В подъезде, на лестничной клетке было темно.
– Опять лампочку выкрутили! – Татьяна растерянно пошарила в кармане куртки, – слушай, Сережа, я похоже ключ где-то посеяла.
Она долго искала ключ, он оказался в сумочке.
Зайдя в квартиру, Татьяна наполнила ванну горячей водой и отправила меня прогреться. Я действительно весь дрожал после купания в реке. В ванной я снял мокрую одежду, развесил ее на веревке, и погрузившись почти с головой начал согреваться.
Когда я вылез, то заметил на крючке новый мужской халат и большое махровое полотенце. Выйдя из ванны, я прошел в зал. В кресле, склонив голову на спинку, спала Татьяна, в коротком халатике, под монотонное дребезжание «телика».
Я перенес ее на диван, и неожиданно притянув к себе, жадно впился в губы. Она приоткрыла глаза и ответила мне на поцелуй, обняв за плечи. Распахнув халат, я освободив ее красивую упругую грудь. Прижавшись к груди, долго целовал ее, позабыв обо всем на свете, ласкал кончиком языка нежную, бархатную кожу на животике, Таня вздрагивала и извивалась подо мной, а когда я осмелился, и начал стягивать трусики, на мгновение застыла, и затем остановила мою руку.
– Сережа, давай не будем, я прошу тебя, не сейчас…
Она встала, застегнула халат и пошла в ванную. Я смотрел в окно: на одинокий диск луны, звездную причудливую россыпь, раскинувшуюся в бескрайнем ночном небе и неожиданно уснул…
Проснулся я уже утром, от надоедливого жужжания телефона. Татьяна спала на краю, свернувшись в одеяло калачиком. Я вытащил телефон из кармана.
– Сережа, ты где? – голос у мамы был очень встревоженный.
– Мама, я у Вадима ночевал, скоро буду.
– Сережа, я звонила Вадиму. Давай домой быстрей!
Я отложил телефон и тяжело вздохнул. Татьяна откинула одеяло:
– Мама звонила? Слушай, Сережа, и мне пора за Олечкой идти…
Моя одежда, чистая и выглаженная лежала на спинке кресла.
Она проводила меня до лестничной клетки, и застегнула верхнюю пуговицу на куртке:
– Пока, Сережка!
Дома я проспал почти до вечера. Уже когда стемнело, пошел на кухню и налил себе чай. Отец мелко нарезал капусту на доске, он любил в свободное время «поколдовать» возле плиты.
– Слушай, Серега, давай заканчивай свои ночные похождения!
Я лениво размешивал чай в бокале.
– Мать переживает, она знает где ты ночевал.
– Откуда?
– Тебя видела ее подружка, на «Дункане». Тебя, и эту, учительницу вашу, Белову. – Отец отложил нож в сторону. – Сергей, послушай меня, она взрослая, самодостаточная женщина. И к тому же, почти в два раза тебя старше. Мне кажется, парень, твоя бригантина не в ту бухту поплыла, – он едва заметно улыбнулся.
В кухню вошла встревоженная мама:
– Чего вы тут расшумелись, на ночь глядя?
– Пап, можно я буду иногда сам решать, с кем мне быть и когда? – и взяв бокал с чаем, я поплелся в свою комнату, услышав, как отец говорил маме в полголоса:
– Вот балбес, совсем как я – в молодости…
В понедельник с утра моросил мелкий дождь. Я накинул капюшон и прибавил шаг, чтобы не опоздать к первому уроку. На краю школьной стоянки я увидел красную «Тойоту». Возле машины стояли Татьяна и ее бывший муж Олег. Он громко кричал и размахивал руками, а затем, наотмашь ударил ее. Я бросил сумку и быстро побежал к ним. Татьяна сидела на корточках, зажав лицо руками. Олег стоял, грозно расставив широко ноги:
– Поняла, сука?
Подбежав, я подпрыгнул, и ударил его ногой в грудь, сбив с ног. Он упал, ударившись затылком о багажник машины, а когда попытался встать, я еще раз достал его боковым ударом ноги.
Вдруг я почувствовал, как что-то холодное уперлось мне в затылок.
– Замри, урод, башку прострелю! Руки назад!
Сзади мне пристегнули руки наручниками, и быстро развернули. Передо мной стоял рыжий, коренастый крепыш, лет двадцати пяти. И тут я вспомнил, что когда подбегал к машине, сзади открылась дверь, и промелькнула чья-то фигура. Олег встал, сплевывая кровь с губы, и ударил меня в живот. Рыжий открыл дверь и запихнул меня на заднее сидение. Татьяна, приподнявшись, взяла бывшего мужа за руку:
– Олег, отпустите парнишку.
Он оттолкнул ее, сел в машину, и отъезжая, показал средний палец.
– Ты хоть понимаешь, щегол, что тебе будет за нападение на капитана милиции? – рыжий сильно ударил меня тяжелой ладонью по затылку. – Олег, может, его в камеру – к Валету?
Олег хищно оскалился, вытирая платком кровь с губы:
– Да ты что, Константин, он же там через полчаса закукарекает. Не жалко тебе вьюношу?
Дальше ехали молча, остановились за старым парком, на стройке. Там Олег обернулся и осмотрел меня с ног до головы, играя желваками. Его голубые, водянистые глаза были холодны, как арктический лед:
– Что, ходунками научился махать? Слушай меня сюда, Сергей Павлович Круглов, если не хочешь сидеть, принесешь в шесть часов вечера – пять штук «гринов». На это место. А если нет…– и он скрестил по два пальца на каждой руке, в виде решетки. – Ты меня понял, урод?!
Я молча кивнул.
– Константин, отстегните молодого человека, пусть идет грызть гранит науки…
Я вышел из машины и пошел в школу, Татьяна в этот день в школе так и не появилась, на звонки она тоже не отвечала.
Дома, после обеда, я маялся, не зная, что делать. Деньги, которые запросил капитан Белов, были не маленькие, даже если занять у друзей и знакомых, можно было набрать от силы одну-две тысячи долларов. У родителей тоже денег не было, отец платил автокредит, еще какую-то ссуду, а мама уже четвертый год мечтала о ремонте.
И тут я вспомнил о катане, висящей в кабинете отца, на ковре. Старший брат Володя рассказывал мне, что раньше у отца была богатая коллекция холодного оружия, которую он собирал на протяжении пятнадцати лет. В коллекции были: кинжалы, сабли, мечи. Но однажды, в конце девяностых, они с другом решили заняться бизнесом, взяли долларовый кредит в банке, закупили импортное оборудование, и открыли цех по производству металлоконструкций. Вскоре грянул финансовый кризис, доллар резко скаканул в несколько раз, а долги по кредиту все росли и росли. Возникли какие-то проблемы со сбытом, отца день и ночь стали преследовать коллекторы. Чтобы погасить часть своего долга, его друг продал квартиру. А отец, после двух бессонных ночей, решился, и продал свою коллекцию известному антиквару, и вскоре погасил свой долг. Но катану, подарок армейского друга на свадьбу, отец продавать не стал.
Я вспомнил, что отец как-то недавно хвалился:
– Вот, Серега, езжу на «Приоре», а моя катана почти на новую « Ауди» потянет! Вещь ценная, середины девятнадцатого века. Настоящая самурайская катана…
Стрелки на часах уже остановились на пяти. «Отдам Белову катану в залог, отец все поймет» – подумал я, и тут зазвонил мобильный.
– Сережа, у тебя все хорошо? – голос у Татьяны был взволнованный. – Этот урод отпустил тебя?
– Да, нормально, я дома… А ты где?
– Слушай, Сережа, мы с дочкой уехали на некоторое время в другой город. Он угрожал, обещал забрать дочку к себе жить. А мне обещал устроить такую жизнь, что мало не покажется …
– Послушай, Таня, ничего не бойся, у Вадима отец…
– Сергей, поверь мне, так будет лучше. Прощай, Сережа, ты очень хороший человек…
Я услышал в трубку короткие гудки, и спрятав катану под курткой, вышел в прихожую. Неожиданно открылась дверь, и вошла усталая мама, с полными пакетами продуктов. Она неторопливо снимала плащ и сапоги.
– Сережка, – она грустно посмотрела на меня, – сегодня хоть пораньше приходи.
– Мама, знаешь, я давно вам хотел сказать, что я вас очень люблю – знайте это.
Я одел ботинки и быстро вышел из квартиры. Уже во дворе, обернувшись, я увидел, что мама пристально смотрела на меня из окна. На место я пришел без десяти шесть, весь взвинченный до предела. В голове веером проносились всякие мысли: «Почему я должен отдавать отцовскую катану этому «нелюдю»? Может быть, все решить одним ударом японского клинка – раз и навсегда? Сделать счастливой женщину, которую по-настоящему полюбил, избавить ее от зверя в человеческом обличии. Разве, не так поступали рыцари в средние века? Благородные мужи стрелялись на дуэлях, ради дамы сердца, и шли на эшафот, ради любви. Неужто мой удел – прозябнуть в каменных джунглях, окруженным стекло-бетонными стенами, модными гаджетами, и скачками за «призрачным» сытым счастьем? Призвание мужчины – иметь дело с кровью…»
Неожиданно, я заметил, что хожу по асфальтовому пятачку уже довольно долго. Даже пожилой сторож на стройке вышел из вагончика, и пристально посматривает в мою сторону. Я взглянул на часы: половина седьмого. Прождав до семи часов вечера, я вернулся домой, и повесил катану на свое место, ровно за пять минут до прихода отца.
Тогда я не знал, что когда ходил возле стройки с катаной за спиной, ожидая капитана Белова, он давал показания следователю из собственной безопасности, по каким-то старым «грешкам». Через полгода, когда милицию переименуют в полицию, капитан Белов не пройдет переаттестацию и уйдет из органов – в дальнобойщики.
В школе я узнал, что Татьяна Викторовна уволилась, и уехала с дочкой в другой город. Однажды я отыскал ее маму, Юлию Сергеевну, но она так и не призналась мне, куда уехала Татьяна с дочкой, настолько ее запугал бывший зять. Вскоре и сама Юлия Сергеевна продала квартиру и уехала. Так я навсегда потерял все ниточки, которые связывали меня с Таней.
Через два месяца меня все равно выгнали из школы, за избиение пьяного трудовика Никифорова, пристававшего к однокласснице. К тому времени мне исполнилось шестнадцать, и я пошел работать на Механический завод слесарем. После армии устроился монтажником, проехал весь Юг России вдоль и поперек, заочно закончил Нефтяной колледж.
В августе две тысячи семнадцатого, наша бригада работала в Новороссийске, на нефтяном терминале. Шеф расщедрился и снял нам три номера в одном из пансионатов в Кабардинке. Это была одна из лучших наших командировок. По вечерам мы наслаждались теплым ласковым морем, пили легкие домашние вина, ели шашлыки, и бегали на набережную, на дискотеку. В последний день, когда уже погрузили сумки в «Уаз», я пошел к администратору взять квитанции об оплате. И вдруг, меня как молнией ударило, в стеклянное фойе пансионата входила она, Татьяна, с белобрысым, упитанным карапузом лет трех. Сзади шел невысокий, коренастый мужик, с двумя спортивными сумками, и длинноногая девочка-подросток. Татьяна села в кресло, взяв малыша на колени, и крикнув девочке:
– Оля, помоги папе заполнить анкеты.
Я подошел поближе, и увидел, что она совсем не изменилась за прошедшие семь лет: такая же красивая, желанная, с большими, удивительными, но немного усталыми глазами.
– Здравствуйте, Татьяна Викторовна.
Она вздрогнула, и повернула голову:
– Здравствуй… Сережа. Ты как здесь? – она окинула меня взглядом с ног до головы. Я был одет в синюю спецодежду, со светоотражающими полосками.
– Я по работе, вот, уже уезжаем… А вы, значит, отдыхать?
Коренастый мужик, возле стойки администратора, покосился в мою сторону.
– Да вот, решились, наконец-то, первый раз за три года.
Малыш у нее на коленях молча и с интересом разглядывал меня.
– А как у вас вообще, как дела? – я немного волновался.
– Все отлично, Сережа. Сам-то как?
Дверь приоткрылась и выглянул наш прораб Пешков:
– Круглов, квиточки забрал? Ехать пора! Цигиль-цигиль! – он быстро постучал пальцем по часам.
Я неторопливо положил квитанции в папку:
– Вот такие дела, Татьяна Викторовна, все на бегу да на лету. Ну, счастливого вам отдыха!
– И тебе счастливо, Сережа!
В машине я вскипел:
– Николаевич, куда спешим? Не дал с человеком толком поговорить!
– Вот тебе телефон – звони шефу и объясняйся. Мы в десять должны уже в Крымске быть!
Наша машина ехала по горному серпантину. Как же хотелось крикнуть водителю: «Стой!» Броситься назад, к ней, к моей Тане – обнять, целовать ее до страсти, до безумия, утонуть в ее груди, раствориться, слиться воедино... Я отвернулся к окну, и посмотрел в морскую даль. Где-то там, далеко за горизонтом, казалось, что море сливается с небом, будто образуя единое целое, но я знал, что это не так, море и небо никогда не соединятся, так же, как уже не сольются воедино наши с ней судьбы…