надо думать, разделял их.
 
    Ведь было немало других, более гуманных форм наказания, - отстранить от службы,  отправить в деревню, отобрать в наказание жалованные земли и холопов, наконец, сослать, как позже поступила императрица с Радищевым, в дальнюю ссылку. Екатерина,  может быть,  и пошла бы навстречу просьбам родственников Василия, при условии, конечно, его раскаяния в содеянном. Но этого не случилось. Василий, видимо, упорствовал и не признавал за собой вины.

    Можно представить себе в сколь сложном положении оказалась императрица. Она не могла не сознавать того, что сама своими просветительскими беседами с его братьями,  заигрыванием с Дидро  и Вольтером (А.С. Пушкин позже назвал её отношения с французскими философами «отвратительным фиглярством»),  спровоцировала  Василия Нарышкина на предпринятые им действия, можно сказать,  толкнула его и Семена на этот шаг. К тому же Василий был представителем древнего и уважаемого рода,   просто так  ему рот не закроешь, и не отрубишь голову, как Емельке Пугачеву.

    Демонстрировать перед всем миром жестокое обращение с именитым дворянином  было не в её интересах. Однако  и простить его тоже  было нельзя. Ведь что он надумал, - создать независимую, самостоятельно управляемую республику! И где?  На той части империи, что  дает казне столь необходимое ей серебро. Вот до чего довело её попустительство, сочувствие и поддержка  французских просветителей, книжная  деятельность московского кружка Новикова, распространившееся по всей стране масонство, - потрясший империю Пугачевский бунт, с которым едва сумели справиться, а теперь вот еще  и попытка создать либерально–демократическую республику  в Нерчинском крае.  С этим нужно было кончать!

    Вернуть в казну потраченные Василием в Забайкалье казенные деньги для императрицы не составляло труда, тем более что не такие уж и большие  были это деньги. Прикажет в наказание отобрать у него поместья и холопов, пустить их на распродажу, - вернутся в казну эти деньги еще и с лихвой. Но освободить его было  нельзя. Судя по тому, что он не признает вины и упорствует в своих идеях, при освобождении он может вновь собрать вокруг себя своих сторонников и снова попытается сделать что-то подобное. Найдутся  люди, что и приютят его, и «обогреют», вернут ему уверенность в правоте его действий.  Это недопустимо!

    Оставалось последнее средство, - объявить его сумасшедшим, распространить слух, что все его действия в Забайкалье – следствие свихнувшегося ума, изолировать его от общества. Правда пораженного таким недугом человека следовало бы, как в таком случае поступал еще Иван Грозный, отправить его в богадельню или в монастырь. Но церкви Екатерина такое дело тоже не могла  доверить, тем более что этим  не закроешь  ему рта, и не лишишь  свободы действий.

    Алексей, - сводный брат Василия и Семёна Нарышкиных, исполнявший в это время должность Псковского наместника, не желая повредить своей   карьере,  за брата не вступился. И все же императрица, считаясь с  родовитостью  Василия и просьбами родственников, смягчила ему наказание  ввиду, как тогда писали, отсутствия «злого умысла». Комиссия, конечно же,  не без участия императрицы, объявила Василия Нарышкина душевнобольным. Было решено лишить сумасшедшего чинов,  имения его  конфисковать и продать для компенсации казенных долгов. Именной указ императрицы предписывал сослать Нарышкина в Петропавловскую крепость,  «удержав в крепости пять лет»,  и не определять его впредь ни к каким делам.

    Екатерина, видимо, рассчитывала, что этого срока будет достаточно, чтобы сломить волю узника, заставить его раскаяться в содеянном. За это время слухи о его чудачествах в Забайкалье сделают своё дело, да и сама эта история в значительной мере забудется и перестанет волновать общество.

    Василий  был заключен в Петропавловскую крепость. По иронии  судьбы заключение он отбывал в  Нарышкином бастионе, названным так по имени сподвижника Петра I и его двоюродного брата - Кирилла Алексеевича Нарышкина, которому  Василий Нарышкин приходился  внучатым племянником. Крепость строили с 1703 по 1731 год. Сначала она была деревянной, первый каменный бастион  заложили в 1728 году, - это был Нарышкин бастион.

    В 1731 году на шпице бастиона был возведен павильон – Флагшточная башня. Из бойниц и с флагшточной башни Нарышкина бастиона  открывалась великолепная панорама парадного Петербурга, - дворцовая набережная и Васильевский остров с его ростральными колоннами.  Этой панорамой  любовалась когда-то императрица Анна Иоанновна во время её визитов в крепость.

    Довольно скоро казематы крепости приспособили для содержания в них политических узников. Петропавловская крепость с  расположенным по центру Невского фасада Нарышкиным бастионом, являлась,  можно сказать,  местом заключения проштрафившейся российской элиты. Первым её узником в 1718 году стал сын Петра I царевич Алексей. Незадолго до прибытия туда Василия Нарышкина в казематах Петропавловской крепости умерла знаменитая княжна Тараканова, так и не открывшая тайну своего рождения. Говорили, что  княжна погибла во время наводнения 1777 года, так как для её спасения не было принято никаких мер. Она была похоронена во дворе крепости.

    Позже  здесь находились в заключении  Александр Радищев, декабристы, в том числе троюродный племянник Василия Нарышкина  Михаил Нарышкин, многие другие политические заключенные.Лишь в 1872 году главная тюрьма переместилась в Трубецкой бастион.

    Для арестантов предназначались  «нумера», разбитые в описи на четыре категории, -  от «многокомнатных» помещений с перегородками, зеркалами, посудой, кроватью с «занавескою» и «столовым бельем»,  до камер с «обстановкой», состоявшей только из кровати с тюфяком, и «казематов», где из удобств имелось лишь «все простейшее». То есть условия содержания заключенных в Петропавловской крепости    зависели от степени их именитости и воли императрицы.

    В Петропавловском  соборе  крепости хоронили  почивших императоров и    императриц. При  спуске гроба в погребальный склеп пушки салютовали пятьюдесятью одним залпом. При великокняжеских похоронах  производили 21 выстрел. Участвовали пушки Петропавловской крепости и в праздничных салютах, когда отмечалась военная победа или рождение наследника в царском доме.  Пушечные выстрелы да перезвон курантов Петропавловского собора были единственными звуками, доносившимися из внешнего мира до арестантов, заключённых в секретной тюрьме Петропавловской крепости.

    Слухи, распущенные по Петербургу  о  сумасшествии Василия Нарышкина, сделали свое дело. В обществе стали говорить  о его действиях в Забайкалье, как о чудачествах сумасброда, сочиняли на эту тему анекдоты, пополняя их новыми выдумками-небылицами.
 
    Несмотря на обещание освободить Василия  после пяти лет заключения в крепости, Екатерина  этого не сделала. Что было тому причиной - неизвестно, но есть основания считать, что Василий проявил характер, - не раскаялся, и не просил её о помиловании. Окончательно разочаровавшись в Екатерине, как правительнице, он теперь тоже считал её узурпатором власти и  терпеливо стал  ждать восшествия на престол Павла.

    Трагическая  судьба Василия сразила его родителей,  они вскоре увяли один за другим: Василий Васильевич умер в  январе 1779 года, вслед за ним 10 сентября 1780 года скончалась и Анна Ивановна, - сестра братьев Паниых,  приемная мать  Василия.

    Участь брата  отразилась и на судьбе Семёна Нарышкина, который, видимо,  считал себя виновником случившегося. Ведь это он способствовал его назначению  начальником Нерчинских заводов, сопровождал его на пути в Забайкалье и, по сути дела, благословил  на исполнение тех дел, за которые он теперь был осужден. В 1779 году Семен Нарышкин был отправлен с поста вицепрезидента Берг-коллегии в отставку по расстройству здоровья. Причем, как выяснится позже,- психическому расстройству. Попросту говоря, он лишился рассудка от переживаний, связанных с  причастностью к трагической судьбе брата и вызванной  этим  преждевременной смертью  родителей.

    Трудно сказать, была ли связь между этими событиями, но в конце 1781 года, то есть через пять лет после осуждения Василия Нарышкина и  на следующий год после смерти его приемной матери – сестры братьев Паниных, был неожиданно отправлен в отставку многолетний руководитель внешнеполитического ведомства России граф Никита Иванович Панин. Не было ли это следствием его настойчивого требования  освободить  Василия Нарышкина, - его племянника? Несмотря на непростые  отношения с императрицей Никита Панин мог надеяться на такую милость. Ведь когда-то он стоял во главе заговора, приведшего Екатерину на престол.

    Но милости оказано не было, даже наоборот, - он был отстранён от своего детища – коллегии иностранных дел, которую возглавлял и пестовал в течение двух десятилетий.  Разумеется,  официально причиной отставки была названа его приверженность к союзу с Пруссией, в то время, как Екатерина посчитала необходимым заключить союз с Австрией. Главой внешнеполитического ведомства стал Безбородько.

    Не имея семьи и лишенный любимой работы, Никита Иванович не мог этого перенести. Здоровье его резко ухудшилось. Утром 31 марта 1783 года последовал апоплексический  удар. Тотчас  послали за  врачами и за великим князем, но проститься с умирающим Павел уже не успел,  - граф Никита Иванович Панин скончался, не приходя в сознание. Когда цесаревич Павел, неотлучно дежуривший возле его постели, увидел, что жизнь покидает старика, он упал на колени и, плача, прильнул губами к руке своего наставника.

    Панина похоронили в Александро-Невской лавре, в церкви Благовещения. Траурная процессия оказалась на удивление многолюдной, были  и те, кто при жизни графа слыл  его недругом. Императрица на похороны не пришла.
 
    Алексей, - младший брат Василия Нарышкина не посмел обратиться к Екатерине и в год обещанного ему  освобождения, хотя, конечно же, как и братья Панины, был потрясен  преждевременной кончиной  отца и своей матери – Анны Ивановны Паниной, причину которых  он, конечно же, знал.

    Императрица оценила это.   В 1783 году Алексей получил чин тайного    советника, и был назначен сенатором в 4-й департамент Сената. В 1785-87 годах ему было поручено проведение ревизии присутственных мест по всей России,  состояния торговли и промышленности. С 1786 он становится членом Комиссии по построению новых городов. Был награжден орденами святого Владимира 2-й степени и   святой  Анны 1-й степени. С  октября 1787 года стал  членом Академии наук, являясь в то же время членом Российского собрания при Московском университете и Вольного Экономического общества.

                *

    Прошло  десять лет, как был осуждён Василий Нарышкин. Его родственники и те, кто был близко с ним знаком, всё настойчивее стали спрашивать  о его судьбе. Императрице нужно было принимать решение: или выпустить его на свободу, или ….

    Но  в какое положение она себя поставит, выпустив на свободу человека, объявленного сумасшедшим, а на самом деле вполне здравомыслящего?  Какие после этого пойдут о ней разговоры? Да и вообще, можно ли давать волю такому человеку, зная,  к чему привело подобное свободомыслие во Франции, где в то время уже начались волнения.

    Иезуитский ум императрицы помог ей найти нужное решение. В  1786 году было объявлено, что  Василий Нарышкин, бывший когда-то начальником Нерчинских заводов, умер  в Петропавловской крепости.  О том, где он  похоронен, не сообщалось. Не странно ли? Ведь даже об умершей в крепости  авантюристке Таракановой было известно, что она похоронена во дворе крепости. А здесь – потомок древнего  русского  рода, связанного с царствующим домом, пусть даже и сумасшедший …   и  никаких известий.  Больше  Василия Нарышкина никто не видел.

    Прочитав когда-то в книге Вольтера легенду о тайном узнике  крепости Бастилия под именем «Железная Маска», Екатерина была заинтригована этой историей и, видимо, решила взять на вооружение эту «экзотическую технологию» правда в несколько иной, своей – российской интерпретации. По иронии судьбы  соучастником и исполнителем первого её эксперимента по этой части стал Василий Нарышкин,  заточивший по её повелению  митрополита ростовского Арсения Мацеевича в казематы башни «Толстая Маргарита» в Ревеле, где он  умер  в 1772 году.

    В 1775 году императрица испытала новый, усовершенствованный вариант такого рода наказания.  В этот год «по докладу» Потёмкина в столицу был доставлен арестованный  кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Калнишевский. Вина его состояла в том, что он обратился  к турецкому султану с прошением  принять под свою протекцию Запорожское казачье войско.

    Екатерина повелела навсегда разорить гнездо казацкой «вольности», а атамана приказала отправить в Соловецкий монастырь  «для содержания его безвыпускно из монастыря и удаления не токмо от переписок, но и от всякого с посторонними людьми обращения за неослабным караулом». Там он и прозябал вот уже седьмой год в холодной камере размером 1 на 3 метра, выпускаемый из неё на свежий воздух только три раза в год в дни праздников: Рождества, Пасхи и Преображения.

    С Василием Нарышкиным она решила   поступить   еще круче.  Обнародовав известие, что он умер в Петропавловской крепости, она повелела тайно вывезти его в Кексгольмскую крепость, где томилось «отродье Пугачевское», – его жена и дети.Приказала поместить безумца в подземную камеру под именем Безимянного. 
При этом не утруждала себя западной экзотикой,  - Железной ли маской на лице невольника или бархатной, как позже писали во французских газетах почитатели Вольтера, увлеченные этой историей. Повелела ни при каких обстоятельствах не выпускать Безимянного на волю, чтобы никто и никогда его не увидел.