Гена Саленко, по кличке «Хомяк», – командир минно-торпедной боевой части крейсера. Он и правда походил на хомяка: рыжий, небольшого росточка, с маленькими выпуклыми чёрными глазками и огромными раздутыми щеками. Геннадий, как и эти милые животные, целый день метался из стороны в сторону по кораблю, создавая суматоху и неразбериху, что-то писал, постоянно строил личный состав, напоминая человека не от мира сего. Трудился он в поте лица днём и ночью. И когда силы наконец оставляли, он падал в койку и мог проспать сутки или запоем читать книгу. Любая смена обстановки доставляла ему удовольствие и приносила отдых.
Но, надо отдать должное, его боевая часть всегда считалась лучшей в дивизии, поэтому командование корабля на причуды «Хомяка» не реагировало.
С другой стороны, Геннадий слыл человеком добрым, не умеющим держать долго зла, всегда имел деньги и охотно давал их в долг, записывая должников в блокнотик, который хранил в сейфе. Ещё он находился в абсолютном неведении ко всему, что происходило за пределами корабля. Со стороны казалось, что Гена даже не знает, в каком году живёт, который сейчас час, день и даже век. Корабельная трансляция обо всём ему напоминала, что сейчас надо делать.
Никто не располагал сведениями, чем он занимается на берегу. Зато твёрдо знали, что у него есть трёхкомнатная квартира, недалеко от штаба флота, в которую он никого не приглашал. Досталась она ему от бабушки-адмиральши. Правда, сходил он на берег очень редко. Говорили, что Саленко когда-то был женат, кто-то видел в городе «Хомяка» с женщиной… Но с годами в эти слухи уже никто не верил. Живёт себе и живёт. Сам по себе. Главное, никому не мешает и не досаждает.
Личный состав его не боялся, но уважал и ценил за ум, знания, выдержку и справедливость. И чтобы не подводить командира, стремились служить так, чтобы в их подразделении не было нареканий со стороны командования.
Гена не курил, а спирт пил умеренно, и то не с каждым.
Двадцать пятого июня Гене стукнуло сорок лет. Он, как порядочный человек, в обед в кают-компании накрыл шикарный стол, а вместо компота каждому в стаканы налил хорошего красного вина. Командир хоть и побранил за это именинника, но выпил с удовольствием.
Юбиляру, как это делается из века в век, командование дало грамоту, пожелало успехов в боевой и политической подготовке и любезно предоставило сход на берег после обеда. Офицеры подарили Геннадию огромную клетку с двумя рыжими и очень милыми хомячками. Те, что-то непрерывно жуя, с интересом рассматривали весёлую публику, никак на неё не реагируя.
– Геннадий Петрович, – произнёс начальник медицинской службы, вру-чая подарок, – мы от всего сердца дарим тебе этих милых зверюшек, Сашу и Люду, и надеемся, что в твоём доме поселятся мир, радость и счастье. А названы они так в честь Руслана и Людмилы.
В кают-компании засмеялись.
Саленко на шутку не обратил никакого внимания, а от такого сюрприза даже прослезился. Он весело глядел глазами-пуговками на своих дальних собратьев, и его сердце выпрыгивало из груди от восторга.
Жизнь Геннадия резко поменяла своё русло. Он к хомячкам проникся чувством особой любви и отцовской заботы. Разобрав стол, он поставил клетку ближе к иллюминатору и подолгу смотрел на своих новых друзей, постоянно подкармливая их чем-то вкусненьким. Теперь его каюта часто наполнялась офицерами, которые тоже что-то несли братьям своим меньшим. Особый восторг у всех появлялся тогда, когда те поедали длинные макаронины. И даже не поедали, а засасывали их.
Вскоре Саленко заметил, что Люда и Саша стали вести себя беспокойно. Решив, что на них отрицательно влияет СВЧ-поле и электромагнитное излучение, он отвёз их домой. Теперь Гена сходил на берег регулярно.
Они уже успели подружиться и полюбить друг друга. Саша и Люда быстро признали в Геннадии своего генетически мутированного родственника, жалели его и трепетно к нему относились. Гена тоже боготворил их. Он разговаривал с ними, включал музыку, выпускал погулять по дому и даже разрешал есть из его тарелки. У них была полная идиллия и взаимопонимание, и казалось, что Люда часто строит ему глазки.
Служба на корабле не предусматривает длительное пребывание экипажа на берегу. Кораблю подавай океанский простор с его штормами и штилями, тревогами, вахтами и боевыми задачами. И началась подготовка крейсера к выходу на боевую службу, которая длится пять-шесть месяцев.
Теперь Геннадия волновала не столько подготовка боевой части, в ней он был уверен на все сто процентов, а то, что делать с хомячками. Он обошёл всех знакомых и соседей, но все наотрез отказались взять их, тем более на такой длительный срок.
Положение было аховое. С собой животных не возьмёшь – погибнут. И выбрасывать жалко.
Наконец «Хомяк» нашёл авантюрное решение. Он привёз с корабля пять мешков сухарей, три белых и два чёрных, мешок овсянки, три подшивки газет за прошлый год. Купил по десять килограммов рисовой и гречневой крупы, немного картошки и яблок, сколотил большущий ящик и наполнил его песком. Пустив тонкую струйку воды в ванной, открыл туда дверь и укрепил широкие доски, чтоб малыши могли туда забираться и вылезать.
Перед выходом корабля на боевую службу он свернул и перенёс ковёр в спальню. Туда же вынес кресло и журнальный столик, везде позакрывал двери, оставив открытыми только в зале, где размещалась супружеская пара, и в ванной. Разложив крупу и сухари по комнате, положив фрукты и овощи на подносе и разбросав скомканные газеты, чтоб точили зубки, он открыл окно, выпустил друзей из клетки, поцеловал их и с тяжёлым сердцем ушёл защищать Отчизну, закрыв квартиру на все замки. Люда на прощание даже лизнула Геннадия и что-то пропищала.
Поначалу Саленко было грустно без приятелей, но бешеный темп службы, слежения, поиски подводных лодок, вахты и множество других задач, притупили тоску разлуки.
«Будь что будет, – думал «Хомяк». – Не рвать же сердце постоянно. Так можно заработать нервный срыв или, того хуже, инфаркт получить».
Но изредка мысли всё же пронзали череп: как они там?
Всё проходит. Подошла к концу и боевая служба. Корабль вернулся в родную базу.
Сойдя на берег, Саленко быстро забежал в магазин, накупил много разного съестного и на такси поехал домой. Сильно волнуясь, он потными руками открыл дверь. В нос сразу ударил терпкий запах мочи и кала, а сквозь поднимающуюся бумажную пыль к нему из зала бежали сотни полторы, а может, и две, счастливых хомячков. Среди этой оравы Люду и Сашу признать было невозможно.
Впервые Геннадий был в полной растерянности. Его бусинки глаз вылезли наружу, щёки раздулись, а лицо покрыла багровая воинственная краска. Он даже не знал, что делать и с чего начать. Наконец первая трезвая мысль осенила его мозг.
Связав четыре угла большого одеяла, он собрал всю живность в этот импровизированный мешок, вынес всех в парк и выпустил на волю. Потом поехал на корабль, написал рапорт на отпуск, взял шесть матросов, которые вместе с ним выносили мусор, чистили, мыли, приводя в порядок квартиру.
Больше «Хомяк» живность в доме не держал. Правда, потом выяснилось, что он вскоре женился на женщине с двумя большими детьми.
А почему бы и нет? Не надо лишний раз напрягаться и растить их с пелёнок, готовые есть. А чужие они или свои, ему было глубоко всё равно.