Пролог
Крупный рыжий таракан деловито прошелся по кухонному столу, не обращая внимания на рассыпанные крошки от батона. Дойдя до края столешницы, он замер, о чем-то задумавшись, неторопливо развернулся и зашагал в обратном направлении. Остановившись возле чашки с остатками кофе, насекомое пошевелило длинными усами, почесало друг о друга передние лапки и окинуло взглядом темное помещение кухни.
Слабые лучи, исходящие от уличного фонаря, робко проникали в квартиру, тем самым позволяя различать предметы кухонной утвари. Стрелки на больших настенных часах показывали без четверти два. Где-то в углу замер паук. Посуда и столовые приборы давно уже заняли положенные места. На подоконнике мирно остывал наваристый борщ. Одним словом, кухня, как и вся квартира, погрузилась в очередной глубокий сон.
— Многоуважаемая публика, — голос таракана заставил все восемь пар глаз черного паука устремиться на него. Вяло зашевелилась оса, прятавшаяся за кувшином с водой.
— Так вот, — продолжил таракан, кидая беглый взгляд на часы. — Многоуважаемая публика! Люди, как известно, существа сложные, непредсказуемые… Сегодня они всем довольны, а завтра в порыве гнева могут и посуду о стену разбить.
— Истинная правда, — надтреснутым голосом подтвердила чашка с кофейным осадком. — Позавчера так и произошло с моей подругой.
Таракан поднялся на задние лапки и ласково погладил ее белый отполированный бок.
— Ничего, ты еще поживешь, — заверил он ночную собеседницу и снова начал вышагивать по столешнице. — А еще люди просто обожают, когда их желания сбываются. Но эти самые желания бывают не только у людей, — таракан сделал короткую паузу. — Сейчас я расскажу вам три байки, подслушанные в подвале среди моих сородичей. А некоторым фактам я и сам был свидетелем.
Байка первая. Однажды в магазине
Таракан подошел к тарелке с фруктами и принюхался. От зрелых персиков исходил приятный аромат. Прусак извернулся и ловко откусил от румяного бока небольшой кусок. Испорченный фрукт начал громко возмущаться.
— Тише, тише, — успокоил его таракан. — От тебя особо не убудет, а мне приятно. Вас вон как много, а я здесь один. В магазине, конечно, выбор побольше… Да, кстати, как раз об этом я и хочу сейчас рассказать. Итак, это был маленький продуктовый магазин…
***
Это был маленький продуктовый магазин, в котором много народа набегает только по вечерам. После работы людской поток остывающей лавой плывет от автобусной остановки и непременно попадает в торговое заведение, а затем мелкими ручьями растекается по собственным квартирам.
Здесь все находится на своих местах: продукты аккуратно расставлены на полках, тощий низенький охранник с заложенными за спину руками снует туда-сюда, наблюдая за немногочисленными посетителями, кладовщица выставляет новый товар, а кассир внимательно обслуживает покупателей.
— Как же мне нравится Верочка! — низким голосом воскликнул широкий крепкий прилавок. — Обожаю эту девушку! Ее руки так нежны, они никогда не стучат ящиками и не царапают мою прекрасную глянцевую поверхность! Ах! Ах! Я влюблен!
— Да, да, — поддакивающе затараторила клавиатура. — Мне Верочка тоже больше всех нравится. И пальцами она из всех сил не барабанит по моим клавишам в отличие от ее сменщиц.
— И меня протирает время от времени, — басом прогудел светящийся монитор. — Все остальные почему-то забывают.
— Как она прекрасна, как прекрасна! Эти коротенькие розовые ногти, оригинальные серьги, горящие глаза! А это декольте! Очевидно, она специально никогда не застегивает верхнюю пуговицу на форме, чтобы заставлять меня волноваться и ревновать! — не унимался очарованный юной продавщицей прилавок.
— А я там все вижу, вижу! Я высоко стою! — язвительно засмеялся сканер, озорно подмигивая своим красным глазом.
— Не трави душу, — прилавок тяжело вздохнул. — Мне и так тяжело. О! Как я хотел бы получить от нее хотя бы один поцелуй!
Все торговое оборудование дружно захохотало. Прилавок обиделся и замолчал. Какое-то время слышались только голоса людей, шепот продуктов из пластиковых корзин, писк сканера и жужжание кассовой ленты.
Часы на мониторе показывали уже половину десятого. В это время посетителей в магазине почти не бывает, поэтому охранник мило беседовал с симпатичной продавщицей, вальяжно облокотившись на прилавок.
— Убери от меня свои руки! — возмущенно вопил эмоциональный предмет мебели, но мужчина, конечно же, его не слышал.
Больше в торговом зале не было ни одного человека.
Всеобщую идиллию нарушил звон дверного колокольчика. Продавщица и охранник нехотя повернули головы в сторону входной двери и замерли в оцепенении: в помещение ворвались трое парней в медицинских масках, скрывающих половину лица.
— Стоять, бояться! — рявкнул один из них, направляя пистолет в сторону опешивших молодых людей.
Охранник и продавщица одновременно подняли руки, как завороженные глядя на пистолетное дуло. Вера быстро нажала ногой на аварийную кнопку. Теперь оставалось лишь ждать приезда охраны и уповать на судьбу.
— Грабеж! Это грабеж! — заверещали товары с полок.
— Где? Нам ничего не видно! — нервничали задние ряды.
Один из грабителей хорошо отработанным движением моментально вырубил тщедушного охранника, второй легко перемахнул через прилавок и, оттолкнув растерянную продавщицу в сторону, принялся высыпать содержимое обоих денежных ящиков в пластиковый пакет.
— Оставь в покое мои шуфлядки! — гневно закричал рассвирепевший прилавок.
— Какая наглость! — у возмущенного сканера непроизвольно начался нервный тик.
— Давайте скорее! — вооруженный парень заметно нервничал.
Грабитель с пакетом быстро заглянул под стол и, увидев нажатую кнопку, злобно прошипел:
— Я так и думал… — с этими словами он схватил продавщицу за волосы и с силой ударил ее лицом о прилавок.
От сильной боли девушка на доли секунды потеряла сознание. Из разбитого носа потекла кровь, украшая глянцевую столешницу багряными разводами. Придя в себя уже на полу, Вера не слышала криков и возни возле входной двери. Сквозь гул в ушах до нее доносился какой-то незнакомый голос из глубины сознания: «Поцеловала! Она поцеловала меня!».
Байка вторая. Слепая материнская любовь
Рыжий таракан осторожно потрогал мохнатой лапкой мертвую муху, лежащую на спине возле толстой прихватки.
— Эй! — окликнул ее прусак. — Ты уже свое отлетала. Бедняга. Чего не скажешь о нашем следующем герое. Ах, свадьба, свадьба, — таракан мечтательно закружился, держа в цепких объятиях мертвое тело. — Веселье, подарки, еда… и вдруг! — устремившись в танце к краю стола, таракан отправил мертвую муху в ее последний полет. — Трагедия! Об этом я расскажу в своей следующей байке. Итак, свадебное платье было ослепительно белым…
***
Свадебное платье было ослепительно белым. Изготовленное в стиле ампир оно постоянно притягивало взгляды проходивших мимо незамужних дам. Верх платья представлял собой комбинацию тяжелого шифона и атласа, усыпанную искусственными камнями, в то время как юбка была изготовлена из легкого струящегося шелка.
Платье находилось в магазине вот уже несколько месяцев, его часто примеряли, в нем фотографировались, но вот приобрести самый дорогостоящий наряд свадебного салона никто не решался. Другие платья приходили и уходили, долго не задерживаясь, а наше так и оставалось приковывать взгляды через витринное стекло да тоскливо поглядывать на улицу.
Платье с завистью смотрело на перелетавших с места на место в поисках пищи голубей и удрученно вздыхало, когда птицы, испуганные случайным прохожим, взмахивали крыльями и взмывали ввысь. «Вот бы мне наконец вырваться отсюда, — мечтало оно. — Наверное, голуби счастливы. Они свободны, они умеют летать. Я бы так хотело хоть на мгновение оказаться в полете!»
Наконец, наше платье в очередной раз сняли с манекена для примерки. Будущей невесте несказанно шел дорогой наряд, корректно скрадывающий недостатки фигуры, начинающей полнеть. Она пришла в свадебный салон вместе со своей матерью, еще довольно молодой женщиной лет тридцати с небольшим.
— Хочу это! — озвучила желание девушка, любуясь своим отражением в зеркале.
— Лена, ты цену видела? — нахмурилась мать, нервно теребя сумку. — У нас нет таких денег.
Невеста до хруста сжала кулаки, ее миловидное лицо исказилось жестокой гримасой.
— Так найди деньги! Где хочешь, найди! — она сердито топнула ногой. — Только в этом платье замуж пойду!
Зеркало устало вздохнуло. Разговоры подобного рода изрядно утомляли его, и оно позволило себе слегка потускнеть. Платье замерло. Решалась его судьба. Ну, пусть, пусть эта женщина достанет из своей потертой сумочки кошелек и купит его! Пусть купит!
–Леночка, здесь полно нарядов подешевле, — мать махнула рукой в сторону торгового зала. — Они почти такие же.
— Ну нет, — девушка всем корпусом развернулась к испуганной ее поведением матери. — Надоело всю жизнь слушать: на это нет денег, на то нет… У всех были отцы, только у меня не было! Это ты во всем виновата! Сказала — только в этом платье выйду! Или ты хочешь, чтобы твой внук без отца рос?!
Голоса споривших женщин, доносившиеся из примерочной, становились все громче и громче. Посетители салона начали прислушиваться, наряды перестали шуршать и тоже стали вникать в смысл сказанных слов. Однако и на этот раз надеждам свадебного платья свершиться было не суждено. Им снова украсили манекен и предоставили возможность любоваться проезжей частью.
Прошел месяц. Порывистый ветер сдергивал податливые листья с деревьев и сбрасывал их на мокрый асфальт, заставляя кружиться в предсмертном танце. Но вот дежурно хлопнула входная дверь салона, и на пороге появилась та самая женщина, которая не так давно приходила сюда раньше с дочерью. Она указала на платье, достала из потрепанной сумочки не менее потрепанный кошелек и извлекла оттуда необходимую сумму.
«Купили! Купили!» — платье было довольно, когда тряслось в автобусе по дороге домой, довольно, когда его снова примеряла невеста, визжащая от восторга, довольно, когда его аккуратно разместили на вешалке в ожидании завтрашнего дня.
Наступила ночь. Невеста мирно спала у себя на кровати, нежно улыбаясь во сне. Где-то за стеной вздыхала мать, скрипя продавленным диваном. Вещи в комнате молчали. Платье переполняли эмоции, и оно первым подало голос.
— А вы знаете, — довольно громко начало оно. — Я так хотела, чтобы меня забрали, и вот…
— Молчи, — бесцеремонно оборвал его стенной шкаф. — Чтобы тебя купить и устроить завтрашнюю свадьбу, хозяйка продала почку, так что, дорогуша, оставь свои необузданные эмоции при себе.
Платье замолчало. Оно понятия не имело, что такое почка, но осознавало, что для женщины это было что-то очень важное. И платью стало стыдно. Так стыдно, будто оно сделало что-то очень плохое, но еще никто об этом не знал.
На следующий день была свадьба. Все шло своим чередом: роспись, застолье, подарки. Все как у всех. Вечером свадебное платье, небрежно брошенное на диван, отдыхало, раскинув тонкое кружево по бархатной обивке, и непроизвольно слушало ругань новобрачных.
— Зачем ты приглашал ее танцевать? Ты уже женатый человек!
— И что с того? Всего лишь танец… Это ничего не значит!
— Вы целовались в коридоре! Я все видела!
Взаимные обвинения становились все громче и громче, негодование в них усиливалось с каждой минутой и, казалось, вот-вот необдуманные фразы перерастут в нечто большее.
И вот в комнату, где лежало платье, ворвалась новоявленная жена. Если бы ни в чем не повинный наряд мог съежиться и тем самым уменьшиться в размерах, он незамедлительно сделал бы это. Девушка сгребла ненавистную одежду и устремилась к балкону. Распахнув дверь, новобрачная с ненавистью швырнула ставший никому не нужным наряд.
Сильный порыв ветра галантно подхватил легкую ткань, заставляя ее грациозно парить в воздухе.
— Я лечу! Да! Я лечу! — платье захлебывалось в собственных эмоциях.
Время как будто остановилось для него. Все вокруг казалось прекрасным и доброжелательным: и однообразные окна многоэтажек, и серое осеннее небо, и темные деревья, почти потерявшие листву. Завершив свой последний вальс, свадебное платье медленно опустилось в широкую лужу, разлившуюся возле подъезда. Воздушная белая ткань быстро пропиталась грязной холодной водой, став тяжелой и неуклюжей.
«Как оказывается это здорово — летать», — решило про себя платье и задумалось. Других желаний у него не было.
Байка третья. Злая игрушка
— Честно говоря, я не люблю домашних животных, особенно собак, — рыжий рассказчик шустро спрятался под тонкой салфеткой, заставляя ее бумажный край театрально дрожать. — Они все время норовят тебя поймать и покусать или даже заиграть до смерти, — прусак вылез из своего укрытия. — Моя последняя байка будет о детской игрушке, которая очень, ну очень не хотела, чтобы с ней играли…
***
Игрушка очень не хотела, чтобы с ней играли. Это был симпатичный резиновый котик в целлофановой упаковке, который мирно стоял на полке в темном шкафу. Его купили пару дней назад в большом магазине, где на витринах находилось много таких же котиков, зайчиков, собачек …
Все игрушки мечтали о хозяине. Они хотели, чтобы с ними играли, жаждали любви и заботы хотя бы на короткое время. Дети тянули к ним свои маленькие ручки, трогали их, улыбались. Игрушки приобретались, с ними увлеченно возились неделю, а потом забрасывали в какую-нибудь коробку, где уже лежали десятки подобных «пенсионеров», которые дружно жаловались на судьбу, проводя дальнейшее время в темноте и обиде.
Но наша игрушка была не из таких. Она испытывала безумное отвращение при мысли о том, что ее, возможно, будут кормить, купать, выносить во двор, где еще десятки детских рук будут трогать ее мягкую резиновую поверхность. Игрушка истошно орала: «Не тронь меня! Не тронь!», — когда какой-нибудь ребенок или взрослый останавливался напротив и тянулся в ее сторону. Люди будто что-то чувствовали, выбирали другие игрушки и уходили, а злой резиновый котик выдыхал с облегчением.
Но не все шло так хорошо, как хотелось бы. Через какое-то время нашу игрушку вместе с ее соседками уценили и очень быстро распродали всю оставшуюся партию за несколько дней. И вот теперь резиновый котик с содроганием ожидал своей дальнейшей участи.
Игрушка недоумевала: зачем ее приобрели, если у Веры, хозяйки квартиры, довольно молодой особы, не было детей. Однако была собака, шестимесячный щенок кавказской овчарки, который грыз все, что попадалось ему на глаза: и обувь, и мебель, и ковры. Резиновый котик подумал вначале, что ему уготована горькая участь быть изгрызенному этим щенком, но потом он понял, что ошибался. Особенно после того, как Вера отнесла его к какой-то странной женщине, которая долго возилась над ним, исполняя непонятный колдовской ритуал. Смысл фразы: «Заговор на смерть», — для резиновой игрушки остался совершенно непонятен.
Из-за стены, граничащей с соседней квартирой, часто доносился детский плач. От вещей, лежащих в шкафу, игрушка узнала, что хозяйка люто ненавидит Лену, свою соседку, и безумно завидует тому, что у нее есть ребенок.
Женщины хорошо знали друг друга и даже дружили пару лет назад. Но жизнь распорядилась так, что у Лены появился малыш, которого пришлось растить без отца, а Вера не могла иметь детей и от тоски и гнетущего одиночества завела собаку. И соседки обоюдно терпели рвущие слух и душу звуки, исходящие из их квартир. Постоянный детский крик по ночам постепенно расшатывал связующие звенья и без того хрупкой нервной системы одинокой дамы, в то время как протяжный вой собаки, скучающей днем в одиночестве, не позволял спокойно спать днем матери и ее малышу. От постоянного недосыпа мать-одиночка была болезненно раздражена, часто кричала на ни в чем не повинного мальчика и периодически стучала кулаком в стену с криками: «Да заткнись уже!».
Таким образом, одна стучала в стену днем, вторая, придя усталая с работы, стучала ночью. Но наступило время примирения.
Хозяйка собаки напросилась на чай к бывшей подруге. Она окликнула своего щенка, взяла с полки заговоренную игрушку, прихватила с кухонного стола небольшой торт и направилась в гости. Пока Вера отхлебывала горячий чай, бросая злорадные взгляды в сторону малыша, пробующего на зуб резиновый подарок, Лена угощала непоседливого щенка ароматными подушечками с крысиным ядом, купленными накануне.
Ночью злая игрушка, крепко обнятая спящим ребенком, слышала, как испуганно вскрикивает и обреченно причитает соседка, как взвизгивает от боли и предсмертно хрипит умирающий щенок, захлебываясь собственной кровью.
Щенок был похоронен утром на окраине парка. Лена с ребенком, который спокойно сидел в коляске и обеими руками сжимал резинового котика, стояла вдалеке и наблюдала, как рыдает соседка на могиле своего питомца. Зло порождает еще большее зло. Только теперь Вера поняла это, но было уже поздно. Набравшись сил, она поднялась с земли и шатающейся походкой побрела в сторону дома.
Дождавшись, когда бывшая приятельница скроется из виду, Лена взяла сына на руки и приблизилась к свежей могиле.
— Ну вот, собачка умерла. Здесь ей холодно и скучно. Давай мы отдадим ей игрушку, — предложила она малышу, и ребенок послушно разжал пальцы.
Резиновый котик остался стоять один у изголовья собачьей могилы. Сосна сыпала на него свои опавшие иглы, осенний дождь постепенно смывал краску с гладкой резины, а ветер окатывал поднятой с земли пылью… Здесь, в тишине и покое, злая игрушка была абсолютно счастлива.
***
Рыжий таракан взглянул на часы. Была половина пятого. «Уже пора и честь знать», — решил он про себя.
Картинно раскланявшись, насколько позволяли его тараканьи возможности, прусак лениво пожевал хлебную крошку, задумчиво почесал мохнатой лапкой свой затылок и торопливо начал спускаться по стене. Быстро преодолев расстояние от кухонного стола до двери со словами: «Ах, люди, люди, что бы мы без вас делали», — он скрылся за дверным косяком.