Он долго стоял и смотрел в пустоту, не в силах вымолвить ни слова... Нинель не могла представить, что тогда творилось у Хавьера на душе, ибо чтоб понять другого человека, нужно непременно пережить то, что пережил человек, самому понести это бремя. Ведь каждому из нас предназначено свое бремя. У каждого человека свой ад и свой рай, и на плечи каждого возлагается столько, сколько он в состоянии выдержать. Не более. В потоке всех этих мыслей Нинель не могла подобрать нужных для Хавьера слов. А что тут скажешь? "Я ухожу и желаю тебе счастья"- слишком банально и неискренне. "Я ухожу и мне все равно"- слишком жестоко и тоже неискренне. "Я ухожу. Так лучше для обоих" - вполне искренне, но без уверенности. Поэтому Нинель подобрала лучший вариант.
- Я ухожу.
- Непривычно видеть и слышать тебя такой - полной решимости. - Хавьер подошёл к окну и повернулся спиной к Нинель.
- Только без грубостей, Хавьер. Ты знаешь, я этого не люблю.
- Да... Знаю, не любишь. А вот за два года наших отношений я так и не смог определить то, что ты любишь. Белые розы не в счёт.
- Мне понадобится день, чтоб собрать все вещи и освободить квартиру.
- Я думал меньше. Не боишься передумать? Я же знаю, как сложно тебе даётся принимать решения, и как долго ты колеблешься. - в окно Хавьер рассматривал как сгущаются тучи. - Кажется, дождь собирается, который ты, к слову, тоже не любишь.
- Ты сейчас поступаешь несправедливо. Нельзя бить по слабым местам людей, особенно...близких людей. - возможно не надо было добавлять слово близких, подумала Нинель, ведь эта безобидная на первый взгляд фраза может быть воспринята как некая надежда.
- Я всего лишь задал вопрос.
Находясь на шестнадцатом этаже их дома, Хавьер наблюдал за тем, как люди ускоряют темп, в надежде не попасть под ливень, который вот-вот должен был нахлынуть. В течение нескольких минут в городе началась суета. Из окна ряд машин, выстроившийся на дорогах, напоминал длинную горящую гирлянду, которую вешают на ёлку в канун Нового года. У кого-то в эту самую секунду рушится мир, - подумал Хавьер, все надежды, а жизнь она идёт своим чередом для всех, ей нет дела до чьих-то рухнувших миров. Жизнь была всегда и вчера, и сегодня и будет завтра, пусть даже без тебя. От этих мыслей Хавьеру стало ещё тяжелее.
- В последнее время я замечал некую печаль в твоих глазах. И она мне не нравилась. Так печальны бывают люди перед тем, как дезертировать или изменить... - Хавьер остановился. Глубоко вздохнув, он возобновил: - Так печален бывает тот, кто завтра станет предателем.
- Я всегда была честна перед тобой. И это, возможно, единственное, в чем тебе меня не упрекнуть. Согласись, мое решение не является для тебя чем-то удивительным. Это вполне ожидаемый итог. - звук собственных речей отдался глухим эхо в ушах Нинель. Ей показалось, будто она говорит сама с собой. Словно слова не доходят до адресата.
- Нинель, есть такое чувство, как надежда. Ее мы обретаем, когда находимся на грани отчаяния. Безумец, желающий во что бы то ни стало достигнуть своей цели, цепляется за нее, как тонущий в море, пытается вобрать в лёгкие как можно больше воздуха.
Дождь за окном усиливался вместе с ветром, который уносил зонты у прохожих. А те, в свою очередь, пытались удержаться на ногах и спешили, скорее, по своим домам или делам. Черные тучи плыли куда-то в даль, нагоняя тоску.
- Между нами всегда оставался некий барьер, самый последний миллиметр, понимаешь?– Нинель прервала неловкое молчание.
- Он оставался внутри тебя. Его ты так никогда в жизни и не преодолела, не бросилась в омут очертя голову, не отдала себя всю безоглядно и без остатка, и поэтому не обрела взамен и одновременно все, совсем все, что тебе так надо было, без чего ты так никогда и не стала счастлива.
И вот опять. За годы, что мы были вместе, он изучил все мои стороны. Он знает, как можно ранить мое самолюбие, и знает, как можно заставить меня чувствовать себя самой желанной и недосягаемой...
- Я мучительно ощущаю, что нам больше нечего сказать друг другу, Хавьер,- произнесла Нинель, - каждое последующее слово, срывающееся с наших уст, нечто вроде острых ножей. Ярое желание сделать друг другу больнее выжигает нас изнутри, так нельзя, надо остановиться.
- Разве ты чувствуешь боль?! – резко обернувшись, Хавьер направился к Нинель и остановился в нескольких шагах от нее. - Твое сердце твёрже камня.
Резкий тон и последняя фраза были настолько неожиданными, что Нинель невольно сделала несколько шагов назад. Она не могла понять, что удивило ее больше: резкие фразы или вспышка ярости в глазах Хавьера. Это был оголенный комок нервов, который кровоточил, страдал и выл. Печальнее всего было осознавать, что причиной этого являешься именно ты, Нинель, именно ты…, -подумала она.
- Я не буду говорить о том, что я чувствую, так как, ты полагаешь, что я вообще не умею чувствовать. Я всего лишь прошу с пониманием отнестись к моему решению и…
“Как же ей ловко удается играть словами, управлять моими чувствами… Даже здесь и сейчас, в этой комнате, когда сердце мое обливается кровью, когда я мучительно осознаю, что за эти два года так и не сумел растопить глыбы льда в ее сердце, когда я прилагаю нечеловеческие усилия, чтоб не заскулить от боли, ей удается со спокойным взглядом смотреть мне в глаза, держать себя стойко и высоко. Боже мой, это не человек. Это дьявол.”
- … и я надеюсь, что… -Знаешь, Нинель, - прервал ее Хавьер, - на разные твои небрежности, в общем-то, я и не обращал внимания за эти годы: ты редко посещала со мной дни рождения друзей и знакомых, приходя с работы, мне не часто удавалось увидеть на плите ужин, а еще чаще увидеть тебя в доме, любимые мои рубашки так и висели в шкафу невыглаженными. Главное же – у меня никогда не было чувства, что меня ждут, что меня … Что ж, зато ты изучила все на свете, но боли ты не знаешь, ты только полагаешь, что ее знаешь, однако же нет – боль тебе совершенно неизвестна. – сделав глубокий вдох, Хавьер продолжил, - Я всегда знал, как ты дорожишь своей свободой. А таких, как ты не заточить в клетку, пусть даже и в золотую. В один прекрасный день либо вы выпархнете из нее, улетев навсегда, либо погибнете в этой клетке. Поэтому лети, Нинель, лети… - Хавьер поспешил скорее выйти из комнаты, лучше из квартиры – решил он, выйти и подышать свежим воздухом, потому что там, где он сейчас находился, воздуха не хватало.
Дождь тем временем усилился. Улицы были пусты. С дорог доносился гул застрявших машин. В одной рубашке и джинсах, промокший до ниточки, Хавьер шел стремительным шагом. Ноги и глаза вели его сами. Сложно было распознать, о чем он думал в ту минуту, что переживал. Замедлив шаг и подняв голову, он не сразу осознал, где он находится. Впереди простиралась синяя вечность. Мысли, ноги и глаза привели его к морю. Густой туман окутал приморский бульвар.
Одна из главных причин, по которой Нинель любила их общую квартиру, была в том, что балкон здесь выходил прямиком на море. Каждое утро, не успев проснуться, она подходила к окну и долго смотрела на этот роскошный вид. Как и сейчас, взгляд был устремлен в бездну.
“С ощущением свободы пришла грусть. Но в отличие от свободы, к счастью, грусть не вечна.” – подумала Нинель.