Неанд. Певчий Гад. Хмель

Вячеслав Киктенко
                Хмель

Счастлив был Великий уже не мысленно, а вполне осязаемо, когда огрёб не только гору аплодисментов, но и главный приз – хорошо сохранившийся бивень мамонтёнка.  Ещё бы, одним-единственным словом удалось ему определить Русскую Идею! Более того, определение было признано самым глубоким на всемирном, тайном форуме неандертальцев.

«Русская Идея? Пожалуйста. – Хмель. Одно слово. Слово не только пьяное, но и метафизическое. Утопии, мечты, прекрасное будущее… – Хмель!
А грандиознейшая русская Революция, потрясшая весь ахнувший мир чаяньем Мировой Справедливости, это ль не Хмель? Кому ещё, «тверёзому», под силу? Такого размаха и удали, жертвы, подвига самоотречения и возмездия одновременно нет, не было больше нигде, никогда на земле!
Вот так вот, сволочь мировая!..»

***
«У женщины мозга меньше. Зато п… больше» – говаривал с туманной значительностию Великий. Что имелось в виду? Неизъяснимо…
Впрочем, весьма стыдливенько добавлял грустный, раздумчивый комментарий:
«Нас всех имеют... всех, в широчайшем смысле, еб…т. Но женщин – больше…»
К самому же предмету вожделения обращался с почтительностию: 
«Госпожа Гениталия».

***
                Из цикла « Космобредни»:

«Коли есть Млечный Путь, должна быть и Чёрная Дыра. А как же иначе!
Космическое млеко… космическая сперма … куда же ей течь-то, куда впадать?
А – в Чёрную Дыру. Больше некуда».

***
«…тёмный лес, короче. Спорами стреляют грибы, спорами-метеорами –  галактики, спермой – белковые соединения… херросплавы, которые человеками  называются. Да и вся биоферма, блин…»

«О, панспермия!..
С Юры, с Перми
Протягновен вагине я!
Моя любовь не струйка спермы,
Не утомлённая струя...
Всей планетарной биофермы
Нежнейший взрыв –
Любовь моя!..»

***
Рассказывал, озабоченный:
– «Тонька кинула…любимая… стишками сублимировался… о любвях, блин… а потом на баб кинуло. Да на таких!.. Да на стольких!...
Устал… устал от баб, – приполз во храм… туда же приполз, в церковку, обидел которую. По мелочам, правда,обидел, а всё ж… ну, да дело прошлое. Да ить без стыда рожи не износишь! А куда ещё-то? – Поплакаться. А то и покаяться… коли примут, поймут…»
Приняли. Не поняли. Рыдал Великий:
– «Сколько можно, батюшка!?.  На баб тянет… а не люблю! А тянет! Батюшка, сколько можно? Соблазны, прелести, искусы… когда же это кончится?!.»
Пожилой батюшка бороду в сторонку отвёл, глазки погрустневшие отвёл, головушкою покачивая, раздельно так, тихо-тихо молвил долу горестное, окончательное:
– «Ни-ко-гда…»

***
Гусыньки-ласыньки, глазоньки-бусыньки…

***
  Нагрезил Великий:
 «Разлитое, как вода, мироздание. И в нем «плавает» Земля.
А внутри Земли – раскалённая магма. А снаружи – проблемы, проблемы… животные проблемы, человеческие. И всё это плывёт вместе с Землей по разлитому, как вода, мирозданию…
Так вот отстранишься порой, и вспомнишь старинную загадку:
«Кругом вода, а пос¬реди беда».
Сама Земля – беда.
М.б. не это имелось в виду, но порой ка¬жется – и это…»

***
Разведарь
«Он лежит и что-то знает,
Звёздный зорец и вездец,
Он проник во все законы,
Свежий лишний,
Заиконный,
Затихоненный сударик,
Страшный человек
Мертвец…»

***
Усомнялся Великий часто. Во всём.  Так часто, что сложилось, кажется, что-то вроде цикла. Собрав разрозненное из «архива», решили так его и назвать:

                «Усомнился»

«Угол падения равен углу отражения»...
Ой ли!
Усомнившись однажды, вдруг видишь мельчайшие зазоры – зазоры даже самой мысли, сквозящей так или иначе сквозь мысленные препоны, сквозь астральные буреломы, сквозь незримые мысленные шероховатости этого, неидеального мира. Так значит – не равен? Не абсолютно равен?..
А как с этим делом в идеальном мире? И как его, этот идеальный мир не отсюда, не здесь, а именно там представить? Ведь ты представляешь его лишь отсюда, из неидеального мира и, значит, зазоры и шероховатости неизбежны – неизбежны даже для мысли, даже для представления об идеальном – отсюда, из неидеального…
«Тот», идеальный мир, выходит, также неидеален, ибо представление о нём исходит из этого, неидеального мира. И никто не знает с идеальной точностью – что там? Туда надо попасть, чтобы судить об этом с достоверностью.
А то – слова, слова, слова…
Вот тебе и «угол падения равен…». Ни хрена не равен!»

***

                Из социо-романтических бредней Великого:

«…который день я месяца не вижу?
Который месяц ёжусь от дождя?..
Какую жижу, Боже мой, какую жижу
Претерпеваем, братцы, без Вождя!
А был бы Вождь, он резко бы и сразу
Пресёк поползновенье подлой тьмы,
Он запретил бы разом всю заразу!..
Но нет Вождя… и мучаемся мы…»

***
Торговлишкой в трудные годы подрабатывал Великий. Не брезговал ничем: брал оптом ящики сигарет, а потом разносил по магазинам, совал «под накладушки» продавцам и продавщицам, без расписки, на чистейшем доверии. И – ни разу не был обманут! Феномен «гайдаровских времён» – большие акулы растаскивали страну по частям, наживая миллиарды и падая под пулями суровых бандюков, а простые челночники и практически незнакомые продавцы не обманывали. Никогда! Может, за счёт них и выжила страна?         
И водкой «Распутин» (ещё не палёной, хорошей водкой) торговал... а уж как жалки были те девчата, весь день топтавшиеся на морозе у своих стихийных прилавочков!
Великий плакал, вспоминая, как он их согревал вечерами, получив выручку, согревал, бывало, прямо на перекрёстке, за киоском «Союзпечати», нагнув и содрав толстые мохеровые колготки. Как они, уже полупьяные, розовели, хорошели, и как по-человечески целовали, обнимали потом, благодаря Великого за ласку, а не только за поставку водки, которая им и давала возможность выжить в страшные годы!..
              И обогревателями в холодную зиму торговал, обогревал синих в своих нетопленных жестяных лавчонках, красивых и, как правило, с подбитым глазом продавщиц (они ещё подмигивали понимающе: мол, ясно дело, муж излупил… за дело, конечно… да куда ж денешься? Холодно ж!..).
               И свёрлами торговал, и «Подарками новосёлам» (коробочками с набором шурупов, пробойников, пластмассовых пробок).
                И роскошными коврами с обнищавшей ковровой фабрики, отдающей добротный товар за бесценок, торговал… всего не перечислить. Долго-долго торговал, выживал, как мог. Выжил. А в итоге остался маленький перл, почти не относящийся к делу:

 «У меня было шило,
У тебя было мыло,
Но тебе было мало,
А мне мало не было…»

***
Немногословен и благословен.