Мы живем в городе. В его искусственном пространстве мы забыли, что можно жить по-другому.
Я помню день из детства, когда мы с отцом ехали на телеге, которую он сделал своими руками. В телегу был впряжен мерин. Был закат.
Не наш, городской суетливый.
Настоящий, созданный Богом закат. - Тишь, режущая нервы, степь, запах сонмища трав. И стоящее на цыпочках огромное, красно-малиновое солнце. В диске Солнца вставала на дыбы, резвилась со своим жеребенком отцовская лошадь.
Лошадь делала этот диск солнца единственно важным. Она открывала нам поэзию уходящего дня. Как говорил кто-то из великих святых – Бог, сотворивший мир - это величайший Поэт!
Лошадь, не знавшая ни узды, ни ярма. Отец ездил на ней без уздечки.
Его животные слушались без кнута, без принуждения.
Я жила с матерью в городе, в котором отец не мог жить. А моя мать не хотела жить в деревне.
Мои дети обожали мир деда.
Моей Ане было два года. Она лежала вечером на траве - вокруг была бескрайняя пустыня естественного, живого пространства. Над ней горели юные робкие звезды. Она играла в гриву белой лошади - Зорьки. Сама Зорька стояла, расставив ноги так, что Аня лежала у нее между копыт. Лошадь опускала голову ниже, чтобы ребенок мог играть ее гривой.
Я была совершенно спокойна. Если Зорька следила за детьми, то я могла отдохнуть. Лошадь была умна и заботлива. Но у нее был жеребенок. Он тоже хотел играть с девочками. Жеребенок был еще глуп. Он не рассчитывал сил, когда догонял малышек и кусал их за плечи.Поэтому Зорька отстраняла сына, когда он, играя, догонял детей.
После такой вечерней прогулки с лошадьми дети падали на кровать. И говорили: "Какая же жизнь хорошая!..."
...
Сначала, когда я росла, не понимала, почему мы не можем поехать, как все соседи купаться на речку.
Днем отец говорил:
- Жарко. Колюня (мерин) устанет от жары.
Вечером, когда становилось прохладнее, он говорил:
- Оводы. Колюню закусают.
Иногда я роптала в душе: зачем вообще нужен конь, если на нем не ездить купаться?
Но потом я рассмотрела коня у соседей, на котором ездили всюду. Честно говоря, я заплакала: конь был весь покусан, он чувствовал себя обреченным, и глаза его были несчастны.
Мы все, члены семьи моего отца, уважали и лелеяли, как и мой папа, его лошадей.
Что мы все от этого имели? Удивительный мир, который не найдешь нигде. Лошади открывали нам свой параллельный способ бытия - особую гармонию. Счастье быть на этой земле.
Мой дед, отец моего отца, однажды, сидя у печки, покуривая трубку со своим самосадом, сказал, что в нашей семье много поколений мужчины водили лошадей. Содержали свои табуны.
Это были сильные мужчины. Темные, небольшие, поджарые, которые в одиночку поднимали и тащили груз, который без них могли поднять лишь четверо.
Если они поднимали свои глаза, то собеседника завораживал поток чистоты из синих сапфировых глаз. Они любили своих жен, имели много детей.
Так и у одного из них был табун. Случилась революция. Потом был затеян колхоз. Нужно было отдать табун...в коллективное хозяйство. Жена могла принять свою судьбу. А вот предать лошадей оказалось - невозможно...
........................................
Горел дом, горело добро. Хутор - дотла.
Бездомные, молча они шли ночью в степь. Куда? Навстречу какой судьбе? Но они ушли вместе. И никто больше не видел моего прадеда и его лошадей. Уже век прошел.
Но мы так и не знаем, где они...