Операция Кот в мешке. повести

                Виктор ПУЩЕНКО
                ОПЕРАЦИЯ «КОТ В МЕШКЕ»
                Художественно-документальные повести

     Книга включает художественно-документальную повесть "Операция "Кот в мешке" о Карибском кризисе 1962 г. и её продолжения - повести "Дорога на вершину", "Протрезвление", "Маньчжурская ветка", "Белоруссия родная" и "Центральная группа войск", в которых рассказывается о работе военных врачей в мирное время.
     Повести "Оккупация" и "Ломоносик" - о жизни белорусских крестьян на оккупированной территории во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы вплоть до начала 50-х годов.
     Книга проиллюстрирована фотоснимками из личного архива автора.
     Адресуется широкому кругу читателей.

ISBN 978-985-6888-88-8
                ОТ АВТОРА
   Родился я в деревне Голачёвка Костюковичского района Могилевской области в крестьянской семье. О довоенных годах в моей памяти осталось мало воспоминаний. Зато события, происходившие в нашей местности в период оккупации нас немцами, глубоко и на всю жизнь врезались в мою память и память моих родственников и односельчан. О них я рассказал в повести "Оккупация", написанной мною к шестидесятилетию победы и опубликованной в журнале "Полесье" за 2004 г.
   Послевоенную жизнь белорусских крестьян я описал в повести "Ломоносик". В ней я также рассказал о своем поступлении в 1952 году в 1-й Ленинградский мединститут. Оказался я там по воле своего родственника-спонсора, пожелавшего видеть меня врачом, а не по собственному желанию. Он оказал мне материальную помощь при поездке в Ленинград на вступительные экзамены.
   По окончании четырех курсов мединститута я перешел на Военно-морской медицинский факультет при том же институте. К этому меня подтолкнуло не желание стать военным, а решение покончить, наконец, с полуголодным существованием, которое я тогда влачил. По окончании с золотой медалью факультета я служил в частях Черноморского флота, а затем в войсках ПВО.
   В 1962 году вместе с полком ПВО во время Карибского кризиса я оказался на Кубе, где находился до 1964 г. В это время я вел подробный дневник, в котором рассказал о тайном перебазировании на Кубу советских войск на кораблях торгового флота, о Карибском кризисе, Группе советских войск на Кубе в 1962-64 гг., о Кубе и кубинцах. На примере полка ПВО я всесторонне, изнутри рассказал об армейской жизни, работе войскового врача в условиях Кубы. Этот дневник пролежал у меня 34 года и был опубликован только после начала перестройки в 1998 г. в журнале "Полесье".
   По возвращении с Кубы я продолжил службу в Закавказском военном округе, а затем был направлен в Ленинградскую Военномедицинскую академию на учебу на два года в клиническую ординатуру по анестезиологии и реаниматологии.
   По окончании учебы я проходил службу в госпиталях Забайкальского и Белорусского военных округов и Центральной группы войск.
   Период своей жизни, начиная с возвращения с Кубы и до окончания службы в армии в 1986 г., я описал в художественно-документальных повестях "Дорога на вершину", "Протрезвление", "Маньчжурская ветка", "Белоруссия родная" и "Центральная группа войск". В них я правдиво, со всей откровенностью показал работу военных врачей в медицинских пунктах частей, клиниках Ленинградской Военно-медицинской академии и госпиталях Советской Армии в 60-80 годы.
   Еще будучи студентом, я мечтал стать писателем, но жизнь распорядилась по-своему. С юношеских лет я сочинял стихи, сборник которых издан мною в самиздате. Прозу ж я начал писать в 1962 году, будучи на Кубе.
   Во время работы в госпиталях я активно занимался научной работой и написал 14 научных работ, опубликованных в центральных медицинских журналах. Приказом министра здравоохранения я награждён значком "Отличнику здравоохранения СССР". Мне также присвоена квалификация врача-анестезиолога-реаниматолога высшей категории.




                ОПЕРАЦИЯ
                “КОТА В МЕШКЕ”
                Кубинский дневник
Посвящается участникам Карибского кризиса
Честь страны хранят те, кто борется с ее недостатками, а не те, кто восхваляет ее достоинства.
Мадзини
                ГЛАВА 1 1962 ГОД АВГУСТ
   Из отпуска я был вызван телеграммой: «Немедленно прибыть в часть». В это время я находился в Гомеле, где планировал провести остаток своего отпуска, но где пришлось побыть всего три дня. На следующий день через Москву уехал на место службы в г. Камышин.
   Ехал я туда с мыслью, что меня вызывают для разборки личных дрязг. Оказалось, что это не так, хотя дрязг тоже развелось не мало.
   За время моего отсутствия моя жена Таня прошла медкомиссию и добилась того, что ее признали негодной к проживанию в районах Крайнего Севера. От поселка Гремиха на Кольском полуострове она меня спасла. Вместо этого меня срочно, без семьи, отправляют в Энгельский полк ПВО. Говорят, что некоторые наши офицеры с подобными же условиями уже уехали в различные части. Забрали многих солдат. Штаб Волгоградской дивизии ПВО уехал в полном составе, куда — никто не знает. Начмед дивизии, полковник Кротов, уехал с женой.
   8 августа на теплоходе  убыл в Энгельс. Ночь промучился на палубе и проклинал всех и вся. В Энгельсе я встретил своих будущих начальников: командира полка полковника Мамедова, азербайджанца по национальности, начальника политотдела подполковника Зверева, заместителя командира полка подполковника Даниленко, начальника штаба подполковника Пузырева, начальника тыла подполковника Алексеенко. Познакомился со своими будущими подчиненными: фельдшерами Сомовым Гришей и Ликаренко Витей, санинструктором Мирошниченко Колей. Но самым главным для меня было знакомство с моим будущим непосредственным начальником старшим врачом полка майором Дурневым Петром Ивановичем. Сразу же насторожила его фамилия — народ зря таких фамилий не давал. С самого начала он произвел на меня неприятное впечатление: ниже среднего роста, склонный к полноте, лысый, с красными прожилками на лице, с обложенными шелушащимися губами.
   Конфиденциально, по секрету он мне сообщил, что мы едем в Индонезию месяцев на шесть, и что поездка обещает быть интересной. Очень советует взять Таню на должность зубного врача. Выясняем у командира — он не решается, так как она — врач- лечебник, а не стоматолог.
   В части полная неразбериха, на новом месте я, как всегда, ориентируюсь очень медленно. Дурнев ничего не подготовил для обеспечения поездки. Даю опись начальнику аптеки Вороне Саше и прошу укомплектовать две походных амбулатории. Он обещает, хотя всё уже забил в ящики.
   До нас в этой части с докторами — полная комедия. Прежние доктора — оба евреи, а их не берут. Прибывший на место старшего врача майор разругался с командиром, а прибывший на мое место, на должность начальника медпункта полка капитан - весь больной, с почечной коликой убыл в госпиталь.
   Дурнев — врач авиационной базы с Разбойщины под Саратовым , прибыл в Энгельс недавно. Старается оттенить свои заслуги в подготовке к отъезду: оформил документацию на аптеку, достал ящики для упаковки имущества.
   Получив кучу обмундирования, деньги за два месяца вперед, я уехал за остальным обмундированием в Камышин. Всем нам приказано взять с собой всё военное обмундирование, в том числе и зимнее. Сообщаю обо всем Тане — она согласна ехать даже санитаркой. Замыкаем свою комнату и уезжаем.
   12 августа прибыли в Энгельс, оформили Таню вольнонаемной, остальные женщины едут военнослужащими, часть из них едет с мужьями. Поселились в лётной гостинице. Таня тут же уехала за своими личными вещами в Камышин, через два дня возвратилась. Всё вроде собрали и ждем. Начали двигаться наши эшелоны, по некоторым данным — в Феодосию.
   22 августа грузимся мы. Погрузились, сутки стоим на станции. Дурнев и Таня едут следующим эшелоном. Начали, наконец, двигаться, доехали до Волги, остановились, чего-то ждем. Через несколько часов переехали Волгу и на ближайшем полустанке опять стоим несколько часов. Все нервничают, раздражаются из-за такого движения. Ночью замерзли, всем выдали поролоновые матрацы и одеяла.
   Помаленьку всё же двигаемся дальше. Я осваиваюсь в новой обстановке. Люди вокруг все незнакомые.
   Прибыли на Петров Вал, стоим здесь долго. Рядом Камышин, можно сказать, родной дом. Здесь я запасся яблоками и грушами, жить стало веселей. Проскакиваем Волгоград, никто не знает, куда будем двигаться дальше — на Тихорецкую или на Донбасс.
   Повернули на Донбасс, проезжаем интересные, исторические места. Подъезжаем к Донбассу, видим копры шахт. Около одной из них резко тормозим, в хвост поезда вызывают врача: «Зарезало человека». Хватаю медицинскую сумку и бегу.
   В конце эшелона на обочине железной дороги лежит весь в грязи и мазуте человек с окровавленной головой и отрезанными ногами и руками, ноги болтаются на лоскутках кожи. Накладываю жгуты на конечности, забинтовываю голову, делаю инъекции. Пульс у пострадавшего не прощупывается, дыхание слабое, редкое. На моих глазах человек умирает. Оказывается, сегодня — День шахтера, братва напилась, товарищ же плохо жил с женой и в пьяном угаре пообещал броситься под поезд. Его замкнули в квартире, но он выпрыгнул в окно и попытался повеситься. Из этого ничего не вышло. Тогда он побежал к железной дороге, приятели — за ним. На их глазах бросается под поезд и гибнет. От друзей сильно несет водкой. Человек погиб ни за что, оставив вдову и семилетнего сынишку.
   Эта смерть наводит на грустные размышления. Некоторые солдаты отказались от еды. Это был первый в моей докторской практике случай смерти.
   За всю нашу поездку только в Петровом Вале, Ясиноватой и Джанкое можно было купить что-то съестное: яблоки, груши, арбузы и виноград. На остальных участках пути с деньгами в кармане останешься голодным.
   При нашем путешествии у меня дважды сильно забилось сердце. Первый раз это случилось при подъезде к Донецку, точнее к станции Рутченковой. С ней в моем сознании еще с детства ассоциируется очень многое, хотя я здесь никогда не был. На Рутченковой в 30-е годы работал мой отец и дядя Алексей, живет дядя Елисей, жила мать, здесь живет и работает много наших деревенских. Как хотелось мне, чтобы поезд там стоял долго-долго, хотя у меня и не было адреса дяди. Но на Рутченковой мы даже не остановились.
   Второй раз сильно забилось мое сердце, как при возвращении на родину, при въезде в Крым.
   Прослужив два года в Крыму, я впервые ехал через Гнилой Сиваш. Как к родной, подъезжал я к Феодосии, где мне пришлось побывать в 1959 году во время учений. Прибыли мы туда на шестой день пути. В Феодосии и Айвазовской все пути забиты товарняками с военным или, как здесь говорят, специальным грузом. Рядом с нами стоит товарняк с зенитками и танками. Повсюду видна охрана, по станции снует много больших чинов. Начинаем выгружаться.
   К нам прибывают представители от разных служб, ответственные за отправку кораблей. Прибыл и наш представитель — подполковник Антипов от Главного военно-медицинского управления. Он интересуется заболеваемостью дизентерией, говорит, что с
предыдущего нашего эшелона снял двух больных дизентерией.
   Разгрузившись, едем в Феодосийский полк ПВО, размещаем там технику, устраиваемся сами. На следующий день делаем открытие, что нас кормят усиленным пайком: печеньем, кофе, сыром, сливочным маслом, компотом. Говорят, что это тропический паек. Тогда же начинается первый акт нашего маскарада — мы переодеваемся в полевую форму для жарких районов Союза. Рассматриваем друг друга и потешаемся, позднее обнаруживаем, что эта форма от пота быстро превращается в жесткий брезент. Через два дня нам выдают гражданскую одежду: костюм, туфли, шляпу, две рубашки, галстук, ремень, носки, а также морскую робу, тельняшку и колпак. Несмотря ни на что, все стараются приодеться получше: меняют, перешивают, спорят, сравнивают. Такова уж природа человека! Я, как всегда, сначала получаю, а потом меняю. Тамошние вещевики, как звери, стараются всучить костюм подешевле и не того размера.
   Через два дня прибывает третий и последний наш эшелон с Дурневым, Таней и другими нашими сотрудниками. Дурнев тут же передает мне приказ прибыть на станцию и установить у имущества постоянное дежурство.
   Таня подробно рассказала мне, как они ехали. Сначала Петя (так все дружно нарекли Петра Ивановича Дурнева), единственный из мужчин, поселился в вагоне у женщин. Там у них произошел такой казус: защелкнулась (или кто-то специально защелкнул) дверь вагона снаружи, некоторые захотели по естественной надобности, начали мотаться по вагону. Петя высказал мысль: «А что если начнется пожар, а мы будем здесь замкнуты?!» В общем, «успокоил» женщин. Всю дорогу он порол ужасную горячку, с аптечным имуществом, а тем более со своим, носился, как с писаной торбой. Девчатам поручил свои вещи, заставлял постоянно сидеть возле имущества. На первых порах не выдавал матрацы и одеяла и очень злился, что начальство не давало ему возможности применить его майорские права в отношении женщин.
   К ним в вагон часто наведывались мужчины всех возрастов — от 20 до 50 лет. С ними ехала Зайцева Галя, оформившаяся официанткой, к ней всё время наведывался ее ревнивый муж Василий. Таня была у них старшей и с ним на почве бдительности поссорилась. Он пообещал по приезде в Феодосию выложить мне, как к ним там наведывались ухажеры.
   По прибытии в Феодосию всем женщинам, в том числе и Тане, хотя она и вольнонаемная, выдали гражданскую одежду: платье, мужской плащ на пять размеров больше и туфли на микропорке.
                ГЛАВА 2 1962 ГОД СЕНТЯБРЬ
   Первого сентября прибыл наш теплоход «Металлург Курако», едем его смотреть. В порту полно техники, преимущественно нашего полка. Теплоход огромный, облупленный, ржавый, не производит впечатления. Началась, наконец, погрузка. Я забрался на теплоход, нашел судового врача, он оказался примерно моего возраста, 1956 года выпуска, окончил Одесский медицинский институт. Раньше он был военным врачом в погранвойсках, в частности, в знакомой мне погранзаставе у Сак. Ему удалось демобилизоваться. Судовым врачом работает недавно. Семья живет в Одессе. Он предоставил в наше распоряжение судовой лазарет, находящийся на корме, кстати говоря, в плачевном состоянии. Всё свое медицинское хозяйство он держит в каюте, в лазарете никто не лечится. Мы навели там кое-какой порядок, вычистили грязь, развернули немудреную амбулаторию. И сразу же к нам прибыл больной, получивший ушиб и срочно выписанный из госпиталя. Для сопровождения в пути следования нам, как и на другие теплоходы, придали врача-хирурга.
   Погрузка идет полным ходом. Петя тоже перетащил к этому причалу аптечное имущество, подняв на ноги весь полк. Аптекаря Сашу Ворону он прямо-таки затерроризировал — почему он сам не заботится об имуществе.
   Теплоход подошел к другому причалу, погрузка закончилась1. Привезли женщин, личные вещи.
   Нас начали размещать по каютам, солдат и часть офицеров — в твиндеке, т.е. помещении под верхней палубой, где сделаны нары, трапы. Я попал в каюту артельщика «через труп» начальника прод- службы капитана Тетерина, на которого мы «накапали» начальнику политотдела Звереву: во время погрузки имущества туши мяса валялись, как попало, в грязи, а он в это время пьянствовал с портовыми шлюхами. Всех женщин разместили в одной каюте.
   Нас построили на причале, сюда прибыл генерал, по списку начали выкликать отъезжающих. Проходя мимо генерала, отдаем честь, наверху снова отмечают. Один из солдат переусердствовал и упал возле генерала. Моряки смотрят сверху на эту комедию и хихикают. Представление закончилось.
   Собрав всех в твиндеке, нам вкратце объяснили, что мы участвуем в большом учении, проводимом в таком масштабе впервые, и что мы прибудем в очень дружественную нам страну, какую — не говорят. 3 сентября мы отошли от причала и стали на рейде. Начался второй акт нашего маскарада — переодевание в гражданскую одежду.
   С наступлением темноты мы вышли в открытое море. Куда несет нас судьба? Моряки, по-видимому, знают, но молчат. Их предыдущий рейс был подобным. Возле ленкомнаты висит карта, на которой пальцами процарапан путь от Феодосии до Кубы. Скорее всего, мы следуем туда.
   За сутки без приключений пересекли Черное море. Оказывается, оно не такое уж большое, раз мы его прошли за такое время на нашем не слишком быстроходном «корыте», развивающем скорость 18 узлов в час. Не зря кто-то из флотоводцев назвал Черное море большой лужей. Говорят, что скоро будет Босфор, слева показался гористый турецкий берег. Всех начинают загонять по каютам и в твиндек, я же забрался в лазарет.
   Наконец входим в Босфор. Теплоход останавливается и берет на борт турецкого лоцмана. Справа и слева видны огни Стамбула. Босфор оказался узким проливом, теплоход в нем довольно много петлял. Стамбул тут, рядом, виден невооруженным глазом. Красив ночной Стамбул с его мириадами огней. Вдоль берега тянется длинная красивая набережная, там сильное движение машин. Там и сям видны мечети, которых в Стамбуле, говорят, масса — город 1000 мечетей. Вот мы проплываем, судя по всему, мимо старой исторической части города. Где-то здесь находится дворец, построенный Екатериной II. Но что самое примечательное — это луна над Стамбулом. Прямо над городом, уступом поднимающимся в горы, висит лукавый рожок, как будто неотъемлемая, извечная часть города. Становится понятным, почему турки своей эмблемой взяли полумесяц.
   По проливу впереди и позади нас снуют небольшие корабли, паромы и баржи. Левая, азиатская часть Стамбула видна менее отчетливо. С берега слышны музыка, сирены автомобилей. В этот миг мне захотелось побывать там, окунуться в жизнь этого, по- видимому, большого и красивого древнего города, изучить жизнь его обитателей.
   Как рассказывали потом моряки, однажды двое наших граждан прыгнули с корабля и поплыли к берегу, изменив своей родине. Теперь они скитаются по белу свету, один из них якобы просился обратно в СССР, но его не взяли. Скорее всего, пропаганда! Стало ясно, что из-за боязни того, что кто-либо из наших тоже проделает подобный трюк и при этом рассекретит нашу операцию, нас всех и загнали в помещения.
   Ночью и на следующий день прошли Мраморное и Эгейское моря. В ночь с 5 на 6 сентября наши женщины, находившиеся на верхней палубе, видели по правому борту огни большого города. Говорят, что это Афины. Временами то справа, то слева попадаются острова, безлюдные на вид, ничем не привлекательные.
   Вошли в Средиземное море. Оно спокойное, качки нет, все чувствуют себя нормально. На мой взгляд, Средиземное море — самое голубое, еще более голубое вряд ли может быть. Наши солдаты, как по команде, почти все вырядились в тельняшки, морские брюки и белые колпаки. Но скоро им это запретили, чтобы не создавать впечатление морского десанта. Некоторые утверждают, что справа видели остров Сицилия. Если это так, то конечной точкой нашего плавания является не Индонезия, а почти наверняка Куба, так как Суэцкий канал, через который мы поплыли бы в Индонезию, остался далеко позади.
   Меня всё время не покидает крамольная мысль о том, что человек должен иметь право на свободу путешествий, как перелетная птица. Когда-то Пржевальский сказал, что «жизнь замечательна еще тем, что можно путешествовать». Вот мы сейчас проплываем мимо таких прекрасных стран, как Греция, Италия, Франция, а попасть туда не можем. Нагородили люди всяких границ, занавесов. Как это всё печально!
   В Средиземном море с нами случилось неприятное происшествие: током убило солдата Парфиненко Виталия. Вместе с другими он занимался в трюме крепежными работами, держась одной рукой за лампу-рефлектор, а другой — за крепление. На корабле ток 127 вольт. Получив удар тока, он повис на креплении. Его отсоединили, прибежали в лазарет — там как раз был я. Прибегаю в трюм, там темно, офицер технического дивизиона Зязюля делает искусственное дыхание. Вижу, что пораженный самостоятельно делает редкие слабые вдохи, пульс у него отсутствует, зрачки расширены. Я начал ему помогать, согласую свое искусственное дыхание с его естественным, стал делать наружный массаж сердца. Через некоторое время проверяю — естественное дыхание совсем исчезло. Сделали инъекции адреналина и лобелина. Прибежали потом все находившиеся на корабле доктора.
   Поочередно делаем искусственное дыхание и наружный массаж сердца, что оказалось не совсем легким занятием. Доктор Мышелов, сопровождающий нас хирург, сделал в сердце инъекцию адреналина. И это не помогло. Искусственное дыхание и наружный массаж сердца делали около двух часов, после чего реанимацию решили прекратить. Мне же не верится, что человек уже навсегда потерян, я словно чувствую за собой какую-то вину в его смерти.
   На связанных простынях вытащили через люк труп на верхнюю палубу. Стали судить-рядить, что делать и кого винить. Корабельное начальство не хочет брать вину на себя, наше — на себя. Этот рефлектор, оказывается, уже многих ударял, но легонько.
   На следующий день Петя состряпал акт, я его переписал, подписались все доктора. Всех очевидцев, в том числе и меня, вызывали на расследование к начальству. Таким образом, человек и был списан со счета. Позвонили в Москву, получили разрешение передать труп на идущий в Союз корабль, если таковой попадется. Один из них нам встретился, но ввиду близости чужого корабля передачу не произвели. Получили разрешение похоронить по морскому обычаю. Труп стал разлагаться, вонять, вздулся. Все на корабле чувствуют себя неловко, имея на борту покойника. Наконец приступили к похоронам. Тело кое-как обмыли, одели, моряки зашили его в брезент, предварительно привязав к ногам железную болванку. Этот куль положили на носилки, стащили на бак. В твиндеке открылся митинг, на баке собрались те, кому удалось и кого выделили. Начальник штаба Пузырев произнес короткую речь, капитан корабля скомандовал и тело полетело вниз, издав шлепок, и скрылось в морской пучине. Корабль над местом похорон сделал один круг, хотя положено три, и последовал дальше своим курсом. А где-то на родине мать всю свою жизнь будет оплакивать сына. Тело перед зашиванием сфотографировали, может быть, до семьи дойдут хоть эти фотографии. Наверняка всем присутствующим на похоронах пришли на ум слова старинной русской песни: «Напрасно старушка ждет сына домой, ей скажут — она зарыдает». И нам всем стал понятнее ее горький смысл.
   Третий день мы болтаемся в Средиземном море. Слева показался берег Африки, говорят, что это Марокко. К нам привязался небольшой французский военный корабль. Сыграли тревогу, все попрятались, как крысы. Специально выделенные команды с пулеметами и карабинами разместились в ленкомнате и на корме2. Кораблик повертелся и оставил нас в покое.
   Приближаемся к Гибралтару. На африканском берегу кое-где видны селения, дороги. А вот и Гибралтар, в который мы вошли утром. Правого берега не видать, африканский же берег хорошо виден, довольно привлекательный, гористый, видны линия электропередач, дороги, маяк, селение. Входим в Атлантический океан.
   Вскоре нам объявили, что мы идем на Кубу, в порт Нуэвитас. Стали копаться в атласе, искать на карте, уточнять свой маршрут. В то же время на судне поддерживается настороженность, особенно нас пугают облетами американской авиации. С выходом в океан судно стало сильнее раскачиваться, поэтому первые дни очень многие чувствовали себя плохо, некоторых рвало. На корму наших стало труднее загнать, я первые дни мог быть там недолго. Правда, это не помешало кому-то в лазарете слить спирт, в котором хранились стерильные инструменты, и залить вместо него воду. От алкоголиков нигде нет спасу!
   Со временем к качке привыкли, ее перестали замечать, самочувствие улучшилось. Видим летающих рыб, стайками и в одиночку поднимающихся из воды, пролетающих до 100-150 метров, при этом они несколько раз касаются воды и под конец бултыхаются в нее. У моего хозяина висит такая высушенная рыба, об этом узнали и к нашей каюте началось паломничество.
   Почти ежедневно переводим часы назад на час, всего за время плавания переведем на 8 часов. Далеко забираемся! Прошел слух, что нас от Гибралтара сопровождают наши подводные лодки, и что наши подводники недавно за это были награждены. Моряки утверждают, что то справа, то слева, будучи на вахте, видели подводные лодки. Они и соврать мастера! Во всяком случае, это сообщение действует на нас ободряюще, повисшие кое у кого носы поднимаются.
   В это время происходят чудеса с Зайцевым, который решил перейти на жительство к женщинам. Без всякого стеснения днем и ночью он залезает к своей Гале в постель. Он утверждает, что ему без нее невмоготу, что для этого мы и едем вместе, и что условий никогда не будет. На этой почве в лагере женщин начались раздоры: некоторые за Зайцева, большинство же против него. А вообще, Зайцев, как тень, ходит за своей Галей, чем навлек на себя насмешки. Еще в Феодосии встал вопрос об обслуживании офицеров в столовой женщинами, из-за чего поднялся шум-гам, кое- кого по этой причине хотели даже высадить на берег. Таня тоже шумела, хотя ее никто не собирался делать официанткой. Заставили одну Галю, так как она едет официанткой. Зайцев торчит вместе с ней. Затем она симулирует укачивание, Зайцев таскает ей пищу. Боцман посоветовал, чтобы не укачивало, насыпать в туфли землю — будет, мол, чувствовать землю под ногами. Поиски земли Зайцевым вызывают всеобщее веселье.
   Примерно посредине нашего океанского пути по радио узнаем, что в американской прессе поднята шумиха о перевозке советских войск на Кубу. Слушаем заявление ТАСС по этому поводу, где говорится, что это ложь, наши войска на Кубу не завозятся. Было смешно слышать нам эти заявления, особенно выступления по этому поводу срывающимися голосами некоторых наших трудящихся. Этим самым мы слегка заглянули в нашу большую политику. Кеннеди заявил, что ему не известно о перебазировании на Кубу советских войск — туда последнее время усилилась перевозка техники и гражданских специалистов.
   Пообщавшись с моряками, узнаю, что в торговом флоте, в частности в загранплавании, почти все работают вынужденно, по необходимости, а отнюдь не из-за морской романтики. Некоторую часть молодежи прельщает возможность повидать дальние страны, но они быстро разочаровываются в плавании. Другая часть старается прибарахлиться в начале жизненного пути и потом покидает флот. Третьи дорабатывают свои последние трудовые годы в загранплавании перед пенсией. Во всех этих группах некоторая часть привязывается к морю и к кораблю, такая жизнь для них становится привычной, и они продолжают плавать. Некоторые после ухода с корабля снова возвращаются на него, ткнувшись туда- сюда на работу на берегу и получив нищенскую зарплату, непонимание, трудность с работой или просто боясь черновой работы, от которой отвыкли. Очень много на кораблях пьют, другого занятия здесь нет. Мой сосед по каюте рассказал, как запоями пьет их капитан, запершись в каюте,— он снабжает его водкой и закуской.
   Подробнее о некоторых обитателях корабля. Помполит корабля, второе лицо на корабле, совершенно не пользуется никаким авторитетом, вызывая раздражение и насмешки моряков как своим бездельем, так и самим собою, как человеком. Это ниже среднего роста толстенький человек, у него писклявый женский голосок. Политработники сейчас повсюду не вызывают симпатии из-за своей болтовни, в которой народ на опыте многих лет разуверился.
   Корабельный врач, формально принадлежащий к верхушке личного состава теплохода, фактически находится в незавидном положении. Личный состав и здесь, как и в армии, не ценит врача. Он бегает за больными, а не больные за ним, является ассенизатором, ругается с артельщиком. Его положение в некотором отношении хуже нашего ввиду анархичности личного состава. Я подслушал, как моряки советовали артельщику пригрозить врачу «темной» за его требования порядка в холодильнике и на продовольственном складе. Во время одного рейса он сделал операцию больному с аппендицитом, чем весьма гордится. Человек он внешне видный, рыжеватый, часто форсит в шортах. Я нахожу его ноги красивыми, Таня не согласна.
   Артельщик корабля, мой сосед по каюте, молодой парень, еще не служивший в армии, занимает беспокойную должность. Весь день его то и знай таскают на склад за газированной водой, уговаривают дать тропическое вино раньше времени. Меня он снабдил мылом, часто поил холодной газированной водой. Однажды пришел пьяненький — кто-то напоил. Сам он спит на коротенькой кушетке, я — на его кровати. В каюте жарковато, особенно вторую половину пути. Дважды мы с ним делали генеральную уборку. Его шепелявый друг, которого он постоянно выгоняет из каюты, всё время торчит у него. Рассказывают мне о своих походах, о том, как они были в Сингапуре, о тамошних торговцах: не успеешь пришвартоваться, а они уже на корабле, залазят по веревкам, очертят на палубе круг и торгуют, в том числе и в долг. Иногда на корабль забираются проститутки. Русских они называют «Иван» или «капитан». «Капитан, держи веревка, бардака приехала». Рассказывают о бедности вьетнамцев, о дешевизне ковров в Гибралтаре, о неплохой жизни в Японии. Несколько раз они были в Индонезии, где отмечают низкую культуру населения: оправляются прямо на улице на глазах у всех, пьют из грязного канала, в котором стирают белье. Народ бедный, просят что-либо дать, работать не любят, кушают мало. Наша техника, завезенная туда, быстро гибнет под тропическим небом.
   Наш личный состав чувствует себя на корабле не плохо. Очень многих задействовали под покраску посудины: красят краны, всякие надстройки, наносят очередной слой краски, а их уже не мало. Боцман говорит, что за рейс на корабле расходуют примерно одну тонну краски. Обнажившись от краски, всё моментально ржавеет. Солдаты помогают выгрести корабельную грязь. Артельщик тоже взял себе двоих постоянных рабочих, которые чистят ему тару.
   На палубе поставили большой перевернутый ящик и сделали душ из морской воды. Солдаты плещутся там, как утки, некоторые по 15 раз в день, поэтому среди личного состава начались заболевания ушей. Этому, возможно, способствует и то, что морской воздух насыщен влагой, особенно ночью, он тягучий, тяжелый. Всё в ночное время покрывается какой-то слизью. Не редкость большие туманы, корабль в это время пробивается, давая гудки, работает радиолокатор.
   Личный состав днем кто спит, кто несет наряд, кто работает, другие загорают, глазеют на море. Хочу сказать при этом, что для меня лично море — та же пустыня, только водная, морской романтикой я не заразился, хоть и носил морскую форму шесть лет. Я был сухопутный моряк.
   С наступлением темноты в твиндеке раздается дружное скандирование: «Даешь фильму!» Начинается очередной сеанс одного и того же фильма, надоевшего до тошноты. «Мальву» изучили все досконально, знают наперед каждое слово. По требованию зрителей фильм для разнообразия крутили задом наперед и вверх ногами. Ропота среди личного состава не слышно никакого.
   На корабле неполадки с питанием офицеров. Сначала мы питались с моряками, но потом выявилось, что у нас при большей сумме денег на каждого питающегося, но при плохом наборе продуктов (сплошные крупы), питание значительно хуже. Скрепя сердце, пришлось разделиться.
   Без особых приключений, но с нарастающей настороженностью по мере приближения к Кубе мы плывем дальше. В океане ничего не видно, кроме дельфинов, время от времени показывающихся на поверхности и выполняющих свои удивительно слаженные гимнастические упражнения.
   Наконец, слева по борту показалась земля, говорят, что это остров Гаити. Это та самая земля, которую одну из первых увидели и на которой высадились Колумб и его спутники при открытии Америки. Они назвали ее Эспаньола. Остров большой, плывем около него весь день, встретили какой-то небольшой кораблик. Наконец земля остается позади, идем в темноту, впереди — Куба.
   И вот, наконец, она перед нами своими неясными очертаниями, своими огнями прибрежных городов. К нам приближается небольшой военный американский корабль, запрашивает что-то световой сигнализацией, наши долго не отвечают, затем что- то ответили. Корабль отвязался, плывем дальше3. Начало светать, остров стал более различим, он равнинный, видна густая растительность.
   18 сентября подходим к нашей конечной точке. Порт Нуэвитас находится в довольно запутанной бухте, у входа в которую видим большой корабль, по-видимому, ожидающий лоцмана. Он уходит в бухту. Приближаемся ко входу и мы. Всех загоняют в помещения, так как «нельзя показывать, что нас здесь много». Навстречу нам идет маленькое суденышко с лоцманом и с встречающими нас ранее прибывшими нашими товарищами. Суденышко пристало к теплоходу, мы взяли на борт лоцмана и наших. Рассматриваем первого увиденного нами кубинца — это пожилой мужчина в морской форме. С ним прибыли наш начальник порта, переодетый в кубинскую форму, и двое в гражданском. Корабль идет по бухте, вокруг видна богатая непонятная растительность. Приближаемся к берегу
   Чем отличается XVIIIвек отXX? Тем, что тогда черных в трюмах везли к белым, а сейчас белых в трюмах везут к черным.
Народный фольклор
   Сначала офицерам, а затем солдатам прибывшие наши товарищи довели до сведения «Временную инструкцию дислоцирующимся на Кубе войскам». Там говорилось о высоких материях: не пить, не бесчинствовать с местным населением, добросовестно исполнять интернациональный долг и прочее.
   — Что у нас тут постоянное на Кубе? — Временная инструкция. — Что временное? — Постоянные трудности.
Народный фольклор
   Нам сообщили, что на Кубе имеется наша Группа войск, командует которой генерал армии Плиев (псевдоним — Павлов). Служить здесь года два. Отпуск или будет компенсироваться деньгами, или проводиться на Кубе. Не исключено, что он будет предоставлен по прибытию в СССР. Зарплата — вроде двойная. Выслуга лет — вроде год за два. Всё вроде, ничего конкретного, сплошные загадки.
   Представитель особого отдела попугал нас бандами и контрой, утверждал, что здесь за нашими военнослужащими охотятся, поэтому надо быть бдительными и не расставаться с оружием. Политработник порадовал нас тем, что мы имеем редкую возможность видеть социалистическую революцию на первом ее этапе, рассказал о тех принципах, на которых будут строиться наши взаимоотношения с Кубой. При этом меня и других особенно поразило то, как мы будем помогать Кубе: «Мы будем Кубе, как и другим странам народной демократии, предоставлять кредиты, которые она нам, скорее всего, не возвратит». Такое сообщение на многое открывает глаза.
   Наш корабль стал пришвартовываться. На причале видим кубинскую охрану: кто сидит, кто лежит, оружие держат как попало. Вглядываемся в них, рассматриваем.
   Корабль пришвартовался. Несмело, робко сходят наши на берег, вступают в контакт с кубинцами. Робко ступаю на кубинскую землю и я. Наши объясняются с кубинцами, как немые, запоминают первые слова. Кубинцы — люди как люди, в охране в основном молодежь, причем есть «зеленая», похлопывают нас по плечу, улыбаются. Оружие у них чехословацкое, свободно дают его рассматривать. Поражает, что у очень многих нет зубов, в основном передних.
   Вступив в беседу, обнаруживаю, что очень многие слова, в частности названия частей тела, звучат почти по-латински. Вот где, оказывается, истоки испанского языка!
   С наступлением темноты забираемся на корабль. Внезапно налетел резкий ветер, начался ливень, корму корабля срывает со швартовов. Среди моряков начался аврал по повторной швартовке. Дождь утихает.
   Ночью начинается разгрузка корабля. На следующее утро уезжают женщины. Сматывается и Петя, пообещав нам: «Я там всё подготовлю к вашему приезду». Разгрузка продолжается день и ночь. Мы общаемся с кубинцами, изучаем их язык, некоторые взялись за это дело рьяно, мучают кубинцев, выпытывая у них названия различных предметов.
   Порт закрыт, охраняется войсками. В порту есть небольшой частный магазин, как выяснилось, типичный для Кубы. Нам строго наказали в этот магазин не заходить — там, мол, крутят американские пластинки, кубинским военным это не нравится. Сдуру мы обходим этот магазин. Я видел, как хозяин магазина выражал недовольство тем, что кто-то отбивает у него покупателей. Один наш товарищ спустился на причал с баяном и начал играть. Кубинцы знают наши «Подмосковные вечера», охотно запевают «Интернационал». Очень понравилось им «Марина», буквально замучили гармониста «Мариной».
   Один из наших интересуется у меня, кто такая Ира, возмущается ее поведением, называет последней потаскухой — мол, едет к мужу и развратничает направо и налево. Это для меня новость! Он просит меня всё это передать ее мужу — больно мне это надо. Наверное, ему ничего не досталось, вот и злится.
   Нам сообщили, что у нас хороший военный городок — бывшая дача сахарного магната, есть апельсиновый сад, бассейн. Там будет размещаться штаб полка и технический дивизион.
   Разгрузку теплохода закончили. Перетащили имущество подальше от причала. Теплоход ушел на заправку. Мы проводили его теплым дружеским взглядом — тогда еще без тоски. Впереди нас ждало новое, неизведанное.
   Кубинцы проявили интерес к нашей пище, кушают, особого одобрения не высказывают, мы тоже, обед как раз не удался.
   Во второй половине дня приходят за нами машины. Мы загружаемся. Видя наши любопытные взгляды на кокосовые орехи, начальник кубинской охраны послал за ними своего солдата. Тот, как кошка, вскарабкался на пальму и сбросил несколько орехов. После удаления волокнистой оболочки у ореха обнаруживается твердая оболочка с жидкостью внутри. Пьем кокосовый сок, он оказался не очень вкусным, кисловатым.
   Изнутри орех выстилает белое плотноватое съедобное вещество, напоминающее орех фундук, только водянистее и слаще.
   Наша колонна в сопровождении нескольких вооруженных кубинцев тронулась в путь. Часть наших товарищей с техникой и вооружением отправилась по железной дороге.
   В попадавшихся на пути городах нас очень радушно встречают, особенно дети, устраивают нам овации, как каким-то государственным деятелям. Оказывается, шумные встречи, приветствия являются здесь национальной чертой. У них взмах руки с кулаком, обращенным ладонной поверхностью вперед — приветствие, тыльной поверхностью вперед — угроза. Проезжая через город Камагуэй, где размещается штаб нашей дивизии, останавливаемся, вступаем в контакт с населением, за что получаем нагоняй от начальства дивизии, поджидавшего нас здесь.
   Дороги на Кубе хорошие, правда, немного узковатые, машины летят, как птицы. Вдоль дорог тянутся домики, необъединенные в селения. Встречается и по несколько домов вместе, тут же, как правило, имеется магазин. Попадается много больших щитов, на которых раньше капиталисты рекламировали свои товары, а сейчас Фидель Кастро рекламирует новую власть. Если эта власть будет копировать нашу, то зря мы сюда приехали.
   Стемнело, начал одолевать сон. Наш шофер во весь голос распевает песни, я же и мой сосед клюем носами и незаметно засыпаем. Внезапно просыпаюсь от ощущения чего-то ненормального. Оказывается, шофер тоже уснул, машина начала выделывать по шоссе зигзаги. Толкаю шофера и больше сам не сплю. Вот так и совершаются аварии. Можно было безопасно проехать все моря и океаны и погибнуть в первый же день на суше.
   Доехали до города Виктория де лас Тунас и повернули на проселочную дорогу в русском стиле. Проехали 15 километров, свернули направо и въехали в расположение нашей части. Нам показывают, где предполагается разместить медпункт, идем туда, берем с машины раскладушки и матрацы и устраиваемся на ночлег.
   Утром пораньше встаем и осматриваемся. Я знакомлюсь с неизвестными мне моими сотрудниками и подчиненными: медсестрой Язеповой Клавой, прибывшей с мужем-секретчиком, медсестрой Петровой Надей, фельдшером Войтенко Сергеем и его женой санитаркой Викой.
   Наш городок Патаси состоит из трех домиков: двух одноэтажных и одного двухэтажного. В двухэтажном доме разместили офицеров — «холостяков», одиноких женщин, офицерскую кухню, столовую, строевую и секретную часть. Один одноэтажный домик из трех комнат и кухоньки отдали нам под медпункт, второй
— под командный пункт полка, кабинет командира и жилье командного состава полка.
   Все прибывшие семейные пары предполагается разместить в лагерных палатках, солдат — в больших палатках УСБ и УСТ. Можно себе представить, как тяжело будет жить в палатках в этом климате.
   Действительно, в городке есть бассейн, но без воды. При нашей культуре и с нашей оравой бассейн открывать, конечно, нельзя.
Рядом с городком имеется апельсиновый сад с зелеными на вид, но зрелыми вкусными апельсинами — такова особенность кубинских апельсинов. Наши солдаты напали на сад, начальство их гоняет, заместитель командира полка Даниленко отнимает апельсины, дает по трое суток гауптвахты и тут же поедает отобранные плоды.
   В городке забетонированные аккуратные аллейки, как у нас где- либо в санатории на юге. Около санчасти растут самые красивые пальмы, как будто выточенные искусным мастером. У нас хорошая проветриваемая веранда. Петя бахвалится, что благодаря его своевременному сюда прибытию мы получили этот домик и что под его руководством была удалена из туалета масса нечистот. Об этом он рассказывает каждому, кто к нам заходит.
   Мы начинаем устраиваться, делаем столы и шкафы из ящиков. Ставим две палатки: одну фельдшерам, другую — больным. Я испрашиваю у Пети разрешения поселиться с Таней на кухне. Он не возражает — еще бы, будет постоянно врач в санчасти. При устройстве санчасти больше и лучше всех трудится фельдшер Сомов, Таня в восторге от его деятельности, за ней и я. Петя ж на него косится еще за энгельскую пьянку перед отъездом. В ночь прибытия наши растеряли находившиеся в санитарной машине матрацы и подушки — их бесконтрольно растащили военнослужащие. Всего бесследно исчезло четыре матраца и шесть подушек. Виноватых нет! Командир, узнав о нашем размещении на кухне, приказывает оттуда убраться в лагерную палатку к Белкиным. Мы пока не спешим с переселением.
   При устройстве палаток из земли выкапываем массу черных огромным мохнатых пауков, которых прозвали «черными вдовами». Они водятся в земле, их укус ядовит. Впервые в жизни вижу скорпионов. Повсюду видны ящерицы-хамелеоны, меняющие цвет кожи. Сначала мы их боялись, затем убедились, что это самые безобидные создания на свете. Мы с ними очень подружились. Удивительно, но у них язык вдвое длиннее тела. Они его выбрасывают изо рта и ловят мух, которыми питаются. Не такими страшными оказались и «черные вдовы» со скорпионами.
   Тем временем, меня посылают в наш третий ракетный дивизион, в хозяйство «Галиева». На Кубе прочно прижились названия частей (полков, дивизионов) по фамилиям командиров с прибавлением или без прибавления слова «хозяйство». Когда-то этот дивизион первым встречал Юрия Гагарина после его приземления, чем Галиев очень гордится. Говорят, на прощание он кричал Гагарину: «Так смотри, не забывай мою фамилию — Галиев!»
   С любопытством рассматриваем Кубу. И первое, что поражает
— это убогость жилья части кубинского населения. При въезде в город Тунас, на его окраине, расположены так называемые негритянские кварталы. Дома здесь сделаны из досок и пальмовых листьев, полы обычно земляные, потолка нет, окна без стекол, что оправдывается климатом, мебели практически нет никакой. Такие хибары у нас едва сошли бы за жилье для скота. Здесь много детишек, они оборванные, а то и совсем голые. Такие кварталы имеются в пригородах всех городов. Их жители приветствуют нас радушнее других.
   Остановились в городе, нас все рассматривают, приветствуют, мы держимся стайкой, смущаемся, не знаем языка. Денег у нас нет, нам предлагают бесплатно воду.
   Прибыли к Галиеву — это осетин по национальности, довольно хвастливый товарищ, всех кроющий матом. Со своими помощниками совершенно не считается. Его начальник штаба у него на побегушках, как мальчишка. Приезжих он встречает хорошо, с кавказским гостеприимством. Ругает на чем свет стоит полковое начальство, а в полку перед ним лебезит. Устроились они лучше других: солдаты живут в палатках, офицеры — в дощатых хибарах. Их фельдшер Костюченко, по образованию санитарный инструктор, оставляет не совсем приятное впечатление — уж больно приторный.
                ГЛАВА 3 1962 ГОД ОКТЯБРЬ
   Командир не отстает от нас с переселением, действуя при этом через Дурнева. Я разговариваю с Белкиным, решаем поставить для нас имеющуюся у него в запасе лагерную палатку, предназначенную для штаба. У нас нет желания переселяться к Белкиным — трудно себе представить две семьи в одной маленькой палатке. Ставим палатку. Не дооборудовав ее, я уехал в дивизион, Таня же заболела москитной лихорадкой. В это время командир показывает свою власть; не без участия Пети (для медпункта понадобилась третья палатка), ее быстро снимают и ставят у санитарной части. Дальше упорствовать бессмысленно, да и жить на кухне нельзя, так как там полно тараканов и очень шумно. Скрепя сердце, переселяемся к Белкиным.
   В это время я разочаровываюсь в фельдшере Сомове, которым когда-то восторгался. Парень стал зазнаваться, мы ему как начальники не нравимся. По поводу лечения своих лишаев устроил настоящую истерику. На каждое наше слово отвечает десятью.
   Чувствую, что это неформальный лидер в санчасти и что мы с ним еще намучаемся. Фельдшер Ликаренко Витя — грамотный, безотказный работник. Фельдшер Войтенко Сергей — ни рыба, ни мясо, ленив и многословен. Медсестра Язепова Клава, длительное время не работавшая, всё перезабыла, не спешит с овладением инъекциями и другими процедурами, подхалимка. Медсестра Петрова Надя работает хорошо и добросовестно. Санитарный инструктор Мирошниченко Коля — трудолюбивый, добросовестный парень. Начальник аптеки Ворона Саша чудит, очень неразворотлив, не пробиваем, всех раздражает. Вот люди, с которыми мне придется работать, несмотря на их недостатки и достоинства.
   Таня не ладит с Дурневым — это началось еще с поезда. Этот мелочный, обидчивый, мстительный человек ничего не забыл и теперь потихоньку ее жалит. На две недели Таня уезжала в дивизионный лазарет на учебу к стоматологу, после чего приступила к работе. После такой «длительной» подготовки да с тем примитивным оборудованием, которое у нас имеется, надо иметь мужество рискнуть работать зубным врачом. Чего только стоит ножная бормашина! Я очень переживал за нее, но она оказалась на высоте положения. И вот Петя в этот очень трудный для нее период становления предъявляет к ней какие-то повышенные требования, высказывает недовольство. Очень «деликатный» начальник!
   По прибытии на Кубу среди наших началась мода наряжаться под кубинцев: отращивать бороды, носить соломенные сомбреро, брюки в сапоги. Но русские лица безошибочно просматривались через этот наряд. Вскоре на таких «кубинцев» начались гонения начальства — мода закончилась.
   Между тем, с середины октября над Кубой начали сгущаться черные тучи. Американцы с большим опозданием, наконец, убедились в том, что здесь имеются советские войска. Больше того, они узнали о размещении на Кубе наших стратегических ракет среднего радиуса действия и бомбардировщиков ИЛ-28. В США началась паника, газетная истерия, бегство населения с юга на север. Наши выступили с заявлением, что на Кубе действительно имеется оружие оборонительного характера и некоторое количество военных специалистов, помогающих овладеть им. Началась перебранка между Стивенсоном и Зориным в ООН, где американцы продемонстрировали фотографии наших ракет на Кубе. О наличии здесь стратегических ракет заявил и президент Кеннеди, что Зорин назвал «большой ложью президента». Военный психоз в США нарастал. Впервые за свою историю американцы почувствовали, что война стоит у их собственного порога. В США запахло порохом.
   К двадцатым числам октября на подступах к Кубе, на юге США, началась форсированная концентрация крупных соединений военно-морского флота, военно-воздушных сил, парашютных частей и морской пехоты. Прибыло пополнение на военно-морскую базу США на Кубе Гуантанамо. Начались крупные военные маневры в Карибском море.
   Надо сказать, что в это время мы переживали напряженные дни. После прибытия на Кубу нам было приказано за 10 дней стать на боевую готовность, что мы и сделали. Не всё поначалу ладилось в техническом дивизионе с ракетами, которые не хотели взлетать в этом жарком влажном климате. Проблема эта была решена. Началась подготовка к сухопутной обороне, рытье окопов и траншей. Петя нас уверял, что самое главное на войне, в частности, во время бомбардировки — это укрытия, окопы и траншеи. «Американцы умеют бомбить», — говорил он. Мы тоже отрыли за санчастью траншею, которая вскоре наполнилась водой, по поводу чего было много шуток. Ночью приходилось спать с оружием, в командировки ездили с оружием и обязательно с кубинской охраной, а Петя брал с собой еще целую свиту, вооруженную карабинами. Поговаривали об активизации контры. Кубинский водопроводчик, работавший в одной из частей нашей дивизии, хотел взорвать наш склад с вооружением, но был вовремя разоблачен.
   22 октября Кеннеди объявил об установлении морской блокады Кубы. Кроме того, американцы привели в полную боевую готовность все свои вооруженные силы, в том числе войска в Европе, Шестой флот в Средиземном море, Седьмой флот у Тайваня. Для нападения на Кубу было выделено несколько парашютно-десантных, пехотных и бронетанковых дивизий, насчитывающих около 100 тысяч военнослужащих. К берегам Кубы было выдвинуто 183 корабля с 85 тысячами морских пехотинцев. Высадку должны были прикрывать несколько тысяч боевых самолетов. В воздухе постоянно находилось около 20 % стратегической авиации США с водородными и атомными бомбами. В вооруженные силы были призваны резервисты. В полную боевую готовность были приведены войска союзников США. Перед лицом всего этого наше правительство поручило Министерству обороны привести все наши войска в полную боевую готовность. Наши подводные лодки заняли указанные им места. Было задержано увольнение старших возрастов из стратегических ракетных войск, войск ПВО и военно-морского флота, были отменены отпуска. 23 октября Советское правительство сделало заявление в связи с морской блокадой Кубы, в котором было сказано, что мы не будем мириться с пиратскими действиями американских кораблей в открытом море и в этих целях примем должные меры. Однако нашим кораблям с войсками, идущим на Кубу, пришлось всё же повернуть назад4. США не унимались. Между Хрущевым и Кеннеди произошел обмен посланиями.
   Скажу при этом, что многого из описываемого мною здесь мы тогда не знали. Мы слушали одно тревожнее другого сообщения нашего радио, жили в напряжении и ожидании, в то же время нас не покидала мысль о благополучном исходе. Никто не впадал в панику, кроме отдельных шкурников типа нашего Пети. Он дошел до того, что перед нашими ребятами начал извиняться за свои «грубые неуместные замечания». Мне же он как-то сказал: «На войне пули часто летят с тыла». Чувствуется опытный фронтовик! Нам для подкрепления дали всех женщин части. Мы потешались над этим подкреплением. Участились тревоги, усилилась боевая готовность. Мы, молодые, не нюхавшие пороха и успевшие позабыть прошлую войну, всю эту остроту воспринимали спокойно, даже с гонором. Сыны погибших в Отечественную войну отцов без раздумий готовы были принести себя в жертву черт знает чему. Особенно всё это ощущалось в ракетных дивизионах, где ребятам не терпелось испытать наши ракеты на американских самолетах.
   27 октября за несколько часов были отмобилизованы сотни тысяч кубинцев. Тогда же поступила информация из кубинских и других источников, что в течение 2-3 дней будет осуществлено нападение на Кубу. Мир подошел к грани ядерной катастрофы. Наш народ стоял у края пропасти, не зная об этом.
   Хрущев направил послание Кеннеди с согласием убрать наступательное оружие взамен на обязательства не нападать на Кубу и вывести ракеты с Турции. США согласились снять морскую блокаду и не вторгаться на Кубу, о ракетах же в Турции пообещали вести переговоры в будущем.
   26 октября, в самый пик напряженности, начальство додумалось меня, одного из двух врачей части, направить в ненужную по существу командировку в Банес, в дивизион Герченова. Там я стал свидетелем того, как 27 октября, кстати говоря, очень не вовремя, в начале только что начавшихся переговоров с американцами, был сбит американский самолет У-2. Потом не могли толком выяснить, кто же дал на это команду: Москва, наш командующий Группой или командир дивизии. Сделано это было, по-видимому, не без нажима кубинцев.
   А дело было так. Только собрались мы уезжать домой, как в дивизионе объявили тревогу. Мы решили подождать и посмотреть. Полил дождь. Вдруг одна из ракет срывается с пусковой установки. Мы в недоумении. Через 40 секунд вторая ракета уносится в облака. Самолета не было не видно и не слышно. Играют отбой тревоги. Бежим к станции наведения. Узнаем: летел самолет на высоте 21000 метров, была дана команда его сбить. От первой ракеты он заколебался, но продолжал лететь, от второй частями полетел вниз. Поздравляем офицеров с победой. Едем домой, по дороге встречаем две машины ГАЗ-69 с русскими и кубинцами. Нас спрашивают: «Что случилось в дивизионе?» Мы всё рассказали. Нас приглашают посмотреть место падения ПРД (пускового ракетного двигателя). В небольшой деревушке полно народа, метрах в трех от магазина лежит ПРД. Кубинцы сначала приняли его за самолет. Поехали искать второй ПРД и самолет, а мы — домой. Потом нашли самолет и останки 35-летнего пилота ВВС США майора Рудольфа Андерсена. Его прах позднее был передан американцам5.
   Шума и радости этот самолет наделал много. К Герченову потянулась вереница начальства. Начали раздавать подарки: кому много, а кому — ничего. Несколько человек были представлены к правительственным наградам.
   В период после установления морской блокады мы в шутку беспокоились лишь о том, что нам из Союза не будут подвозить продукты и что придется перейти на банановую диету, прелесть которой мы перед этим уже немного испытали.
   После согласия США острота кризиса миновала, все вздохнули с облегчением.
   29 октября в Нью-Йорке начались переговоры между представителями СССР с США при участии Генерального секретаря ООН У Тана. От нас там был заместитель министра иностранных дел СССР Кузнецов.
   Начался вывоз наших ракет, атомных боеголовок и самолетов ИЛ-28.
   Кубинцы были возмущены таким поворотом событий, осудив единолично принятое Хрущевым без их ведома, за их спиной решение. Они считали, что СССР больше обеспокоен решением вопросов своей безопасности — выводом американских ракет с Турции. Гарантии американцев о ненападении на Кубу они считали ненадежными. Фидель Кастро выступил со своими «5 пунктами» урегулирования конфликта, потребовав от США полного прекращения подрывной деятельности против Кубы и возвращения отторгнутой от нее военно-морской базы Гуантанамо. Американцы отвергли требования Фиделя. Наши расценили возмущение Фиделя как желание, образно выражаясь, сидя на ракете, делать свою внешнюю политику, строить свои отношения с американцами.
   В Москве было принято решение направить в Гавану Микояна для ведения переговоров с кубинским правительством параллельно с переговорами в Нью-Йорке. Микоян, оказавшийся на Кубе во время смерти своей жены и не сумевший уехать ее похоронить, долго уговаривал кубинцев, но так до конца и не смог их переубедить.
   На Кубу прилетел У Тан. Он просил разрешения посмотреть наши демонтированные ракеты, что не представляло из себя ничего особенного. Это ему не разрешили. Пришлось с целью своего рода инспекции пойти на облеты американцами территории Кубы на низких высотах, что мы и наблюдали потом, возмущаясь такому нахальству американцев. Реактивные американские самолеты на бреющем полете проносились над нашими военными объектами, которые были ими все засечены. Было жутковато. Кроме того, мы разрешили посмотреть демонтированные ракеты уже в море, на кораблях.
                ГЛАВА 4 1962 ГОД НОЯБРЬ
   После только что отшумевших событий у нас наступило относительное затишье. И вдруг большой переполох среди женщин: некоторым из них предложили уехать на родину. Согласились уехать только двое, остальные замужние женщины заявили, что уедут только с мужьями (твердые декабристки). Тане сказали, что она может и не мечтать об этом. Наша соседка по палатке Тася на нас дуется — ей тоже предложили уехать. При чём же здесь мы? Наша вина, по-видимому, только в том, что мы живем вместе с ними. Никак не сложатся у нас с ними искренние добрососедские отношения. Мы стараемся быть взаимно вежливыми, но деланность этого так и чувствуется. Причиной всему этому, мне кажется, является разница возраста и жизненного опыта, разница понятий и взглядов на жизнь, а также резкие и несправедливые высказывания Таси в адрес Тани еще до нашего вселения. Тася — довольно-таки бесцеремонная, болтливая женщина, потерявшая с годами всякий стыд. Ее муж изо всех сил старается установить с нами добрые отношения. По правде говоря, такая жизнь всем нам осточертела: в маленькой палатке две молодые семьи — это издевательство. Мы только мучаем друг друга. Я уже пожалел, что Таня поехала сюда.
   С заместителем командира полка Даниленко, старым угрюмым служакой, мы отправляемся в дивизионы. Он будет выбирать запасные позиции, а я буду осматривать личный состав. Даниленко сейчас немного приутих после того, как офицеры демонстративно прокатили его на выборах суда офицерской чести. Всё свободное время он усиленно изучает испанский язык, слов знает много, но связывает их плохо. Изучением испанского языка он заразил и меня, я тоже пытаюсь его изучать, но дело поддается туго — у меня ведь никогда не было таланта на иностранные языки. Как я убедился, общаясь с Даниленко, это довольно развитой товарищ,
о чём я раньше не подозревал. Он окончил военную академию и свое дело знает хорошо.
   В дивизионе Яковлева, куда мы прибыли, все сидят по уши в грязи. Правда, эти дни нет дождя и грязи мало, но, судя по следам на почве, здесь в дождь сущее светопреставление. Нытья здесь среди личного состава меньше, чем у других, беспорядков же — полно. Чувствуется, что вожжи в подразделениях ослаблены. Так же, как и в других дивизионах, ракеты здесь привязаны к пусковым установкам, полуприцепам, тягачам и даже к земле, так как прошел слух, что американцы хотят вертолетом стащить нашу ракету и уже где-то делали такую попытку.
   Говорят, что пришли в Камагуэй письма и должны скоро прибыть в подразделения. Все в ожидании — это сейчас самый больной вопрос. Писать письма разрешили месяца полтора тому назад, все написали, но ушли ли они и идет ли ответ — никто не знает. Очень захотелось поскорее уехать в полк и тоже получить письмо.
   Будучи в дивизионе Герченова, мы попали в гости к командиру кубинской дивизии. Замаскированы их подразделения прекрасно. Командир дивизии, молодой симпатичный мужчина, угостил нас обедом. Подают обед на подносе, разделенном на ячейки. В одной ячейке прекрасно сделанное рыхлое, как вата, мясо, в других — рис, вареные бананы, подлива с бобовыми, вилка и ложка. Затем подали кофе и булочки. На столе стаканы с холодной водой и фрукты: бананы, апельсины. Обед нам очень понравился. Кубинцы говорят, что это еще слабо.
   В дивизионе Герченова нам рассказали историю, касающуюся их перебазирования на Кубу. При подходе к Кубе их начал облетать на очень низкой высоте небольшой винтовой самолет. Летчик не рассчитал, и самолет бултыхнулся в воду. Когда наши выбежали на палубу, самолет еще держался на воде, а затем вместе с летчиком утонул.
   У Юршина мы вынуждены были выбираться из грязи на быках. Машина залезла в грязь основательно. Не успели мы оглянуться, как к нам со всех сторон бегут кубинцы. Так их вроде не видно, а тут вдруг откуда они взялись, набежала большая толпа, что-то лопочут по-своему. Быстро пригнали двух огромных быков, которые без всяких усилий вытащили машину.
   Рядом с дивизионом Юршина находится кооператив с красивым названием «Маргарита», где я впервые в жизни увидел растущий хлопок. Его кубинцы для пробы сеют первый год, семена взяли у нас, обучились хлопководству тоже у нас. Хлопок получился не высокий, но очень урожайный, на одном кусте мы насчитали 32 бутона. Одни бутоны уже созрели, другие — зеленые, третьи цветут. Не знаю, так ли это у нас? Машиной, мне кажется, убирать такой хлопок трудно, а кто будет его убирать здесь вручную — неизвестно. Женщин здесь на работе не видно. Работа — это удел мужчин.
   На состоявшейся на Кубе ассамблеи женщин, имевшей своей целью привлечь их к труду в построении социализма, «за» высказалось 60 %. Женщины говорят, что если они будут работать, то не смогут создавать домашний уют, рожать большое количество детей и ухаживать за ними. В этом они, надо сказать, правы. Но ничего, новый строй заставит их работать. Уже сейчас женщины начинают заменять ушедших в армию мужей. С этого начиналось и у нас. Семьи у них, как правило, большие, за детьми они, на наш взгляд, ухаживают мало. Один наш товарищ как-то пошутил: «Захожу в хижину, детишек — штук десять, один другого меньше, половина раздета совершенно, половину родители не знают даже как звать».
   Замужние кубинские женщины ходят в обтягивающей фигуру одежде, выставляя напоказ все свои прелести и недостатки. Представьте себе, двигается этакая туша с огромным обтянутым животом или огромными бедрами. Очень невыгодная, на мой взгляд, для некоторых женщин мода. Для чего только она придумана? Может быть, для привлечения мужчин, в частности, иностранцев? Ведь Куба раньше была фешенебельным американским курортом, ее прозвали страной «холуев и проституток». Сюда приезжали состоятельные янки отдыхать в свои летние отпуска, при этом мужчины им прислуживали, а женщины их обслуживали. Дело нередко доходило до того, что за хорошие деньги женщины обслуживали американских гостей с ведома своих мужей. Характерно, что даже беременные женщины ходят в обтягивающей одежде, выставляя напоказ свои животы. Может быть, они это делают по привычке?
   Кубинки интенсивно пользуются косметикой, особенно не щадят они при этом глаза: веки, ресницы, брови обрабатывают не жалеючи. Верхнее веко бывает выкрашено в различные цвета.
   Сегодня с утра начались сплошные неприятности: Петр Иванович обвинил меня в беспорядках в санчасти, имевших место во время моего отсутствия. Я не стерпел, огрызнулся, а это для него
— «нож в сердце». Мне же он должен писать представление на капитана. Затаив против меня злобу, он его писать не желает. Прижатый к стене всеми, вынужден писать. Это он использовал для предъявления мне и Тане ультиматума, суть которого в общем такова: я для тебя всё сделаю и буду делать, но ты будь паинькой. Если я тебя оболью грязью — молчи. Но очень трудно молчать, выслушивая его несправедливые замечания в свой адрес. А чего стоят его циничные заявления в адрес больных: «С больными у нас всё в порядке, мы их помаленьку нае...ваем». Как черт ладана, он боится больных, в мое отсутствие приемы не ведет. Главное для него — не было бы жалоб со стороны больных. Его лечение почти всех болезней крепким чаем, его сваливание всех причин болезней на курение стали притчей во языцах. По правде говоря, среди врачей-администраторов в армии распространено отрицательное отношение к больным, в Пете же всё это сконцентрировано, как в фокусе. Признаться, я тоже чуть не поддался его влиянию в этом отношении, но вовремя спохватился. Я, по его мнению, в основном отвечаю за лечение больных, а идя по его пути, можно запросто нарваться на неприятность, и он же меня утопит.
   Нас посетила комиссия из Группы: начальник медслужбы Группы полковник Шевцов, с ним терапевт, хирург и инфекционист. Каждый из проверяющих взял себе по врачу и давай нас мучать. Меня проверял терапевт, Таню — хирург, Петра Ивановича — инфекционист. К моему удивлению, терапевта интересовала не наша практическая готовность к оказанию медицинской помощи, а мои теоретические знания некоторых разделов терапии, в частности, лечение гипертонического криза, отека легких, астматического состояния. Понятно, что я уже кое-что подзабыл и начал «плавать». В целом комиссия осталась нами довольна: ведем истории болезней, есть аптечка неотложной помощи, ведутся журналы. По сравнению с хозяйством «Ржевского», мы — небо и земля. Хорошо, что нас заблаговременно предупредил начмед дивизии Кротов, и мы кое-что успели исправить к проверке.
   Начальник политотдела Зверев довел до нас содержание выступления Микояна на военном совете Группы. По словам Микояна, выводом своих стратегических ракет мы добились обещания американцев не нападать на Кубу, а выводом самолетов ИЛ-28 — снятия морской блокады Кубы. Какая арифметическая точность в политике! А еще, оказывается, Хрущев своими предложениями и призывами к трезвости опередил американцев на 12 часов и предотвратил чуть не развязанную из-за Кубы войну. Выходит, сначала поставил мир на грань ядерной войны, а затем предотвратил ее. «Мы не собирались создавать базу на Кубе», — сказал Микоян. Скорее всего, база не удалась. «Мы не ожидали такой сговорчивости американцев», — уверял он.
   Командир привез новость о решении командования Группы об обучении кубинцев: обучим их и поедем домой. Сейчас запрещено даже говорить о существовании Группы войск на Кубе, мы — военные специалисты.
   Послан командиром («до моей команды») в дивизион Яковлева по поводу массового поражения личного состава ядовитым кустарником. Солдаты побегали во время боевой тревоги по росе и покрылись зудящей сыпью. Привезенные мною лекарства съели в тот же день, дальше лечить было нечем. Пришлось действовать по поговорке: «Медицина — искусство занять больного всё то время, пока его лечит природа». Однако чувствую я себя здесь плохо, как высланный на позор.
   По радиосвязи неожиданный звонок от командира. Он спрашивает меня, почему я не доложил о случае интимной болезни в полку. Я объясняю ему, что ко мне обратился солдат с очень запущенной лобковой вшивостью, вши у него были даже в бровях и на голове, что заразился он, конечно, еще в Союзе, поэтому я и не доложил. Во время разговора я, не подумав, пару раз назвал его «товарищем полковником». Он возмутился и бросил трубку. Великие конспираторы! Думают, что американцы не знают, что на Кубе есть наши полковники. Трудно работать с нашим командиром, вникает в каждую мелочь, а большого часто не замечает.
   Ко мне обратился капитан с жалобами на кашель, требует направить его на рентген. Я его послушал и говорю, что срочности в рентгене нет. Он мне отвечает: «Вы мне не авторитет». Так в армии считаются с врачами.
   До сих пор не отосланы мои документы на звание, уже оформлены, но не подписаны командиром. Возможно, он их и не подпишет. У нас с ним испортились отношения после нашего выселения из санчасти, а тут еще эта «интимная болезнь» и «товарищ полковник».
   За пьянку на октябрьские праздники троим лейтенантам задержали звание до 1963 г., а Гавриша предают суду офицерской чести: напился в стельку, не реагировал на приказания старших, приставал к кубинским женщинам. Тогда же в пьяном виде подрались два майора — Семенов и Скоров. На праздники почти все офицеры и сверхсрочники были пьяны до безобразия. Пили в основном алколин — это денатурат с несколькими каплями одеколона. Этот дешевый «русский коньяк» кубинцы используют для чистки ванн, раковин и одежды.
   Денежной единицей на Кубе является песо, состоящее из 100 сентаво. По нашему официальному курсу песо равно нашим 90 копейкам. Цены у них примерно такие же, как и у нас, за исключением фруктов, которые дешевле. Правда, отдельные товары стоят дорого: авторучка — 25 песо, очки — 18 песо. Некоторые товары первой необходимости можно приобрести только по талонам.
   При назначении заработной платы, на наш взгляд, у них нет никакой логики. Колебания ее большие, и часто она зависит от недостатка некоторых специалистов. Например, врачу при 4-часовом рабочем дне платят 500 песо, зубному врачу — 450 песо (плюс к этому частный прием), начальнику электростанции — 400 песо, директору государственной конторы — 210 песо. Минимальная заработная плата составляет 70 песо. Как видно, уровень заработной платы у них значительно выше нашего.
   В части ходит полуанекдотичный рассказ о похождениях нашего сверхсрочника Каткова, который взял три куска мыла и пошел в кубинское село, где обменял мыло на спирт, напился и потребовал сеньору. Ему подсунули седую черную ведьму. Ночью он очутился спящим на дороге. Им занялись наши чекисты. Расслабился народ после Карибского кризиса! Как сказал на совещании командир, пьяниц здесь будут выжигать каленым железом.
   19 ноября открылся Пленум ЦК КПСС, рассматривающий предложения об улучшении партийного руководства народным хозяйством и организации партийно-государственного контроля за исполнением решений партии и правительства. В основу построения партийных органов сверху донизу предполагается положить производственный принцип и таким путем обеспечить более конкретное партийное руководство промышленностью, строительством и сельским хозяйством. Здесь по этому поводу говорят, что Хрущев вовсю раздувает бюрократический аппарат. Снова им овладел реорганизаторский зуд.
   В США арестованы четыре кубинских гражданина, за которых назначен выкуп до 250 тысяч долларов за каждого — это ответ на подобные же требования Кастро в отношении контры, захваченной на Плайя-Хирон. 19 ноября на кубинский корабль, идущий на Кубу с картошкой, сброшено 11 бомб, ни одна из них в цель не попала.
   21 ноября Советское правительство дало указание Министерству обороны провести следующие мероприятия: отменить повышенную боевую готовность во всех родах войск, отменить задержку увольнения из Советской Армии старших возрастов, а также задержку отпусков — всё это в связи с отменой американцами 21 ноября морской блокады Кубы.
   По данным официальных лиц Вашингтона, в Гватемале в ближайшее время создается кубинское правительство в эмиграции.
   30 ноября были с Таней у Юршина, где делали осмотр личного состава. Как и у нас, там все живут ожиданиями ближайших перемен. «Утки» стаями летают в воздухе. Кинотеатр у Юршина назвали «Веселые москиты», стадион — «Скорпион», столовую — «Сквозняк».
   Купил себе в Манати русско-испанский и испанско-русский словарь и решил основательно заняться изучением испанского языка.
   Отослали, наконец, мои документы на звание в Камагуэй, когда они достигнут конечной цели — неизвестно.
   На днях отметили 10-летний юбилей части, на котором мне объявили благодарность — знак того, что начальство считает меня не совсем плохим, вполне смирившимся служакой.
                ГЛАВА 5 1962 ГОД ДЕКАБРЬ
   На днях с Таней из-за пустяка произошла ссора, фактически же она является результатом глубинных причин, давно лежащих в основе наших взаимоотношений. Это мы в душе прекрасно понимаем, но всё чего-то требуем друг от друга. Это, пожалуй, самая больная проблема в моей жизни. Всё началось еще в институте, где мы, однокурсники, познакомились, сдружились, вместе готовились к занятиям и экзаменам. По окончании 5-го курса, когда я уже был курсантом Военно-морского медицинского факультета, мне после летней практики на Северном флоте фактически некуда было податься во время отпуска, так как у нас в деревне случился пожар, и мать осталась без дома. Таня пригласила меня к себе в деревню на Кубань. Там после примерно двухнедельного пребывания у них ее родственники начали намекать мне, что в деревне люди поговаривают о нас с Таней — я неизвестно кто ей и ставлю ее в двусмысленное положение. Ее же тетя прямо сказала мне: «Не пора ли нам сыграть свадьбу?» Я был шокирован. По правде говоря, я не собирался так скоро жениться, тем более на
Тане, которая мне не так уж и нравилась. Она прекрасной души человек, но внешне далеко не красавица. Фигура у нее хорошая, чем она очень гордится. Мне нужно было попросту уехать от них, но я, человек по природе мягкий, начал думать, что действительно подвожу Таню и позорю ее перед деревней. Спали мы с ней в одной комнате, но на разных кроватях. Ночью я перебирался к ней, но интимной близости у нас с ней не было. Таня была тверда, как кремень. Одним словом, я попал в ловушку, и состоялся, так сказать, этот брак поневоле. Позднее я понял, что всё у них было заранее продумано. После нашей женитьбы Таня как-то сказала мне: «Я знала, что мы в это лето поженимся».
   Мои родственники отнеслись к моей женитьбе прохладно, а моя мать, еще не зная невестку и посмотрев на ее фотокарточку, встретила ее «в штыки». С матерью у Тани так и не сложились добрые отношения, наоборот, они стали враждебными. Я оказался между двух огней, и это оказывало отрицательное влияние на нашу жизнь. Не способствовало нашей семейной жизни также отсутствие у нас детей.
   Со временем прошла влюбленность, страсть. Я по-прежнему ценил доброту, порядочность Тани, мне было очень жаль ее. Но с годами она стала раздражать меня своими поступками и своим видом.  Некоторые «доброжелатели» прозрачно намекали мне, что мы с ней не пара. Я понял, что по-настоящему никогда не любил и не люблю Таню и что наша женитьба была ошибкой.
   Я мотался с места на место в первые годы службы. Начались увлечения другими женщинами, в том числе и в Камышине. Таня узнавала о некоторых из них, но молчала, только мрачнела и вздыхала. Однажды, не выдержав, я прямо сказал ей; «Ты что же, хочешь питаться объедками?» Она ответила: «В таком возрасте все бесятся, перебесишься и ты. Я ведь тебя очень сильно люблю». Это меня еще больше бесило.
   Когда встал вопрос о моем переводе на Крайний Север, я долго думал, но в конечном счете решил, как и прежде, плыть по течению, тем более, что Таня сделала мне доброе дело — она спасла меня от нежелательного перевода. Подсознательно я также учитывал то, что в армии очень не поощряются разводы. Сыграла роль и моя врожденная нерешительность.
   Предложение Дурнева в Энгельсе взять Таню на Кубу застало меня врасплох. В душе я не желал этого, но потом опять поплыл по течению, да так и продолжаю плыть до сих пор.
   5 декабря, в День Конституции, ездили на рыбалку. Это был незабываемый день. Рыбачили мы вместе с кубинцами: нас было шестеро, кубинцев — двое. Затянули два раза невод, поймали килограммов 30 рыбы, выкупили ее за 7 песо у кубинцев и сварили на 21 человека три ведра ухи. Напились и наелись до отвала, затем много барахтались в море (и это в декабре месяце), вода была теплейшая. Искали ракушки, вместо них нашли несколько морских ежей.
   8 декабря мне исполнилось 29 лет. Почти весь день играли в кинг, а вечером собрались к нам в палатку: мы, Белкины и Шакалов. Выпили изрядно, затем я начал принимать «сонные ванны». Остальные пытались играть в кинг, но погас свет. Вечер прошел скучно. Утром нам передали, что Шакалов после пьянки плел о нас всякие небылицы.
   В нашем палаточном городке для семейных — пополнение: рядом с нами поставил себе палатку наш фельдшер Войтенко, оставшийся на сверхсрочную службу. Его жена Вика, наша санитарка, большая неряха, постоянно приходится тыкать ее носом в грязь, наживая при этом себе в лице этой пары врагов. Хуже нет в учреждении иметь в подчинении мужа с женой, да и им лучше работать порознь. В этом я сейчас убедился на собственном опыте.
   Петя продолжает свою линию: медосмотры и приемы больных веду я, разъезды мои, беспорядки в санчасти тоже мои.
   Вчера у нас было два эпидемиолога, которые ловили комаров и москитов. Забрали наши истории болезней на больных с москитной лихорадкой.
   Наш начальник вещевой службы Линник по дороге в Гавану потерял своего шофера. Все ждут его с нетерпением, а его, по- видимому, ждет палатка у столовой (гауптвахта). У него драма с Кабовой Фаиной, милой, симпатичной блондинкой. Жена Линника с тремя детьми берегла квартиру в Саратове, а он два года жил с Фаиной в Энгельсе. Сейчас командование вмешалось в их отношения. К тому же другим «холостякам» стало обидно, что он их обошел, отчего они рвут и мечут.
   Наши футболисты ездили в Тунас играть с кубинцами, выиграли со счетом 10:1. Это была не игра, а «избиение младенцев».
   Прошел слух, что штаб Группы собирается уезжать в Союз. Только бы успели подписать приказ о присвоении мне звания, а там пусть уезжают. Нам велено строить для солдат щитовые казармы.
   У нас в части знаменательное событие: пришли, наконец, после долгих странствий письма. Когда я услышал об этом, то сердце мое ёкнуло. Побежал к почтальону, но письма для нас не было. Говорят, что первые наши письма, которые нам разрешили отослать 10 октября, в Союз не попали. Я же написал только по одному письму каждому адресату. Вот мне и наказание за пассивную переписку. Письма шли сюда по 35-40 дней. В них только догадываются, где мы находимся.
   В воскресенье весь день играл в кинг, доигрался до того, что заснуть потом не мог часов до трех ночи — перед глазами всё время стояли карты. Во время игры наблюдал женскую истерику, какой я еще не видывал. Хорина разговаривала со своим муженьком, при этом плаксивый подлизывающийся тон перемешивался с резкой грубостью, криком. Нисколько не стесняясь нас, она ставила в глупое положение своего мужа. Я бы с такой дурой не прожил и недели. Таня говорит, что жил бы, если б любил. А сегодня Межетович видел, как Касьянова во время завтрака бросила при всех в мужа тарелку. Странные семейки! Всё это навело меня на примиренческий лад в собственной семье.
   С двумя офицерами ездил в госпиталь. По дороге назад изрядно набрались, в Тунасе Слабодчикова еле вытащили из бара. Не успел еще в части вылезти из машины, как Войтенко приглашает посмотреть Линника, которого Ворона полечил неразведенным грамицидином, отчего у того на месте экземы то ли обострение последней, то ли ожог. Я не пошел смотреть, а пошел ужинать. Во время ужина Линник подошел ко мне с кривой миной: «Мог бы поужинать и позже». А назавтра, когда я делал ему перевязку, он чуть не ткнул меня ногой в нос, замотал свою ногу и ушел жаловаться начальнику политотдела. Последний пришел меня агитировать отвезти его в госпиталь. Поехали в Ольгино, сдали Линника и пошли фотографироваться по городу. Залучали косяками сеньорит и фотографировались с ними, правда, на это они шли без особой охоты, сеньоры же при этом показывали нам спины.
   На обратном пути в Тунасе я впервые почувствовал ненависть к кубинцам. У дорожного буфета стали в очередь за бутербродами. Наша очередь уже давно прошла, мы шумим, а на нас ноль внимания, дают своим. Пришлось сказать им «большое спасибо» и уйти не солоно хлебавши. Характерно, что при этом никто из присутствующих не заикнулся в нашу пользу.
   Среди наших, находящихся на Кубе, сложились в некотором смысле более простые, неофициальные отношения, чем в Союзе, чему, по-видимому, способствует отдаленность от родины и то, что мы носим гражданскую одежду.
   Нас попросили полечить больных кубинцев. Петя ехать наотрез отказался и мне не советовал, за что получил внушение от младших. Не рассердился же он на нас за это потому, что страх перед больными у него оказался сильнее самолюбия.
   Ехать вызвался я. Отправились на их хутор. В сельской местности кубинцы обычно живут на хуторах. Стоит где-то на отшибе домик с сараями. Муж работает в поле, жена с кучей детей дома. Страшно становится при мысли о таком одиноком житье. Сейчас правительство старается объединять их в селения.
   Поездка оказалась не такой страшной, как мы думали. Больных было трое: старик 77 лет, при моем появлении не показывавший признаков жизни, женщина 20 лет (уже имеет двоих детей) и 7-ми месячный ребенок. Первых двоих рвет, у них болит голова, глаза и живот, у последнего — простуда. Всех полечил, как мог. Вели себя кубинцы во время осмотра больных отвратительно, шумно, чему способствовал, кстати говоря, мой солдат-переводчик Салиев, маленько зазнавшийся от своих успехов в изучении испанского языка.
   Эта семья принадлежит к крестьянам-середнякам. У них большой дом из 4-х комнат: две спальни, зал с креслами, качалками и столом и кухня-столовая. Пол в доме деревянный, потолка нет, стены дощатые, окна без стекол в виде жалюзи.
   У нас с соседями после моих именин установились напряженные отношения: мы отказались с ними пить, не зная, что они собрались справлять день рождения Таси через три дня по его прошествии. Мы им плохие соседи, так как не пьем с ними ежедневно. Последнее время у них беспробудное пьянство: приходят сверхсрочники, пьют, сквернословят, плюют. Вид пьяной Таси отвратителен. Как заяц во хмелю, она договорилась до того, что если они захотят, то выбросят нас из палатки. Назавтра помирились, не всё же дуться, вдруг действительно выбросят.
   Есть слухи, что в марте-апреле мы должны убыть с Кубы. Это не совсем реально, так как мы должны переучивать кубинцев, а за месяц-два их не переучишь. Говорят, что Фидель на переучивание забирает студентов из вузов, но никак не может набрать. Получается парадокс: студенты, зачинщики всяких беспорядков в Латинской Америке, в том числе и на Кубе, выступавшие всегда против солдатчины, сами попали в солдаты.
   Сейчас в кубинских магазинах творится черт знает что. Фидель национализирует крупные магазины, при этом отменяются талоны на некоторые виды товаров. При национализации у частников, якобы, обнаружено много дефицитных товаров.
   Сегодня день начался с того, что меня разбудили раньше времени, чтобы я посмотрел солдата, утверждающего, что кубинцы хотели отравить его сигаретой, при этом он принес с собой кусочек сигареты. Оказывается, это наш самозванный переводчик Салиев. Еще при нашей поездке к кубинцам я заметил что-то неладное с ним, он хранил в себе какую-то тайну, был чрезмерно возбужден. Я его отпустил и попросил прийти позже. Через некоторое время его привели в полубуйном состоянии: кричит о схемах постов, караула, изделий, о грубой работе. В общем, парень заболел шпиономанией. При этом выявилось, что он дней за 10 до этого водил за нос нашего контрика. Быстренько оформили на него документы и отправили в Ольгино.
   Перед нами выступал, посетивший нас, командующий зенитной артиллерией Группы. Говорил он о перспективе нашего здесь пребывания, правда, очень неопределенно. Если мы останемся переучивать кубинцев, то будем здесь месяцев восемь, если нет, то вскоре уедем. Возможно, нам придется в недалеком будущем пострелять, поэтому не ослаблять боевую готовность. Посоветовал проветрить обмундирование, так как оно, возможно, нам вскоре понадобится. Интересно, для чего? Ракеты велел по-прежнему держать крепко привязанными к земле.
   Сегодня второй раз пришла почта, все опять всполошились. Пришло письмо и нам, и написал его муж моей старшей сестры Гриша. Письмо коротенькое и мало о чём говорящее, но всё ж это письмо, к тому же, слава Богу, у них там всё в порядке, все живы и здоровы.
   Сегодня опять поцапались с Таней, и впервые при этом дело дошло до словесной грубости. Возможно, причиной всему этому в какой-то мере действительно являются нынешние условия нашей жизни, как это утверждает Таня. Непосредственной же причиной ссоры было то, что Таня последнее время позволяет себе очень часто демонстративно панибратские отношения с некоторыми мужчинами. Ах, это, оказывается, ее друзья! «Дружба между мужчиной и женщиной заканчивается с наступлением сумерек».
   Только что прочел письмо Тани к матери, которое обнаружил на столике. В нем она выливает на меня всю грязь, какую только смогла собрать, всё и в шутку и всерьез сказанное мною когда- либо против нее. Думаю, что это начало конца наших отношений. Жаль только, что этот конец совсем не к месту и не кстати наступил именно здесь, на Кубе. Этим самым мы еще больше поставим себя в ложное положение, в котором и сейчас уже пребываем. Пока выхода не вижу. Будь что будет! В то же время у меня появилось и не покидает меня подсознательное ощущение, что все эти проделки Тани (и с мужчинами, и с письмом) — звенья разворачиваемого ею против меня наступления. По-видимому, она хочет вызвать во мне ревность, желание осмыслить и пересмотреть мое отношение к ней.
   В городах нас очень беспокоят дети, пристающие к нам на каждом шагу. «Русо, товарич, папыроса, списьки», — слышишь повсюду. Наши папиросы и сигареты кубинцам почему-то пришлись по душе. Сейчас они у нас уже просят значки, расчески, авторучки и даже часы и туфли. Последнее время дети начали наглеть, изучили русские ругательства и без стеснения выплескивают на нас всякую похабщину.
   Сегодня возвратился от Юршина, прихожу домой — Тани нет, иду в санчасть, а она там сидит почти в обнимку с этим кавказцем Межетовичем. В санчасти полно наших, все опускают глаза при моем появлении, некоторые ухмыляются. Она, кажется, достигла своего, пользуясь здешней кубинской ситуацией, решила отомстить мне, опозорить меня. И такое у меня появилось желание съездить ей по физиономии: и за любовь, и за симпатию, и за общность характера, и за общий язык с почитателями. Помешало этому то, что условия были больно не подходящие. Но она, кажется, дойдет до такой жизни со своим флиртом. Хотя я категорический противник такого метода воспитания жены, но если человек не понимает русского языка, не понимает неоднократно повторенных просьб не позорить меня, то придется, по-видимому, прибегнуть и к такому методу. Ведь по отношению к некоторым женщинам справедливо выражение: «Битие определяет сознание».
   Привожу выдержки из письма Тани к матери: «Мы с Витей пока живем вместе, но жизнь эта очень непрочная, тяжелая. У нас хватает выдержки терпеть друг друга. Мы не ссоримся, он меня не обижает, но всё время чувствуется, что по возвращении в Камышин нашей семье придет конец. Он давно настроил себя на разрыв семьи и теперь совсем без причин поддерживает эту мысль. Кое-когда напоминает мне об этом, заявляет, что не любит меня. Дорогая мамочка, только не надо расстраиваться. Всё это уйдет и не вернется более. Я уже привыкла к той мысли, что придется жить одной. Сейчас уже немного жалею, что не осталась в Камышине. За это время всё уже улеглось бы и забылось, остались бы только воспоминания. Вот теперь представьте нашу жизнь: надо показать, что всё чудесно, кругом люди, да и должность обязывает. Я спокойна, мамочка, честное слово. Приеду домой, будет лето, легче будет прожить и что-то придумать».
   Прошлый раз я предотвратил отправку этого письма ,и оно до сих пор валяется в палатке, сегодня же я не против этого. Конечно, письмо мне специально подброшено.
   На утреннем построении объявили, что мы должны ходить с заправленными в брюки рубашками и головными уборами и отдавать честь по всем правилам. Все потешаются над этим решением: будет теперь начальству за что ругать подчиненных.
   Уехала в Союз часть наших женщин. С Ренатой мы отправили письмо к родным. Наша Надя пока осталась здесь. Она получила письмо, что ее «надежда и любовь» уехал в неизвестном направлении и не подает о себе никаких вестей. Надя — довольно симпатичная добрая женщина. Ее немного уродует грубоватый рубец на шее после удаления зоба. Последнее время ее обижают своими приставаниями мужчины, откровенно предлагая ей сожительство. Она отбивается, серьезной же кандидатуры здесь пока нет. Нелегко ей здесь без мужской защиты.
   По радио передали, что за всю пойманную на Плайя-Хирон контру американцы выплачивают Кубе 63 миллиона долларов. 24 декабря ее отправляют с Кубы. Оплата будет производиться медикаментами и другими товарами.
   Вчера Таня получила письмо от матери, в котором та пишет, что Танин брат Гена тоже служит где-то в Москве, в почтовом ящике 270"В». Скорее всего, он тоже здесь, на Кубе. Надо будет его поискать.
   С «Нашей Сашей» (так ребята прозвали Ворону) произошел полуанекдотичный случай: послали его за больным кубинцем на их пост, а он вместо больного привез здорового. Это довольно оригинальный, беззаботный человек. Считает себя чудаком и как-то выразился, что все великие люди были чудаками. Не отказывается от своего рода шутовского положения, в которое сам себя часто ставит. На стене у него красным карандашом написано: «Обидеться
— это отлично, смолчать на обиду — хорошо, оправдываться — плохо». По-видимому, это чье-то высказывание он взял за свое жизненное кредо. Подчиняется он непосредственно Дурневу и всё время подставляет ему подножки то беспорядком в аптеке, то своей формой одежды, то своими чудачествами. Ужасно много курит, хорошо играет в шахматы, увлекается историей и знает много интересных исторических фактов. Умудрился заразиться в санчасти дизентерией и теперь жалуется на болезнь желудка и просится в госпиталь, а когда Петя ему в этом отказал, то пообещал пожаловаться командованию — это от него можно ожидать.
   Будучи у Юршина, наблюдал массовое увлечение сбором ракушек. Из залива привезли около 200 ракушек, многие из них очень оригинальные. Все наши в качестве бесплатных сувениров стараются запастись ракушками. Вытащенные из моря, они имеют непривлекательный вид, покрыты всевозможными наростами. Внутри ракушки находится моллюск.
   Наши умельцы разработали целую методику обработки ракушек. Чтобы удалить моллюск, его накалывают на проволоку, второй конец которой крепится за ветку. Под тяжестью ракушки моллюск постепенно вылазит из нее и освобождает ее. Однако в глубине ракушки обычно остается кусочек моллюска, поэтому ее бросают в муравейник. Муравьи съедают остаток моллюска. Невзрачную раковину снаружи обрабатывают ракетным топливом, и она превращается в прекрасный сувенир.
   Впервые в жизни я увидел морских звезд, поражающих своей правильной пятиугольной формой. Оказывается, человек всё заимствует у природы. Только что вытащенные из воды, они имеют очень красивый зеленый, красный и желтый цвета.
   На днях наш полк проверяла комиссия из дивизии, продовольственная служба при этом получила «неудовлетворительно». Тетерин, этот пьяница и бездельник, чуть не полетел с должности. Как выяснилось, с ним это случалось и раньше, но он всегда выходил сухим из воды. В этой службе у нас — сплошной кавардак. Сейчас в одних подразделениях перерасход продуктов, в других
— недорасход. Учета нет. Из склада работники службы тянут всё, кому что вздумается, нам же достаются остатки. Много продуктов в этом климате пропадает: мука, крупы, концентраты. Сейчас, имея тропическую норму, мы по существу не имеем нормального питания. Кормят нас концентратами, кашами, время от времени картошкой, свежими овощами. Решили собрать по 5 песо в месяц для усиления питания, получили пока дополнительно по два яйца. Новоявленные неопытные официантки обслуживают нас плохо, часто хамят. Иногда не хватает на всех пищи.
   На Кубе, имея деньги в кармане, можно остаться голодным. Пищи в нашем понимании, кроме приторной сладости, здесь по существу нет.
   В городе мы забрели в столовую, где нам предложили кукурузную похлебку, от которой мы отказались. Затем нам принесли рис с рыбой и салат — листья, политые растительным маслом и посыпанные солью. Вся эта еда на четверых обошлась нам в 3 песо 70 сентаво.
   У кубинцев начались предновогодние приготовления: в витринах магазинов появились фигуры, напоминающие нашу снежную бабу с метлой в руке. Около домов видны деревья с засохшими листьями, украшенные игрушками, цветными бумажками, ватой.
   Религия на Кубе имеет глубокие корни. Верующих здесь очень много, есть верующие среди видных революционеров и военных. Имеется много магазинов, где продают религиозные скульптуры, образа, крестики, сувениры и амулеты. Иногда на машинах можно видеть нарисованного Иисуса Христа, а в магазинах в красном углу
— божественный лик. Повсюду хорошо сохранились и функционируют церкви. Верующие туда свободно заходят, садятся на скамейки, слушают проповедь священника, временами становятся на одно колено и крестятся. Видных церковных деятелей и священников на Кубу назначает португальская церковь, отчего, по-видимому, священники являются здесь врагами нового режима, оплотом контрреволюции.
   Кладбища здесь находятся в очень хорошем состоянии, огорожены кирпичными заборами, ухожены. Никаких насаждений, кроме цветов, на них нет. Почти над всеми могилами поставлены хорошие памятники.
   Куба — это республика в колючей проволоке. Она нацеплена повсюду на колья и специально для этого посаженные деревья. Ею она разделена на участки, загоны, где круглый год пасется крупный рогатый скот. Там же для водопоя имеется водяной насос, приводимый в действие ветряком. Съедает скот траву на одном участке — его перегоняют на другой. Это дает, пожалуй, самое дешевое мясо в мире. По-видимому, так делают не только на Кубе, но и в других странах этого бассейна. Скота здесь много, правда, молочное скотоводство развито слабее. После отёла к большинству коров подпускают телят и их не доят, запускают. У дорог часто видны бидоны с молоком, их собирают и потом возвращают назад пустыми. Коровы и быки здесь одни похожи на наших, другие — крупные с высоким, как у верблюда, горбом.
   Встречаются на острове и неосвоенные равнинные участки с густой высокой травой, с маленькими пальмами, а кое-где и кактусами. Часто попадаются поля сахарного тростника и кукурузы, апельсиновые и мандариновые сады, плантации бананов, реже — плантации ананасов. Там и сям видны одинокие пальмы и пальмовые рощи.
   Пальмы — самые характерные растения Кубы. Их насчитывается более 30 разновидностей. Наиболее распространена пальма реал или королевская пальма — стройное, ценное дерево. Ее листья идут на покрытие крыш домов и других построек, из ствола делают доски для стен, семенами кормят свиней, из коры изготовляют сосуды для сельскохозяйственных продуктов. Она достигает в высоту 40-50 метров и живет до 80 лет. Имеется 7 разновидностей этой пальмы.
   Распространена на острове, имеющая более 20 разновидностей, пальма кана с широкими и короткими листьями. В долинах Пинар-дель-Рио растет пальма барригона, что в буквальном переводе означает «брюхатая пальма». Она имеет сильное утолщение в средней части ствола. Встречается пробковая пальма. На острове много кокосовых и несколько видов декоративных пальм.
   Если крупный рогатый скот занимает на Кубе своего рода привилегированное положение, то никак этого не скажешь о лошадях. Они здесь великие труженики и по существу второй после автомобилей вид транспорта. На них ездят мужчины, женщины и дети, часто по несколько человек на одной.
   Через их круп, как правило, перекинут своеобразный плетеный мешок, в котором крестьяне возят всё необходимое. Лошади здесь небольшие, обычно худые, заезженные. По обочинам дорог на привязи можно видеть «тени» лошадей (кожа да кости), то ли доживающих свой век, то ли замученных работой. Создается впечатление, что кубинцы плохо относятся к лошадям. Нам они говорят, что кубинские лошади много работают и мало кушают.
   Свиньи на Кубе также в плачевном состоянии. Они у них худые, обычно черного цвета, часто содержатся на привязи, как собаки.
   У меня и других наших создалось впечатление, что на острове нет хороших сортов культурных растений и домашних животных. То, что было завезено из Европы или создано природой, у них и осталось. В этом отношении здесь не приложены рука и ум человека.
   Часто можно видеть кубинцев с бойцовыми петухами. Бой петухов — увлекательное и азартное зрелище на Кубе. Бойцовые петухи специально выращиваются, воспитываются и дрессируются. Болельщики съезжаются на бой петухов и ставят ставки на петуха, за которого болеют. Петухи дерутся на миниатюрной арене до победы одного из них, они окровавленные, ободранные, а вокруг — ужасно шумящие болельщики. Вроде бы это развлечение у них запретили или собираются запретить. Бойцовых петухов Куба даже экспортирует.
   Человек 20 нашего личного состава отправились на вечер к кубинцам. Всех нас вперемешку с кубинцами посадили на передние ряды. Наши дали небольшой концерт художественной самодеятельности, после чего кубинцы в торжественной обстановке вручили дипломы отъезжающим в сельскую местность молодым учительницам. Взявшись за руки, спели «Интернационал», при этом наши, не зная слов, пели в основном один и тот же куплет, да и то часто при этом сбивались. Они же пока поют «Интернационал» не сбиваясь.
   Начались танцы под наш духовой оркестр и их радиолу, причем радиолы этой из-за стоявшего шума слышно не было. Под наш же оркестр с его незаразительной медленной музыкой кубинцы танцевали неохотно.
   Относились к нам там радушно и тепло, я бы даже сказал с шумом. Во время концерта и танцев очень шумно, все курят, дым стоит коромыслом. Некоторые наши тоже начали курить и тут же бросать окурки — дурные примеры заразительны. Даже при объявлении номеров концерта и торжественном вручении дипломов учительницам конферансье и местный босс оставались с сигарой во рту. Во время танцев публика стоит везде, мешая танцевать, таращит на нас глаза, как на обезьян. Некоторые из наших забрели в бары, где вовсю идет шумное веселье. Говорят, что после 24-х часов оно у них только начинается.
   На продовольственном складе пропала партия кур — подвел холодильник. Командир попросил попытаться их спасти. Безжалостно обрезаем подозрительные места, остальное моем в растворе марганцовки. Куры всё равно пахнут. Решаем подвергнуть их термической обработке, добавив побольше различных специй. С командиром идем в столовую и демонстративно при солдатах обедаем, съедаем по большому куску курятины, которая всё же попахивает. Солдаты следуют нашему примеру. Куры были спасены, в столовой был предотвращен солдатский бунт.
   Возвратился из Гаваны Дурнев со свитой. Переводчика Салиева сдали в психиатрическое отделение с шизофренией. Кстати говоря, он был самым способным переводчиком-самоучкой в части. Планируется поездка в Гавану за медикаментами и для отправки вещей Салиева. Старшим назначен я.
   Побывав в Гаване, Дурнев ничего толком рассказать о ней не может — был в Гаване и не видел Гаваны. Курсировали они в основном по одной и той же улице и по набережной, боясь заблудиться. Решающую роль при этом, конечно, сыграла трусость Дурнева. Его впечатление от Гаваны: город большой, красивый, особенно красивы новые кварталы, центр, набережная, есть и трущобы. Очень большое уличное движение, много транспорта, воздух с массой выхлопных газов.
   Работница штаба Рая, которую за ее полноту прозвали «тетя лошадь», распустила про нас с Таней слух, что мы с ней плохо жили, расходились, а здесь, мол, все держатся за своих жен. Первоначально, по всем данным, всё это явно исходит от капитана Шакалова, так как только он знает камышинские сплетни. Он оказался большим болтуном, хотя и отрицает это. Меня он уверяет, что во всех этих сплетнях виновата сама Таня. Еще в поезде она болтала об этом Ренате и другим женщинам, даже говорила, что второй раз замужем. Обо всём этом здесь потом разболтала Рената. Конечно, раз человек уехал, можно теперь на него всё валить. В общем, мы успели попасть на злые языки.
   В декабре между СССР и Кубой установлено регулярное сообщение пассажирскими теплоходами, которые будут ходить два раза в месяц. Наши порты назначения — Рига и Николаев. А на днях объявили о регулярном воздушном сообщении. Почта уже прибыла самолетом, причем довольно быстро — за 10-15 дней.
   У нас установили телевизор, и теперь мы смотрим передачи кубинского телевидения. Очень много и довольно бойко они болтают, много трескотни, иногда показывают танцы, моды, наши фильмы. В общем, мало чего интересного.
   Нам дали за Тунасом дом на шесть комнат. Планировали вселить туда три семьи и несколько «холостяков», а также сделать там комнату для приезжих. Сейчас, кажется, туда хотят вселить шесть семейных пар. Дом не очень привлекательный — далеко от части. Нас, кажется, тоже планируют туда вселить, хотя мы, проживая в диких условиях, туда не рвемся. Ко всему человек привыкает! Правда, на зло некоторым можно было бы и вселиться. Тася, например, сказала Тане: «Вы думаете, что вам там что-либо достанется?» Есть еще слух, что нам дадут большую гостиницу в самом городе. Всё слухи.
   Тася принесла нам накладную на палатку — мол, побыстрее сматывайтесь. Получив палатку, я уехал в Ольгино, за это время ребята ее поставили. Прибыв из госпиталя, узнаю от командира хорошую новость: мне присвоили звание капитана. Вот уж везучий день! Срочно обмываем новую звездочку.
   Под руководством Гриши Сомова замостили палатку, Таня ее вымыла, и вечером мы в нее вселились. Досок немного помог достать Сидоров, поэтому пришлось пригласить его на новоселье. Пригласили и Белкиных. Сидоров же с Белкиным с некоторых пор в ссоре — из-за первого последний получил служебное несоответствие. Получилась неувязка. Белкины согласились прийти, но, узнав о Сидорове, наморщили носы. Пришлось их уговаривать. Тася пришла, Сергей же под предлогом поиска самовольщиков и пьяниц не появился. Вечер прошел неинтересно. Сидоров хвастался своей порядочностью, и было скучно его слушать.
   31 декабря поехал с баней к Юршину. Туда я напросился сам, так как нужно было достать спиртное. Достал ром «Бакарди» по государственной цене.
   У Юршина встречали сначала московский Новый год (в 16 часов местного времени). Офицерам налили ром в бутылки из-под кока-колы, маленько выпили. Потом встречали волгоградский и кубинский Новый год, а кое-кто и дальневосточный. Новый год странный, без снега, морозов, в одних рубашках. На дворе поставили «елку» — дерево, похожее на сосну, украсили, как могли, ватой, мандаринами и даже гайками и ключами.
   Вечером 31 декабря офицеров полка, свободных от нарядов, пригласили на встречу Нового года кубинцы. Кое-кто из наших там отличился. «Бакарди» было, хоть залейся. Некоторые так набрались, что пришлось увезти их домой досрочно. Чины с пузцами танцевали до упаду. Кое-кто не забыл прихватить «Бакарди» с собой. Эх, вы, нравы русские, душеньки ненасытные!
                ГЛАВА 6 1963 ГОД ЯНВАРЬ
   1 января в 16 часов у нас был праздничный новогодний обед в новом доме, который наконец нам дали. Присутствовали на нем все семейные, свободные от нарядов офицеры и некоторые сверхсрочники. Пригласили человек 20 кубинцев, в основном кубинок. Выпили «Бакарди» — бутылка на шестерых, пиво — по бутылке на человека. Была неплохая закуска. Кому было мало спиртного, те раздобыли себе еще. Пьяных особенно не было. Начались танцы. Наши «холостяки» захватили себе по сеньорите и танцевали с ними, боясь упустить своих партнерш, хотя было заметно, что не всех дам это устраивало. Домой уехали рано. За вечер ничего особенного не случилось, если не считать того, что Зайцев отказался оставить без себя Галю с другими женщинами мыть посуду.
   2 января в Гаване на площади Революции состоялся парад войск и митинг, на котором выступал Фидель Кастро. По телевизору мне удалось посмотреть эти торжества.
   На трибуне Фидель и Дортикос с соратниками расхаживают, беседуют. Тут же наш космонавт Попович и наши военные.
   Вначале по площади прошли милицейские подразделения, мужские и женские, затем подразделения регулярной армии. Подошла очередь техники. Танки и артиллерия шли дивизиями. Несколько раз над площадью пролетали реактивные самолеты и вертолеты. Под конец провезли зенитные ракеты и ракеты «земля-вода». Вооружения показали во много раз больше, чем у нас на Красной площади, всё оно наше.
   Затем площадь бегом заполнил народ. Начал выступать Фидель. Его встретили громкими возгласами и аплодисментами. Фидель выступает спокойно, но, увлекаясь, сильно и очень своеобразно жестикулирует и даже подпрыгивает. Бородатое лицо Фиделя производит странное впечатление. Во время митинга люди, как муравьи, запросто сновали по площади.
   2 января мы отправились в Гавану: я, Саша Ворона и Коля Мирошниченко. К нам присоединился кубинец Роберто, который учился в СССР и хорошо говорит по-русски. Это неплохо. Будет у нас переводчик. Маршрут нам определили такой: ночевать в Ка- магуэе, затем ехать до Гаваны вместе с машиной дивизии, следующей за медицинским имуществом.
   В Камагуэевском лазарете нас встретили радушно, накормили и спать уложили. Наш шофер с Роберто улизнули в город, мы за ними, там встретились, пошли по городу. Зашли на площадку развлечений в парке, прокатились на небольшой русской горке, что нам понравилось. Потом ушли спать. Спали неспокойно, так как там беспощадно кусают комары. Больные ночью включают свет и читают книжки, а спят днем. Кое-как переночевали и поехали дальше.
   Проезжали много мелких городов, названия всех не упомнишь, к обеду доехали до Санта-Клары. Не доезжая до города, заехали в русский госпиталь, но туда нас не пустили даже за ворота, посоветовали ехать в авиагородок, находящийся в 8-ми километрах за Санта-Кларой. Отыскали авиаторов, там нас накормили. Поехали дальше без особых приключений, если не считать того, что мы еле не наскочили на обгонявшую нас машину и на корову.
   Вечером прибыли в Матанзас, раскинувшийся на холмистой местности у моря. Немного поблудили, пока выехали из города на центральное шоссе.
   По пути в некоторых городах видели памятники американцам, помогавшим кубинскому народу в его борьбе с испанцами. Об этом кубинцы, наверное, сейчас подзабыли, но памятники эти они не трогают.
   К Гаване подъехали ночью. Красива ночная Гавана, здесь, по- видимому, не жалеют электроэнергию на украшение города. Под руководством Роберто начали отыскивать русский госпиталь, забрались в центр Гаваны. Повсюду много света, полно машин, время от времени видны красивые высотные здания, стоящие особняком и группами.
   Проехав по набережной и нырнув в тоннель, мы выбрались на менее заселенный участок, справа увидели большое здание, оказавшееся нашим госпиталем. Там меня и Сашу разместили в инфекционном отделении, ребят — в казарме. Поужинали сухим пайком.
   Утром позавтракали в госпитальной столовой, затем я встретился с нашим шизофреником Салиевым, передал ему его вещи. Он совершенно не похож на психического больного. Поехали искать склады, с горем пополам нашли. Всё имущество до обеда получили и снова поехали в госпиталь, где успели пообедать. На ночь отправились в Чику, где размещается штаб Группы войск. Там нас разместили в гостинице, машину оставили у штаба.
   Утром поехали в Новую русскую деревню, где живут офицеры, служащие и семейные с Чики. Там мы осмотрели собачье кладбище, находящееся напротив русской деревни. Многие люди могли бы позавидовать памятникам, поставленным здесь собакам. Обитатели Новой русской деревни шутят: «Напротив нас собачье кладбище, у нас же - собачья жизнь.»
   По дороге видели кинотеатр, в котором зрители смотрят кино с легковых машин. Чего только не придумают проклятые капиталисты! За деньги можно получить всё, что душе угодно.
   Поехали смотреть знаменитый гаванский аквариум. Вход в него бесплатный. Впечатление колоссальное: большой набор рыб, вплоть до акул, больших и малых черепах. Такое ощущение, что все они плавают в море.
   После аквариума поехали в зоопарк. Раскинулся он на огромной территории, в нём нет такой скученности, как у нас, это одновременно и парк, и зоопарк. Вход в него опять-таки бесплатный. Оттуда поехали на обед в Чику.
   В штабе Группы войск узнал, что п/я 270 «В», где служит Гена, уехал в Союз, но не исключено, что сам он оставлен здесь.
   После обеда поехали в город, в частности, на площадь Революции. Площадь большая, красивая, величественная, празднично украшена. На окружающих зданиях портреты Ленина, Марти, Фиделя и других революционеров. Памятник Марти — огромный, именно огромный, его высота над уровнем моря 159 метров. Внутри этой четырехугольной колонны есть лифт и сверху можно осмотреть Гавану, он оказался на ремонте.
   У основания колонны расположен музей Революции, в котором документально отражены все этапы кубинской революции. Жутко становится при виде орудий труда батистовской полиции
— дубинок со свинцовыми стержнями внутри. Здесь же весь изрешеченный пулями рефрижератор, в котором студенты когда-то штурмовали Президентский дворец; самолет, сбивший американский самолет на Плайя-Хирон; что-то вроде трактора, броневика или танка, на котором воевал ближайший соратник Фиделя Сьенфуэгос; обломки самолета, сбитого нашим полком в 1962 году; одежда, оружие, личные вещи Фиделя, Рауля, Сьенфуэгоса; много выразительных фотографий из истории революции. Нам предложили расписаться в книге посетителей. Сфотографировались на площади и поехали в исторический центр Гаваны.
   Осмотрели снаружи Президентский дворец и кубинский Капитолий, являющийся копией американского Капитолия. Американцы построили его в качестве подарка Кубе.
   Начали бродить по магазинам. Ходили долго, но ничего не купили. Магазинов в Гаване много, но хороших товаров в них мало.
   В городе масса русских: в магазинах, в зоопарке, в аквариуме, на нас здесь не обращают внимания. Запаслись открытками с видами Гаваны. Роберто от нас ушел. На ночь уехали в Чику.
   На следующий день снова поехали смотреть Гавану, в которой можно видеть два отличающихся друг от друга района — старая Гавана и новая Гавана. Район старой Гаваны примыкает к порту и характерен узкими улицами с невысокими домами, в первых этажах которых размещаются магазины, предприятия бытового обслуживания и бары. В старой Гаване почти нет зелени. Для новой Гаваны характерны небоскребы, построенные иностранными и кубинскими капиталистами, широкие и просторные авеню, большое количество парков и аллей.
   Наездились вдоволь по набережной и улицам Гаваны. Посмотрели старинную кубинскую военную крепость. Полюбовались издали огромной статуей Иисуса Христа, которая находится на возвышении у входа в гаванскую бухту. Побывали у памятников выдающимся людям Кубы, возглавлявшим в разное время национально-освободительную борьбу кубинского народа против испанцев. Некоторые из них, к слову сказать, сами были чистокровными испанцами. Фидель Кастро тоже испанец. Много фотографировались.
   Забрели даже на стадион. За футбол кубинцы особенно не болеют. В этот день был какой-то религиозный праздник, на стадионе нам вручили по пакетику с конфетами. В центре города видели какой-то доморощенный ансамбль, распевавший религиозные гимны. На ночь уехали в Чику.
   Я начал агитировать сходить в театр Марти, как мне советовали в Камагуэе. Ребята согласились. Рано утром поехали за билетами. У театра стоит большая очередь. Предварительной продажи билетов у них нет, их продают с семи часов утра, а представление начинается в девять часов. Если станем в очередь, можем не попасть. Попытались найти конец очереди, но так запутались, что ушли ни с чем. Подошли к администратору. Тот непреклонен — не в пример нам, русским, таким щедрым по отношению к иностранцам. На наше счастье, нам попались двое наших, русский и испанец. Последний — сын эмигрантов, проживающих в СССР. Он договорился с администрацией, которая нас, однако, предупредила, что мы должны действовать осторожно, чтобы не поднялся шум среди публики.
   Пускать в театр начали в 7 часов 30 минут, мы вошли в первых рядах. Места на билетах не указаны, каждый захватывает то, что успеет. Мы сели довольно близко к сцене. Полтора часа мы сидели и слушали шум публики, все курят, тут же бросают окурки и мусор. Играет музыка, соревнуясь с человеческим гамом.
   В первых рядах поспорили из-за места. Завязалась потасовка, дерущиеся выбежали на сцену. Весь зал моментально прореагировал на это, начался страшный шум, все, как один, кричат, возмущаются, а мы сидим и пожимаем плечами — к чему такие страсти!
   В тот момент я понял этот народ больше, чем за всё время пребывания на Кубе: народ горячий, шумный, любопытный, склонный к позе, с дикарскими наклонностями. «Тяжело руководить таким народом, - подумал я, - но у них ведь и руководители такие же.»
   Дождались, наконец, представления. Оно началось с комических сценок, в одной из которых женили спившегося молодого повесу. Хорошо играл негр, одетый во всё черное, обтягивающее. Создавалось впечатление, что он голый. Было смешно, но только не нам, но смешно, судя по реакции публики. Реакция ж была моментальной и всеобщей. Одобрение высказывают аплодисментами.
   После антракта началась музыкально-танцевальная часть. На сцену вышли почти голые девицы, виляя задами. Эти девицы в последующем всё время фигурировали на сцене, создавая фон артистам, исполнявшим неплохо поставленные танцы. Пели артисты-солисты, не отрывавшиеся от микрофона. Неплохо пела певица с большим сроком беременности, вокруг которой танцевали девочки лет 6-7. Выступал конферансье, побывавший в 12 странах и смешивший публику. Номера у них не объявляются, идут друг за другом, публика сама следит по программе. Всё представление длилось 2 часа 30 минут. И это за одно песо!
   Хотелось сходить еще в знаменитое кабаре «Тропикан», как мне это советовали, да не было ни компаньонов, ни времени, ни соответствующего костюма.
   На следующий день я купил Тане кофту, сумочку и отрез на платье, а также в виде сюрприза сумочку и туфли из крокодиловой кожи и кошелек из кожи лягушки. Как впоследствии выяснилось, туфли оказались бессовестным браком, замазанным краской для обмана покупателей, хотя на этом «товаре» и стояло клеймо «сделано на Кубе». Хотел купить попугая за 25 песо, да раздумал. На улице видели бродячего циркача с обезьянкой, дающего представление, а потом обходящего публику — это для нас страничка прошлого.
   В Гаване пришлось столкнуться с современным западным искусством — абстракционизмом. Видел я несколько таких скульптур и картин и, признаться, нашел в них какое-то рациональное зерно, в чем-то они правы. Я считаю, что не нужно было бы только перебарщивать. Например, мы видели около порта нагромождение железного лома, тоже представляющее из себя скульптуру. Изображения ж людей с непропорциональными частями тела и вычурными позами чем-то привлекают. Правда, женщине на скульптуре стоило бы приделать какую-либо голову вместо обрубка — последнее слишком непривычно. Бог знает, может это и есть искусство будущего.
   Надо сказать, что в Чике свободный режим, она стала проходным двором для приезжих: езжай куда хочешь, возвращайся когда хочешь, никто ни о чём не спрашивает. Для приезжих это прекрасно — можно вдоволь посмотреть город. В столовой у них беспорядок с питанием, медленно обслуживают, объедают их приезжие.
   В Чике слышал похожий на анекдот рассказ о нашем перебазировании на Кубу. Американцы не могли себе представить, что в таких условиях — на грузовых теплоходах, в трюмах — можно перевозить личный состав, поэтому американская разведка была введена в заблуждение. Немцы, большие реалисты, более знающие Россию и русских, трижды предупреждали американцев, что русские перевозят свои войска на Кубу.
   Американцы всё же не верили. Затем, после третьего предупреждения, они поместили роту своих солдат на грузовой теплоход в трюм и возили их шесть суток по океану, в связи с чем среди них начались самоубийства и сумасшествия.
   Интересно, поверили бы американцы, если им рассказать, что русские семьи месяцами живут в тропическом климате в лагерных палатках площадью 4 квадратных метра без никаких удобств, временами по две семьи в палатке.
   Встретились в Гаване с белорусом, проживающим здесь с 1929 года. Он утверждает, что оказался здесь после эмиграции из Западной Белоруссии. Некоторые из наших тут же решили, что он белоэмигрант. Из Белоруссии он получает газеты. Узнав, что я белорус, хорошо заговорил со мной по-белорусски. Он говорит, что кубинцы относятся к нам неплохо, но сейчас, после национализации магазинов, многие высказывают недовольство, связывая это с нашим здесь пребыванием.
   Речь зашла о кубинских женщинах. Он утверждает, что на Кубе нет и пока быть не может свободной любви. Конечно, у части богатых и материально обеспеченных женщин есть любовники — это всё в порядке вещей. Большинство же кубинских женщин не имеют никакой специальности и их жизнь, в частности в материальном отношении, всецело зависит от мужа. Женщины поэтому дорожат своей честью, и все их помыслы связаны с выходом замуж, чтобы сесть кому-то на шею. Если же женщина потеряет свою честь, не выйдет замуж, то она часто вынуждена зарабатывать себе на жизнь первой самой древней в мире профессией. Некоторые женщины находятся на содержании богатых мужчин.
   На Кубе раньше было полно домов терпимости, сейчас их прикрыли, кроме нескольких в Гаване и Сантьяго-де-Куба для обслуживания иностранных моряков и другой публики. Бывших проституток согнали в специально построенные дома-общежития, где они живут и работают. Для работы созданы различные мастерские. Однако в городах имеются подпольные дома терпимости, они более-менее надежные — в них меньше шансов подхватить венерические заболевания. Многие наши в Гаване уже побывали в таких заведениях, плата там 3-5 песо. Рассказывают душещипательные подробности. Некоторые женщины подрабатывают стихийно, в одиночку. Среди них очень много больных венерическими заболеваниями. Некоторые пары, готовясь к супружеской жизни, также не гнушаются таким заработком: невеста подрабатывает по ночам, жених вербует клиентов и следит, чтобы ее не обижали.
   Среди кубинок распространено мнение, что русские мужчины сплошь импотенты или кастраты, что, по-видимому, связано с редкой посещаемостью русскими соответствующих заведений. Не было бы здесь такого режима, они изменили бы свое мнение!
   Повидав Гавану, все приходят к выводу, что это типичный город для данной полосы мира — Латинской, Центральной и даже Северной Америки. Повидав Гавану, можно в какой-то мере судить о Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айресе, Сан-Франциско. Правда, если бы в этом городе кипела прежняя жизнь, впечатлений было бы больше. С другой стороны, повидав Кубу, можно составить представление о странах Центральной и Латинской Америки.
   Проезжая крупные города Кубы, убеждаешься, что они по своей планировке и внешнему виду напоминают старую Гавану. Большинство домов в них двух- и трехэтажные. В каждом городе имеется центральная площадь, на которой устраиваются различные торжества.
   Вокруг Гаваны и других городов видели массу нашей техники, в основном автомашин.
   На обратном пути ночевали в Санта-Кларе у авиаторов, встретивших нас хорошо. За день до этого у них был космонавт Попович, который беседовал, фотографировался с ними.
   8 января мы прибыли домой. Перед самым домом кончился бензин и нам пришлось самим катить машину.
   Лейтенанта Капустина предали суду офицерской чести за систематические пьянки, в том числе на дежурстве. Сам он всё объясняет тем, что его обидели, не присвоив вовремя звание старшего лейтенанта. Его цель ясна — он хочет уволиться из армии. Это заветная цель многих начинающих службу молодых офицеров. Когда-то и я переболел этой болезнью, но теперь вот смирился. Но средство для достижения цели он выбрал явно негодное. Суд постановил разжаловать его до младшего лейтенанта. Человек добивался старшего лейтенанта, а добился младшего. А через день я его отвез в госпиталь на обследование.
   Петя проявил еще одну свою гнусную черту: заболел офицер, к нему обратились за помощью, он же, не вставая, велел разбудить меня.
   Несколько эпизодов работы Петра Ивановича как врача.
   1. Больному с подозрением на хронический аппендицит он говорит: «У человека есть очень маленькие глисты. Они носиком прокалывают кишку и человек мучается. Они дают аппендицит, дают болезни желудка. Девять раз их ищем — на десятый они попадаются. Сдавай анализ кала на глисты. И то, если не найдем, я еще не уверен, что их нет».
   2. — Как фамиль твоя?
   — Петров.
   —Да от тебя окурками пахнет!
   —Да я же не курю, доктор.
   3. — Доктор, голова болит.
   — Куришь?
   — Курю.
   — Бросай курить. От курева получается малокровие и поэтому голова болит. Пей лучше крепкий чай.
   4. — Доктор, кашель мучает.
   — Куришь?
   — Курю.
   — Бросай курить. А то всё дыхание забивается копотью и ты кашляешь. Пей крепкий чай.
   5. — Какие жалобы?
   —Жалоб нет, курю.
   Согласно рекомендациям Петра Ивановича, многие собираются разводить на Кубе чайные плантации, если мы задержимся здесь надолго.
   13 января ездили снова на пляж, где пришлось и порыбачить. В отличие от прошлого раза, в этот раз пришлось испытать не только прелесть рыбалки, но и ее трудные стороны, пришлось потаскать невод, а это нелегко. Вдобавок ко всему, меня чуть не стукнул скат, попавший в невод.
   Скат огромный, килограммов 25, на хвосте у него пила, которую он вонзает в тело. Если бы он не был возбужден и была бы чистая вода, он меня, возможно, стукнул бы, а так только ткнулся в мои ноги.
   С нами ездил командир и начальник политотдела — это нас стесняло. День всё же прошел чудесно, несмотря на некоторую усталость. Я сгорел изрядно под кубинским солнцем. На этот раз вода была холоднее, но вполне удовлетворительная.
   Ездили с Таней в госпиталь. Гинеколог кладет ее на стационарное обследование.
   Беседовал он и со мной на предмет установления, кто виноват в отсутствии у нас детей. Предложил сделать анализ, что мы сами и проделали. Это было большое моральное испытание для меня, на которое я долго не соглашался и зря согласился. Анализ ничего путного не дал, так как мы не специалисты в этом деле. Однако, он навел меня на грустную мысль о моей вине во всём этом.
   Таня уехала в госпиталь, в палатке стало как-то холоднее.
   Получил письмо от Таниной бабушки. Предположив, что у нас есть цензура, она высказывает в письме патриотические мысли: забота о старости, хорошая жизнь на селе.
   Написал два давно задуманных письма: начальнику КЭЧ камышинского гарнизона и командиру полка, прося обоих позаботиться о нашей комнате и наших домашних вещах. В конце писем подписал: «Остров Свободы». Эта небольшая черточка навела меня на новые мысли о Кубе. До этого я как-то однобоко смотрел на нее, как это делают многие у нас и сейчас. Нам не нравится многое в чертах характера и поведении кубинцев. Но ведь это народ, многие годы развращавшийся американцами, а до этого — испанцами. И этот народ за 4 года сделал ведь так много, хотя бы в смысле изменения своих взглядов на американцев и нас, на капитализм и социализм. Много, очень много еще отрицательного у этого народа, но ведь так мал еще срок свободы. Даже сам удивляюсь такому своему интернационализму. Политрабочие не зря получают у нас зарплату.
   Вчера вечером на сон грядущий как-то задумался и стал переводить человеческую жизнь на дни, на ту ячейку жизни, которую мы ценим меньше всего, но которая неумолимо отсчитывает нашу жизнь. И получилось, что человек за 50 лет проживет 18212 дней. Не слишком много! Я почему-то уверен, что уже прожил большую часть отмеренного мне срока, неизвестно, сколько мне еще отсчитано в этой жизни дней, мучительно однообразных, бесполезно проводимых.
   Был в Ольгино у Тани. У нее плохое настроение, ее не лечат. У нее плохой анализ мочи. Мы с ней маленько повздорили. Она обвинила меня в том, что я не сочувствую ей в нашем общем горе. Я же не хочу больше никаких унижений, будь что будет. Уехал я и мне было так тяжело, знаю, что и ей нелегко.
   Пришла шифровка, запрещающая остановки в городах. Оказывается, у Орла служивые набезобразничали в городе, а кубинцы пожаловались, следствием чего и явился запрет на остановки.
   Вчера завез в госпиталь больного с малярией. Второй лежит у нас. Первые ласточки!
   Петя, попавший последнее время с куревом и крепким чаем в комическое положение, всячески юлит, старается выпятить мне мои промахи, большей частью не существующие. Всё это он преподносит под видом искреннего, доброжелательного ко мне отношения. Он старается втолковать мне, что спасает меня от дежурств и всяких неприятностей. Не считает ли он меня за Ваньку-дурачка, принимая мою молчаливую реакцию за мою недалекость.
   Наши фельдшера отбились от рук, никто ничего не хочет делать. Петя хочет обернуть дело так, что в этом виноват я.
   С Комковым с горя выпили стоявший у нас спирт. У него тоже не всё ладится на службе. Комков неплохой парень, но слишком мрачный и надутый, такой он во всяком случае с виду. Мрачные люди неприятны, они отпугивают. Я тоже в какой-то мере отношусь к ним.
   Как утверждает Таня, я не умею работать с людьми, не хватает у меня выдержки, спокойствия. Действительно, не могу я спокойно смотреть на лодырей и разгильдяев, не имеющих ни грамма совести. И с такими людьми надо работать с выдержкой? Надо! Шум и несдержанность мало чего дают. Скоро таким образом я договорюсь до того, что в санчасти откажутся мыть полы и посуду, и я их буду мыть сам.
   Сегодня «Нашей Саше» во сне нарисовали усы, брови и бороду, в общем разукрасили его по первое число. Коля говорит: «А пусть не играет в карты до четырех часов ночи». Я смеялся до упаду, хотя и не видел всего этого.
   Я делаю некоторые успехи в испанском языке, сказать им я уже многое могу и меня поймут, их же я понимаю с трудом, особенно если говорят быстро.
   Сегодня Кабовой Фаине делал новокаиновую блокаду места ушиба под молочной железой. От блокады в таком неудобном месте не было удовлетворения ни мне, ни Фаине. Зато я убедился в том, что она хорошо сохранилась как женщина. Линник в этом отношении не дает маху. А вообще, после того, как я ее поближе рассмотрел, она мне стала менее симпатичной по сравнению с предыдущим впечатлением: распустила свои рыжие крашеные космы, у нее кривые зубы.
   Прошлой ночью Петя опять отколол номер: обратился к нему больной, он же повернулся с боку на бок и послал его ко мне. У него это уже вошло в норму поведения. Так хотелось нагрубить ему утром, вспомнить все его гадости, да к утру поостыл.
   Только что смотрел кинофильм «Домой», и у меня заныло сердце. Захотелось самому иметь отца, умного, рассудительного, опытного руководителя. Я всегда завидовал тем, кто имел таких родителей. Им живется легче, не приходится самим доходить до каждой, даже самой маленькой истины. Правда, мой отец, погибший в Великую Отечественную войну, не был таким идеальным. Да и моя мать, простая неграмотная женщина, не знавшая, как выжить с тремя оставшимися на ее руках маленькими сиротами, не особенно вникала в наши проблемы и учила нас обычно ремнем или вожжами.
   Сегодня с помощью больного занимался столярными делами, в результате чего из моих рук вышли стол, скамейка и скамеечка
— всё первосортной топорной работы. Глядя на всё это, думаешь, до чего непривередлив стал русский человек. Упростили нашу жизнь до предела. Мы даже представления не имеем о настоящем жизненном комфорте.
   Возвратился из поездки в Банес к Герченову. К моему удивлению, в Банесе всё спокойно и народ там, по-моему, более дружелюбный, чем в других местах, вопреки утверждениям Пети, что там за каждым углом прячется контра с кривым ружьем. Чего только не покажется трусу или лодырю, а скорее всего тому и другому вместе, особенно если он не желает ехать в командировку.
   Был у Тани. У нее нашли аднексит, гипотонию, блефороконьюктивит и даже миопию 0,5 диоптрии. В общем, букет моей бабушки. Ей назначили почти отпугивающее лечение: два раза в день кофеин внутримышечно, оставляющий синяки на руках, и прочие «приятные» процедуры. Ходит она с накрашенными веками, как кубинская сеньора отцветающего возраста. Вчера медсестра закапала ей в глаза не то, что следует. Глаза отекли, не было бы чего плохого.
   От Федчишина узнал новость, что Зайцева Галя вроде бы связалась с солдатом из хозяйственного взвода. Зайцев, действительно, последнее время пребывает в удрученном состоянии. Не знаю, правда ли это, может быть, это плод воспаленного воображения Зайцева или его разыгрывают, но не исключено, что это действительно так, что явилось закономерным результатом той подозрительности, слежки и недоверия, которыми он ее окружил. У меня почему-то сложилось такое впечатление, что от этой женщины можно всего ожидать.
   Сейчас у нас среди «холостяков», по преимуществу пожилых (40-45 лет), царит непробудное пьянство. Некоторые пьют запоем и напиваются до чертиков. Командование на всё это реагирует слабо, пока они ведут себя тихо. Среди кубинцев, особенно фармацевтов, уже сложилось твердое мнение о русских, как о пьяницах, употребляющих самые последние суррогаты алкоголя.
   На Кубе в природе всегда что-либо цветет, распускается, плодоносит, увядает, отмирает. На некоторых деревьях можно одновременно видеть цветы и разных сроков зрелости плоды. Наверное, природа в этом климате совсем запуталась. У нас в Патаси всегда можно было во время нашего здесь пребывания нарвать прекрасный букет цветов. Но особенно много цветов в январе. То, что у нас растет в комнате в горшочках, здесь растет повсюду. Везде бушует зелень. В то же время сейчас очень много падает листвы, ребята в санчасти не успевают ее убирать. Днем по-прежнему жарко, ночью же прохладно даже под двумя одеялами. Воздух до предела насыщен влагой, утром она конденсируется и каплями падает с деревьев, как после дождя.
   На Кубе масса магазинов, многие из них частные — это в основном мелкие магазины, ларьки. Торгуют в них, как правило, мужчины, иногда им помогают жены или дети. В магазинах, особенно промтоварных, небольшой выбор товаров. Здесь нет таких продовольственных магазинов, какие мы привыкли видеть у себя. В них обычно продают кока-колу, алкогольные напитки, печенье, галеты, шоколад, конфеты, фрукты, кофе, какой-либо бутерброд. Изредка можно встретить мясной ларек. Есть овощные ларьки. По дороге часто видишь кубинцев, которые несут живых кур.
   Проезжая через Тунас, хотел зайти в аптеку и магазины, однако они оказались закрытыми. Оказывается, все, как один, сейчас мобилизованы на уборку хлопка. Повсюду видны битком набитые машины с флагами, в том числе нашим. Вот и нашлось кому убирать хлопок, а то я беспокоился.
   Проезжая по Кубе, обычно вдоль дорог, видишь школы. Разной величины, они все на один манер: домики из досок или кирпича с обычными для Кубы окнами-жалюзи. Внутри школ стоят обычные столы и скамейки, а не парты.
   Зверев сообщил нам содержание выступления заместителя министра иностранных дел СССР Кузнецова на встрече с командным составом Группы. Он был послан в Америку для оформления и доведения до конца той договоренности по ликвидации Карибского кризиса, которая была выражена в посланиях глав государств. Как и следовало ожидать, ничего путного из этого не вышло. Каждая сторона стремилась выговорить себе выгодные условия, а в результате — нулевой эффект. Из американских требований: Куба не должна экспортировать революцию в Латинскую Америку, не должна в дальнейшем размещать на своей территории ракеты. Наши использовали во время переговоров поддержку нейтральных стран по кубинскому вопросу, поддерживали кубинских «5 пунктов», вынудили американцев сесть за стол переговоров с кубинцами. Американцы, да и наши высказали кубинцам пожелание умерить пыл в своих выступлениях и не заговариваться. Например, Эрнесто Че Гевара заявил: «Мы поможем любой латиноамериканской стране, если там будет революция». Помогать — помогайте, но зачем об этом болтать!
   В конечном счете было принято решение написать У Тану письмо с просьбой взять этот вопрос под наблюдение Совета Безопасности. В общем, всё возвратилось в исходную точку, как это было до Карибского кризиса. А для чего тогда заварили всю эту дорогостоящую кашу — это видно великим мира сего.
   Кузнецов довольно положительно отозвался об У Тане как о гибком политике, пекущемся об интересах молодых стран Азии и Африки, прислушивающемся к голосу нашей дипломатии и довольно энергично пресекающем агрессивные устремления США. Высоко он также оценил наше здесь пребывание. Довольно высоко ставят наши войска на Кубе и американцы. Мак Рой, глава американской делегации не переговорах, буквально восхищался быстротой демонтажа наших стратегических ракет (быстрое позорное бегство). Американцы знают, что здесь находятся наши регулярные войска. О перспективах нашего здесь пребывания он отказался говорить.
   Кастро в беседе с Кузнецовым высказал опасения, что Куба в будущих осложнениях может оказаться одинокой, в чем Кузнецов его разубеждал. «В нашем народе, — сказал он, — твердо укоренилась мысль о связывании будущего Кубы со всем социалистическим лагерем».
   После выступления Зверева Мамедов начал метать громы и молнии в адрес пьяниц, пообещав подвергнуть их жесточайшему террору. О нашем переселении в город вопрос сейчас не стоит. У Орла, наоборот, переселили из города в палатки, так как ребята там начали пить напропалую, приставать к женщинам, засыпать в барах и даже оправляться на улице.
   Подполковника Яковенко сняли с должности начальника Ольгинского госпиталя и предают суду, так как он сел за руль вместо шофера и совершил аварию,при которой у шофёра была разорвана  печень.
   Получил письмо от сестры Лиды. У них всё в порядке. Моя младшая сестра Тоня с мужем Мишей и сыном Игорем получила, ко всеобщей радости, аж целую комнату в коммунальной квартире. Дети растут и крепнут, мать болеет.
   Ввиду того, что Петя не может защитить и отстоять перед командованием свою службу, нас сделали старшими ДДА (дезинфекционно-душевого автомобиля), проще говоря, бани. Вещевая служба сумела взвалить на нас эту обязанность. Правда, нет худа без добра. Благодаря частым поездкам, есть возможность хорошо изучить Кубу и познакомиться с жизнью ее народа. Однако, плохо служить под началом трусливого начальства, зато начальству хорошо иметь в мирное время трусливых подчиненных.
   Возвратился из поездки в первый дивизион, где новый командир дивизиона Рудников — бывший командир батареи у Герченова. Сейчас он проходит период становления как командир отдельного подразделения, поэтому было смешно смотреть на его командование. Везде он хочет поспеть сам, вникает в каждую мелочь, ведет себя неестественно, важно. При всех прочих условиях, это будет суровый командир, которому не посмотришь прямо в глаза — взгляд у него тяжелый. Сейчас он во многом похож на Мамедова первых дней его пребывания на Кубе, когда тот тоже вникал в каждую мелочь, суетился, орал. Мамедов и сейчас мне не нравится как командир. Он не считает своим долгом снисходить до естественного человеческого разговора с подчиненным. Окрики, ругань, повышенный тон — его обычный метод командования. Взгляд его тоже тяжел. О нем сложили здесь такое четверостишие:
                А Мамед-заде угрюмый               
                Песнь лихую не поёт,
                Разгоняет диким рыком               
                Православный весь народ.
   Сейчас у нас провожают 11 человек четвертого года службы, остальные смотрят на них с завистью, отъезжающие же чувствуют себя именинниками. Если такими темпами нас будут отсюда вывозить, то это продлится долго.
   Петя на воскресенье уехал в четвертый дивизион. Там появилось какое-то групповое заболевание. Послал его туда Даниленко, иначе Петя послал бы меня. Как не хотелось ему ехать! Как всегда, он взял с собой своего «адъютанта» Ликаренко, велел ему брать «дробовик». Мы малость посмеялись над его приготовлениями.
   У нас находится шифровальщик дивизии Микрюков, приехавший подменить заболевшего секретчика Язепова. Он рассказал нам, что наш камышинский дом в январе заселили, его жена получила там квартиру. Вчера я, Микрюков и Язепов малость дерябнули «ликера», приготовленного по рецепту Язепова: алколин, сироп и вода. Напиток не из приятных.
   Центральная дорога Кубы, протянувшаяся вдоль всего острова и связывающая все ее провинциальные города, местами латанаперелатана, но еще надежно служит стране. Сделана она на совесть. Дорога эта рассчитана на длительную эксплуатацию, она — живительная артерия страны. Не плохи и ее ответвления, связывающие все более-менее крупные города. Их улучшенные проселочные дороги лучше наших большаков. В сельской же глубинке часто такое же бездорожье, как и у нас.
   По дорогам Кубы снует много автомашин, до революции их было больше. Здесь в основном развит автотранспорт, оттеснивший железнодорожный транспорт. Среди грузовых машин очень много больших быстроходных машин-фургонов, перевозящих в основном все грузы. Грузовые машины эксплуатируют здесь, как ломовых лошадей. Кузова у них обычно упрощены, напоминают наши мажары. Много здесь и легковых машин, некоторые из них чудесные. Хороши машины у больших чинов и полиции — это американские машины, которые кубинцы при американском эмбарго умудряются закупать у третьих стран (Канада).
   С техникой кубинцы обращаются по нашим понятиям дико. Дело в том, что у них шофера только водят машины и водят, прямо скажем, лихо, разбираются же в машинах и ухаживают за ними они плохо. Часто из-за небольшой неисправности машина останавливается и водитель ничего сделать не может, вызывает механика. Машины они гоняют до полного износа, осмотров и текущих ремонтов не делают. Выкрашены они в основном в красный цвет. Наши машины, которых сейчас здесь очень много, они также стараются окрасить поярче. Здесь они быстро изнашиваются, так как не приспособлены для быстрого хода, варварского обращения и здешнего климата.
   У кубинцев на американский лад сделано обслуживание транспорта. Вдоль дорог имеется масса бензозаправочных колонок, где заправляют бензином, маслом, водой, осматривают машину. Бензозаправочные аппараты тут же показывают количество бензина и цену за него. Помимо этого, вдоль дорог разбросано много автомастерских, где производят осмотр, ремонт и покраску машин. На обочинах дорог часто видишь кладбища машин.
   Железные дороги Кубы находятся в плачевном состоянии. Сеть их довольно густа — это в основном приспособленные для вывоза сахарного тростника и сахара узкоколейки, заросшие густой травой. Здесь сплошное запустение. Когда наши ехали из Нуэвитаса по железной дороге, то последний вагон сошел с рельсов и скакал по шпалам, что вовремя обнаружили. Железнодорожная катастрофа была предотвращена. Бывают случаи, когда поезда настигают друг друга в пути.
   Однажды в Камагуэе мы выскочили на санитарной машине из- за кустов на крутом повороте прямо к мчавшемуся поезду. Причем, там не было никаких знаков, предупреждающих о приближении к железной дороге. Чудом шоферу удалось резко затормозить и предотвратить катастрофу.
   Население Кубы составляет немногим более 7 миллионов человек. Кубинская нация весьма своеобразна по своему составу. В ней переплелись европейцы, индейцы, негры.
   Складывание единой кубинской нации сопровождалось уменьшением чисто белого и чисто негритянского населения и появлением метисов. В подавляющем большинстве — это мулаты (результат браков негров с белыми) и креолы (потомки первых испанских переселенцев от их браков с коренным населением — индейцами).
   Процесс ассимиляции и слияния различных рас продолжается и до настоящего времени. На Кубе свободен брак между представителями чёрной, желтой и белой рас. Как во всей Латинской Америке, здесь рай для цветных. На Кубе высокая рождаемость, прирост населения находится в пределах 17 %. Фидель поставил задачу довести население острова до 15 млн. человек. Очень часто можно видеть беременных женщин — народ вовсю старается.
   Во время завтрака слышу, как «Наша Саша» робким голосом просит, чтобы ему отдали причитающееся Петру Ивановичу яйцо. Положение же такое: уезжаешь — дополнительное питание не получаешь. Ему в порядке исключения всё же отдали. Как потом сказал Саша, Петя ему перед отъездом в Банес раза четыре напомнил, чтоб он в его отсутствие взял это яйцо. Товарищ дрожит за свое драгоценное здоровье, поэтому целыми днями отлеживается в постели, поглаживая свой жидкий живот.
   У Славика Власова видел очень интересную коллекцию статуэток птиц. И мне подумалось: хорошо, если человек чем-либо увлекается, все-таки у него есть хоть какая-то цель в жизни. Мне захотелось тоже иметь подобную коллекцию.
   Разговорились с Язеповым относительно того, кто был виноват в создании Карибского кризиса. Он говорит, что если бы мы не ввели сюда свои войска, то сейчас на Кубе не было бы режима Кастро. Теперь Кубе создан длительный период мирного развития. Я же убежден, что весь этот кризис был создан нами. Он тщательно готовился, чтобы показать американцем то, что мы им показали. Это была очень дорогостоящая и рискованная операция, затеянная нашими руководителями. Всё могло закончиться трагически для всего мира. Некоторые высказывают мнение, что наше здесь пребывание сделало невозможным повторение авантюр, подобных Плайя-Хирон. Это вполне справедливо. Теперь только прямая агрессия США может изменить что-либо на Кубе, а это мировая война. Чтобы это не вылилось в локальный конфликт, нас здесь и держат, как заложников.
   Мне попалась книжка-дневник Дарвина о его кругосветном путешествии, где он описывает, в частности, страны Южной Америки. Много из описываемого им имеется здесь и сейчас, например, телеги для вывоза сахарного тростника с двумя высокими колесами, запряженные цугом быками. При этом их быки тянут головой, точнее рогами, у наших же ярмо лежит на шее. Дарвин отмечал такую особенность этих народов: на каждое замечание, действие европейцев местные жители отвечали дружным смехом. Есть здесь и сейчас такая черта. Времена, правда, переменились, телеги с тростником таскают сейчас и трактора типа нашего «Беларусь». Что касается народных черт, то надо отметить, что люди здесь довольно-таки общительные, быстро вступают в контакт, интересуются нашими именами, семейным положением, количеством детей, охотно обмениваются сувенирами. Если что дашь одному — давай и другим. Эти люди ставят свои интересы выше интересов других. Наше иностранное происхождение не производит на них впечатления, особенно если надо у них что-либо достать. Правда, их официальным лицам приходится считаться с нашим здесь пребыванием. Нагловато ведут себя торговцы. Пользуясь нашим неведением, они мгновенно могут удвоить цену.
   Сегодня во время марксистско-ленинской учебы Зверев снова стращал нас кубинской контрой. Не без помощи США, она активизировала последнее время свою деятельность, в частности, против русских. Сейчас американцев интересуют данные о нашем командном составе.
   За последние недели зафиксировано 19 случаев контрреволюционных выступлений и 20 террористических актов. В одной из наших частей была попытка отравить водоем. В Банесе подожгли спичечный склад с ущербом в десятки тысяч песо. За неделю зафиксировано 7 высадок контры с целью шпионажа. Кубу окружает 1400 островов, многие из которых необитаемы или полуобитаемы. Туда часто высаживается контра.
   Отсутствие паспортов на Кубе затрудняет наблюдение за населением и его движением. У кубинцев имеется своего рода удостоверение личности, состоящее из одного маленького листка с фотографией, куда внесены минимальные данные о гражданине. Этот листок наглухо заделан в прозрачную пленку.
   С Кубы ежемесячно уезжает 9-10 тысяч граждан, не желающих оставаться при новом режиме. Правительство этому не препятствует. Уезжают они с одним чемоданом, всё остальное нажитое ими имущество передается государству. Для уезжающих установлены сроки возвращения, если они одумаются. Эти люди передают кому следует данные о Кубе, о нас.
   На американской военно-морской базе в Гуантанамо работает
5 тысяч кубинцев. Сейчас там сделали два перехода, но часть рабочих ездит на лодках без проверки.
   На Кубе, по последним данным, имеется 12 контрреволюционных организаций, в том числе очень активная хунта из молодежи и студентов, и 79 банд, преимущественно мелких.
   Активную борьбу с правительством ведут святые отцы, 80 из которых расстреляны. Церковь распространяет листовки, печатающиеся в Мексике, в том числе на русском языке, соблазняющие нас прелестями американского образа жизни.
   В Майами расформирована бригада кубинских контрреволюционеров, но остался контрреволюционный совет. Там же существует террористическая организация L-66, руководящая бандитскими наскоками на Кубу, подобными обстрелу Гаваны.
   Контра использует экономические трудности на Кубе: недостаток одежды, обуви и других товаров первой необходимости. Она старается создать о русских плохое мнение: пьяницы, совершают много автоаварий.
   Полулегальная Революционная партия Кубы, издающая газету «Пролетарский голос», призывает Кастро к решительным действиям против американцев. Это сторонники албанцев.
   Сегодня автолавка привезла женское белье и капроновые мужские носки. Женское белье по комплекту продавали женщинам и всем офицерам и сверхсрочникам, кроме тех, у кого здесь жены, зато последним продавали по две пары носков. Из-за этого белья чуть не дрались. Обидели женщин, которым продали наравне с мужчинами. На законное их возмущение некоторые хамили, а Шакалов договорился до того, что обвинил женщин в том, что они приехали на Кубу из-за этого белья. Всё это наводит на мысль, что человек по природе своей существо эгоистичное; коллективистские, гуманистические идеалы навязываются ему у нас насильно, длительно, но безрезультатно. Всё разлетается в прах, если затрагиваются его личные, корыстные интересы.
   Завтра повезу в госпиталь лейтенанта Чуркина — еще одного кандидата на увольнение, которого хотят сделать дураком, причем он этому не особенно противится. По правде говоря, у него действительно «не все дома». Везу и Язепова, от которого хотят избавиться, как от горького пьяницы.
   Больно что-то скучно мне стало одному в своем жилище, хотя бы Таня быстрее приехала, поругались бы, и то было бы веселее. Хочу погреться возле нее.
   Петя дал мне задание узнать, когда выписывается из госпиталя Комкова Зоя. Не будь я мужем Тани, я получил бы задание узнать, долго ли она еще собирается валяться в госпитале. Его истинные гнусные мысли я начинаю понимать с полуслова.
   Ездил в госпиталь. Поездка оказалась безрезультатной, так как всё было рассчитано на дураков. Никаких медикаментов они нам не дали. Наш командир пока госпиталем не командует и его там не поняли вместе с бессловесным исполнителем его воли — Дурневым. Этот вояка, прослуживший в армии 23 года и этим козыряющий, не имеет самолюбия и смелости высказать командиру свое мнение. Непонятна мне все-таки причина такого дрожания. Ведь у него уже 29 лет выслуги. Чего ему бояться? Пора ему уже и правду начальству резать в глаза, и дверь в кабинет начальника открывать ногой.
   В городах, а иногда и в сельской местности более-менее зажиточная часть населения Кубы живет в красивых, легких, приспособленных к здешним климатическим условиям виллах. Некоторые из них — просто загляденье. Тут же у них гараж для машины, а также хорошая веранда с качалками, доведенными до совершенства. Рядом с виллой часто имеется бассейн. Хороши виллы внутри: полы кафельные, стены кафельные и покрашенные краской, часто в больших зеркалах, потолки покрашены краской. Шкафы, как правило, стационарные, такие же и комоды с множеством отделений, койки широкие. В домах почти постоянно имеется теплая вода, нагревающаяся на крышах в специальных емкостях под солнцем. Некоторые комнаты имеют кондиционеры, создающие нужный микроклимат. Но особое внимание отведено туалетам. Их здесь много, они удобные, просторные, в них имеется унитаз, раковина для гигиены женщины, душ и ванна. Всё в доме так красиво, удобно, не громоздко, что приходится только завидовать. Далеко нам еще до этого. О человеке и его удобствах у нас только много говорят, но очень мало для него делают.
   Проезжая по Кубе, наблюдаешь, как их водители участвуют в регулировании движения. Они предупреждают, когда их нельзя обгонять и когда можно обогнать, где впереди опасность. Чуть что случилось — сразу же флажки, ограждения. Милиции здесь почти не видно и она не создает того шума, как у нас, и всё идет нормально. Наши шофера начали перенимать это. По ночам, правда, редкий их водитель переключит свет на ближний, так и прет, несмотря на просьбу встречной машины.
                ГЛАВА 7 1963 ГОД ФЕВРАЛЬ
   Вчера у Галиева крестьяне заметили двух мотоциклистов,которые наблюдали  из кукурузы за нашей частью. Их мотоциклы они захватили и притащили в дивизион. Галиев всполошил всех, он, оказывается, большой паникер, просил у командира разрешения прочесать кукурузу, где засели кубинцы. Командир запретил ему это делать, велел обратиться в кубинскую милицию. И та изловила двух пацанов. Парни тащили на себе мотоцикл много километров, потом остановились передохнуть и попали в контру. Наши офицеры на этот счет ехидничали весь вечер.
   Наш пропагандист Хорин сделал сообщение о Кубе. У кубинцев существует какой-то антагонизм между органами государственной безопасности и военными. Известен случай у Герченова, когда его лучшего друга Рогу, ведающего госбезопасностью Банеса, военные запретили пускать в нашу часть, тогда Рогу стал собирать о Герченове всякую гадость. Их сотрудники, оказывается, следят за нами. Дело дошло до того, что у Орла они подсчитали, сколько русские выпили бутылок спиртного.
   Кубинская госбезопасность старается захватить главарей банд и организаций, рядовую же контру не трогает, если она не активничает. Очень многие на Кубе задеты революцией, поэтому всех не пересажаешь и не перестреляешь. Чего только стоит, например, их старая армия. Кстати, в настоящее время в кубинской армии всего 30 человек с высшим и средним образованием.
   Фидель сказал, что к 1965 году Куба станет крупной в Латинской Америке страной по экспорту мяса и молока. Хлеб на Кубе на 100% наш, черного хлеба они не знают. В настоящее время частные хозяйства дают 80% молока, государственные — 20%. Очень дешевы здесь фрукты. Наши говорят, что на этом можно было бы поднять экономику — это в порядке вещей у нас.
   На Кубе 5 тысяч предприятий, в основном они мелкие, с рабочими ж от 500 человек и выше — 14 предприятий. Имеется 161 сахарный завод, 23 из них — очень крупные, современные. Все они дают 7 миллионов тонн сахара-сырца в год. Имеется 2 никелевых завода. По запасам никеля Куба — на первом месте в мире. После строительства нами еще одного никелевого завода она выйдет на второе место после Канады по добыче никеля.
   Но особенно бурную реакцию слушателей вызвало сообщение Хорина о нашей экономической и военной помощи Кубе и другим странам. Это была реакция, обратная той, которую ожидал лектор. Все были возмущены до предела. Было обидно за наш народ, который столько выстрадал, сейчас живет плохо и не видит просвета впереди. А мы всё безвозмездно помогаем этим нахлебникам, живущим часто лучше нас. На помощь другим странам у нас уходит 2,5 процента нашего бюджета. За границей работает 14,5 тысяч наших специалистов6.
   Пете стало не по себе, что Таня лежит в госпитале и за это время получит полностью зарплату. Он попросил меня составить табель по 16 января (день ее убытия в госпиталь), утверждая, что так ему велел начфин. Как выяснилось, начфин, напротив, потребовал обратное — за границей никаких больничных листов не требуется. Когда ему об этом сказали, он не поверил и побежал к начфину, проявив при этом большую прыть.
   На Кубе нам окончательно определили год за год службы и два оклада: один кубинской и один нашей валютой. Это те же условия, что и в наших группах войск в Европе. Решили, по-видимому, что здесь курорт. Это все-таки несправедливо. Посмотреть хотя бы заболеваемость личного состава: масса грибковых заболеваний кожи, желудочно-кишечных расстройств, болезней ушей. Побывавшие в наших европейских группах войск офицеры шутят: «Курица — не птица, Куба — не заграница».
   Двойной оклад на Кубе — это плата за отнятую свободу.
                Народный фольклор
                Нас на Кубу посылали,
                Три оклада обещали.
                Куба си, Куба си,
                Ни копейки не проси.
                Народный фольклор
   Приятно писать об овощах и фруктах Кубы. Вкуснейшими фруктами здесь являются бананы. Они бывают двух видов. Первый из них — десертные, употребляемые в свежем и сушеном виде. Из них готовят банановую муку, консервы, мармелад, сироп и вино. Стоят они 1 песо 30 сентаво за 70-80 штук. Про себя я назвал их самыми вкусными пирожными природного происхождения. Второй вид имеет плоды с жёсткой, мучнистой, несладкой мякотью. Их используют в основном на корм скоту, а в пищу употребляют только в жареном или вареном виде. Нам они не нравятся, кубинцы же кушают их с удовольствием.
   Зеленые кубинские апельсины стоят сейчас 2 сентаво за штуку, доходили до 1 сентаво. Мандарины в Союзе я не отличал от апельсинов — так «много» я их употреблял. Стоят они 5 сентаво за три штуки, были и дешевле. Ананасы я раньше не встречал. Они приятны на вкус, сладко-кислые, сочные, ароматные. Сразу слышишь присутствие в комнате ананаса по приятному аромату, им издаваемому. Один ананас стоит 20 сентаво. Кокосовые орехи стоят 10 сентаво за одну штуку. Помидоры здесь есть большие, твердые, жесткие и малые, мягкие, на вкус хуже наших, стоят за ливр (450 г) 10 сентаво. Огурцы редки, стоят 15 сентаво за ливр. Употребляются в пищу и плоды растения юкка, имеющие своеобразный вкус. Картошка не отличается от нашей. Земля на Кубе под сельхозугодьями красноватого цвета.
   Особо хочется сказать о сахарном тростнике, являющемся источником получения основного экспортного продукта Кубы — сахара. Это многолетнее растение, стебель которого может достигать высоты 6 м. В паренхиме стебля содержится до 20% сахара. Плантации сахарного тростника дают 3-5 и более сборов технических стеблей. Размножается он черенками. Средний урожай стеблей составляет 400-500 ц с одного га. Площадь посевов сахарного тростника на Кубе составляет около 1 млн. га. Завезен он из Испании. Из его мелессы готовят ром, отходы используют в строительстве и на топливо. Сахарный тростник — основная культура на Кубе. Сейчас, не без нашего влияния, здесь взят курс на развитие поликультур, что потребует больше забот и труда.
   Ездил в госпиталь. Поездка была очень насыщенной и я бегал по госпиталю туда-сюда, а Таня в это время сидела и злилась. Она решила отремонтироваться там по всем швам. Блефорит ее временно затих, теперь она уже не накрашенная. Она посвежела, прибавила в весе, лечит свои женские недуги, поднимает давление, даже сводит веснушки, то есть наводит красоту на физиономии, а домой и не собирается. Всё хнычет относительно перспектив нашего совместного будущего. Я же об этом не успеваю и не хочу думать, я живу без перспектив, как живется, как жизнь складывается.
   Наши господа офицеры совсем обнаглели: вспоминают все свои болячки со дня рождения, все словно договорились избавиться от своих недугов на Кубе. Сегодня такими «тяжелоздоровыми» были Григорьев и Николаев. Чуркина, этого доморощенного дурачка, положили в госпиталь. Ему Белкин такую характеристику написал, что хоть сейчас вези в желтый дом.
   У нас был суд над Гапоновым, солдатом 3-го года службы. Судили его за то, что он 31 декабря в пьяном виде ударил офицеров Попова и Осинникова, обзывал их всячески. Парень этот очень видный, симпатичный, тихий на вид. Как выяснилось, он уже один раз судился за попытку изнасилования и хулиганство, получив за это 8 лет, а на первом году службы воровал деньги у солдат. На этот раз получил 3 года тюрьмы. Многие возмущались, что офицеры не простили его. Я бы тоже, наверное, не простил.
   Мамедов сказал, что командир дивизии наше здесь пребывание официально объявил правительственной командировкой — очередной вариант.
   Петя начал писать мне аттестацию. Взялся он за это дело рьяно. Интересно, что он там сочиняет? Сейчас в наших отношениях затишье.
   Таня нащупала у себя какую-то опухоль в брюшной полости - только этого нам не хватало. Думаю, что ничего серьезного нет, но она слегка повесила нос.
   Проезжая по дорогам Кубы, видишь больших черных птиц с красными шеями и головами, похожих на орлов. То они мрачно сидят на заборах, то терзают какую-либо падаль, то парят высоко над городом, как у нас воронье над кладбищем. Первое время это наталкивало нас на сравнение кубинских городов с кладбищами. Эта птица — санитарный гриф, который приносит большую пользу, поедая разлагающиеся трупы животных. Характерно, что совершенно не трогает живых птиц и животных.
   Другая весьма полезная птица — тоти, напоминающая собой небольшую цаплю белого цвета. Она сопровождает скот и уничтожает вредных жуков, клещей и других насекомых.
   Иногда можно видеть очень маленьких, сереньких, зависающих над цветами птичек. Это или птица-бабочка (марипоза), или самая маленькая в мире птичка сунсунсито, по размерам не превышающая колибри. Своим длинным клювиком они извлекают нектар из цветков.
   Очень противны черные невзрачные, напоминающие нашего черного ворона, птицы, которых мы прозвали «кубинскими сороками». Это птица из семейства попугаев. Самих же попугаев на Кубе нет, если не считать перелетных.
   Многие птицы на Кубе ярко окрашены, словно нарисованы художником. Начинаешь понимать китайских мастеров, которые на различных изделиях изображают птиц такими красочными. По- видимому, в Китае они такие и есть. Дятлы здесь не такие яркие, как у нас. Часто можно слышать трели соловья. С наступлением темноты над нашими головами пикируют летучие мыши.
   Нужно сказать еще о лягушках и жабах, которые здесь еще противнее наших, причем, они свободно прыгают по вертикальным стенкам и даже по потолку, так как имеют сильные присоски на лапах.
   Здешние крысы запросто лазят по деревьям. На днях в Ольгинском госпитале видел питона длиной 1,5 м — там он сидит в ящике, некоторые больные берут его на шею и носят.
   На Кубе очень много так называемых диких кур-цесарок, то и дело стайками перебегающих дорогу. Их легко ловят собаки. Наши ребята тоже бегали за ними с палками, но безуспешно. Все сожалеют, что нет с собой ружей — была бы хорошая охота.
   Возил на медицинскую комиссию двоих наших товарищей. Один из них поступает в военную академию, другой — в высшее военное училище. Оба получили нужные им справки, хотя один из них был забракован терапевтом, а второй — хирургом. Всё было сделано секретаршей начальника госпиталя. Через людей, занимающих скромные должности, можно сделать всё значительно быстрее и проще, чем официально через их начальников. Товарищи уедут домой с опостылевшей им Кубы.
   Находясь уже более полумесяца без Тани, я понял, почему все наши так рвутся с Кубы — это в основном из-за того, что люди живут без жен, а побочный промысел закрыт. Быть женатому человеку без жены и не иметь другую женщину — очень тяжело. Говорят, что «Коран» разрешает мусульманам согрешить уже после недельного пребывания без жены. Есть, конечно, и другие причины: отсутствие материальной заинтересованности, боязнь за свою жизнь у некоторых в этой напряженной обстановке, не совсем хорошее отношение к нам кубинцев, неопределенность нашего здесь положения, наша неблагоустроенность, отсутствие свободы, непривычный климат, а также то, что нас приучили к мысли, что «не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна». Но главное среди всего этого — это отсутствие женщин. Возможно, на второе место можно поставить отсутствие материальной заинтересованности. У кого здесь жены, те особенно не рвутся с Кубы, если нет в Союзе других беспокоящих их причин.
   На днях писал характеристику Сомову, который, несмотря на наши угрозы, всё же при нашем содействии демобилизуется в первых рядах. Сердце человеческое отходчиво. Сначала я хотел, не без влияния Пети, написать довольно резкую характеристику, но потом стал думать и постепенно выбрасывать из характеристики отрицательное и добавлять положительное, в результате чего из отрицательного осталось только «вспыльчив». При этом большую роль сыграло то, что я сам сейчас в какой-то мере нахожусь в таком же положении, мне Петя тоже пишет аттестацию, поэтому я мысленно ставил себя на место Сомова.
   По радио сообщили, что в Ираке произошла очередная революция — впасть захватили военные. По-видимому, это не в нашу пользу.
   После прочтения книги В.Минаева «Тайное становится явным» я понял, что государственный переворот в маленьких буржуазных странах, особенно в Латинской Америке, на Ближнем и Среднем Востоке — дело немудреное, всё это довольно просто делается большими государствами через их разведки.
   Получили 4 письма — рекордное количество писем, полученных нами за один раз. В их числе оказалось ожидаемое мною письмо от нашего камышинского соседа Тарараева. Он пишет, что наша комната и, по-видимому, наши вещи в полном порядке. Правда, Широковы хотели занять ее, но это им во избежание неприятностей сделать не посоветовали. Тарараев получил 3-х комнатную квартиру — что они только будут делать втроем в такой громадине. Должности убывших заняты, в том числе моя капитаном с Севера, с Гремихи. Мой бывший начальник майор Осповат месяца два тому назад демобилизовался, его должность пока не занята (ждет меня — шучу). У них там на сверхсрочную службу, в частности на должности радистов, набирают девчат — не хватало еще такой бордели в армии. Его письмо сняло с меня груз забот о наших вещах.
   Из письма Таниной мамы узнали, что Гена сейчас снова в Союзе, в Житомирской области. Он сообщил матери, что ему придется служить 4 года. Возможно, это маневр Гены, которым он хочет отделаться от Вали, он жил перед армией с ней как муж с женой. Гена написал ей, что она может быть свободной ввиду длительности его службы. Валя собирается уходить от Таниной мамы, где она обосновалась. Во всём этом всё же прослеживается подлость со стороны Гены. От Вали Тане тоже есть письмо, являющееся образцом бессвязности. Даже удивляешься, что в наше время молодая девушка, окончившая не один класс, может так писать. А может быть она была в расстроенных чувствах? Да простит ее Бог! Танина мама болеет. Бабушка, как всегда, практична, логична и кратка (не в пример некоторым молодым).
   Сегодня Петя снова показал свой нрав. Я собрался ехать в Ольгино и мне понадобился помощник в лице Сомова, но, по-видимому, потому что я не соизволил у него об этом спросить заранее, что Сомов ему антипатичен, что он боится, в случае чего, побеспокоить свой покой («может, придется везти кого с аппендицитом»), что он вообще нехороший человек, он запретил ехать Сомову. Я смолчал, но моему терпению приходит конец. Я ведь тоже могу устроить ему такую жизнь, что он будет кипеть и дрожать от злости ежеминутно. Сейчас меня от этого удерживает аттестация, которую он в черновике уже написал. Он даже намекнул мне, что за эту аттестацию наверняка получит бутылку рома. Долго ему придется ее ждать. На Петином примере я также прочувствовал, до чего отвратительна мелочная злобная опека, патологическая педантичность. Кое-что и у меня есть из этого. Поистине, пока сам на собственной шкуре не испытаешь, не поймешь других. В этом отношении надо брать пример с моего камышинского начальника еврея Осповат. Тот не был мелочен, не замечал мелких промахов подчиненных, не портил по пустякам ни с кем отношений, сеял доброту среди своих сослуживцев. Это не легко делать, но к этому надо стремиться. И главное — поменьше заботиться о своем самолюбии, своей персоне, особенно если речь идет о больном человеке.
   С момента нашего прибытия на Кубу буквально на глазах, особенно после национализации магазинов, начали исчезать из магазинов и те немногочисленные товары, какие у них еще были. Создается впечатление, что действует чья-то злая рука. Говорят, что контра связывает всё это с нашим здесь пребыванием: мол, были американцы — были товары, нет американцев, есть русские — нет товаров. Например, нельзя купить уже ром, тем более за 5 песо, о мускатели я уже не говорю. Натурального спирта в аптеках не достать. И остается нам пить только одно — алколин. И наши его попивают. А без питья, как я в этом сейчас убедился, жить «холостякам» здесь очень и очень трудно, только в вине можно утопить свою скуку, досаду, неволю. Нельзя уже сейчас купить в магазинах хороших брюк, красивую рубашку, бархат, который моментально исчез, стоило русским на него набросится. Даже открыток с видами Кубы нет. Говорят, что в Гаване последнее время возникли большие перебои с продуктами питания — это после того, как правительство взяло в свои руки снабжение Гаваны продовольствием, отстранив от этого частников. Пострадало при этом тысяч 20 частников, правительство же не смогло их полностью заменить. Отсюда и перебои, и недовольство. Положение становится всё хуже и хуже. У меня создалось впечатление, что народ не сможет долго терпеть всё это. Не будь здесь нас, Кастро, пожалуй, пришлось бы туго, я уже не говорю о нашей ему помощи всевозможными товарами, без чего он обанкротился бы очень быстро. Нужно учесть при этом, что здесь свержение правительства — в порядке вещей. Правда, они уже многое переняли у нас, в частности, как кормить народ обещаниями, как создавать органы контроля, насилия. К тому же, говоря официальным языком, революция здесь всё же глубокая, а не обычный правительственный переворот. Хотя наши здесь говорят, что Кастро поддерживают одни только шаромыжники — люмпен-пролетарии, крестьяне и часть молодежи, но ведь эти шаромыжники составляют большую часть населения. Крестьянам же Кастро, как когда-то Ленин, дал (пока что) землю.
   По радио передали, что в Ираке восставшие военные захватили Касема, быстренько устроили над ним судилище, приговорили к расстрелу и немедленно привели приговор в исполнение. Оперативно! Безусловно, в таких случаях не стоит медлить: они поставили народ перед свершившимся фактом. Пока неизвестно об ориентации нового правительства. Случай с Касемом еще раз подтверждает слова Наполеона о том, что «от великого до смешного один только шаг». В социалистических странах это обычно происходит после смерти повелителя. А жаль! Но такова наша диктатура, именно диктатура, а не демократия. Не может быть демократии в той стране, где верховная власть захватывается пожизненно, где носитель ее находится вне критики и накладывает на государство печать своих личных качеств, своих недостатков. В условиях такой «демократии» любой ловкий проходимец, захвативший власть потому, что он ловчее других, выдает потом себя (или его выдают) за мудрого руководителя, и только после его смерти выявляется его подлинное (чаще подленькое) лицо.
   Узнал потрясшую меня и всех новость: в Ольгинском госпитале случилась автокатастрофа. Ехали девушки с танцев от Язова, на их машину налетела наша же водовозка, в результате чего один человек погиб и четыре находятся в очень тяжелом состоянии. Всего госпитализировано 11 человек. Погибла очень симпатичная сестричка. В тяжелом состоянии находится секретарша начальника госпиталя — очень милая дама.
   Не везет этому госпиталю. Только что бывший начальник госпиталя полетел с должности и получил 3 года условно, а теперь опять кое-кто поплатится за это, не говоря уже о том, что пострадало ни за что так много девушек. Этот случай наводит на печальные размышления о бренности бытия и хрупкости человеческой жизни.
   Таня физически чувствует себя неплохо, морально же неважно: вечно ее кто-либо обижает, при этом она, как правило, беззуба, не может дать сдачи, постоять за себя. Со своей толстовской философией всепрощения или, как она выражается, становления себя выше данного отвратительного явления, она меня иногда раздражает. Мы с ней малость поцапались на прощание из-за этого. Раз уже зашла об этом речь, то скажу, что меня в ней еще злит то, что она в обществе, на работе вечно подделывается под низшую общественную категорию, имеющуюся в данном коллективе, например, водит дружбу с санитарками, уборщицами. Я не хочу этим сказать, что она гонится за дешевым авторитетом. Не следует просто опрощаться до самых низших ступеней — это часто приводит к конфузу, ненужному панибратству и даже оскорблениям теми, кто тебя не стоит. Не нужно, конечно, и нос задирать. Нужно вести себя непринужденно, соответственно занимаемому тобой в обществе положению.
   В субботу ездили к морю. На этот раз с нами было несколько женщин, и мы ставили своей целью отдохнуть, искупаться, поискать ракушки. Отправились двумя автобусами в Пуэрто-Падре. Перед отъездом командир велел в рот не брать спиртного, но уже дорогой запаслись ромом. На пляже сразу же навалились на него, добавили еще пива. В общем, заправились основательно, после чего начали купаться, баловаться. Наши женщины пользовались большим успехом и были нарасхват. Их довольно основательно помяли, особенно наших холостячек Надю и Фаину.
   В это время в бухту вошел большой океанский грузовой теплоход. Им оказался наш «Советск’» — он недавно спущен на воду, на Кубе еще не был. Все наши, как бешеные, побежали к нему, а подбежав поближе, начали кричать: «Возьмите нас с собой!» Это было отрадное зрелище. Теплоход бросил якорь, немного постоял, снялся с него и ушел. Унылые, мы побрели назад, оделись и пошли в бар пить ром и пиво. Перед этим пропал Язепов — его усиленно искали. Оказывается, он даже не раздевался и пьянствовал в соседнем баре.
   Ни одной ракушки в эту поездку мы не нашли, я же привез домой морского ежа, чтобы показать его нашим сотрудникам. За это время он подох и сейчас издает неприятный запах. Об этого ежа многие вчера укололись, в том числе и мне досталась одна игла. Я ее вытащил, но место укола всё равно сильно болит. Ядовитый, черт!
   В связи со всеми нашими пьянками хочу сказать, что я медленно и неуклонно превращаюсь если не в пьяницу, то в хорошего питка. Раньше я завидовал людям, пьющим водку без отвращения, теперь же я сам ее пью без особого отвращения, и даже появляются моменты, когда мне хочется выпить. Это неважный симптом, не предвещающий ничего хорошего в будущем. Правда, здесь алкогольные напитки значительно приятнее наших. Я считаю нашу русскую водку, особенно «сучок», одним из неприятных алкогольных напитков. Их же алкогольные напитки, особенно ром, пьются с удовольствием. Наша «Столичная» тоже не плохо пьется — она где-то отхватила медаль. Здесь ее государственная цена 7 песо 50 сентаво, частники продают дороже.
   Последние дни меня беспокоит один больной, которому я вскрыл кисту ушной раковины. Из разреза валит гной, боюсь, не начался бы некроз хряща — он прямо виден в ране. Он ведь так плохо кровоснабжается. Сегодня при перевязке гноя было меньше, от души отлегло. Я не хочу нарушать главную врачебную заповедь: «Не вреди больному».
   На днях военторг привез женщинам шерстяные кофточки, туфли, платья и духи. Отсутствующих Таню и Зою обидели, оставив им самые невзрачные кофточки, хотя и говорят, что бросали жребий. Стыдно мне стало за этих людей, таких жадных, несправедливых, эгоистичных. Наша Язепова схватила кофту, в которую могут влезть две Язеповых, наверное, хочет спекульнуть. Галя Зайцева схватила туфли на два размера больше. Тане не повезло еще и потому, что купленные мною духи на жаре лопнули, и сейчас у нас стоит в палатке приятный запах сирени.
   Ездили на днях в Ольгино, зашли к Гришиным знакомым. Мы сказали им, что Гриша скоро уезжает в Союз, тогда одна девушка дала ему свой адрес и просила писать ей. Мы стали шутить, предлагать ей выйти замуж за Гришу и уехать в СССР, на что она ответила: «Не знаю». Тогда вторая девушка, завидуя первой, стала усиленно таращить на меня глаза, не сводя с меня влюбленного взгляда. И до чего же эти кубинки всё же грязные! Правда, в этом климате тяжело соблюдать гигиену, но делать это всё же надо. А вот косметики всякой они накладывают на себя с избытком.
   Сегодня немного сцепился с Петей. Куда ни едет — берет с собой вооруженную свиту. На этот раз он взял Колю и Витю, хотя здесь некому работать. Это меня взорвало, и я ему малость нагрубил, а потом пожалел об этом. Последнее время я очень резко осуждаю его за глаза, боюсь, что найдутся доносчики. И вообще, я заметил за собой такую черту: желание очернить его, создать о нем плохое мнение. Если и он делает то же самое по отношению ко мне, то представляю, в каком мы оба находимся положении, в каких сложных отношениях.
   Только что ходил к болеющему командиру, который простудился и лежит в кабинете. Какой у него всё же тяжелый взгляд, какой он неприветливый! Под его взглядом чувствуешь себя не по себе.
   Сегодня приедет домой Таня. Я по ней очень соскучился, хочется быть вместе с ней. Но для меня до сих пор не понятно, как я ее жду — как женщину или как друга жизни. Это очень важно и так неясно. Возможно, нельзя так резко отделять эти понятия друг от друга. Может, в определенное время превалирует то одно, то другое, но всегда есть и то и другое. Не знаю.
   По вечерам на Кубе видны зарева пожарищ. Горит, по-видимому, сахарный тростник, поджигаемый контрой, или что-то другое. Поджигают сахарный тростник и крестьяне — это входит в технологию его возделывания. Во всяком случае, эти зловещие зарева наводят тоску. Последнее время их становится всё больше.
   После приезда Тани у нас начался настоящий медовый месяц. Не думал я, что за какой-то месяц можно так соскучиться по женщине. Сочувствую нашим «холостякам».
   Минул праздник — День Советской Армии. Он был «знаменателен» тем, что к нам на ужин напросился Петя. Нам, семейным, продали на семью по бутылке рома ,и он решил помочь нам его выпить, хотя мне хотелось напоить его какой-либо гадостью.
   На празднике отличились наши холостячки Фаина и Нина. Фаину с Линником в комнате женщин накрыл сам командир, а Нину с Пегашевым искало полполка. Нину командир пообещал убрать с Кубы за 24 часа, Линника ж рядом с комнатой дежурного посадил под замок — перед этим он ему за пьянку дал 5 суток гауптвахты.
Тот объявил голодовку, замок пришлось снять, теперь он сидит на гауптвахте. Провинившиеся женщины не кажут глаз на люди.
   Сегодня с Петей читали статью о нашей и американской военных доктринах. Оказывается, на каждого из нас заготовлено по 80 тонн взрывчатки. Мир может быть уничтожен за несколько минут. И это в век кризисов! В плохое время мы родились, своей смертью нам не дадут умереть, придется, по-видимому, сгореть в атомном пекле. В ожидании всего этого у многих опускаются руки и теряется жизненная перспектива. А если еще к этому добавить химическое и бактериологическое оружие! Человечество само себе роет яму. Поневоле усомнишься в разуме человека, называющего себя Homo sapiens. Но особое сомнение вызывает разум глав некоторых государств, мнящих себя великими и мудрыми руководителями и допускающих такое.
   Прошел слух, что наш теплоход «Ленинский комсомол» возвратился на Кубу после 3-х дней плавания из Кубы в Союз. Там, якобы, произошла драка наших увольняющихся (400 человек из узла связи в Камагуэе) с командой теплохода, есть пострадавшие. Москва разрешила возвратить теплоход. Если это так, то это очень печальный и скандальный факт. Сейчас возвращение теплохода уже отрицается. Бесспорно одно: там все-таки что-то в этом роде произошло.
   Вчера вечером привезли рядового Афанасьева из второго дивизиона с болями в животе. Он был очень адинамичен, бледен, с напряженным животом. Быстренько отправили его в Ольгино. При отправке сцепились с Петей: он хотел послать меня второй раз в Ольгино, а сам спокойно отлеживаться. Я запротестовал. Послали туда машину второго дивизиона с их офицером и фельдшером. У парня оказался заворот кишок, ему удалили 5 метров кишечника. Сегодня утром скрутило Рыкова, срочно повезли его в госпиталь. К счастью, ничего серьезного не оказалось. А сейчас поступил солдат с переломом луча в типичном месте - завтра надо везти в госпиталь. Больные пошли интересные, да жаль, что мы их только эвакуируем, а не лечим.
   В Ольгинском госпитале трагедия за трагедией. После двух автокатастроф у них покушение на самоубийство шофера начальника госпиталя, которого обвинили в воровстве. А на днях они учудили еще интереснее. Забеременела у них санитарка-сирота. Решили помочь ей освободиться от ребенка с помощью кесарева сечения. Предполагали беременность 6 месяцев, но ошиблись - ребенок оказался жизнеспособным. Неслыханный конфуз! Говорят, что новый начальник госпиталя Мышелов позеленел от переживаний.
                ГЛАВА 8 1963 ГОД МАРТ
   Вчера у нас был траурный день — умер Афанасьев, не выдержал он все-таки этой тяжелой операции. Как всегда, смерть настраивает на грустный лад, тем более, что здесь не удосужились устроить сносные похороны: быстренько с пересадкой в Патаси отправили его в Гавану на Русское кладбище. Он один ребенок у родителей. Очень печально!
   В прошлое воскресенье наши опять ездили на пляж, на этот раз ездил сам командир. Таня ездила одна. У меня не было настроения ехать, и я не хотел, чтобы и она ехала, так как все эти одиночные поездки вызывают только сплетни. Она же меня не послушала. На этой почве у нас получился конфликт. Я решил игнорировать ее, как она игнорировала мою просьбу не ехать. Несколько дней мы не разговаривали, дулись. Это стало заметно. Зверев сразу же не преминул, заметив это, сказать Тане, что ему известна наша «камышинская история» и что он предлагает свои услуги по предотвращению ее повторения. Это было наглое бесцеремонное вторжение в нашу личную жизнь. Таня всё начисто отрицала. Зверев получил фиаско и сказал, что он уточнит свои сведения. У меня было желание пойти и нагрубить этому нахалу, но потом я поостыл. Таня, как всегда, призвала к смирению. После этого этот тип стал нам невыносим, хотя и раньше он не вызывал особой симпатии. Отвратительные у них все-таки методы работы! Не зря они вызывают к себе всеобщее презрение.
   В то же время Таня остро поставила вопрос о наших отношениях. Мне показалось, что она твердо настроена решить их в том смысле, чтобы нам расстаться. Я, как всегда, не проявил твердости. Как раз в это время командир намекнул Тане, что при желании он может отправить ее в Союз. Не знаю, чем он при этом руководствовался. Я твердо уверен, что это рука Пети, но он всё начисто отрицает. Ведь начальство не любит болеющих работников, а я перед этим уведомил его, что она ложится в госпиталь на дообследование. Таня высказала мысль, что это работа Зверева — не вижу смысла.
   Вчера наш Петя вошел в экстаз возмущения. Видите ли, его обидели на КП, куда он, принимая больного, опоздал по тревоге, послали в Ольгино за трупом Афанасьева («я им — не похоронное бюро»). Он даже собрался в госпиталь на обследование с целью получить заключение об отъезде в Союз, обещая мне подготовить там почву для поступления в клиническую ординатуру при Военно-медицинской академии. По-видимому, он принимает меня за наивного ребенка. В то же время он хочет дотянуть до 29 лет службы — дотянет до инфаркта.
   У нас сейчас появились шумные соседи: в бывшей палатке политотдела разместились наши переводчики. Им дали месяц на овладение испанским языком. Чем только не овладеет русский солдат по приказу начальства! Сейчас они вовсю зубрят.
   Только что смотрел кинофильм «О моем друге». Он лишний раз подтвердил мне: до чего всё же красив город Ленинград, первый город Союза, как я в этом сейчас окончательно убедился, побывав после учебы в Ленинграде во многих других местах, в том числе за границей. Не жалели когда-то цари средств на строительство этого города. И еще этот фильм ярко напомнил мне о моей, можно сказать, уже прошедшей молодости, о нищенских, полуголодных студенческих годах, являющихся, по мнению многих, лучшими годами жизни. Ушла весна жизни, но она могла быть ярче, содержательнее, не будь материальных лишений, не будь истерзанных лет детства. Самое большое богатство у человека — это молодость, здоровье. Сейчас у нас наступило знойное, однообразное лето жизни, мы черствеем душой, стареем духовно и физически, на нас иногда с завистью, иногда с гневом смотрит молодежь, мы идем по стопам отцов. Нет впереди заветной звездочки-путеводителя, остались лишь постылые повседневные заботы, маленькие радости и большие огорчения.
   Человеческая жизнь, к сожалению, хрупка и недолговечна. В юности человек глуп, суетлив, растрачивает себя по мелочам. Позже приходит зрелость и ум. Появляются по-настоящему осознанные жизненные идеалы, стремления. Но с ними же приходят сотни болячек — старость. Оглянешься, за плечами нет ничего или по крайней мере так мало, что начинаешь тосковать по напрасно ушедшей жизни.
В.И.Бондорец, Военнопленные.
   Последнее время замечаю, что у меня постепенно вырабатывается, не без Петиного влияния, озлобление к больным. Это очень печально и достойно сожаления.
   Мои нынешние повседневные занятия таковы: увлечение шахматами, в которые я играю неважно, игра в кинг, чтение книг и работа — нудная обязанность.
   С Таней были в 4-ом дивизионе, где я ездил на море за ракушками. Море облазил основательно, но нашел только одну сносную зубатку. Имел удовольствие хорошенько посмотреть море с его обитателями. При этом я пользовался специально сделанным ящиком со стеклянным дном. В некоторых местах морское дно заросло водорослями, как земля травой. Из обитателей встречались целые поля морских ежей, стайки красивых маленьких рыбок, ракушки, морские звезды, раки-отшельники, крабы и еще какие-то непонятные существа. Полоскался в море 3 часа, основательно сжег плечи, но остался доволен.
   Вернулся из дивизии Шакалов и сообщил, что они составили план переучивания кубинцев на 3 месяца. Настроение у наших отвратительное, ругают на чем свет стоит этих кубинцев, которые успели нам основательно надоесть и своим отношением к нам, и своим образом жизни, и своим видом. Мы начинаем потихоньку ненавидеть друг друга. Это и понятно — мы люди разные. Наше положение здесь также бесит нас, а положение вокруг Кубы остается напряженным.
                Спросите вы газету «Ой»:
                Хотят ли русские домой?
                Ответит вам газета «Ой»:
                Попал на Кубу - и не ной!
                Народный фольклор.
   Солдат из хозяйства «Ржевского» совершил побег в сторону Гуантанамо, но был перехвачен по дороге. Непосредственно причиной побега явились нелады с начальством.
   Петя решил серьезно залечь в госпитале. Он подсунул мне медицинскую характеристику полутрагического содержания — я подписал, не жалко.
   Пришел, наконец, праздник 8 Марта. В этот день кубинцы пригласили к себе наших женщин. Потом разрешили ехать и мужчинам, хотя у меня не было настроения. Приехали в их клуб, нас посадили на первые ряды. Вечер начался с исполнения гимнов, затем было дано несколько номеров их художественной самодеятельности. Некоторым женщинам вручили подарки, в том числе нашим холостячкам. Всё это в порядке вещей. Но до крайности все мы были поражены их ораторским искусством. Сначала выступала женщина, говорила без шпаргалки, но словно по написанному. Выступала она с большим энтузиазмом, во весь голос, с богатой жестикуляцией, смахивавшей на фиделевскую. Всё это было воспринято нами как должное, мы в душе завидовали такому пылу и вдохновению. Затем выступил мужчина, говорил тоже без бумажки около 2-х часов. Это выступление поразило нас несказанно, конечно, не своим содержанием, в котором мы ничего не поняли. Нас поразил сам оратор. Представьте себе орущего во весь голос в микрофон мужчину, впадающего время от времени в неописуемый экстаз. Всё тело его ходило ходуном, руки то взмывая вверх, то опускаясь вниз, всё время в движении. Говорил он до исступления, как маньяк, временами у него был отсутствующий взгляд, снова потом возвращавшийся к реальности. Несколько раз он останавливался и спрашивал: «Говорить еще?» Зал дружно отвечал: «Говори!» Под конец вся одежда на нем была мокрой от пота. Трудно сказать, кто это был: или до глубины души убежденный в правоте общего дела человек, или позёр, старающийся показать свое искусство, перещеголять предыдущих ораторов. Возможно, что в нем сочеталось и то, и другое. Но я лично убежден, что здесь в очень большой мере была поза, вообще свойственная этому народу. Как не понятен еще нам этот народ, как своеобразен и не похож на нас!
   Таня снова легла на обследование в госпиталь, где на себе испытывает прелести попадания в лапы эскулапов.
   У нас в городке событие: давно окотившаяся кошка обнаружила свой выводок — 5 котят, их расхватали, но она их находит и таскает назад.
   В настоящее, время на Кубе, по-видимому, не без нашего влияния и участия, создается подобие КПСС и нашего руководства вообще. Очень много кубинские газеты пишут о социалистическом соревновании, которому здесь уделяется большое внимание.
   Сейчас у нас работают гаванская и дивизионная комиссии, в их составе врач. Последний не нашел у нас недостатков, мы уже имеем опыт, как втирать очки комиссиям. Он опять экзаменовал нас по отеку легких и гипертоническому кризу. Петя, правда, засыпался на пользовании кислородным прибором. Позднее он не преминул упрекнуть меня в том, что они здесь без меня отдувались, а некоторые при этом спокойно отсутствовали — я в это время был в 3-ем дивизионе по его же приказу. И хватает у человека совести так говорить, хотя это не человек, а, как его здесь образно называют, поросенок. Сходство большое.
   Вчера вечером подслушал, как командир говорил Пете, что он меня жалеет и балует. Петя своего добился, создал впечатление у командования, что он здесь всё тянет сам, а мы бездельничаем.
   Разговорились как-то я, Галиев и Богдан. Все осуждают порочные методы работы политработников, их изобилие, бесполезность. Говорили также о трафаретности и славословии в характеристиках и аттестациях.
   Сегодня спросили у начальника политотдела дивизии Могильнера о перспективах нашего здесь пребывания. Он ответил общими словами и обвинил интересующихся в отсутствии стойкости и выдержки. Много ли этой стойкости у него самого? В период кризиса он ездил по Кубе в кубинской форме и с большой охраной — вот его стойкость.
   Наша Надя была 4 дня в Камагуэе, Петя начал уже делать похабные предположения на ее счет. Не понимаю, как можно, работая с людьми, всё время пакостить им!
   Прочел книгу Н.Вирта «Крутые горы». Конец у нее веселый, но навевает она грустные мысли. Главный герой книги за год выводит запущенный колхоз в передовой — почти утопия. Очень многое показано там так, как должно быть, а не так, как есть на самом деле. Автор книги вольно или невольно, изображая положительное, на самом деле насмехается над ним — это положительное вызывает грусть и разочарование. Так надо уметь писать! Таким положительным фактором в книге является партийное руководство сельским хозяйством. Боже мой, сколько над бедным крестьянином стоит вдохновителей, учителей, друзей из партийного руководства, стремящихся заставить его работать. Это русского-то мужика! Вы дайте ему землю и позвольте свободно на ней трудиться и распоряжаться плодами своего труда, и он будет сам себя нещадно эксплуатировать и добьется успеха! В Америке над фермером стоит один лишь фактор — материальная заинтересованность. Этого вполне достаточно, чтобы американскому сельскому хозяйству быть одним из лучших в мире. Говорят, что на Кубе в настоящее время также наблюдается падение сельского хозяйства, в частности, падает сбор сахарного тростника. Крестьяне говорят, что Команданте Фидель хитрит, всё собранное забирает себе.
   Не может земледельство процветать тут, где никто не имеет ничего собственного.
Екатерина II.
   Таня мне сообщила, что ей ничего определенного пока не говорят, собираются повторять те же неприятные процедуры. У меня появилось желание забрать ее оттуда побыстрее, пока ей не сделали там какую-либо гадость. Не внушает мне этот госпиталь доверия, больно уж у него рыльце в пушку.
   Опять вдохновлять нас приехал Могильнер. На все наши конкретные волнующие вопросы отвечал общими положениями о нашем патриотическом долге, о первоочередности общегосударственных интересов и второстепенности интересов каждого из нас. Все ушли озлобленные — мы же не маленькие дети, чтобы читать нам прописные истины из морального кодекса строителя коммунизма.
Скорого возвращения на родину не обещал. Мы здесь заложники
— это точно. Или нас отсюда вышибут с позором, или мы нашим пребыванием на Кубе выторгуем что-либо у американцев.
   Сегодня мне попалось письмо Тани к Тоне, не отосланное ею и подложенное, вероятно, для того, чтобы я его прочел. Письмо написано в минуту озлобления, когда мы были в ссоре из-за пляжа. Надо сказать, что будучи в ссоре со мной, Таня в последнее время пишет кому-либо письмо, которое, будучи отосланным, рвет последние нити нашей совместной жизни. Некоторые строки из письма.
   «Если вы не хотите меня признавать, то зачем я буду тратить зря время и лезть вам в душу. Ваша мама не может смириться с тем, что Витя женился на мне, хотя я до сих пор не могу понять, чем я ей не угодила. В какое положение вы меня поставили — все отвернулись от меня, а теперь без зазрения совести в каждом письме упрекаете в зазнайстве. Мама всё оплакивала Витю, что он несчастлив со мной. А я, по правде говоря, до сих пор не пойму, счастлива ли я с ним».
   Дальше идет описание титанического Таниного труда по овладению новыми специальностями, в чём есть доля правды, а также рассказ о перенесенных климатических невзгодах.
   «Характер у Вити тоже не из легких, мне надоело приспосабливаться и постоянно уступать. Терпение мое постепенно иссякает, не знаю, к чему это приведет, потому что он уступать не привык. Очевидно, случится так, что у вас появится любимая невестка».
   А вот место из присланной сегодня мне Таниной записки: «Совсем я по тебе почему-то загрустила. Я уже представила, что осталась совсем одна и что тебя больше никогда со мною не будет. Как это ни глупо, но мне эти мысли совсем не дают покоя».
   По прочтении вышеупомянутого письма я считаю, что она не далека от истины. Мои родные не заслужили того, чтобы с ними разговаривали в таком тоне. А еще эта злопамятность! По-видимому, расчет в письме был еще на то, что по прочтении этой исповеди мать в будущем не пожелает больше жить с нами. Для меня ясно одно, что человек, так настроенный против самых близких мне людей, не может рассчитывать на мое расположение. Ведь эта самая ее настроенность явилась причиной моей контрнастроенности против ее родных. Мы зашли слишком далеко в своем разрыве. Не знаю, кончится ли это чем-нибудь хорошим.
                ГЛАВА 9 1963 ГОД АПРЕЛЬ
   Сегодня у нас в части усилилась боеготовность. С кем и с чем ее только усиливать? По-видимому, это связано с нашим резким заявлением американцам в связи с обстрелом контрреволюционной террористической организацией L-66 наших кораблей «Баку» и «Льгов». Они были обстреляны, насколько нам известно, в гаванском порту, «Баку» при этом пострадал больше. Наши заявили, что примут соответствующие меры для безопасности наших судов.
   На Кубе сейчас стало неспокойно. Недавно сообщили о том, что выловлены две крупных банды около Матанзаса. Кубинский народ живет в тревоге и напряжении.
   29 марта около Тунаса наблюдали следы пронесшегося бурана: деревья сломаны, вырваны с корнями, снесены крыши, стенды, разбиты витрины магазинов. Но самое главное - это град, большущие градины величиной с кулак. Вся земля покрыта слоем градин, а в ямках - по колено. От такого покрытия несет приятным холодком, с земли поднимается холодный пар. Кубинцы дивятся на всё это, а мы с видом превосходства объясняем им, что у нас такого добра целых полгода много-много. Град основательно побил банановые плантации и другие растения. Кубинцы говорят, что такого у них не было очень давно, во всяком случае, никто не помнит.
   На днях я поругался с начальником штаба Пузыревым, именуемым здесь «Бу-Бу» за его привычку постоянно бубнить себе что- то под нос. Он часто напоминает нам, что в санчасти очень много бездельников. Я ему посоветовал посчитать бездельников у себя в штабе. Это ему не понравилось, он решил поставить меня на место, обозвал «наглецом». Получилось как у Крылова: «У сильного всегда бессильный виноват». Позднее я немного пожалел, что связался с дураком, занимающим к тому же не малую должность. Но и надоели его намеки.
   Сейчас в госпитале лежит очередная партия служивых, жаждущих уехать домой и ищущих к тому оснований. Один из них - начальник тыла Алексеенко. У него обнаружили «высосанную из пальца» гипертонию, а чтобы ее поддерживать, он ежедневно хлещет спиртное. Есть у нас также сверхсрочник Марков, который тоже ходит с повышенным кровяным давлением и тоже подбадривает его употреблением всякой гадости. А когда ему это сказали, то он полез на рожон. А теперь наш Петя собирается в госпиталь с дутой гипертонией, стенокардией и склерозом. Правда, последний у него явно прослеживается. Он тоже не прочь улизнуть с Кубы, наобещав мне золотые горы, в частности содействие для поступления в клиническую ординатуру. Меня он попросил подписать две фальшивых записи в медицинской книжке, там же имеется фальшивая запись Вороны, не забыта и перенесенная на Кубе москитная лихорадка. Странно только, что этот хвастающий своим 50-летним возрастом солдафон не собирается еще на пенсию - он только не прочь уехать с Кубы. Не дай Бог, придется еще служить с ним в Союзе.
   Во время игры в кинг наблюдали картину драки Полины и Андрея Костиковых. Они тоже играли в кинг, при этом Полина всё время обзывала Андрея похабными словами (дурак, скотина), его просьбы утихомириться на нее не подействовали и он решил подействовать кулаком. Правда, досталось при этом больше Андрею, Полина же сильно визжала, как резаная. Было страшно неприятно наблюдать всё это, Зайцев чуть не ввязался в их потасовку, да и я в душе был не прочь. Полина побежала потом кому-то жаловаться. Андрей заслуживает всяческого оправдания — он в данном случае поступил лишь только невыдержаннее многих из нас.
   Универсальным орудием труда кубинцев является мачете — это большущий нож вроде сабли или палаша, который они носят на поясе в чехле. Используется он при уборке сахарного тростника, он же у них и нож, и серп, и коса, и топор — всё.
   На Кубе не увидишь линий телефонной связи вдоль дорог, как у нас -всё это у них заменяют радиорелейные линии, протянувшиеся вдоль всего острова.
   Был в театре в Тунасе на их эстрадном концерте, на который мы попали бесплатно по приглашению кубинцев. Мне понравились их пение и игра на гитаре. Их пантомимы не отличались остроумием, а отличались длительностью. Концерт длился около 3-х часов.
   Недавно читал речь Хрущева перед работниками культуры. Общее впечатление от речи таково, что партия решила закрутить гайки работникам искусств. Если вы, мол, решили, что во времена Хрущева можно писать и творить вольготно, что ослаб контроль партии, ослабла цензура, то вы глубоко заблуждаетесь. Как всегда, в речи ударено по старым зазнавшимся авторитетам (И.Оренбург, В.Некрасов). Думаю, что эта речь не будет способствовать свободе творчества, хотя она у нас и так давно является фиктивной.
   В тропическом климате Кубы из всех болезней мы больше всего боялись дизентерии, которая не заставила себя долго ждать. Вскоре после прибытия сюда у нас появились такие больные. Это были не вспышки, а единичные случаи, которые практически не прекращались. Путали мы поначалу с дизентерией москитную лихорадку, при которой также бывает понос. Нам было приказано лечить дизентерию у себя в санчасти. Довольно быстро мы съели все антибиотики и сульфаниламидные препараты, которые помогают при дизентерии, затем вынуждены были применять всё, что имело хотя бы отдаленное отношение к ее лечению, в том числе и народные средства. И вот теперь мы пожинаем горькие плоды такого лечения. Сейчас у нас лежит 19 больных — рекордное для нас число на Кубе, все они бактерионосители дизентерии. По правде говоря, мы не ожидали такой зараженности личного состава. Наверное, мы еще хлебнем горюшка с дизентерией, особенно если такое лечение будет продолжаться у нас дальше. Надо что-то предпринимать радикальное.
   4-й год всё уезжает от нас, ждет своей очереди последняя партия. Помаленьку уезжают и женщины, в том числе покидают нас наши сотрудницы Войтенко Вика и Петрова Надя. Кое-как удается прорваться офицерам и сверхсрочникам. Наши ряды редеют, настроение падает.
   Вчера с Таней отмечали её день рождения — ей исполнилось 28 лет. Встретили мы эту дату скромно, вдвоем. Таня говорит, что мы с ней бирюки, нет у нас друзей и что я их, якобы, разгоняю. В этом есть доля правды, не согласен я только с последним. Мы разоткровенничались и устроили своего рода вечер воспоминаний. При этом обнаружилось, что Таня очень злопамятна, настроена агрессивно против моих родных, не может забыть старых обид. В то же время наша вчерашняя откровенность способствовала нашему взаимопониманию.
   Таня читает сейчас мои записи, касающиеся наших взаимоотношений, и возмущается. В них, безусловно, нужно сделать скидку на запальчивость того момента, когда они делались, а делались они по горячим следам событий. Зерно же в них — рациональное. Хотел бы я прочесть её записи, сделанные по свежим следам, хотя две таких записи я уже читал — это ее письма матери и Тоне. Она обвиняет меня также в исключительной заботе о своей репутации, своей особе. Всё может быть, возможно, я не всегда объективен, ведь своя рубашка ближе к телу.
   В прошлое воскресенье я лишился часов: искупался в них в море, и этого было достаточно, чтобы они навсегда остановились. Поржавела какая-то шестерня. Я решил промыть их спиртом и смыл при этом циферблат, так что они теперь похожи на ископаемое. А жаль все-таки расставаться со своей первой значительной самостоятельной покупкой. Служили они мне верой и правдой 7 лет. Решили купить продающиеся у кубинцев наши часы «Полет».
   Там же на море я впервые увидел осьминога — наши ребята его поймали, но ног у него не восемь, а меньше, на них присоски, голова в виде бочонка — забавное создание. Еще они поймали маленького ската.
   Наш технический дивизион уже 3 дня на уборке сахарного тростника.
   Только что получили письмо от Таниной мамы и бабушки. Они пишут, что дедушка совсем плохой, по их мнению - это для него начало конца. Очень жаль дедушку, прекрасной души человек, труженик. Мне вспомнился такой случай, связанный с ним: однажды он взвалил на себя такую ношу сена, что сломал себе ключицу. Вот такой это трудяга.
   Наш профилакторий, который наши переименовали в «крематорий», пока прикрыли - кубинцы предъявили нам счет на 1200 песо за пользование помещениями.
   Не так давно у нас в части была не учебная, а настоящая тревога. Был как раз киносеанс. Вдруг в районе 5-го дивизиона взвилась ракета, затем началась стрельба. Все вскочили со своих мест и мгновенно разбежались, панику подняли немалую, кое-кто был бледен, как полотно. Наш Коля матерился на весь белый свет и чуть не сбивал встречных с ног -ему при дележке достались одни патроны и не достался карабин. Причиной всего этого явилось то, что в кукурузу забралась корова и шелестела там листьями.
   Командующий Группой Плиев (Павлов) уезжает в Союз — у него мочекаменная болезнь. Все помаленьку бегут отсюда, нашему же здесь пребыванию не видно конца.
   Командир опять болеет и сам себя лечит, как почти все командиры: это надо, это не надо, в госпиталь нельзя. Самое плохое дело
- это лечить командира. Но в связи с этим я обнаружил, что он может смотреть на людей и хорошим человеческим взглядом, если захочет и когда ему это выгодно.
   Петя с 8 апреля лежит в госпитале. У нас появилось много больных дизентерией, и тут же к нам явился эпидемиолог. Он заставил обследовать весь личный состав, в результате чего у нас сейчас в санчасти лежит 23 здоровых лба — очень беспокойная публика.
   Вчера наши ехали с пляжа, остановились в Тунасе, смотрят — какое-то сборище народа, кто-то буянит. Оказывается, это выступает наш заведующий продсклада Топяков. Поехал он за продуктами, ему пришлось ехать за кладовщиком на квартиру, так как в этот день кубинцы отмечали пасху. Пригласили его выпить. Кубинец начал сетовать на теперешнюю свою жизнь: мол, Хрущев и Кастро много говорят, да мало чего дают народу. Наш Топяков возмутился и съездил кубинцу по физиономии — получилась свалка. Рядом проходил кубинский милицейский патруль и услыхал шум. Четверо кубинцев арестовали, говорят, что они у них давно были на подозрении, да не было предлога их взять. После того, как наши забрали Топякова в автобус, он продолжал буянить и кое- кого при этом случайно зацепил, в том числе нашего «Бу-Бу». И наши начали его молотить, наставили ему синяков, связали. Говорят, комично было смотреть, как «Бу-Бу» всю дорогу толкал его, приговаривая: «Дайте ему в морду!» А сверхсрочник Иванов, разъярившись, свернул его в бублик и его пришлось с большими усилиями отрывать от Топякова. Все ведь были пьяные.
   Как-то разговорились с Таней о нашем вещевом снабжении, в частности женщин. Возмутительные вещи происходят! Кое-кто на этом наживется, погреет руки. Возят нашим женщинам всё одни и те же никому не нужные штапельные платья, туфли на микропорке, плащи. А кое-что получше, по-видимому, уходит в другие руки.
   Вчера наш чекист Винников совершил покушение на самоубийство. Это случилось вечером, шел как раз кинофильм «Герои Шипки». Вдруг слышим выстрел в районе офицерской столовой. Все насторожились, но продолжают смотреть кинофильм. Минут через пять вызывают меня. Я бегу в палатку особистов, ожидая увидеть там труп, а рядом пистолет, как в кино, но там никого не оказалось. Бегу в санчасть. К моему удивлению, на кушетке вижу сидящего окровавленного, с шишкой на лбу Винникова. Состояние его нормальное, на вершине шишки - маленькая дырочка. И стреляться-то не умеет, а еще чекист! Наложил ему повязку, ввел обезболивающее и отвез в госпиталь. По дороге он сетовал на то, что не сможет теперь смотреть людям в глаза, что как это могло с ним случиться. В приемном покое прикинулся глухим, вел себя несерьезно. А сейчас у нас сидит следователь. Допрашивал он и меня, ломает голову, что явилось причиной всего этого. Доктора склоняются к тому, что у него было патологическое опьянение, к этому, кажется, склоняется и следователь. А ларчик, оказывается, открывается просто. Как сообщила мне Таня, дело обстояло так. Он состоит в связи с Раей. В этот вечер он как раз был возле женской комнаты, но Рая ему дверь не открыла. В это время пришла Фаина и помешала ему. Рая же ушла через мужскую комнату. Он вышел из дома, завернул за угол и выстрелил себе в голову. Рая, оказывается, беременна от него и сейчас мечется, как рыба в неводе, не видя выхода. Чем всё это кончится — неизвестно, не было бы только новых жертв.
   Мне кажется, всё это покушение на самоубийство — симуляция. И сделано оно было им или с целью психологического воздействия на Раю, или как предлог уехать с Кубы, в том числе и от своей беременной любовницы Раи, хотя он должен прекрасно понимать, что это крест на его карьере. Если же это было серьезное намерение, то не исключено, что у него в последний момент дрогнула рука. На то, что он был настолько пьян, что не смог твердо держать пистолет в руке, это не похоже. Не последнюю роль во всём этом сыграл алкоголь.
   Следователь предлагает везти Винникова на экспертизу в Гавану. Возможно, что эту миссию придется проделать мне.
   Сейчас по радио раздается трескотня по поводу приезда в СССР Ф.Кастро. Произносятся хвалебные льстивые речи наших руководителей в адрес этого самовлюбленного политика и народа, все там рукоплещут. Хочу рассказать в связи с этим о следующем. Нашему Коле Мирошниченко мать и бабушка, находящиеся в преклонном возрасте, прислали письмо, в котором пишут, что их избушка и сараи разваливаются, просят помочь отсюда, с Кубы приобрести лес и отремонтировать строения. В политотделе об этом написали письмо в военкомат и Коля сейчас радуется, как ребенок. Только одно беспокоит его: даром или за плату дадут этот лес, ведь у его «невест», как он шутит, нет денег для его приобретения. И это в то время, когда наши щедрые руководители прут на эту героическую Кубу десятки тысяч машин, оборудование, продовольственные и промышленные товары. Они говорят об этих бездельниках кубинцах, что это трудолюбивый народ, мы же здесь убедились в обратном.
   Кое-кто у нас с огромным удовольствием берется за оружие, а не за лопату.
Фидель Кастро Рус
   Сейчас у меня отвратительное настроение: цапаемся неизвестно из-за чего с Таней. Язепова без разрешения уехала на пляж, хотя у нас масса больных, которые безобразничают, расхаживают везде, где им заблагорассудится, несмотря на их высокое сознание, как об этом говорит Зверев. Надо на всё это поменьше обращать внимания.
                ГЛАВА 10 1963 ГОД МАЙ
   У нас здесь интересное событие — это сельскохозяйственная выставка и родео в Тунасе. Эти мероприятия проходили в течение 13 дней. Мне удалось туда попасть трижды и посмотреть всё с начала до конца. Присутствовали мы сначала на открытии. В этот день был митинг, посвященный этому событию, говорили на редкость кратко. Вначале была избрана королева города, причем впервые в истории Кубы, как отмечали ораторы, избрали такую королеву не по красоте, а по труду — это лучшая работница города. Она оказалась невзрачной особой, окружали же её милые, красивые девушки. На нее надели корону.
   Смотрели мы представленных на выставке животных, в основном быков и коров всех возрастов. Причем были показаны, если можно так сказать, целые семьи животных, разные породы. Впервые в жизни видел таких огромных жирных коров и быков, особенно с белой шерстью — буквально просвечивают насквозь. Вес некоторых из них переваливает за тонну. Представлены хорошие свиньи разных пород, на практике же на Кубе преобладают непородистые черные чушки. Показаны больших размеров петухи, куры и утки, а также различные овощи и фрукты.
   Меня очень заинтересовала игравшая у входа на выставку современная шарманка, в которую закладывают программу на картонной ленте. Подыгрывают ей барабан и труба. А вокруг — горки, качели, карусели, много шума, как везде на сборищах этого народа. Детишки довольны несказанно. Всё это мне напомнило наши ярмарки, виденные, к сожалению, только в кино. Приходится только сожалеть, что забыты у нас подобные старые обычаи и не заменили их ничем новым, а народ живо откликается на подобные зрелища.
   Повсюду много пива, все его пьют: мужчины и женщины, взрослые и дети. В первый день везде было набросано много пустых бутылок, затем начали давать пить только у стоек из кружек. Некоторые компаниями пили из котлов и больших банок. В общем, море пива, кока-колы, сладостей. На подносах лежат аппетитные жареные поросята, из которых делают вкусные, но дорогие бутерброды (50 сентаво за штуку).
   Во второй раз я присутствовал на родео - этом празднике скотоводов. Вначале свое мастерство показали наездники-пастухи, на полном скаку набрасывающие лассо на шеи быков, затем соскакивающие, валящие их и связывающие все четыре ноги вместе. Затем выступал мужчина с лассо, искусно им владеющий, вплоть до того, что он его набрасывает на все четыре ноги скачущей лошади. Всех очаровал наездник на дрессированной лошади. Лошадь вся белая, красивая, умница, выделывает разные штучки: целуется с наездником, поднимает с земли его шляпу, на всем скаку падает, ложится около всадника при его падении. Далее пошла большая группа однотипных выступлений. На быке выезжает всадник, бык старается сбросить его с себя, всадник падает, рассерженный бык бросается на всадника, тореадора или клоунов. Тореадор проделывает с ним несколько приемов борьбы, правда, всё это не долго, бык быстро выдыхается и перестает реагировать, его выводят. Несколько смелых встреч с быками проделывают клоуны, копируя тореадора. Затем выступали несколько раз по два всадника на низкорослых лошадях, мчащихся за быками среднего возраста. На всём скаку всадники бросаются на головы быков и валят их поворотом головы на бок. Захватывающий номер: клоун ложится животом между рог быка и тот его бросает. Был еще детский аттракцион: на стадион вышла толпа ребят, туда же выпустили маленьких бычков и дети начали их ловить и валить. При этом они обращались с животными, надо сказать, садистски, тащили их за уши, ноги, хвосты. Позже на стадионе показывали особо выдающихся животных по весу, надою и прочее.
   Потом до 5 часов утра на специально сделанной площадке были танцы. И опять пиво, пиво и пиво. Танцуют у них в основном танго и фокстрот, при этом они делают больше различных телодвижений.
   За нами на танцах следили сотни глаз. Стоило только какой- либо сеньорите отнестись к нам благосклонно, как это вызывало всеобщее внимание. К нам привязались девчонки-подростки, нас окружили зеваки, болтали о том, о сём. Речь зашла о Боге. Мы говорим им, что не верим в Бога. Они удивлены, говорят, что это очень плохо и мигом рассеиваются от нас.
   При нашей поездке мы показали себя с плохой стороны, показали свою разобщенность. Старшим нашей группы был Пузырев. После родео молодежь захотела посмотреть, что будет дальше, побыть на танцах. Пузырев пошел нам навстречу и дважды перенес время отъезда. Воспротивились этому Басин, как всегда заливший глаза водкой, его жена Вера, Костикова Полина и некоторые другие, не пожелавшие оставаться ни на минуту. Они поехали на наш пункт связи жаловаться командиру, который вскоре появился на выставке со всеми вытекающими отсюда последствиями. Дело дошло до слез, весь вечер был испорчен.
   С 9 по 13 мая у меня состоялась вторая поездка в Гавану, куда я срочно выехал для сопровождения Винникова. Приехали в Гавану, сдали его в психиатрическое отделение. Съездили в Чику, несколько раз проехали по Гаване, но нигде по милости начальства не останавливались. Этой своей поездкой я дополнил свои прежние впечатления о Гаване.
   Прежде всего, стоит рассказать о Русском госпитале. Это огромное современное лечебное заведение, построенное чехами. Работает он не на полную мощность из-за недостатка врачей. Госпиталь прекрасно оборудован во всех отношениях: везде лифты, кондиционеры, дневной свет, чудесная радиофикация, палаты на 2-3 человека. Однако порядка в нем нет. И это в большой мере из- за того, что он кубинско-русский. По словам лечащегося там ольгинского невропатолога, такого беспорядка он еще никогда не видел. В отделениях очень шумно, посетители превратили их в бульвар для прогулок. Обслуживают больных небрежно, особенно кубинцы, питание неважное, уборка плохая. Кубинцы стараются не переработать ни минуты.
   Некоторые тамошние новости.
   Недавно Гавану облетал небольшой самолет, который сбросил на бензохранилище напалмовую бомбу, но она, к счастью, не взорвалась. На аэродром он набросал шашек и даже бутылок с ромом. На его борту был корреспондент, который снимал Гавану и все эти безобразия и потом всё это красочно представил в США. Сейчас в Гаване приняты меры по недопущению подобных инцидентов в будущем.
   С госпиталя прекрасно виден гаванский порт. Говорят, что сейчас в Гавану ежедневно прибывает несколько наших теплоходов. Прут на Кубу массу машин, различной техники, вещей, горючего, продуктов. Кубинцы ко всему этому относятся небрежно, разгружают теплоходы не спеша, задерживая их на длительный срок. Теплоход с пшеницей стоит уже более 20 дней, его превратили в элеватор, забирая с него в сутки 30 тонн пшеницы (суточное потребление хлеба Кубой). Наши моряки нервничают, так как флот терпит большие убытки. Куба уже влетела и еще влетит нам в будущем в большую копеечку. Не случайно поэтому, по имеющимся данным, у нас сейчас повысились цены на машины, шерстяные изделия и обувь. Не нужно забывать также о том, что в 1962 году в СССР впервые с 1947 года повысились цены на мясо, молоко и масло, до этого они только понижались. Надо же эти кубинские (и не только кубинские) убытки чем-то покрыть. И как только наши руководители смотрят в глаза собственному народу и говорят о его всё растущем благосостоянии!
   Наслушался я также о беспорядках с нашим снабжением. Пришлось вернуть в Союз несколько теплоходов с теплыми вещами и негодными отвратительными тряпками, которые стыдно одевать не только за границей, но и дома. Говорят, что сейчас пришел теплоход с более подобранными вещами. Не знаю только, что из них дойдет до нас.
   В эту свою поездку в Гавану я еще больше утвердился в своем двойственном взгляде на Кубу и кубинцев. С одной стороны, они в своем большинстве живут по-современному: любят и умеют отдыхать, много внимания уделяют личной жизни, личным удобствам, неплохо зарабатывают; с другой стороны, не любят труд, не ценят услуги других, привыкли к нахлебничеству.
   По имеющимся слухам, на Кубе планируется ликвидировать нашу Группу войск как номинальную единицу: не будет командующего — будет советник при посольстве, штаты пересмотрят в сторону сокращения, в ПВО будут бригады вместо дивизий.
   Хотел бы еще сказать о детях Кубы. Девочек с раннего детства холят, завивают, наряжают, они у них как куклы, их учат кокетству и другим женским премудростям. Мальчики же в своем большинстве с детства трудятся, учатся предпринимательству, делают свой бизнес, что не всегда вызвано экономической стороной жизни семьи. Многие из них продают газеты, прислуживают в разных местах, чистят обувь. Нам стыдно давать ребенку чистить обувь.
   У нас объявлено, что почти все наши женщины уезжают с Кубы, оставляют только Таню и Зайцеву Галю. Убирают в первую очередь холостячек и скомпрометировавшую себя воровством Язепову, которая у своих соседок по комнате воровала ракушки, трусы и прочую мелочь. Женщины поймали её с поличным и доложили командиру.
   Наш командир лег в гаванский госпиталь на обследование, вместо него остался Даниленко. Хотелось бы здесь сказать несколько слов о помощниках командира: во-первых, о молодящемся, ломающемся барахольщике начальнике тыла Алексеенко, во-вторых, о тупом, безынициативном начальнике штаба Пузыреве, в-третьих, о бездельнике и собирателе сплетен начальнике политотдела Звереве; один только заместитель командира полка Даниленко заслуживает более-менее доброго слова, да и тот страдает некоторым гонором. В общем, получается как у Гоголя: один только прокурор ничего, да и тот, если разобраться, свинья. Трудно работать командиру с такими помощниками.
   Начфин сообщил мне, что у меня на лицевом счете уже 1940 рублей — невиданная за всю мою жизнь сумма. Мы с Таней размечтались и нам захотелось иметь еще больше денег. Оказывается, мы не отличаемся от всех других смертных — деньги вызывают у нас желание иметь их еще больше.
   На днях Гена прислал нам письмо, в котором отвечает на вопрос Тани, почему он порвал с Валей. Он пишет, что это он сделал из-за матери, которая стала высказывать ему в письмах недовольство Валей.
   Наш Саша загрустил — получил письмо, что его жена находится в больнице с тяжелым сотрясением головного мозга, а дети беспризорные. Петя отнесся к этому с недоверием — не хочется ему отпускать Сашу. Сделали официальный запрос, ответ на который надо ждать сто лет.
   Кубинцы в шутку называют нас «но компренди» (не понимаю)
— самое простое и часто употребляемое нами в беседе с ними выражение, мы их — «маньянщики» (маньяно — завтра) — их ехидный ответ на наши просьбы. В разных городах к нам относятся по-разному: цинично, свысока, недоброжелательно в Ольгино, с интересом, большим вниманием в Тунасе. Над нашим незнанием их языка хихикают, считая чуть ли не нашей обязанностью знать испанский язык и не считая своей обязанностью знать несколько русских слов.
   Во всех кубинских городах есть кварталы семей, совсем нигде не работающих и не желающих работать. Живут на что придется.
Тех, кто работает, в первую очередь переселяют в хорошие дома из лачуг, им предоставляют и другие льготы.
   Вообще-то, прожить на Кубе не сложно: забота об одежде и жилье здесь минимальная, скот круглый год пасется на пастбищах, многие культурные растения (сахарный тростник, бананы, юкка, апельсины, мандарины) требуют минимальной обработки, а плодоносят несколько лет подряд. Поневоле здесь станешь ленивым. Природа избаловала жителей Кубы, и обвинять их в этом порой трудно.
   Русские солдаты одеты на Кубе в рубашки в крупную клетку, офицеры — в мелкую клетку. При парадных выездах все как по команде одевают белые рубашки. Туфли у нас у всех на микропорке. Наша одежда и наш русский облик позволяют кубинцам безошибочно узнавать нас уже издали.
   Сейчас середина мая, и мы с утра до вечера наслаждаемся прекрасными птичьими концертами. Сидит этакая пара, самец и самка, на дереве ,и вот он ей поет — заливается, завлекает в свои сети
— это соревнуются в своем неповторимом искусстве королевские дрозды и соловьи.
   А у нас в санчасти свое птичье хозяйство, состоящее из санитарного грифа и небольшого хищника, которого ребята называют кобчиком. Грифа привез Коля, когда он был еще весь в белом пуху. С тех пор он вырос, оперился, но вывихнул себе ногу и хромает. Таня над ним взяла шефство, таскает ему мясо. Ест он много, глотает большими кусками. Противная на вид птица и занятие у нее противное, хотя и полезное. Над кобчиком шефствует Сергей. На ночь хищник улетает спать на деревья, там же находится и днем, а захочет есть или нападут на него другие птицы — летит в санчасть к людям, к которым очень быстро привязался. Кормят его ребята ящерицами-хамелеонами. Хватает он их когтями, задушит клювом, а потом начинает раздирать на куски и есть, маленьких глотает целиком. Глядя на эту небольшую хищную птицу, я понял, каким страшным хищником является орел для всяких мелких животных, вплоть до овец.
   В связи с отъездом женщин надумали мы тоже устроиться по- человечески. Есть возможность разместить нас в маленьких комнатах, выселив оттуда мужчин в большую удобную с кондиционером комнату, освобождаемую женщинами. Пошли вчера наши женщины к Даниленко с этим предложением, но были встречены в штыки. Говорит, вы и так находитесь в привилегированном положении, надо в первую очередь думать об общественных интересах. В общем, как с самого начала не обращали на нас, семейных, никакого внимания, так это продолжается и до сих пор. Наоборот, нам даже стараются создать искусственные трудности.
   Читаем сейчас книгу «Возвращение в жизнь» о хронических алкоголиках. Дочитались до того, что у нас появилось желание выпить, а от слова алкоголик стало тошнить. Книга написана в черных красках, газетным, лекционным языком.
   Сегодня на совещании офицеров и сверхсрочников выступал Зверев, недавно побывавший на заседании военного совета Группы. Самое отрадное из его сообщения — в июне-июле этого года должно стать всё ясно о нашем здесь нахождении. Это приободрило нашу аудиторию. Говорил он также о низкой дисциплине в Группе, высокой судимости, большом числе смертей (за последнее время 9 случаев), о пьянстве, бесчинствах с местным населением. Все вышеперечисленные безобразия, по моему мнению, вызваны непопулярностью нашего здесь пребывания и нашей русской расхлябанностью, тягой к спиртному.
   С начала нашего прибытия на Кубу до марта включительно у нас был сплошной листопад. Листья одолевали нас вовсю. В марте-апреле природа обновилась, большинство лиственных деревьев сменило свой наряд. Несмотря на теплый климат, кругооборот в природе происходит и здесь. А сейчас, в мае, нас начали одолевать всевозможные насекомые. Несколько раз нашу палатку посещали «черные вдовы». Мы вынуждены были произвести обработку вокруг палатки, при этом выкопали свыше 40 пауков. Последние дни гостей нет. Однако другие насекомые по-прежнему одолевают нас, некоторые из них имеют причудливую форму. Начали беспокоить нас и комары, несмотря на все принимаемые против них меры.
   Вчера к нашей палатке подходил Даниленко, речь шла о Зайцевых. На их требование благоустроить как-то их быт ей предлагают уехать домой. Да и доктора, сказал он, слишком жирно устроились, имеют даже две палатки над головой и последнее время меньше парятся от жары. Пригрозил навести порядок: забрать у нас одну палатку.
   На днях пришлось побывать в полку Язова и посмотреть на их жизнь. Мы живем плохо, а они и того хуже, солдаты и офицеры до сих пор живут в палатках, в них же офицеры и работают. У них самодельная шик-мебель, импровизированные души. Местность здесь пересеченная, после дождей — полно грязи. Весь их штаб
— маленькая лагерная палатка.
   Инженер полка рассказал о переучивании кубинцев, которые проявили немалое усердие при усвоении материала. Причина этого — материальная заинтересованность. От оценки у них зависит зарплата, поэтому они вовсю стараются. Технику они любят, было бы побольше шума. На своих машинах они снимают глушители: много шума и лучше тянет.
   В субботу ездили за ракушками. Как всегда, первым делом напились. Искали ракушки часа три. Пользовались при этом противогазами: три-четыре шланга противогаза соединяются вместе и один конец такого длинного шланга подсоединяется к противогазу, а второй плавает над водой на соединенных дощечках. В противогазе в воде всё хорошо видно, одно плохо — трудновато дышать, особенно без тренировки. Из 16 человек только двое нашли по сносной ракушке, остальные натаскали морских звезд, ежей и кораллов. На этом участке моря много седых ежей, черные — редки. Пришлось испытать, что морская трава жжется, как крапива. Ко мне несколько раз приставала небольшая рыбка, норовя меня ущипнуть.
   Во время отлива большая поверхность морского дна оголилась, образовав ямы с водой, озерца. Сюда прилетели пеликаны и другая пернатая тварь и начали лакомиться.
   Издали видели красивейших птиц мира — розовых фламинго. Говорят, что им необходима пища розового цвета или содержащая кровь, иначе они могут потерять свой цвет. Птенцы у них появляются на свет черного цвета, а затем приобретают нежный розовый цвет.
   Перед отъездом случилось ЧП: куда-то запропастился наш Саша. Оказывается он потерял очки, а без них он, как слепой котенок. Несмотря на это, он продолжал охоту за ракушками. Видим, вдали маячит Сашина фигура, движется в сторону моря, временами исчезает. Думаем, не утонул бы. Пришлось идти его выручать. Подходим к нему, а он спокойно плавает, говорит, что не знает, куда идти.
   По дороге назад пили и пили, в кубинской столовой съели по две порции рыбы. Приехали домой поздно. Здесь нас встретил Даниленко, вошел в автобус, велел всем сесть и изрек: «Всё ясно!»
— и ушел.
   У нас появился еще один кандидат за решетку — рядовой Ступченко, который заявил, что у него лямблиоз кишечника и он не может нести службу. Есть у нас еще рядовой Петухов, который тоже три с лишним месяца не выполняет приказы. Командование имеет справку, что он здоров, но его всё это время продолжают уговаривать, чтобы он не портил себе жизнь, одумался, держат его постоянно на гауптвахте, он же упирается, лезет в тюрьму — иначе его поведение не назовешь. Армия превратилась в говорильню, детский сад. Конечно, наш полк по судимости один из первых в Группе, надо же ее уменьшить, вот и началась теперь возня со Ступченко. Сегодня он на глазах у всех порвал свою медицинскую книжку — форменное хулиганство. Завтра я должен везти его на комиссию.
   Из Союза пришла весть: Фиделю присвоили звание Героя Советского Союза. За что? Наши не знают, что еще сделать ему приятного. Хрущев приглашен на Кубу.
   На днях, когда Зайцев был в наряде, в их палатку ночью пьяным зашел Еременко. Зайцева на следующий день с возмущением
об этом всем рассказывала, пожаловалась Звереву. Кое-кто рассудил, что это не с проста, на что Зайцев ответил, что его жена красивая и все ею увлекаются. Гале опять предложили уехать в Союз
— она отказалась.
   Мне рассказали, как обычно на Кубе знакомятся и женятся. В определенное время на пороге дома (халупы) стоит девушка-невеста в полной своей красе. Около дома проезжает всадник — молодой человек в сомбреро, одет, как бог послал. Девушка ему понравилась, он делает несколько туров на лошади возле дома, рассматривает ее, а она его; он ей тоже понравился, оба не прочь познакомиться. Происходит знакомство. Через некоторое время в дом девушки прибывает целая кавалькада: отец, мать и жених, тут же устраивается помолвка. С этих пор девушка и парень становятся женихом и невестой. Если парень изменит девушке и женится на другой — его осудят. Если девушка выйдет замуж за другого — она подвергается всеобщему порицанию. Если девушка, выйдя за парня, окажется не честной — ее раздевают наголо и водят по окрестностям. Таковы здешние нравы.
   Мне рассказали о том, как на Кубе в корне менялось отношение к СССР, как это было достигнуто. Большую роль в этом сыграл Алексеев — нынешний посол СССР на Кубе. Сначала Фидель и не думал строить социализм, поэтому американцы с ним мирились, но затем своими действиями он начал затрагивать их интересы, интересы американских монополий, в частности национализировал крупные и средние предприятия американских и кубинских капиталистов. Произошла ссора с американцами. Чтобы проучить Фиделя, они применили экономические санкции против Кубы, в частности ввели квоту на ввоз сахара в США, что явилось серьезным ударом для Кубы. В это время для установления связи с Фиделем на Кубу под видом журналиста был послан Алексеев. Не без труда ему удалось добиться аудиенции у Фиделя. Дважды он повидался с ним, растолковал ему что к чему, и вопрос поставил ребром: каким путем думает идти Фидель, не думает ли он углублять революцию на Кубе, строить социализм. Фидель ответил, что он не против, да вот народ его не поймет. Надо сказать, что на Кубе американцы воспитали такую же, как и в самих США, антипатию к СССР, к социализму. Решено было использовать материальную заинтересованность народа, чтобы повернуть в корне его сознание, его отношение к СССР. На митинге в Гаване Фидель заявил, что Советский Союз готов помочь Кубе в беде, закупив весь имеющийся у нее сахар. «Да здравствует Советский Союз!»
— так народ встретил такое сообщение. Лед тронулся. Затем всплыл вопрос с нефтью, с оружием. Отношение к СССР менялось, одновременно менялись высказывания, политика руководителей Кубы. Алексеев был назначен сначала советником, а с мая 1962 года — послом СССР на Кубе. Так не до конца продуманная, шаблонная политика американцев сделала с ними злую шутку. До Фиделя ж, по-видимому, потом дошло, что социализм — это лучшая форма установления пожизненной личной диктатуры.
                ГЛАВА 11 1963 ГОД ИЮНЬ
   Сегодня Дурневу предложили принимать дела у начальника тыла Алексеенко, уезжающего в Союз, мне же, соответственно, принимать дела у Дурнева. Дурнев в восторге, он надеется получить подполковника, повышение в окладе и большую пенсию при увольнении. Это вполне естественное желание майора, пребывающего в этом чине с 1944 года. Боюсь только, что дальнейшее пребывание в армии, тем более перемена должности на более беспокойную, не будет способствовать продлению его жизни. Пора бы на его месте пойти и на покой, но у каждого свои планы.
   Что ж до меня, то я не в восторге от такой перспективы. По идее, я должен был бы радоваться, как это сделали бы на моем места строевые офицеры, для которых существует большая проблема с продвижением по службе. У нас, медиков, это не так. До майора нам, врачам, открыта зеленая улица, поэтому мне не хотелось бы раньше времени взваливать на себя эту ношу. Три с лишним года мне можно терпеть, а за это время я должен постараться осуществить свою мечту о дальнейшем повышении своей врачебной квалификации. Боюсь, что с должности старшего врача это будет сделать труднее. Да и должность эта не сладкая, тем более при нынешнем отношении к медицине в армии. Администратор с меня тоже не важный. Не выработалась еще у меня этакая струнка, когда можно руководить легко, не принимая всё близко к сердцу. Я слишком волнуюсь, горячусь по малейшему пустяку, больше подчиняюсь чувству, чем разуму. Нет у меня также настойчивости. Но всё это нужда заставит выработать. В данный момент меня еще пугает то, что остаюсь я здесь один при всё убывающих помощниках, правда, и при всё убывающем личном составе вообще. Ко всему прочему, вся эта канитель на Кубе, по-видимому, продлится не долго, хуже ж нет участвовать в формированиях и расформированиях частей. Но, с другой стороны, моему и Таниному самолюбию льстит это повышение. Придется, по-видимому, рискнуть, хотя я и не буду нисколько разочарован, если это не произойдет.
   Военторг опять привез на днях товары для женщин. И что же сделали наши руководители, чтобы поделить всё это по справедливости? Все лучшие вещи они забрали себе, нам же выбросили объедки, до солдата же почти ничего не дошло. Чтобы не было стыдно за внешний вид наших женщин, специально для них привезли капроновые кофточки и босоножки. Всё это уплыло в глубокие чемоданы командирских замов. В дивизионы же отдали женские купальники и лифчики.
   Как стало известно, к 8 Марта кубинцы выделили на нашу часть талоны на некоторые женские товары, чтобы сделать нашим женщинам подарок к празднику. Наши начальники с этими талонами отправились в кубинские магазины, заходили за прилавки, запускали свои мохнатые бессовестные лапы в картонки с товарами, несмотря на недоуменные взгляды кубинцев, и загребали себе эти жалкие тряпки.
   Зайцеву Галю, кажется, высылают домой. Она начала требовать кое-что для себя, поэтому начальство решило с ней расстаться. Таню пока оставляют, так как она ведет себя тихо. Правда, они объясняют это тем, что она здесь незаменимая. Но стоило бы только ей начать выступать — не посчитались бы с ее незаменимостью.
   Сегодня отправились на море за ракушками. Только отъехали от части, как в автобусе затеяли драку (даже не напившись — это уже новое качество). Майор Гавриш съездил по физиономии майору Рагулину, последний — Гавришу. Автобус пришлось вернуть назад. И вот сейчас у нас в «Шанхае» раздается заунывное пение- скуление — ребята поднабрались чего-то, некоторых выворачивает наизнанку. И охота людям напиваться в такую жару!
   Последние дни часто идут дожди, жара стоит невыносимая, воздух насыщен влагой, пот бежит градом. Все пребывают в апатии и лености, нет аппетита, несмотря на это все мы не страдаем худобой, все жирненькие, справненькие и до ужаса ленивые. Поневоле начнешь понимать ленивых кубинцев. В такую жару работать днем — уже героизм.
   Недавно я совершил, как сказал бы Зверев, аморальный поступок. Стоило мне только намекнуть шоферу санитарной машины, что у меня есть лишние туфли, как он тут же предложил продать их кубинцам за 25 песо. Мне как раз нужно купить новые часы. А сейчас я переживаю, что втянул в это дело шофера, кубинца и себя. Да и туфли были неважные, пока их разносишь, натрешь не одну мозоль. При этом я узнал, что наши военнослужащие широко ведут торговлю с кубинцами, продавая им получаемую одежду и обувь, а сами, как мы видим, ходят в чём попало, иногда босые. Среди кубинцев есть посредники, которые перепродают наше барахло, у них ведь не хватает многих промышленных товаров.
   Вчера смотрели кинофильм «Петр-1». Оказывается, русский народ постоянно жертвует настоящим ради будущего, терпит лишения, живет надеждами.
   Пришла ошеломляющая новость —офицерам служить на Кубе 2 года. Многовато, особенно по нынешним временам, когда стоит такая духота, что не знаешь, куда себя девать. Даже подступает тошнота при мысли о таком длительном пребывании в тропиках. Говорят, что мы будем обучать кубинцев в течение 10 месяцев. Тем, кто не был в отпуске за прошлый год, разрешат съездить домой. Всё это пока официально не объявлено, но, кажется, так оно и будет.
   Нашего Петю не утвердили на должность начальника тыла, так как он стар и дисквалифицируется — было бы чему дисквалифицироваться. Я от души доволен этим. Сейчас у нас как раз неувязка с питанием, портятся многие продукты, приходится отвечать за каждого червя, обнаруженного в пище. Пусть Петя по-прежнему этим и занимается.
   Наш Саша, кажется, получил положительное решение о выезде в Союз. В дивизии уже есть ответ, ему же пока не говорят. Кто будет принимать аптеку — одному Господу Богу известно.
   Сегодня во время киносеанса обнаружили на небе движущуюся яркую звездочку. Возможно, это летел самолет, но все почему- то решили, что это наш спутник. Все смотрели на него как на частицу нашей Родины.
   Прочел книгу Б.Ясенского «Человек меняет кожу». Она охватывает период времени с конца 20-х годов до начала 30-х. Оказывается, в то время была прямо-таки болезнь шпиономании, вредительства, что позднее дало свои горькие плоды: погибла масса ни в чём неповинных людей.
   Наконец-то, нам кое-что сообщили официально о нашей дальнейшей судьбе. Оставаться нам здесь еще примерно год. Мы должны обучить кубинцев за 10 месяцев, для чего создаются два учебных центра — в Гаване и в Сантьяго-де-Куба. Там их будут учить 4 месяца, затем они прибудут к нам для практического обучения и комплектования частей и подразделений. Всё это продлится до апреля месяца 1964 года включительно. Вся техника, прибывшая на Кубу, останется здесь, некоторые блоки будут заменены, будут созданы специальные тропические варианты станций. Для проверки, переделки, замен прибудут бригады рабочих. Семьи сюда привезти не разрешат. Офицеры, не использовавшие отпуск за 1962 год, поедут в отпуск с 1 июля по февраль месяц, одновременно будет уезжать не свыше 15% от общего количества офицеров. Часть отпускников поедет на кораблях, часть полетит на самолетах (начиная с майора). Все офицеры должны высказаться: не хотят ли они замениться. Желающие это сделать должны представить обстоятельные рапорта, для подтверждения которых официальных документов не требуется. На основании рапортов будут составлены списки на замену и отпуск.
   И вот сегодня всю ночь буквально все (за исключением единиц) строчили рапорта: выдумывали, советовались, высасывали из пальцев. Это был своего рода опрос, вотум доверия. При этом почти все высказались: «Нет!» Настрочил и я петицию, сочиняли ее вместе с Таней, при этом я выдвинул два мотива: желание поступить в клиническую ординатуру и то, что моей матери негде жить и ей, как больной, нужен уход. Думаю, что из этого ничего не выйдет, наши желания и доводы вряд ли возьмут в расчет, но подать рапорт надо, потому что делают это все.
               Русского Ивана привезли на Кубу.
               — Будешь агрономом. Отвечает: — Буду.
               Срока не сказали, условий жизни нет,
               Только жить, как будто, около двух лет.
               Пес дают нам мало, в город не пускают,
               О полетах в космос лекции читают.
               Как же жить нам дальше? Кто нам даст ответ,               
               Как мы здесь протянем около двух лет?
               Русских женщин мало, сеньорит запрет.
               Как же здесь протянешь около двух лет?
               Лишь в бутылке радость, напьешься — и привет.
               Только так протянешь около двух лет.
                Народный фольклор
   Выполняя указание об улучшении жилищных условий офицеров и сверхсрочников, командир решил выселить нас из нынешней санчасти и разместить в казарме. Блестящая перспектива!
   Зайцевы в восторге, что придется находиться здесь еще год. Из-за денег они готовы запариться на этой паршивой Кубе. Странная чета, между прочим. Он по ошибке рожден мужчиной. Свою Галю он считает идеалом красоты, на самом же деле она смазливая, неряшливая, бесхозяйственная баба, к тому же, по-видимому, не равнодушная к мужчинам. В общем, в ней сосредоточены все «добродетели» многих красивых женщин (да простят они меня).
   Сегодня подошел к нам майор Последко и стал возмущаться нынешним нашим руководством, особенно партийным, чинимыми им безобразиями. Оказывается, народ всё видит, не одни мы возмущаемся, но все молчат. Этому мы обучены твердо. Возмущался он и присвоением Ленинской премии 12-ти журналистам во главе с Аджубеем за книгу, к написанию которой никто из них не приложил как следует руку и которая состоит из хроники о поездке Хрущева в Америку. Интересный человек этот Последко со своим украинским акцентом, все его очень уважают, в частности солдаты. Вспоминаю, какое странное отрицательное впечатление именно своим украинским говорком произвел он на меня при первом нашем знакомстве.
   Прибыл, наконец, из СССР Ф.Кастро. 4 июня он выступил по радио и телевидению, говорил 3 часа. Собрали несколько журналистов, которые должны были задавать ему вопросы, но фактически они ему только мешали. Он рассказывал в той последовательности, как хотел, и о том, о чём хотел. Его впечатление о Советском Союзе? Он восторгается всем, что увидел у нас: нашей техникой, нашими электростанциями, ракетами, самолетом ТУ- 114. Наш народ — народ-гигант, скромный, суровый, трудолюбивый, организованный, дисциплинированный. Не совсем ему понравился тяжелый труд наших женщин. Мы любим плотно покушать, так как у нас суровые природные условия и тяжелая работа. Восторгался он нашим метро. У нас правильно решен национальный вопрос. К Кубе в СССР — самое восторженное отношение. Как много внимания у нас уделяется экономике! Его награждение орденом Ленина и золотой звездой Героя считает не совсем заслуженным (наши дали, по-видимому, авансом в счет будущих заслуг). Наша армия прекрасно вооружена и дисциплинирована (кубинцы сами здесь убедились). У него дух захватывало при виде новейшего оружия в действии. Хрущева он всячески превозносит: и ясный ум в свои года, и самый человечный, и простой, и выходец из народа. Фиделю он готов был отдать всё, что бы тот не попросил. Сам предложил повысить цену на сахар-сырец с 4-х до 6-ти сентаво за фунт (наши пусть потуже затянут ремни), обещал поставить массу тракторов и убирающих сахарный тростник машин. Ну просто очень добрый богатый дядюшка!
   Говоря о Кубе, Фидель заявил, что они здесь очень мало занимаются экономикой, они революционеры-идеалисты, даже слишком революционеры. Период шумихи прошел, теперь надо заниматься экономикой. Совершив революцию, они сделали так мало
— это самое начало большого и трудного пути строительства социализма.
   Посетив редакцию газеты «Правда», он нашел, что наши газеты на 4-х страницах удобны и экономичны. Говорил о том, что на Кубе большая неразбериха с зарплатой, во многих учреждениях неимоверно раздуты штаты. Предупредил, чтобы на полученные от повышения цен на сахар деньги особенно не раскрывали рты
— они пойдут на экономику. Характерно, что свое нынешнее выступление Фидель вел без никакой трескотни, даже не закончил его обычным: «Родина или смерть! Мы победим!»
   Сейчас я подумал о той большой ноше, которую взваливает на себя Куба, создавая такие довольно внушительные вооруженные силы. Одних только зенитных ракетных дивизионов здесь будет создано 30. А сколько авиационных, мотомеханизированных, танковых и морских частей!
   Командир позвал меня к себе и сказал, что у меня нет оснований для замены: я молод, здесь с женой, у нас нет детей. Он пообещал посодействовать моему поступлению отсюда в клиническую ординатуру. Я примерно и ожидал этого, подавая рапорт. Из всех наших медработников один только Петя включен в список на замену. Вороне разрешено ехать домой, но некому принимать аптеку.
   Командир водил нас смотреть казарму, куда нас хотят переместить. Мне она понравилась, работать там можно, правда, будет жарковато, трудно с водой и канализацией. Основное — разгородить ее на кабинеты, но сделать это не легко, так как нет строительного материала. Нас и Зайцевых он пообещал переселить в маленькие комнаты возле столовой.
   Сегодня командир с электриком ходил и обрезал электропровода, где ему вздумается. Обесточил он наш городок и палатки в санчасти. Нашел резерв электроэнергии, в то время как у самих работают кондиционеры, пожирающие массу электричества. Вчера электрик отключил кондиционер у Пузырева, так ему намылили шею.
   В воскресенье после длительного перерыва решили съездить на пляж, сам Даниленко пригласил. Там, как всегда, напились, как свиньи, в том числе больше всех сам Даниленко. Благодаря пьянству Даниленко, собирались домой не спеша, не организованно, в результате чего одна из машин по ошибке уехала в Пуэрто-Падре. И вот между пляжем и городом и по городу началась бессмысленная езда, дерганье шофера, перебранка, сплошное сквернословие. Семин начал оправляться прямо на глазах у Тани. Даниленко невменяем, Щербаков кривляется, контрик хамит, показывает, что он тоже важная шишка и на всех ему наплевать. Люди потеряли человеческий облик. Какое хамье! Но стоило мне это сказать громогласно, как Неняев пообещал за оскорбление советских офицеров набить мне морду, если перед ними я не извинюсь. Но вместо мордобоя он ночью чуть не отдал концы и мне пришлось его спасать. Ирония судьбы! Так окончилась наша, во всяком случае Танина, последняя поездка на пляж. Если эти поездки не прекратятся, то они окончатся крупным ЧП. Удивляюсь, как еще до сих пор никто не утонул.
   В Пуэрто-Падре видели карнавал, длящийся уже 5 дней: весь город на улице, торгуют ларьки, по улице движется колонна машин- платформ, на которых размещены макет сахарного завода, макет инкубатора с девушками в разбитых яичках, старинная карета, ракеты и прочее. На всех платформах восседают красивые девушки в пышных нарядах, одаряющие публику улыбками и бросающие в нее безделушки, конфеты, здесь же танцующие полуоголенные сеньориты. Вслед за машинами шествует нарядная публика и небольшие оркестры. Народ в восторге, все с азартом веселятся.
   В Гаванском госпитале умер наш солдат: чей он, из какого хозяйства — не знают, звонят повсюду. Смешно и грустно!
   Я решил научиться играть на гармошке — это мечта моей молодости. Первое впечатление — тяжело согласовать басы с голосами, но я научусь. Надо же извлечь что-то полезное из нашего здесь времяпрепровождения.
   У нас знаменательное событие: мы переселились на новую жилплощадь — это комната возле офицерской столовой, вторая предназначается Зайцевым. Теперь мы имеем благоустроенную комнату и туалетную с душем и ванной, а это не малое приобретение на Кубе. Переселили в казарму, на «теплое» местечко, медпункт, там мы попаримся. В бывший медпункт переселились офицеры технического дивизиона, сейчас у них там шум-гам: справляют новоселье. Идет всеобщее переселение, одно переселение по цепочке вызывает другое. К нам очень многие напрашиваются на новоселье, но мы пока никого не приглашаем.
   Сегодня получил вещевое имущество: трое брюк (двое хлопчатобумажных), туфли на кожаной подошве, две рубашки и всякую мелочь. На этот раз всё более подходит к здешнему климату. Наконец-то кое до кого в Союзе дошло, как нас надо одевать.
   Наш Сережа получил письмо от Вики. Она там всё мается в Энгельсе после возвращения с Кубы. Квартиру ей так и не дали, на работу она кое-как устроилась, однако ее постигло личное несчастье: ее беременность застыла на 8 неделях, беременна ж она 6 месяцев. Плод, по-видимому, мертв. Чувствует она себя плохо, начала ходить по докторам, каждый говорит разное: одни советуют делать операцию, другие ее не рекомендуют. Койки в больнице для нее не нашлось, всё перегружено. В общем, на каждом шагу трудности и недостатки.
   Получил на днях письма от сестер Лиды и Тони. Лида пишет, что хочет отдать Лену в музыкальную школу. Дай-то Бог, но для этого, кажется, нужен музыкальный инструмент, на котором хочешь учиться. Смогут ли они его приобрести? Да и сможет ли она учиться в тех условиях, какие создает дома Гриша, продолжая и углубляя свое пьянство, о чём сообщает Тоня. Она пишет, что он их там всех гоняет, даже мать. Тоня предлагает матери перейти жить к ней, но та жалеет Лиду и не соглашается.
   Последнее время у нас ходит масса «уток». В замену мало кто верит, говорят, что замену и отпуска зарезали в связи с организацией здесь бригад. А тем временем народ помаленьку убывает с Кубы, сейчас первенство в этом держат тыловики. С дивизии уехала летная группа.
   У нас опять черви и насекомые не дают покоя. Зверев выступает перед кинофильмами и старается всех убедить, что виноваты в этом тыловики, повара, пекаря и медики. Но ведь мы уже получаем явно негодные продукты, например, рис и муку, кишащие от долгоносиков. Лаборатория их исследует и признает годными к употреблению после предварительной обработки, но ведь каждого червя и долгоносика не поймаешь.
   В полку организована комиссия по определению выносливости личного состава в тропическом климате, включен туда и я. Сначала измеряем у солдат исходные данные: кровяное давление, пульс, динамометрию, спирометрию, остроту зрения, вес, прыжки, подтягивание и двигательную реакцию, затем повторяем те же измерения сразу после кросса 800 метров и через 1 и 2 часа после кросса.
   По этому поводу мы отправились в первый дивизион, днем поработали, а вечером поехали за город в бар при спортивном клубе. Туда уезжает народ от городского шума, там можно выпить, потанцевать. На русских посетителей смотрят без восторга, танцевать дамы соглашаются в виде редкого исключения. Всё это вызывает у нас возмущение. Потом мы поехали в клуб «Панамерикано» — это прекрасный клуб с кондиционером, выходить оттуда не хочется. Там собирается публика побогаче, как говорят, «контра». На нас там вообще ноль внимания, попытка потанцевать кончилась фиаско. Туда обычно приезжают парами или, возможно, в поисках подходящих пар, мы же, русские, им не подходящая пара. Видел я, как там изящные дамы мило и обворожительно очаровывают своих кавалеров. Поехали снова в спортивный клуб, еще там добавили, присосались, наконец, к каким-то шлюхам, но шлюхи достались не всем, а отсюда и раздор в наших рядах: одни хотят ехать домой, другие — нет. Кое-как добрались в часть.
   Не совсем так получилось у Юршина. Там нам людей не дали и мы с утра закатили на пляж. Долго и упорно мы искали ракушки, почти ничего не нашли, потом пили ром и кушали уху (рыбу купили в порту). Я удивляюсь, до чего наши люди любят пить всегда и везде, в жару и в холод, находя в этом удовольствие. Тянут они этот ром, кривясь и морщась, но тянут. Я никак не могу дойти до такой стадии.
   На пляже человек 20 кубинцев нагружали одну машину песком: одни работают, другие пьют пиво и ром. Машина одна, приезжает редко, 5 минут работают, час отдыхают. Великолепная производительность!
   Вечером мы по инициативе Королева поехали в Манати в кино. Картина оказалась американской с дублежом-титрами. Говорят в кино по-английски, написано по-испански, а зрители — русские, не понимающие ни бельмеса. За вход в кинотеатр — 25 сентаво, места на билетах не указаны, можешь зайти в зрительный зал в любое время. Громко работают вентиляторы, пошумливает и покуривает народ, одни спят, другие целуются. Того и смотри, что сзади сидящие положат ноги на головы впереди сидящим.
   Вдруг за нами пожаловали, командир как-то узнал, что мы в кино так поздно и велел нас срочно вызвать. Королев за это на следующий день получил 5 суток гауптвахты.
   Говорят, Рауль Кастро всех советских офицеров предлагает разместить в городах, по-человечески, да наши не соглашаются, не надеются на нас.
   Командир перед строем объявил, что в Гаване наши граждане продавали часы. Кубинские милиционеры призвали их к порядку, предложили сесть в машину и следовать с ними. Наши отказались, завязалась потасовка, а когда разобрались, то оказалось, что это наши переодетые контрики.
   Наш гриф пострадал, кошка во время их знакомства выцарапала ему глаз. Получилось почти как в «Похождениях бравого солдата Швейка» при знакомстве кошки с канарейкой. Правда, там кошка съела канарейку, наш же гриф оказался для нее великоват. А вообще этот гриф в неволе беспомощное существо, даже маленькие птички его обижают. Кобчик нас окончательно оставил. Наш зоосад пополнился черепахой, которую мы поместили в бассейн, где она пребывает без удовольствия. Таня ее подкармливает, но она шипит и злится. Ночью она спит под водой, а днем вылезает на сушу.
                ГЛАВА 12 1963 ГОД ИЮЛЬ
   Таню на новом месте заедают комары и одолели сквозняки, она даже приболела — схватила на экваторе насморк. У нас сейчас полно насморков и фарингитов. Оказалось, что это эпидемия гриппа. Начали болеть все подряд, в том числе тяжело болеет Таня, а сейчас немного легче болею я. Грипп протекает без высокой температуры, с насморком, фарингитом и трахеитом. Это для меня явилось неожиданностью. Оказывается, грипп не щадит никакие страны: ни теплые, ни холодные.
   Командир довел до нас директиву, которая обязывает командование подобрать часть военнослужащих военными советниками, остающимися на Кубе после нашего убытия. Время пребывания здесь — год-два. В основном требуются технические и административные кадры. Им разрешат привезти семьи, в начале срока пребывания предоставят отпуск. Зарплата — кубинская плюс 60% оклада нашими деньгами. Говорят, что этим советникам живется не плохо, они занимают хорошие виллы, получают по 600-700 песо в месяц, совершенно свободны. Всё это сугубо добровольно. Из всех присутствующих на совещании только Зайцев проявил заинтересованность — этот из-за денег готов остаться даже в аду.
   Во время марксистско-ленинской подготовки, когда зашла речь об авторитете и справедливости командира, я высказал Звереву всё, что накопилось у меня на сердце, в том числе о несправедливости материального обеспечения нас через военторг, о тряпичничестве отдельных лиц, использовании ими своего служебного положения для личного обогащения. Зверев сразу опешил от такого заявления, не нашел, что сказать, но потом пришел в себя и высказался. Вот что он изрек: «Есть указания командования Группы, что командование части, как терпящее особые тяготы и проявившее особые заслуги на Кубе, должно обеспечиваться особо, в первую очередь и лучшими товарами. А разве вы, будучи начальником госпиталя, не обеспечили бы себя в первую очередь, не взяли бы себе лучшее? Наши жены ходят в Союзе голыми, а здешние женщины должны ходить барынями? Каждый должен увезти отсюда какой-то подарок своим семейным».
   — Почему лифчики распределяли?
   — А больше нечего было распределять, ведь в дивизионах тоже скажут, что командование всё себе забрало, так надо хоть что-то дать и им.
   Вот такие недвусмысленные ответы. Единственным достоинством этого человека является то, что он часто проговаривается.
   Командир объявил нам прибывшую шифровку, в которой говорится, что все списки на замену и в отпуска утверждены. Будут заменять также тех, кто учится заочно на 4-5 курсах институтов. Военнослужащим 3-го года службы разрешат отъезд на родину по получении вызовов в институты на приемные экзамены. Длительность нашего отпуска — 45 суток без дороги, но не более 90 суток. Мы имеем право пользоваться услугами Внешторга. Офицерам разрешены увольнения в город группами не менее 3-х человек, однако сейчас они временно запрещены в связи с приездом на Кубу американских студентов.
   Командованию поступили сигналы о том, что наши продают кубинцам одеколон по спекулятивной цене (4-5 песо за флакон). Моллаев уже попался, и навел на него, не желая того, я, сказав командиру об имеющемся у них сейфе. Последний понадобился нам для хранения в санчасти сильнодействующих медикаментов. Когда пошли смотреть этот сейф, то обнаружили в нем несколько флаконов одеколона.
   Наш Витя бегает сегодня с рапортом, хочет поступить в мединститут. Хорошему человеку счастливого плавания!
   Саша, наоборот, перед отъездом решил со всеми рассориться, думает, наверное, что ни с кем больше в Союзе не встретится. Я хотел его приструнить, заставить работать, но у него хороший защитник — Петя, который решил использовать его в качестве ишака, передав с ним некоторые свои вещи домой.
   Я делаю некоторые успехи в игре на гармошке, подобрал несколько песен, начал ладить с басами. Очень мешает Таня, ее нервирует моя игра.
   Мы вовсю пользуемся нашими квартирными удобствами, каждый день моемся в душе. Хорошо! Был бы еще кондиционер, можно было бы и здесь жить припеваючи. Зато в санчасти днем — ад, пот льет градом.
   Пришло разъяснение относительно Внешторга, согласно которого машина «Москвич» продается без ограничений, «Волга» — начиная с командира дивизиона, телевизоры, холодильники, стиральные машины — ограниченно.
   И вот у нас начал разгораться аппетит. У Тани большое желание приобрести «Москвич», я же — против, считаю, что это рановато. Но сегодня Петя без нашего ведома записал нас на «Москвича», а затем убедил в полезности его приобретения. Мыслимое ли это дело — мы покупаем «Москвич»! Как далеко мы шагнули материально!
   Даниленко сказал мне, что есть шифровка об отправке меня к Орлу. Их врач будет играть на спартакиаде в волейбол, а я буду лечить их больных. Черт бы их побрал с их спартакиадой!
   В госпитале рассказали, что у Язова офицеры написали коллективное письмо в Группу, в котором описали нечеловеческие условия своего существования. «Мы требуем, — пишут они, — убрать нас с Кубы». В результате за это «требуем» их заставили забрать письмо назад, сейчас ищут зачинщиков.
   Уже второй день по пути к Орлу пропадаю в Камагуэе. Здесь я перевидал всех своих камышинских сослуживцев, их в штабе дивизии немало. Нелюбов и Микрюков пошли на повышение: первый — на командира роты (давно пора), а второй — на начальника отдела в дивизии. С Нелюбовым пустились в воспоминания. Он рассказал мне кое-что интересное.
   Оказывается, по просьбе нашего командования среди кубинок проведена работа: им запрещается иметь какие-либо связи с русскими, чем и объясняется такое отношение кубинок к нам. Мне кажется, что не только этим. Кубинская милиция строго следит за выполнением этого запрета. Вот так мы несем свою советскую мораль на Запад, если не по личному убеждению, то по принуждению. Так же был поставлен вопрос и со спиртом, его запретили продавать русским.
   На Кубе в некоторых домах имеют служанок, нанимающихся служить пожизненно. Их там обычно держат в ежовых рукавицах. Если служанка будет гулять и нагуляет себе ребенка, то хозяину придется кормить двоих. Замуж они могут выйти.
   В Камагуэе за городом есть заведение, куда можно приехать с партнершей на машине. При проезде через ворота срабатывает фотоэлемент и в свободном номере загорается зеленая лампочка. Там имеется всё необходимое для таких гостей. По внутреннему телефону можно заказать всё, что угодно: выпивку, закуску. Всё заказанное подают в номер через окошко. В конце подают счет, после оплаты которого ты свободен. Во время визита тебя никто не видел и ты никого не видел.
   12 июля прибыл к Орлу. Они находятся недалеко от города Сега де Авила в бывшем доме терпимости. Здесь значительно больше, чем у нас, помещений, они в основном в виде камер. Днем в них жарковато, там, по-видимому, работали по ночам. Медпункт расположен полностью в помещениях, поэтому условия здесь лучше наших и выглядит он приличнее. У них соблюдены многие военные формальности, о которых мы попросту забыли, но которые бросаются в глаза проверяющим: таблички на дверях, нарукавные повязки, инструкция дежурному. Однако медицина здесь упрощена до предела. Все инъекции они делают шприцем, находящемся в спирту —так проще и не надо кипятить, инструменты не хранятся в тройном растворе, так как в нем они ржавеют, и раствор краснеет. Народ здесь более дисциплинирован, чем у нас, не знаю, более ли он грамотен. Есть и у них свой Коля, на котором держится весь медпункт.
   Первое впечатление от части: больше порядка, личный состав подтянут, дисциплинирован. Здесь имеет место попытка всё регламентировать, расписать. В столовой каждый имеет свое место, и не дай Бог сесть на чужое. Кормят же здесь хуже, чем у нас.
   Вчера ездили на пляж. Там было плохо во всех отношениях, кроме одного: никто не выпил ни грамма спиртного. Говорят, что у них сейчас нет денег. У нас и это не останавливает.
   В работу окунулся с головой. Сегодня поступило двое непонятных больных, оказавшихся в конечном счете с инфекционной желтухой. Ездил с ними в Санта-Клару в негостеприимный русский госпиталь. Он сейчас, как и Гаванский, смешанный, у них уже начали передавать кубинцам аптеку, да потом запретили. О своей жизни на Кубе девушки Санта-Кларского госпиталя отзываются так: «Полуголодное существование, как в тюрьме».
   Здесь я живу с инженером полка Родниным, являющимся ветераном части. Он рассказал мне кое-что о полку. Казанский полк
ПВО был когда-то в корпусе на привилегированном положении, люди служили в нем лет по 10. Орел имел большие связи в Казани и выгодно их использовал для себя и вышестоящего командования. Здесь же полк попал в немилость к командиру дивизии. Сейчас Орел находится в Союзе, куда он срочно выехал в связи с трагической гибелью дочери. Временно полком командует огромный добродушный голубоглазый подполковник Тараниченко.
   Я думал, что спокойно проведу эти 20 дней у Орла, а получилось наоборот. Вчера в третьем дивизионе появилась вспышка поносов, оказавшаяся вспышкой дизентерии, всего заболело 5 человек. Это первая у меня вспышка дизентерии на Кубе. И надо же ей было случиться именно сейчас! Вчера и сегодня проездил в этот дивизион, ликвидируя эту вспышку.
   У Орла в офицерской столовой очень плохое питание: первые и вторые блюда готовятся плохо и скудны, третье блюдо несладкое и в небольшом количестве. При одной и той же норме продуктов на каждого питающегося питание у нас лучше. Просто у них нет должного контроля за питанием, некому ловить воров. Еще по дороге в полк начинается растаскивание продуктов: тащат шофера, кладовщики, их дружки, затем тащат из продовольственного склада. Часть продуктов уплывает командованию полка, у них всегда есть неплохая закуска. Только остатки продуктов попадают в столовую. Солдаты в полку шутят: «Нас кормят супом с головами
— это когда видна голова, если заглянешь в суп». В дивизионах воруют меньше, поэтому питание там лучше.
   Как-то я задумался над тем, почему у нас с кубинцами нет искренних, добрых отношений. Мы не разделяем их отношения к труду, их труд ценится дороже, при меньшей затрате труда они живут относительно лучше нас. Они имеют машины, виллы, их жены не работают. Наш же народ при тяжелом труде получает минимальные блага. Не обеспечив себя, мы отдаем последнее своим друзьям, а какие они — мы теперь видим. Играет большую роль и личное, повседневное отношение к нам кубинцев, отношение их девушек к нашей молодежи. На нас смотрят не как на цивилизованных представителей большой передовой державы, а как на туземцев, дикарей. Это нам оскорбительно. Мы также очень разные по своему национальному характеру, привычкам, обычаям, поведению. Вот почему мы не любим кубинцев. Почему они не любят нас? При всей нашей благородной миссии, мы остаемся иностранцами, пришельцами. Одних иностранцев они недавно прогнали, другие их заменили. Причем, мы — вооруженные иностранцы, почти оккупанты. Такого даже американцы себе не позволяли. Кубинцам также не понятна наша мораль. По-видимому, их пока больше устраивает более суровая и безалаберная мораль американцев. Мы навязываем им новый, чужеродный, во многом непонятный общественный строй. Если по своей религии, духовной культуре Куба — дочь Испании, то по своей материальной культуре — это дочь Америки. Американцы весь этот континент создали по своему образу и подобию.
   Мой сосед по жилью со странностями: почти всех считает дураками, себя же, по-видимому, умным, воспитанным человеком. «Ханыга» —так называет он всех проходимцев. Это слово стало его кличкой в полку.
   К Орлу по пути в Гавану пожаловал наш Мамедов, здесь он ночевал и кое-что мне рассказал. У нас там произошло такое ЧП. Зайцев ушел на дежурство, дома остались одни женщины. В это время к ним в туалет через окно залез пьяный солдат — повар. Они подняли шум, прибежали офицеры и поймали зайчишку. Солдат клянется, что не знает, как туда попал. Женщины также утверждают, что к их дверным замкам кто-то подбирал ключи, а с деревьев кто-то заглядывал в окна. Всё может быть, а может у страха глаза велики.
   Дизентерия в 3-ем дивизионе всё идет своим ходом. Вчера туда пожаловал доктор Писарчик из Камагуэевского лазарета, который дал много ЦУ, принял решение госпитализировать заболевших, однако не выразил желания забрать их к себе в лазарет, так как у них нет возможности бактериологического контроля. Можно подумать, что такая возможность есть у нас.
   Пришло разъяснение, что инвалюту, которая нам причитается, мы можем частично расходовать здесь, а частично откладывать на счета. По прибытии в Союз по внешторговским ценам мы сможем приобрести на нее всё, что пожелаем. Цены довольно низкие. Это что-то новое.
   Наш лидер — всесведущ, по всем вопросам он всегда выскажет свое авторитетное мнение, принимаемое к сведению и исполнению. Особенно ж он большой специалист по сельскому хозяйству, ввиду чего оно сейчас находится в неразрешимом кризисе. В сельском хозяйстве экспериментировали все, кому не лень, все считали себя знатоками этого дела, на самом же деле там делается одна ошибка за другой, наслаиваясь друг на друга. Сельское хозяйство
— это часть природы с ее незыблемыми законами и лезть туда с глупыми экспериментами не надо — только навредишь.
   Мой сосед говорит, что он не эгоист и согласен, если его жена изменит ему в его отсутствие. Она ведь тоже человек и имеет человеческие физиологические потребности, а жизнь ее проходит в сплошных разлуках с ним. Однако это должно произойти в строгой тайне. А всё же, говорит он, мысль об измене сразу приводит в ярость и содрогание. Неужели он хуже того, кому она его предпочтет? Тем более не простительна измена мужу, если он с нею постоянно живет — это попахивает проституцией или отсутствием малейшего взаимного уважения, не говоря уже о любви.
   Сегодня у нашего солдата видел наколку: «Patria o muerte! Venceremos!»7 Не отстает народ от жизни.
   На Кубе нередко можно видеть бродяг — обычно это пожилые негры. По дороге в Ольгино есть конура, похожая на собачью, одного такого грязного оборванного негра. Он утверждает, что воевал во вторую мировую войну, всё время вспоминает Сталина и Рузвельта. Наши взяли над ним шефство, и теперь он переодет в рубашку в крупную клетку. В Тунасе почти постоянно видишь бродягу, валяющегося на одном и том же месте.
   Роднин рассказал об одной виденной им машине, сделанной под заказ, стоимостью 15 тысяч долларов. Внешне она — чудо, внутри ее имеется холодильник, кондиционер, газовая плита и телевизор, из сидений можно сделать диван или двуспальную кровать. Нередко здесь можно видеть машины, взятые как будто из музея.
   В Сега де Авила я впервые увидел экипажи, запряженные лошадьми. Они успешно конкурируют с такси. Каждый зарабатывает деньги, как может, а клиент может выбирать.
   В настоящее время мы основательно паримся на Кубе. Потеешь везде: в постели, в столовой, в машине, даже не работая, при малейшем же физическом усилии моментально покрываешься потом. Сейчас повсюду среди русских приняла эпидемический характер потница. Бороться с ней трудно, так как невозможно ликвидировать потливость. Чего только мы здесь не перетерпели!
   На пляже видел одну чету: ей 16 лет, имеет 2-х детей и еще беременна. Выглядит она как взрослый ребенок. Вообще здесь характерны девочки с лицами взрослых. Возможно, такими их делает раннее созревание, ранние заботы или излишняя косметика.
   Некоторые наши, имевшие удовольствие быть с кубинками в интимной связи, уверяют, что они бесчувственны, не темпераментны, не под стать нашим русским женщинам. Объясняется это скорее всего тем, что они имели дело с продажной любовью. А какая женщина, избравшая интимную связь как ремесло, будет выказывать темперамент.
   В кабине у шофера санитарной машины приклеена фотография его невесты. Это можно встретить часто, еще чаще — вырезки фотографий девушек из журналов. Обычно это русские девушки, кубинки не в моде. И в жилищах офицеров также предпочитают русских девушек. Крикливые, оголенные кубинки и американки котируются слабо. У некоторых офицеров целые стенды таких вырезок.
   Мы разучились приветствовать кубинцев. На их приветствия отвечаем вяло, с неохотой, сами ж обычно приветствуем военных и красивых девушек.
   Удивляюсь умению многих кубинских и наших женщин скрывать свои телесные природные недостатки. С помощью косметики, одежды они делают так, что эти недостатки становятся не заметными, не выпячиваются, наоборот, в них находишь даже какую-то прелесть, своеобразие человека.
   Врач в войсковой части — это в основном старший машины, особенно в такой напряженный период, как вспышка дизентерии. 70% времени у него уходит на разъезды и 30 — на саму полезную работу. Нужен один врач, занимающийся медициной, и второй, как курьер.
   Чуть где у нас недовольство, начальство сразу же старается подвести под это политическую подкладку. Не довольны солдаты питанием — кто зачинщик и какие он преследует цели. Обвинив в политической незрелости и неблагонадежности, легко бороться с недовольными. Политической неблагонадежности у нас побаиваются. Петя как-то учил меня, как надо бороться с теми, кто находит червей в пище и поднимает шум: «Ты его тащи в санчасть и докажи, что червь не вареный, а свежий, даже живой, что он, вероятно, подброшен в пищу, тогда желающих бузить не найдется».
   Как нас проверяют вышестоящие комиссии? Приедут в часть, хорошенько заложат за воротник с начальством, посетят кубинские бары, весело проведут время, к солдатам же не показываются, многие их боятся. Правительственные же чиновники высокого ранга встречу с солдатами считают ниже своего достоинства, они страшно заняты, перегружены, на самом же деле или самоустраняются, или их попросту к ним не допускают. На все наши жалобы нам обычно отвечают, что живем мы хорошо, как на курорте, правда, здесь жарковато, но ничего, жить можно.
   Иногда мне приходит мысль, что не плохо было бы нам вернуться, в частности, в армии, к каким-то формам общественного контроля, общественной защиты интересов и прав коллектива от посягательств воров и проходимцев. Это могли бы быть солдатские комитеты с определенными правами.
   Возвратились из Гаваны командир и начальник политотдела, где слышали выступление Епишева. Он и рассказал о том, что вся наша операция по перебазированию на Кубу называлась «Анадырь». По-видимому, таким названием хотели ввести в заблуждение американскую разведку, на самом же деле ввели в заблуждение наших хозяйственников, которые начали снабжать нас полушубками, валенками, шапками и лыжами. Командующим Группы специально был назначен известный в прошлом генерал-кавалерист Плиев. Согласно этой операции, мы должны были перебросить на Кубу 80 тысяч личного состава, успели же перебросить 46 тысяч. Расчет был таков, что эта операция считалась бы успешной, если бы сюда было завезено всего 2/3 личного состава. Из нашего руководства об этой операции знали 12 человек, из кубинского — двое. За эту операцию пострадал Серов из Главного разведуправления, не предотвративший разглашения секрета операции подполковником-евреем разведке ФРГ, известившей об этом США. «Не кажется ли вам, что мы очень много помогаем нашим друзьям?» — спросили Епишева. Он ответил: «Нам кажется, что мы много помогаем, а им кажется, что мы мало помогаем».
   Войска Группы будут выведены из Кубы до 1 января 1964 года, кроме войск ПВО, которые останутся до июня 1964 года. Всех желающих обязательно заменят, так как в Союзе лежит 360 тысяч рапортов от добровольцев. Отсюда будем возвращаться только пассажирским транспортом, чтобы не нарушать международную конвенцию, запрещающую перевозку войск торговым флотом. Выходит, при перебазировании сюда можно было нарушать!
   Первоочередная задача войск ПВО — обучение кубинцев. Епишев вылетел в Сантьяго-де-Куба к Мальцеву, где произошло какое-то коллективное ЧП.
   Здесь многие наши говорят, что они всегда будут поднимать тост за президента Кеннеди, который не пустил нас на дно Атлантического океана и не смешал с кубинской землей. Вполне с ними согласен.
   26 июля на Кубе праздник — день начала революционного движения, на этот раз это 10-я годовщина с начала этого движения. Мы видели большую колонну машин из провинции «Ориенте», в которой от каждого города и даже поселка ехала своя делегация на празднование в Гавану. Перед праздником была шифровка о возможных выступлениях в эти дни контры. 26 июля по радио — сплошная трескотня, гимн «26 июля» повторяют каждые 5 минут. Фактически же этот праздник проходит как-то скучно, город разукрашен мало, народ вял, не чувствуется энтузиазма. Говорят, что вечером они оживятся. Религиозные праздники и карнавалы проходят здесь веселее.
   День 26 июля объявлен нерабочим и у нас, но мне приходится работать. Вспышка дизентерии в 3-ем дивизионе закончилась, всего там переболели 20 человек. Прибывший сюда эпидемиолог не дает покоя, хотел даже на праздник ехать в дивизион обследовать переболевших дизентерией и работников питания, да командир воспротивился. На вид он очень добродушный дядя, но такие люди под конец могут подложить свинью.
   В настоящее время в книжных магазинах Кубы очень много политической и советской литературы. «Очень много политических книг и мало еды».
   В Гаване я видел много американской литературы — это небольшие книжки-комиксы, на обложках которых изображены голые женщины, парочки в недвусмысленных позах, а также картины убийств, преступлений.
   Мы совершенно рассорились с китайцами, дело осталось за разрывом дипломатических отношений. Не поделили мы с ними, по-видимому, пальму первенства. Потеря такого союзника — обидная потеря, роковая потеря, грозящая распадом социалистического лагеря. Мне кажется, что главную роль во всем этом играет личная неприязнь и несогласованность руководителей государств. То же самое случилось и с албанцами.
   Моя командировка к Орлу подходит к концу. По правде говоря, здесь я поработал как следует за всё время пребывания на Кубе, хотя с непривычки сначала было трудно, иногда уставал, лень было разворачиваться, но потом началась полнокровная работа и жизнь. Я чувствую, что подтянулся во всех отношениях, даже сбросил жирок. Такая же работа, по-видимому, ждет меня и там, так как Петя уходит на начмеда дивизии. Меня не пугает его уход, пугает уход помощников, так как все они 3-го года службы. С кем работать?
   Сегодня первый день, когда здесь спокойно, но я так привык постоянно что-то делать, что от безделья не знаю, куда себя девать.
   В первом дивизионе рассказали, что когда они сюда приехали, то со всех окрестностей к ним с месяц стекались кубинцы и глазели на них днями. На их вопрос власти отвечали, что те ожидают, когда начнет работать цирк — у них в палатках размещается только цирк.
   На Кубе существуют огромные холодильники, в частности при бойнях. Крестьяне, убив животное, хранят там мясо и забирают его по частям по мере необходимости. Эти услуги предоставляются за определенную плату.
   Когда-то электрификацией Кубы ведала американская электрическая компания. Здесь очень широко электрифицированы селения. Делается это так: даже небольшие селения имеют свои дизеля, вырабатывающие необходимое количество электроэнергии для их нужд.
   В первом дивизионе кубинский охранник пригнал сначала свиней, чтобы кормить их отходами пищи от русских. Дома, говорит, жене трудно заниматься свиньями. Свиньи начали безобразничать, их прогнали и завели своих. Тогда он привел свою лошадь, а чтобы не водить ее на водопой, он привязал ее возле речки, чтобы она и пила, и ела. Внезапно начался ливень, речка разлилась, и лошадь утонула. Теперь он пригнал к ним чинить машину.
   Роднин говорит, что колхозный путь развития не для нашего крестьянства, единственный правильный путь — это фермерский. Но мы так погрязли со своими колхозами, что боимся что- либо изменить там в корне. Вполне с ним согласен. От себя могу добавить, что колхозы — это идеальный способ грабежа крестьян. У них бесплатно забирали и забирают всё, что хотят. На плодах их труда была произведена индустриализация страны, построена обороноспособность, содержатся все нахлебники в стране и даже за ее пределами. Самого же крестьянина превратили в крепостного раба.
                ГЛАВА 13 1963 ГОД АВГУСТ
   Второго августа еду домой, но ничего хорошего меня там не ждет, придется работать, как ломовой лошади.
   Мне давно хотелось прочитать закрытые письма китайского ЦК нашему и нашего ЦК китайскому, чтобы самому всё узнать из первоисточников. Вчера мне удалось это сделать. Вот мое впечатление от прочитанного.
   1) . Читая китайское письмо, находишь что они правы, они говорят убедительно, фактами, истинами марксизма-ленинизма времен Маркса и Ленина.
   2) . Наши в своем письме в основном ударяют на чувства.
   3) . Имеются необоснованные обвинения как с той, так и с другой стороны. Спор часто надуман, схоластичен.
   4) . Китайцы категорически отрицают всякое развитие марксизма-ленинизма Хрущевым, они его не жалуют и обвиняют в ревизионизме, оппортунизме, сосуществовании с капитализмом. Все хрущевские нововведения отрицаются.
   Конкретно один вопрос. Китайцы говорят, что не может быть общенародного государства, может быть только государство диктатуры пролетариата, поскольку существуют классы, есть также в государстве такая чума, зараза, как казнокрадство, жульничество, воровство, убийства. Но китайцы прямо не говорят, что жулики, воры — это класс. Наши же обвиняют их в этом. Китайцы правы в том, что у нас ослабла борьба с этими элементами, развелось их слишком много, это действительно чума, эпидемическое заболевание общества. Они обвиняют нас в недостаточной помощи национально-освободительному и революционному движению в других странах. Некоторые наши здесь в шутку говорят, что пусть китайцы приедут на Кубу и заменят нас, мы побыли здесь год, пусть теперь китайцы год побудут.
   Возможно, что наши правы со своим творчеством, так как всё новое непривычно, трудно пробивает себе дорогу.
   У меня создалось еще такое впечатление, что сейчас, оперившись, китайцы хотят стать на мировой арене нашими политическими конкурентами, соперниками.
   Здесь мне рассказали то ли анекдот, то ли правду. В Индонезию приехали такие же, как и мы, наши военные. Индонезийцы предложили им для жилья лучшую гостиницу Джакарты «Свободная Индонезия». Говорят, вы заслуживаете большего, но лучшего мы вам предложить не можем, мы бедны, не обижайтесь на нас. Наши категорически от этого отказались. Индонезийцы пожаловались президенту Сукарно. Наши говорят ему: «В городе шумно, пыльно, мы бы хотели за городом». Там им предложили виллы богачей. Наши опять отказываются. Дело дошло до нашего посольства. Там говорят: «Мы люди простые, поживем попроще». И вот увидели за городом конюшню и заявили: «Здесь нам будет в самый раз».
   Нечто подобное произошло и на Кубе. Ведь Фидель предлагал разместить штаб Группы в лучшей гостинице Гаваны «Националь», но наши отказались, предпочли недостроенную Чику. Может быть, всего этого в Индонезии и не было, но это очень похоже на правду и говорит о нижеследующем:
   1) . Нашим наплевать на своих людей.
   2) . Наши не надеются на своих, не доверяют им.
   3) . Вместо цивилизации, высокой культуры мы показываем иностранцам, как мы можем жить и живем в скотских условиях. У этих туземцев потребности выше, чем у нас, несущих им новую социалистическую культуру. Хороша же культура!
   Боря Нелюбов получил, наконец, капитана. Давно пора, очень рад за него. А вот Микрюкову, кажется, не повезло: гаванское начальство хочет протолкнуть на его должность кого-то своего. Он сейчас очень удручен, ведь из-за этого он отказался от замены. Рост офицеров по службе — это важнейшая проблема каждого.
   Сегодня Романович рассказал, как он видел в городе выбор женихов и невест. Происходило это на центральной площади города при большом стечении народа под музыку, можно сказать, под барабанный бой. Там собрались группа парней и группа девушек. И те и другие двигались цепочкой по кругу в противоположные стороны, высматривая себе суженых.
   Незамужние женщины на Кубе не могут одни ходить в рестораны и бары, они не должны там знакомиться. Необходимо познакомиться заранее, а затем уже вместе с партнером посещать всякие увеселительные заведения.
   В Патаси прибыл 2 августа. Таня рассказала мне некоторые неприятные новости. В мое отсутствие Петя поливал меня грязью, так как я заставил его поактивничать в связи со списанием утерянных им матрацев и подушек. В медпункте у нас был хаос, больных он почти не принимал. Я, грешным делом, думал, что он переменится к лучшему, но горбатого только могила исправит. И такого человека выдвигают на повышение, он аттестуется самым положительным образом, начальство без ума от его административного гения!
   Таня рассказала, как он удалял контрику перевязанную накануне бородавку. В свидетели был призван Ликаренко — а как же, ведь он делает что-то серьезное такому человеку, которого сам командир боится. При этом он довел его до обморока, отрезая ее тупым скальпелем.
   В мое отсутствие Таня развернула агитацию за мое поступление в клиническую ординатуру, доказывая полезность этого всем подряд. В результате выявились явные недоброжелатели и завистники. Пропагандист полка Обухович, например, заявил, что я салага, а уже капитан и целюсь на майорскую должность, что своей работой я не заслуживаю такого для себя блага.
   Среди русских на Кубе есть несколько случаев смерти от какой- то токсической лихорадки, не поддающейся никакому лечению.
   В субботу, согласно разрешения на увольнение, ездили в город. Последнее время наши пристрастились ездить в один из баров за городом, именуемый семейным клубом. За вход в этот бар плата 2 песо, наши ж умудряются заходить бесплатно. В баре на открытом воздухе стоят столики на 4 человека, обслуживают официанты, пьют там в основном пиво, но можно и покрепче. Нашим там очень нравится. Столик заказывается на весь вечер: выпил, потанцевал, отдохнул, делай, что хочешь. В общем, бар, как везде на Западе.
   В эту субботу он был закрыт, поэтому мы пошли в другой бар, находящийся в городе. За вход туда — 1 песо, за столик тоже 1 песо. Пиво пей, сколько хочешь, можно попросить и ром. Людей там очень много, публика попроще — народ. Там очень шумно, курят, мусорят, плюют, как обычно. Нам для питья пива дали жестяные кружки, можно было попросить лед. Кубинцы пьют так: пиво сливают в большие ведерные банки, кладут туда лед и черпают оттуда кружками.
   Рядом — танцевальный зал, где играет оркестр, которого из- за шума почти не слышно, в противоположность бару за городом, где играет хороший оркестр и где нет шума. На сцене у оркестра танцует несколько мужчин. Быстрые танцы они танцуют очень темпераментно, нам даже стыдно танцевать рядом с ними со своей важностью и размеренностью. Многие пары танцуют так: мужчина себе, партнерша себе. Мужчина стоит на месте, перебирая ногами, женщина же бойко отплясывает, изгибаясь и кружась вокруг него, работая бедрами и животом. Под конец кубинцы устроили драку — фарс с гиканьем, с «браво», но даже кровь из носа не пустили друг другу, начали прыгать по столам. Один из них наступил мне на спину и испачкал рубаху, оставив на ней отпечаток своей подошвы. У меня пропала всякая охота повторять такие визиты.
   Командир уехал на лечение в Гаванский госпиталь, по-видимому, тоже ищет причину для убытия в Союз.
   Сегодня нас собрал Даниленко и объявил «окончательный» план нашего здесь пребывания. Сейчас кубинцев обучают в Сантьяго- де-Куба, потом они прибудут к нам и в дивизионы, где будут обучаться практически.
   С марта месяца начнется формирование кубинской бригады на базе полка Ржевского, надобность в управлении нашего полка отпадет, и мы должны в марте (б-р-р, холодно!) уехать домой, дивизионы же уедут в июне (уже теплее). В наших дивизионах и во всём полку Ржевского будут своим ходом идти замена и отпуска. Четыре раза в месяц будет летать самолет с отпускниками. Войска министр обороны снова разрешил вывозить на грузовых теплоходах. Личный состав управления нашего полка будут отпускать без замены только в крайнем случае, по уважительным, документально подтвержденным причинам. Отпусков нам не будет. Сверхсрочники будут уезжать по окончании контракта. В помощь полку Ржевского при формировании бригады будет организована подвижная бригада офицеров. Будут строго пресекать всяких демагогов, некоторым в дополнение к аттестациям будут писать характеристики.
   Это сообщение привело нас в уныние и раздражение, все начали шуметь и возмущаться обману. Но никто толком не уверен в том, что и данный вариант является окончательным.
   На днях у нас работала огромная бригада специалистов с заводов, они снимали со станций некоторые секретные блоки и заменяли их более устаревшими.
   Таня узнала, что Галя уговаривала Линника, чтобы он разрешил ей первой выбрать причитающееся им вещевое имущество. Так и хочется этой женщине за ее проделки пожелать иметь «много детей, мужа-пьяницу и постоянно сырые дрова».
   Петя собрал всех сотрудников медпункта и ругал их, помогал ему в этом я. Все основательно отбились от рук, никто ничего не хочет делать. Людей очень портит и расслабляет безделье, отсутствие серьезной цели.
   По радио передали, что в провинции Камагуэй самолет сбросил на сахарный завод две бомбы, не причинив вреда. У Орла в ракетном дивизионе была стрельба. Было нападение на Язова. Что это?
   С появлением данных о Внешторге кое-что у нас изменилось. Почти все отказались от дополнительного питания (5 песо в месяц), решили экономить на желудке, чем тратить драгоценную инвалюту. Это очень интересно! Люди, получающие сотни и тысячи, экономят на своем здоровье. Чем больше они имеют, тем жаднее они становятся. К нашему стыду, в этом отношении сверхсрочники оказались выше некоторых офицеров. Многие изменили свои взгляды на свое здесь пребывание. Некоторые сверхсрочники не собираются уезжать по окончании контракта, среди них появилось несколько новых. А кое-кто с грустью думает, что придется быть здесь только до марта. Побыть хотя бы до июня, тогда хватило бы денег на машину или другую ценную вещь.
   На днях секретчик спросил у Пузырева, как зовут его дочь — это понадобилось для личного дела. Пузырев замялся, начал уходить от ответа, но секретчик настаивал. Тогда он ответил: «Ну чего пристал, забыл». Пузырев — типичный солдафон из тех, которые позабыли даже алфавит.
   Сегодня женщины получали вещевое имущество. Пришли на склад вместе, всё там оказалось одинаковым, кроме платьев — одно желтого цвета, второе — зеленого. Первое, более живое, понравилось обеим.
   Действуя по справедливости, нужно было бросить жребий. Но Галя схватила себе желтое и не отдает ни в какую, подзуживаемая муженьком, отказалась от жребия. Для этой парочки нахальство
— второе счастье.
   Сейчас у нас советские товарищи вместо натурального спирта пьют натуральную воду. Проблема пьянства сама себя изжила. Чего не могли добиться ни убеждением, ни наказанием, ни воспитательными усилиями Зверева, то сделала без их участия материальная заинтересованность. Все экономят инвалюту для Внешторга.
   Возвратился из Гаваны командир. Он позвал меня к себе и сказал, что разрешает мне собрать и отослать документы в клиническую ординатуру, Шевцов не возражает. Одно смущает меня: не рановато ли. Он также сообщил, что Дурнев уходит на начмеда дивизии, а я остаюсь здесь один. Причем, или я буду утвержден старшим врачом, или буду поступать в академию. Это прозвучало как своего рода ультиматум. Не верится мне, что командир сам додумался до такого ультиматума, человек он, кажется, не глупый. Я чувствую, что говорит он с чужого голоса, и этот голос, по-видимому, раздается из нашего политотдела (Зверев, Обухович). Этим товарищам покоя не дает мое быстрое продвижение. Вот она, человеческая зависть! У них всё обычно начинается с одного: «А вот я когда-то...»
   Я прямо высказал командиру, что не будет ли это несправедливо, если я свыше 7 месяцев буду выполнять обязанности и старшего, и младшего врача, находясь на должности младшего. Он возразил, что кто хочет учиться, того не должно интересовать выдвижение. Я настаивал на своем, тогда он сказал, что поживем — видно будет. «Видишь ли, — сказал он, — многие считают тебя молодым, да и не решительный ты какой-то». Я ему ответил, что жизнь заставит стать решительным, сейчас я за спиной Петра Ивановича, поэтому так и получается. Ладно, будь что будет! Будущее всё расставит по своим местам.
   К нам прибыло пополнение от Язова (199 человек) и из Гаванского саперного батальона (70 человек). Лично к нам прибыло 4 фельдшера и один санитар — это очень мало, три дивизиона остались не укомплектованы медработниками. Кадры всё тают, Петя уходит, а тут еще прибудут кубинцы. Но в то же время я убежден, что чем меньше будет людей, тем больше будет порядка, были бы только добросовестные помощники.
   Не так давно к нам приезжали девушки из Ольгинского госпиталя. Мы теперь для них ближайшие соседи, поэтому они решили с нами познакомиться. Девушки довольно бойкие, всякого возраста, не прочь найти себе мужей. Приятно было после годичного перерыва общаться с русскими девушками, даже как-то непривычно после кубинских вечеров. Никто из них не кичится, не отказывает партнеру. Мы окунулись в атмосферу русского вечера.
   Сейчас у нас работает комиссия в составе гигиениста и эпидемиолога, теребит нас вовсю. На этот раз Пете не удалось втереть очки, у нас выявились дефекты нашей работы последнего времени (не обследованы работники питания и переболевшие дизентерией). А так не хотелось ему показать себя с плохой стороны перед уходом в дивизию.
   Получили письма от Лиды и Широковой. Лида пишет, что у Гриши нашли силикоз. Это и надо было ожидать, ведь он столько лет работает в такой пылище в литейном цеху. Таня все-таки написала что-то нехорошее Тоне- и теперь они в контрах. Мать болеет и просит моего совета насчет лекарств. Но что я ей могу посоветовать, если к ней пришла старость, от которой пока что лекарств нет. А в таком возрасте не проходит дня, чтобы у человека что- либо не болело, и особенно почти всех беспокоит боль в позвоночнике и суставах. Единственное, что можно было бы посоветовать — это физкультуру, которая, по утверждению одного умного доктора, заменяет все лекарства, ее же никакие лекарства заменить не могут. Но это не для моей матери. Придется ей со своими возрастными болезнями мучиться до конца своей жизни.
   Широкова предлагает свои услуги по присмотру за нашей комнатой и проветриванию наших вещей. Мы нашли хороших людей там, где этого не ожидали.
   Не повезло Камышинскому полку с моим преемником по должности: он оказался пьяницей, и его судили судом офицерской чести.
   В 3-м дивизионе солдат Захаров стащил карабин из пирамиды и бросил его в лужу. Поднялся большой переполох, оружие долго искали и, к счастью, нашли. Одновременно у него обнаружили какие-то части от ракеты. Предполагают, что он собирался устроить диверсию. Дело подсудное.
   В полку Орла подполковника Банникова привлекают к партийной ответственности за демагогию, выступление против линии партии. Просто товарищ был неосторожен в присутствии некоторых лиц, а недругов у него там хватает.
   У Орла командир дивизиона попал как-то в порту на греческий корабль, выпивал там. Об этом окольным путем узнали после его убытия в отпуск. Сейчас его привлекают к ответственности, полетит, по-видимому, и с должности, и из партии.
   Сегодня нам читали приказы по Группе. Очень много смертей среди русских на Кубе: двое отравились метиловым спиртом, двоих убило электротоком. Ругают и наказывают за публичные дома, пьянство, куплю-продажу вещей.
   Нашего начальника физподготовки Королева предали суду офицерской чести за последний визит в семейный клуб, где он напился и устроил драку.
   Последнее время нас всё пичкают материалами Июньского Пленума ЦК КПСС. Ознакомившись с ними и глядя на нашу жизнь, убеждаешься, что мы всё больше и больше теряем всякие остатки личной свободы. На нас обрушивают лавину пропаганды. Тяжело жить и работать в условиях, когда за тобой всё время следят, скоро ли ты сделаешь какой-либо промах, чтобы раздуть его потом до неимоверных размеров. Если же ты не делаешь этих промахов, если ты тихо, скромно работаешь, то и тогда плохо: ты пассивный, не решительный. Всё это чертовски надоело. Свобода! Где ты?
   Мне кажется, что свобода капиталистического общества намного выше свободы любой другой общественной формации. Я не говорю, что капитализм — это самая справедливая общественная формация.
   Свобода — вещь каверзная, особенно свобода слова. Она может привести к революции.                Народный фольклор.
                ГЛАВА 14 1963 ГОД СЕНТЯБРЬ
   На днях наши с китайцами снова облили друг друга грязью. На этот раз доводы китайцев не очень убедительны, чувствуется их обида, что наши не передали им секрет атомного оружия.
   Вот они, бывшие «братья навек». Хороши эти друзья и братья, когда им трудно, когда они в беде, но как только они почувствовали силу, они заговорили другим языком, соответствующим их подлинным мыслям. Боюсь, как бы не было таким будущее Кубы.
   В первых числах сентября к нам должна прибыть замена, всего в полку заменяются 38 человек. Едут к нам также сверхсрочники и младшие специалисты, возможно, среди них будут фельдшера и санинструктора.
   На днях у нас был неплохой концерт художественной самодеятельности Группы, потом они отправились в Тунас давать концерт кубинцам. Поехали туда и мы. Народу собралось много, дверь театра была открыта настеж, шум стоял неимоверный. Концерт кубинцы воспринимали без особого энтузиазма, лучшие наши танцы, раздольные песни не производили на них впечатления. Было спето несколько кубинских песен на их языке. В общем, потрудились артисты не мало. Самим же им пришлось готовить сцену для концерта и ремонтировать громкоговоритель с микрофоном, а отцы города в это время заседали и обсуждали, как провести этот концерт.
   Из Гаваны со сборов старших врачей возвратился Петя. Он возбужден, мысленно уже в дивизии, ждет телеграмму, чтобы всё передать мне. Говорит, что есть возможность Таню сделать начальником медпункта, а меня — старшим врачом. Мою просьбу о характеристике воспринял без энтузиазма. Он полон желания навести порядок в лазарете дивизии, и он будет наводить его своими гнусными методами. И опять он показал себя: в разговоре с Витей пожелал взять с собой наш матрац, на котором он сейчас спит. Можно подумать, что в управлении дивизии начмеду не найдут матрац.
   На совещании в Группе их учили уму-разуму, читали прописные истины военной медицины, ругали за беспорядки. Особенно досталось полку Ржевского, там даже докторам приписали саботаж. Мы оказались в золотой середине.
   Вот это новость: заменяется весь наш политотдел. У политработников, оказывается, свои особые законы: никто больше из управления не заменяется, а они заменяются. Всем известно, что первыми с тонущего корабля бегут крысы. Правда, Зверев сделал такую мину, что недоволен заменой, но, как оказалось, он недоволен тем, что ему не сообщили, куда он едет. Уезжает этот ненавистный политотдел, только лучшим ли будет новый.
   Убыл, наконец, от нас Петя. Напоследок командир его хорошенько помучил, целый день издевался, не принимал для сдачи дел. Таня говорит, что он не любит слабых. Но он не любит и самостоятельно мыслящих и упрямых. Своеобразный и очень тяжелый человек наш командир, трудно мне будет с ним работать. Но наш Петя теперь тоже высокое начальство, под конец он проявил свой характер, выразил командиру недовольство таким издевательством. Пете очень хотелось взять с собой этот злополучный матрац, да ничего не вышло. Он мне этого, наверное, не забудет.
   Вчера с Таней разговорились о том, как я руковожу людьми. Она говорит, что я их слишком опекаю, дергаю, вмешиваюсь сам в каждую мелочь. Я слишком нетерпелив, требую выполнения своих указаний быстро, немедленно, сковываю инициативу подчиненных. От этого они становятся пассивными, иждивенцами, против чего я их предостерегаю. Выходит, я делаю из них то, против чего протестую. Надо будет учиться руководить. Самая тяжелая работа
— это руководить людьми.
   Сейчас в нашем душе очень часто бывает горячая вода, так что мы совсем зажили по-барски. Я сказал Тане, что, помывшись, она кажется мне девушкой. «Я буду мыться каждый день», — пообещала она.
   Таня говорит, что студенческие годы не вызывают у нас особо радостных воспоминаний: это были годы нищеты, полуголодного существования, отречения от всего. Она уверена, что у нее не хватило бы сил повторить всё это.
   На меня напала жажда деятельности, прямо-таки работал бы день и ночь. При этом обнаружилось, что у нас масса недостатков, которые можно было помаленьку ликвидировать раньше, но тогда я был на удивление бездеятельным. Жаль, что у меня сейчас нет настоящего большого дела. Перевернул бы горы!
   Новые наши сотрудники не торопятся браться за дело, засучив рукава. Вопреки моим ожиданиям и данной характеристике, санинструктор Сорокин оказался очень деятельным парнем.
   Нас посетила комиссия из Ольгинского госпиталя: начальник госпиталя Мышелов, дермато-венеролог и хирургическая медсестра. Сначала они копались в медпункте, смотрели учет травматизма, инфекционных больных, неотложную помощь. Обнаружили у нас недостатки, как обычно, но в целом остались нами довольны. Особенно им понравилось, как у нас организована амбулаторная хирургия.
   Вчера я посидел вечер и заполнил некоторые необходимые бумажки, чем сразу взял быка за рога, о нашей работе ведь судят по бумажкам.
   Потом они пошли по территории, на пищеблок, начали фотографироваться. Даниленко повел их к себе, накормил, напоил и они остались очень довольны. В общем, мой первый экзамен без Пети прошел вполне нормально, правда, командир для усиления дал мне Даниленко. А всё же как тает русский человек, если его хорошо угостишь, всякие комиссии становятся необъективными.
   Вчера получили массу писем. Меня поразили фотографии, присланные Мишей, где сфотографированы мои племянники Ира, Игорь и Лена. Глядя на них, я еще раз почувствовал, как быстро летит время, что не успеешь оглянуться, как «потомки наши в добрый час из мира вытеснят и нас». Лена уже почти невеста, выросла, можно сказать, на глазах, так же как и мы стареем на глазах.
   Сейчас у нас стоит очень душная погода, идет много дождей. Вчера у Тани упало в обморок 5 больных. Это был, пожалуй, самый душный за последнее время день. Сегодня утром я встал с тяжелой головой, чего не замечал раньше.
   От нас, поближе к Гаване, уходит дивизион Юршина. Эта новость упала на нас, как снег на голову. Сейчас тут все шумят, рассчитывают их, пишут аттестаты. Нам рассчитать их было легче всего. Очень жаль, что уезжает с ними хороший фельдшер. Юр- шину придется начинать всё сначала, с палаток. Не хотел бы я быть на его месте.
   В первом дивизионе случилось пищевое отравление: отравились 35 человек. Туда для расследования выехал Петя с компанией и после этого написал на нас разгромный рапорт. От него можно всё ожидать, не успел уйти из полка, как уже пакостит на него.
   Был в первом дивизионе. Проездом туда заехал в дивизию, где в это время давали концерт артисты Киевского театра оперы и балета. Пели они популярные песни и арии, в основном украинские, встречали их с энтузиазмом. В коллективе несколько заслуженных артистов и даже Народная артистка СССР Руденко.
   В первом дивизионе предположительно отравление мясом, сваренным с утра на ужин. Отравление это так себе, больше разговоров, чем того отравления.
   Наши поехали в Камагуэй на концерт тех же киевских артистов. Выступали они в кубинском театре, программа была в основном та же, правда, пересыпанная кубинскими номерами. В конце вечера началась церемония вручения подарков, произношения речей. Всё шло, как надо, пока не стал выступать директор кубинского театра. Он толкнул речь, где всячески льстил кубинскому народу (это они любят и это не грех), но когда он плюнул на наш народ — это получилось возмутительно. «Я бы посоветовал, — сказал он, — вашему народу поучиться у кубинского народа его умению так прекрасно любить женщин, детей, прекрасной любви, красивой жизни». Стало быть, нам надо перенять у них подпольные бордели, продажную любовь за деньги. Всех нас это возмутило. И вообще этот старый развязный дядя вел себя очень нетактично, сыграв самую плохую роль за весь вечер и испортив под конец впечатление от прекрасного концерта.
   Петю гаванский кадровик не хочет утверждать на должность начмеда дивизии, говорит, что он стар. Но все уверены, что здесь дело не в старости, а в том, что у них там, по-видимому, есть свой человек, нуждающийся в росте. Вот и пойми наших начальников: мне они говорят, что я молод, Пете, что он стар. Так и не дают нам хода.
   Командир выступил на партийном собрании управления и сообщил интересные новости. Фидель недоволен, что воздушные и морские пираты его клюют, оставаясь безнаказанными. Русские не сбивают самолеты и не топят катера. Из Группы запросили Москву, которая дала указание уничтожать все пиратские самолеты и катера, не трогая американских. Принимать решение на открытие огня могут в некоторых случаях даже командиры дивизионов. Пропуск цели будет расцениваться, как пропуск врага вглубь СССР. Для всего этого и делают сейчас передислокацию ракетных дивизионов на более важные объекты. Наш Юршин убыл к Санта-Кларе, к нам в Нуэвитас прибудет дивизион от Ржевского.
   На Кубу прибыл наш воздушный ас — маршал авиации Савицкий с группой лучших летчиков в количестве 200 человек. Когда его представляли Фиделю, то тот спросил: «Кто это, руководитель?» Ему ответили: «Это боец, солдат». Фидель остался доволен ответом. Савицкий заявил, что не уедет с Кубы, пока не уничтожит десяток целей. Он воевал в Великую Отечественную войну, в Корее и Египте. В общем, обстановка накаляется, не получился бы здесь второй Карибский кризис.
   В письмах из Союза сообщают, что там стоят в очередях за хлебом. Что это? Мы в недоумении.
   Из учебного центра в Сантьяго-де-Куба прибыл Романович и рассказал о тамошних делах. Кубинцев там учат не очень быстро, по их просьбе им продлили теоретический курс еще на один месяц. Народ это не особенно грамотный, не достает там и переводчиков. Некоторым нашим солдатам предлагают остаться переводчиками с окладом в 370 песо в месяц. Кубинцев муштруют там во всех отношениях: строевые занятия, политика, тактика, сейчас приступили к технике. Это будущие офицеры, дисциплина у них на должном уровне.
   У нас в 3-ем дивизионе вспышка дизентерии: заболели 8 человек. Откуда только что берется? Не прекращаются поносы и в 4-м дивизионе, где умудрился заболеть дизентерией новый фельдшер.
   Полк Орла передал свои дивизионы в Гаванскую дивизию ПВО (будущую кубинскую бригаду) и в скором времени, по-видимому, уедет домой.
   Сейчас Ольгинский госпиталь стал ни то, ни сё: консультировать больных практически некому, хирургов осталось двое — остальные уехали с Язовым. Санитарно-эпидемиологический отряд тоже куцый.
   Фельдшер Курский, пожелавший остаться на сверхсрочную службу, принимает аптеку, хотя я не в восторге от этой кандидатуры.
                ГЛАВА 15 1963 ГОД ОКТЯБРЬ
   В эти дни у нас царит паника: было сообщение о том, что на Кубе будет ураган. Приход его всё переносился, особенно ждали его утром 4 октября, поснимали палатки, а на самом деле утром была тишайшая погода. Некоторые начали хихикать: «Перестраховщики!» Однако вскоре днем начался дождь. Сейчас дует ветер с дождем, стало холодновато. И вот по Кубе понесся ураган, как бешеный зверь. Постоянно дует сильный ветер с дождем — не ахти какое приятное сочетание. Появились у нас уже и худые последствия урагана: две казармы совсем разрушены, у 4-х других сорвало шифер с крыш. Ко всеобщему удивлению, держится только казарма санчасти. Палатку ленкомнаты завалило и порвало, нашу маленькую палатку сорвало в первую же ночь, большая держится до сих пор. Людей из казарм с самого начала перевели кого куда: в машины, дома, станции, на КП. Наши больные и фельдшера разместились в санитарных машинах, Витя и Курский находятся у нас. Сейчас ветер стал потише, но дождь сильнее. В перспективе у нас прогнозируют наводнение, в которое мы тоже не верили, но сейчас мнение меняется: низкие места уже превратились в озера, пересыхающие ручьи — в бурные реки. Вода подбирается к санчасти. Во время ветра мы устояли, в наводнение, наверное, не устоим. Многие солдаты нарядились в противохимические костюмы, некоторые бегают босиком, в одних трусах. Наш бассейн полон воды, в нем устроили купание, пока командир не разогнал.
Сейчас резвятся, а потом будут болеть. Наши ребята тоже не унывают, делают всё, что велишь. Ничто так не дисциплинирует и не сплачивает людей, как серьезное дело или экстремальная ситуация. Сорокин и Мирошниченко несколько раз лазали спасать крышу нашей казармы, Петров всю первую ночь спасал палатку. Все таскаются с едой, не ропщут. Аптеку мы свою растащили по сухим углам, укрыли брезентом, документы принесли к нам в комнату. Организовали две запасные амбулатории: у нас в комнате и в санитарной машине. Продолжаем лечить больных, не свертываем своих дел.
   От урагана особенно сильно пострадала наша провинция Ори- енте, в частности, у Сантьяго-де-Куба, в горах Сьерра-Маэстра, у Банеса. У нас в 4-ом дивизионе повалило все казармы, потеряна связь с 3-им дивизионом. Размыло шоссе между Ольгино и Туна- сом. Сегодня наши делали несколько попыток пробраться в 3-ий и 4-ый дивизионы с хлебом, но безуспешно. Говорят, что сегодня здесь проезжал Фидель, по размытой дороге его перевозила амфибия. Наши вернулись из Гаваны и рассказывают, что в Камагуэе самое настоящее наводнение: вода в городе поднялась до полутора метров. За Камагуэем были видны большие разрушения: вывороченные с корнями и поломанные деревья, снесенные с домов крыши, разрушенные халупы. Да, этот ураган нанесет большой ущерб Кубе. Это опять ляжет тяжелым ярмом на шею нашего народа: надо будет ликвидировать последствия урагана. Говорят, что октябрь здесь не счастливый, подвержен политическим и природным катаклизмам. Подобный ураган на Кубе был где-то в 1933 или 1935 году.
   Ураган длился четверо суток и закончился в ночь с 7 на 8 октября. Всё постепенно входит в нормальную колею.
   В нашем новом дивизионе у Нуэвитаса большое несчастье: там потерялось 5 человек. Труп одного из них уже нашли, других ищут, но они, по-видимому, тоже трупы. Приехал оттуда Даниленко, который во время урагана был там, и рассказал, как всё это произошло. Дивизион расположен на ровном низком месте, недалеко от него — речка, пересыхающий ручей. В этой речке накопилась вода и прорвалась оттуда, заполняя окрестности. Уровень воды до метра поднимался очень быстро, позже вода прибывала медленнее. В период быстрого прибытия воды было сильное течение. В это время шесть человек послали забрать оружие из пирамид — их снесло течением. Другие пошли запастись провизией в каптерку — их тоже снесло. Третьи вызвались спасать первых и вторых и сами оказались в их положении. Всего таким образом снесло 12 человек. Все или часть из них оказались на деревьях метрах в 150 от дивизиона. Там они сидели всю ночь, тщетно взывая о помощи. А вода всё прибывала, дождь и ветер хлестали с новой силой. Утром более сильные и выносливые решили спасаться сами, начали плыть, зацепились за забор с колючей проволокой. Таким образом спаслось 7 человек, а 5 исчезло бесследно. Очень неприятный сюрприз принес нашему полку новый дивизион. Во всём этом рассказе чувствуется, что там отсутствовала разумная организация в экстремальной ситуации. Думаю, что виновных найдут и накажут, за этим в армии не постоят. Сейчас весь личный состав дивизиона сняли вертолетом и перевезли в Камагуэй, часть из них лечится в лазарете: кто от простуды, кто от испуга.
   Во 2-ом дивизионе нашли, наконец, трупы всех 5 утонувших во время урагана солдат. Двое из них утонули тут же, у деревьев, остальных отнесло подальше. Один из них заканчивал службу. Сейчас дивизион будет перебазироваться на другую позицию.
   Фидель отказался от помощи американского Красного Креста в связи с ураганом на Кубе. Кажется, они загибают, но им виднее.
   Работники министерства связи Кубы согласно решения, принятого правительством, конфисковали из почтовых посылок, поступивших на Кубу из США и других враждебных Кубе капиталистических стран, 27000 пар обуви, 38367 предметов верхней одежды, 95804 платья, 58089 предметов детской одежды и другие товары. Всё конфискованное имущество направляется в пострадавшие от стихийного бедствия провинции Кубы.
   Выступая на Северном Кавказе, Хрущев сказал, что мы закупаем в этом году много миллионов пудов хлеба в Канаде и Австралии, так как своего хлеба у нас в связи с засухой не хватает. Это первая закупка хлеба Россией за границей с незапамятных времен. При условии экономного расходования хлеба, отметил он, нам его теперь хватит. Данное высказывание говорит о многом. Оно подтверждает слухи об очередях за хлебом в СССР. Этот год, судя по всему, был не такой уж и засушливый. Просто мы сплавили свой хлеб нашим многочисленным зарубежным друзьям, а себе вынуждены закупать за границей. Здесь уже ходит такая поговорка: «Пшеничку сплавили за граничку, а кукуруза смеется — дома остается». Говорят, что на Казанском Кремле ночью нарисовали голого по пояс Хрущева, от одной груди которого, насосавшись, отвалился китаец, а к другой присосался кубинец. О каком росте животноводства, в частности свиноводства, может быть у нас теперь речь, если людей призывают к экономному расходованию хлеба. Вот так решили у нас в стране зерновую проблему. Вот вам и целинные земли, вот вам и кукуруза!
   Ураган, бушевавший в Карибском море, назвали «Флора». Особенно сильно пострадали от него острова Тобаго, Гаити и Куба. Разрушено 2/5 территории Гаити, там погибли 4 тысячи человек и 100 тысяч остались без крова. Остров Тобаго почти весь разрушен. На Кубе пострадали в основном восточные провинции: Камагуэй, Ориенте, Лас-Вильяс. Имеются человеческие жертвы, сколько — неизвестно, во всяком случае не менее тысячи человек.
   Хрущев в телеграмме выразил соболезнование народу Кубы в связи с постигшим его бедствием, наш Красный Крест выделил пострадавшим на 100000 рублей медикаменты и продовольствие. Наши заявили, что помогут Кубе в ликвидации последствий урагана. Но хорошо теперь, что не нужно далеко возить хлеб из России, мы его, оказывается, закупаем в США и Канаде и везем оттуда прямо на Кубу. Вот и доругали Америку, а сами пошли к ней с протянутой рукой за хлебом.
   Секретарь партии в Камагуэе снят Фиделем за то, что оказывал населению помощь во время урагана за плату.
   Сейчас все наши газеты трубят об увеличении производства минеральных удобрений, в них напечатано письмо ЦК КПСС работникам химических заводов. Минеральные удобрения и поливные земли — это всё не плохо, но вряд ли они решат проблемы нашего сельского хозяйства.
   Поездив по Кубе после урагана, я составил общее представление о его последствиях. Повсюду, особенно от Тунаса до Камагуэя, видны поваленные деревья, в Камагуэе повален почти весь парк в центре города. Везде ощущается тухлый запах разлагающихся животных, погибших во время урагана, кое-где видны их трупы. Из 400 разрушенных в Камагуэе домов (по сообщению прессы) не видел ни одного. По пути от Тунаса до Ольгино почти полностью уничтожены плантации бананов, в 3-х местах разрушены мосты. На наше диво, халупы в Тунасе все целы, построены, значит, крепко. Последствия урагана быстро ликвидируются, мертвых похоронили, но кое-откуда еще до сих пор вывозят семьи пострадавших.
   18 октября от Тунаса до Ольгино разразился сильнейший ливень, и опять повсюду наводнения, опять спасение пострадавших, опять разрушенные дороги.
   В районе Нуэвитаса погибло вместе с русскими 19 человек. В восточных провинциях гибли целыми семьями, они у них большие (по 7-8 человек). Всего погибших предполагается тысячи две.
   Наш пострадавший дивизион Моторного вытащили на гору и теперь он виден со всех сторон. Это явно нехорошая позиция, но страх перед низинами погнал их в горы. Обвевают их сейчас все ветры. На горе много кустарника, в том числе ядовитого. Там расчистили место, поставили палатки, очищают от грязи технику и сами очищаются. Они чувствуют себя немного именинниками, к ним приковано всеобщее внимание, начальство всех рангов валит туда валом. Люди работают днем и ночью, горят на работе в прямом и в переносном смысле. У них начались сейчас заболевания, похожие на москитную лихорадку, это всех пугает, думают, что это тиф или что-то в этом роде. Из-за этого я и пропадал там в субботу и в воскресенье.
   Некоторые подробности последних событий, поведанные мне Петей (в его редакции, надо учесть). Во время урагана в Камагуэе находился маршал авиации Савицкий со свитой. Командир дивизии с самого начала докладывал ему о необходимости эвакуации нашего дивизиона, но Савицкий сказал, что этого делать не следует, у нас, мол, в Сибири не то бывало, но не паниковали. Виноват в гибели людей и Даниленко, командовавший там спасением имущества, но не предусмотревший возможности гибели людей. Комдив на амфибии со свитой пытался пробраться в дивизион. Амфибией правил кубинец, она оказалась неисправной и чуть не погубила эту спасательную экспедицию. Двое солдат упали в воду и их едва спасли. Автомобилисту дивизии, притворившемуся больным и не явившемуся на вызов командира дивизии отремонтировать амфибию, здорово попало: его исключили из партии и хотели судить судом офицерской чести, но он грозился самоубийством.
   Савицкий, оказывается, большой самодур. Во время урагана он несколько раз вызывал Петю по пустякам, требуя то одного, то другого лекарства. Санорин, например, искали по всему городу. В общем, любит мужик лечиться. Где бы он не появился, везде издевается над медиками. В Союзе посылал самолет за медикаментами куда угодно, даже за границу.
   Весь ураган они пьянствовали, пили коньяк и заедали курами.
   Согласно обнародованным официальным данным, на Кубе во время урагане погибло 1200 человек и более 100 тысяч потеряли всё свое имущество. По нашим неофициальным данным, цифра 1200 явно занижена, а цифра 100 тысяч — завышена. Правительственная пропаганда утверждает, что если бы не было партийного руководства и помощи Вооруженных сил, то погибших было бы 20-30 тысяч человек. Смелое заявление! Можно подумать, что во время урагана спасение утопающих не было в основном делом рук самих утопающих. Даже на такой трагедии правители стараются нажить себе политический капитал.
   В Ольгинском госпитале ряды всё редеют, там появились новые лица. Я прошел медицинскую комиссию, не надеясь в душе на всю эту затею. Там двое врачей с нашего факультета, выпускавшихся раньше меня, они говорят, что нет еще разнарядки и что я слишком рано всё затеваю.
   Петя рассказал мне интересные факты из нашего недавнего прошлого. Оказывается, русские женщины, находившиеся в Камагуэе, устраивали с кубинцами, в частности с неграми, свои интимные дела, причём за песо (10 песо за визит). Существовала целая очередь к ним. Когда узнали об этом солдаты, то автобус с женщинами забросали камнями, поэтому их быстренько убрали с Кубы. И до чего же наши бабы падки до иностранцев! Возможно, им захотелось попробовать чернокожих? Да и перестроились они очень быстро со свободной любви на платную.
   Сегодня у нас произошел неприятный инцидент. В мое отсутствие в офицерскую столовую дали порченое мясо. Начали гадать, что с ним делать. Смотрели его Витя, Сергей и Таня и пришли к выводу, что его можно использовать после соответствующей обработки. При этом Таня сказала, что дома она это мясо не использовала бы. В обед начальник столовой, кстати говоря, однофамилец и земляк командира, уже раньше цеплявшийся к Тане, при всех обвинил ее в невежестве и небережливости государственного имущества. Таня обратилась к командиру, который вызвал к себе всех: и медиков, и продовольственников и начал ругать Мамедова. Но тот, как уж, начал выкручиваться перед командиром, выставлять себя святым, всячески чернить Таню и медиков вообще. Командир объявил ему строгий выговор.
   По словам фельдшера второго дивизиона, ездившего в Гавану на похороны погибших во время урагана солдат, там уже похоронено 49 русских, среди них одна женщина — медсестра из Ольгинского госпиталя.
   Колонна наших машин ехала из Гаваны. По дороге они стукнули кубинскую машину с курами. Дело было ночью, решили посмотреть нанесенный ущерб и зажгли спичку, при этом загорелись и сгорели куры (400 штук) и машина. Кубинцы требуют возместить убытки.
   Во 2-м дивизионе двое солдат пошли в самоволку в Нуэвитас, напились, сели в кубинскую машину и уехали в сторону Камагуэя, но наскочили на столб возле дороги. Машину разбили, сами целы и невредимы. Кубинцы требуют возвратить им исправную машину, ту же пригнали в дивизион.
   В одной только провинции Ориенте, по данным Даниленко, погибло от урагана 2000 человек.
   «К нам едет генерал!» Молва о приезде генерал-полковника Гречко разнеслась по всей провинции Ориенте. Первый раз за всё время пребывания на Кубе они изволили объехать войска. Командир от ЧП и ожидания начальства ходит злой, как тигр, не подступись. Есть от чего злиться: земля горит под ногами. Летает генерал на вертолете и ездит на «Волге». Свой визит в полк он начал с 4-го дивизиона, где был 23 октября, потом посетил 3-ий дивизион, а сейчас прибыл к нам. Это мужчина высокого роста, на вид добродушный, простой. Ходит, смотрит, расспрашивает, интересуется в основном ураганом и его последствиями, замечаний не делает. Наши очень старались накормить его повкуснее, три раза готовили пищу, подготовили и спиртное, но он не соизволил откушать. Зато после его отъезда Пузырев и Даниленко выпили и закусили изрядно и весь день были пьяные. Сожрали при этом все куриные ножки, которые были изъяты из нашего рациона, нас же потом два дня кормили шеями и хребтами.
   В продовольственный склад из Союза привезли несколько ящиков яблок (яблоки на Кубе не растут), но никак они не дойдут до потребителей, хотя командование и все имеющие туда доступ едят их уже давно. Нам едва достался килограмм.
   Уехала от нас большая группа промышленников, производивших осмотр и ремонт ракет и станций. Сразу стало свободнее дышать, а то в столовой было не протолкнуться.
   Сейчас на Кубу идет масса наших теплоходов с продовольствием и промышленными товарами в качестве помощи пострадавшим от урагана. Интересно, додумаются ли помочь чем-либо семьям пятерых погибших во время урагана наших солдат? Думаю, что отделаются отпиской: «Погиб при исполнении служебных обязанностей».
   Вчера у нас показывали кинофильм «Полноводие» из жизни деревни. Заворачивают там бабы, мужчины все отсталые, один из них показан явным собственником-единоличником. Его молодая жена, Герой Труда, существующая скорее всего только в воображении сценариста и постановщика фильма, страшно передовая, сознательная женщина. Характерно отношение зрителей к фильму. Прозвища «Дунька с трудоднями», «доярка» последние дни у нас стали нарицательными. Вот такое укоренилось у нас отношение к сельскому труду.
   Прибывший по замене новый начальник политотдела Крюков оказался хуже, точнее тупее прежнего. Да здесь, по-видимому, дело не в личности, а в порочности методов работы наших политработников. У меня с ним с самого начала не сложились отношения. Не разобравшись в существе дела, он начинает кричать, грозиться, а потом бежит к командиру с доносом. Единственное, что его беспокоит — это посещаемость политзанятий. По-видимому, решил нас здесь подковать политически на все четыре конечности. Всем остальным он интересуется мало, только тогда становится страшно деятельным, когда допустишь хотя бы маленькую оплошность на  службе.
                ГЛАВА 16 1963 ГОД НОЯБРЬ
   Проезжая этими днями в Ольгино, видел повсюду много очередей — это кубинцы получают помощь как пострадавшие от урагана: одежду, обувь, продовольствие. И получают не мало. Сведущие люди говорят, что они получают намного больше, чем потеряли, а некоторые вообще ничего не потеряли.
   Кое-кто за океаном введен в заблуждение, получив сообщение о гибели в восточных провинциях Кубы всего урожая и скота, потери всего домашнего имущества, разрушении массы домов. Наш корреспондент Тимур Гайдар сообщил в Союз, что город Ольгино весь в развалинах, а он целехонек. Сахарный тростник цел весь, бананы уничтожены процентов на 60. После такой мрачной информации наш щедрый дядя отвалил Кубе изрядный куш. Говорят, что в Союзе работают сверхурочно и в выходные дни в фонд помощи Кубе. Как можно все-таки настроить и дезориентировать народ!
   Из Союза прибывают то отпускники, то замена. На наши вопросы о положении дел они отвечают, что с продовольствием у нас не так уж бедственно, голода пока нет, самые большие затруднения там с хлебом, особенно белым, за которым стоят в очередях.
   Кубинцы последнее время начали приветствовать нас более охотно, чувствуется, что сейчас усилилась наша помощь им, а от этого прямо пропорционально их отношение к нам.
   Из 170 обследованных из управления полка солдат у 9 обнаружены дизентерийные палочки. В СЭО сейчас прибыли молодые доктора, и это произвело на них шокирующее впечатление. Молодежь всё же склонна к преувеличениям. Один из них приехал к нам, нашел массу недостатков, поднял панику и велел всех больных и бактерионосителей везти в госпиталь. И слава Богу, давно пора!
   Власов сказал мне, что наш штаб вышлет по инстанции мой рапорт о поступлении в клиническую ординатуру с ходатайством командира. Если будет положительный ответ, то тогда вышлют остальные документы.
   Зубрицкий нам рассказал, что в Сантьяго-де-Куба существует два официальных и много подпольных домов терпимости, поэтому там масса больных сифилисом и гонореей, в том числе и среди наших военнослужащих. У нас, слава Богу, такого удовольствия пока не было.
   Сейчас на Кубе осуществляется вторая и, как утверждают, последняя аграрная реформа. Первая аграрная реформа, во время которой были национализированы крупные поместья иностранных и кубинских землевладельцев и наделены землей безземельные крестьяне, была осуществлена в 1959-1960 годах. При второй аграрной реформе национализируются оставшиеся менее крупные и средние частные землевладения. В руки государства переходят свыше 2 млн. гектаров земли.
   На ней организуются крупные государственные сельскохозяйственные предприятия типа наших совхозов. Наравне с ними будут существовать хозяйства мелких землевладельцев, которые владеют участками земли до 70 гектаров. Фидель говорит: «Революция будет идти вперед при существовании государственных хозяйств и мелких землевладельцев. Со временем одни мелкие землевладельцы захотят вступить в сельскохозяйственные общества, другие останутся мелкими землевладельцами столько времени, сколько захотят. Теперь главная задача — это не допустить повторения ошибок первых лет революции, не допустить снижения производства в национализированных хозяйствах». В будущем государственный сектор будет давать 65-70% сельскохозяйственной продукции, мелкие крестьяне — 30-35%.
   Правительством Кубы принят план широкого проведения ирригационных работ в провинции Ориенте, для чего нужны дополнительные средства, поэтому сейчас увеличены цены на отдельные виды товаров и ограничено потребление сахара.
   В СССР сконструирована машина для уборки сахарного тростника. Сейчас для Кубы производят 3500 таких машин.
   Говорят, что мать Фиделя и Рауля Кастро как-то спросила их: «Для чего вы, мои сыны, всё это затеяли и что вы строите на Кубе?» На это Рауль ей ответил: «Раньше ты имела 1000 мер земли, сейчас, при построении социализма, имеешь 40, а при коммунизме не будешь иметь ни одной.»
   Прошли октябрьские праздники. Было торжественное собрание, где командир приказом поощрил всех наших: кого грамотой, кого званием, меня и Таню благодарностью, а командир дивизии отвалил Тане 10% от ее зарплаты. 7 ноября к нам приезжали кубинцы. Наши дали быстро испеченный концерт, потом кубинцы немного потанцевали и пожелали посмотреть кинофильм.
   К нам приезжал коллектив художественной самодеятельности госпиталя. Показали концерт, а потом основная масса разбрелась по темным углам, и их еле собрали.
   6 ноября у нас был инцидент с командиром. Собрались все вместе: мы, Зайцевы, Власов и Белкин. Немного выпили и только запели песню, как к нам заявился командир со свитой (начальник политотдела, дежурный по части) и с рыком приказал прекратить это безобразие, убрать всё со стола и разойтись. Я убрал со стола бутылку с ромом и этим полностью реабилитировал себя в глазах начальства. Зайцев же и Таня полезли в бутылку с узким горлышком, начали доказывать правоту современному унтеру Пришибееву, за что попали к нему в немилость. После праздника он их допрашивал с пристрастием.
   Командир приказал, чтобы в праздничные дни со стола «не сходила свинья». В части зарезали три свиньи, одну отдали кубинцам за труды, а две других они закоптили, но копчение оказалось плохим, мясо полусырым, а еда слишком обильной, в результате чего многих пронесло. Начальник политотдела тут же не преминул обвинить меня в бесконтрольности, командир же молчал, так как и у него тоже рыльце в пушку.
   Проездом во 2-ой дивизион решили посмотреть Камагуэй после урагана. Нечаянно забрели на аэродром. По правде говоря, это ровное поле, где размещается несколько небольших самолетов. Внезапно на аэродроме появилась кавалькада машин, из которых высыпали военные и направили автоматы в разные стороны, в том числе и на нас. Из легковой машины вышел в военной форме среднего роста с небольшой жидкой бородкой молодой мужчина. Он прошел к маленькому самолету чешского производства «Пчелка», сел за штурвал, вырулил и взмыл в воздух. Мы подошли к охране и спросили, кто это такой. Они ответили: «Эрнесто Че Гевара». Это ближайший соратник Фиделя, являющийся председателем национального банка. Рассказывают, что когда-то точно также взмыл в воздух и пропал бесследно видный кубинский революционер, соратник Фиделя Сьенфуэгос. Рискованные ребята эти молодые кубинские революционеры!
   Президиум Верховного Совета СССР наградил правительственными наградами свыше десяти наших военнослужащих: орденом Ленина — Мамедова и командира дивизиона Герченова, орденом Красного Знамени — капитана Ряпенко, орденом Красной Звезды
— нескольких офицеров, солдат и сержантов. Представлены к наградам и за ураган.
   Из дома получаем письма с тревогой за нас. Там так настращали народ, что все думают, что здесь ураганом всё сметено с лица земли. Оно и понятно, ведь надо же обосновать огромную бескорыстную помощь Кубе.
   Контра выпустила листовку, на которой изображены русский лоб в виде мишени и надпись: «Смерть русским!» В связи с этим нами предпринимаются все меры предосторожности.
   С фельдшером Войтенко вчера крупно поссорились. Он временно принимал аптеку у Вороны, напутал с учетом ядов и подтер и заклеил все свои грехи, но Курский вывел его на чистую воду. Я намекнул ему, что он, возможно, припрятал яды, раз их не хватает и такая путаница с учетом. Он обиделся и сейчас не является на мои вызовы, днями валяется на койке, в то время как другие надрываются от работы. Следствием всего этого явилось то, что я ему в характеристике написал: «По характеру несдержан, склонен к пререканиям». Теперь мы с ним заклятые враги.
   К настоящему времени у меня на счете накопилось 2999 рублей, а вместе с Таней — 5100 рублей. Все эти деньги дают нам основание надеяться на более обеспеченное будущее, когда мы сможем не считать каждую копейку и пользоваться некоторыми жизненными благами.
   Сейчас у нас черт знает что творится! Понаехало столько проверяющих, как никогда раньше за всё время нашего пребывания на Кубе: и с дивизии, в том числе наш Петя, и с Гаваны, в том числе Шевцов со свитой. Ожидается еще группа проверяющих во главе с членом военного совета генералом Морозом.
   Наш Петя ходит гоголем: его утвердили начмедом дивизии. Доволен старик несказанно. Он даже подтянулся физически, стал не таким неряшливым, лысину свою всё прикрывает остатком бывшей роскоши. Говорит, что занимается гимнастикой. До приезда Шевцова его ведь почти выжили, уже был приказ о назначении начмедом дивизии другого претендента. Но приехал Шевцов и всё повернул вспять —он ведь сразу его поддержал. Вчера, когда они у него были, Петя накачал их спиртом до положения риз. Он и мне советует устроить им пьянку, чтобы они поддержали мою просьбу об учебе. Но я, к сожалению, не мастер на эти дела, не умею я это делать, да и душа не велит. А ведь это легчайший путь добиться чего-либо в жизни. Сейчас же их накачивает командир.
   Проверяли они меня, наделали массу замечаний. Говорят, что у нас стало хуже по сравнению с предыдущим, хотя на самом деле стало лучше. Это-то и обидно! Значит, не умею я показать свою работу, не умею заговаривать зубы, как это делает Петя.
   Получил из дома письмо, где пишут, что Грише дали пенсию 70 рублей. Грустно иметь такую пенсию, не имея 40 лет, но еще грустнее то, что это еще больше приблизит его к алкоголю. Жаль мне Лиду, нет ей счастья в жизни.
   После нашей праздничной пьянки командир игнорирует Таню, не разговаривает с ней, а с Галей, наоборот, оживленно беседует. Очень смешно смотреть на это. Взрослый и казалось бы умный мужчина дошел до такой глупости.
   Сегодня весь мир потрясла весть об убийстве президента Джона Кеннеди. Убит он в машине из многоэтажного дома. Это третье убийство президента США (до этого были убиты Линкольн и МакКинли). Других подробностей пока неизвестно, ждем газет, а радио наше говорит неразборчиво. Это убийство не предвещает ничего хорошего, во всяком случае нам на Кубе. Кубинцы повсеместно пляшут от радости. Не напрасно ли? Еще не известно, каким будет новый президент. Нам это известие радости не доставило.
   По данным кубинской контрразведки, в период с 21 по 30 ноября ожидается нападение контры на советские войска, в частности, на один из ракетных дивизионов под Гаваной.
   Вчера я подошел к Шевцову с личным вопросом о возможности поступления в клиническую ординатуру. Он ответил, что документы можно будет послать. Я должен ждать от него сигнал, который поступит до 15 декабря. Шевцов после получения звания генерала стал более энергичным и уверенным в себе, раньше он выглядел более скромным.
   Петя по секрету рассказал мне, что в Ольгинском госпитале заболели гонореей 4 женщины. Если это так, то это большой скандал. Не могли они сами втихую вылечить эту гонорею? Шевцов за это или что-то другое собирается их разогнать.
   Только что слушали лекцию о международном положении. Лектор, как всегда, говорил о всё возрастающих противоречиях в капиталистическом мире, о том, что Кеннеди уже в этом году надеялся заключить пакт о ненападении между НАТО и странами Варшавского договора, что в Африке США сталкиваются с нашей конкуренцией. Там почти все освободившиеся страны собираются строить социализм, а за одно такое обещание, как известно, мы готовы отдать им последние портки, причём бесплатно. Во всей нашей международной политике так и прослеживается идея о мировой революции. Эту идею, как видно, у нас еще не выбросили на свалку истории. Наше пребывание здесь — одно из звеньев этой политики.
   Пока еще не известны все подробности убийства президента Кеннеди. Нашли вроде бы какого-то убийцу, но его убил владелец бара. В свою очередь, этот владелец бара отравился или был отравлен в тюрьме. В общем, следы заметаются. По-видимому, это всё не те лица, которых ищут, это козлы отпущения, а настоящие убийцы на свободе. Джонсон, выступая перед конгрессом, обещал продолжать дело Кеннеди, его политику. Для расследования убийства создана авторитетная комиссия.
   На Кубе введена всеобщая воинская повинность. Призывной возраст для мужчин — 17-45 лет, могут вступать добровольно в армию и женщины с 17 до 35 лет, но они требуют этот возраст расширить до 45 лет. Патриотки! В средствах информации все приветствуют этот закон, в частности, молодежь, даже студенты, что сомнительно.
   Имеются достоверные данные о том, что по Внешторгу цены выросли на 25%. Жизнь становится всё краше! Никак не удается русскому Ивану купить машину — эту в его понимании вершину его личного благополучия.
   Был сегодня в госпитале, возил на обследование работающих с окислителем и переболевших дизентерией. К 12 часам все дела в госпитале закончили, но там аттестаты на выписывающихся оформляют только после 13 часов, начальник госпиталя не идет ни на какие компромиссы. Уезжая ж в 13 часов, мы не успеваем к себе на обед. Начальник пообещал накормить нас в госпитале, но, как выяснилось, это возможно только после 14-ти часов. Получается задержка в госпитале по милости начальства на 2 с лишним часа. Когда я стал возмущаться этим, просить пойти нам навстречу и выписать аттестаты в 12 часов, то в ответ была буря негодования: мол, я вмешиваюсь в чужие дела, они не могут выполнять прихоть каждого, что я слишком прыткий, что меня могут попросить закрыть двери по ту сторону. И этот человек тоже имеет диплом врача. Солдафон в медицинских погонах!
   Фельдшера 4-го дивизиона Жорина, скромного, неопытного, застенчивого парнишку, буквально стерли в порошок: через день посылают в наряд, дал освобождение от службы — он бестолочь, грязно на кухне — иди на гауптвахту, хотя что может сделать по наведению порядка солдат без поддержки офицеров. Его ведь могут и вытолкнуть грубо с кухни. Есть рапорт об его разжаловании и понижении в должности. Надо спасать этого парнишку.
                ГЛАВА 17 1963 ГОД ДЕКАБРЬ
   Привез из госпиталя Тюрина, который там лечился и под конец совершил пьянку и самоволку. Говорит, хотел проверить, как хорошо его вылечили. Выпили они сначала в госпитале и в больничной одежде ушли в город. Там добавили в баре, начали буянить, у какой-то сеньоры чуть не стащили с бедер узкую юбку. Кубинская милиция хотела их утихомирить, а они на нее с кулаками. Тюрин орет: «Я их, фашистов, поубиваю!» И вот представьте себе такую картину: трое наших воинов в белых госпитальных костюмах шествуют по улице, за ними следуют пешие и на машине кубинские милиционеры, и такое шествие двигалось до госпиталя. За всё это Тюрин получил 10 суток гауптвахты.
   У нас, наконец, появился первый случай венерического заболевания — гонорея. Ее недешево приобрел рядовой Бочкин. В Туна- се он имел связь с двумя женщинами: одна лет 30, вторая лет 15. Первая взяла с него за удовольствие 3 песо, вторая — 6 песо (вероятно, надбавка за молодость). От какой заразился — не знает. В общем, получил гонорею за 9 песо.
   Завтра я везу в 4-ый дивизион фельдшера Петрова вместо Жорина, последнего я забираю к себе. Если он действительно разгильдяй, то я тогда покукую с таким помощником.
   Вчера мне исполнилось 30 лет — возраст не маленький, возраст зрелости, я же до сих пор не определил еще окончательно своего места в жизни. Это плохо, отсутствие реальной заветной цели не мобилизует все силы на ее достижение.
   По этому поводу мы устроили юбилейный вечер. Вопреки нашим ожиданиям, он прошел хорошо. Было достаточно и выпивки, и закуски, очень много в этом помог начальник продовольственного склада Топяков. Помогали делать вечер все, особенно работники пищеблока. На вечере были Зайцевы, Власов, Белкин, Курский и Топяков. К нашему удивлению, нас соизволили посетить командир и Даниленко. Пузырев был оперативным дежурным, поэтому не пришел, хотя хотел прийти. Я думал, что командование будет стеснять нас, но это было не так. Они вели себя очень корректно и нисколько нам не мешали. Неприятно только было слушать хвалебные дифирамбы в адрес командира. Особенно усердствовал в этом Топяков, да и другие не отставали. Командир ушел раньше, Даниленко же остался с нами, продолжая пить, петь, веселиться. Позже и Пузырев не выдержал и зашел к нам. Тут его Власов принудил тоже немного выпить. Больше всех чудил Белкин, выпивший основательно и всё плясавший под свою одну и ту же мелодию: «Трай-ля-ляй-ля-ля-ля-ля». Так как он еле держался на ногах и сильно шумел, мы его раза три водили домой и укладывали спать, но он тут же, как Ванька-встанька, снова появлялся. А сегодня Белкин, Власов и Зайцев пришли к нам полечиться и снова напились и проспали весь день. Вечером они опять слегка хватанули.
   Сегодня утром командир схватился с Даниленко, ругались на весь городок — оба ведь голосистые. Надеюсь, что наш вечер не был тому причиной. Таня на день рождения подарила мне шерстяной свитер, который так кстати подвез военторг. Сегодня здесь сильно шумели из-за них. Военторг тоже очень кстати подвез вкусный белужий балык, который мы купили на закуску.
   Человеческой подлости нет предела! Командир меня всё отчитывает за мой день рождения. Кто-то ему доложил, что после его ухода мы накачивали гостей спиртом и накачали их основательно. Этот кто-то, по-видимому, Шакалов. Как выяснилось, он во время нашего веселья сидел в темноте в офицерской столовой и следил оттуда за нами. По его словам, он пил там чай, но почему тогда в потемках. Этот тип уже дважды гадит нам на мой день рождения. По-видимому, обиделся, что его не пригласили. Даниленко, как выяснилось, возвратившись от нас, добавил еще с Бондаревым, слегка шумел, плюс к этому шум у нас, за что и был словесно бит на следующее утро. Вывод командира таков: я так и не понял своих промахов в этом деле. Мой вывод: люди подлы, завистливы, сам командир определенно перегибает палку, он помешался на недопущении пьянок и веселья. «Шашлык оглы» — последнее здешнее крылатое выражение, касающееся командира.
   Таня ездила в 1-й дивизион лечить зубы и застряла там на целую неделю, так как не на чем было возвратиться. Но это ее нисколько не огорчило, она была окружена там вниманием мужчин. От этого самого внимания она начинает маленько зазнаваться и мнить о себе больше, чем того заслуживает.
   Наши солдаты в 4-ом дивизионе спят с подсумками и карабинами, так как возможно нападение на них контры.
   Сегодня, наконец, убедил командира послать мои документы по инстанции. Он согласился, но будет ли из этого толк — не знаю.
   К нам из госпиталя на их машине доставили 7 наших больных, которые начали там безобразничать напропалую: пьянствовать, дебоширить, ходить в самоволку. Такова благодарность этих хамов за их лечение.
   Бабушка прислала письмо, в котором пишет, что Танина мама не отдала ей присланные нами для нее деньги, а дала только по 2 рубля: деду на вино и бабе на конфеты. В письме сквозит скрытая обида, хотя раньше та же бабушка уверяла нас, что не нужно высылать ей никаких денег, так как она весь долг со временем отдаст сама. Вот уж поистине прав был мудрец, говоривший: «Не бери у родственников и не давай родственникам в долг. Долги, как ножницы, разрезают родство». Не смогла расстаться с попавшими в ее руки деньгами Танина мама и испортила отношения с добрыми, любящими ее людьми. Это было, по-видимому, выше ее сил, деньги ведь так тяжело ей достаются. И осуждать ее трудно.
   Декабрь был для меня очень напряженным: я объездил все дивизионы с медосмотром личного состава, составил и отослал годовой отчет, план противоэпидемических мероприятий. Хорошо, что в это время не было дизентерии, а то она здорово помешала бы.
   К нам, наконец-то, прибыло 25 кубинцев на переучивание — это будущий командный состав дивизионов. Ребята подтянутые, дисциплинированные, учатся хорошо.
   Проездом во 2-й дивизион был в дивизии, где Диденко отдал мне привезенный им из Союза мой фотоаппарат. Теперь я смогу осуществить свою мечту — сфотографировать характерные виды Кубы. Он пообещал без задержки отослать в Гавану мои документы, которые уже в дивизии, а также сообщил мне, что наш командир проездом в Гавану заходил к командиру дивизии и высказал пожелание выдвинуть меня на должность старшего врача.
                ГЛАВА 18 1964 ГОД ЯНВАРЬ
   Уже три дня мы живем в новом, 1964 году. Встретили мы его не очень весело. Правда, водки и пива командование предоставило навалом, водку мы даже не всю выкупили. На праздники мы объединились с Зайцевыми, этими скопидомами, объединились не от хорошей жизни, а потому, что больше не с кем. Мы одариваем друг друга взаимной «любовью» и поэтому нам было «очень весело».
   Новый год ознаменовался для меня ЧП такого порядка: все мои подчиненные устроили коллективную пьянку. Мингаев напился до положения свиньи. Но всё было бы шито-крыто, если бы нас не выдал доносчик, коим оказался... Белкин. Вот уж с какой стороны я не ожидал удара! Он доложил командиру и начальнику политотдела о том, что в санчасти пьянка, те прибежали проверить, но явных улик не нашли: сильно пьяных успели спрятать, поэтому мы остались не наказанными. Я же всех своих наказал своей властью. Праздник мне также испортил Колобин, который вздумал заболеть аппендицитом, из-за чего Новый год мне пришлось встречать в госпитале.
   2 января в 3 часа ночи у нас случилось ЧП: у водокачки часовой подстрелил нашего дизелиста, приняв его за диверсанта. Дизелист получил пулю в правую подвздошную область. По счастливой случайности, всё обошлось благополучно, так как не были повреждены кишечник и крупные сосуды.
   На острове Пинас совершена диверсия: подорваны два кубинских (наших) торпедных катера, есть там убитые и раненые. Диверсия совершена с помощью мины «прилепалы».
   В одной из наших частей солдаты обнаружили пакет со взрывчаткой. Была сделана засада в этом месте, в результате чего задержали 4 кубинских диверсанта. У местных властей они были на учете как контрреволюционные элементы.
   С политработниками я давно не лажу, у меня к ним органическая антипатия. Эти люди считают себя кристально чистыми, честными, это «совесть нашей эпохи». Но они присвоили себе право указывать, поправлять, доносить, совать свой нос туда, куда их не просят, вызывая тем самым к себе всеобщую ненависть.
   На днях пропагандист Чертков посчитал своим долгом сказать Тане, что она держит меня под каблуком. Он также спросил ее: «Почему пишут письма на Ваше, а не на Витино имя? Почему Вы с Витей сидели в столовой порознь?»
   Вчера начальник политотдела Крюков колко заметил: «Почему это Вы прогуливаетесь по двору, может, сдали кому-то свою комнату?»
   Без семейных дрязг политработники здесь совсем дисквалифицируются. Хорошо, что их еще выручают алкоголики.
   Получили 5 писем, в том числе от Вали и Гены. Валя снова была у Гены и забеременела от него, аборт делать не собирается, а Гена не собирается на ней жениться. Гена вконец запутался сам и запутал молодую женщину, поступает непорядочно и неразумно, водит ее за нос, делает то, что выгодно и приятно ему в данный момент, не считаясь с ней.
   В беседах с кубинским переводчиком и проходящими у нас курс лечения кубинскими солдатами и крестьянами узнал много интересного. Я задал им всем вопрос, как относятся на Кубе к русским. Они дипломатично отвечают, что революционеры к русским относятся хорошо. Те, кто не любят революцию, не любят и русских. Не нравится им в русских то, что они слишком любят спиртное, а когда напьются, то ведут себя плохо.
   Вот некоторые подробности закона о введенной у них всеобщей воинской повинности. Срок службы в армии — 3 года. Впервые о всеобщей воинской повинности Фидель заявил 26 июля 1963 года. С тех пор многие, не желающие служить, поженились — это в основном молодые бездельники, не желающие ни служить, ни работать. Женатых в армию обещали не брать. Сейчас решено всех, кто женился за это время, в армию призвать. Будут призывать и тех женатых, у кого жена работает и может содержать семью. Женатых, но не работающих бездельников, будут заставлять работать по месту жительства там, где это необходимо: на рубке сахарного тростника, сборе хлопка. Из молодых бездельников, белоручек, контры будут создавать подразделения типа наших стройбатов, где их будут заставлять работать физически, не вооружая.
   Сейчас на Кубе всё меньше и меньше остается не работающих, так как только работающим по талонам дают всё необходимое: одежду, пищу и прочее. «Кто не работает, тот не ест и не одевается!» — этот лозунг проводится у них в жизнь.
   Уже имеется несколько городов, где всё построено на социалистических началах: нет частных магазинов, баров, парикмахерских, такси, широко работает общественный транспорт.
   Мне рассказали кое-что о личной, интимной жизни кубинцев. Оказывается, здесь очень широко распространен французский (так они его называют) способ интимной жизни, т.е. оральный секс. Всё обычное, говорят они, устарело. В этом отношении они не отстают от новейших достижений Запада. Правда, детей они всё еще делают старым способом. Почти все молодые люди имеют своих девушек, невест, не всегда собираясь на них жениться. Раньше на Кубе было много проституток. Сейчас, говорят они, трудновато с интимной жизнью, нужда заставляет жениться. Надо сказать, что кубинцы на сексуальные вопросы смотрят свободно, не стесняясь затрагивать и обсуждать эту тему.
   Все в один голос утверждают, что жизнь на Кубе сейчас лучше. Раньше за труд платили мало денег, трудно было найти работу, жизнь была тяжела, хотя магазины были завалены товарами. Дети бедняков не могли учиться в школах. На мой вопрос, чем отличается капитализм от социализма, крестьянин заявил: «Раньше было мало денег, но много товаров, а сейчас много денег, но мало товаров».
   Фиделя на Кубе все любят и уважают, даже те, кто не особенно сочувствует революции, Рауля же побаиваются. Когда стало известно о готовящемся в Сантьяго-де-Куба покушении на Фиделя, Рауль заявил, что в случае чего уничтожит там под корень всю контру. Один из братьев Фиделя Раймон живет на Кубе, не выступает против революции, но и не является ее активным участником. Сестра Фиделя проживает в Мексике, бывшая жена — в США. Отец и мать Фиделя выступали против всей этой кутерьмы, затеянной их детьми. Отец жив, мать умерла. Семья их была очень богатая.
   Есть сведения, что в феврале Ольгинский госпиталь прекратит свое существование. Нет оснований думать, что и мы не уедем в марте. Кое-кого у нас вербуют в полк Ржевского. На Кубе после июня должно остаться 6 почтовых ящиков.
   Фельдшер Жорин оказался ни к чему не пригодным человеком, во всяком случае, никудышным медиком: и ленив, и не дисциплинирован, и невежда. Герченов был прав. Вот это помощничек!
   По некоторым сведениям, в 1961 году в боях на Плайя-Хирон сражались наши танкисты. Танки были привезены на Кубу на танкерах, прямо с кораблей они шли в бой. Высаживавшаяся там контра надеялась на то, что кубинские военные перейдут на ее сторону, но просчиталась.
   Кубинский крестьянин говорит, что если он работает 30 дней в месяц, то получает 90 песо. На такую зарплату особенно не разгуляешься. Не балуют крестьян во всём мире. Он имеет лошадь, коров и свиней не имеет, так как у него, являющегося рабочим государственного имения, нет земли. Продукты он покупает по государственной цене в магазине имения. У него четверо детей. Живет он не очень хорошо, имеет примитивный дом. Грамоте научился уже после революции. Его жена тоже работает. Она имеет образование 6 классов, является ярым сторонником революции, руководит местным комитетом Федерации кубинских женщин.
   Пришла шифровка о том, что после первого апреля мы должны передать управление дивизионами полку Ржевского. Сами мы останемся здесь до особого распоряжения. Вот еще новость! Начались оттяжки, стоило приблизится сроку нашего намечавшегося убытия. Управление нашей дивизии должно убыть из Камагуэя в Сантьяго-де-Куба, поближе к тем, кем оно управляет.
   6 февраля Шевцов приезжает в Ольгинский госпиталь, по-видимому, решать его судьбу.
                ГЛАВА 19 1964 ГОД ФЕВРАЛЬ
   На днях стало известно, что мы остаемся здесь до июня. Мы должны уехать вместе со всеми, предварительно передав кубинцам технику и всё имущество. Подготовка техники к передаче, ее передача явились непосредственной причиной нашей задержки. По боку все приказы министра! Народ раздражен, заныл, кое-кто начал попивать. Некоторым, явно ненужным здесь людям, обещают отправку в СССР. Боевое управление дивизионами перейдет к полку Ржевского, мы же будем осуществлять их материальное обеспечение, поэтому тылы останутся, командный пункт полка ликвидируется.
   Здесь ходит стихотворение неизвестного автора, написанное на мотив известной песни «Журавли». Вот три трогательных куплета из него:

                От любимой Родины не близко
                Остров жаркий на море Карибском,
                Здесь нам жить не месяцы, а годы,
                Взглядом провожая теплоходы.
                Нам родней, чем пальмы и мимозы,
                Белые российские березы,
                Дорогих, любимых наших руки,
                Нам они теперь милей в разлуке.
                Но мы знаем — годы пронесутся,
                К матерям домой сыны вернутся,
                А пока пускай живут без горя,
                Ждут суда у синей дымки моря.

   В беседе с кубинскими военными узнал, что всё обмундирование у них, вплоть до трусов, наше, обувь тоже наша. «Кубинское у нас только мы», — говорят они. В общем, кубинская армия находится на полном нашем обеспечении.
   Приехала партия наших отпускников, которые говорят, что в Союзе в магазинах много мяса, дешево оно и на рынках. Оказывается, там массовое уничтожение скота, так как не хватает кормов. Нет хлеба — режут скот, а когда появится хлеб, то не будет мяса, так как поголовье скота не так-то легко восстановить и увеличить. Так мы никогда не выберемся из этого порочного круга.
   Фидель, прибыв из СССР, выступил по телевидению и рассказал о целях своей поездки и ее результатах. Основной из этих результатов — заключение долгосрочного торгового соглашения между СССР и Кубой. Кубинцы очень довольны этим соглашением, так как оно дает им постоянный рынок на длительный период времени с постоянными ценами.
   Нам здесь хорошо видно, что, связавшись с Кубой, мы взвалили на себя очень тяжелую ношу. Если ж учесть, что Куба такая не одна, что нуждающихся, бедных стран сейчас появилось очень много и мы всячески стараемся с ними заигрывать, то ноша эта для нас очень большая и нести ее придется очень долго. Учитывая наше обычное бескорыстие, надо думать, что наши жизненные условия еще долго не улучшатся. Америка, самая богатая страна мира, разбогатела еще и потому, что никому ничего не делала даром, без выгоды для себя. Мы не должны грабить других, но мы не должны грабить и собственный народ. Торговля должна быть взаимовыгодной, кредиты должны погашаться. Нельзя разводить иждивенцев.
   Как мы будем жить в 1964 году? Лучше, чем в 1965, но хуже, чем в 1963.
Народный фольклор
   Последнее время с Таней цапаемся, мне до чертиков надоели ее морали, поучения, замечания. Критику я люблю так же, как и она. С годами она становится ворчливой, а это, оказывается, неприятная черта в женщине. Недаром ворчливость стала пугалом для мужчин, самой отрицательной чертой жены.
   У нас введена повышенная боевая готовность в связи с тем, что американцы и кубинская контра захватили и увели к себе 4 кубинских рыболовецких катера. В ответ на это кубинское правительство прекратило подачу воды но базу в Гуантанамо.
   Как-то зашла речь о заслугах и поощрениях. Сидоров говорит, что некоторые наши офицеры потеряли всякую совесть. Например, капитан Шакалов сам себя представил к награждению часами, Пузырев — к ордеру Красной Звезды. Дают командиру документы на подпись, а ему неудобно не подписать.
   Сейчас проходит Пленум ЦК КПСС об интенсификации сельского хозяйства — очередная соломинка, которая вряд ли удержит нас на плаву.
   На кубинском сахарном заводе рабочий средней квалификации получает от 4 до 7 песо в час, то есть за 7-ми часовой рабочий день он получает от 28 до 49 песо, за месяц — от 728 до 1274 песо. Можно так жить и работать!
   Наши соседи решили обогатиться до конца своей жизни. Он подал рапорт на советника еще на год. То, что они хапуги — это не удивительно. Удивительно то, что у этой молодой пары нет ни капли родительских чувств. О сыне своем они даже не вспоминают.
   Наш Петя завел и крутит любовь. Удивительно! А вдруг это плохо отразится на его драгоценном здоровье? Сегодня он был у нас и просил меня, если я поеду к ним, привезти ему из нашего продсклада овощей и фруктов. Кстати говоря, у них кое-кто уже погорел на любовном фронте. Доктор Хасин довел там одну до аборта, который они решили сделать сами, да не справились. Пришлось обратиться к кубинцам за помощью, дело приняло скандальный оборот.
   Рассказывают, что, уезжая с Кубы, начмед дивизии Кротов поволок с собой целую машину барахла, очистив вместе с начальником тыла и другими хапугами все виллы, которые кубинцы предоставили дивизии. Бралось всё: занавески, статуэтки, сервизы, гардины, даже кондиционеры и качалки. Эти виллы со всей обстановкой были оставлены уехавшими в Америку кубинцами.
   Сегодня из Сантьяго-де-Куба возвратились ездившие на военный совет наши кандидаты в военные советники. Это был предварительный отбор, им еще дана возможность подумать-погадать.
Условия выписываются туманно, конкретно им говорят мало. Семьи, кажется, привезти сюда разрешат. В связи со всем этим хочу сказать, что у нас в части создалось дружное поголовное отрицательное отношение к этим советникам. Над ними издеваются, их по всякому обзывают и даже матерят. Все эти советники остаются здесь, конечно, из-за денег. Отрицательное отношение к ним объясняется в первую очередь непопулярностью нашего здесь пребывания (было бы на что размениваться). Эта Куба до чертиков всем надоела, а тут еще есть добровольцы на продолжение этого существования. Недолюбливают у нас и скопидомов. Но есть и завидующие им. Особенно сильно достается Татарникову и Зайцеву. Жена первого пожелала побывать на Кубе, а второй из-за денег готов продать душу дьяволу.
   Помощник государственного секретаря США по Латинской Америке заявил, что престиж США никогда не поднимется, если они не задавят Кубу. От таких высказываний не жди ничего хорошего, а тем более от будущих выборов президента. Не дай Бог, к власти придет такой бешеный, как Голдуотер.
   Праздник День Советской Армии прошел у нас скучновато. Правда, водки было выпито не мало, пили весь день и ночь, и на следующий день еще многие опохмелялись. В отличие от прошлых праздников, командир на этот раз не свирепствовал, не орал, наверное, ему или надоело это занятие, или он тоже удручен не меньше нашего постоянными оттяжками нашего отъезда.
   Получили письмо от Вити Ликаренко. Он работает фельдшером здравпункта, обижается на мизерность своей зарплаты, жалеет, что не остался здесь на сверхсрочную службу, мечтает о поступлении в Винницкий мединститут.
   Наши из Гомеля пишут, что в магазинах нет сейчас ни мяса, ни колбас, ни масла, ни мучных изделий. Приходится всё это покупать на рынке по взвинченным ценам.
   Во 2-ом дивизионе угробили ракету: упала с полуприцепа.
   Сидоров заходил в Гаване в медотдел, где ему ответили, что мои документы еще не рассматривались — это произойдет в марте. Они там ничего не делают и наше продвижение нисколько их не беспокоит. Уже с утра они собирают удочки и едут на рыбалку. Мы здесь бедствуем без медикаментов, а они и в ус не дуют.
                ГЛАВА 20 1964 ГОД МАРТ
   Последнее время все, начиная с низов и кончая офицерами, на политзанятиях устраивают сплошные дебаты. Слушатели наступают, проводящие занятия отбиваются, хотя в душе они согласны с первыми. Все возмущены нашими не совсем понятными трудностями с хлебом и прочим продовольствием, нашей излишней болтовней о народном благе, нашей щедрой помощью другим странам. Все эти пленумы, особенно по сельскому хозяйству, всем до чертиков надоели.
   Единственное, чего мы пока добились в России — это заменили лапти на ботинки.
Народный фольклор
   Ольгинский госпиталь 1 марта свернулся. Мы получили оттуда некоторые медикаменты и мебель. Камагуэевский лазарет остался и является теперь для нас ближайшим этапом медицинской помощи.
   У меня сегодня было две стычки. Одна с Линником, который в пьяном виде решил разогнать играющих в волейбол и стал вырывать у Тани мяч. Обменялись с ним словесными любезностями, чуть не съездили друг другу по физиономии. Вторая с Остроумовым, который при всех в ответ на мое освобождение солдата по болезни от службы сказал, что он ложил на это дело ...
   Пете присвоили звание подполковника ,и он сейчас на седьмом небе. Я же по-прежнему не двинулся в должности. Документы мои командир, наконец, соизволил отослать, но не слышно ни ответа ни привета. Лежат они, по-видимому, в Гаване под сукном. И с учебой полное неведение. Настроение падает, надоело работать за себя и дядю.
   Зайцев начал чернить меня и Таню при офицерах технического дивизиона, за что я его выгнал из комнаты и соответственно перекрестил словесно.
   В письмах из Союза пишут, что у них с продовольствием всё хуже и хуже, там настоящая карточная система.
   Был в Камагуэевском лазарете. Во что он превратился! Остался сейчас там один доктор Писарчик. Новицкий, наш камышинский знакомый, отколол там номер: напился и стал гоняться с поленом за кубинскими милиционерами, за что его в 24 часа убрали с Кубы. Каждый добивается своей цели по-своему. Не от легкой жизни пошел на это этот добрейший, порядочный человек. Его ведь хотели оставить в лазарете после отъезда Ольгинского госпиталя.
   Сегодня у нас очередной выезд на пляж. Таня загорелась ехать, я — против. На этот пляж я всегда езжу через силу: едешь два часа, купаешься минут 10-15, остальное время горишь, жрешь и пьешь. Не велико удовольствие! А может быть, это моими устами говорит лень?
   В одном из полков ПВО под Гаваной полностью сгорел технический дивизион. Причина пожара — неосторожность с огнем, виноваты вроде бы курильщики. Погибло там 8 человек и 50 получили ожоги. В связи с этим у нас сейчас объявлена война курильщикам. Первой ее жертвой стал наш Жорин, который просидел двое суток на гауптвахте за курение в санчасти.
   Уехали домой начальник строевой части Власов и ненавистный начальник столовой Мамедов, а также несколько солдат-разгильдяев.
   Комков был в Гаване и заходил к Шевцову насчет моих документов. Тот ему ответил, что мой вопрос решен положительно, как — неизвестно. По-видимому, мои документы отосланы в Москву.
   Последнему начальнику Ольгинского госпиталя тоже не повезло. Уехали они домой, а массу документов после себя не уничтожили. Его сняли с теплохода для разборки.
                ГЛАВА 21 1964 ГОД АПРЕЛЬ
   Наш командир опять захандрил, всё у него болит, в частности мочеполовой тракт. Требует делать ему пенициллин — и делаем, не жалко. У меня возникло подозрение, что он где-то с кем-то согрешил. Ничто ведь человеческое и ему не чуждо.
   По нашим агентурным данным, контра распустила слух о нападении на Кубу в июне-июле, фактически ж нападение готовится в апреле-мае. Подготовка к этому у них подошла к конечному этапу.
   Сейчас у нас повсюду происходит покраска техники, или как здесь шутят, перевод краски. Все заделались малярами, приобретают опыт покраски в тропическом климате. Красят с утра до позднего вечера. Сколько уже покрашенных машин облезло в результате приобретения такого опыта.
   Наш сосед Зайцев опять отколол классический по своей глупости номер. Послали его старшим машины в Камагуэй. С дороги из-за поломки машины он возвратился и стал отказываться от поездки. В дивизионе ж настаивали на этом. Тогда он пошел к начальнику штаба Пузыреву и говорит: «Офицеры дивизиона пьянствуют, командир дивизиона не может принять решение, лейтенант Белов, который должен ехать вместо меня, в самоволке». В результате всего этого на Зайцева сейчас все ополчились: ему собираются устроить «темную»,
   Зайцевы посылали в Москву запрос насчет объединения инвалюты мужа и жены. Москва разрешила объединить. Мы с Таней приняли окончательное решение о приобретении машины «Москвич». Дело теперь за правами. Я уже запасся учебниками и думаю начать изучать автотехнику.
   Меня не утвердили на должность старшего врача, так как не целесообразно делать новых старших врачей перед расформированием частей. А то, что я уже 7 месяцев работаю на этой должности, не в счет. Правду говорят, что начальник отдела кадров в Гаване — сволочь. Но вот сейчас Гавана срочно запрашивает номер моего диплома и дату его выдачи. Того и другого я не помню. Думаю, что это командир ходатайствует там за меня, он обещал дойти даже до члена военного совета и доказать свою правоту. А ведь он упрямый.
   У меня знаменательное событие: я утвержден, наконец, старшим врачом полка. Это нежелательный путь роста, но всё же это дает какое-то моральное удовлетворение. Это формальное подтверждение фактического положения дел.
   Будучи у нас с проверкой, Шевцов сказал, что мои документы отосланы в Москву и что он надеется на положительное решение. Какое это было бы счастье!
   Командир и начальник политотдела развили деятельность по вовлечению меня в партию, я же упираюсь. Как же, старший врач и не член партии.
   Начальник политотдела долго и упорно пытал меня, почему я до сих пор не в партии. Я ему ответил, что у меня нет такой органической потребности, что я, беспартийный, стараюсь работать добросовестно и не хуже некоторых партийных, что некоторые партийные не являются для меня примером. На все мои доводы он сказал: «Запомни, оставаясь беспартийным, ты не продвинешься по служебной лестнице». А под конец выразился так: «Мне кажется, что ты жалеешь деньги на партийные взносы». Видно, у кого что болит, тот о том и говорит.
   Кубинцы, в связи с передачей им ракетных дивизионов, заявили, что будут сбивать высотные самолеты У-2, летающие над Кубой. В ответ на это американцы пообещали создать группы возмездия по ответному уничтожению ракетных дивизионов. Уехать бы отсюда живым!
   В сгоревшем техническом дивизионе под Гаваной принесен ущерб на 800 тысяч рублей, там сгорела масса ракет и станций. Такого ЧП еще не знали наши войска ПВО.
   Командир решил наш 4-й дивизион представить на «вымпел». Сначала проверять дивизион приехали с дивизии и нашли там вопиющие безобразия. Началась его подготовка к проверке гаванской комиссией. То, чего в этом дивизионе никогда не было, появилось. Все тамошние озлоблены. У них нет никакого желания завоевывать этот «вымпел», вся эта затея принесла им одни только хлопоты. Офицеры и так воют там от усталости. В дивизион стянуты все начальники служб полка. Тетерин сам с кистью ходит и закрашивает давнишние грехи. Вот так и делают у нас везде Героев Труда и передовиков производства, а потом носятся с ними, как с писаной торбой.
   Петя подложил мне «свинью». В декабре 1962 года он без документального оформления отдал проверявшему нас хирургу из Гаваны малый операционный набор и два набора для переливания крови. Если мы не оформим на это имущество документы, то на меня будет начет. Обидно будет платить большую сумму за чужую глупость.
   Я вовсю штудирую «Правила дорожного движения». Много всяких дисциплин пришлось мне изучить за 6 лет в мединституте, но подобной дисциплины я, пожалуй, еще не встречал. Неужели нельзя сделать их проще? Ведь они рассчитаны на среднего человека. Надеюсь все-таки одолеть и это. Учу и индивидуально, и с офицерами-сослуживцами, которые тоже готовятся к сдаче. Хорошо, что нашли здесь нужные учебники.
   Одновременно с правилами движения срочно и совершенно самостоятельно осваиваю практическую езду. Для этого меня вывели в чистое поле, посадили за руль грузового автомобиля ЗИЛ, показали, как переключать скорости, на что нажимать, и учеба началась. Ежедневно по полю делаю несколько кругов. Что со всего этого получится — покажет экзамен.
                ГЛАВА 22 1964 ГОД МАЙ
   Наконец-то и на нашу улицу пришел праздник: в июне мы уезжаем домой. Мы уедем раньше, чем намечалось. Гаванская же дивизия, соответственно, задерживается. Тем хуже для них и лучше для нас. Сейчас полным ходом идет подготовка к отъезду, готовимся передавать кубинцам имущество. Наступил период горячки, который уже перерастает в скачку.
   Командир сказал мне, что я должен сдать медицинское имущество до 27 мая. У нас почти всё к этому готово, за исключением этих проклятущих наборов, с которыми еще ничего не решили. Пришлось переделать все книги учета материальных средств того периода, когда начальником аптеки был Ворона, так как их отказались принять в архив: такие они «красивые». Глядя на работу, судишь о производившем ее человеке. Как можно было так относится к учету материальных средств, так всё запутать, загрязнить! Ворона оказался никудышным работником, которого даже близко нельзя было подпускать к работе такого рода. А где же был контроль его непосредственного начальника Дурнева Пети, которого я жду сюда с нетерпением? Заодно необходимо решить с ним и вопрос о наборах.
   Прибыл, наконец, Петя. Он, конечно, «ничего не знает», наоборот, решил всеми правдами и неправдами всё свалить на меня. Это меня вывело из себя ,и я решил высказать ему всё в глаза, решил, наконец, заговорить после долгого молчания, при этом я надерзил ему основательно. Это ему очень не понравилось, и он тут же решил
 очернить меня перед командованием полка. Повод как раз нашелся: я, мол, сорвал медкомиссию будущих шоферов, которую он приехал проводить, отказавшись быть липовым окулистом. Он хотел, чтобы я без таблицы Рабкина определял остроту зрения и цветоощущение. Я предложил ему сделать это самому. В результате пришлось везти шоферов в Камагуэй, но он и там облил меня грязью. А вообще, Петя сейчас в опале, его здорово взгрели по всем линиям за сожительство с медсестрой. Допрыгался, старый хрыч!
   Мы собираемся уезжать домой, а на Кубе сейчас неспокойно. Мировая печать раструбила, что контра совершит нападение на Кубу 20 мая. Говорят, что она решила еще раз попытать счастья. Особенно тревожно было в ночь с 19 на 20 мая. На Кубе была произведена мобилизация населения. Повсюду можно было видеть массу вооруженного народа. Старики, женщины и дети прощались со своими кормильцами, жутко было на всё это смотреть.
   В Мансапилье катер обстрелял сахарный завод, возник пожар, сгорело 700 тонн сахара. Кое-где обнаружили очаги контрреволюции. В Матанзасе контра сформировала свое правительство, которое было всё накрыто. Но самое главное во всем этом — начинают выступать военные, а это плохой симптом. Замешанными оказались летчики реактивной авиации из Ольгино. В Сантьяго-де- Куба во время совещания один из офицеров штаба войск ПВО выхватил пистолет и в упор расстрелял командующего войск ПВО Кубы. В тот же день был угнан в США военный вертолет.
   По семейным обстоятельствам уехал домой наш начфин Васин. Командир зачитал нам ту характеристику, которую он ему состряпал. По-видимому, на его примере он решил попугать других. Может быть, такой характеристики на самом деле и не было. Характеристика самая гадкая, в ней ему приписано то, чего никогда не было, вписан даже личный разговор. «Он не выполнил до конца свой долг на Кубе, он пьяница, других считает дурнее себя, презираем офицерским коллективом».
   Здесь обнаружилась одна афера. Мамедов-младший, оказывается, всех провел и смылся. Он сдавал кубинцам свиней, брал с них деньги, нигде их не учитывал, на часть денег покупал колбасу (ни разу в глаза не видел), другую часть прикарманивал. Свиней сдавал от имени несуществующих в полку лиц, свою же фамилию забывал. В общем, это старый опытный жулик. Мы с Таней давно рассмотрели эту птицу по полету. Начфин почему-то всего этого не замечал, наверное, и ему перепадало. Сейчас Тетерину грозит крупный начет, назначено расследование на этот счет.
   На Кубе выпущены фальшивые денежные купюры достоинством 25 песо.
                ГЛАВА 23 1964 ГОД ИЮНЬ
   Наше пребывание на Кубе определенно подходит к концу. Все потихоньку передают свое имущество кубинцам, усиленно готовимся к этому и мы: сделали кое-какие недостающие наборы для переливания крови и малый операционный набор. Последний мы сотворили из брезента и кучи всевозможных хирургических инструментов.
   За нами идут два больших пассажирских теплохода «Россия» и «Грузия». Я еду в Бакинский округ ПВО на должность начальника медпункта полка. По боку все мои должностные достижения на Кубе. Это меня не очень огорчило. Главное — это попасть в Ленинград вместо всех этих округов, но об этом пока ничего не слышно. Основная ж масса офицеров и солдат едет в Свердловск, в Уральскую армию. И там мало чего завидного, не привлекательный это край.
   Завтра у нас состоится суд офицерской чести, будут судить двоих офицеров второго дивизиона за драку со стрельбой.
   К нам, наконец, для приема экзаменов прибыл представитель ВАИ. Сначала мы сдавали экзамен по «Правилам дорожного движения». Сколько этих самых экзаменов и зачетов пришлось мне сдавать за свою жизнь в школе и институте, но никогда я не радовался так пятерке, как радовался полученной на этом экзамене тройке. И это я, не получавший в институте никаких оценок, кроме пятерок, и окончивший Военно-медицинский факультет с золотой медалью.
   При сдаче практической езды я решил сесть в машину первым, чтобы ехать от части до города. Только стал трогаться с места, как заглох двигатель, так как я не снял машину с ручника. Съежился в комок и жду, когда экзаменатор выгонит меня из кабины. Ребята быстренько завели машину заводной ручкой и я, наконец, поехал. 15 км до города преодолел успешно, в городе получаю команду остановиться. Торможу у тротуара возле магазина. Экзаменатор говорит, что я нарушил правила движения, остановившись напротив больницы, но, так как я лихо провез всех от части до города, он ставит мне тройку. Радости моей не было предела. На удивление всем, из семи офицеров на права сдали только двое — я и Тетерин, можно сказать, самые слабые ученики. Теперь я — шофер-профессионал 3-го класса, приобрел себе смежную специальность. Таня шутит: «Если выгонят из медицины, то подашься в шофера». Мне очень повезло, что не придется в Союзе обивать пороги ГАИ.
   Медицинское имущество я сдавал в Сантьяго-де-Куба. Туда я давно хотел попасть, чтобы посмотреть те края. Город мне не очень понравился, он не идет ни в какое сравнение с Гаваной. Посмотрел я казармы Монкадо, которые когда-то штурмовал Фидель со своими соратниками и где сейчас находится школьный городок. Проехали мы вдоль гавани до ее выхода в море, там хотели посмотреть старинную военную крепость, но нас туда не пустили. Красивые здесь места —это гористый рельеф, покрытый пальмами. Пожалуй, это самые живописные места на Кубе, которые пришлось мне увидеть.
   Всей медициной в кубинской бригаде ПВО заправляет ветеринарный фельдшер. Врачи не хотят идти в армию. Этот самый фельдшер — большой чудак и шалопай, все над ним потешаются. Привезенное нами для сдачи имущество никто не проверял и даже не посмотрел, я думаю, что всё это выброшено коту под хвост. Жаль только, что мы всё это два года тщательно сохраняли, сами работали чем придется, не трогали НЗ. Я сдуру передал им даже спирт в наборах НЗ. Хорошо, что додумался отлить себе фляжку на дорогу. Если б офицеры узнали о спирте, они б мне этого не простили. В плохие руки попало всё наше добро. Единственное, что заинтересовало кубинцев — это наш дезинфекционно-душевой автомобиль. Дезинфекционно-душевую установку с него они тут же на наших глазах сбросили на пол. У них недостаток автомобилей, поэтому они будут использовать его по другому назначению. Вот так задаром передали кубинцам имущество всей нашей Группы.
   После сдачи имущества мне осталось только получить нулевую справку и оформить архив.
   Машину командира его шофер и еще двое солдат угнали в самоволку. За это шофер лишился 2-го класса.
   Зайцев с Галей остался еще на 3 месяца обучать кубинцев. Для переучивания кубинцев-шоферов оставляют несколько офицеров и солдат. Капитан Остроумов говорит, что повесится, но не останется.
   От имени РВС Кубы нам вручили почетные грамоты, подписанные Раулем Кастро. Они красиво оформлены и напечатаны на русском и испанском языках. В грамоте выражена «благодарность за самоотверженную работу по укреплению обороноспособности нашей социалистической Родины». Но меня больше всего поразила следующая фраза: «Примите нашу безграничную признательность за вашу готовность сражаться насмерть вместе с нами во имя защиты Кубинской социалистической революции». А спрашивал ли кто- нибудь у 40 тысяч наших молодых парней их желание и готовность умереть за Кубу? А стоило б, наверное, спросить!
   Сроки нашего убытия с Кубы катастрофически меняются в сторону уменьшения. Пришлось ехать в Гавану за нулевой справкой и в Сантьяго-де-Куба для никому не нужной сверки. В Гавану посмотреть те места ездила с нами Таня. Шевцов высказал надежду, что мы встретимся с ним в Ленинграде. Дай Бог! Измучились с этими поездками, недосыпанием, недоеданием изрядно. А когда пришел срок уезжать, то времени, как всегда, не хватило. До Сантьяго-де-Куба ехали долго, перепили дорогой всякой жидкости, так как было ужасно жарко. Приехали даже рановато.
   Уезжаем мы на теплоходе «Россия». Добрались, наконец, до теплохода, с горем пополам погрузились. Вещи у нас тяжелые, хотя ничего, кроме обмундирования, там нет — зачем только было таскать его с собой (всё для введения в заблуждение американской разведки). Хорошо, что ребята помогли погрузить наше барахло. У теплохода везде шныряют наши контрики.
   При посадке случилась смешная и кое для кого печальная история: с теплохода сняли Тетерина, Линника, Неняева, Топякова и Бочаргина. Наш тыл решил проехать с шиком, захватив с собой машину продуктов для закуски. Не позабыли, учитывая затруднения с продуктами в Союзе, захватить кое-что и домой: подсолнечное масло, муку, крупы, консервы. Это всё проделки Тетерина и
Топякова. Заодно с ними и Линник, хитрый лис, но непосредственно он попался за провоз на корабль трех ящиков мыла, как он выразился, для личного состава. Неняев снят как их начальник, Бочаргин — как свидетель. Эта история всех очень удивила и рассмешила. Едва не сняли за всё это командира. Пострадали при этом многие наши офицеры, дававшие Топякову деньги для приобретения рома на дорогу. Ром он привез, но его конфисковали вместе с продуктами.
   От Кубы мы отчалили 11 июня в 6 часов утра и взяли курс на Ленинград. Все мы и с радостным, и с горьким чувством прощались с Кубой: здесь все-таки осталось два неповторимых года нашей жизни. Мы, медицинские работники, в душе гордились тем, что успешно выполнили свой профессиональный долг на Кубе, не допустив в тяжелых климатических условиях массовых заболеваний личного состава и не совершив роковых медицинских ошибок, приведших к трагическим последствиям. Командование не удосужилось наградить нас за это орденами и медалями, но мы не в обиде на него за это. Хорошо, что не обошли при этом политработников. К горькому сожалению, осталось здесь лежать навеки в чужой земле на Русском кладбище в Гаване несколько десятков наших парней, большинство из которых оказались жертвами несчастных случаев. Пусть пухом им будет земля! Жалко было смотреть на оставшуюся на берегу группу, которую ничего хорошего не ожидало.
   Первый день хода нас основательно беспокоят американцы всеми видами летательных средств. Облетывают нас самолеты и вертолеты, маячат на горизонте военные корабли. Самолеты и вертолеты проносятся буквально над уровнем иллюминаторов, с них производят съемку, с вертолета — кинокамерой. Проносятся над нами целые звенья самолетов. Но мы идем и идем. Затем нас оставили в покое.
   Плывем помаленьку, океан относительно спокоен, слегка покачивает. Многие вовсю отсыпаются. Жизнь на корабле скучна и однообразна, единственное развлечение — кино. Народу много, ограничили потребление пресной воды, опломбировали души и ванны. Бассейн работает, но людей там, как селедок в бочке. Начались недоразумения с питанием, опять вопрос о женщинах: почему они занимают офицерские места. Значит, мы с Таней должны питаться раздельно? Не выйдет! Таню малость укачивает. Каюта наша неплохая, но устаревшая, несовременная: матрацы волосяные и ватные, сбитые в комки, мебель старая. Но всё это не беда, плыть можно. Теплоход «Россия», оказывается, в прошлом был немецким, нам достался при дележе немецкого флота после войны. На нем когда-то путешествовал Гитлер.
   Лечебную работу взяли на себя медики корабля, нас просят проводить профилактику. Меня назначили врачом эшелона. Дважды с командиром обходили все каюты. Кормят нас неплохо, разнообразно, всех одинаково, но особенно не перегружают желудки. Намечаем с Таней план на будущее: куда и на сколько едем. По мере плавания, потихоньку меняется климат: если 12 июня температура воды была 28°, а воздуха 30°, то уже 15 июня они стали соответственно 24 и 28. Даже не верится, что под нами глубина океана около 6000 метров.
   По последним «агентурным» данным, Линник вез в ящиках под мылом костюмы, которые нам выдавали (сэкономил на нас, подлец). Конечно, ему сейчас много надо, у него ведь две семьи. Кабова Фаина родила ему сына, говорят, что при убытии с Кубы она тоже увезла много казенных вещей, которые потом продавала на рынке, где ее и засекли.
   У нас с собой фляжка спирта, об этом как-то пронюхал Шакалов. Поспорили с ним, что он выпьет полтора стакана неразведенного спирта без закуски, только запьет водой. Произнеся свой любимый тост «пью за народ и за счет народа», он свободно это проделал и ходил потом по палубе, даже не покачиваясь. Позже нам рассказали, что он при этом плел о нас всякую гадость. Свинья останется свиньей до конца своей жизни. Сколько уже раз он обливал нас грязью! На корабле о нем говорят так: — Где можно найти Шакалова? — Пойди в главный вестибюль и понюхай, откуда несет спиртом — там он и есть.
   Восемь дней мы уже в плавании. Всё идет нормально, если не считать того, что стало холоднее. Все приоделись в более теплый наряд, больше стало простудных заболеваний. Бассейн закрыли, я тоже искупался в нем один раз. Сейчас народ требует одеял, под простынями стало холодно. Как передавало на днях радио, в Ленинграде температура опускается до 6 градусов. При такой «жаре» мы там подрожим.
   Вчера радио сообщило, что в провинции Лас-Вильяс был сбит пиратский самолет, сбросивший три бомбы на сахарный завод. Жертв при этом не было. Это сообщение всех оживило, интересуются, как был сбит самолет: ракетой или истребителем. Как всё это, между прочим, стало нам дорого.
   Подходим к Ла-Маншу, там мы должны быть ночью или утром, хотелось бы посмотреть те места. Морской путь стал более оживленным, встречается много судов, особенно малых.
   Ребята поймали окольцованного голубя. Его накормили, напоили и везут до появления земли, где выпустят.
   Проходя Ла-Манш, никакой земли не видели: был сильный туман. Кто-то из солдат выбросил за борт свою шинель. Ищут виновника, подозревая его во всех смертных грехах.
   Таня рассказала мне потрясшую меня новость из жизни Зайцевых. Во время моей командировки в полк Орла в те ночи, когда Зайцев находился на дежурстве, его любимая Галя принимала у себя некоторых офицеров полка, в частности их друга семьи Зя- зюлю. Таню она просила, чтобы та, если вдруг заявится с дежурства Зайцев, выпускала ее кавалеров через нашу комнату (туалет у нас был общий). Один раз Тане пришлось это проделать. Оказывается, у нас под боком был дом терпимости. Рассказ Тани сразу же навел меня на мысль: а не рассказывает ли сейчас Галя своему Василию такую же новость о нас с нею, тем более, что у Тани было больше возможностей. От такого моего подозрения Таня даже заплакала. Всё, конечно, могло быть, но не пойман — не вор.
    Красивая жена — это книга в хорошем красивом переплете для неграмотного: читают ее другие.
Народный фольклор
   Другую интересную новость рассказал мне сержант Деткин из технического дивизиона. Оказывается, наши служивые частенько посещали подпольный дом терпимости и одиночно промышлявших проституток в Тунасе. У некоторых были свои постоянные проститутки, к которым ходили и солдаты, и офицеры. Однажды одна из них спросила Деткина:
   — Вы не знаете, почему ко мне давно не приходит пожилой мужчина с большим животом, у него еще маленький ...? Он очень добрый и щедрый, приносит мне консервы, духи и мыло.
   Оказалось, что речь шла о нашем незабвенном начальнике штаба «Бу-Бу».
   Плывем Северным морем, оно всем нам не понравилось: неспокойное, холодное, с ветрами, туманами и качкой. Температура воздуха упала до 14 градусов. Чувствуется сырой, холодный климат. Думаю, что погода не балует такие приморские страны, как Англию и Ирландию, которые, по-видимому, пронизываются ветрами насквозь.
   В Северном море, особенно в узкостях, встречается много судов, некоторые из них — наши. Интересно было наблюдать маленькие рыболовецкие суда, зарывающиеся глубоко носами в воду. Не сладко на них рыбакам, не зря говорят, что настоящие моряки
— это рыбаки. В Таллинне им сооружен памятник, на котором написано: «Рыбакам и морякам, чья могила — море».
   24 июня в 15 часов вошли в пролив, отделяющий Данию от Швеции. Здесь по правому борту находится датский город Фредериксхавн, по левому — шведский город Гетеборг. Несмотря на принадлежность разным государствам, города эти похожи друг на друга. Первое, что бросается в глаза — это сплошь красные черепичные крыши. Издали это выглядит красиво, украшает город. Повсюду очень много зелени, особенно на правом берегу, за зеленью не видно строений. Дома старинного типа, со всевозможными башенками. Справа на выступающем в море мысу находится знаменитый замок датского короля — место действия трагедии Шекспира «Гамлет». Красив замок с моря! По обе стороны пролива причалы и причалы, множество портовых кранов. Встретилось несколько небольших аккуратненьких островков. По правую сторону город, можно сказать, не кончался, тянулся непрерывно.
   А вот и столица Дании Копенгаген. Первое, что бросается в глаза — это сухие доки и аэродром, расположенный на берегу моря. Странно, не нашлось для него другого места? Видно несколько больших башен со стенами наподобие нашего Кремля — возможно, это исторический административный центр города. Высоких небоскребов здесь нет, видно несколько небоскребов-малюток. И опять огромный порт, причалы и причалы. Копенгаген как таковой был виден мало, наверное, основная его часть расположена глубже, а не на берегу. Между Швецией и Данией снуют небольшие суда, баржи и паромы. Говорят, что в обе стороны можно проехать свободно, без виз: граница здесь открыта. До Гетеборга почти сутки нас вел датский лоцман, потом его сменил шведский.
   Хочу с горечью при этом отметить, что посмотреть на эти красивые места нам толком не дали, так как у нас всегда и везде сплошные предосторожности. На корабле был объявлен «режим № 1», при котором можно находиться только в каютах, салонах или на прогулочной палубе. Везде были расставлены патрули, которые не выпускали нас на открытые места, в результате всего этого мы, как угорелые, носились от борта к борту, вытягивали шеи, становились на цыпочки, давились у открытых окон прогулочной палубы. Как объяснило начальство, эти меры предосторожности были приняты в связи с недопущением каких-либо провокаций на наше судно извне. Но не это, наверное, было основной причиной. Боялись, небось, что кто-либо попытается убежать за границу.
   Идем Балтийским морем, чувствуем себя уже как дома. Мы с Таней пришли к выводу, что, несмотря на всякие перипетии, благодаря Карибскому кризису, мы совершили интересную длительную бесплатную экскурсию в район Центральной Америки, а это по нынешним временам можно считать везением.
   26 июня 1964 года в 13 часов мы прибыли в Ленинград и твердой ногой ступили на родную землю.
   Куба 1962-1964 г.г.
CARTA DE HONOR
PUSCHENKO Viktor Demianovich
     En mi nombre propio у asimismo en nombre del Estado Mayor General у de todos los combatientes de las Fuerzas Armadas Revolucionarias le expreso a usted nuestra profunda gratitud por su trabajo abnegado para el fortaleci- miento de la defensa de nuestra Patria.


Les expresamos nuestro infinito reconoeimiento por la presteza de combatir a muerte junto a nosotros en defensa de la Revolucion Socialista Cubana, contra el enemigo comun de todos los pueblos:
el Imperialismo.
     Estamos profundamente conveacidos de que usted, en lo futuro, partieipara acti- vamente en el fortalecimiento de la inquebrantable amistad entre los pueblos sovietico у cubano у sus gloriosas fuerzas Armadas.
    



COMANDANTE RAUL CASTRO  RUZ

VICE-PRIMER MINISTRO DEL GOBIERNO REVOLUCIONARIO DE LA REPUBLICA
      DE CUBA Y MINISTRO DE LAS FUERZAS ARMADAS REVOLUCIONARIAS
28, mayo 1964
"Ano de la Organizaeion”
ПОЧЕТНАЯ ГРАМОТА
ПУЩЕНКО Виктору Демьяновичу
От имени Генерального штаба, всех воинов :
Революционных Вооруженных Сил Республики Куба и от себя лично выражаю вам глубокую благодарность за самоотверженную работу по укреплению обороноспособности нашей социалистической Родины.
     Примите нашу безграничную признательность за вашу готовность сражаться насмерть вместе с нами во имя защиты Кубинской
социалистической революции, против общего врага всех народов — империализма.
     Мы твердо уверены, что вы и впредь будете активно участвовать в укреплении нерушимой дружбы между кубинским и советским народами и их славными Вооруженными Силами.
     Пусть всегда сплачивает нас боевое знамя пролетарского интернационализма!

               ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА, МИНИСТР РЕВОЛЮЦИОННЫХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ РЕСПУБЛИКИ КУБА МАЙОР РАУЛЬ КАСТРО РУС

            
                ДОРОГА НА ВЕРШИНУ
                Дневник военного врача
               Памяти моей матери Анны Петровны посвящаю
"Работай сегодня, а счастлив будь завтра" - вот правило, которым руководствуется в жизни врач.                Уилдер Пенфилд.
               
                ГЛАВА 1 1964 год               
   По прибытии с Кубы в Ленинград с нами тут же на пристани произвели полный расчёт: выдали все заработанные за два года советские деньги, проездные документы, отпускной билет и предписание на новое место службы в Потийский полк ПВО. Полученные нами деньги внушали нам уверенность в материальном благополучии в будущем. За приобретёнными за инвалюту машиной и другими товарами предстояло ехать в управление Внешторга в Москву. Впереди у нас было три месяца отпуска в прекрасное время года. Всё складывалось хорошо, за исключением полной неизвестности с учёбой в Военно-медицинской академии.
В Ленинграде мы посетили с десяток гостиниц с целью остановиться в них, но ни в одной из них для нас не нашлось свободного места. Пришлось ехать в Петергоф к родителям нашей камышинской знакомой Широковой, адрес которых у нас имелся.
   Проживают они там, в так называемом Фермерском дворце, который на поверку оказался небольшим двухэтажным кирпичным домом с коммунальными квартирами, с одной кухней на весь этаж и с удобствами во дворе. Вот такой дворец! Широковы занимают в нём комнату в 18 квадратных метров. Как раз в это время у них гостила наша добрая знакомая их дочка Тамара с сыном. Было тесно, но очень тепло у этих добрых гостеприимных людей.
   Мы ещё раз полюбовались прекрасными петергофскими фонтанами и на следующий день с утра отправились в Ленинград. Целью нашей поездки была в первую очередь Военно-медицинская академия.
   Получив пропуск в бюро пропусков, я с робостью направился на приём к подполковнику Орлову, ведавшему вопросами приёма в академию клинических ординаторов и адъюнктов (аспирантов). Эта фамилия была известна многим военным врачам Советской Армии. Поговаривали, что именно от него зависит многое при приёме на учёбу в академию того или иного кандидата.
   И вот я стою перед высоким худощавым мужчиной лет 45 с внимательным взглядом и резким голосом. Узнав о цели моего визита, он, к моей радости, сообщил мне, что мои документы прибыли в академию, однако, как и документы ещё полутора десятков кандидатов в клиническую ординатуру, не рассматривались, так как приём в неё в этом году не предусмотрен, хотя в академии и есть несколько вакантных должностей клинических ординаторов. Скорее всего, что всё это будет рассматриваться в будущем году. На том мы и расстались
   Посоветовавшись с женой Таней, я решил, воспользовавшись пребыванием в Ленинграде, сделать ещё несколько визитов, которые, возможно, помогут мне в достижении поставленной мною цели.
   В первую очередь я решил навестить генерал-майора медслужбы Шевцова, нашего бывшего начальника медслужбы Группы советских войск на Кубе. При своём последнем посещении нашей части он обещал мне содействие в поступлении в клиническую ординатуру.
   Узнав его адрес в академии, я направился к нему домой на улицу Лебедева. Квартира, в которой жил генерал, оказалась с высокими потолками и огромной прихожей, в которой в беспорядке, как при переезде, валялись чемоданы и тюки. По-видимому, генерал тоже недавно прибыл с Кубы и ещё не успел распаковать свой многочисленный багаж. Дальше прихожей меня не пригласили. Генерал попросил напомнить ему мою фамилию (быстро же он её забыл) и пообещал при посещении начальника академии, с которым он должен был решать вопрос своего трудоустройства, попросить его о положительном решении вопроса о приёме на учёбу в академию медработников с Кубы.
   Следующий визит я решил нанести Анне Сергеевне Букиной, заведующей студенческой канцелярией в I-ом Ленинградском мединституте, большой приятельнице ректора института Иванова. При моём поступлении в мединститут она оказала мне неоценимые услуги, и я был перед ней в неоплатном долгу.
   Анна Сергеевна встретила меня, как всегда, душевно, принесённые мной подарки приняла как должное, поблагодарила меня за них, выслушала мой рассказ о моих планах и пообещала попросить ректора института Иванова позвонить обо мне в академию кому следует. Она взяла также адрес моих родственников в Гомеле, чтобы через них сообщить мне о результатах такого звонка.
   Затем мы с Таней пошли по магазинам с целью купить что- либо самое необходимое, так как на Кубе мы, особенно Таня, сильно поизносились. Однако в магазинах мы ничего хорошего, кроме никудышнего залежалого ширпотреба, не нашли.
   В одном из магазинов увидели несколько приличных искусственных импортных шуб на лёгкой подкладке. Тане шубы понравились. Её давнишняя мечта — купить хорошую шубу. Думали мы думали и решили всё-таки одну шубу приобрести. А когда начали расплачиваться за неё, то выяснилось, что мы находимся в комиссионном магазине, а шуба ношеная и сдана в магазин на реализацию. Шубу мы всё же купили, но впоследствии Таня убедилась в том, что она для нашей зимы не годиться, продувается всеми ветрами. Такова была наша первая значительная неудачная покупка.
   На следующий день я решил сделать ещё один визит к подполковнику Орлову в академию. Мне стало известно, что он неравнодушен к спиртным напиткам. Поэтому мы решили купить самый хороший коньяк, который только найдётся в магазинах, а также коробку конфет и под благовидным предлогом вручить всё это Орлову.
   Самым дорогим и хорошим коньяком оказался коньяк "Армения". С подарками я отправился к подполковнику Орлову под предлогом узнать у него номер его служебного телефона. Номер я у него узнал, а вот вручить подарки я так и не решился, не хватило смелости, да и помешала присутствовавшая в кабинете секретарша.
   Так неудачно закончилась моя попытка дать первую в моей жизни взятку. Зато уже в поезде, распивая с попутчиками коньяк "Армения", я убедился в огромной разнице между ним и употреблявшимися мною раньше коньяками с тремя, четырьмя и пятью звёздочками.
   На прощание Орлов попросил меня дать ему номер войсковой части, в которую я получил назначение, чтобы он смог отослать туда моё личное дело при отрицательном решении моего вопроса. На это я ему ответил, что номер части я не знаю, так как еду в распоряжение Бакинского округа ПВО. Я решил хотя бы этим самым воспрепятствовать принятию отрицательного решения. Только бессильная злоба могла внушить мне такую наивную надежду.
   На следующий день мы решили отправиться, наконец, в первую точку проведения нашего отпуска - на Кубань, к Таниным родственникам.
   Широковы всей гурьбой отправились провожать нас к электричке. Проводы были настолько горячими, что Таня заскочила в электричку в последний момент перед её отправлением. И вот я вижу, как Широковы уходят домой, электричка быстро набирает скорость, а на перроне одиноко стоит забытая Таней в спешке сумочка со всеми нашими деньгами и документами. Ни секунды не раздумывая, я раздвигаю створки закрывающейся двери электрички, выпрыгиваю из неё, распластываюсь на асфальте и в таком положении двигаюсь по направлению к железобетонной опоре электросети и останавливаюсь головою буквально в 5 см от неё. Только счастливое стечение обстоятельств спасло мне жизнь. Выпрыгнув из вагона на долю секунды позже, я получил бы смертельную травму головы, а вместе с ней и решение всех своих земных проблем. В порванной одежде и с обширными кровоточащими грязными ссадинами на руках, ногах и лице я вскакиваю и бегу к заветной сумочке. Меня окружают работники станции и возвратившиеся Широковы, ведут в туалет, обмывают, приводят в порядок. Вдобавок ко всему я вдребезги разбил свои наручные часы.
   На следующей электричке в таком непрезентабельном виде я отправляюсь в Ленинград. Таня ждёт меня на конечной остановке, переживает, волнуется. В медпункте вокзала мне оказали медицинскую помощь. Я переоделся в одежду из кубинских запасов.
   Незадолго до отправления нашего поезда, уже на Московском вокзале нам окончательно на прощание постарались испортить настроение. Так как на вокзале было полно народа и присесть и отдохнуть было негде, мы решили пойти в зал ожидания для офицерского состава. Там почти никого не было, уборщица делала уборку. И вот она пристала к Тане, категорически потребовав от неё покинуть зал, так как он предназначен только для офицерского состава. Я объяснил уборщице, что мы тоже оба офицеры: я - кадровый, а Таня - офицер запаса, к тому же она - моя жена. Однако та не унималась, продолжала настаивать на своём, угрожая нам, что приведёт для выдворения Тани патруль. Мы попросили её сделать это побыстрее, но она, наконец, убралась из зала со своими орудиями труда.
   Вот так маленький человек решил показать свою власть, испортив вконец нам настроение. И ещё мне стало понятно и резануло сердце то обстоятельство, что будь Таня красивой, разодетой, расфуфыренной офицершей, а не серой мышкой в кубинских обносках, никакая уборщица не предъявила бы ей такого хамского требования.
   Хутор Тихонов, куда мы прибыли из Ленинграда, находился в 10-ти километрах от станции (она же станица) Гиагинской. Насчитывает он с десяток хат-мазанок. В нём проживают мать и брат Тани. В трёхстах метрах от него находится хутор Соснов с таким же примерно количеством домостроений. Проживают в нём дедушка и бабушка Тани по отцу и бабушка по матери. Границей этих двух населённых пунктов является заросшая осокой и явором речка-ручей, местами достигающая ширины 2,5 — 3 метров. Деревенская ребятня при жарком кубанском лете пропадает здесь днями.
   Кубань — житница страны, но народ живёт здесь не так, как показано в кинофильме "Кубанские казаки". Крестьяне за свой труд получают не слишком много. Из не бедных колхозных садов и огородов, кроме сельского и городского начальства, никто ничего не имеет. Некоторые живут в основном с приусадебных участков. Особенно тяжело приходится старикам. Правда, Маленков с Хрущевым ослабили им налоговый гнет, и они рады и этому. Ни о какой обеспеченной старости и хорошей жизни на селе, о которых писала нам на Кубу бабушка, здесь говорить не приходится. Разве что весной после многократных просьб и напоминаний начальство велит вспахать им огород.
   У меня сложилось такое впечатление, что с момента переселения сюда запорожских казаков при Екатерине II в смысле быта на этих хуторах мало что изменилось. Единственное, пожалуй, нововведение — это электричество, но ничего, кроме освещения, оно населению не принесло. Нет ни у кого на хуторах ни одного бытового прибора, работающего на электричестве. Приходится только удивляться тому, что благодаря ежегодному ремонту-подмазыванию стоят и не разваливаются десятилетиями хаты-мазанки.
   Почти все два месяца, что мы были здесь, мы провели у бабушки с дедушкой. Это старые немощные, но с золотыми сердцами люди. Дед Санька (так бабушка его называет), щупленький, беленький, прямо-таки прозрачный, духом до сих пор не падает. Он бодро переругивается с бабушкой, а затем в десятый раз рассказывает нам о гражданской войне, в которой он особенно отличился.
   Мне доставляет большое удовольствие слушать его рассказ на бытующем на Кубани украинско-русском наречии. Обидели в то время дедушку кубанские казаки, и он не может забыть им этого до сих пор. Он рассказывает, что казаки, проживающие в станицах, всегда свысока, пренебрежительно относились к ним, хуторянам, которых они называют иногородними. И вот однажды отряд казаков, то ли белых, то ли красных (дедушка точно не знает) нагрянул на хутор с горящими факелами, намереваясь поджечь его. Дедушка, будучи тогда молодым человеком, грудью встал на защиту своего домовладения, за что был отстеган плетью, больше того, на него замахивались шашкой. Дом был спасен, но с тех пор дедушка жителей станиц называет не казаками, а дураками.
   Бабушка рассказывает нам о своих многочисленных болезнях. Мы привезли ей бутадион, который на ее не избалованный медикаментами полиартрит подействовал хорошо, она повеселела, приободрилась, все благодарит нас. Затем в который уже раз рассказывает нам о своей прежней жизни, начиная с детства. При этом она помнит до мельчайших подробностей не только реальные события, но и виденные ею тогда сны. Она сетует на то, что очень быстро пролетела ее молодость, и что она очень давно ходит в бабушках. Но главная тема разговоров — это Митька, ее единственный сын, отец Тани, погибший в Великую Отечественную войну. Это ее постоянная боль, незаживающая рана на сердце. После всех этих разговоров бабушка начинает усиленно потчевать нас своими вкуснейшим борщом и варениками.
   Мать Тани, инвалид третьей группы после перенесенного с осложнениями менингита, едва справляется с огородом и домашним хозяйством. Геннадий, брат Тани, помогает ей мало, за что она на него жалуется. После армии он работает в колхозе шофером, при этом ему выделили такую машину, которую он больше ремонтирует, чем ездит на ней. По ночам он пропадает у вдовушек и разведёнок, на одной из которых с ребенком собирается жениться, так как в армии врачи сказали ему, что у него не будет детей.
   В безделии и помощи родственникам незаметно пролетели два месяца нашего отпуска. Мы хорошо отдохнули, посвежели, поправились, покрылись бронзовым загаром. Пора было менять точку нашей дислокации — ехать в Москву за машиной.
   В Москве, учитывая горький ленинградский опыт, мы не стали искать место в гостинице, а отправились прямо к родственникам моего сослуживца Мордвинова Михаила. С ним мы прошли путь с Крыма, где я расстался с флотом, а он с авиацией, через Капустин Яр, Волгоград, Камышин и Энгельс до Кубы. Сейчас наши пути разошлись. Он назначен в Уральский округ ПВО.
   Его московские родственники проживают в частном секторе в черте Москвы возле кольцевой дороги. По существу, это деревня в составе большого города. Имеют они там домик, состоящий из двух комнат, кухоньки и сеней, а также палисадник с георгинами и две грядки с овощами. Проживают в домике мать Михаила и его сестра с мужем и дочерью.
   На следующий день мы отравились в управление Внешторга, расположенное в здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади. Предназначено это учреждение в основном для обслуживания военнослужащих и гражданских лиц, проходивших службу или работавших в странах, где за полученную ими валюту этих стран они не имели возможности приобрести себе там нужных товаров.
   Довольно быстро нам оформили документы на получение машины "Москвич-403", а на оставшуюся от машины инвалюту — сертификаты с желтой полосой. С этими сертификатами, являющимися одновременно и пропуском, мы отправились в специальный закрытый магазин. От увиденного там у нас глаза разбежались. В магазине имелись всевозможные бытовые приборы, посуда, одежда, обувь, ткани и парфюмерия отечественного и импортного производства, которых в обычных магазинах не купишь ни за какие деньги. Мы очень пожалели, что сертификатов у нас мало. Их реализацию мы решили отложить на потом.
   Затем мы поехали искать по указанному нам в управлении адресу автомагазин. Не доходя метров 100 до магазина, нас остановил молодой человек лет 30, который представился нам шофером первого класса, предлагающим свои услуги при приобретении автомашины. Такой человек нам был нужен, и мы согласились с его предложением за названную им сумму. Каково же было наше удивление, когда у входа в магазин мы обнаружили большую очередь таких волонтеров, которые набросились на нашего избранника, оказавшегося ловчее их, с руганью и угрозами, однако нарушать договор мы не стали и свой выбор не изменили.
   Еще раньше сведущие люди предупредили нас, что выбор машины в магазине необходимо начинать с дачи взятки сотруднику магазина, непосредственно предлагающему на складе ту или иную машину. Советовали также взять машину с камерными шинами. Дать вот так сразу взятку работнику склада я по своей робости постеснялся, а на нашу просьбу предложить нам машину с камерными шинами нам ответили, что таких машин у них (среди нескольких десятков стоявших на складе) только одна — это та, на которой они разъезжают по площадке. Пришлось согласиться с таким вариантом. Наш помощник проехал на указанной машине, проверил ее комплектование и сказал, что все в порядке, замечаний нет. Вот тут уж я (не знаю только зачем) сунул работнику склада 10 рублей, которые он взял без никакого стеснения. Я пожалел, что не сделал этого раньше.
   И вот мы мчимся по городу, влившись в шумный автомобильный поток московских улиц. Не успели мы отъехать несколько километров от автомагазина, как я услышал, что при переключении скоростей наша машина начала издавать неприятный скрежет. Наш помощник заявил нам, что у машины неисправно сцепление, необходимо срочно ехать на станцию техобслуживания. Это для нас был удар, которого мы никак не ожидали. К счастью, станция техобслуживания оказалась рядом.
   Наш помощник сбегал куда-то, привел автослесаря, который подлез под машину, поковырял там отверткой и заявил нам, что все в порядке, неисправность ликвидирована. За это он получил 10 рублей.
   Впоследствии, анализируя случившееся, я пришел к выводу, что наш помощник, по-видимому, не только сам зарабатывал деньги, но и давал возможность сделать это знакомому автослесарю, поставляя ему таких, как мы, неопытных клиентов.
   На одном из перекрестков, ожидая переключения сигнала светофора, я заметил, что шофер рядом стоящей легковой машины подает мне какие-то сигналы. Оказалось, что он показывает на нашего помощника, а затем вертит пальцем у виска. Это меня насторожило. Я поинтересовался у нашего помощника, где он работает, на что он мне ответил, что сейчас он нигде не работает, так как имеет инвалидность II группы по психическому заболеванию. Тут мы с Таней окончательно упали духом и начали молить Бога о том, чтобы он помог нам благополучно добраться до наших знакомых.
   По прибытии к ним я рассчитался с нашим помощником, при этом на радостях я заплатил ему в два раза больше, чем он запрашивал. Таня с хозяйкой начали накрывать стол, чтобы "замочить" нашу покупку. Я же решил испытать ее, а заодно и проверить свои навыки шофера. Впервые в своей жизни я сел за руль легковой машины, но тронуться с места не смог, не получилось. Наш помощник при виде всего этого схватился за голову и заявил, что с такими навыками вождения машины я не смогу перегнать ее, и что за определенную плату он предлагает свои услуги по доставке машины куда угодно. На это я ему ответил, что от его услуг я отказываюсь и погоню машину сам, так как, в противном случае, я еще долго не научусь на ней ездить.
   На следующий день с утра пораньше я занялся отработкой навыков практической езды, что-то у меня начало получаться. Таня ушла в магазин покупать продукты на дорогу, я же решил тем временем съездить на бензоколонку, чтобы максимально заправить машину бензином. Как мне объяснили, ближайшая бензоколонка находится где-то на кольцевой дороге. Я благополучно добрался до последней, но вдруг на въезде на неё я увидел автоинспектора с жезлом. Непроизвольно руки и ноги мои задрожали, лоб покрылся потом. Не знаю, заметил ли всё это автоинспектор, однако он довольно дружелюбно разрешил мне жезлом выехать на кольцевую дорогу, что я кое-как и сделал.
   На бензоколонке шофёр впереди стоящей машины попросил меня сдать слегка назад. При этом я так сдал назад, что врезался в сзади стоящую машину. Хозяин последней и особенно его спутница начали ругать меня последними словами, при этом дама обозвала меня "козлом", мне посоветовали, прежде чем садиться за руль, научиться ездить. К счастью, при нашем столкновении никаких повреждений машин не произошло — мы столкнулись бамперами.
   Домой я доехал благополучно. Однако там я застал всех в паническом состоянии. Панику подняла Таня, вернувшись из магазина. Она вообразила, что со мной что-то случилось, ведь я такой неопытный шофёр и поехал на бензоколонку один. Масло в огонь подлил наш вчерашний помощник, который приехал снова агитировать меня нанять его для перегона машины. Таня собиралась уже идти в милицию заявить о моей пропаже.
   В течение дня я продолжал мучить приобретённую технику. На следующее утро, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, пожелавшим нам счастливого пути, мы благополучно выбрались на кольцевую дорогу, а затем на Минское шоссе и отправились в дальний путь. Вначале я ехал около обочины шоссе на второй, затем на третьей скорости, а через час-другой уже на четвёртой скорости влился в общий поток машин.
   На территории Белоруссии я так увлёкся ездой, что даже проскочил поворот на Гомель. Пришлось слегка вернуться назад. В Гомельскую область попали затемно. При переезде через речку Липа мы, образно выражаясь, едва не влипли. Мост оказался довольно узким, встречная ж грузовая машина, несмотря на мои сигналы, не переключила дальний свет на ближний. Ослеплённый, вместо того, чтобы остановиться, я ринулся вперёд и чудом не зацепил встречную машину.
   В Гомель въехали по улице Советской, свернули на улицу Победы, и вот мы уже во дворе огромного сельмашевского дома, расположенного недалеко от вокзала. Нас, нежданных и в то же время таких долгожданных гостей, как всегда, радушно встречают мама, моя старшая сестра Лида, её муж Гриша и племянницы Лена и Ира.
   После ужина, конечно, с выпивкой, Гриша отправляется спать в машину, нас же устраивают на ночлег в комнате, которая на ночь превращается в сплошную постель. Комната в 18 квадратных метров на пятерых, а тем более на семерых слишком мала. Две другие комнаты в квартире занимают ещё две молодых семьи, в каждой из них по четыре человека. Следовательно, всего в трёхкомнатной квартире проживает 13 человек, из них 6 детей, но живут здесь все дружно и весело. Взрослые помогают друг другу смотреть за детьми и вообще во всём, в чём только могут.
   Единственный, кто нарушает мир в квартире — это муж Лиды Гриша, любитель спиртного. Каждый раз после получки и аванса он приходит домой пьяный и начинает воспитывать Лиду, а заодно тёщу и детей. Лиду он старается держать в страхе и повиновении, частенько ревнует её, остальным же достаётся как её защитникам. Правда, Лида уже приспособилась к его выходкам и нисколько его не боится, однако его пьяные шумные выступления действуют на жильцов квартиры не лучшим образом.
   Что касается пьяниц, то, мне кажется, это не самая худшая часть человечества. Конечно, в пьяном виде они трудно переносимы. Но в трезвом виде они, как правило, люди добрые, щедрые, общительные и компанейские и в этом отношении обычно превосходят трезвенников. Гриша именно из таких людей.
   В юности ему досталась тяжёлая доля: в 16 лет он был угнан в Германию, находился там в концлагере, работал на заводе. После окончания войны его насильственно отправили работать шахтёром в Донбасс. Оттуда ему удалось сбежать, и вот он очутился в Гомеле, с трудом устроился здесь на работу на завод "Сельмаш" в литейный цех. Здесь он и встретился с Лидой, простой неопытной деревенской девушкой, проявил немалую настойчивость, ухаживая за ней, затем они поженились.
   Вскоре к ним, вырвавшись из деревни, приехала наша младшая сестра Тоня, а затем мама, ежегодно в гости, как к себе домой, в свой отпуск приезжаем мы. И всех нас, испытывая материальные и жилищные трудности, Лида с Гришей принимают с открытой душой. Ни разу из уст Гриши мы, кровные родственники Лиды, не услышали упрёка в том, что мы злоупотребляем их терпением и гостеприимством, за что мы ему очень благодарны. Наоборот, гостей Гриша очень любит. Ведь их появление в доме, помимо всего прочего, всегда является предлогом лишний раз выпить и посидеть за гостевым столом.
   Однажды в разговоре со мной Гриша рассказал мне о том, как он представляет себе рай: "Лежу я на том свете на берегу реки, в которой вместо воды течёт водка. Я опускаю в неё соломинку и тяну оттуда водку до тех пор, пока не опьянею и не засну. Просыпаюсь и опять повторяю то же самое. Так проходит всё время моего пребывания в раю".
   В отличие от Лиды, Тоня с мужем Мишей и сыном Игорем живут на улице Артиллерийской в более спокойной обстановке, занимая в трёхкомнатной квартире комнату в 20 квадратных метров. Другие две комнаты занимают: одну — одинокая пенсионерка, вторую — бездетная пара средних лет.
   Для перегона машины из Москвы в Камышин мне дали всего три дня, я должен прибыть на место назначения 1 сентября. Чтобы погостить в Гомеле несколько дней, мы исправили 1 сентября на 10.
   Мои родственники высказали такую мысль: а не оставить ли мне машину временно у них в Гомеле. Ведь мы не знаем, как устроимся на Кавказе сами, а тут ещё забота о машине, да и перегнать её туда будет не так просто. Позондировать почву на этот счёт я поехал в областную ГАИ, где, выслушав меня, мне посоветовали побыстрее уехать из Гомеля, пока они не поставили мою машину на штрафную площадку. На станции технического обслуживания мне произвели первое техобслуживание машины. Я запасся также двумя канистрами для бензина.
   По предложению Миши, мы решили съездить на его родину в деревню Хлусы, расположенную в 8 километрах от райцентра Светиловичи. Там проживают его мать и сестра Вера с семьёй.
   Чтобы добраться туда, нам пришлось на пароме преодолеть реки Сож и Беседь и проехать свыше 80 км по просёлочной, в основном песчаной дороге. Недалеко от цели нашей поездки машина так застряла в песке, что её с трудом удалось вытащить. Да, уж чего-чего, а песка в Белоруссии хватает. Большая часть земель здесь
— песчаных. Чтобы что-то вырастить на этих землях, нужно вложить в них немало удобрений и обильно поливать их потом. А пока что урожаи с них получают скудные — по 10-15 центнеров зерна с гектара. На трудодни крестьяне получают очень мало, живут в основном с приусадебного участка и домашнего подворья. Помогают им выжить дары леса и протекающая рядом с деревней река Беседь.
   Эта река меня совершенно очаровала: средней величины, спокойная, чистая, полноводная, с заросшими кустарником берегами. Особенно красива Беседь в пределах леса. Водится в ней немало рыбы. Становится понятным, где так на всю жизнь пристрастился к рыбалке Миша.
   Немного легче в деревне живётся тем, кто работает на машине или тракторе — от этого они что-то имеют. Например, муж сестры Миши Егор работает на молоковозке, частенько он бывает в Гомеле, при этом Тоне он обычно привозит сметану, сливки и молоко. Его сметану они прозвали "Егоровой", так как она не идёт ни в какое сравнение с магазинной. Её можно ножом, как масло, намазывать на хлеб. Передают Тоне из деревни иногда также мясо, сало, овощи и фрукты. Это большое подспорье для городского жителя, имеющего таких снабженцев в деревне. Лиде в этом отношении не повезло, у неё их нет.
   Магазина в деревне Хлусы, насчитывающей 80 дворов, как и в большинстве других деревень Белоруссии, нет. За всем самым необходимым приходится идти в райцентр Светиловичи, где имеются магазины с очень скудным набором самых необходимых сельскому жителю товаров. За остальным приходится ездить в областной центр Гомель, где магазинов много, но о хорошем снабжении областного центра товарами говорить не приходится. За белым хлебом и маслом там выстаивают в очередях часами, вареную колбасу, когда она попадается, берут батонами, или, как здесь говорят, палками. Мясо в магазинах, как шутят гомельчане, имеется шести сортов: ухо, горло, нос, сиська, писька, хвост. Остальные сорта увозят в Минск, Ленинград и Москву. Там, как я в этом убедился, особых проблем с продовольствием нет. Неважное снабжение Гомеля и промышленными товарами. Чтобы купить какой-либо бытовой прибор длительного пользования, приходится годами стоять в очереди.
   В отношении заботы о людях советская власть, прямо скажем, очень хитрая и мудрая. Москва, Ленинград и столицы союзных республик, где обычно начинаются революции и перевороты, у нас снабжаются по первому классу. Хуже снабжаются областные центры, совсем плохо районные, о сельской же глубинке вообще никто не заботится. Проживут там и так как-нибудь. Если государство и вкладывает в сельскую местность что-либо, то потом оно забирает оттуда во много раз больше.
   По возвращении из деревни в Гомель Лида вручила мне присланное на её адрес, но предназначенное мне письмо от Анны Сергеевны Букиной из I-го Ленинградского мединститута, в котором она сообщала мне, что ректор института Иванов несколько раз звонил насчёт меня в Военно-медицинскую академию, однако о положительных результатах пока что говорить не приходится. Мне стало так тепло на душе оттого, что кто-то в Ленинграде помнит и заботится обо мне.
   Отведённая на Гомель неделя пролетела незаметно. Со слезами на глазах провожали нас в дальнюю дорогу наши родственники. План нашей поездки был таков: ехать через Чернигов, Киев, Харьков, Шахты и Волгоград до Камышина, а оттуда через Волгоград, Шахты, Ростов-на-Дону, Краснодар и Белореченск на родину Тани, на Кубань. Дальше наш путь пройдёт по черноморскому побережью Кавказа до конечной точки нашего путешествия — города Поти в Грузии. При этом мы всячески постараемся объезжать стороной крупные города. Спешить с поездкой особенно не будем, останавливаться на ночлег постараемся по мере наступления усталости. Не будем забывать, что шофёр я неопытный и физически не тренированный. "Атлас автомобильных дорог" нам купить не удалось, поэтому ехать придётся по "Атласу мира", можно сказать, по глобусу. Да и язык, как говорят, до Киева доведёт, будем спрашивать дорогу.
   Прошло 13 суток с тех пор, как мы покинули город Гомель. За это время мы довольно успешно проехали тем маршрутом, который нами был намечен, и прибыли в город Поти. Об этом я и хочу сейчас рассказать.
   Первую остановку для ночлега мы сделали через 600 км на Украине между Полтавой и Харьковом. Больше проехать мы не смогли, так как у меня от пристального вглядывания в дорогу начали слезиться глаза, а от постоянного надавливания на довольно тугую педаль газа сильно устала правая нога. Остановились мы возле хаты-мазанки в деревне, протянувшейся вдоль шоссе. Хозяева приняли нас хорошо, угостили молоком и салом. Мы, со своей стороны, угостили их белым хлебом и конфетами. Странно было наблюдать, с какой жадностью набросились на белый хлеб хозяйские ребятишки, уплетая его с молоком. Хозяева сказали нам, что они уже свыше года не видели белого хлеба. И это на Украине с ее черноземом!
   Возле города Шахты мы повернули на восток в сторону Волгограда. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что между Ростовом-на-Дону и Волгоградом нет шоссейной дороги. Пришлось нам ехать по улучшенной проселочной дороге, преодолевая водные преграды на паромах. Да, никогда враги не победят страну, которая имеет такие дороги в этом довольно важном стратегическом районе. Мне даже подумалось, что, возможно, здесь специально из стратегических соображений не строят хорошие дороги после прошлой войны.
   Погода в этот день выдалась хорошая, мы опустили стекла во всех дверях и с ветерком мчались по дороге, оставляя за собой густой шлейф пыли. Однако через несколько часов мы обнаружили, что салон машины и мы сами покрыты слоем пыли. Пришлось закупориться, оставив лишь только приточную вентиляцию.
   Возле Тормосина нас застал сильный ливень, дорога размякла, и машина начала выделывать зигзаги от одного кювета к другому. Мы вынуждены были остановиться и переждать пока дорога подсохнет.
   Очередной ночлег решили устроить на полевой дороге между полями кукурузы, не доезжая несколько километров до Калача- на-Дону. Однако поспать нам толком не пришлось, так как недалеко от нас на основной дороге шофера затеяли ругань и драку, выясняя что-то между собой.
   После Калача-на-Дону началась шоссейная дорога. Вот тут с нами едва не случилась большая неприятность. Я заметил за собой такую черту: не могу долго терпеть, когда кто-то "садится на хвост" моей машины. Мне хочется побыстрее оторваться от преследователя. И вот я стал отрываться от ехавшего уже длительное время за нами "Москвича", начал обгонять попутные машины, сосредоточив внимание на своем преследователе. И вдруг я вижу, как мне навстречу мчится грузовая машина. Назревало лобовое столкновение. В последний момент шофер встречной машины резко свернул на обочину и остановился, я же пулей промчался мимо него. И вот я вижу, как, выйдя из машины, шофер что-то кричит и машет нам вдогонку кулаками-кувалдами. На этот раз Господь спас нас от верной гибели.
   В Волгограде на одной из центральных улиц мы попали в автомобильную пробку. Мне нужно было трогаться на подъем, машина заглохла, я начал судорожно заводить её, она же в это время, не поставленная на ручной тормоз, покатилась назад и врезалась в находившуюся сзади нас грузовую машину. Что-то при этом хрустнуло. Оказалось, что у нас разбился один из задних фонарей. Я выскочил из машины и начал предъявлять претензии шоферу грузовой машины. Но тот, как оказалось, даже не трогался с места и спокойно наблюдал за моими попытками завести машину. Улыбаясь, он сказал мне: "Научись трогаться с места на подъем".
   Ехать с разбитым фонарем на новенькой машине в Камышин я позволить себе не мог, поэтому пришлось нам по всему Волгограду искать автомагазин, в котором, к счастью, нашелся необходимый нам фонарь.
   Проехав вдоль Волги, мы оказались возле Волжской ГЭС. Здесь, возле деревни Латашинка находится штаб бригады ПВО, в которой я когда-то короткое время проходил службу. Мы заехали в военный городок части. Бдительные офицеры поинтересовались у нас о цели нашего прибытия. Среди них оказались старые знакомые, которые помогли нам заменить разбитый фонарь, а заодно напоили и накормили нас. Ехать в таком виде дальше было нельзя, но остановить меня было невозможно.
   И вот мы мчимся по шоссе Волгоград — Камышин, сильный боковой ветер едва не сносит машину в кювет, я же очень легко, смело и уверенно веду машину вперед. Вся эта пьяная езда, мне кажется, закончилась благополучно лишь только потому, что не попали мы тогда в какую-либо экстремальную ситуацию.
   В Камышине мы пробыли четверо суток. За это время я поставил машину на учет, сдал в КЭЧ числившуюся за нами комнату и отправил контейнером свои домашние вещи в Поти. После этого я снял машину с учета.
   Меня очень удивило то, что в штабе когда-то родного мне полка за два года сменились почти все офицеры. Старший врач и начальник медпункта полка тоже были новые.
   Обратно по уже хорошо знакомому нам пути от Камышина до Шахт мы проехали благополучно. Проезжая возле Волго-донского канала, странно было наблюдать, как вроде бы по примыкающим к каналу полям пшеницы и кукурузы двигаются мачты кораблей. Самого канала и корпусов кораблей среди этих полей с машины видно не было.
   На Цимлянском водохранилище мы запаслись у местных рыбаков вкусной вяленой рыбой.
   Очень тяжело мне досталось в Ростове-на-Дону, объехать который мы никак не могли. На мой взгляд, это самый неорганизованный город, встретившийся на нашем пути. На его улицах на меня кричали и шофера, и милиционеры в мегафон, сопровождая проезжающее высокое начальство. Замордованный, я еле выбрался из него.
   По Краснодарскому краю ехали уже ночью, но мы решили, во что бы то ни стало ночевать не в поле в машине, а у Таниных родственников на хуторе Тихонове. Так оно и случилось.
   После трех дней пребывания у них решили двигаться дальше. Встал вопрос о маршруте нашего дальнейшего движения с целью попасть на Черноморское побережье Кавказа. Кружным путем мы могли направиться на Новороссийск, а затем на Сочи. Однако в последний момент нам подсказали, что есть более короткий путь, правда, с более опасной горной дорогой через Апшеронск, Хадыжинск и Шаумянский перевал. Мы выбрали последний вариант. Благодаря хорошей погоде мы благополучно проехали по горной лесной дороге, постепенно поднимаясь вверх к Шаумянскому перевалу, преодолели его и помаленьку спустились к городу Туапсе. Дальше по шоссе мы продолжили свой путь по берегу Черного моря.
   Не доезжая до города Сочи, на пустыре заметили сбившуюся в кучу стаю машин. Оказалось, что это такие же, как мы, автотуристы поневоле устроили здесь себе ночлег. Пришлось составить им компанию.
   На следующий день рано утром решили проскочить город Сочи. При этом в центре города мы едва не наскочили на милиционера- регулировщика, который, к нашему счастью, оказался в положении, разрешающим нам проезд дальше.
   За Сочи пошли наши субтропики — райские места с нескончаемыми пляжами и следующими друг за другом здравницами. Хотелось остановиться и посмотреть все это, но время нас торопило.
   За Сухуми начались менее экзотические места, и вот мы уже подъехали к городу Миха-Цхакая и повернули на дорогу к городу Поти. Однако то, что мы здесь увидели, нас очень удивило и огорчило. Мы словно попали в другое государство. Дорога это вроде бы была когда-то заасфальтирована, но сейчас на ней была яма на яме, приходилось медленно объезжать их, чтобы не оставить в них колеса. И так до самого города Поти.
   Позднее нам объяснили, что согласно казенным бумагам этот участок дороги уже много раз ремонтировался, фактически ж за несколько лет на дорогу не было брошено ни одной лопаты асфальта. Весь он ушел на асфальтирование дворов частных домовладельцев, а все выделенные на ремонт и полученные за асфальт деньги перекочевали в карманы местных чиновников — казнокрадов.
   В заключение, анализируя проделанный нами по дорогам Союза путь в четыре с лишним тысячи километров, мне хотелось бы посочувствовать нашим шоферам. Тяжелая и опасная у них работа. Голодные, грязные и холодные носятся они по нашим не слишком хорошим дорогам, инфраструктура которых совсем не развита. Во время нашего путешествия мы нигде не встретили кемпингов, пансионатов и станций технического обслуживания. А те, которые имеются, находятся в крупных городах, где отыскать их очень трудно. Хорошо, что попадаются еще по пути автозаправочные станции.
   Почти все шофера в душе лихачи, вечно они куда-то спешат, выигрывая секунды, часто теряя взамен очень многое. Все, как правило, нарушают понемногу правила уличного движения, в результате чего их жизнь часто зависит от этих самых "чуть": чуть не опрокинулся, чуть не врезался, чуть не столкнулся, чуть не сбил кого-то. Из сотен этих "чуть" часть заканчивается автоавариями и катастрофами. При этом в масштабах Союза гибнет масса людей, это настоящая травматическая эпидемия.
   Что касается нашего путешествия, то должен сказать, что только молодой неопытный шофер мог решиться на такую поездку. Правильно говорят, что молодость — это смелость и решительность, а старость — это когда человек теряет их. Имея нулевой опыт езды, на новой, не обкатанной машине, без запчастей, не прихватив с собой даже таких самых необходимых принадлежностей, как лопата и топор, мы ринулись головой в омут и благополучно выплыли из него.
   И еще я пришел к выводу, что машина молодому офицеру, которого очень часто переводят с места на место, не нужна, она для него создает много проблем, является обузой. С этим, в конечном счете, согласилась даже Таня, ярая сторонница приобретения нами машины.
   Командование Потийского полка ПВО встретило меня хорошо. У них уже около года отсутствует начальник медпункта полка. Мой предшественник был уволен из армии за пьянку. Однако, узнав о том, что я автовладелец и прибыл сюда на машине, командир полка сказал мне, что этим я его не порадовал. У него уже имеется в полку один автолюбитель, начальник химической службы, которого он систематически вытаскивает из милиции за езду в пьяном виде. Я пообещал командиру, что со мной такого не случится.
   Так как в военном городке возле штаба полка отсутствует свободное жильё, командир решил выделить нам жилплощадь в военном городке на другом конце города возле расположенного там нашего технического дивизиона. В нём проживают в основном семьи офицеров этого дивизиона. Командир разрешил мне также временно ставить свою машину на территории дивизиона.
   Как оказалось, этот городок состоит из нескольких бараков, в которых проживает около 30 семей. Нам досталась однокомнатная квартира, состоящая из комнаты и кухоньки. Окна и дверь в квартире оказались заколоченными досками. Однако, несмотря на это, местная ребятня умудрилась превратить её в общественную уборную. Пришлось взяться нам за лопату и выгрести все нечистоты. Никакого отопления в квартире нет, а вот вентиляция в виде щелей действует вовсю. Из мебели нам дали железную панцирную полуторную кровать, в магазине мы купили электросчётчик и электрокамин, а также электроплитку для приготовления пищи. Шкаф и стол должны прибыть в контейнере, там же имеются цветной телевизор "Весна" и радиоприёмник "Даугава".
   Больше всего моему приезду обрадовался старший врач полка майор медслужбы Клетченко Павел Иванович. Его до крайности издёргала работа в полку и за себя, и за начальника медпункта. Одолели также бытовые проблемы. На его иждивении находятся неработающая жена, двое детей и тёща. Он дал мне сутки на устройство, после чего велел полностью взять на себя работу в медпункте, а также осуществлять периодические выезды в дивизионы и вместе с ним контролировать работу пищеблока, продовольственного склада и магазина. Посмотрим, что при такой моей загруженности будет делать старший врач.
   Познакомившись с работой медпункта, я понял, что здесь отработана следующая система лечения больных: более-менее серьёзных больных стараются положить на лечение в госпиталь, а остальных помещают на неделю-другую в лазарет медпункта, где их фактически не лечат, они здесь отлёживаются, отдыхают, а затем их выписывают в подразделение. У меня же другой подход к лечению больных: максимально лечить их в лазарете и только в крайнем случае направлять в госпиталь. Будет развёрнута также амбулаторная хирургия. Такие мои указания вызвали неудовольствие личного состава медпункта, но делать им нечего, придётся смириться.
   Таня тоже решила устроиться куда-нибудь на работу, однако повсюду ей отказали в этом, сославшись на то, что она не знает грузинского языка. Сведущие люди предупредили нас, что если дать кому следует взятку, то это препятствие можно преодолеть.
   А пока что меня и Таню начали одолевать женщины городка по поводу болезней своих детей. Пришлось нам срочно освежать свои знания по детским болезням, и вот мы уже довольно успешно ставим детям диагнозы и назначаем им соответствующее лечение.
   Обидно только, что после нашего осмотра ребятишек родители вызывают к ним участкового педиатра, который, как правило, подтверждает наши диагнозы и лечение. Но отказать матерям в осмотре их больных детей мы не можем, придётся смириться с таким недоверием.
   Снабжение города Поти, в частности продовольствием, неважное. Трудно купить здесь хороший кусок мяса, колбасу, масло. Но, ввиду того, что я контролирую магазин части, продавец, грузин по национальности, ежедневно продаёт мне кусок белого хлеба, иногда перепадает также масло и колбаса.
   По прибытии в Поти я сразу же обратился в ГАИ для постановки машины на учёт. Однако капитан милиции, который всем этим ведает, сказал мне, что я могу пока ездить без регистрации. Меня это очень удивило. Мне подсказали, что для регистрации машины нужно этому капитану что-то дать. И вот через месяц он встретил меня в городе и попросил достать ему для тёщи антибиотики и парафин. Только после того, как я отдал ему всё это, он зарегистрировал мою машину.
   Рассказывают, что этот самый начальник ГАИ регулярно выходит на дорогу и останавливает машины. Шофера уже знают, что если остановили их машину, то обязательно нужно отстегнуть автоинспектору определённую сумму, иначе не оберёшься греха.
   На днях по городам и весям разнеслась весть: снят со всех должностей "дорогой" Никита Сергеевич Хрущёв. Сначала об этом говорили шёпотом, затем заговорили громко. Это первый случай в истории Советского Союза, когда руководителя государства выносят из Кремля не вперёд ногами, а вперёд головой.
   В Грузии к Хрущёву имеют особый счёт. Это он на XX съезде КПСС развенчал их земляка и кумира И.В. Сталина, а в 1956 году устроил здесь кровавую баню. Официальная причина отстранения от власти — уход на пенсию, однако при этом на Пленуме ЦК КПСС ему припомнили и Карибский кризис, и кукурузу, и целинные земли, и проблемы с хлебом, и поездки всей семьёй за границу, и безобразное поведение на сессии ООН.
   Никто не жалеет об его уходе, все говорят, что хуже не будет. А народ уже сочинил на этот счёт такую частушку:
                Товарищ, верь, придёт она,
                На водку старая цена,
                И на закуску будет скидка —
                Ушёл на пенсию Никитка.
   Более-менее выгодные должности в Грузии можно занять только за плату. Например, очень выгодной считается работа на автозаправочной станции. После того, как я здесь начал заправлять машину, я ощутил сильную детонацию двигателя. Пришлось отрегулировать зажигание. Оказалось, что здесь под видом 72-го бензина продают 66-й, разница ж в цене уходит в карманы "королей" бензоколонок и их покровителей.
   Как я вскоре убедился, здесь очень опасно ездить на машине по городу. Шофера, как правило, не соблюдают правил уличного движения, да они их и не знают, так как водительские удостоверения обычно покупаются. Королевой среди машин считается "Волга", все остальные машины уступают ей дорогу, так как хозяин "Волги" обычно лицо влиятельное. На любом перекрёстке лучше остановиться и пропустить все машины, а потом уже двигаться самому. Если русский водитель попадает в аварию, то наказан будет именно он, так как только он признаётся виноватым во всём, другого здесь не докажешь.
   Большая часть населения города живёт в частных домах — это обычна двухэтажные кирпичные особняки, отделанные изнутри деревом. Дворы и подъезды к домам заасфальтированы. Иметь такой дом — мечта и дело чести каждого грузина. Ради строительства такого дома он жертвует всем. Однако часть населения, обычно рядовой рабочий класс, живёт в бараках, перебиваясь с хлеба на воду. Часто в семье имеются только одни сапоги, пальто или плащ, которые члены семьи одевают по очереди, по мере необходимости.
   В данной местности живут мингрелы — одна из национальностей Грузии. Как и всё её население, народ этот живой, заводной и шумный.
   На днях со мной в городе произошёл такой случай. Со своим постоянным спутником по поездке на работу и обед старшиной сверхсрочной службы Мичалевым Игорем мы ехали по городу примерно со скоростью 50 км/час. Внезапно с тротуара, отгороженного от проезжей части кустарником, на дорогу выехал юноша-велосипедист лет 13. Я резко нажал на тормоз, машина практически тут же остановилась, однако она всё же бампером толкнула велосипед. Велосипедист при этом упал с велосипеда, схватил его и во все лопатки целый и невредимый пустился наутёк. Буквально через несколько секунд к машине сбежалась целая толпа. Все кричат, размахивают руками, обвиняют меня в лихачестве. Бледный, как полотно, я вышел из машины и растолковал публике, что если бы я был лихачом, то их подросток лежал бы сейчас под машиной мёртвым. Представляю, что со мной сделала бы эта толпа, будь он действительно мёртвым или покалеченным, никакая моя правота мне не помогла бы.
   С прибытием нашего контейнера с телевизором мы начали смотреть грузинское телевидение. Московские программы здесь не показывают, в грузинских же мы быстро разочаровались. Большую часть времени на телевидении занимает показ всевозможных собраний и совещаний. Иногда покажут концерт из заунывных грузинских песен. Их кинофильмы с очень своеобразным грузинским юмором нам не нравятся. К тому же всё это транслируется на грузинском языке. Для русскоязычного населения передают на русском языке минут 10-15 только одни новости.
   Район Поти относится к субтропикам и климат здесь очень своеобразный. Ещё со школьных лет я помню, что это самое мокрое место во всём Союзе, осадков здесь выпадает больше, чем где бы то ни было. Зимы здесь как таковой не бывает, поздняя осень, зима и ранняя весна составляют так называемый влажный период года. Часто идут не просто дожди, а ливни. К счастью, вода быстро уходит в море. Протекающая недалеко от города река Риони после ливней в горах часто даёт о себе знать. Прибрежные районы исполосованы небольшими каналами, в которых разводят живородящую рыбу гамбузию, пожирающую личинок и куколок малярийных комаров. Так здесь была ликвидирована малярия.
   Всё железное в этом климате быстро ржавеет, поэтому я решил построить возле своего барака гараж. Доски и рубероид (опять же за взятку) достал на стройбазе. И вот мы с Мичалевым Игорем соорудили немудрёный гараж. Машине стало суше, а мне на душе спокойнее.
   Старший врач полка решил наконец, что мне пора познакомиться с ракетными дивизионами. Знакомство решил начать с Батумского дивизиона. С этой целью Павел Иванович, я и зубной врач Анна Дмитриевна направились на санитарной машине в Батуми. Поработали там сутки, познакомились с городом, который мне очень понравился: компактный, чистый, ухоженный. После обеда отправились в обратный путь.
   К Поти подъезжали затемно. Внезапно возле мандаринового сада машина остановилась. Слышим, из кабины выскочил наш шофёр и, бряцая ведром, куда-то убежал. Через несколько минут в саду послышался шум-гам, по-видимому, наш шофёр попался. Минут через 10 его под дулом ружья привел к машине сторож сада, он также потребовал, чтобы из кабины вылез Павел Иванович. Держа их на мушке, он начал распекать их на чём свет стоит. Минут через 30 к нам подъехала "Волга", из которой вылезло пятеро мужчин. Из будки санитарной машины вывели меня и Анну Дмитриевну. Всех нас построили в шеренгу по одному, перед нами поставили вещественное доказательство — ведро с десятком мандаринов. Один из прибывших на "Волге" мужчин, коротышка со звездой Героя Советского Союза на груди, представился нам председателем колхоза. Он начал поносить нас всякими нехорошими словами, обзывать ворами и преступниками, не заслуживающими право носить погоны на плечах. Он даже подбежал к Павлу Ивановичу, намереваясь сорвать с него погоны. Тут уж я не выдержал и с криком "не вы их нам давали и не вам их срывать" бросился защищать своего начальника, однако сторож преградил мне дорогу и велел не трогаться с места, иначе он будет стрелять мне по ногам. Всех нас посадили в нашу машину и повезли на центральную усадьбу, демонстративно провезли по всему селению и доставили в здание правления колхоза.
   Председатель колхоза, а затем Павел Иванович около часа по телефону пытались связаться с нашей частью, чтобы сообщить о случившемся командиру. Однако наша "надёжная", особенно военная связь не подвела нас на этот раз: дозвониться им так и не удалось. Затем нас решили отпустить, взяв с Павла Ивановича слово, что он обо всём по прибытии в Поти доложит командиру части. На прощание мы извинились за всё происшедшее перед руководством колхоза, а председатель колхоза, к нашему удивлению, попросил прощения у нас за свою излишнюю горячность. Он сказал нам, что воры не дают им покоя, а им ведь нужно выполнять план по сдаче фруктов государству.
   Во время всей этой кутерьмы мне очень хотелось сказать председателю колхоза, что он не герой, а дурной человек. Я даже подумал, что он вовсе не настоящий, а липовый герой, купивший себе звезду Героя и документы к ней где-либо на рынке. Таких липовых героев на Кавказе, говорят, не мало.
   На следующий день Павел Иванович рассказал командиру обо всём случившимся. Вместе они посмеялись над всем этим, однако командир посоветовал ему больше не попадать в такие переделки.
   Купить в городе мандарины на рынке и в магазине до тех пор, пока колхозы не выполнят план по продаже их государству, невозможно. А так всем хочется их попробовать. Примерно через неделю после нашей батумской поездки Игорь предложил мне ночью съездить за мандаринами в ближайший колхозный сад. Там их можно запросто купить у сторожей. Я сначала не соглашался, но затем сдался.
   И вот тёмной ночью мы едем в сторону Батуми, останавливаемся у известного мне злополучного сада и покупаем мешок мандаринов у задержавшего нас прошлый раз сторожа. К саду всё время подъезжали легковые машины и отоваривались мандаринами у сторожа. Из сада выехало также несколько грузовых машин, груженных мешками с мандаринами. Торговля шла полным ходом: сторож продавал мешками, а правление колхоза — машинами.
   И тут мне стало так обидно, что наш народ живёт при такой никудышней власти. В Грузии, да и во всех закавказских республиках, советскую власть поняли по-своему. Каждый мало-мальски влиятельный начальник ворует и продаёт здесь всё, что только может. Чиновники без никакого зазрения совести наживаются, обирая собственный народ. Все об этом прекрасно знают, но молчат. Здесь бытует твёрдый принцип: "Сам живи, и жить давай другим!". В России, наоборот, преобладает другой принцип: "Сам живи, а другого топи".
   В нашем военном городке несколько русских офицеров женаты на грузинках. Всю жизнь я почему-то думал, что грузинки — женщины тихие, покорные и забитые. Однако, как утверждают их русские мужья, не мало среди них женщин с характером, жестких и даже властных. В общем, как царица Тамара у Лермонтова:               
                Прекрасна,как ангел небесный,               
                Как демон,коварна и зла.
   Бывалые мужчины вообще не советуют жениться на женщинах других национальностей. Слишком разные бывают обычаи, привычки и взгляды у супругов, часто очень трудно идёт притирание их друг к другу.
   На днях, к своему удивлению, я в городе совершенно случайно встретил своего товарища по факультету Костюченко Олега. Я знал, что он в свое время был распределен на службу в Потийскую военно-морскую базу, но никак не ожидал, что он задержался здесь до сих пор. Оказалось, что он сейчас здесь большое начальство — начальник медслужбы базы. Как и я, он находился во время Карибского кризиса два года на Кубе, в частности на острове Пинас, но, в отличие от меня, затем снова вернулся на свое прежнее место службы.
   Нас он пригласил к себе в гости. Живет он, в отличие от нас, в хорошей благоустроенной двухкомнатной квартире со всеми удобствами. Его жена работает у него же в лазарете базы. У них прелестная дочурка. Будучи на Кубе, он сделал военно-географическое описание острова Пинас. Я, со своей стороны, похвастался ему, что вел на Кубе подробный дневник и надеюсь со временем его опубликовать. В отличие от нас, за кубинскую валюту он приобрел не машину, а бытовые приборы и одежду, так что они сейчас практически ни в чем не нуждаются. Его жена во время нашего визита нарядилась в прекрасный трикотажный костюм, так что Тане пришлось ей только позавидовать.
                ГЛАВА 2 1965 год
   Желание как можно больше больных с различными заболеваниями лечить у себя в лазарете сделало со мной на днях злую шутку. Ко мне обратился больной с жалобами на наличие у него язвы на детородном органе. Я положил его в лазарет и назначил соответствующее лечение, предполагая, что это банальное воспаление. Однако язва не имела наклонности к заживлению. Пришлось направить его на консультацию к кожно-венерологу. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что кожно-венеролог выставил ему диагноз "сифилис". Оказывается, его он подхватил, вступив в половую связь с русской обходчицей железной дороги.
   В медпункте части у нас начался большой переполох. Все, кто имел какое-то отношение к лечению и обслуживанию этого больного, начали искать у себя симптомы сифилиса. Все, конечно, закончилось благополучно, никто таким путем сифилисом не заразился. Но после этого я стал чаще прибегать к консультациям больных в госпитале.
   У нас в части на сверхсрочную службу, в частности на должности телефонисток, принято несколько женщин. Не думал я, что они будут доставлять нам какое-то особое беспокойство. Но, как оказалось, все они раз в месяц, а некоторые и чаще, заявляются в медпункт и требуют освобождения от службы на трое и более суток ввиду того, что у них наступили критические дни. Я сначала не поверил этому, но Павел Иванович подтвердил законность их требований. Вот это вояки!
   Незаметно бежит время, вот уже и февраль на дворе. Мы с Таней, как выходцы из деревни, решили завести себе огород. С этой целью рядом с гаражом, под окном своей квартиры мы вскопали
три грядки, огородили их проволокой. Скоро начнем сеять редиску, лук, укроп и еще что-нибудь. Будем иметь свою зелень к столу.
   Сегодня своей машине за один день я нанес две тяжелые травмы. Приехал я утром к части и жду, когда солдат откроет мне ворота. Сначала он открыл одну створку ворот, затем пошел открывать вторую. Я начал въезжать в ворота, но в это время первая створка начала закрываться и ударила по передней правой дверце машины, сделав на ней глубокую вмятину. С солдата взятки гладки, виноват сам, нужно было убедиться в том, что обе створки ворот хорошо закрепились в открытом положении.
   Поставил я машину на стоянку, глажу ее и переживаю. Двигатель работает. И вдруг я обратил внимание на то, что из выхлопной трубы капает какая-то жидкость. На меня нашло какое-то затмение. Ведь, хорошо подумавши, можно было сообразить, что при сгорании бензина образуется окись и двуокись углерода и вода. Я же почему-то решил, что это охлаждающая жидкость прорвалась где-то в цилиндр двигателя и вытекает оттуда через выхлопную трубу. Поделился своими сомнениями с находившимся у нас в лазарете на лечении шофером-любителем, грузином по национальности, разбирающемся в машинах так же, как и я. Тот подтвердил мои сомнения. И вот мы с ним, вооружившись ключами, срочно снимаем с двигателя головку блока цилиндров и ничего подозрительного в двигателе, конечно, не находим. При установке головки блока на место мне показалось, что в отверстие для карбюратора влетела гайка. Пересчитали все гайки, недостающих вроде бы нет. Завели двигатель, при этом в нем раздались очень сильные металлические стуки. Снова сняли головку блока и в одном из цилиндров обнаружили разбитую вдребезги гайку и поцарапанную поверхность цилиндра. Снова собрали двигатель, завели его, работает он вроде бы нормально. Слова Богу, все обошлось более-менее благополучно, а могло быть и хуже. Правильно кто-то сказал, что техника в руках дикаря быстро превращается в груду металла.
   Я рассказал Тане только о первом происшествии, которое скрыть было невозможно. Вижу, что это ее огорчило, но она спокойно сказала мне: "Не горюй, надо же когда-то нашу машину начинать бить и царапать".
На днях мне пришлось побывать на грузинских похоронах. К нам для проверки из Тбилиси прибыл начальник тыла корпуса
полковник Чхеидзе. Командир попросил меня свозить его в город Махарадзе на похороны его родственницы.
   Прибыли мы в этот небольшой, расположенный на холмах в горной местности город благополучно. У дома покойной мы увидели огромное стечение народа, по-видимому, здесь собралось не только все население города, но и его окрестностей. Покойницу, очень древнюю старушку, которая еще при жизни превратилась в мумию, оплакивали наемные плакальщицы во всем черном. Они громко кричали и рвали на себе волосы. На улицах были поставлены две большие палатки типа наших военных палаток УСБ, в которых были расставлены столы со скамейками.
   Начали поминать усопшую. При этом всех присутствующих на похоронах стали партиями запускать в палатки. При входе в палатку каждый посетитель оставляет не менее 10 рублей. Вошедшие быстро рассаживаются за столы, каждому из них наливают рюмку водки, ставят тарелку плова и кружку напитка. Все это быстро выпивается и съедается. Народ уходит, посуда заменяется на чистую и все повторяется заново с новой партией. Последними в палатки зашли ближайшие родственники и почетные посетители, среди которых оказался и я.
   Так через палатки было пропущено, без преувеличения, несколько тысяч человек. Говорят, что на таких поминках собирают немалую сумму денег, и родственники покойника не плохо поправляют затем свое материальное положение.
   Со второго дивизиона к нам начали поступать солдаты с запущенными заболеваниями. При их распроссе выяснилось, что выехать на лечение в медпункт части из дивизиона очень трудно, практически невозможно. Павел Иванович решил направить меня в дивизион разобраться с положением дел на месте.
   Приезжаю в дивизион и выясняю, что фактическим единоначальником в нем является замполит части капитан Топорков, 32-х лет от роду, человек очень энергичный, вспыльчивый и недоверчивый. Командир дивизиона, в отличие от него человек тихий и покладистый, во всем его поддерживает. Солдатам замполит не верит, почти всех считает симулянтами, уклоняющимися от службы, с фельдшером дивизиона совершенно не считается, обзывая его защитником симулянтов. Мне пришлось очень крупно поговорить, можно сказать, поссориться с замполитом. Я заявил ему, что он не специалист в медицине и не имеет никакого права не верить фельдшеру и солдатам. Однако переубедить этого человека было невозможно.
   Захватив с собой несколько больных, с тяжелой душой я уехал из дивизиона. По прибытии в часть я обо всем доложил Павлу Ивановичу, а тот замполиту полка. Последний по телефону устроил нагоняй замполиту дивизиона, пообещал разобраться во всем и наказать его.
   Через двое суток, как гром средь ясного неба, из дивизиона пришла прискорбная весть: скоропостижно от инфаркта скончался их замполит. Я был убит этим известием, так как в большой мере считал себя виновником его смерти.
   Как потом выяснилось, у него имелась гипертоническая болезнь, дома он часто жаловался на боли в сердце, а на службе всё это скрывал.
   Вдобавок ко всему, меня послали в дивизион обеспечивать в медицинском отношении его похороны. С медицинской сумкой я проходил весь день за женой и тёщей покойного, при этом они не проронили в мой адрес ни одного плохого слова, чего я больше всего боялся.
   Эта смерть была для меня большим уроком: к людям нужно относиться очень бережно, все вопросы с ними стараться решать спокойно и дипломатично.
   Сегодняшний день не предвещал для меня ничего особенного. Я проработал в части до обеда и уже собирался ехать домой, когда в медпункт зашёл наш начальник продслужбы капитан Ларионенко Василий. Он только что вернулся из командировки в Тбилиси в штаб корпуса. Крепко пожав мне руку, он сказал: "Я привёз тебе, мне кажется, хорошую новость. Тебя откомандировывают на учёбу в Ленинград на два года".
   От такой новости я буквально остолбенел, а, придя в себя, бросился обнимать капитана. Тот едва освободился из моих объятий и рассказал мне всё по порядку.
   В штабе корпуса он встретил корпусного врача, который поинтересовался у него: "Кто такой у вас там капитан Пущенко? Его почему-то без нашего ведома отправляют на два года на учёбу в
Военно-медицинскую академию. Не иначе, как он имеет хорошую лапу где-то в Москве".
   Мы посмеялись с Василием над таким предположением корпусного врача, при этом я коротко рассказал ему свою эпопею с учёбой. Затем я быстренько сбегал в магазин, купил там самый дорогой коньяк и вручил его Василию за добрую весть, а сам тотчас же помчался домой порадовать Таню. Выслушав меня, она заплакала от радости и высказала предположение, что Бог всё-таки есть на свете, и он всё видит. Вот он и помог нам в нашем деле. Спасибо, конечно, Богу за его помощь, но я-то твёрдо уверен в том, что этот перевод стал для меня возможным лишь только благодаря моим упорным многолетним усилиям в этом направлении.
   Узнав о моём отъезде, Павел Иванович очень расстроился. Опять он остаётся в полку один на неопределённое время. Да и сработались мы с ним неплохо, он оказался порядочным человеком и хорошим начальником.
   Таниным и моим родственникам мы отправили срочные телеграммы с радостным известием. На следующий день с Кубани нам пришла телеграмма с приглашением нас на свадьбу Геннадия с Аллой. Свадьбу они решили приурочить к нашему приезду.
   Затем мы отправили два контейнера: один в Ленинград, а второй на Кубань на имя Геннадия. Во втором мы решили прислать молодожёнам свадебные подарки: шкаф, стол и радиоприёмник.
   Осталась у нас нерешённой только проблема с машиной. При снятии её с учёта автоинспектор предложил продать её здесь, но мы пока воздержались от этого. Решили своим ходом отогнать её на Кубань к Таниным родственникам и оставить её там до лучших времён.
   В течение суток кружным путём через Новороссийск мы преодолели расстояние от Поти до хутора Тихонова на Кубани. Ехать по горной дороге через перевал в начале марта мы не решились.
   Через день после нашего прибытия была сыграна свадьба Геннадия с Аллой. Невеста уже побывала замужем и имеет сына 4-х лет. Танина мама недовольна выбором Геннадия, но кто из свекровей бывает доволен своей невесткой.
   На нашей же машине по скользкой разбитой дороге Геннадий отвёз нас на железнодорожную станцию в Белореченск, откуда мы поездом убыли в Ленинград. На прощание он твёрдо пообещал нам поставить машину на колодки и не пользоваться ею. В поезде мы с Таней вспоминали прошлое и строили планы на будущее. С войсковой медициной было навсегда покончено, ей я отдал семь лучших лет своей жизни. Впереди меня ждала нелёгкая, но очень интересная работа врача-лечебника в госпиталях Советской Армии по избранной специальности анестезиолога-реаниматолога. Сил и здоровья для этого у меня хватает, а знания я получу в Военно-медицинской академии, куда я и направляюсь на два года. Мы надеялись также, что изменится к лучшему и наша жизнь, она станет более интересной, насыщенной и творческой. Всё было ещё впереди.
   Прибыв в Ленинград, я тут же отправился на приём к подполковнику Орлову Павлу Дмитриевичу в Военно-медицинскую академию. Тот встретил меня как старого знакомого с улыбкой и сказал мне: "Нам пришлось тут побороться за вас. До первого апреля все 15 принятых в академию клинических ординаторов будут работать в штабе академии, помогая навести здесь порядок с бумагами. Вас же я оставляю при себе. Даю вам двое суток на поиски жилья, после чего вы выходите на службу".
   Такое особое к себе отношение я понял в том смысле, что за борьбу за мою кандидатуру я должен кое-кого отблагодарить, тем более что у меня, как побывавшего за границей, для этого имеется больше возможностей.
   На центральном квартирном рынке на Сенной площади не без труда мы сняли себе комнату в двухкомнатной квартире в новом отдалённом микрорайоне Ленинграда. В одной проходной комнате будут жить хозяева квартиры — семья из трёх человек, вторую будем занимать мы. Вариант с квартирой был неудачным во всех отношениях, но ничего более подходящего нам не попалось.
   И вот я уже сижу в кабинете подполковника Орлова и разбираю личные дела кандидатов в клиническую ординатуру и адъюнктуру. Мне так жаль всех их, хотелось бы хоть чем-то помочь им, ведь совсем недавно я был в их положении. Среди них неожиданно нахожу личное дело выпускника нашего Военно-морского медицинского факультета капитана Барташевского, который проходит службу где-то в степях Казахстана в строительной части. Там он начал лечить гипнозом больных с ночным недержанием мочи, которых у него предостаточно. На этом материале он написал кандидатскую диссертацию и теперь просит командование принять его в клиническую ординатуру на кафедру урологии. Срочно пишу ему письмо с советом более настойчиво добиваться своей цели.
   На днях получили свой контейнер из Поти. Помаленьку благоустраиваем свой быт. С хозяевами квартиры живём не плохо, доставляя им массу неудобств. Но им приходится терпеть нас из-за каких-то 30 рублей.
   Таня решила, воспользовавшись пребыванием в Ленинграде, получить первичную специализацию по глазным болезням, о чём она мечтает всю жизнь. С подарками опять идём к нашему ангелу-хранителю Анне Сергеевне Букиной в I-й мединститут. Подарки она безоговорочно принимает и тут же устраивает Таню на рабочее прикомандирование на кафедру глазных болезней на три месяца.
   Обо всём подумал я, находясь у подполковника Орлова, кроме одного — сходить на кафедру анестезиологии и реаниматологии и познакомиться с её руководством. Но, как говорят, если Магомед не идёт к горе, то гора идёт к Магомеду. Зная о моём прибытии в академию, начальник кафедры, не дождавшись моего визита, сам решил отыскать меня. И вот в одно прекрасное утро в кабинет Орлова вошёл высокий, слегка сутулящийся, с голубыми глазами, мягкими чертами лица и редким пушком волос на голове полковник медслужбы. Орлов представил нас друг другу. Это был мой будущий начальник Угаров Борис Семёнович.
   Он поинтересовался у меня о моём опыте в анестезиологии и реаниматологии. Я ответил ему, что опыт этот нулевой. Я лишь только умудрился прочесть две книги по этой специальности — это монографии В.М. Виноградова и П.К. Дьяченко. "Ну что ж, — сказал он, — это уже хорошо. А практический опыт — дело наживное. С авторами ж этих монографий вы скоро познакомитесь лично. А пока что, находясь здесь, вы составьте план вашей подготовки в ординатуре. Оставляю вам перечень тем, которые должны быть отражены в нём".
   В течение трёх суток требуемый план был мною составлен, а секретарша Орлова Анна Степановна, женщина предпенсионного возраста, его отпечатала. Денег за работу она с меня не взяла, тогда я подарил ей набор духов, коробку конфет и шоколадку. К нам в кабинет, как я понял, на смотрины приходила даже её дочь, дама лет 30-ти, заинтригованная, по-видимому, превосходными эпитетами своей матери в мой адрес.
   На днях в кабинете у Павла Дмитриевича появился посетитель, которого я никак не ожидал, но приезд которого из степей Казахстана невольно сам спровоцировал. Это был капитан Барташевский, который, получив моё письмо, срочно выехал в Ленинград в надежде получить здесь от меня помощь. Но ничем, к сожалению, помочь ему я не мог, кроме одного — познакомить его с подполковником Орловым и попросить у того совета и помощи. Но Орлов ведь очень опытный военный чиновник и большой дипломат. Советов он надавал много, а вот помощи никакой не пообещал. Главный из его советов — это обратиться к начальнику кафедры урологии и заручиться его поддержкой. На том мы и расстались.
   Подошёл к концу срок моего пребывания у Орлова. Я набрался смелости и пригласил его отметить это событие в ресторане, на что он тотчас же согласился. Мне хотелось поблагодарить его за всё то, что он для меня сделал. Но самое главное — мне хотелось узнать у него, как они тут боролись за меня при решении моего вопроса.
   Сначала Павел Дмитриевич не хотел говорить со мной на эту тему, но подвыпивши, всё же разоткровенничался. Вот что он мне рассказал.
   У кафедры анестезиологии и реаниматологии, оказывается, был свой кандидат на замещение освобождающейся должности клинического ординатора — это врач медсанбата, находящегося под Ленинградом. Он часто посещал кафедру, был своим человеком там, поэтому руководство и сотрудники кафедры были за него горой. Единственным его недостатком являлось то, что он был врач- лечебник, а не темный войсковой врач, не имеющий никакой специализации после окончания учебного заведения. Именно для таких врачей и существует клиническая ординатура. Моими ж плюсами были следующие: я вернулся из ответственной командировки на Кубу, в моем личном деле только отличные характеристики, я закончил Военно-морской медицинский факультет с золотой медалью. Единственным моим недостатком было то, что я беспартийный, но ведь это дело поправимое. Сыграли немаловажную роль и звонки ректора 1-го мединститута Иванова, а также ходатайство за врачей с Кубы бывшего начмеда Группы войск на Кубе генерала Шевцова. Все это и перевесило чашу весов в мою сторону. В заключение Павел Дмитриевич попросил меня забыть все то, о чем он мне рассказал. Он надеется, что, несмотря на то, что я являюсь нежеланным для кафедры ординатором, я не встречу там никаких козней со стороны сотрудников. Этого не допустит очень доброжелательное и разумное руководство кафедры.
   Все это было так, однако зерно сомнения глубоко запало в мою душу.
   Кафедра анестезиологии и реаниматологии Военно-медицинской академии размещается на базе хирургической клиники для усовершенствования врачей имени П.А. Куприянова, от которой она недавно отделилась. И клинику, и кафедру в современном их виде создал Петр Андреевич Куприянов, дворянин по происхождению, выдающийся хирург и очень культурный и воспитанный человек. Он же возглавлял их до самой своей смерти.
   Есть такая поговорка: "Какой руководитель, такой и коллектив". В созданных им коллективах была и остается до сих пор очень доброжелательная и спокойная обстановка, хотя люди в них работают разные, с разными характерами, взглядами и способностями.
   Умирая, возглавлять клинику он завещал Анатолию Пантелеймоновичу Колесову, своему лучшему ученику, а кафедру — Борису Семеновичу Угарову, способному анестезиологу-реаниматору и уживчивому, спокойному человеку. Был еще один претендент на кафедру — это Ю.Н. Шанин, человек очень энергичный и взрывной, отличный анестезиолог-реаниматолог, первый защитивший кандидатскую диссертацию в академии по анестезиологии-реаниматологии. Однако его кандидатура из-за его характера была отвергнута Куприяновым.
   Заместителем Б.С. Угарова на кафедре является полковник мед- службы Николай Александрович Мещеряков, прекрасный человек и педагог. Старшими преподавателями и преподавателями являются: подполковник медслужбы В.П. Стасюнас, подполковник медслужбы В.И. Сипченко, майор медслужбы А.А. Крохолев и майор медслужбы В.И. Сидоренко. Все они кандидаты медицинских наук. Среди них особо выделяется Василий Иванович Сип- ченко, отличный педагог и очень жизнерадостный, доброжелательный и простой человек, душа коллектива.
   Кроме военнослужащих, на кафедре имеется еще четверо гражданских ординаторов, среди них один мужчина — А.Д. Тимофеев, подающий большие надежды молодой ученый, и три женщины. Среди последних выделяется Сидорова Зинаида Ивановна, кандидат медицинских наук, как здесь шепчутся, штатная любовница Бориса Семеновича, которой он помог написать и защитить кандидатскую диссертацию. Ничем особенно не выделяется Татьяна Сергеевна Лобова, как оказалось, учившаяся со мной на одном курсе в 1-ом Ленинградском мединституте. Она открыто крутит любовь с адъюнктом кафедры капитаном медслужбы В.Н.Ореховым. Зара Владимировна Сахабутдинова тоже окончила наш институт на два года раньше нас. Эта женщина, татарка по национальности, сама энергия и решительность. После окончания института с мужем-военнослужащим и дочерью она оказалась в Средней Азии. Бросив мужа, она с дочерью вернулась в Ленинград, с большим трудом прописалась здесь и устроилась на работу в академию, а сейчас является гражданской женой Владимира Любимова, сына известного в прошлом хирурга.
   Физиологической лабораторией на кафедре руководит Инна Давыдовна Энтина, дочь известного стоматолога Д.А. Энтина, создавшего и возглавлявшего вплоть до своей смерти кафедру стоматологии в академии. Она ненавидит лютой ненавистью Зинаиду Ивановну, обзывая ее за глаза потаскухой, отбившей мужа у такой замечательной женщины — жены Бориса Семеновича.
   Особым, внештатным членом коллектива кафедры является преподаватель кафедры фармакологии В.М. Виноградов, читающий здесь прекрасные лекции по фармакологии.
   Вот в такой коллектив и должен буду влиться я, заменив в нем своего предшественника капитана медслужбы В.А. Бушуева, заканчивающего клиническую ординатуру. Он здесь любимчик Бориса Семеновича. За три года пребывания в ординатуре он успел написать кандидатскую диссертацию на очень простую тему: "Применение хлороформного наркоза в современных условиях". Через пару месяцев он уезжает в Группу советский войск в Германии руководить отделением анестезиологии и реаниматологии в тамошнем центральном госпитале. Эту должность он получил не без помощи Бориса Семеновича.
   Кроме вышеперечисленного постоянного состава кафедры, здесь все время находятся то слушатели курсов усовершенствования медицинского состава, получающие в течение полугода первичную специализацию по анестезиологии и реаниматологии, то слушатели факультета усовершенствования медицинского состава, готовящего в течение двух лет высококвалифицированных специалистов по анестезиологии и реаниматологии. Кроме того, на кафедре всегда имеется несколько человек на рабочем прикомандировании для завершения кандидатской диссертации или усовершенствования по специальности. По существу кафедра является кузницей кадров анестезиологов-реаниматологов для всей Советской Армии.
   Что касается моей роли на кафедре, то на этот счет можно сказать следующее. Как мне очень нужна кафедра для получения образования, так и я очень нужен кафедре как ломовая лошадка и мальчик на побегушках. Вся самая черновая и неблагодарная работа на кафедре достается клиническому ординатору. Меня будут здесь заставлять ходить на парады, участвовать в учениях и различных соревнованиях по физкультуре как представителя кафедры. Я буду также помогать получать имущество для кафедры, дежурить по выходным и праздничным дням в клинике и покупать подарки сотрудникам. Конечно, никто не освободит меня от ежедневного участия в операциях, а также посещения лекций, занятий и заседаний научных обществ.
   Кроме всего этого, я должен буду еще заниматься научной работой. Борис Семенович сразу же по прибытии меня на кафедру дал мне очень тяжелую, практически неподъемную тему научной работы: "Диагностика сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточности по газах крови и кислотно-щелочному равновесию". Чтобы выполнить ее, мне необходимо будет месяца три вечерами заниматься в библиотеке и изучить там всю научную литературу на эту тему, как здесь шутят, необходимо будет сделать "литературный обвор" (обзор). Затем я должен буду больным, идущим на операцию на сердце или легких, сделать исследование газов крови и кислотно-щелочного равновесия до операции, во время операции, сразу после операции, чрез 6 часов после операции и на следующий день после операции, забирая для этого у них кровь из артерии и вены и сам же производя лабораторные исследования на сложной аппаратуре. Эта часть работы в шутку среди ученых называется: "произвести собственные экскременты" (эксперименты). И, наконец, последний этап работы — это получить ее "выгоды" (выводы). На все вышеперечисленное мне отведено два года, так как с момента моего поступления в ординатуру срок обучения в ней сократили с трех до двух лет. Если за это время я обследую сто таких больных и оформлю полученный материал в виде кандидатской диссертации, сдав перед этим кандидатский минимум, то я имею шанс стать кандидатом медицинских наук. Правда, нужно еще умудриться защитить эту диссертацию.
   Примерно в течение четырех месяцев я не вылезал вечерами из фундаментальной библиотеки академии, перечитав там массу литературы по анестезиологии и реаниматологии, а также сердечнососудистой и дыхательной недостаточности и газах крови и кислотно-щелочном равновесии при них.
   В это же время я днями участвовал в даче наркозов больным во время операций и различных исследований, выполняя при этом роль медсестры-анестезистки. Только через четыре месяца я был допущен к самостоятельной работе в качестве врача-анестезиолога-реаниматолога.
   За это же время Таня успела получить специальность глазного врача и даже поступить на работу на полставки в медсанчасть Полиграфического комбината. Сбылась ее давнишняя заветная мечта.
   Меня же вскоре постигло личное несчастье — я заболел инфекционной желтухой, заразившись ею от больных или от переливаемой донорской крови. Это обычная участь многих хирургов и анестезиологов. В течение месяца я лечился в инфекционной клинике, после чего мне предоставили отпуск по болезни на 30 суток, а затем очередной отпуск. Однако, как говорят, одна беда не ходит. Я выписался из клиники, прихожу домой и встречаю Таню в слезах. Оказывается, она получила письмо от матери, в котором та сообщила ей, что нашу машину, которую Геннадий и не думал ставить на колодки после нашего отъезда, сначала утопили в реке, а затем разбили, врезавшись в телеграфный столб. Все это дело рук Геннадия и его жены. Таня ждала с моей стороны бурную реакцию на это сообщение, но я, признаться, воспринял это довольно спокойно. От машины все равно нужно было избавляться, она стала для нас обузой. Поэтому я сказал Тане, чтобы она написала матери и Геннадию следующее: пусть исковерканную ими машину они забирают себе, а нам приготовят к нашему приезду деньги в сумме 2800 рублей (шестьсот рублей я им по-свойски скинул).
   Проводить отпуск я поехал в Ессентукский санаторий, а затем мы с Таней встретились у ее родственников на Кубани. К этому времени они уже собрали требуемую сумму за машину, продав практически всю имевшуюся у них живность. Это будет им большим уроком на будущее — как не трогать без разрешения чужую дорогую вещь, добытую трудом и потом. Пользоваться машиной Геннадий стал по доверенности. Конфликт был исчерпан.
   После нашего возвращения из отпуска у нас с нашими квартирными хозяевами произошла ссора. Перед своим уходом в отпуск мы расплатились с ними за снимаемую нами комнату, в том числе и за то время, которое мы планировали провести в отпуске. Однако нашим хозяевам этого показалось мало. Во время нашего отпуска они пустили в нашу комнату семью цыган, которые начали шарить по нашим ящикам и чемоданам и кое-что оттуда изъяли, в частности, мои рубашки и Танину кофточку. По прибытии мы сразу же обнаружили это и обратились за разъяснениями к хозяевам. Те тут же во всем сознались и раскаялись, пообещав выплатить нам компенсацию. Однако мы не пожелали больше жить у них. На квартирном рынке мы очень быстро и удачно нашли себе комнату в коммунальной квартире, принадлежащую парню, который в это время служил в армии. Ее сдала нам его сестра. В трансагенстве мы заказали машину и грузчиков для переезда.
   Узнав о нашем переезде, хозяева тут же потребовали от нас, еще до прибытия машины, убрать из их квартиры все наши вещи. Пока мы препирались с ними, прибыла машина с грузчиками. Однако последние, обнаружив, что один из наших ящиков значительно больше других, потребовали у нас доплату за погрузку и выгрузку имущества в размере 10 рублей. Мы категорически отказались это сделать. Я пошел искать на улице случайную грузовую машину, чтобы, наконец, убраться из опостылевшей нам квартиры. Машину я не нашел, а вернувшиеся назад грузчики все-таки уломали нас и содрали с нас деньги на выпивку и закуску. В конце этой операции Таня хотела даже написать им в накладной благодарность, но я категорически этому воспротивился. Человеческая душа отходчива.
   Обосновавшись на новой квартире, мы вздохнули с облегчением. Здесь мы были фактически равноправными хозяевами квартиры, в которой, кстати говоря, было всего четыре комнаты и проживало вместе с нами семь человек. Одну из комнат занимал студент Виталий Коренев, сын начальника политотдела одной из расквартированных под Ленинградом дивизий.
   Большому начальству и их детям всё доступно и дозволено. Студентам из простых семей не всегда достаётся даже койка в общежитии, а наш студент занимал целую комнату в коммунальной квартире. Да и я, признаюсь, имею больше заслуг перед государством, чем этот сынок начальника политотдела, однако вынужден снимать частную комнату.
   Решили с Таней сходить, наконец, в специальный магазин, который есть и в Ленинграде, и израсходовать имеющиеся у нас полученные за кубинскую валюту сертификаты. И здесь, как и в Москве, в магазине полно всевозможных товаров, но сертификатов у нас "кот наплакал". Ещё раз мы пожалели о том, что израсходовали эту валюту на машину, доставившую нам столько хлопот. После долгих раздумий решили купить себе холодильник "Ока-3" и ковёр размером 2х3 метра.
   Борис Семёнович попросил меня прочесть лекцию личному составу кафедры и обучающимся у нас слушателям по сердечнососудистой и лёгочной недостаточности и газах крови и кислотнощёлочном равновесии при них. Однако это оказалось для меня нелёгким делом. В прочитанной мной по этим вопросам литературе я нашёл очень много противоречивых и даже прямо противоположных фактических данных и выводов на этот счёт. Особенно резко рознились данные наших и зарубежных авторов.
   Я пришёл к выводу, что не только практическая медицина, но и научные медицинские работы пестрят большим разнообразием во взглядах на одни и те же вопросы. Недаром существует такое выражение, что медицина по достоверности своих знаний стоит на втором месте после хиромантии.
   Чтобы выйти как-то из положения, я решил построить свою лекцию на цитатах из прочитанных мною работ. Мои слушатели были удивлены не меньше меня, но, несмотря на это, после моей лекции на кафедре и в клинике меня стали считать одним из авторитетных специалистов в этой области.
   С наступлением нового учебного года работа в клинике пошла полным ходом. Как здесь некоторые выражаются, это была настоящая мясорубка. Операции шли ежедневно в шести операционных, в рентгенологическом кабинете проводились сложнейшие исследования с зондированием сердца, в бронхоскопическом кабинете — бронхоскопии.
   Однако наступила пора рассказать более подробно о хирургической клинике для усовершенствования врачей им. П.А.Куприянова и о специальности анестезиология-реаниматология, которой я себя посвятил. Будьте внимательнее и наберитесь терпения!
   Что касается клиники, то это огромное современное лечебное заведение, укомплектованное высококвалифицированными медицинскими кадрами. Здесь производятся различной сложности операции — от простейшей аппендэктомии до операций на лёгких, пищеводе и сердце. В клинике имеются следующие лечебные отделения: общехирургическое, детское отделение врождённых пороков сердца, отделение грудной хирургии с палатами лёгочных и сердечных больных и послеоперационное отделение с реанимационными палатами. К этому необходимо ещё добавить всевозможные кабинеты для проведения диагностических исследований всем поступающим на операции больным.
   Вся огромная и сложнейшая работа клиники невозможна без участия в ней врачей-анестезиологов-реаниматологов. Такие специалисты начали появляться у нас в начале 50-х годов. Известно, что до этого времени большинство операций у нас производилось под местной инфильтрационной анестезией, при которой место операции пропитывается (инфильтрируется) местным анестетиком новокаином, блокирующим проведение боли по нервам. Делают такую анестезию оперирующие хирурги. По мере ослабления этого обезболивания в место операции вводят новые порции новокаина. Однако делать большие и сложные операции под таким обезболиванием трудно. Больной по существу присутствует на операции и очень болезненно переносит её.
   Известно, что наравне с местным обезболиванием существует и общее обезболивание (наркоз), введённое в практику хирургами в середине 19 столетия. Проводили его раньше очень просто: на простейшую маску Эсмарха, наложенную на лицо больного, кто-то из медработников, иногда даже санитарка, капает из флакона наркотик эфир или хлороформ. Больной, проходя через стадию возбуждения, засыпает. Цель этого обезболивания следующая: усыпить больного и довести его сон до такой стадии, чтобы он не двигался и не мешал хирургу оперировать. Однако, доводя больного до такой стадии сна, очень легко было передозировать наркотик и вызвать всевозможные осложнения, вплоть до остановки сердца.
   И вот в начале 40-х годов учёные на Западе пришли к выводу, что больного необходимо усыплять только до такой стадии, пока он не потеряет сознание, а двигательную его активность снимать введением в его организм специального вещества, которое временно парализует мускулатуру больного, в том числе и дыхательную. А чтобы больной не умер от остановки дыхания, его стали переводить на искусственное дыхание с помощью наркозно-дыхательного аппарата, соединяемого с больным специальной интубационной трубкой, вводимой в трахею больного.
   Первыми парализующими больных веществами, применёнными в клинике, были препараты кураре, используемого индейцами для смазывания наконечников стрел при охоте на животных. В дальнейшем появились синтетические подобные препараты. Для проведения этого довольно сложного наркоза понадобились врачи-специалисты по обезболиванию — это были врачи-анестезиологи.
   Круг проводимых хирургами операций с появлением всего вышеуказанного очень расширился, хирурги начали вторгаться скальпелем во все участки человеческого тела. Однако больной иногда с трудом переносил тяжёлые сложные операции и под таким обезболиванием. Необходимо было таких больных подвергать тщательному контролю и интенсивному лечению во время и после операции. Это стало уделом врачей-реаниматологов. В дальнейшем они стали лечить не только оперируемых больных, но и поступающих в лечебное учреждение больных с тяжёлыми травмами, инсультом, инфарктом и другими тяжёлыми заболеваниями. В медицине появилась новая специальность — анестезиология-реаниматология и лечебные отделения для лечения тяжёлых больных — отделения анестезиологии и реаниматологии.
   Однако хирурги не остановились на достигнутом. Дошла очередь и до операций на сердце. Но чтобы оперировать на сердце, необходимо было его на время операции остановить. Вначале с этой целью больных начали подвергать гипотермии, т.е. путём обкладывания их льдом у них снижали температуру тела до определённого предела. При этом организм мог какое-то короткое время пережить без кровообращения. Однако под гипотермией можно было производить лишь только кратковременные и простые операции на сердце, многие ж больные нуждались в более сложных и длительных операциях. С целью остановки сердца для таких операций без остановки кровообращения во всём организме учёные изобрели и начали применять аппарат искусственного кровообращения, который специальными трубками подключается к крупным артериям и венам больного. В операционных появились специалисты по обслуживанию таких аппаратов.
   Проведение операций на сердце при врождённых и приобретённых пороках сердца с применением искусственного кровообращения является одним из основных направлений работы клиники. В основном здесь оперируют детей с врождёнными пороками сердца. Вечером накануне операции мы приходим осматривать этих синих или очень бледных обречённых на гибель без операции больных. Однако после операции некоторых из них уносят в морг. Смертность при этих операциях очень высокая. Были времена, когда ни один из этих больных в течение месяца не выживал. Руководство клиники вынуждено было на время приостанавливать проведение этих операций, делать передышку. Через какое- то время они вновь возобновлялись. Ведь в клинике шёл не только лечебный, но и учебный процесс.
   Говоря об исходе операций с искусственным кровообращением, необходимо учитывать то, что освоены эти операции в клинике недавно. С приобретением опыта, совершенствованием аппаратуры и техники операций улучшится и их исход. Это, будем надеяться, дело недалёкого будущего8.
   Временами у больных после операции в большом количестве начинаются гнойные осложнения. На них нападают синегнойная палочка или стафилококк. Приходится на время закрывать некоторые отделения в клинике, подвергать их тщательной дезинфекции, а затем вновь возобновлять в них работу.
   Иногда во время и после операции по вине медицинского персонала происходят несчастные случаи, однако это обычно сходит с рук виновникам этого. Все списывается на учебный процесс.
   Недавно такой неприятный случай произошел со мной. Я давал наркоз больному при проведении очень тяжелой операции удаления ребер справа, которую ему делали с целью вызвать спадение нагноившейся плевральной полости. До этого ему было удалено пораженное раком правое легкое. Во время операции из-за наличия у больного дыры (бронхиальная свища) в культе правого легкого я по своей неопытности вызвал у него кислородную недостаточность, которая привела к остановке сердца.
   Путем проведения реанимационных мероприятий сердечная деятельность была восстановлена, операция была закончена, однако у больного после операции не восстановилось сознание. Из- за неэффективного массажа сердца у него наступила гибель коры головного мозга. Через неделю больной умер.
   Этот случай решено было разобрать на врачебной конференции в клинике. По совету Бориса Семеновича я полностью признал свою вину. Все было списано на мою неопытность.
   Я сильно переживал этот случай, не находил себе места. Слегка успокоился я только после того, как узнал, что этот больной все равно был обречен на смерть, так как на вскрытии у него были обнаружены метастазы опухоли.
   На днях в клинике произошло трагическое событие, потрясшее всех. В отделение грудной хирургии для удаления случайно обнаруженной во время флюорографического исследования опухоли средостения поступил молодой здоровенный младший лейтенант, один из ведущих хоккеистов ленинградской команды СКА. На операцию он очень долго не соглашался и согласился лишь только после того, как его пригрозили исключить из команды. Операцию ему сделали, обнаружив в средостении жировую доброкачественную опухоль, с которой он мог бы жить сто лет.
   На следующий день после операции у больного началось сильное кровотечение в грудную полость. Необходимо было делать срочную операцию. Незадолго до этого больной покушал, поэтому надо было освободить ему желудок от пищевых масс. Прикомандированный к кафедре для завершения кандидатской диссертации анестезиолог Зайцев не сделал этого, в результате чего во время введения интубационной трубки в трахею у больного из желудка в глотку вытекло жидкое содержимое, попавшее в значительном количестве в легкие. Оттуда все это пытались удалить, отмыть, однако, несмотря на это, у него после операции развилась тотальная двусторонняя пневмония, от которой он через несколько дней умер.
   Очень обидно было ни за что потерять такого молодого парня, но еще обиднее было то, что никто за это не был наказан, этот случай не разобрали даже на врачебной конференции.
   Познакомившись поближе с личным составом кафедры и клиники, в частности с адъюнктами, я обнаружил, что фамилии некоторых из них прямо-таки на слуху. Оказалось, что это дети известных в медицинском мире людей. Эти не всегда способные отпрыски влиятельных родителей по просьбе последних попадают в клиники академии, получают здесь не самые сложные темы для диссертаций и легко защищают их. В свою очередь дети медицинских светил академии таким же образом получают ученые степени и хорошие должности в учебных заведениях, где работают родители опекаемых в клиниках академии детей. Происходит такой своего рода обмен молодой ученой порослью, посторонним пробиться в их ряды бывает очень трудно.
   Сегодня в одной из операционных произошло чрезвычайное происшествие, которое в настоящее время встречается очень редко. Больному с раком легкого собирались сделать операцию удаления легкого. Только ввели больного в наркоз, как в операционной раздался взрыв — взорвался наркозный аппарат. При этом вдребезги разлетелись все резиновые, пластмассовые и стеклянные части аппарата. У больного не разорвались легкие лишь только потому, что соединение наркозного аппарата с интубационной трубкой было очень слабое, они сразу же при взрыве разъединились.
   Начали разбираться в причине взрыва. Наркоз больному поддерживали эфиром — взрывоопасным веществом. При этом анестезиолог производил искусственное дыхание больному ручным способом, периодически сжимая дыхательный мешок наркозного аппарата между рукой и грудью. С густо обросшей волосами груди анестезиолога съехал халат. Мешок начал тереться о волосы на его груди и руке, в нем образовалось статическое электричество, произошел электрический разряд, приведший к взрыву газонаркотической смеси. К такому выводу пришла разбиравшая этот случай комиссия. Больной после этого несколько дней жаловался на звон в ушах.
   Из всех сотрудников клиники очень энергичным веселым и доступным человеком является заместитель А.П. Колесова профессор Ф.Г. Болин. Помимо всего прочего, он еще большой рационализатор и изобретатель и ярый сторонник внедрения в клинике новых операций и методов лечения. Правда, иногда это заканчивается конфузом.
   Недавно больному шести лет с врожденным пороком сердца (сужение аорты) он вместо более простой операции сделал более сложную. Между левым желудочком и аортой он вшил кусок пластмассового протеза, который выступал в рану и даже на шею больного.
   О проведенной впервые в мире новой операции через несколько дней доложили в Москву. Больной начал уже ходить, однако, через 10 дней после операции все это хитроумное сооружение развалилось, и больной тут же мгновенно умер. Случай и смешной, и печальный, шуток в клинике на этот счет было немало.
   Сегодня между мной и Зинаидой Ивановной произошел, так сказать, производственный конфликт. Дежурный хирург обратился к ней с просьбой дать наркоз больному с подозрением на острый аппендицит, осложненный перитонитом. Удовлетворить его просьбу она отказалась, сославшись на то, что хирурги совсем обнаглели, не хотят оперировать под местным обезболиванием. В происходящее вмешался я. Позабыв о корпоративной солидарности, я предложил хирургам свои услуги. Недовольная Зинаида Ивановна ушла на кафедру.
   Во время операции у больного обнаружили острый гангренозный аппендицит с разлитым перитонитом. Без наркоза при этом обойтись было невозможно. После операции дежурный хирург пошел к Борису Семеновичу и рассказал ему о случившемся. Тот вызвал к себе Зинаиду Ивановну и меня и тут же отчитал ее за такое поведение. Однако во время этого разбирательства я услышал, как Зинаида Ивановна назвала Бориса Семеновича на "ты". И тут до меня дошло, что, несмотря на всю мою правоту, я нажил в лице Зинаиды Ивановны опасного врага. Будучи любовницей Бориса Семеновича, она, конечно же, повлияет на его отношение к моей особе. Ничего хорошего ждать от этого конфликта в будущем мне не приходится.
   Хотя наша клиника военная, но больные, которые здесь лечатся, почти все гражданские. Это в основном зависит от профиля производимых в ней операций. Однако попасть сюда простому смертному больному не так-то просто. Есть здесь такой подполковник медслужбы Гаврюшкин, который просеивает всех поступающих в клинику больных через одному ему известное сито. Не мало здесь больных с Кавказа, а народ этот, как известно, благодарный. В общем, в этом отношении система здесь отработана четкая, и кое-кто на этом не плохо наживается.
   Уезжая в свое время из Поти в Ленинград, я думал, что на этот раз я проведу здесь время с большей пользой для себя во всех отношениях, чем в 50-е годы, будучи нищим студентом. Однако я ошибся. Почти все время у меня уходит на учебу, работу и науку, домой я прихожу только спать. Посещать кинотеатры, музеи и театры мне некогда. Хорошо, что все эти заведения я все-таки посещал в 50-е годы. Правда, в оперный театр им. Кирова мы все же несколько раз сходили. Посетили мы также сольные концерты Зыкиной и Хиля. А вот полюбоваться еще раз на красоты Ленинграда и его окрестностей нам помогли приехавшие к нам в гости моя мама, муж моей старшей сестры Гриша и мой двоюродный племянник Николаенко Геннадий. Поневоле пришлось повозить их по всем примечательным местам Ленинграда и его пригородов. Все, конечно, были в восторге от города — музея, как я его про себя называю.
   Особо хочу рассказать здесь о своем двоюродном племяннике Геннадии. Это внебрачный ребенок моей двоюродной сестры Клавы. После войны его мать работала в детском доме, вскоре она умерла. Ее сын остался в этом же детском доме. Ему повезло в том отношении, что недалеко от детского дома жила его родная тетя Хима, которая, имея большую собственную семью, заботилась о нем, как могла. Мальчик хорошо учился, успешно закончил среднюю школу и поступил затем в Московскую ветеринарную академию. После окончания последней он был оставлен там в аспирантуре, защитил кандидатскую диссертацию. В настоящее время он работает в ветеринарной научно-исследовательской лаборатории в Минске, написал докторскую диссертацию, однако защитить ее никак не может, так как завистники, недоброжелатели и конкуренты, боясь соперника, всячески ему препятствуют. К тому же он еще беспартийный, никак не может дождаться своей очереди для поступления в партию. Как ни странно, но такие очереди для интеллигенции существуют. Вот такая судьба у этого замечательного парня-трудяги.9
   Прибыв в 50-е годы из глухой белорусской деревни в Ленинград, я все здесь начинал с нуля. Например, очень хотелось мне научиться чувствовать и понимать музыку. С этой целью на последние деньги я посещал всевозможные лекции-концерты, в основном в домах культуры. Так уж получилось, что свое музыкальное образование я начал с классической музыки. Однако кроме понимания красивых мест из опер и балетов, я дальше в этом отношении не двинулся.
   С эстрадной музыкой я знакомился в основном на выступлениях самодеятельных эстрадных коллективов и певцов в кинотеатрах перед киносеансами. Посетил я также несколько концертов отечественных джазовых коллективов, но они мне не понравились. Слишком много непонятного и неприятного мне шума-гама издавали они на своих концертах.
   Сейчас же, сняв новую жилплощадь, я неожиданным образом познакомился с эстрадной музыкой отечественных и зарубежных исполнителей. И помог мне в этом наш сосед-студент Виталий Коренев. Эта музыка мне нравилась, она мне понятна, и я стал ее большим поклонником. Виталий посоветовал мне купить одну из лучших наших магнитол — "Миния", что я и сделал. Он записал мне несколько бабин отечественной и зарубежной эстрадной музыки, среди них записи выступлений таких певцов, как Луи Армстронг, сёстры Берри, Теодор Биккель, Чеслав Неман, Караклаич, Марьянович, Анна Герман, Эдита Пьеха и многих других. Я начал усиленно пополнять свою коллекцию подобной музыкой. Записываю я и классическую музыку — это в основном арии из опер и танцы из балетов, а также — народную музыку.
   В нашей коммунальной квартире произошёл неприятный инцидент. Муж одной из живущих в квартире семейных пар — алкоголик. Частенько он приходит домой пьяный и начинает выступать, придираясь в основном к своей жене. На днях же он особенно сильно разошёлся и начал гоняться за женой, которая подняла дикий визг. Тогда он затащил её в комнату, повалил на кровать и начал душить. Крики женщины раздавались на весь этаж. Тут я не выдержал и побежал в их комнату, разнял эту пару и пообещал сдать виновника всего этого в милицию.
   Я начал звонить в милицию, которая пообещала приехать, но всё не ехала. Пришлось повторять звонки многократно и даже пригрозить дежурному, что если они не приедут утихомирить алкоголика, то завтра же я напишу на них жалобу и заметку в "Ленинградскую правду". Мои угрозы возымели действие, через несколько минут милиция приехала и забрала буяна, который, кстати говоря, к тому времени уже совсем притих. На следующий день его выпустили домой. И вот сейчас ежедневно, возвращаясь с работы пьяным и медленно поднимаясь с первого на четвёртый этаж, он вовсю ругает свою жену и меня, однако, войдя в квартиру, тут же замолкает. Так что жить нам на новом месте стало веселей.
   Не так давно к нам на кафедру прибыл подполковник медслужбы Чекоидзе из Тбилисского окружного госпиталя. Там он занимает должность старшего ординатора хирургического отделения. Однако ему, как и всем смертным, захотелось получить следующее воинское звание — полковник, для чего ему нужно стать начальником отделения окружного госпиталя. Вакантной в госпитале оказалась должность начальника отделения анестезиологии и реаниматологии. Командование госпиталя решило перевести его на эту должность, предварительно отправив его в академию на месячное прикомандирование для овладения новой специальностью.
   Мы думали, что этот подполковник сразу же ринется в бой, будет активно посещать лекции и занятия и день и ночь торчать в клинике, участвуя в даче наркозов. Но не тут-то было. Обычно с опозданием он каждый день появляется в клинике и переходит из операционной в операционную, поглядывая из-за спин анестезиологов и хирургов на наркозные аппараты и операционное поле, больше на последнее. Ни разу никакого участия в даче наркоза он не принял. С такой "прекрасной" подготовкой и с документами в кармане о пройденной им специализации он и убыл к себе в Тбилиси. Все наши сотрудники не могли себе представить, как сможет работать в отделении анестезиологии и реаниматологии такой начальник отделения. Но он всё же стал им. Такое нередко встречается в госпиталях, особенно в закавказских республиках.10
                ГЛАВА 3 1966 год
   В клинику по скорой помощи привезли капитана 33-х лет с четырнадцатью колото-резаными ранами, полученными им в драке. Одна из ран находилась в четвёртом межреберье у левого края грудины. Больной был заторможен, с серыми кожными покровами, пульс и артериальное давление у него не определялись. С помощью внутривенных вливаний подняли ему артериальное давление до 60/40 мм рт.ст. Заподозрили ранение сердца. Я не встречал подобных больных раньше, поэтому с большим интересом участвовал в проведённой ему операции, во время которой была обнаружена рана левого предсердия длиной 0,7 см. Рану сердца зашили. Через три недели больной был выписан из клиники без ограничения годности к несению военной службы. Все участники операции были довольны её результатом, а больной очень радовался второму своему рождению.
   Кроме тяжёлой и сложной работы, в клинике происходят и другие более интересные и приятные события. Все мы живые люди и ничто человеческое нам не чуждо. Народ здесь в основном молодой, поэтому нередко здесь флиртуют и влюбляются. Тон в этом задают женщины. Их в клинике меньше, а кавалеров здесь хоть отбавляй. Поэтому женщины, не теряя времени, быстро обзаводятся любовниками и тем скрашивают себе жизнь. Я уже говорил, что даже наш Борис Семёнович имеет любовницу, не отстают от него некоторые преподаватели, адъюнкты, клинические ординаторы и слушатели факультетов усовершенствования на кафедре и в клинике. Об этих связях обычно все знают, однако открытого осуждения с чьей-либо стороны не слышно.
   Некоторые считают кощунством заниматься всем этим в учреждении, где на излечении находится масса тяжёлых больных.
   Существует такая поговорка: "Не греши, где работаешь, и не работай, где грешишь". На этот счёт в клинике и на кафедре обычно отвечают: "А что же нам делать? Ведь у нас нет времени заниматься этим на стороне".
   Иногда к нам на кафедру из конструкторских бюро поступают на практические испытания их детища — сконструированные ими наркозные и дыхательные аппараты, а из химических лабораторий — синтезированные там медикаменты, в основном миоре- лаксанты. Мы начинаем применять их в нашей практической работе и, как правило, убеждаемся в их плохом качестве. Наше начальство прекрасно знает от нас о никчёмности этих изобретений, но почему-то отклики на них даёт удовлетворительные, обтекаемые. Оказывается, наши руководители лично знакомы с руководителями этих конструкторских бюро и химических лабораторий и не хотят обидеть их, испортить с ними отношения. В результате всего этого наша промышленность нередко выпускает плохие аппараты и медикаменты, в чём я впоследствии убедился.
   На днях у нас проходил симпозиум по анестезиологии и реаниматологии. На нём я встретил некоторых заочно известных мне крупных специалистов в нашей специальности, в том числе и зарубежных. При подготовке к симпозиуму наши женщины, видя моё усердие в науке, просили Бориса Семёновича включить в сборник выступлений, оглашённых на симпозиуме, и моё выступление на ту тему, по которой я работаю. Однако Борис Семёнович не придал их просьбам никакого значения, хотя у меня и появились уже кое-какие новые интересные сведения, полученные в результате моих исследований. Всё это я воспринял как плохой знак. Несомненно, что это козни Зинаиды Ивановны, нашептавшей что- то на ушко своему любовнику.
   Было у меня на симпозиуме две особенно запомнившиеся мне встречи. Одна из них — встреча и знакомство с полковником медслужбы Богомоловым, Героем Советского Союза, который руководит анестезиологической службой в Главном госпитале Советской Армии им. Бурденко. Не зная меня, он очень откровенно рассказал мне о том тяжёлом психологическом климате, который царит у них в госпитале, о тех кознях и нападках, которым он там подвергается. И это такой видный и заслуженный человек!
   Второй запомнившейся мне встречей была встреча с военным анестезиологом из ГДР Это был молодой парень в военной форме, напомнившей мне фашистскую форму времён войны. Я смотрел на этого ни в чём неповинного человека и чувствовал, что меня пронизывает неприязнь, даже ненависть к нему, представителю той нации, которая столько горя принесла нашему народу. Это они убили моего отца.
   Свой второй отпуск во время пребывания в Ленинграде за 1966 год я также решил провести на Кавказских минеральных водах. Путёвку в санаторий мне достать не удалось, поэтому я отдыхал и лечился там, как говорят "дикарём". Начал я с Пятигорска, неделю пробыл в Ессентуках, а закончил свой отдых в Кисловодске. К концу отпуска отправился на Кубань, где встретился с Таней.
   Нам с её родственниками необходимо было решить вопрос с машиной. Геннадий пользовался ею по доверенности, переоформить машину на него было невозможно, так как я по закону должен был продать её через комиссионный магазин человеку, который стоит там в очереди на машину. Решили машину продать.
   С Таней поехали в Майкоп в ГАИ, сняли машину с учёта. Автоинспектор, обслуживающий нас, предложил нам продать её товарищу из города Белореченска, который работает заготовителем и, по словам инспектора, имеет кучу денег. Мы запросили за машину 3000 рублей. Автоинспектор тут же позвонил в Белореченск потенциальному покупателю, получил от него согласие, и вот мы все трое мчимся в Белореченск. И надо же было такому случиться: проезжая через центральную усадьбу колхоза "Большевик", наша машина испортилась, у неё сломался один из болтов в системе рулевого управления. Болт нам тут же выточили в колхозной мастерской, а за это время в деревню с шофёром приехал покупатель машины, с которым автоинспектор созванивался. Машину они осмотрели, она им понравилась, в цене мы сошлись, и вот мы из рук в руки передали нашу машину новому владельцу. Переоформление её он взял на себя.
   Вот так, наконец, избавились мы от этой злополучной машины, доставившей нам мало удовольствия, но очень много хлопот.
   Особая гордость каждого анестезиолога — это участие в операции с искусственным кровообращением. Для проведения обезболивания таким больным обычно назначается два анестезиолога. Один из них является старшим (обычно это преподаватель кафедры), второй придаётся ему в качестве помощника (кто-то из менее опытных анестезиологов). Меня, как правило, назначали помощником, хотя я теоретически знал все обязанности старшего.
   И вот сегодня совершенно неожиданно я оказался в единственном числе во время такой операции. Руководитель клиники профессор А.П. Колесов оперировал больную 34-х лет с митральным стенозом. Наркоз давал я. Через левое ушко сердца профессор ввёл палец в левое предсердие с целью проведения слепого разделения сросшихся створок митрального клапана. При этом он обнаружил редкое заболевание — опухоль левого предсердия. Обследуя находку, он сдвинул её с места, и она вклинилась в левое предсердно-желудочковое отверстие, перекрыв тем самым ток крови в сердце. Последнее тут же остановилось. Был начат открытый массаж сердца, который из-за вышеуказанного вклинивания опухоли оказался неэффективным. Несмотря на это, массаж сердца и искусственное дыхание продолжались.
   В операционную срочно была вызвана бригада специалистов по искусственному кровообращению. Я, со своей стороны, сделал всё, что положено анестезиологу в таком случае. Больной была проведена операция удаления опухоли (миксомы) предсердия.
   Однако после операции она не пришла в сознание ввиду длительного неэффективного массажа сердца. Её кора головного мозга погибла от гипоксии. Через несколько дней больная скончалась.
   Во всей этой печальной истории я, во-первых, получил всё же удовлетворение от участия в такой операции, а, во-вторых, имел возможность наблюдать за работой и поведением профессора Колесова в экстремальной ситуации. Вёл он себя очень выдержанно, спокойно, с коллегами по работе обращался по-товарищески, просто, как с равными. Такой стиль обращения с подчинёнными, подумал я, может быть только у очень воспитанного и культурного человека.
   В своём дневнике я обычно описываю наиболее интересные случаи из практики, которые, к сожалению, заканчиваются трагически. Пусть у читателя не создастся впечатление, что в клинике такие случаи происходят в массовом количестве. Это единичные случаи среди тех многих тысяч больных, которые прошли через клинику и обрели здесь в результате произведённых им операций вторую жизнь.
   Все праздники, дни рождения и другие торжества у нас на кафедре обязательно отмечаются. Руководство этому нисколько не препятствует, наоборот, всё это поощряется. Жёны и мужья сотрудников на эти мероприятия не приглашаются. У Бориса Семёновича в кабинете весь шкаф заставлен всевозможной посудой. Есть здесь с чего и выпить, и закусить. А выпивку и закуску обычно доставляют виновники торжеств, при праздниках же всё это делается вскладчину. Юбилярам обычно дарят подарки, причём, разнообразием их особенно не балуют. Мне, например, на дни рождения и Советской Армии подарили уже четыре авторучки в виде ракет на старте. Женщинам обычно дарят духи или какую- либо безделушку.
                ГЛАВА 4 1967 год
   Срок моего пребывания в клинической ординатуре неумолимо приближается к концу. Борис Семёнович велел мне по очереди посетить несколько клиник хирургического профиля и познакомиться там с организацией анестезиологической и реаниматологической службы.
   В течение двух месяцев я посетил следующие клиники Военно-медицинской академии: клинику госпитальной хирургии, военно-полевой хирургии, стоматологии, урологии, нейрохирургии и термических поражений, а так же Научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии на Васильевском острове и Институт грудной хирургии при I-ом мединституте. При этом я был не праздным экскурсантом, а активным участником проводившихся там операций.
   В стоматологической клинике я был до крайности поражён тем умением, с которым работавший там анестезиолог-реаниматолог Муковозов вводил интубационные трубки в трахеи больных с деформациями лица, глотки, полости рта и носа. Мне казалось, что такого я никогда не достигну.
   Но особенно мне понравилось в клинике военно-полевой хирургии, руководит которой профессор А.Н. Беркутов. Несмотря на свой преклонный возраст, это очень энергичный, весёлый, простой, обаятельный человек. Буквально раскрыв рты, сотрудники с огромным удовольствием слушают его лекции, занятия и вообще рассказы на тему военно-полевой хирургии, интереснейшие случаи из практики.
   В настоящее время клиника осваивает проведение регионального искусственного кровообращения на нижних конечностях с целью лечения тромбоза глубоких вен. Тема очень интересная и захватывающая. Старший преподаватель клиники Цыбуляк разработал очень чёткую систему лечения больных столбняком. При клинике имеется отделение по лечению шока и терминальных состояний. С целью отработки методов лечения таких больных клиника систематически дежурит по городу, концентрируя у себя больных с тяжелейшими травмами, в частности с политравмами. С реанимационными бригадами я сделал несколько выездов на места происшествий и убедился в адской работе медперсонала этих бригад.
   В Научно-исследовательском институте акушерства и гинекологии я совершенно неожиданно встретился со своим однокашником по мединституту Н.П. Либертовичем и наблюдал, как он делал пластику влагалища у женщины с его атрезией. Мы вспомнили с ним нашу молодость, при этом я очень удивился тому, что немало способных ребят из нашего курса своей специальностью избрало акушерство и гинекологию. Вот уж не знаю, что их тянет к этой специальности?
   В Институте грудной хирургии при I-ом мединституте, который создал замечательный хирург профессор Ф.Г. Углов, меня поразили те интриги и козни, которые там творятся. Создателя этого института его же ученики выжили из его детища, обвинив его во всех смертных грехах, в частности в коррупции, протекционизме и взяточничестве. Сейчас Ф.Г. Углов, любимец молодёжи в годы моего студенчества, руководит клиникой госпитальной хирургии мединститута.
   Итак, я подхожу к финишу своего пребывания в клинической ординатуре. Пора подвести мне итоги своей учёбы и работы, наметить планы на будущее.
   Что касается итогов, то они меня вполне удовлетворяют и радуют. Я стал, без преувеличения, высококвалифицированным анестезиологом-реаниматологам, который справится с любыми задачами и трудностями в своей профессии. С научной работой я до конца не справился, выполнив её только на 80%, на остальное у меня не хватило времени.
   Что касается планов на будущее, то они у меня находятся в густом тумане.
   Мои предшественники по клинической ординатуре, заканчивая её, обычно или оставались работать на кафедре, или их посылали начальниками отделений крупных, обычно окружных госпиталей. Сейчас на кафедре и вообще в клиниках академии нет для военнослужащих вакантных должностей анестезиологов-реаниматологов. Из окружных госпиталей вакантной должность начальника отделения анестезиологии и реаниматологии была до последнего времени только в Тбилисском окружном госпитале, но её, как я уже писал, занял "большой" специалист в нашей профессии подполковник медслужбы Чекоидзе. Так что я даже не знаю, куда начальство меня определит.
   Но вот совершенно неожиданно в тумане появился какой-то просвет, Недавно клинику посетил начмед Байконурского госпиталя, который заявил, что госпиталь у них большой и серьёзный, а вот начальника отделения анестезиологии и реаниматологии у них нет. Меня познакомили с этим полковником медслужбы, мы поговорили с ним, и он обещал мне, что они возьмут меня к себе. Я дал своё предварительное согласие на это, хотя, как мне сказали, место это горячее во всех отношениях, в том числе и в прямом. Летом там бывает очень жарко и жить на верхних этажах в домах нелегко.
   С надеждой на вышеописанный вариант я спокойно заканчиваю свой срок в ординатуре. Николай Александрович Мещеряков, который временно замещает отсутствующего Бориса Семёновича, написал мне хорошую характеристику, которая заканчивается таким выводом: "Может быть назначен начальником отделения анестезиологии и реаниматологии госпиталя". Я понёс эту характеристику в отдел кадров академии.
   Начальник отдела кадров, познакомившись с ней, сказал мне: "Желательно, чтобы в характеристике было написано, что вы можете быть назначены начальником отделения окружного или крупного госпиталя". На это я ему ответил, что я уже практически "просватан" начальником отделения Байконурского госпиталя и что такое исправление в характеристике мне ничего не даёт. Начальник отдела кадров не стал мне возражать, но человек он, как видно, был опытный и знал, что говорил.
   Через несколько дней, как гром средь ясного неба, на кафедре раздался звонок и начальник отдела кадров сообщил мне, что я назначен в Забайкальский военный округ начальником отделения Улан-Удэнского военного госпиталя. Это рядовой гарнизонный госпиталь на 200 коек. Моему разочарованию не было предела. Я попадаю в систему гарнизонных госпиталей, где только что ввели должность анестезиологов-реаниматологов. Делать специалисту с полученной мной подготовкой в таком госпитале нечего. Я сказал всё это начальнику отдела кадров и твёрдо добавил, что в этот госпиталь и этот округ я служить не поеду, к тому же у моей жены есть заключение медицинской комиссии (правда, просроченное) о том, что ей противопоказано проживание в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях. Я знал, что отдельные районы ЗабВО приравнены к районам Крайнего Севера. На это начальник отдела кадров ответил мне, что с этого года такое положение отменено. И вообще, в этом году почти все выпускники академии направляются служить на границу с Китаем, так что моё упрямство бесполезно.
   Начальник отдела кадров на самом деле был прав. Сейчас у нас с Китаем очень напряжённые отношения. На границе с ним создаются новые группировки войск, восстанавливаются старые и строятся новые укрепрайоны. Так что я стал жертвой обстоятельств. Появившийся к тому времени на кафедре Борис Семёнович, к которому я обратился за помощью, ответил мне, что помочь он ничем не может. Что касается Байконурского госпиталя, то, скорее всего, меня не взяли туда как беспартийного. На такой объект беспартийных военнослужащих не берут.
   Мне очень обидно, что Борис Семёнович даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне. При этом, по-видимому, сыграли свою роль все те отрицательные обстоятельства, о которых я писал выше (я нежеланный кандидат на кафедре, мои напряжённые и даже враждебные отношения с Зинаидой Ивановной и прочее).
   Обо всех перипетиях происходящего я, конечно, рассказывал Тане. Но беда и на этот раз не пришла одна. В один прекрасный день Таня заявила мне, что нам с ней нужно серьёзно обсудить наши семейные отношения. Она знает, что я её не люблю и изменял ей, и что она дальше всё это терпеть не намерена, тем более, что у нас нет детей. Она предложила мне подобру-поздорову разъехаться в разные стороны, то есть фактически развестись. Она уже подумала над этим и намерена уехать на юг, в частности в Сочи, где у неё есть дальние родственники, которые, как она надеется, помогут ей прописаться там и устроиться на работу.
   — Ну что ж, развод так развод, — ответил ей я, — только давай сделаем это позднее, когда мы устроимся на новых местах жительства, так как сейчас нам некогда этим заниматься, да и развод этот помешает мне по прибытии на новое место службы.
   Таня с этим согласилась и предложила мне тут же обсудить вопрос о разделе нашего немногочисленного имущества. Оказывается, она уже побывала у юриста и всё у него выяснила. Она желает взять себе практически всё нажитое нами имущество: холодильник, телевизор, ковёр, не претендует только на магнитолу "Миния". Кроме того, она претендует на часть имеющихся у нас денег. Все её просьбы были тут же без скандала удовлетворены.
   Оставшиеся мне деньги я решил держать на срочном вкладе хоть всю жизнь, пока не куплю себе при выходе на пенсию легковую машину.
   Затем я стал обдумывать сложившуюся ситуацию. То, что мы разводимся с Таней — это правильно. Не должен же я жить с ней всю жизнь, не любя её. Не я первый и не я последний развожусь. Правда, этот развод мне когда-нибудь отрыгнётся в будущем, в армии этого не любят. Но ничего, переживём и это. Всё со временем образуется. Я человек молодой и мне не поздно будет создать новую семью с любимой женщиной. Материально ж со временем я всё приобрету. В общем, трагедии в разводе я никакой не видел.
   И ещё я понял одно: мне необходимо воспользоваться твёрдым решением Тани о нашем разводе. Сам я, мне кажется, отношусь к тем мужчинам, которые, боясь обидеть своих жён и жалея их, не способны принять такое решение и обречены пассивно плыть по течению жизни.
   Таня очень оперативно заказала себе контейнер и отправила свои вещи на Кубань на адрес матери. Вскоре туда же уехала и она сама.
   Я по-прежнему отказывался от службы в ЗабВО и не брал в отделе кадров предписание на новое место службы.
   Чтобы оттянуть всё это подольше, я решаю лечь в терапевтическую клинику, которая размещается над нашей хирургической клиникой. После перенесения инфекционной желтухи у меня развился хронический гепатит, как в шутку говорят, болезнь, при которой ни выпить, ни закусить толком нельзя. Малейшее нарушение диеты или употребление спиртных напитков вызывает у меня боль в печени, в крови постоянно повышен билирубин.
   Я сделал анализ крови и лёг в клинику. Моим лечащим врачом оказался майор медслужбы Береснев Николай Иванович. Я быстро нашёл с ним общий язык, и он пообещал держать меня в клинике столько, сколько я пожелаю.
   Вчера во время просмотра программ телевидения недалеко от меня в кресле устроилась молодая симпатичная блондинка. Я заговорил с ней, и у нас началась оживлённая беседа. Оказалось, что она жена инженера, работающего у нас в клинике, а здесь лечится по поводу кардеоневроза.
   Мы стали с ней мило раскланиваться, разговаривать, гулять по прогулочной площадке. Однажды я пригласил её к себе на кафедру, уединившись там в физиологической лаборатории. Нашему стремительному сближению Лидия Петровна не противилась.
   Позднее я окончательно утвердился во мнении, что большинство болезней у женщин бывает оттого, что мужчины недостаточно часто вступают с ними в интимную связь. Моя Лида прямо на глазах повеселела, начала поправляться.
   Однажды она сказала мне: "Наш лечащий врач Николай Иванович очень больной человек. Он перенёс травму позвоночника и сейчас мучается от сильных болей в нём. Не мог бы ты достать ему несколько ампул наркотиков?"
   Я ответил ей, что нет проблем. Сейчас же пойду в клинику, обойду все посты и достану у дежурных медсестёр наркотики. Так я и сделал. Ампулы я передал Лиде. Через несколько дней всё это повторилось заново, а затем стало повторяться регулярно каждые 34 дня. Я понял, что могу попасть в неприятную историю. Так оно и случилось. Дней через 15 меня встретила заведующая нашей физиологической лаборатории Инна Давыдовна и сказала мне, что обо мне ходят разговоры в клинике — я с какой-то целью собираю у дежурных медсестёр наркотики. Кто-то всё же "продал" меня.
   Я ответил ей, что делаю это потому, что у нас на Кубани дедушка болен раком желудка и ему нужно регулярно вводить наркотики. Инна Давыдовна поверила мне и даже дала мне 15 ампул морфина. Свои обходы дежурных медсестёр в хирургической клинике я прекратил.
   Вскоре после описанных событий я глазам своим не поверил, когда Инна Давыдовна привела ко мне в палату... Таню. Оказывается, она съездила в Сочи, но прописаться и устроиться там на работу не смогла, поэтому решила вернуться в Ленинград. Из Майкопа она позвонила на нашу квартиру, узнала, что я лежу в клинике и поспешила со своим выездом. Она сходила в штаб академии и взяла там справку о том, что я учусь в клинической ординатуре. Она сняла себе комнату в двухкомнатной квартире, переадресовала с Кубани отосланный ею контейнер в Ленинград, а сейчас прописывается и устраивается на работу в Полиграфический комбинат, правда, пока на полставки окулиста.
   Со своей стороны, я пообещал ежемесячно высылать ей деньги в сумме 30 рублей на оплату квартиры.
   На полученных от Инны Давыдовны 15 ампулах морфина я продержался 15 дней, а затем попросил Николая Ивановича выписать меня из клиники. К тому времени мне стали выплачивать денежное довольствие только за воинское звание, так как срок выплаты денег за должность клинического ординатора после снятия с неё истёк. Это было последней каплей, сломившей моё сопротивления. Я тут же пошёл в отдел кадров и взял у них предписание на новое место службы в город Улан-Удэ.
   Николай Александрович Мещеряков на прощание сказал мне, что не стоит так сильно убиваться. В своё время он тоже служил в Забайкальском военном округе и с большой теплотой вспоминает то время, считая его лучшими годами своей жизни. Жить и продуктивно работать можно везде. Даже в небольших госпиталях можно заниматься научной работой, опыт которой у меня уже имеется.
   На кафедре я устроил прощальный вечер. Все желали мне счастливого пути, счастья и успехов на новом месте службы.
   Из Ленинграда я улетал самолётом "Ленинград-Иркутск". Провожала меня в этот путь Таня. Накануне я попрощался с Лидой, которая передала мне привет от Николая Ивановича и попросила выслать ему из Улан-Удэ немного наркотиков. На эту просьбу я никак не отреагировал.
   И вот в самолёте я лечу над бескрайними просторами нашей родины. Ничего под крылом самолёта, кроме "зелёного моря тайги", я не вижу. Мы летим где-то севернее обжитых в Сибири мест. Известно, что города и населённые пункты в Сибири располагаются в основном вдоль Транссибирской железнодорожной магистрали и по берегам рек.
   Прощай, цивилизованный европейский мир, да здравствуют Сибирь и дикие степи Забайкалья!



                ПРОТРЕЗВЛЕНИЕ
                Дневник военного врача
  Декабристы знали за что и знали на сколько,мы же не знаем за что и не знаем на сколько.Надпись на памятнике,не установленном офицерам в Забайкалье.         
                ГЛАВА 1 1967 ГОД.               
   Первое, что меня поразило по прилёте в Иркутск — это расположение в черте города аэродрома. Каково здесь жить горожанам, над головами которых днём и ночью ревут реактивные самолёты, которые к тому же имеют шанс при взлёте и посадке нечаянно упасть на жилые кварталы.
   До отлёта в Улан-Удэ оставалось пару часов, которые я решил использовать для поездки в центр города с целью ознакомления с его достопримечательностями. Там меня особенно поразило то, что на центральной улице города сохранились старинные деревянные двухэтажные дома, украшенные чудесной деревянной резьбой. Говорят, что в одном из них с семьёй в ссылке после освобождения с каторги жил декабрист Волконский. Глядя на всё это, я невольно подумал о том, что у нас в европейской части Союза, в частности, подвергшейся немецкой оккупации, подобные достопримечательности уже давно превратились в пепел. А жаль!
   Наш маршрут из Иркутска до Улан-Удэ лежал над озером Байкал. Глядя на него с самолёта, дух захватывало при мысли о том, что мы летим над этой прекрасной водной жемчужиной страны. Пересекли мы его на нашем не слишком быстроходном АН-24 довольно быстро, выходит, оно не такое уж и большое. На остальном пути нашего следования под нами простиралась гористая местность, сплошь покрытая лесом.
   С аэродрома не без труда я, наконец-то, прибыл в конечную точку своего путешествия — в Улан-Удэнский военный госпиталь, находящийся в Октябрьском районе города. Размещается он в трёх зданиях, одно из которых — двухэтажная казарма дореволюционной постройки. В ней на первом этаже размещаются приёмное, рентгенологическое, лабораторное, терапевтическое и неврологическое отделения, на втором — хирургическое, глазное и ушное отделения, а также примкнувшее к ним отделение анестезиологии и реанимации, руководить которым я и прибыл. В одном из деревянных одноэтажных зданий располагаются кожно-венерологическое и инфекционное отделения, во втором — аптека, поликлиника и штаб госпиталя.
   В лечебных отделениях госпиталя царит теснота, часть больных лежит в коридорах, здания госпиталя явно нерассчитаны на 200 коек.
   Что касается моего отделения, то оно существует только на бумаге. Я буду здесь первым штатным начальником отделения анестезиологии и реанимации. До меня его обязанности возлагались на нештатного начальника отделения, коим является начальник ушного отделения, прошедший месячное прикомандирование по анестезиологии и реаниматологии в окружном госпитале. Это единственный человек, который искренне обрадовался моему прибытию в госпиталь. Он признался мне, что всячески уклоняется от исполнения возложенных на него обязанностей анестезиолога-реаниматолога, так как считает эту работу рискованной, а себя недостаточно подготовленным к ней. Для проведения общего обезболивания при более-менее сложных операциях в госпиталь приглашают анестезиологов из гражданских лечебных учреждений города.
   В госпитале имеется в наличии всего лишь только один наркозный и один дыхательный аппарат, работающий на сжатом кислороде. Из положенных по штату двух медсестёр в наличии имеется только одна. Нет в госпитале и кислородной системы. Реаниматологическая помощь в приёмном и лечебных отделениях госпиталя, а также в медпунктах частей гарнизона не предусмотрена. Организовывать её мне придётся здесь с нуля.
   Однако при разговоре на эту тему с командованием и врачами госпиталя я встретил полное непонимание. Мне заявили, что в госпитале нет соответствующего оборудования для организации реаниматологической помощи и отсутствуют площади для развёртывания реанимационных палат.
   В хирургическом отделении плановые серьёзные операции практически не проводятся. Начмед госпиталя оказался врачом старой закалки. Это врач-фронтовик, в прошлом хирург, большой сторонник местного обезболивания. Он пенсионного возраста и дослуживает в армии свои последние месяцы. Под стать ему оказались и начальники терапевтического и инфекционного отделений.
   Не встретил я достаточного понимания и у исполняющего обязанности начальника хирургического отделения. Им оказался майор медслужбы Ваховский Борис Яковлевич, 38 лет, еврей по национальности. Это достаточно грамотный врач и неплохой хирург, однако сейчас он находится в очень удручённом и подавленном состоянии. Незадолго до моего приезда он прооперировал солдата с травмой живота, при этом он удалил ему обнаруженное в животе разорванное опухолевидное образование, похожее на кисту. На самом деле эта находка оказалась единственной кистозно-изменённой почкой. Больной после операции вскоре умер. За этот промах Ваховский был наказан: его сняли с должности начальника отделения и понизили до должности старшего ординатора. В госпитале сейчас ждут прибытия нового начальника хирургического отделения.
   Кроме Ваховского, в хирургическом отделении работают ещё два гражданских хирурга. Один из них — дама лет 40, сутулая, некрасивая старая дева, как говорят, большая мужененавистница. Зовут её Валентина Дмитриевна. Второй хирург — Павел Дмитриевич Шашков, общительный, компанейский мужчина лет 45. С ним у меня сразу же сложились добрые отношения.
   С моим прибытием в госпиталь у начальства появилось несколько проблем. Одна из них — чем меня занять. По основной своей специальности я буду занят мало, поэтому решено было обязать меня вести хирургических больных. Мне выделили палату на шесть коек, и я таким образом стал хирургом поневоле. Наравне со всеми я буду регулярно дежурить по госпиталю. Кроме этого, мне вменяется в обязанность постоянное дежурство анестезиолога- реаниматолога на дому. Я должен по возможности сидеть дома и ждать, когда я понадоблюсь в госпитале для оказания срочной анестезиологической и реаниматологической помощи. Если же я буду куда-то отлучаться из дома, то я должен ставить об этом в известность дежурного по госпиталю, указывая ему место своего пребывания, чтобы меня всегда можно было найти. К сожалению, такова отныне будет моя участь до конца моей службы в армии.
   Мне вменили также заведование нештатным пунктом заготовки и переливания крови. К счастью, госпиталь получает сыворотки, консервированную кровь и ее компоненты и препараты из республиканской станции переливания крови. Я должен буду со своей медсестрой-анестезисткой снабжать госпиталь всем вышеуказанным. Мне необходимо будет также организовать и обследовать большую группу резервных доноров из сотрудников госпиталя и солдат соседних частей для забора у них крови в экстренных случаях. К этому мы должны быть всегда готовы, имея для этого соответствующие медицинские наборы.
   Вторая проблема, появившаяся у начальства с моим прибытием — проблема моего размещения. Никакого резервного жилого фонда в госпитале нет. Кроме меня, здесь еще два офицера нуждаются в жилье. Начальник госпиталя после тяжелого раздумья решает поселить меня в поликлинике в кабинет окулиста. На его предложение я соглашаюсь. Там поставили койку и тумбочку, и вот я справляю новоселье.
   В КЭЧ гарнизона меня поставили в очередь на получение жилья. При этом в рапорте я указал, что моя семья состоит из трех человек: меня, жены и моей матери. Начальнику ж госпиталя я сказал, что моя жена пока что осталась в Ленинграде и ждет, когда я получу здесь жилье, чтобы приехать ко мне. О разрыве наших отношений я умолчал. Моя ж мать проживает сейчас у моей сестры в городе Гомеле и также ждет моего сигнала о приезде сюда.
   Сразу же после моего обоснования в поликлинике передо мной остро встали бытовые проблемы: стирка белья и питание. Стирать белье за определенную плату мне согласилась санитарка отделения. Питаться ж я решил в основном в городской столовой и по возможности у себя в кабинете. В столовой, к счастью, преобладает русская кухня, из бурятских блюд я здесь обнаружил позы
— это по существу большие сибирские пельмени с фаршем и бульоном внутри. Из напитков широко распространен зеленый чай с молоком и солью непривычного вкуса, но, как утверждают, очень полезный, в частности, при заболеваниях желудочно-кишечного тракта. Любимым блюдом у бурят является бухулёр — куски конского мяса в бульоне. Без него у них не обходится ни одно пиршество. Конина бурятами предпочитается любому другому мясу. Именно поэтому здесь разводят низкорослых (высотой 130 — 133 см в холке) бурятских лошадей. Байкальский омуль также является любимым блюдом жителей Бурятии. Особым деликатесом считается омуль с душком — это когда его в определенной таре закапывают в землю и доводят до определенной стадии разложения. К большому сожалению, омуль сейчас трудно купить, разве что у браконьеров. Дело в том, что советское правительство додумалось на несколько лет сдать озеро Байкал в аренду чехам, которые выловили в нем все, что только можно было выловить. Именно поэтому ловля рыбы в Байкале сейчас запрещена, ее снова там разводят.
   Думаю, что пришла мне пора рассказать о моей ближайшей и пока что единственной помощнице — медсестре-анестезистке Николаенко Гале. Это симпатичная веселая молодая женщина лет 30, она жена начальника гарнизонного дома офицеров, имеет дочь 7 лет. Семья у них благополучная. Как специалист, она меня вполне устраивает.
   Видя мое одиночество и замкнутость на первых порах, она решает ввести меня в круг своих знакомых. Для начала она познакомила меня с Даньшиным Олегом, стоматологом выездной стоматологической бригады. Тот пригласил нас на свой день рождения. Живет он в двух комнатах в бараке без никаких удобств, у него двое маленьких детей, жена нигде не работает. Знакомя меня со своей женой Наташей и детишками, Олег тут же заявил мне, что у него запланировано еще трое детишек. Он и его жена — единственные дети у своих родителей, и они этим очень недовольны. Они считают себя неполноценно воспитанными, обделенными людьми и решили исправить ошибку своих родителей.
   Среди гостей Олега оказались его однокашницы по учебе в мединституте Люба, Света и Таня, все они стоматологи. Люба среди них — метиска, ее отец — русский, мать — бурятка. Люба и Света — холостячки, Таня — разведенка. На вечере мы веселились, как могли, танцевали, играли в лото и карты.
   В этот вечер я совершенно неожиданно узнал свою медсестру с другой стороны. Во время застолья она из алкогольных напитков пила только неразведенный спирт, предусмотрительно принесенный с собой. Она заявила нам, что это самый хороший алкогольный напиток, не вызывающий похмелья, а не разводит она его потому, что при разведении он становится теплым и даже кисловатым. Однако, как известно, употребляя такой крепкий напиток, очень трудно соблюсти норму, что и случилось с Галей. К концу вечера она еле держалась на ногах. Остаться у Олега на ночь она категорически отказалась, так что мне ничего другого не оставалось, как попытаться доставить ее домой. При этом она буквально висела у меня на руках, периодически пытаясь со мной поцеловаться. С горем пополам я доставил её домой. На следующее утро Галя с горечью заявила мне, что вчера кто-то все же видел нас вдвоем и распустил в госпитале слух, что она пьяная вешалась мне на шею. Что было, то было, так что обижаться нечего. Нужно во всем знать меру.
   Однако сообщение Гали меня также огорчило. Этого мне только не хватало! Ведь я должен вести себя сейчас тише воды, ниже травы, изображая из себя добропорядочного главу семейства, ожидающего воссоединения со своей семьей. Иначе я могу не получить нужной мне жилплощади. Кроме того, мне уже давно наступила пора получить очередное воинское звание — майор. Правда, согласно существующему положению, его я смогу получить только через шесть месяцев после вступления в нынешнюю должность при условии, что я справлюсь со своими обязанностями и покажу себя во всех отношениях с положительной стороны. Так что ни о каких связях с женщинами я и помышлять не могу, у меня должно быть полное воздержание в этом смысле. Однако выполнить мне здесь эту заповедь будет нелегко. В госпитале немало разведёнок и девушек на выданье всех возрастов, в том числе и перезревших. Некоторые из них смотрят на меня многозначительно.
   Мне кажется, что женщины, существа очень чуткие, да и командование госпиталя не очень верят тому, что моя семья где-то ждет воссоединение со мной. Да это и не типично для военных. Как правило, семьи военных приезжают на новое место службы в полном составе и начинают свою жизнь с нуля вместе: без жилья, без работы для жен, с новыми школами для детей и прочее. Если бы это было по-другому, то тогда семьи военных вынуждены были бы жить порознь большую часть своей жизни. Да и семьи эти были бы очень непрочные, быстро бы распадались. К счастью, жены наших офицеров полностью делят со своими мужьями все горести и тяготы жизни. Только неисправимые романтики и влюбленные неопытные молодые девушки, не ведающие, на что они себя обрекают, выходят замуж за офицеров и затем живут с ними. Правда, некоторая часть из них не выдерживает такого испытания. Часто можно слышать, что офицеры богатые, обеспеченные люди, получают большую зарплату. Но вся эта большая зарплата уходит прахом на переезды, поездки в отпуска, приобретение мебели и другого имущества вместо поломанного при переезде и прочее. Ведь недаром в народе говорят, что один переезд с места на место равносилен пожару.
   Наконец-то у нас произошло кое-что интересное, касающееся моей работы. Меня и дежурного хирурга Павла Дмитриевича срочно вызвали в районную больницу. К ним поступил в тяжелом состоянии солдат с ножевым ранением груди. Приезжаем и видим парня с четырьмя колотыми ранами передней поверхности груди, одна из них — в четвертом межреберье слева недалеко от грудины. Больной находился в очень тяжелом состоянии, пульс у него был слабый, артериальное давление 40/0 мм ртутного столба. Путем внутривенных вливаний кровезаменителей и крови удалось поднять артериальное давление до 70/30 мм ртутного столба. В течение часа больного наблюдали, однако состояние его не улучшалось. Было заподозрено ранение сердца. Под общим интубационным наркозом больному вскрыта грудная полость, при этом в левом предсердии сердца обнаружена рана длиною 0,6 см. Рану зашили. Через неделю больной переведен в госпиталь, через месяц его комиссовали и выписали из госпиталя.
   Этот случай имел для меня важные последствия. Начальство и врачи госпиталя убедились в том, что я оказался на высоте положения при оказании помощи тяжелому сложному больному. Вдобавок ко всему, я решил этот случай описать и материал отослать в "Военно-медицинский журнал". Довольно быстро мне оттуда сообщили, что моя статья будет опубликована в журнале. Это еще больше возвысило меня в глазах начальства. Вдохновило это и меня. Ведь это была моя первая научно-практическая работа, принятая к опубликованию в центральном медицинском журнале. Я понял, что даже в небольшом гарнизонном госпитале можно что- то делать, в частности, описывать интересные случаи из практики. Я решил не упускать таких случаев в будущем.
   Недавно прибыл, наконец-то, мой контейнер, жить мне стало чуть веселей, в контейнере оказалась электроплитка, а это значит, что я смогу что-то подогреть и кипятить на ней, но самое главное — это магнитола "Миния". Вечерами я слушаю записи прекрасных артистов, а также делаю новые, например, записываю музыку и песни из радиопередачи "После полуночи". Иногда хожу в хирургическое отделение смотреть вместе с больными телепередачи.
   В свободное от работы время изучаю город, который оказался лучше, чем я ожидал. Располагается Улан-Удэ в 75 км к востоку от озера Байкал на правом берегу реки Селенга при впадении в нее реки Уда. Население города свыше 250 тысяч человек, среди которых преобладают русские. С 1783 года он являлся уездным городом Верхнеудинском, в 1934 году переименован в город Улан-Удэ (Красная Уда). С 1923 года является столицей Бурят-Монгольской АССР, с 1958 года — Бурятской АССР. До 1905 года являлся местом ссылки.
   Город имеет два спальных и центральный районы. В последнем сохранились старинные постройки: Одигатриевский собор, Большие торговые ряды и Гостиный двор, а также жилые дома в стиле классицизма, среди них встречаются и деревянные двухэтажные. Последние находятся в довольно запущенном состоянии. В советское время в городе создан новый центр с площадью Советов и площадью Революции, соединенными улицей Ленина. В 1931 году построен Дом Советов, в 1952 году — Бурятский театр оперы и балета. На центральной площади города стоит памятник-бюст Ленину в виде огромной головы с раскосыми глазами. Только буряты с из монголоидным типом лица могли додуматься до такого памятника.
   Улан-Удэ — крупнейший промышленный, культурный и научный центр. Помимо театра оперы и балета, здесь имеется филармония, Бурятский музыкально-драматический театр и Русский драматический театр. В городе имеется Бурятский филиал Сибирского отделения Академии Наук СССР. В Бурятии свыше 1700 научных и научно-педагогических работников, в том числе 24 доктора и 352 кандидата наук. Буряты очень любят научные степени и довольно легко их получают, пользуясь льготным отношением советской власти к национальным научным кадрам. Правда, часто толку от таких липовых докторов и кандидатов наук бывает очень мало. Улан-Удэ — город студентов. В нем имеется четыре высших и семнадцать средних специальных учебных заведений. На реке Селенга имеется даже пристань. Что касается реки Уды, то ее берега и русло сплошь завалены лесом, который сплавляют по ней в определенное время года. Река эта довольно мелководная. Имеется здесь и аэропорт. В нашем, Октябрьском районе расположены телецентр, республиканская больница, тонкосуконная фабрика и военный госпиталь.
   Познакомившись с городом и проанализировав все увиденное, я пришел к выводу, что досталось мне не самое плохое место службы. В Советской Армии Забайкальский военный округ (ЗабВО) является пугалом для офицеров, считается самым плохим местом службы. Это и понятно. Ведь Забайкалье раньше было главной сибирской каторгой царской России с центром в городе Нерчинске и его окрестностях, где в основном и сосредотачивались каторжане. А ведь цари у нас были в основном неглупые и знали, где организовать каторгу. Это малонаселенные далеко оторванные от центральной России места с суровым климатом и малоплодородными землями. Было здесь чем и занять каторжан. В Забайкалье много полезных ископаемых. Работа в рудниках была самым подходящим занятием для узников. Сбежать заключенным с этой каторги было трудно. Преодолеть огромные расстояния от каторги по необжитым местам Забайкалья, переплыть Байкал и попасть затем в более-менее обжитую Сибирь было практически невозможно. Свою мечту о побеге каторжане могли выразить только в известной песне. Да и в Сибири их не ждали с распростертыми объятиями. Мужички-сибирячки вылавливали беглых каторжан и получали за это вознаграждение от властей.
   И вот представляете себе — офицера посылают служить в места с такой репутацией. При этом ему не определяют срок службы в Забайкалье. Здесь только в гарнизонах на Маньчжурской железнодорожной ветке и в северных районах ограничен срок службы пятью годами, это так называемые заменяемые районы. В них офицеры и сверхсрочнослужащие получают паек. В остальных же местах Забайкалья военнослужащие имеют шанс прослужить до конца своей службы. Недаром офицеры расшифровывают Забайкальский военный округ (ЗабВО) как "Забудь вернуться обратно".
   Конечно, в Улан-Удэ, крупном и довольно современном городе, можно служить. При наличии железнодорожного и особенно авиационного сообщения с центром страны оторванности от цивилизованного мира здесь особенно не ощущаешь. Что касается полезного и приятного времяпрепровождения, то это здесь не проблема. Хотя, как известно, офицеры почти все свое время проводят на службе и дома, пользоваться благами цивилизованного города и праздно озирать окрестности им некогда. Что касается климата, то, несмотря на всю его суровость, он здесь здоровый. Правда, при всей правоте таких рассуждений, не позавидуешь все же офицерам, попадающим служить в захолустье, Богом забытые гарнизоны. Ну, а мне пока что нужно радоваться, что я попал служить в неофициальную столицу Забайкальского края город Улан-Удэ. Но оставаться здесь на всю жизнь я все же не согласен.
   На днях посетил военторговский магазин, где меня записали на очередь для приобретения холодильника и телевизора. Надо думать о будущем. И что за промышленность у нашего передового государства, которая не может обеспечить своих граждан бытовыми приборами первой необходимости. Зато она в избытке производит совсем не первой необходимости всевозможное оружие, в том числе и такое, которое способно много раз уничтожить все живое на земле.
   Недавно Павел Дмитриевич, который, как оказалось, некоторое время работал врачом футбольной команды "Селенга", предложил мне сходить на встречу сборных футбольных команд Читы и Улан-Удэ. Я не большой любитель футбола и моя нога уже давно не ступала на стадион, но тут я от нечего делать согласился. Народу на стадионе собралось много, некоторые приходили компаниями, причем и одиночки, и компании в своем большинстве или уже заправились горячительными напитками, или захватили их с собой. В связи с вышеуказанным, болельщики, несмотря на угрозы и крики милиционеров, вели себя довольно шумно, некоторые из них бросали пустую тару в сторону футбольного поля. Я все время опасался, что стеклотара попадет мне в голову. Несмотря на все эти помехи, я все же понял, что являюсь довольно-таки азартным болельщиком. При острых атаках команд сердце мое прямо- таки готово было выпрыгнуть из груди. И еще я понял, что существует очень большая разница — смотришь ли ты футбол по телевизору или на стадионе. Эффект присутствия на игре играет очень большую роль. То же самое, кстати, относится и к театру. Игрой я остался доволен, тем более, что выиграла команда Улан-Удэ, но посещать стадион больше не планирую. Опасно.
   Наш Павел Дмитриевич, оказавшийся энергичным, деятельным товарищем, имеющим повсюду друзей и знакомых, на этот раз отличился в общегоспитальном масштабе. Он организовал для сотрудников госпиталя экскурсию на телецентр. Мне тоже интересно было посмотреть, как работает телецентр, как там делают телепередачи. Посетили мы там все подразделения телецентра, издали наблюдали за тем, как дикторша перед камерой читает новости. Однако потаенной телевизионной кухни мы там так и не увидели и толком ничего не поняли.
   А на днях, опять же по инициативе Павла Дмитриевича, в госпиталь прибыла группа телевизионщиков снять документальный фильм о военных медиках, о нашем госпитале. По правде говоря, снимать-то в госпитале особо нечего, находится он в довольно плачевном состоянии. Но у нас ведь еще служат военные врачи старшего поколения, ветераны, участники войны. Их в основном и снимали. Уделили достаточно внимания и исполняющему обязанности начальника хирургического отделения Ваховскому. Пару раз на экране мелькнул и я. Интересно было потом посмотреть по телевизору на людей, с которыми ты сталкиваешься ежедневно. Правда, было и некоторое разочарование ввиду лакировки материала, показанного в передаче.
   У нас в госпитале солидное пополнение — возглавлять два ведущих отделения прибыли новые лица. Начальником терапевтического отделения будет отныне майор медслужбы Осипов, окончивший факультет усовершенствования врачей при Военномедицинской академии. Наконец-то у нас появился грамотный современный врач-терапевт. Хирургическому отделению повезло меньше. На должность начальника отделения из медсанбата прибыл майор медслужбы Федоров Иван Васильевич, который в свое время окончил шестимесячные курсы усовершенствования медицинского состава. Это здоровый, кряжистый типичный сибиряк с руками молотобойца. Будущее покажет, что он из себя представляет как хирург. С их прибытием квартирный вопрос в госпитале еще больше обострился, теперь у нас уже пять бесквартирных офицеров.
   На днях от Тани из Ленинграда пришло письмо, в котором она благодарит меня за деньги, которые я ей высылаю ежемесячно для оплаты снимаемой ею комнаты. При этом она просит впредь высылать их не на квартирный адрес, а на главпочтамт до востребования, так как ее квартирная хозяйка стала интересоваться, почему ей высылает деньги бросивший ее муж. Она также по инерции упрекает меня в том, что она брошенная несчастная женщина. В письмо вложен листок с сочиненным ею текстом, напоминающим стихи. Мысли и чувства, изложенные в тексте, мне понравились, хотя я и изображен там тираном. Я решил обработать все это в виде стихотворения. Вот что из этого получилось.
                Любила тебя я безумно,
                Жила лишь тобой ,для тебя,
                Тебе ж я казалась неумной
                И ты ненавидел меня.
                К тебе подходила я лаской,
                Встречала ж холодный твой взгляд,
                Тебя обнимала с опаской,
                Как вор,озираясь назад.
                Но можно ль гореть без поддержки               
                Полену в печи одному?
                Огонь тот растает у дверки,
                Не даст он тепла никому.
                Шли годы.От жизни постылой               
                Погасла пылавшая грудь,
                Тебе я осталась немилой,               
                Мы жили с тобой как-Нибудь.
   Лет пять тому назад втайне от Тани я написал стихотворение, которое, на мой взгляд, очень точно характеризует мое отношение к ней в тот период. Вот оно.
                Любил её я нежно,страстно               
                В дни пылкой юности моей.
                Казалось мне,что рядом с ней               
                Жизнь будет радостью всечастно.
                Теперь мы связаны судьбой               
                И всё течёт в своём порядке,
                Но жизнь уходит без оглядки               
                Не полноводною рекой.
                Порою грусть меня гнетёт,
                Душа к чему-то жадно рвётся,
                А сердце беспокойно бьётся               
                И всё чего-то ещё ждёт.
   Оба стихотворения я отправил Тане, чтобы она лишний раз убедилась в бесперспективности наших отношений и правильности принятого нами решения о разрыве их.
   Вчера у нас в поликлинике была организована общегоспитальная пьянка по поводу Дня медицинского работника. После застолья я весь вечер протанцевал с секретарем гарнизонной военно-врачебной комиссии Машей, очень обаятельной женщиной лет 30. Танцует она замечательно, легко, порхает, как бабочка. И я и, надеюсь, она получили от нашего общения большое удовольствие.
    Вечер закончился, ко мне внезапно в кабинет зашла непрошеная гостья — наш стоматолог бурятка Зина, девушка лет 28. Говорит, решила посмотреть, как я здесь устроился. Я включил магнитофон, и мы продолжили танцы. Затем выпили по бокалу вина, имевшегося у меня в запасе. Я отлучился из кабинета на минутку, а когда возвратился, то обнаружил, что свет в кабинете выключен, а Зина голенькая лежит в моей постели. Мне ничего другого не оставалось, как составить ей компанию. Миловались мы с ней весь вечер. При этом я обнаружил, что у буряток не только лица много-много, но и других частей тела. Перед уходом Зина вдруг задала мне такой вопрос:
   — Ну, как я тебе показалась?
   — Что ты хочешь от меня услышать?
   — Что я страстная, темпераментная женщина.
   — Я бы сказал, что ты очень смелая женщина, если не сказать больше. Что, бурятки все такие?
   Зина обиделась, вспыхнула и убежала. Ну вот, обидел ни за что девушку, доставившую мне удовольствие!
   А сегодня меня с утра все отчитывает старшая медсестра хирургического отделения Рая за то, что я весь вечер протанцевал с Машей. Она утверждает, что это выглядело не очень хорошо, ведь у Маши муж старше ее на 20 лет, у них дочь 8 лет, с мужем у нее отношения на грани разрыва. Еще не известно, что Маша может вообразить себе от такого длительного общения со мной. Неужели мне не с кем было больше потанцевать?
   Я заверил Раю, что общался с Машей без никакой задней мысли, лишь только потому, что она прекрасно танцует. Хорошо, что никто не засек меня вчера в кабинете с Зиной, то-то было бы разговоров. Да, расслабился я вчера, видно, сильно соскучился по женщинам. Виноват во всем алкоголь. Надо взять себя в руки, быть начеку.
   Нашему Ваховскому повезло — он едет в Ленинград в Военномедицинскую академию на курсы усовершенствования врачей по грудной хирургии на 6 месяцев. В связи с этим он повеселел, приободрился, а то он совсем было повесил нос, особенно после приезда нового начальника хирургического отделения. Последний во всех отношениях оказался заурядной личностью, в частности, никудышным хирургом. Оперирует он плохо, руки у него не предназначены для такого тонкого дела. Одним словом, как хирург он оказался на голову ниже своего старшего ординатора. С его появлением хирургия в госпитале совсем захиреет, будут теперь у нас оперировать одни только грыжи и варикозные расширения вен нижних конечностей и семенного канатика. Представляю, как тяжело чувствует себя сейчас Ваховский под началом такого начальника. Ну а пока что он надеется развеяться в Ленинграде и повысить свою квалификацию. Едет он со своей женой Розой, симпатичной моложавой еврейкой. Их единственный сын учится в Читинском мединституте. Перед отъездом Ваховский устроил небольшой вечер, на котором присутствовали Федоров, я и несколько медсестер. Почти весь вечер Роза бренчала на пианино, спела при этом несколько песен. Я стал восхищаться ее игрой, хотя я в этом ничего не понимаю. Ваховский тут же начал расхваливать мне свою жену: она и отличная хозяйка, и способная музыкантша, у нее хороший голос. У меня создалось впечатление, что он вроде бы сватает мне свою жену. В конце вечера Ваховский заявил мне, что он, если я пожелаю, пустит меня на время своей учебы в свою квартиру в качестве квартиранта и сторожа. Я был приятно удивлен таким его решением и с благодарностью подтвердил свое желание.
   После отъезда Ваховского я тут же переехал к нему. Сейчас я наслаждаюсь благами современной квартиры со всеми удобствами, в которой я, хотя и временно, оказался впервые за 11 лет своей службы. Медсестры напрашиваются ко мне на новоселье, но я решил его не справлять, пусть потерпят, пока я получу собственное жилье. Однако в один прекрасный вечер ко мне нагрянули непрошеные гости — мои новые знакомые стоматологи Света, Таня и Люба со своей младшей сестрой Аней. Мы тут же сходили в магазин, купили там все, что смогли, и организовали стол. Затем весь вечер танцевали, все остались довольны. Сестра Любы Аня, ученица 10 класса, оказалось очень веселой, жизнерадостной девушкой, настоящий бесенок. Я поймал ее на кухне и поцеловал в губы, отчего у нее широко раскрылись глаза и отвисла нижняя челюсть. Интересно было все это наблюдать. Люба разоткровенничалась и заявила нам, что она выйдет замуж только за русского. Все мужчины буряты, по ее словам, лодыри, пьяницы и эксплуататоры женщин. Последние, оказывается, превалируют здесь количественно и лидируют во всех отраслях хозяйства, науки и культуры. Их численность составляет две трети от всех специалистов. Ненавидит она и бурятский язык, грубый, не звучный. В этом она не одинока. Странно мне было все это слышать из уст бурятки- метиски.
   Начмед госпиталя Клинцевич, белорус по национальности, называющий меня не иначе, как "земеля", решил тряхнуть стариной. Уже давно не бравший в руки скальпель, он решил по блату сделать операцию удаления камней из почки своей соседке директору тонкосуконной фабрики. Сторонник местного обезболивания, на этот раз он решил прибегнуть к моей помощи. Я, признаться, немного побаивался этой затеи, тем более что в медицине существует закон подлости: у медицинских работников, блатных и начальства операции обычно проходят хуже, чем у простых смертных, хотя им всё стараются сделать лучше. На этот раз все прошло гладко. Правда, меня очень позабавило то, как Клинцевич каждые пять минут смотрел на лицо больной и спрашивал у меня, все ли у нее в порядке. Это привычка врачей-хирургов старшего поколения, оперировавших когда-то под примитивным наркозом и отвечавших за общее состояние больного во время операции. Под конец операции я не выдержал и заявил земляку, что сейчас хирурги оперируют спокойно, всецело полагаясь на анестезиологов, следящих за состоянием больных во время операции и коррегирую- щих его по мере необходимости. На это Клинцевич ответил мне:
   — Так-то оно так, но лишнее внимание не помешает.
   Как велика все же у людей сила инерции. И как хорошо, наверное, что нет бессмертия на земле и одно поколение людей сменяет другое, иначе прогресс на земле шел бы очень медленно, а государствами очень долго правили б диктаторы и тираны, которым когда-то удалось захватить власть.
   Получил от Тани очередное письмо и был шокирован его содержанием. Во-первых, в нем она просит не высылать ей больше денег для оплаты снимаемой ею комнаты. Во-вторых, настаивает на срочном разводе, для чего предлагает мне приехать в Ленинград на бракоразводный процесс. Если я не смогу этого сделать, то тогда я должен написать в суд письмо, изложив в нем свое согласие на развод. В-третьих, она сообщает мне, что выходит замуж, чем и объясняются её две первые просьбы. Её избранник, по её словам, такой же, как и я, высокий, стройный, кудрявый, не пьющий и не курящий брюнет (я — блондин), еврей по национальности, инженер по профессии, разведённый. Живет он с матерью в двухкомнатной квартире. Выходит она за него не по любви, так как продолжает любить меня. Их брак состоится после того, как она получит развод. Возможно, она еще надеется на отбой с моей стороны в последний момент?
   Все, что угодно я ожидал прочесть в ее письме, только не последнее сообщение. Уж больно она быстро там развернулась после моего отъезда, с момента которого не прошло и четырех месяцев. Возможно, она поспешила с этим потому, что у нее в резерве мало времени, ведь она прописана в Ленинграде временно, всего на два года. А может её кавалер клюнул на то, что она все-таки невеста с приданным. Чего я только не передумал после прочтения этого письма. Я даже заподозрил её в том, что в своё время она явилась инициатором разрыва наших отношений потому, что не захотела менять Ленинград (и вообще европейскую часть Союза) на такое захолустье, как Забайкалье. Явных доказательств такого моего предположения у меня не было. Облегчения, а тем более радости от того, что заканчивается, наконец, моя затянувшаяся эпопея с Таней, я не ощутил. Я был доволен только тем, что Таня, наконец- то, устроит свою жизнь и я перестану переживать за неё, по её словам, брошенную мною на произвол судьбы в Ленинграде.
   Я тут же сочинил письмо в суд, в котором выразил своё согласие на развод. В нем я также указал, что материальная сторона нашего развода была решена нами с обоюдного согласия при нашем расставании.
   В записке Тане я поздравил её с замужеством, выразив при этом удивление, каким образом она так быстро нашла себе мужа.
   Недавно к нам в госпиталь поступил старший лейтенант Коркин с огнестрельным ранением позвоночника, которое он случайно получил от своего лучшего друга на стрельбище. У него парализованы таз и нижние конечности, он пожизненно будет прикован к постели и коляске. Однако это очень сильный человек, не теряющий оптимизма даже в таком положении. И вот сегодня в госпитале произошло необычное событие: к нему пришла в подвенечном платье его невеста в сопровождении работника ЗАГСа, который оформил их законный брак. Они обменялись кольцами, после чего была распита бутылка шампанского и съеден торт. Они заявили также, что будут венчаться в церкви. Все наши сотрудники были в большом недоумении, наблюдая всё это. Непонятно было, о чём думает и что замышляет невеста, вступая в этот брак. А может это большая жертвенная любовь?
   Еще в школе, изучая творчество моего любимого поэта Некрасова, запомнил я отрывок из его поэмы "Дедушка". Привожу его в сокращении.
                ...Горсточку русских сослали               
                В страшную глушь,за раскол.
                Землю и волю им дали;
                Год незаметно прошёл-
                Едут туда комиссары,
                Глядь-уж деревня стоит,
                Риги,сараи,амбары!
                В кузнице молот стучит...
                Вновь через год побывали,
                Новое чудо нашли:
                Жители хлеб собирали               
                С прежде бесплодной земли.
                Так постепенно в полвека               
                Вырос огромный пасад-
                Воля и труд человека               
                Дивные дивы творят!
                Взросшие в нравах суровых,
                Сами творят они суд,
                Рекрутов ставят здоровых,
                Трезво и честно живут,               
                Подати платят до срока,
                Только ты им не мешай,               
                -"Где ж та деревня?"-Далёко,
                Имя ей:"Тарбагатай."               
                Страшная глушь за Байкалом...
   И вот сейчас, прибыв в Забайкалье, я узнаю, что поселок Тарбагатай находится примерно в 200 км от Улан-Удэ. Я стал искать случай побывать в нем. Такой случай сейчас представился. Оказывается, одна из моих знакомых стоматолог Света родом из Тарбагатая. Там живут ее родители. На выходные дни мы решили отправиться туда на автобусе всей гурьбой: я, Света, Люба и Таня. Прибыли туда в пятницу вечером, в субботу днём обошли селение. Нынешний Тарбагатай — поселок городского типа в Петровск- Забайкальском районе Читинской области. Располагается он на берегу реки Хилок, является железнодорожной станцией. В нём построен завод деревообрабатывающих станков. В посёлке имеется несколько кирпичных зданий, остальные ж являются крепкими деревянными домами, крытыми тёсом и украшенными деревянной резьбой. Обычаи староверов, называемых сейчас семейскими, когда-то основавших посёлок, сохранились здесь только среди части старшего поколения. В посёлке имеется хороший самодеятельный коллектив, наряжающийся в старинные одежды и исполняющий старинные песни. Его выступления нередко транслирует местное телевидение. Молодое поколение в своём большинстве не придерживается обычаев своих предков и поражено пороками современной цивилизации. Вечером мы отправились на танцы в клуб, имеющий довольно-таки жалкий вид. Разделись в гардеробе без гардеробщика. На танцах было немало пьяных подростков, хорошо ещё, что всё обошлось без драки. После танцев я не обнаружил в гардеробе своей одежды. Начали искать, при этом в углу за стульями нашли мое пальто, меховая ж шапка и кожаные перчатки исчезли бесследно. Вот таково местное гостеприимство!
   На обратном пути в Улан-Удэ автобус был набит пассажирами под завязку. Двое молодых в стельку пьяных парней, невзирая на присутствие женщин, матерились самой грязной бранью. Мне стало стыдно за них перед своими знакомыми девчатами, и я попробовал было урезонить их, но это вызвало еще большую брань. Никто из присутствующих мужчин меня не поддержал, наоборот, некоторые стали обзывать меня городским и гнилой интеллигенцией. Пришлось мне молча краснеть за этих распоясавшихся хамов.
   Через месяц поле того, как я отправил Тане письмо, я получил от неё новое послание. В нём она пишет мне, что познакомилась она со своим Юрой совершенно случайно в Парке Победы. Они стали встречаться. Он показался ей хорошим человеком, достаточно намаявшимся после развода со своей прежней супругой, и она решила связать с ним свою судьбу. Со своей свекровью она быстро нашла общий язык. Она сообщила мне свой домашний адрес и служебный телефон и просила меня, если я буду в Ленинграде, навещать их. Под конец она не преминула написать мне, что после их интимной связи Юра заявил ей, что он раньше не встречал такой темпераментной женщины (это чтоб я не забывал, кого я потерял в её лице).
   В письмо было вложено решение суда о нашем разводе. Я заплатил в сберкассе судебные издержки, после чего в ЗАГСе получил свидетельство о разводе. И вот я наконец-то свободен. Правда, я не почувствовал особой радости от этой свободы. На мой взгляд, свобода — вещь относительная, абсолютная свобода нас ждёт только на том свете.
   А пока что на мою ещё не оперившуюся свободу уже начались покушения. Ко мне в моё новое жилище зачастили непрошенные гости — некоторые медсестры госпиталя. Это разведённые женщины, имеющие детей. Свои визиты они, как правило, объясняют тем, что хотят посмотреть, как я тут устроился и помочь мне сделать генеральную уборку в квартире. Отбиваться от них мне непросто, так как я должен отвечать на все телефонные и дверные звонки ввиду моего постоянного дежурства на дому. Некоторые из моих гостей норовят остаться у меня на ночь под тем предлогом, что им далеко идти домой и они бояться темноты. Кое-кому это удается, и мне приходится заниматься с ними всю ночь напролет. Особенно настойчивой в этом отношении оказалась старшая медсестра хирургического отделения Рая, отчитывавшая меня когда-то за танцы с секретарем медкомиссии Машей. Представляю, что будет тогда, когда в госпитале узнают, что я свободен и являюсь потенциальным женихом.
   С ординатором хирургического отделения Валентиной Дмитриевной у меня на первых порах сложились нормальные отношения, что, по словам сотрудников отделения, не было характерно для неё. Временами она была очень любезна со мной, вызывала меня на откровенные беседы, делилась своими мыслями по разным вопросам. У меня даже сложилось впечатление, что она заигрывает со мной, возлагает на меня какие-то надежды. Однако со временем она, по-видимому, поняла, что надежды эти призрачны, и резко изменила свое отношение ко мне, стала не замечать меня и даже порой грубить мне. Человек принял свой обычный облик. И вот вчера наступил кульминационный момент такого её поведения. Дело в том, что в хирургическом отделении за каждой палатой закреплен определённый врач. Не предусмотрели его только для больных, которые временно, ввиду отсутствия мест в палатах, размещаются в коридоре. Именно там вчера и оказалось четверо таких больных. Кому-то нужно было принять их и описать истории болезней. Валентина Дмитриевна, которой, по-видимому, и предстояло это сделать, со злым лицом подошла к моему столу и швырнула мне эти истории, проронив сквозь зубы:
   — Опишите их. Вы у нас меньше всех заняты.
   В неописуемой злобе я вскочил из-за стола и с историями болезней ворвался в кабинет к Федорову, бросил их ему на стол и разразился тирадой:
   — Что себе позволяет эта гражданка? Она вообразила себя большой начальницей, а меня Ванькой на побегушках? Но я, к Вашему сведению, такой же, как и Вы, начальник отделения, подчиняющийся только начальнику и начмеду госпиталя. Пусть кое-кто запишет это себе на лбу.
   С этим я и покинул кабинет Федорова. Тот тут же пригласил к себе Валентину Дмитриевну и побеседовал с ней, после чего она с румянцем на щеках выскочила от него. Надо думать, что с этого момента мы с ней станем непримиримыми врагами.
   По правде говоря, такое событие должно было произойти в хирургическом отделении. Оно должно помочь становлению здесь моего отделения и выработке должного отношения ко мне и моей службе. А то здесь вообразили, что если я работаю в тесном контакте с ними и на их базе, то со мной можно обращаться, как кому вздумается. Однако, в конечном счете, все это очень печально. Из- за какого-то пустяка так накалить атмосферу в отделении. И все из-за обоюдного отсутствия такта и выдержки у каждого из нас.
   К нам поступил больной с шестью огнестрельными ранами брюшной полости. Его буквально прошил очередью из автомата в карауле его сослуживец. Виною трагедии, судя по всему, была дедовщина. Больного чудом живым доставили в госпиталь, пульс и артериальное давление у него не определялись, дыхание было слабое. Хирурги в течение шести часов пытались заштопать ему многочисленные раны кишечника, желудка и печени, навести порядок в брюшной полости, заполненной кровью, желчью и содержимым кишечника. В конце операции, ещё будучи живым, больной буквально начал разлагаться, в операционной появился запах гниения. С артериальным давлением 80/40 мм ртутного столба и на искусственном дыхании он был помещен в палату. Это был по существу разлагающийся живой труп, однако его сердце, рассчитанное работать в его груди несколько десятков лет, продолжало биться. Консилиум врачей во главе с начмедом посоветовал нам прекратить все это, отключив аппарат искусственного дыхания, однако запись в истории болезни об этом не сделал. Выполнять это предстояло мне. Однако каноны моей профессии вошли в противоречие с мнением консилиума. Ведь врач-анестезиолог-реаниматолог должен до последнего дыхания бороться за жизнь больного, каждый раз вместе с больным он воскресает и умирает. Поправляется больной — и врач оживает, улыбается, вдыхает полной грудью, умирает он — врач подавлен, хмурится, у него тяжесть на душе. И так повторяется каждый раз с новым больным. К смерти, как и к плачу ребёнка, привыкнуть невозможно. Если же врача перестает трогать всё это, он черствеет душой, превращается в робота, то лучше ему сменить свою специальность и переквалифицироваться в дерматолога или окулиста, у них летальных исходов почти не бывает. Подталкиваемый консилиумом, я всё же отключил аппарат искусственного дыхания. Тяжело и горько было наблюдать мне затем, как, к моему удивлению, в течение примерно еще десяти минут у больного продолжало биться сердце, затем оно навеки остановилось.
   Прошло полгода с момента моего прибытия в госпиталь. За это не слишком продолжительное время мне всё же удалось сделать здесь что-то полезное. По существу, в гарнизоне произошло становление моей службы. Под большим моим нажимом в госпитале наконец-то сделали систему централизованной подачи кислорода. В приёмном и лечебных отделениях госпиталя, а также в медпунктах частей гарнизона организованы уголки реанимации. Проведены сборы врачей гарнизона по оказанию реаниматологической помощи. Организовать реанимационные палаты в лечебных отделениях госпиталя пока не удалось ввиду отсутствия свободных площадей, соответствующего медицинского оборудования и резерва должностей среднего медперсонала. Тяжелобольных в хирургическом отделении лечим пока что в послеоперационной палате, в других лечебных отделениях — на их базе с помощью их медперсонала, я для них являюсь своего рода консультантом. Для умирающих больных в хирургическом отделении выделили и оборудовали палату на одну койку.
   Ввиду того, что больших и сложных операций в госпитале делается мало, я начал применять аппаратно-масочный наркоз при небольших по объему операциях и болезненных перевязках. Хирургам это понравилось, и они все чаще прибегают к моей помощи.
   Ввиду недостаточно большой занятости по основной своей специальности, вскоре после прибытия в госпиталь я решил серьезно заняться хирургией. Эта специальность нравилась мне, как и большинству студентов мединститутов, ещё со студенческой скамьи эффективностью и радикальностью своих методов лечения. У писателя Ю. Германа в его романе "Дорогой мой человек" есть такое высказывание: "Медицина редко излечивает, часто облегчает и всегда утешает". Так вот, излечивают болезни чаще всего хирурги и другие специалисты хирургического профиля. Врачам же других специальностей, таких, например, как терапевт и невропатолог, ничего другого не остается, как в основном облегчать страдания больных и утешать их. Среди врачей ходит также такое полу- шуточное высказывание: "Терапевты ничего не знают и ничем больным не помогают, невропатологи всё знают, но ничем не помогают, хирурги ничего не знают, но помогают". Я считаю это высказывание справедливым, хотя в нём и есть доля преувеличения. Действительно, терапевты часто ошибаются при постановке диагнозов и сплошь и рядом беспомощны при лечении своих больных. Невропатологи точно укажут очаг заболевания, но помогают они при этом очень редко. Хирурги, конечно, не такие эрудиты, как невропатологи, но они достаточно неплохо диагностируют свои заболевания. Правда, окончательный диагноз они нередко ставят во время операции. Хорошо знают они анатомию человека.
   В отличие от других врачей, хирурги должны иметь твёрдый решительный характер и не должны быть слишком эмоциональными. Конечно, они не должны быть и бездушными людьми и на самом деле ими не являются. Во время операции они тратят очень много физической и нервной энергии и переживают за свои ошибки и промахи, которые в хирургии неизбежны. Недаром, испытывая постоянные стрессы, они так рано уходят из жизни.
   Одно из главных качеств хирурга — это умение оперировать, ведь хирургию еще называют "рукодействием". Оперирование — не слишком сложное занятие. Оно состоит в основном из двух приемов: разъединение и соединение тканей. Разъединение, как правило, состоит в манипулировании скальпелем. Соединение ж тканей происходит путем накладывания швов. Это занятие занимает львиную долю времени у хирургов во время операции. Чтобы быстро оперировать, нужно научиться быстро накладывать швы, в частности, быстро завязывать узлы. Процесс завязывания узлов должен быть отработан хирургом до автоматизма. Наш известный хирург Ф.Г.Углов, мой учитель в 1-ом Ленинградском мединституте, как-то делился с нами, студентами, секретами своего успеха в хирургии. Когда он занялся хирургией, то в первую очередь научился быстро завязывать узлы. Этот элемент он отработал до автоматизма путем завязывания их не глядя в темноте, под столом, под одеялом, везде. Будучи аспирантом, он однажды был назначен на операцию ассистентом к замечательному хирургу-онколо- гу академику Н.Н.Петрову. Глядя на то, как Углов мгновенно завязывает узлы, Петров сказал ему:
   — Ну, батенька, и горазды вы завязывать узлы.
   После этого он стал постоянно брать его во время операций себе в ассистенты.
   Итак, вот уже в течение полугода я осваиваю серьезную хирургию, учусь оперировать. Я уже самостоятельно делаю такие операции, как грыжесечение, аппендэктомия, удаление варикозных вен нижних конечностей. Недавно больному с паховой грыжей я сформировал очень узкий паховый канал, сильно пережав в нем семенной канатик. После операции у больного отекло яичко, оно стало величиной со средний кабачок. Я вылечил потом это осложнение, однако очень сильно переживал за свою неудачу. Во второй раз, делая аппендэктомию, при наложении кисетного шва на слепую кишку я нечаянно проколол артерию, кровь из прокола хлынула под брюшину, образовав там гематому. Я постарался по возможности отсосать ее, однако после операции была опасность того, что гематома нагноится, а это чревато серьезным осложнением. И опять я очень сильно переживал, пока не удостоверился, что такое осложнение не наступило.
   После этих происшествий у меня пропала всякая охота осваивать большую хирургию. Характер у меня не очень твердый, человек я эмоциональный. Неудачи и осложнения во время и после операций я очень сильно переживаю. Занятие это не для меня. Если я буду заниматься хирургией, то надолго меня не хватит. Слава Богу, я не заразился еще достаточно сильно хирургией, в отличие от настоящих хирургов, которые, как правило, любят оперировать, а некоторые из них даже имеют в этом потребность. Однако от амбулаторных операций, которые мне очень нравятся и которые я успешно делаю, а также обязанностей ассистента при операциях я отказываться не намерен.
   Работа анестезиолога-реаниматолога тоже не из легких, переживаний здесь достаточно. Однако к анестезиологу-реаниматологу обычно попадают больные уже в тяжелом состоянии. Ты делаешь все возможное, чтобы спасти их. И если это не удается, то ты обычно успокаиваешь себя мыслью, что не ты довел больного до тяжелого состояния, не ты виноват в его смерти. Правда, бывают ошибки и осложнения, иногда роковые, и у анестезиологов-реаниматологов, но это случается реже, чем у хирургов. Так что буду я заниматься в основном анестезиологией-реаниматологией.
   В заключение мне хотелось бы рассказать здесь еще об одном немаловажном для моей специальности обстоятельстве. Анестезиолог-реаниматолог занимается больным перед операцией и во время операции и наблюдает и лечит его после операции. Все, что происходит до и во время операции, больной, как правило, помнит плохо, так как при поступлении в лечебное учреждение обычно находится в стрессовом или в тяжелом состоянии, а во время операции пребывает в наркозе. После операции он некоторое время просыпается, а затем обычно опять находится в тяжелом состоянии, поэтому своего лечащего врача, коим является анестезиолог-реаниматолог, он запоминает плохо. В реанимационной палате больной обычно задерживается недолго, до тех пор, пока не выйдет из тяжелого состояния. Затем его переводят в хирургическое и другие лечебные отделения, где он находится долго и хорошо запоминает там своего лечащего врача. На него он и переносит всю свою благодарность за выздоровление, напрочь забыв своего главного спасителя. Хотя нам и говорят, что главная для всех врачей благодарность — это выздоровление больных, нам все же бывает слегка обидно все это воспринимать.
   Пришел, наконец, срок представления меня к очередному воинскому званию майор. За шесть месяцев пребывания в Улан- Удэ я показал себя на работе неплохо, к тому же я морально устойчив, политически грамотен и делу Коммунистической партии предан. Начальник госпиталя все это отразил в представлении и отослал его в штаб округа в Читу. Однако оттуда вскоре пришел отказ, мотивированный тем, что округ о моем существовании просто-напросто не знает. Ведь я прибыл в госпиталь, минуя штаб округа, начальник госпиталя о моем прибытии не сообщил, штаб округа мое прибытие приказом по округу не оформил. Сделано это будет только сейчас, так что отсчет времени для представления меня к очередному воинскому званию начинается у меня заново, с нуля. Я был огорчен этим, в том числе тем, что я должен буду и впредь продолжать свой монашеский образ жизни. Потом я успокоился, ничего, потерпим еще шесть месяцев. А майора, а затем подполковника я успею получить. Ведь должность у меня подполковничья.
   Начальник госпиталя сообщил мне также, что полковник Лосев, главный анестезиолог-реаниматолог округа, он же начальник отделения анестезиологии-реаниматологии окружного госпиталя, узнав о моем существовании, сказал, что он сожалеет, что не узнал о моем прибытии в округ с самого начала. Он взял бы меня к себе в помощники на должность старшего ординатора отделения. Мне почему-то не верится, что он сделал бы это на самом деле.
Ведь начальники не любят, когда их подчиненные превосходят их по своей квалификации. Лосев окончил в свое время лишь только шестимесячные курсы усовершенствования медицинского состава по анестезиологии-реаниматологии. По имеющимся у меня сведениям, его служба в округе не на высоте. Сейчас, поработав здесь, я, признаться, еще хорошенько подумал бы, переходить ли мне в окружной госпиталь. Помню, в каком паническом состоянии я был, когда узнал, что еду служить в гарнизонный госпиталь. Но, как говорят, время лечит. Сейчас я понял, что это не так уж и плохо. Я здесь сам себе хозяин. Правда, работы здесь по специальности маловато, но зато я имею достаточно свободного времени для отдыха, чтения специальной и художественной литературы, посещения всевозможных культурных мероприятий. Если бы я сейчас работал в окружном госпитале, то день и ночь не выходил бы из операционной и реанимационных палат. Ведь в окружной госпиталь свозят всех сложных и тяжёлых больных со всего округа, работы там для двоих военных анестезиологов-реаниматологов очень много.
   А пока что я решил воспользоваться наличием у меня достаточного резерва свободного времени и посетить Бурятский театр оперы и балета. Посмотрел я там балет Ямпилова и Книппера "Красавица Ангара", главные роли в нем танцевали прекрасные артисты: народная артистка СССР Л.П.Сахьянова и народный артист РСФСР П.Т.Абашеев. Сходил я также на оперу Мусоргского "Борис Годунов", в которой роль Бориса исполнял бурятский Шаляпин народный артист СССР Л.Л.Линховоин. От посещения театра я получил огромное удовольствие. Есть, оказывается, таланты и среди бурятской нации.
   Вчера в моем жилище произошло ЧП: из потолка начала капать горячая вода. Там образовалось мокрое пятно, которое стремительно разрасталось. Квартира находится на пятом этаже пятиэтажного дома, на чердаке проходят трубы отопления, одна из которых проржавела и потекла. Подставив тазики под капающую воду, я помчался в домоуправление. День был выходной, и в домоуправлении никого не оказалось, а дежурный слесарь-сантехник на дому оказался в дымину пьяным. Я снова помчался домой, поднял на ноги всех соседей и с их помощью на прохудившуюся трубу наложил кусок резины, туго прибинтовав его. В общем, применил на трубе чисто медицинскую процедуру. А между тем с потолка уже начала обсыпаться штукатурка, кусок которой упал на пианино. Представляю, что было бы с квартирой, если бы в ней никого не оказалось. Пострадали бы пианино, мебель, ковры, полы. Соседи снизу, скорее всего, организовали бы вскрытие квартиры. Предусмотрителен был Ваховский, оставивший меня сторожем квартиры.
   Вчера я в какой-то мере почувствовал беспомощность человека перед настигшей его стихией. А службы спасения от неё у нас, к сожалению, нет и в помине, каждый выходит из положения, как может.
                ГЛАВА 2 1968 год
   Пришел, наконец, долгожданный 1968 год. Истекший год показался мне очень длинным, он был для меня напряжённым, поворотным в моей судьбе. Что ждёт меня в новом году? Встречать его я решил в гордом одиночестве, в какую-либо компанию мне попасть не удалось. Однако мои друзья стоматологи рассудили по- своему. Всей гурьбой ввалились они ко мне в 8 часов вечера. Мы тут же побежали в магазин закупать выпивку и закуску. Последнюю перед праздником в эти поздние часы было найти нелегко, и в обычные дни это проблематично. Если с хлебобулочными изделиями после смещения Хрущева в стране положение быстро наладилось, то с мясом и мясными изделиями оно остается напряженным. Достать колбасу, хороший кусок мяса — проблема. И куда только все это девается, говорят, увозят в Москву, Ленинград и столицы союзных республик. А ведь в Бурятии неплохо развито животноводство. В Улан-Удэ и в других городах бесперебойно работают мясоконсервные комбинаты, а между тем в витринах магазинов лежат полуобглоданные кости. Но я, кажется, отвлекся от встречи Нового года. Праздничный стол мы все же организовали и 1968 год встретили неплохо. Потом мы пошли на улицу, барахтались в снегу, съезжали с детских горок. При этом я порвал свое бобриковое пальто, купленное мною еще в бытность студентом. Одно только было плохо — я был один на четверо девчат.
     Липнут эти славные девчата ко мне, в этом мире они какие-то одинокие, неустроенные. Мне их немного жаль. Так и хочется закрутить с одной их них роман, да всё мешают обстоятельства, в частности, принятое мною твёрдое решение не заводить пока никаких романов. Ведь с женщинами обычно легко связаться, зато потом очень трудно развязаться.
   Сегодня на улице метель, температура воздуха — 240С. Я только что возвратился из госпиталя, где участвовал в экстренной операции. Возле одного из домов на соседней улице я наткнулся на что-то мягкое. Препятствием на моем пути оказался мужчина, который копошился в снегу и издавал нечленораздельные звуки. Пальто на нем было расстегнуто, шапка валялась рядом. Но самое интересное — он был в одних носках, его ботинки я едва нашел в снегу. С большим трудом я перетащил его в подъезд дома, где обул его и привел в порядок его одежду. Мой подопечный оказался бурятом в тяжелой степени опьянения. Я изо всех сил начал втолковывать ему, чтобы он не выходил из подъезда, пока не протрезвится, однако все это было бесполезно. Тогда я постучал в одну из квартир, откуда по телефону сообщил о случившемся в милицию, которая пообещала за ним приехать. Оставив его на попечение хозяев квартиры, я ушёл домой. Да, права, наверное, была Люба, когда утверждала, что все буряты — пьяницы. Очень любят они огненную воду. Но, как я в этом здесь убедился, не брезгуют ею и лица других национальностей, пьют её и язвенники, и трезвенники, особенно за чужой счёт. Мне всегда было непонятно, как можно так увлекаться алкоголем, чтобы поменять на него семью, работу и все другие блага и красоты мира, напиваться до бессознательного состояния, рискуя при этом жизнью. Должна же быть у людей какая-то мера.
   На днях в госпиталь привезли старшину сверхсрочной службы Маркова, который после ссоры с женой с целью самоубийства выпил стакан хлорпикрина, отравляющего вещества, вызывающего раздражение слизистых оболочек дыхательных путей и слезотечение. В части он заведует складом химзащиты. Своим поступком он наделал очень много шума.
   Поступил он в коматозном состоянии без пульса и давления, с очень слабым дыханием. В процедурной приёмного отделения ему попытались промыть желудок, однако все участники этого мероприятия и зеваки тут же разбежались, так как все они начали кашлять и плакать. Меня и мою медсестру-анестезистку в противогазах, фартуках и резиновых перчатках буквально втолкнули в процедурную. Я тут же попытался заинтубировать больного, чтобы перевести его на искусственное дыхание, однако сделать мне это не удалось, так как видимость в противогазе было очень плохой, к тому же в нём запотели стёкла. Тогда я решил снять противогаз и быстро заинтубировать больного, но начавшиеся у меня сильный кашель и слезотечение не дали мне это сделать. Заинтубировать больного мне удалось только с третьей попытки. Будучи в противогазе, я продолжал кашлять и плакать. С большим трудом мне удалось поставить затем систему для внутривенных вливаний и продолжить промывание желудка. Несмотря на все наши героические усилия, больной вскоре скончался. С большим трудом в противогазе удалось на следующий день вскрыть тело умершего судебному медику, ему тоже пришлось покашлять и поплакать.
   Во всей этой истории я воочию убедился в том, как расходятся у нас теория с практикой. На занятиях по оказанию помощи при поражении химическим оружием нас учат, что мы должны оказывать помощь больным в средствах химзащиты, даже оперировать их, однако сейчас я убедился в том, что сделать это практически невозможно. Не дай Бог мне дослужить до таких времен! К тому же очень неудобен наш старинный противогаз, конструкцию которого надо совершенствовать.
   Сегодня у меня закончилось одно каверзное дело, которое не давало мне покоя свыше месяца. Все началось с того, что Павел Дмитриевич, узнав о том, что я хочу купить холодильник и телевизор и стою на очереди на эти бытовые приборы в военторговском магазине, предложил мне свои услуги в их приобретении. Он сказал мне, что у него в центральном универмаге есть хорошие знакомые, которые помогут купить мне всё это без очереди. Деньги в сумме 900 рублей, равные стоимости холодильника и телевизора, он попросил отдать ему сейчас. Через неделю Павел Дмитриевич сообщил мне, что нужные мне приборы пока что в универмаг не поступили. То же самое оп повторил и через две недели. Через три недели он сказал мне, чтобы я не беспокоился, так как прибывшие в универмаг холодильники и телевизоры были распределены по предприятиям. Через месяц я уже забеспокоился не на шутку и потребовал у него или представить мне покупки, или вернуть деньги. Тогда он сказал мне, что холодильники и телевизоры уже прибыли в универмаг и я их на днях получу. Он даже повел меня туда, поводил по складу и показал стоящие в упаковке холодильники. Дня через три я окончательно разуверился в его обещаниях и в категорической форме потребовал у него деньги. Он пообещал вернуть их на следующий день, однако на работу в этот день не вышел. Не появился он в госпитале и в следующие два дня.
   Своим горем я поделился со старшей медсестрой хирургического отделении, которая рассказала мне, что Павел Дмитриевич
— хронический алкоголик, он летун, поработал уже во всех лечебных учреждениях города и даже врачом футбольной команды. Наш госпиталь — последнее его прибежище. Я узнал у неё адрес, по которому он проживает, и решил разыскать его дома. Там я застал его двух дочерей школьного возраста и жену, которая работает в республиканской больнице. Выслушав мой рассказ о происшедшем, она заплакала и рассказала мне, что действительно её муж алкоголик, это её тяжкий крест. В своё время его споили благодарные пациенты своими подношениями. Периодически у него наступает запой, при этом он залазит в долги и придумывает комбинации, подобные моей. Деньгами, которые он добывает, он рассчитывается с прежними долгами и тут же залазит в новые. Последние три дня он не появлялся дома. Мне в моём деле она помочь не может, так как денег у неё нет, она с детьми еле сводит концы с концами.
   Совершенно расстроенный её рассказом, я ушёл от неё и стал готовить себя к самому худшему, однако через три дня Павел Дмитриевич навеселе появился в госпитале и вручил мне мои 900 руб. За семь месяцев нашего знакомства это был первый случай, когда я видел его пьяным. В этот же день он отнес в штаб госпиталя заявление об увольнении с работы по собственному желанию. По- человечески мне было жаль его и особенно его семью. Человек он неплохой, уживчивый, весёлый, компанейский, с большими организаторскими способностями и пропадает из-за этой проклятой водки. Для себя я решил впредь быть бдительным и не таким доверчивым.
   Ко мне обратился начальник инфекционного отделения подполковник Осмоловский с просьбой переписать ему имеющуюся у меня кассету с еврейскими песнями в исполнении сестер Берри. Он сказал мне, что очень хотел бы иметь эти записи у себя, хотя он и обрусевший еврей, не знающий еврейского языка. Я пообещал ему это сделать, если он даст мне что-то взамен, исполнив тем самым основную заповедь магнитофонистов: ты мне — я тебе. И вот он принес мне кассету с записями Владимира Высоцкого. Насколько он знает, это фронтовик, прошедший лагеря и ссылку, работающий сейчас в одном из московских театров. Его песни сейчас входят в моду, особенно среди молодежи. Властью он гоним. Он сам сочиняет тексты и музыку своих песен и сам же исполняет их. Я прослушал заезженные, плохого качества записи и вначале ничего не понял. После повторных прослушиваний у меня создалось впечатление, что это средних способностей поэт, музыкант, гитарист и певец. Понравились мне тексты его песен, особенно военных. Я решил и впредь накапливать записи песен этого только что открытого мною барда.
   Как все же быстро летит время! Вчера после полугодичной учебы в Ленинграде возвратился домой хозяин так хорошо обжитой мною квартиры Ваховский. Он выглядит бодрым, посвежевшим, очень доволен своей учебой и пребыванием в Ленинграде. Возвратился он один, без жены. На мой недоуменный вопрос, почему он прибыл один, он, как мне показалось, грустным голосом ответил, что его жена осталась погостить у своих родственников в Одессе. Боюсь, не было бы здесь моего варианта. С большим сожалением я со своей магнитолой вселился снова в поликлинику в глазной кабинет. Эх ты, жизнь военная, будь она проклята! А ведь есть еще люди, завидующие нам.
   С переменой места моего обитания самой тяжелой для меня проблемой опять стало питание. Обедаю и ужинаю я в городской столовой, завтракаю у себя в поликлинике, чем придется. В столовой очень трудно соблюдать диету, отчего моя печень разрывается от боли.
   На днях я, как всегда, пришел на обед, поставил на поднос молочный суп, сырники и компот и направился к столу, за которым сидело две женщины. Одна из них — симпатичная девушка лет 25 с правильными чертами лица, большими выразительными карими глазами и русыми гладко зачесанными волосами, собранными в пучок на затылке. Однако при ближайшем рассмотрении меня больше всего поразила ее кожа: нежная, бархатистая кожа лица, рук и плеч. Ее соседкой по столу была ничем не примечательная женщина среднего возраста. Взглянув на мой поднос и мельком на меня, девушка сказала, обращаясь к своей соседке:
   — Видишь, как люди питаются, не то, что мы с тобой.
   На столе возле моих соседок я увидел украинские борщи с мясом и бифштексы с картошкой.
   — Каждый кушает то, что ему нравится, мне же больше всего нравятся молочные блюда, при этом я заодно соблюдаю предписанную мне элементарную диету, — ответил я девушке.
   Женщины ускорили процесс поедания пищи и быстро покинули столовую. При этом я успел рассмотреть, что сзади девушка выглядит ничем не хуже, чем спереди: крутобедрая, с хорошей фигурой и красивыми ногами. Ну прямо-таки писаная русская красавица! В такую и влюбиться не грех.
   На следующий день в обед я уже целенаправленно направился к моим вчерашним знакомым. За столом мы болтали о всяких пустяках. Девушка поинтересовалась у меня, почему я питаюсь в столовой. Я ответил ей, что недавно прибыл на новое место службы в Улан-Удэнский военный госпиталь, отчего быт мой пока не устроен. Девушка в свою очередь сказала мне, что работает в ателье закройщицей и здесь обедает, а когда работает во вторую смену, то и ужинает. Ее спутница — ее ученица Вера Ивановна, она из Гусиноозерска, повышает у них свою квалификацию. Тут настала пора знакомиться. Девушка представилась Людой. Я сказал ей, что Людмила — мое любимое имя и, мне кажется, самое красивое на свете.
   Наши встречи в обед в столовой продолжались и в последующие дни.
   Позавчера Люда взяла себе на обед облегченные блюда. Я спросил ее:
   — Вы что, решили тоже сесть на диету?
   На это Вера Ивановна ответила мне:
   — У Люды завтра день рождения, поэтому она решила облегчить свой желудок заранее.
   Вечером я пошел в универмаг и купил там духи "Майский ландыш", а также сережки "Слезки", которые, как мне казалось, должны быть Люде к лицу. Кроме того, в коробочку с духами я вложил стихотворение, которое я сочинял два вечера подряд и на написание которого вдохновила меня Люда. Вот это стихотворение:
            Милая, милая,               
            Самая милая!
            Впервые увидев Вас, я понял:
            Вы — мечта моей молодости,
            Заглушенная временем мечта.
            Судьба разлучила нас,
            Нам не дано было встретиться,
            И теперь, глядя на Вас,
            Я горько сожалею об этой  безвозвратной  потере.               
            Вы расцвели в своей зрелости,
            Дышите здоровьем, пугаете самостоятельностью               
            И кажетесь недоступной,строгой и далёкой.
            Но глаза Ваши часто загораются лукавинкой,
            Блещут искорками молодости, озорства и доступности.               
            Ваши чувственные губы тянут к себе неодолимо.
            Так хочется обнять Ваш упругий стан,
            Прижаться к Вашим пухлым щечкам,
            Погладить Ваши мягкие волосы.
            Мечта моя,
            Радостная мечта!
   Вчера в обед я поздравил Люду с ее, как оказалось, 29-летием и вручил ей приготовленный мною подарок, который она после некоторых колебаний приняла.
   Сегодня мы снова встретились в столовой. При этом Люда, как я заметил, начала смотреть на меня с интересом, при разговоре слегка кокетничала. Я понял, что я заинтересовал эту женщину и, может быть, нарушил ее покой.
   Всю прошедшую неделю Люда работала во вторую смену, и мы встречались в столовой во время ужина, затем я провожал ее до ателье. Эти мимолетные встречи доставляют нам взаимное удовольствие.
   Начальник госпиталя преподнес мне сюрприз: на совещании офицеров он зачитал приказ Министра Обороны СССР о присвоении мне очередного звания майор. Оказывается, чувствуя свою вину за то, что он вовремя не сообщил в округ о моем прибытии в госпиталь, он, будучи на сборах в Чите, убедил окружной начальство в справедливости представления меня к очередному воинскому званию раньше определенного округом срока. Затем он написал на меня представление и отправил его в Читу, но держал это в секрете. Результат всего этого — приятный для меня сюрприз.
   На следующий день в поликлинике я устроил мальчишник, на котором мы обмыли новую звездочку.
   На очередную встречу с Людой в столовой я явился в новеньких погонах майора. Люда заметила это и поздравила меня. Я сказал ей, что такое событие в жизни офицера бывает нечасто, поэтому было бы грешно не отметить это. Я хотел бы это сделать с ней наедине. Люда пообещала подумать над этим. На следующий день она сказала мне, что сможет встретиться со мной в субботу вечером. Я предложил ей встретиться у меня в поликлинике, заодно она посмотрит, как я живу, на что Люда согласилась.
   Я раздобыл ключ от двери запасного хода в поликлинику, намереваясь таким образом провести к себе Люду. Сделать это через основной ход я не мог, так как рядом с ним находилась комната, в которой круглосуточно на коммутаторе дежурили телефонистки. Они могли увидеть мою гостью и разболтать потом об этом.
   Я купил коньяк, шампанское и необходимую закуску. В субботу в восемь часов вечера мы с Людой проникли ко мне в кабинет. Она очень удивилась, что я живу в таких условиях. Я ей объяснил, что это происходит временно в ожидании хороших ближайших перемен. Такова жизнь офицера.
   Выпитый нами коктейль из смеси коньяка с шампанским ("убить медведя") расслабил нас, затуманил наше сознание, привел нас в блаженное состояние. Этому немало способствовала также музыка, которую я специально подобрал к этому мероприятию и которая нежно лилась из магнитолы. Мы начали танцевать, обниматься, целоваться и не заметили, как оказались в постели. Дальнейшее трудно описать пером. Мы лихорадочно набросились друг на друга, забылись в сладком соединении, отрешились от всего реального. Я так соскучился по ласке, женскому телу, а тут рядом со мной лежала роскошная, желанная, обаятельная женщина. Ночь пролетела, как один миг. Под утро я проводил Люду на автобус. Мы договорились снова встретиться с ней вечером.
   Следующая ночь была такой же безумной. Я сказал Люде, что она мне очень нравится и я хочу с ней встречаться и впредь. Она, в свою очередь, сказала мне, что я тоже нравлюсь ей. Этому, по ее словам, немало способствовала Вера Ивановна, которая всячески поощряет наше знакомство и наши встречи, расхваливая меня на все лады.
   Я рассказал Люде о своём семейном положении, о том, что я разведен. По моей просьбе Люда также рассказала мне о себе. При этом я, к своему удивлению, узнал, что она замужем, её муж — рабочий локомотиво-вагоноремонтного завода, он учится заочно в политехническом институте. Они имеют дочь 10 лет. С мужем она живёт плохо. Он злоупотребляет спиртными напитками, обзывает её всячески. Как-то он назвал её сукой, чего она не может ему простить.
   Познакомились они в Хабаровске, где он проходил срочную службу в Военно-морском флоте. Оттуда он привёз её к себе в деревню под Улан-Удэ. К тому времени она окончила 9 классов, ей не исполнилось ещё и 18 лет. Родители поспешили избавиться от строптивой дочери, к тому же в доме у них ещё оставалось четверо полуголодных ртов. В течение месяца Люда не подпускала своего возлюбленного Николая к себе, затем они поженились. По настоянию Люды, не желавшей жить в деревне, Николай уехал в Улан-Удэ и устроился на работу в локомотивовагоноремонтный завод, поселился в общежитии, затем забрал её к себе. У них родилась дочь Наташа. Со временем они получили квартиру, обустроили её, как могли. Сначала она работала в ателье швеёй, затем её отправили в Куйбышев на курсы кройки и шитья учиться на закройщицу. Вот такова вкратце её жизненная эпопея. Вчера Николай с Наташей уехали к его родителям в деревню, возвратятся они назад в понедельник утром.
   Рассказ Люды не порадовал меня. Я понял, что наша нынешняя связь и её продолжение не сулят нам ничего хорошего в будущем. Однако при сложившихся обстоятельствах я прислушивался больше к своему сердцу, чем к разуму. Я решил пустить всё на волю судьбы, пусть она и время разрубят этот запутанный узел в будущем.
   Одно важное событие за другим заполняют сейчас мою жизнь. Начальник госпиталя собрал к себе всех нас, нуждающихся в жилье, и объявил нам, что строители сдали в городе дом, построенный для военнослужащих, в котором КЭЧ выделила нам четыре отдельных квартиры и одну комнату в двухкомнатной квартире. При этом комнату определили мне, все остальные получили отдельные квартиры. Все были рады этому сообщению, кроме меня. Я был возмущён, почему именно мне выделили комнату, а не квартиру. Ведь моя семья состоит из меня, жены и старой матери. Как мы сможем жить в таком составе в одной комнате? Кроме того, я являюсь старшим офицером, в отличие, например, от начальника глазного отделения капитана Анищенко, в составе семьи которого имеется жена и маленький ребёнок. Не справедливо ли будет, если нас поменяют местами? Если этого не произойдёт, то тогда я совсем отказываюсь от жилья и буду продолжать жить в поликлинике до тех пор, пока не получу нужное мне жильё. Все эти доводы я выложил начальнику госпиталя, после чего покинул его кабинет.
   Через день начальник госпиталя вызвал меня к себе и объявил мне, что КЭЧ по его ходатайству переменила своё решение и я получаю отдельную двухкомнатную квартиру, комнату ж в двухкомнатной квартире получает начальник глазного отделения. Я поблагодарил начальника за справедливое решение и с припрыжкой выбежал из его кабинета. Даже не верилось, что я впервые в своей жизни получил отдельную благоустроенную квартиру со всеми удобствами.
   Дом, в котором предстоит мне жить, находится в нашем Октябрьском районе, кстати говоря, недалеко от места работы Люды. Я взял в КЭЧ ключи от квартиры и осмотрел её. Квартира находится на втором этаже пятиэтажного дома, она просторная, хорошо отделана. Одно только плохо — она пустая и будет такою, по- видимому, ещё долго. Ведь у меня нет никакой мебели, а купить её в магазине невозможно. О своих заботах я рассказал врачам отделения. Помочь мне, а заодно и нуждающемуся в том же своему начальнику Фёдорову, вызвался Ваховский, который заявил нам, что директор Улан-Удэнской мебельной фабрики Шапиро, еврей по национальности, его лучший друг и он обеспечит нас всей необходимой мебелью. Все трое мы отправились на приём к Шапиро. Он встретил нас хорошо, поводил по цехам фабрики, после чего мы с Фёдоровым выбрали себе всё, что пожелали. На следующий день мебель в упакованном виде была доставлена к нам на квартиры. Я никак не ожидал такого быстрого решения своей мебельной проблемы и был на седьмом небе от радости. В моей квартире появились: мягкий уголок, журнальный столик, платяной шкаф, две кровати, стол и четыре стула, тумбочка под телевизор, сервант и кухонные шкаф и стол. Такого мебельного изобилия я не имел никогда в своей жизни. Неужели я заживу, наконец, хорошей достойной человека жизнью, как все нормальные люди?
   Начальник госпиталя направил меня и Фёдорова в медсанроту мото-механизированной дивизии, расположенной недалеко от Улан-Удэ, с целью проверки и оказания практической помощи медицинскому персоналу дивизии. Проверили мы работу медсанроты, при этом мы особенно к ним не придирались, затем познакомились с военным городком. Это типичный военный городок со всей положенной для него инфраструктурой. Однако жить много лет в таком городке я бы не хотел, явно ощущается его изолированность и оторванность от внешнего мира. Даже поездка в Улан- Удэ для них — целое событие.
   Перед нашим отъездом нас, как и всех проверяющих, решили угостить на дорогу. Поили нас медицинским спиртом, а кормили пищей из офицерской столовой. При этом мы так наугощались, что Фёдорова едва затолкали в кабину, а меня — в будку санитарной машины. Я удивляюсь, как напился до такого состояния Фёдоров, ведь чтобы его напоить, в него одномоментно нужно влить не менее литра водки. Шофёр благополучно доставил нас в госпиталь. Я стал уговаривать пьяного Фёдорова пойти домой, чтобы не попасться на глаза начальству, однако тот категорически отказался это сделать, заявляя, что он не пьяный, к тому же ему нужно доложить начальнику госпиталя о нашем прибытии. С этим он и направился шаткой походкой в сторону штаба, а я потихоньку ретировался в сторону дома. На следующий день жена Фёдорова Зоя Петровна напустилась на меня, обвиняя меня в том, что я плохой человек, оставивший в беде своего товарища. Фёдорову, оказывается, здорово попало от начальства. Я рассказал ей всё, как было, после чего она оставила меня в покое. Фёдоров же не проронил в мой адрес ни слова упрёка.
   С военторговского магазина мне пришла открытка с приглашением прибыть в магазин для приобретения холодильника. Там мне предложили холодильник среднего размера "Бирюса", хотя я хотел купить холодильник "ЗИЛ". Мне сказали, что холодильник "ЗИЛ" к ним поступает редко, поэтому нужно брать то, что есть, иначе я останусь без ничего. Это меня не очень испугало, ведь я всю жизнь практически прожил без холодильника и не ощутил всех его преимуществ. Пришлось мне купить "Бирюсу". Слава Богу, хоть одну вещь мне удалось приобрести без блата.
   Вчера госпиталь вернулся с учений. Есть такое высказывание великого мира сего: нет ничего комичнее военного в мирное время. Армия в перерывах между войнами усиленно готовиться к войне, а когда она начинается, то, как правило, оказывается не готова к ней. Одним из основных подготовительных мероприятий к войне являются учения, которые проводятся во всех войсковых частях один раз в год, а в некоторых и чаще. Учения ещё называют военными играми. Действительно, это игры в войну в мирное время взрослых дядей в погонах, во время которых в строевых частях учатся всё до основания разрушать и побольше убивать людей, мы же, военные медики, учимся хорошо лечить больных и раненых в полевых условиях. Эти игры не безопасны, они проходят с участием военной техники, с применением оружия, поэтому при них могут происходить всевозможные чрезвычайные происшествия. Учения — занятия не из лёгких, при них всегда приходится хорошенько поработать, в частности физически, недаром учение в армии ещё называют мучением. Военные в шутку подразделяют учения на такие этапы: шумиха, неразбериха, отыскивание виновных, наказание невиновных, чествование победителей и угощение руководителей. Действительно, во время учений имеют место все эти этапы. Например, отыскивание виновных обычно происходит тогда, когда случаются какие-либо происшествия. Однако при этом часто наказывают не истинных виновников происшествия, а стрелочников. Руководителей учений, офицеров-посредников из округа, в конце учений обычно хорошо угощают.
   Чтобы нам, военным медикам, провести учения, необходимо иметь соответствующее учебное оборудование. Сюда входят: палатки, буржуйки, умывальники, койки и раскладушки, постельные принадлежности, столы, системы для дачи кислорода и переливания крови и кровезаменяющих жидкостей, аппараты для искусственного дыхания и дачи наркоза, а также всевозможные наборы медикаментов, перевязочного материала, хирургического инструментария, предметов ухода за больными и прочее.
   Госпиталь в этом году должен был развертывать в поле ОМО (отдельный медицинский отряд) — медицинское учреждение для оказания медицинской помощи в полевых условиях раненым и больным. Я в этом учреждении выступал в роли начальника противошокового отделения, в задачу которого входит оказание помощи раненым, находящимся в шоке и тяжёлом состоянии, а также проведение общего обезболивания во время операций. Для этого я должен развернуть две больших палатки на 20 коек каждая, а также оборудовать в операционной всё необходимое для дачи наркоза. Комплекты для учений мне пришлось готовить заново, так как в госпитале их не оказалось. Сделал я их перед учениями со своей медсестрой-анестезисткой. Помогали мне во время учений три медсестры и две санитарки.
   Колонна машин с учебным оборудованием и личным составом прибыла в район железнодорожной станции Петровский Завод. Там мы выбрали большую холмистую поляну, окаймленную покрытыми лесом сопками. Место очень красивое. В своё время в Петровском Заводе отбывали каторгу некоторые декабристы. Кое- кто из них после освобождения с каторги жил здесь в ссылке. Некоторые из них даже отказались ехать отсюда на Запад, переженились здесь, в частности на бурятках, так что не исключено, что в этих местах проживают их потомки. Список этих декабристов приведён на мемориальной доске, установленной на станции.
   Учения у нас прошли спокойно, без происшествий, поработали мы на них основательно. Домой все приехали грязные, измождённые, но в то же время отдохнувшие от повседневных забот, обветренные, посвежевшие. Такие встряски ждут нас ежегодно.
   На днях я возвратился из очередного отпуска. Начал я его с посещения Ленинграда, хотя делать мне там было нечего. Просто потянуло меня на прежнее место службы и учебы. Я посетил клинику имени Куприянова, поплакался там своим бывшим преподавателям на свою долю анестезиолога-реаниматолога гарнизонного госпиталя. При этом я, конечно, слегка лукавил и преувеличивал.
   Встретился я со своей ленинградской любовью Лидой, которая оказалась в интересном положении. Муж всё же уговорил её завести ребенка, после чего она стала меньше болеть. Она сказала мне, что мой бывший лечащий врач из терапевтической клиники Николай Иванович очень обижается на меня, что я не выслал ему из Улан-Удэ наркотики. Я пропустил эту обиду мимо ушей. Не хватало мне еще рисковать своим положением ради наркомана.
   Мне очень хотелось встретиться с Таней и посмотреть, где и как она живёт. Я отыскал дом, в котором она живёт, постоял у двери её квартиры, но позвонить в квартиру не осмелился. Зачем ворошить прошлое, да и неизвестно ещё, как воспримет этот визит её муж.
   Затем я отправился в Гомель к своим сестричкам и матери. За год у них ничего существенного не произошло, если не считать того, что Тоня забеременела и находится на девятом месяце беременности. Тоня с Мишей решили пополнить свою семью девочкой. Еще одного ребенка они решили родить также потому, что у них в перспективе намечается расширение жилой площади. Семья их соседа, ветерана войны, вскоре должна получить отдельную квартиру. Их освобождающуюся комнату они планируют заполучить себе. В этом им может помочь и мама, если они её пропишут к себе. Намечается перспектива расширения жилплощади и у Лиды, и там мама может помочь. Но больше всех мама нужна сейчас мне. Ведь если я не привезу сейчас из отпуска ни жену, ни мать, на которых я получил соответствующую жилплощадь, то меня в гарнизоне никто не поймет, в первую очередь моё начальство. Просто-напросто меня ждут неприятности. Проанализировав сложившуюся ситуацию на родственном совете, мы пришли к решению: мама должна ехать со мной.
   Я решил и дальше благоустроить свой быт и купил себе два ковра: на пол и на стену. Люде я купил в подарок красивые белые туфли.
   Мы с мамой решили лететь самолетом с пересадкой в Москве и Иркутске, хотя мама ни разу в своей жизни не летала и боится лететь. Люде я написал письмо и сообщил ей о дне нашего прибытия.
   В Улан-Удэнском аэропорту Люда встретила нас с цветами. Она сшила себе костюм салатового цвета, который очень идет ей. В нём она выглядит ещё красивее. Я познакомил её с мамой. Затем мы отправились домой и отметили наш приезд.
   После ухода Люды я спросил у мамы:
   — Нравится тебе Люда?
   — Сынок, лишь бы она нравилась тебе, а я как-нибудь привыкну, — ответила она.
   Однако по всему видно, что нравится.
   Сегодня я вышел после отпуска на работу и отправился доложить об этом начальнику госпиталя. Тот поинтересовался у меня, привез ли я с собой свою семью. Я ответил ему, что со мной приехала моя мать. Что касается жены, то она отказалась ехать в Забайкалье и решила обосноваться в Ленинграде, поэтому я с ней развелся.
   — Я так и знал, — сказал он, со злом взглянув на меня.
   Весть о моём разводе быстро разлетелась по госпиталю. На меня
начали многозначительно посматривать потенциальные невесты
— девушки на выданье и особенно разведённые женщины. Некоторые из них напрашиваются ко мне на новоселье и в гости, однако я успешно от них отбиваюсь. В этом мне помогает своим присутствием в доме мама.
   В прошлое воскресенье в городской столовой командование госпиталя и госпитальный актив организовали вечер, посвященный десятилетию госпиталя. После краткого произношения речей началось застолье, а после него — танцы. И вот тут-то началось что-то невообразимое. Ко мне буквально выстроилась целая очередь желающих потанцевать со мной. Девчата приглашали меня на танец, отбивали друг у друга во время танца. Я был поражён и сконфужен таким вниманием к своей особе. Всё это мне быстро надоело и разозлило меня. Тогда я решил танцевать только с одной незнакомой мне девушкой, не являющейся сотрудницей госпиталя. Это вызвало недоумение и вражду среди моих поклонниц. Несмотря на всё это, я протанцевал со свой избранницей, сестрой одной из сотрудниц госпиталя, весь вечер, а затем пошёл провожать её домой. Такоё моё поведение не прибавило мне друзей среди сотрудниц госпиталя.
   На следующий день после этого вечера Люда сказала мне:
   — Говорят, что вчера на вечере ты пользовался большим успехом. Ты никого себе там не присмотрел?
   Я понял, что работницы столовой, которые хорошо знали Люду и догадывались о наших отношениях, рассказали ей всё о вечере.
   Я решил познакомиться с гражданскими анестезиологами-реа- ниматологами, работающими в республиканской больнице. С этой целью я отправился в больницу, отыскал там отделение анестезиологии и реаниматологии и познакомился с его заведующим, бурятом по национальности. Тот показал мне отделение, а затем познакомил с врачами. Конечно, их отделение по размещению и оборудованию не идет ни в какое сравнение с моим. У них имеются современные наркозные и дыхательные аппараты, в том числе и зарубежные. Однако методы общего обезболивания при операциях у них не отличаются от применяемых мною. Они очень мало применяют наркоз при небольших по объему операциях и болезненных перевязках.
   Меня больше всего удивило то, что у заведующего и врачей отделения ко мне был только один вопрос: какова моя зарплата. Когда я ответил на него, то они заохали, начали говорить, что по сравнению с их зарплатой это много, что им надоело работать и по основной работе, и по совместительству. А некоторые даже начали возмущаться, за что этим военным платят такие деньги. Тогда я в ответ на их завистливые замечания предложил им послужить в армии 25 лет и сменить при этом раз 10 — 15 место службы. После этого они притихли, никто из них желания прослужить в армии не высказал. У меня пропала всякая охота поддерживать знакомство с ними.
   Последнее время я начал всё чаще задумываться над своими взаимоотношениями с Людой, их перспективой. Интуитивное предчувствие беды, скандала не покидает меня. Ведь у нас в стране не умеют интеллигентно, по-человечески разводиться (простите, а мой развод с Таней), обязательно устраивают при этом скандалы, особенно в ситуациях, похожих на Людину. Сейчас у нас с нею страсти улеглись, отношения стали более спокойными. Не наступило ли нам время спокойно все обсудить и принять разумное решение, например, прекратить наши встречи до тех пор, пока она не развяжет свои отношения с Николаем? Это не значит, что я таким образом хочу отделаться от Люды. Она нравится мне, и я не прочь связать с ней свое будущее. То, что она имеет дочь, нисколько этому не помешает. Для себя я уже твёрдо решил, что жениться на девушке я не буду. Со временем этот брак может закончиться так же, как и у нас с Таней. Так как у меня не будет детей, то лучше всего мне жениться на женщине с ребёнком и воспитать его как своего. Правда, такой женщиной может быть не только Люда, ведь не сошёлся же свет клином на ней одной. Сейчас вокруг столько одиноких свободных женщин с детьми. Нет никаких проблем жениться мне на одной из них, не делая при этом глупостей и не рискуя своей репутацией. Всё это нужно мне хорошо обдумать и принять твёрдое решение.
   После приезда матери я сходил в магазин и купил там наборы тарелок, вилок, ложек, чайный сервиз и всё необходимое для приготовления пищи. Сейчас мама готовит мне завтраки, обеды и ужины и я, можно сказать, зажил по-человечески. Даже не верится всему этому.
   Получил из Гомеля от Тони письмо, написанное ею в паническом состоянии. Однако для начала она сообщила нам новость, которая не является основанием для паники, скорее наоборот. Она родила девочку, назвали её Аллой. Дальше она пишет, что у них случилось большое горе: кто-то украл в их комнате из шкафа все полученные ею декретные деньги. Подозревают они в этом племянницу соседей, которая временно у них проживает. Она не знает теперь, как они переживут всё это, ведь на Мишину зарплату инженера долго не протянешь.
   Посоветовавшись с мамой, я решил компенсировать Тоне украденные у неё деньги.
   Вот уже в течение довольно длительного времени я попал в водоворот событий. Беда, приближение которой я интуитивно предчувствовал, настигла меня и, как снежная лавина, несёт по рытвинам и ухабам, набивая мне синяки и шишки. В жизни за всё приходится платить. Наступила пора и мне расплачиваться за полученные удовольствия. Прав был когда-то мудрец, утверждавший, что нельзя быть слишком далеко и слишком близко от огня, женщин и великих мира сего. Если будешь слишком близко к ним, то обожжёшься о них, если будешь слишком далеко, то они будут бесполезны тебе. Очень сильно я обжёгся на этот раз о женщину. Однако пора рассказать обо всём по порядку.
   На этот раз Люда пришла ко мне домой утром, чего не случалось с ней раньше. Она была возбуждена, в слезах. При этом она рассказала мне, что сегодня утром кто-то позвонил Николаю и подробно рассказал ему о нашей связи. Она думает, что доносчицей является одна из её сотрудниц. Муж тут же начал избивать её (при этом она показала мне синяки на бёдрах) и обзывать всякими нехорошими словами. Правда, досталось при этом и ему. Раньше она била его, особенно в пьяном виде. В чём была, она убежала из дома, и вот теперь она здесь. Больше ей идти некуда.
   Приход Люды был для меня шоком, хотя подсознательно я и был готов к этому. Я успокаивал её, как мог, сказал ей, что пусть она особенно не расстраивается, жить ей есть где. Моя квартира в полном её распоряжении. Нам же нужно сейчас постараться выйти из сложившейся ситуации с наименьшими потерями. Я посоветовал ей заявить в милицию о том, что муж избил её, и взять у них направление к судебно-медицинскому эксперту и получить у того справку о побоях. Это может пригодиться ей в будущем.
   После ухода Люды на работу я стал анализировать случившееся. На какое-то мгновение у меня даже промелькнула мысль, что всё это — хорошо поставленный Людой спектакль. Не исключено, что Николай не знает пока о нашей связи или она сама рассказала ему об этом. Что касается побоев, то она могла сама нащипать себе синяки на бёдрах, у неё такое тело, что где ни прикоснёшься к нему, везде возникают синяки. Может быть, она решила посмотреть, что со всего этого получится, и провела пока генеральную репетицию. Я думаю, что Люда возненавидела своего Николая, увлечена мной и боится потерять меня. Решившись связать свою судьбу с моей и боясь упустить время, она поставила этот спектакль, опередив в этом меня со всеми моими колебаниями и мучениями. Так мне и надо, это мне плата за мою мягкотелость и нерешительность!
   Я почти уже поверил в эти мои рассуждения, но потом решительно отбросил их. Нельзя же видеть в людях, тем более в ставшем мне близком и дорогом человеке, одно только плохое. Как бы там ни было, но мне, затеявшему всё это, придётся смириться со случившимся и жениться на Люде. Это будет поступок порядочного человека.
   Вечером Люда сказала мне, что она хочет завтра съездить домой и забрать там свои вещи. Она просит меня достать ей грузовую машину и съездить вместе с ней. Минуту пораздумав, я ответил ей, что машину я ей достану в госпитале, а вот ехать с ней я считаю нецелесообразным, так как могу нажить себе при этом неприятности. Тогда Люда сказала мне, что кроме меня ей не к кому обратиться за помощью, да и было бы лучше, если бы посторонние люди не знали об этом. К тому же поездка будет скоротечной и безопасной, так как Николай в это время будет на работе, а Наташа — в школе. Выслушав эти доводы, я с большой неохотой согласился. При этом я попросил Люду взять у себя дома только свои личные вещи. Ведь всё остальное у нас есть. Люда согласилась со мной, добавив при этом к личным вещам свою любимую швейную машинку.
   Утром я пошёл к заместителю начальника госпиталя по МТО и попросил у него грузовую машину якобы для перевозки мебели. Машину он мне выделил.
   И вот мы с Людой подъехали к её дому, находящемуся в районе локомотивовагоноремонтного завода, и поднялись в её квартиру на пятом этаже. Люда начала быстро связывать в узлы свою одежду, обувь, отрезы, нитки, кое-что из посуды и передавать их мне, а я стал сносить их вниз и забрасывать в кузов машины. Возвращаясь назад после второй ходки, я заметил приближающегося к подъезду быстрыми шагами молодого мужчину небольшого роста. Посмотрев на меня злым взглядом, он начал быстро подниматься по лестнице, я последовал за ним. На площадке пятого этажа меня ждала Люда с узлом. Мужчина выхватил у неё узел и забросил его в коридор квартиры, после чего обернулся ко мне и закричал:
   — А ты что тут делаешь? Как ты можешь увозить чужое добро, нажитое не тобой!
   Тут я понял, что делать мне здесь больше нечего, и начал спускаться по лестнице. Мужчина бросился за мной и, настигнув меня, начал боксировать, норовя при этом ударить меня в лицо и наставить мне фонарей, а также сорвать с меня военную шапку. Остальные предметы одежды у меня были гражданские, перед поездкой я предусмотрительно переоделся. Силы у нас были неравные, мы явно принадлежали к разным весовым категориям. Я крупнее его и выше на голову, у меня длинные руки, поэтому я с успехом отбивался от нападавшего. Продолжая вести бой, я одновременно спускался по лестнице и достиг наконец входной двери подъезда. Выскочив из подъезда, я закрыл дверь перед носом у Николая и подставил под неё ногу. Мой противник безуспешно пытался открыть дверь. И вдруг через щель в двери я увидел спускающегося по лестнице с решительным видом здоровенного мужчину с кулаками-кувалдами. Тут я понял, что пришёл мне конец, сейчас меня начнут бить.
   Вслед за мужчиной по лестнице сбежала Люда, которая, как коршун, набросилась на него, оттесняя его от двери. Тогда я бросил свой объект обороны и начал отступать к машине. Из подъезда выбежали Люда и Николай. Последний подбежал ко мне и начал кричать:
   — Ну что, заяц, дрожишь? Давай лучше поговорим. Я тебе всё расскажу об этой гадине и потаскухе.
   Я навострил было уши, но тут ко мне подбежала Люда, схватила меня за руку и потащила к машине, говоря:
   — Не слушай его, поехали.
   Я забрался в кузов машины, Люда — в кабину, шофёр нажал на газ, и машина рванула с места.
   Только поостыв в дороге от проведённого боя, я понял, в какую историю я влип. Когда уводят чужую жену — это плохо, а вот когда увозят чужие вещи — это плохо и гадко. Мы дали в руки Николаю большие козыри. Теперь он будет рассказывать о нас всему городу, в первую очередь моему начальству, всякие гадости, и не исключено, что ему поверят. Хорошо ещё, что он не сорвал с моей головы мою военную шапку, этот трофей он демонстрировал бы сейчас везде.
   Прибыв домой, мы разгрузились и попросили шофёра нигде и никому не рассказывать о случившемся.
   Люда высказала предположение, что Николаю позвонил на работу кто-то из жильцов, наблюдавших из окна за нами. Она была не меньше меня огорчена происшедшим, но всего ведь предусмотреть нельзя. Больше ж всего она была огорчена тем, что мы не успели забрать её швейную машинку.
   На следующий день в 11 часов утра меня вызвал к себе начальник госпиталя. В кабинете у него находился наш замполит. Окинув меня суровым взглядом, начальник госпиталя сказал:
   — Сегодня к нам приходил муж небезызвестной Вам Коротеевой Людмилы и рассказал нам, что Вы спутались с его женой и увезли из его квартиры всё его имущество. Что Вы нам на это скажете?
   Я попросил у него разрешения присесть, после чего обо всём подробно рассказал. Выслушав меня, он сказал:
   — Ну и заварили Вы кашу, теперь расхлёбывайте её. Не ждите от командования никакой поддержки и пощады.
   Затем к себе в кабинет меня пригласил замполит. Он начал ругать и стыдить меня за то, что я "увёл жену из-под рабочего". Ведь вокруг столько девушек и свободных женщин. Неужели я не задумывался над тем, что осложню своим поступком свою жизнь, испорчу свою карьеру. Он посоветовал мне развязаться с этой женщиной, гнать её от себя. Напомнил мне также о существовании в Сибири закона тайги.
   — О каком таком законе Вы говорите? — спросил его я.
   — Это когда тебя могут нечаянно подстрелить и ты бесследно исчезнешь в тайге.
   — Не пугайте меня этим законом, я никого не боюсь, — ответил ему я. — Что касается Людмилы, то я её люблю и как порядочный человек и офицер женюсь на ней. Больше нам говорить не о чем.
   Замполит попросил меня прислать к нему Людмилу на беседу, после чего я покинул его кабинет.
   Вечером я рассказал о своём разговоре с командованием госпиталя Люде и попросил её сходить к замполиту. Сначала она отказалась это сделать, но потом согласилась. Я сказал ей, что это, по- видимому, простое любопытство замполита, он хочет на неё посмотреть.
   На следующий день Люда принарядилась и отправилась к замполиту. Возвратилась она от него возмущённая и злая.
   — И как он мог разговаривать со мной в таком тоне, старый облезлый козёл! — возмущалась она. - Он заявил мне, что я испорчу тебе твою карьеру и всю последующую жизнь и посоветовал расстаться с тобой.
   Я был вполне согласен с Людой, что наш замполит — облезлый козёл. Он альбинос, и волосы на его голове, которых осталось очень мало, брови, ресницы, даже пушок на коже белые, так что вид у него очень даже непривлекательный.
   И мне, и Люде было не совсем понятно, почему замполит так настойчиво советует нам расстаться. Возможно, существуют такие установки политорганов на подобные случаи, упрощающие им работу при их решении. А может быть это была просьба Николая, который всё ещё надеется вернуть Люду. Однако более правдоподобной является версия, что Николай с чьей-то помощью хочет добиться того, чтобы Люда осталась одна и, как говорят, без кола и двора. Но это напрасные хотения, я на это не пойду.
   Весть о моих злоключениях быстро разнеслась по госпиталю. Меня осуждали все, кто в глаза, но большинство за глаза. Никто не высказал мне поддержки и сочувствия. Особенно возмущались жёны офицеров, в частности наша соседка по площадке жена Фёдорова Зоя Петровна. Она добралась до моей матери и рассказала ей, что все в госпитале возмущены, что я связался с такой женщиной. Ведь я мог жениться на одной из девушек, которых в госпитале предостаточно. Рассказывая мне об этом, мать вздыхала и хмурилась. Она не давала мне никаких советов, только сказала мне, что она удивлена, что Люда замужем и имеет ребёнка, она думала, что Люда свободная девушка.
   Не пощадили меня и мои друзья стоматологи. Даньшин Алик передал мне их удивление моим поступком. Он, в свою очередь, выразил своё удивление тем, что никто из девчат не смог женить меня на себе.
   — А почему же ты нам не сказал, что он неженатый? — упрекнули они его.
   — А я и сам не знал об этом, — ответил им Алик.
   Люда решила сходить домой и оценить сложившуюся там ситуацию. Вернулась она оттуда очень быстро в удручённом состоянии. Вся обстановка из квартиры исчезла. Даже ближайшие соседи ничего не знали об этом и не могли предположить, куда и когда убрал её Николай. Не было дома и Наташи. Куда он её пристроил, можно было только догадываться.
   Я спросил у Люды:
   — Когда всё же появится у нас Наташа? Я надеюсь, что она будет жить с нами?
   — На это я сейчас определённого ответа дать не могу, — сказала она. — Наташа очень сильно привязана к отцу и любит его. Буквально с пелёнок он был для неё и мамкой, и папкой. Он вскакивал ночью на её плач и успокаивал её, кормил её маленькую с ложечки, стирал её пеленки. Я представляю, как она болезненно переносит сейчас все происходящее. Николай, конечно, постарается настроить ее против меня, преподнести ей все в черном свете. Но я надеюсь, что время расставит все по своим местам, и Наташа будет жить с нами.
   Мама по-прежнему готовит нам завтраки, обеды и ужины. Люда решила помочь ей. Она так разактивничалась на кухне, что опрокинула там кухонный шкаф с посудой, при этом разбилась вся купленная мною фарфоровая посуда. Пришлось мне снова покупать ее. А однажды на завтрак она решила сварить манную кашу. Это удалось ей только с третьей попытки, две первые оказались неудачными, пришлось выбросить кашу в унитаз. Люда сказала, что она нервничает, поэтому так и получается. А вообще-то она плохая хозяйка, пищу у них готовил в основном Николай. Манную кашу Наташе он готовил мастерски. Но она так сильно любит меня, что наверстает упущенное и научится хорошо готовить.
Люда решила, наконец, подать заявление в суд на развод. Полдня она пыталась написать его, но у нее так ничего и не получилось. Тогда она попросила меня. В течение часа я написал его, отразив в нем все, что она просила. В заявлении говорилось, что ее муж пьяница, систематически избивает ее, обзывает всяческими словами. Все это и привело к фактическому распаду их семьи. Что касается Наташи, то она просит оставить ее с нею, так как не может представить свою дальнейшую жизнь без сваей кровинушки. Люда переписала заявление, приложила к нему заключение судебно-медицинского эксперта о побоях и отнесла его в суд, и начались у неё мучительные дни ожидания.
   Люде из Хабаровского края от матери пришло письмо, которого она не ожидала. Она не писала родителям о своих злоключениях, поэтому была удивлена, что они всё знают. Она поняла, что Николай добрался и до них, пытаясь настроить их против неё. Родственники Люды уважали своего зятя. Человек он компанейский, во время их отпуска он частенько выпивал с Людиным отчимом и мужем её старшей сестры. Своей тёще он помогал на огороде ухаживать за грядками, а в доме — готовить пищу, так как любил это занятие. Было вполне естественным, что мать Люды восприняла их разрыв болезненно. В письме она не стеснялась в выражениях, во всём обвиняя Люду. Видно, она хорошо знала свою дочь и не щадила её. Письмо очень расстроило Люду. Она даже не дала мне ознакомиться с ним, но я нашёл его и прочитал.
   Наконец-то Люда дождалась повестки в суд. Видно было, что она очень волнуется, отправляясь туда. Суд проходил по месту их жительства в течение трёх дней. После первого дня Люда пришла домой расстроенная. Она рассказала мне, что судья не объективен к ней, явно настроен против неё. Настроить его мог или Николай, который имеет очень хороший подход к людям, или телефонное право: кто-то из начальства района или ЛВРЗ по просьбе Николая мог позвонить судье и попросить его быть с Людой построже. На суде Люда чувствовала себя неважно ещё и потому, что я перед её уходом из дома по её просьбе дал ей для успокоения таблетку седуксена, отчего она во время суда была сонливой, во рту у неё пересохло, губы слипались, и на вопросы судьи она отвечала невпопад. Как бы там ни было, но развели их быстро, без волокиты.
   Более сложным оказался вопрос с Наташей. Каждый из родителей настаивал на своём. В суд была вызвана Наташа, которой уже исполнилось 10 лет и она имела право голоса при решении своей судьбы. Она сказала в суде, что любит больше папу и хотела бы в дальнейшем жить с ним. Суд удовлетворил её желание. Я думаю, что для Люды это не было неожиданностью, поэтому она, на удивление, восприняла это довольно спокойно, хотя внешне и пыталась изобразить большое горе. Естественно, суд тут же вынес решение о том, что Люда должна платить алименты, о чём она позабыла. Явилось это неожиданным и для меня, мне было неприятно, что моя жена будет алиментщицей. Одно слово чего стоит!
   Сложным оказался вопрос о разделе имущества. Николай сразу же заявил, что всё совместно нажитое имущество Люда со мной вывезла из дома. Люде пришлось доказывать обратное, для чего она представила суду двух свидетелей: шофёра, который ездил с нами в тот злополучный день, и свою соседку, которая видела всю эту катавасию и со скрипом согласилась быть свидетельницей. Суд не поверил Николаю. Судья посоветовал ему бросить заниматься чепухой и вернуть имущество домой. Две трети имущества суд присудил Николаю, одну треть — Люде. Я просил Люду не претендовать ни на что, кроме личных вещей и швейной машинки, но она была настроена агрессивно и не послушала меня. Особенно её расстроило и разозлило поведение в суде Наташи, она не могла простить ей этого. О Николае она даже и говорить не хотела, его поведение на суде было вызывающим. Она никак не ожидала, что мужчина может быть таким лживым, лукавым и мстительным.
   Так закончился этот, как я его назвал, процесс жизни. Не дай Бог, чтобы он когда-либо повторился в будущем. Более постыдной, изматывающей процедуры и придумать нельзя.11
   Неожиданно на работу к Люде приехала Наташа. Она сказала ей, что папа разрешил ей это сделать. Люда привела её к нам домой, познакомила с мамой, показала ей всё в доме, особо акцентируя внимание Наташи на том, что в доме у нас нет ни одной вещи из их квартиры. Ее угостили вкусненьким. Мама предложила ей переехать к нам и жить с нами, на что Наташа ответила, что она должна жить с папой, она ему нужна. По дороге из дома Люда спросила Наташу:
   — Нравится тебе у нас?
   — Нравится, — ответила она, — ты неплохо устроилась, и бабушка у вас хорошая, но жить я буду всё же с папой.
   Во время визита Наташи я был в госпитале. Узнав об этом, я тут же подумал, что этот визит организован Николаем неспроста. Он определённо готовит нам какую-то гадость.
   Позднее соседки Люды передали ей, что Николай как-то сказал им:
   — Пусть поживёт со свекровью и узнает, по чём фунт лиха.
   Через несколько дней, не предупредив меня, Люда привезла домой всё присуждённое ей имущество: швейную машинку, старенькую ломанную радиолу, небольшой коврик, комод и старый скрипучий диван. Она всё же сделала по-своему, могла бы оставить всё это, кроме швейной машинки, дочери. Я не знал, куда девать диван, места ему в доме не было. Тогда я пошёл в расположенный рядом с нашим домом частный дом и предложил его хозяину купить диван за бесценок. Тот согласился. Мы разговорились с ним, и он неожиданно очень откровенно рассказал мне, что он в прошлом был белоказаком, воевал в армии генерал-лейтенанта Семёнова против красных. Я удивился этому, впервые в своей жизни я встретил явного бывшего врага советской власти. Я спросил старого семёновца, как ему удалось после этого выжить, избежать репрессий. Он ответил мне, что был рядовым казаком, не замешанным в громких актах против советской власти. Нужно также учесть то, что он жил всё время в Забайкалье, а ведь дальше Забайкалья высылать уже некуда. И всё же я был удивлён такой гуманности советской власти по отношению к своему явному бывшему врагу.
   Месяц тому назад к нам в крайне тяжёлом состоянии поступил майор Быков. Вместе со своим лучшим другом майором Васиным он на мотоцикле поехал на рыбалку. При подъезде к реке они совершили аварию — мотоцикл перевернулся, и сидевший в люльке Быков оказался накрытым ею. При этом он получил тяжёлую травму живота. На операции у больного был обнаружен разрыв печени, она по-существу оказалась разорванной на две части. Весь живот был заполнен кровью и желчью. Хирурги начали сшивать печень. Вскоре после начала операции хирург Фёдоров покрылся потом и безропотно уступил свое место своему старшему ординатору Ваховскому, который ему ассистировал. Последний в течение пяти часов делал героические усилия, чтобы из двух кусков печени сделать целую печень. Кое-что у него получилось. Затем под печень были подведены резиновые дренажи и марлевые тампоны с целью отведения после операции выделяющейся из разорванной печени желчи наружу, чтобы она не попадала в остальное пространство брюшной полости.
   Во время и после операции мне удалось стабилизировать состояние больного. Затем перед нами встал вопрос о его кормлении. Кушать он не мог, так как его живот из-за имевшегося у него желчного перитонита не работал, молчал и не воспринимал пищу. В течение месяца мы вынуждены были осуществлять ему парентеральное питание путём введения в вену растворов глюкозы, гидролизатов белка, 5%-ного спирта, витаминов. Больной чувствовал себя неплохо, он перестал даже предъявлять нам жалобы, явно находясь в состоянии эйфории. Из-за длительных и массивных вливаний жидкостей периферические вены конечностей вышли из строя, они затромбировались. Пришлось нам оперативным путём ввести катетер в правую бедренную вену и через него продолжить питание больного. Однако через неделю после этого у него внезапно отекло правое бедро, при этом оно увеличилось примерно в два раза. Это произошло из-за тромбоза глубоких вен бедра. Тут у всех участников лечения больного очень испортилось настроение, опустились руки. Ведь если больной выживет, то в будущем ему придётся очень долго и упорно лечить ногу, которая вряд ли примет прежний вид. У меня, грешным делом, тоже исчезло желание лечить его. Однако желание желанием, а лечить больного нужно с прежней настойчивостью. Пришлось ввести катетер в левую бедренную вену и увеличить количество вводимого ему гепарина.
   С момента травмы у постели больного ежедневно дежурили жена и тёща. Однажды они не появились в госпитале. Все мы были в недоумении. Через три дня его жена снова пришла в госпиталь, зашла к нам в ординаторскую и рассказала нам следующее. Муж сказал ей, что он незадолго до травмы по внутреннему выигрышному займу выиграл 25 тысяч рублей. Деньги он спрятал дома, а куда он их спрятал, он скажет только тогда, когда выздоровеет. Жена и тёща в течение трёх дней перевернули вверх дном весь дом, а также по кирпичику разобрали имевшийся у них сарай. Всё было напрасно, денег они не нашли. И вот теперь она просит нас поговорить с её мужем и убедить его открыть свою тайну. Мы все дружно отказались это сделать. Никто не посмел омрачать больного, находящегося в тяжёлом состоянии. На мой взгляд, этим поступком Быков хотел заставить своих родственников до конца героически бороться вместе с ним за его выздоровление.
   На парентеральном питании больной протянул месяц, что было своего рода рекордом, а затем тихо и спокойно умер, унеся в могилу свою тайну. Именно так, спокойно и без мучений, умирают в лечебных учреждениях обречённые больные. Происходит это или в бессознательном состоянии, или под воздействием наркотиков и нейролептиков, которые мы вводим больным, так что обывателям нечего бояться смерти. Бойся или не бойся её, всё равно "смерть рано или поздно настигает всё живущее на земле". Не нужно также забывать о том, что, как сказал мудрец, если в начале жизни смерть приходит к нам как враг, то в конце жизни, в старости — как друг, избавляя нас от невзгод и мучительных болезней. А участь долголетних — это жизнь с нелюбимыми, расставание с любимыми.
   Очень неожиданными оказались для нас находки при вскрытии больного. Все врачи знают, что печёночная ткань очень плохо срастается, мы же вдруг увидели, что печень хорошо срослась. Лишь только в одном месте на рубце был обнаружен свищ, через который выделялась желчь, попадавшая частично в брюшную полость и поддерживавшая желчный перитонит. Сама собой напрашивалась мысль, что хирурги во время операции недостаточно хорошо сделали дренирование и тампонирование подпечёночного пространства, плохо изолировав его от остальных отделов брюшной полости. Всё это можно было заподозрить раньше и вовремя предпринять соответствующие меры по спасению больного. Тогда исход травмы, возможно, был бы другим.
   Наша жизнь с Людой постепенно начала входить в нормальное спокойное русло. Я даже забыл в повседневных буднях о том, что нам нужно официально оформить наши отношения. Напомнила мне об этом Люда. Я извинился перед ней за свою забывчивость и выразил готовность расписаться с ней в любое время. При этом я предупредил её, что особо хорошей жизни я ей не обещаю, а вот белый свет она со мной посмотрит. А пока что я глубоко задумался над всем этим. Расписаться — дело не хитрое, а вот жить потом с человеком бок о бок всю жизнь — дело сложное и серьёзное. Люда нравиться мне внешне, она красивая, привлекательная женщина, а вот душевные её качества я знаю плохо. Последнее время выявилось, что она плохая мать, неважная хозяйка, довольно мстительный человек. Но ведь все мы не ангелы. В каждом человеке уживаются одновременно ангел и дьявол и каждый из них проявляет себя в зависимости от обстоятельств. Задача человека — увидеть, выявить в другом человеке хорошее начало, способствовать его развитию в нём. Я думаю, что и у Люды немало хорошего, а у меня немало плохого. Так что мы со временем приспособимся друг к другу и заживём на славу. Меня ещё радует то обстоятельство, что Люду, несмотря на всё происшедшее, хорошо приняла мама, она нравиться ей, между собой они ладят. И вообще после всей той каши, которую заварил в первую очередь я, было бы нечестно даже задумываться над этим. В общем, я официально оформляю свои отношения с Людой.
   Через день мы с Людой пошли в ЗАГС Октябрьского района и по блату без испытательного срока расписались. Организовала всё это Люда. И тут понадобился блат. Поздравил нас с этим событием единственный человек — оформлявшая наш брак работница ЗАГСа. Даже мать не догадалась это сделать. Не приучена она, простая деревенская женщина, к деликатности и элементарному вниманию.
   После посещения ЗАГСа у нас с Людой зашёл разговор о том, что это событие нужно было бы как-то отметить. Мы решили организовать у нас дома вечер, пригласив на него Людиных работниц и кое-кого из моих сотрудников. Мы начали уже готовиться к этому мероприятию, когда до меня дошло, что отмечать этот брак, давшийся нам большой кровью, не стоит. У Люды недавно развалилась семья, я схлопотал при этом массу неприятностей, так что нам сейчас не до веселья. К тому же всё ещё продолжаются разговоры и кривотолки по поводу нашего брака. Я пришёл к выводу, что этот вечер устраивать не надо. Когда я сообщил об этом Люде, то она восприняла это с обидой. Она сказала мне, что уже сообщила о вечере своим работницам и те купили нам в подарок хрустальную вазу. Я стоял на своём, отчего Люда совсем рассердилась на меня, она даже обвинила меня в скупости. Тогда я подошёл к шкафу и вытащил оттуда две сберкнижки. Числящиеся на них деньги я планировал истратить в будущем для приобретения легковой машины и телевизора. Я сообщил о своих планах Люде и сказал ей, что все деньги она может потратить на себя по своему усмотрению. Люда удивилась этому, подобрела и сказала мне:
   — Да тебя только за это можно любить. Мне не нужно ничего покупать, у меня всё есть. Лучше купим крайне необходимый нам телевизор, а в будущем — машину.
   Через несколько дней через Людиных знакомых мы купили в универмаге чёрно-белый телевизор "Рубин-106", цветного там, к сожалению, не оказалось, ну да ладно, для начала обойдёмся и таким.
   Взамен довольно шумного вечера дома я предложил Люде сходить вдвоём в ресторан и повеселиться там. О том, что я с Людой иду в ресторан "Онон" отмечать свою женитьбу, я предупредил Фёдорова, чтобы он в случае необходимости прислал туда за мной машину. Каково же было наше удивление, когда Фёдоров появился в ресторане и направился к нашему столику. Этот непрошенный гость решил выпить за чужой счёт. Нам ничего не оставалось, как принять его в свою компанию. За вечер он выпил около литра коньяка, не вставая из-за стола, мы же с Людой протанцевали весь вечер. Все остались довольны.
                ГЛАВА 3 1969 год
   Вот и дождались мы, наконец, Нового года. Что принесёт он нам? Мы надеемся, что он будет для нас более спокойным и счастливым. Встретили мы его дома втроём, затем мы с Людой пошли побродить по ночному городу. На улице температура -270С, воздух не шелохнётся, под ногами похрустывает снег. Вокруг белым- бело от висящей на небе луны. Вдоволь нагулявшись, крепко взявшись за руки, мы отправились домой.
   Вскоре после того, как мы узнали, что Тоня родила себе девочку, мама начала высказывать мысль, что она должна уехать в Гомель и помочь Тоне годовать её. Со своей стороны, я планировал поместить её в госпиталь и поправить её здоровье, полечить её спондилез и полиартрит, вставить зубы. Однако ввиду вышеописанных событий мне некогда было этим заняться, я всё откладывал это на потом. И вот теперь она просит отправить её в Гомель. Эти просьбы особенно участились после того, как мы узнали, что
Тоня с Мишей расширили свою жилплощадь, они заняли ещё одну комнату в квартире после смерти их соседки пенсионерки. Мать всё нажимала на меня, она говорила мне, что теперь я живу с Людой и мой быт устроен. Я даже поссорился с ней на этой почве, пригрозив ей, что никогда в будущем не возьму её к себе. Конечно, матери было скучно у нас, у неё не было здесь подруг, она говорила, что город Улан-Удэ ей не нравиться, другое дело Гомель, где имеется прекрасный парк, куда она будет ходить с внуками гулять. Вопрос об отъезде матери ещё осложнялся тем, что я не решался отправить её, старую больную неграмотную женщину, в такую дальнюю дорогу одну. И вот, наконец, она всё же доконала меня своими просьбами. Я принял решение отправить её самолётом из Улан-Удэ до Гомеля с пересадкой в Иркутске и Москве. До Иркутска я сопровождал её, посадил там на самолёт "Иркутск- Москва", вручил ей написанную мною инструкцию, которую она должна была показать в аэропорту в Москве и которая помогла бы ей попасть на рейс "Москва-Гомель". В последний момент перед посадкой в самолёт мама попросила меня высылать ей немного денег, она хотела иметь какие-то свои карманные деньги. Я пообещал ей это. После её отлёта я замер в ожидании от неё весточки и вздохнул с облегчением, когда она прислала телеграмму о благополучном прибытии в Гомель.
   К нашему Ваховскому после долгого отсутствия приехала наконец жена. Через неделю она снова уехала от него. Ваховский после этого изменился внутренне и внешне. Он повеселел, ходит и мурлычет себе под нос песни. Усиленно занялся своей редкой шевелюрой, втирает в кожу головы какую-то грузинскую мазь. Говорит, что у него чуть ли не каждый день появляются новые волосы. И вдруг по госпиталю разнеслась весть — Ваховский развёлся. Как, без шума и скандала? Так могут разводится только евреи. Наш замполит остался с носом, без скандалов он совсем захиреет. А ведь совсем недавно Ваховский усиленно расхваливал мне свою жену. Лицемер! К нему уже начали клеиться некоторые наши разведёнки. Особенно заметно это делает старшая медсестра хирургического отделения Рая. В своё время она усиленно, но безуспешно обхаживала меня, теперь решила попытать своё счастье с Ваховским. Настырная и неразборчивая женщина, я таких не люблю.
   Наша с Людой надежда на то, что новый год принесёт нам покой и счастье, не оправдалась. Меня вызвал к себе начальник госпиталя и объявил мне, что он получил приказ командующего округом о моём переводе на Маньчжурскую железнодорожную ветку в Борзинский госпиталь на аналогичную должность. Я был шокирован этой вестью, этого я никак не ожидал. Конфидициаль- но он мне также сообщил, что сделал это командующий округом по ходатайству партийного руководства Бурятской АССР, последнее ж в свою очередь усиленно просил об этом парторг ЛВРЗ Матафонов. Как, я помешал здесь какому-то парторгу завода? Я помчался к Люде и рассказал ей обо всём. Она очень расстроилась, даже всплакнула. Люда прекрасно знает этого парторга, бурята по национальности. Он женат на русской, у него две дочери. В своё время он помог им получить вне очереди квартиру. С тех пор Люда около десяти лет обшивала его жену и дочерей. Они дружили семьями. И вот теперь они отблагодарили её за все труды. Это всё козни Николая. Он попросил его помочь изгнать нас из Улан-Удэ. Предлог простой: мы, оказывается, не даём спокойно жить Николаю, влазим в его семью, сманиваем к себе Наташу. Нам стал понятен её визит к нам по просьбе папы. Стало понятно нам и то, от кого исходили телефонные звонки нашему замполиту и судье. Николай проявил огромные организаторские способности, он оказался большим интриганом и провокатором, ну прямо-таки Берия местного масштаба. Пропадает у человека такой талант.
   Оправившись от шока, я начал анализировать случившееся. Всё происходящее показалось мне не таким уж и страшным. Это ещё хорошо, что меня отправляют на такую же должность и в такой же гарнизонный госпиталь. Могло быть и хуже, меня могли сделать врачом полка. Не так уж плохо и то, что меня ссылают на Маньчжурскую ветку. Недаром говорят, что нет худа без добра. В Улан- Удэ я мог бы проторчать до конца своей службы, там же заменяемый район, через пять лет я уеду оттуда в любой округ, в какой пожелаю. Больше всего мне жаль терять с таким трудом полученную мною благоустроенную квартиру, там мне придётся начинать всё сначала.
   К нам, наконец-то, прибыл из Борзи мой сменщик капитан Смирнов. Это молодой симпатичный человек, он не женат. С ним приехала его мать. Он рассказал мне о тамошних местах. Климат там более суровый, чем здесь. Борзя — это районный центр в Читинской области, в котором много военных. Жизнь там тихая и размеренная, как везде в провинции. Одно плохо — в Борзе нет телевидения. Да ничего, я пока что со своими переездами с места на место не успел к нему привыкнуть. Офицеры получают там неплохой паёк, иначе в смысле питания им пришлось бы туго. С жильём, как и во всей Советской Армии, плохо, на первых порах его не будет. Смирнов с матерью занимал там комнату в бараке. Со своей стороны, мы пообещали Смирнову, что пустим его в свою квартиру при первой же возможности. Может быть, это поможет ему в будущем закрепить её за собой.
   После того, как пришёл на меня приказ, отношение ко мне в госпитале явно изменилось. Некоторые сотрудники госпиталя, в том числе командир и замполит, начали относиться ко мне прохладно, а кое-кто даже начал хамить мне. Несмотря на всё это, я решил всё-таки по-человечески расстаться с коллективом госпиталя. Прямо в хирургическом отделении я организовал обед с алкогольными напитками и хорошей закуской.
   Мы с Людой решили, что вначале на новое место службы я поеду один, оценю там обстановку и сообщу ей о её дальнейших действиях. Я горячо распрощался с ней и на поезде убыл в Борзю. Что ждёт меня в тех краях, являвшихся когда-то центром главной царской сибирской каторги?




                МАНЬЧЖУРСКАЯ ВЕТКА
                Дневник военного врача
                Жене Фаине Григорьевне посвящаю
             Многих воителей стоит один врачеватель искусный.
                Гомер
                ГЛАВА 1 1969 год
   Маньчжурская железнодорожная ветка начинается на станции Карымской, расположенной недалеко от Читы на Транссибирской магистрали, и заканчивается на станции Забайкальск на границе с Китаем. Её продолжением в Китае является знаменитая Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), построенная Россией в 1897-1903 г.г. От маньчжурской ветки в Борзе начинается железнодорожная ветка "Борзя-Соловьёвск" на Монголию, продолжающаяся там до города Чойбалсан.
   Железные дороги в Забайкалье играют очень большую роль. Полоса вдоль Забайкальской железной дороги, а также долины рек Ингоды, Шилки и Аргуни — наиболее плотно заселённые места в Забайкалье. Железные дороги обслуживают здесь предприятия цветной металлургии, машиностроения, лесной и пищевой промышленности, а также районы угледобычи и развитого сельского хозяйства.
   Велико было и остаётся оборонное значение железных дорог. По Забайкальской железной дороге в своё время были изгнаны из России остатки войск атамана Семёнова, по ней доставлялись в Монголию войска во время боёв на Халхин-Голе, а в конце второй мировой войны здесь была сконцентрирована военная группировка для вторжения через Большой Хинган в Китай с целью разгрома японцев. Сейчас, с обострением отношений с Китаем, на Маньчжурской железнодорожной ветке также сконцентрировано немало войск. Нет практически ни одной железнодорожной станции, где бы не было военного гарнизона. А некоторые крупные военные гарнизоны (Ясная, Безречная) не обозначены ни на каких картах, кроме разве что секретных. Старые укрепрайоны, которые строил ещё Карбышев, восстановлены, построены новые. В четырёх военных гарнизонах имеются военные госпитали: в Ясной, Безречной, Борзе и Даурии. Что касается Борзи, то в ней размещается штаб армии вместе с частями обслуживания, а также строительная и авиационная части.
   Борзя — единственный город и железнодорожный узел на Маньчжурской ветке. Военнослужащие из других гарнизонов завидуют тем, кто служит в Борзе. Её здесь считают своего рода столицей здешнего края. В шутку военные сочинили о ней такое двустишие:
                Пекину вшивому грозя,
                Стоит могучая Борзя.
   На самом же деле Борзя — это небольшой город с населением в 25 тысяч человек, разделённый железной дорогой на две части: восточную и западную. В восточной части имеется компактный центр города со всеми присущими райцентру учреждениями и с окружающим его частным сектором. В западной части располагаются такие предприятия, как железнодорожные мастерские, мясокомбинат и маслозавод, а также почти все военные части.
   Борзинский военный госпиталь находится в восточной части города рядом с его центром. Располагается он в трёхэтажном кирпичном здании и в двух одноэтажных деревянных зданиях. В одном из деревянных зданий размещается инфекционное отделение, во втором — поликлиника. Все остальные подразделения госпиталя размещаются в трёхэтажном здании. Отделения хирургического профиля — хирургическое, глазное и ушное, а также отделение анестезиологии и реанимации — занимают второй этаж. По сравнению с Улан-Удэнским госпиталем, больные здесь в лечебных отделениях размещаются более свободно.
   Во время представления командованию госпиталя о своём прибытии на новое место службы я был принят прохладно, если не сказать враждебно. Я понял, что эхо происшедших в Улан-Удэ событий докатилось и сюда. Начальник госпиталя Яковенко оказался энергичным, резким подполковником медслужбы лет 38. В наброшенной на плечи шинели и в полевой форме он, как метеор, носился по госпиталю. Меня очень удивило то, что военные врачи обращались к нему не иначе, как "товарищ комбриг". На мой не- доумённый вопрос коллеги ответили мне, что Яковенко считает, что он здесь не на своём месте. Он по ошибке избрал себе медицинскую, а не строевую службу. Будучи строевым офицером, он сейчас был бы уже как минимум командиром бригады. Человек явно страдает манией величия. Великий русский хирург Н.И.Пи- рогов, первый медицинский генерал в истории России, по поводу таких медицинских руководителей выразился так: "Нет больших сволочей, чем начальство из врачей".
   Я поинтересовался у начальника госпиталя перспективой решения моей жилищной проблемы, на что он ответил мне, что это очень трудноразрешимый вопрос. Комната, которую в бараке занимал мой предшественник, занята. Резерва жилой площади в госпитале нет. Вообще здесь существует такое правило: вновь прибывшие офицеры занимают жилплощадь своих предшественников. Сейчас командование госпиталя и некоторые начальники отделений размещаются в благоустроенных квартирах в доме, полностью принадлежавшем когда-то штабу армии и находящемся недалеко от госпиталя. По мере строительства жилья в западной части города недалеко от штаба армии могут освобождаться в будущем и другие квартиры в этом "генеральском" доме. Кое-кто из офицеров проживает в сорокаквартирном доме строительной части. Остальные вынуждены ютиться в бараках без никаких удобств. Для временного размещения начальник госпиталя посоветовал мне снять жильё в частном секторе или поселиться в городской гостинице. Я решил для начала воспользоваться последним вариантом.
   Что касается моей службы в госпитале, то она оказалась в зачаточном состоянии. Придётся мне здесь проявлять немалое упорство, чтобы организовать её должным образом.
   А вот относительно моей загруженности начальство не поскупилось. Помимо занятости по основной своей специальности, я так же, как в Улан-Удэ, буду вести палату хирургических больных. О дежурствах по госпиталю и постоянных дежурствах на дому я уже и не говорю.
   Особенно ж меня огорчило то, что я буду заведовать нештатным пунктом заготовки и переливания крови, который здесь самостоятельно обеспечивает госпиталь консервированной кровью. Это очень серьёзный и большой кусок работы. Службу крови я знаю плохо и не без оснований опасаюсь её. Здесь любая ошибка может привести меня на скамью подсудимых, и никто при этом меня не спасёт. Пока что временно нештатным пунктом заготовки и переливания крови заведует ординатор хирургического отделения старший лейтенант Козлов, который надеется перейти в окружную станцию переливания крови.
   К своему удивлению, я почувствовал довольно прохладное отношение к себе и со стороны начальника хирургического отделения подполковника Яковлева Григория Абрамовича, еврея по национальности. Но особенно меня поразило то, что в этом подражает своему начальнику старшая операционная медсестра хирургического отделения Мария Ивановна Сухова. Это очень колоритная фигура. Ростом под два метра, сутулая, тощая старая дева, ветеран госпиталя держит здесь в страхе и повиновении всё хирургическое отделение. В операционной она едва ли не пинает ногами всех работающих там. Она и меня начала поучать, как вести себя в операционном блоке. Я обратился за разъяснениями к Григорию Абрамовичу, который сказал мне, что Мария Ивановна — хозяйка в операционном блоке и всё требует правильно. Причину такого их взаимопонимания я очень быстро понял. После операций Григорий Абрамович обычно выходит из операционной под градусом, навеселе. Мария Ивановна удовлетворяет слабость своего начальника. Окончательное выяснение отношений с ней я решил оставить на потом.
   Со старшим ординатором хирургического отделения майором Зориным я сразу же нашёл общий язык. Человек он очень простой, общительный, как хирург не очень силён. Все его называют "москвич", так как он родился в Москве и его родственники сейчас проживают там.
   Я решил посетить районную больницу и выяснить там возможность объединения наших усилий по совместному обеспечению наших лечебных учреждений консервированной кровью. Войдя в кабинет главного врача, я замер от удивления. Главным врачом больницы оказался выпускник I-го Ленинградского медицинского института Штырёв, в прошлом комендант общежития, в котором я, будучи студентом, проживал. Эту свою работу он совмещал с учёбой в институте. Я его сразу же узнал, за истекшие 14 лет он стал более солидным, но на лицо не изменился. Меня он, естественно, не помнил. Я выразил своё удивление тем, что он работает в этой забытой Богом дыре. Ведь он фронтовик и был в институте довольно авторитетным лицом. На это он ответил мне, что по окончании института он был распределён сюда, да так и застрял здесь на целых 14 лет. Он вырос здесь с ординатора терапевтического отделения до главного врача, привык к этим местам. Правда, последнее время он всё чаще думает о перемене места жительства, хочет податься на запад.
   Выслушав мою просьбу относительно службы крови, он сказал мне, что у них в больнице действительно имеется штатное отделение переливания крови, однако работать там некому. Заведует им по совместительству на полставки ординатор терапевтического отделения Зимина. Со своими помощницами она еле-еле обеспечивает больницу консервированной кровью. Так что помочь мне они не могут. В свою очередь, главврач попросил меня оказывать помощь хирургам больницы при проведении серьёзных операций. У них нет анестезиолога-реаниматолога, в наличии имеется только медсестра-анестезистка, которая на свой страх и риск проводит простейшие наркозы при операциях. Я выразил своё согласие помогать больнице в этом.
   Сразу же после своего прибытия в Борзю я начал бомбить Люду письмами, убеждая её в том, что она должна уволиться с работы и приехать ко мне. Если мы хотим сохранить нашу только что сформировавшуюся семью, то должны жить вместе, в противном случае нас в будущем ничего хорошего не ждёт. Будем здесь вместе начинать всё с нуля. От Люды никакого ответа пока что нет.
   На днях к себе на помощь меня позвал начальник инфекционного отделения капитан Бельский. К нему в тяжёлом состоянии поступил больной с менингитом. Находился он в бессознательном состоянии и с артериальным давлением 50/20 мм ртутного столба. Бельский делал всё возможное, чтобы нормализовать артериальное давление, однако это ему сделать не удалось. В течение ночи мы испробовали на больном всё для стабилизации гемодинамики. В конечном счёте ему помогли введённые в большом количестве гормоны гидрокортизон и преднизолон. К утру артериальное давление у него нормализовалось, в сознание ж он пришёл только через двое суток.
   Этот случай сдружил меня с капитаном Бельским, который оказался хорошим простым парнем. Как я понял, в знак благодарности он предложил мне поселиться в инфекционном отделении, где у него имеется постоянно пустующая небольшая палата. Я сходил к начальнику госпиталя и попросил у него разрешения на это. Тот со скрипом согласился. Одновременно я начал убеждать его в том, что мне нужно в ближайшее время уйти в отпуск, чтобы завершить свои дела в Улан-Удэ. Начальник госпиталя пообещал подумать над этим.
   Итак, я переселился в инфекционное отделение, здесь я чувствую себя лучше, чем в гостинице. К счастью, в городе имеется неплохая столовая, в которой я обедаю и ужинаю, завтракаю ж я в отделении. Надо мной взяла шефство старшая медсестра инфекционного отделения Мария Владимировна, снабдившая меня электроплиткой и кое-какой посудой.
   Хирурги из районной больницы, воспользовавшись моим обещанием помогать им, начали довольно часто приглашать меня на операции. Прободные язвы желудка, острые холециститы, тяжёлые травмы у них не редкость. Не представляю, как можно делать довольно сложные операции при этих заболеваниях без современного наркоза, а ведь делают. Хирурги оказались очень славными ребятами, они всячески обхаживают меня, пообещали даже платить мне деньги за вызовы в больницу. Заведующий хирургическим отделением Вадим Петрович всё норовит угостить меня после операции спиртом, от чего я категорически отказываюсь. Ординатором в хирургическом отделении работает Николай Петрович Гвоздь, украинец по национальности, в отличие от своего начальника, трезвенник и, как по всему видно, парень себе на уме.
   Вчера вечером меня снова вызвали в больницу для участия в операции по поводу непроходимости кишечника. Войдя в ординаторскую, я сразу же уловил запах алкоголя. На диване крепким сном спал Вадим Петрович. Медсёстры с трудом разбудили его, привели в чувства и буквально под руки отвели в операционную. Находился он в довольно сильной степени опьянения. Я был поражён всем этим. Медсёстры рассказали мне, что это не первый такой случай. Вадим Петрович, прекрасный человек и хирург, окончательно спился у них. Виной тому — подношения благодарных пациентов. Руководство больницы подумывает об его увольнении, но заменить его некем. Его помощник Гвоздь пока что недостаточно опытен для самостоятельной работы. Вот такие проблемы в этом коллективе. Мне стало страшно при мысли, что меня оперировал бы пьяный хирург. Кстати говоря, операция прошла на удивление гладко, чувствуется, что оперировать Вадим Петрович умеет. К концу операции он почти протрезвел и по окончании её получил от операционной медсестры на опохмелку полстакана спирта.
   В Борзю Люда приехала неожиданно, без предупреждения ровно через месяц после нашего расставания. Улыбаясь, она сказала мне, что хотела сделать мне сюрприз, а заодно и застать меня врасплох. В Улан-Удэ её с большой неохотой уволили с работы, так как она считалась там хорошей закройщицей. Кое-кто советовал ей не увольняться и не уезжать из Улан-Удэ, а продолжать жить в нашей квартире и забыть о нашей женитьбе, как о кошмарном сне. Люда ответила этим советчикам, что она не предаст меня после того, как я поступил с ней благородно, женившись на ней. Ведь я мог и не сделать этого. В нашу квартиру на время нашего отсутствия она пустила моего сменщика Смирнова с матерью. Пусть начальство Улан-Удэнского госпиталя привыкает к мысли, что эта квартира после нас достанется им. Люда рассказала мне о том, что Ваховский вскоре после моего отъезда женился на старшей медсестре хирургического отделения Рае. Эта женщина всё же добилась своего. И внешне, и внутренне она проигрывает прежней жене Ваховского. Единственное её преимущество — она моложе той на 18 лет. Но самую сногсшибательную новость Люда оставила мне напоследок. С большим удовольствием она сообщила мне о том, что от замполита Улан-Удэнского госпиталя ушла к любовнику жена, прихватив с собой сына. Она прямо-таки повторила поступок Люды, может быть, он даже вдохновил её. Надо было замполиту поменьше рассказывать своей жене о происходящем в госпитале. Представляю, каким это явилось ударом для него.
   Мы с Людой обошли все достопримечательности Борзи, причём, сделали мы это минут за 10. Посетили мы с ней также комбинат бытового обслуживания и побеседовали там с заведующей ателье. Та откровенно рассказала нам о том, что закройщицей у них работает маленькая горбатая женщина, которая выбрала себе не ту профессию. Из-за своего увечья она не может толком снять с клиентов мерки. Но у неё имеется одно важное преимущество — она местная жительница. Жёны военнослужащих — ненадёжные работницы, в любое время они могут уволиться с работы. Единственное, что она может предложить Люде — это работу швеи. Люде ничего другого не оставалось, как дать своё предварительное согласие на это. Заведующая ателье пообещала оформить её на работу после нашего отпуска.
   Я видел, каким унижением для Люды был этот разговор. Она должна сделать шаг назад в своей карьере. Но ведь ей, как алиментщице, нужно обязательно работать, так что выбирать особенно не приходится. Хорошо ещё, что нашлась такая работа. В Борзе вообще очень трудно устроиться на работу, особенно жёнам военнослужащих.
   Вечером мы с Людой в отделении отметили её приезд и только забрались с ней в постель, как в дверь постучали. Меня срочно вызывали в приёмное отделение для поездки в Хоронор, где случилось групповое отравление антифризом. Я, начальник терапевтического отделения подполковник Смирнов и две медсестры отправились туда на машине. Как оказалось, в автороте один из бывалых солдат решил отметить свой день рождения. Для этого он канистру антифриза профильтровал через коробку противогаза и угостил этим ядом своих сослуживцев. Всего при этом пострадало семь человек, пятеро из них находились в тяжёлом состоянии, двое, которые выпили меньше, в состоянии средней тяжести. В течение суток мы промывали им желудки, производили внутривенное вливание жидкостей, после чего транспортировали их в госпиталь. Здесь их поместили в терапевтическое отделение, где мы со Смирновым продолжили борьбу за их жизнь. Главным при их лечении было строгое соблюдение водно-электролитного баланса. Им нужно было вводить в организм столько жидкости, сколько они теряли через лёгкие, кожу, кишечник и почки. Такую тактику их лечения мы и выработали со Смирновым. Однако на следующее утро я обнаружил, что он её грубо нарушил. Помимо внутривенных вливаний, больные с его разрешения пили в неограниченном количестве содовый раствор, утоляя имевшуюся у них жажду. Смирнов, видите ли, таким путём надеялся восстановить функцию погибшей почечной ткани, вместо того, чтобы дать ей время для регенерации. В результате развившейся острой почечной недостаточности и такого лечения у больных очень быстро начался общий отёк тканей, они буквально начали тонуть в собственной жидкости и умирать один за другим. Непосредственной причиной смерти был отёк лёгких. Пятеро больных умерло у нас. Двоих, которые были в состоянии средней тяжести, мы успели перевезти в Читу на искусственную почку, где одного их них удалось спасти. Все мы тяжело переживали случившееся, однако мне уже было не до этого. Я уговорил начальника госпиталя отпустить меня в отпуск.
   На поезде мы с Людой отправились в Улан-Удэ. По дороге она призналась мне, что после моего отъезда в Хоронор она едва не уехала в Улан-Удэ. Этот её роковой поступок во многом предотвратила старшая медсестра инфекционного отделения Мария Владимировна, с которой Люда успела подружиться.
   В Улан-Удэ в нашей квартире вовсю хозяйничали Смирновы. После нашего приезда они и не думали покидать её. До людей не доходило, что они мешают нам. Пришлось их выпроваживать едва ли не силой. Это разозлило нас. У меня пропала всякая охота помогать им в закреплении нашей квартиры за ними. К тому же ко мне на переговоры прибыл начальник глазного отделения Улан- Удэнского госпиталя капитан Анищенко, который напомнил мне о том, что я в своё время перебежал ему дорогу при получении этой квартиры, и он просил меня помочь ему сейчас в закреплении её за ним. Тогда я решил занять нейтральную позицию и сдать квартиру без жильцов, пусть КЭЧ и командование госпиталя решат, кому она должна принадлежать. В конечном счёте её выделили капитану Анищенко.
   Мы с Людой погрузили всё своё имущество в контейнер и отправили его в Борзю, а сами на самолёте убыли в Ленинград. Меня неудержимо тянуло в этот прекрасный город, к тому же я решил показать его Люде.
   В Ленинграде мы остановились у родственников Людиных знакомых. На следующий день я отправился в клинику им. Куприянова навестить своих учителей и сослуживцев. Пробыл я там недолго, а когда возвращался назад, то на проходной лоб в лоб столкнулся с Людой. Я был поражён её поступком. Ведь она не знала город, не имела представления о том, где находится клиника, и вдруг оказалась здесь. Свой поступок она объяснила тем, что после моего ухода она вообразила себе, что я в клинике милуюсь сейчас со своими прежними поклонницами, и она тут же решила разыскать меня там.
   За три дня, которые мы провели в Ленинграде, я показал Люде очень многое. Мы даже успели побывать с ней в Петергофе и Пушкино. Устали мы при этом основательно.
   Затем мы отправились в Гомель, где нас больше всех ждала Тоня. К нашему приезду она приурочила крестины Аллы, а меня при этом она решила сделать крёстным отцом.
   Когда мы появились у Тони, то меня очень поразила такая картина: на кровати сидит Алла с засаленным лицом и руками и с куском сала во рту вместо соски. Тоня с Мишей были на работе, в доме хозяйничала мама. Она здесь была и нянькой, и кухаркой, и уборщицей. Она пожаловалась нам на то, что ей здесь трудно, и что она очень жалеет, что уехала от нас. Но ведь она так жаждала этого.
   В субботу я, Люда, Игорь, Тонина подруга и кума Таня Рубанова и Алла в коляске отправились в церковь. Во время регистрации там священнослужитель, увидев моё удостоверение личности офицера, смутился и быстро возвратил его мне. По-видимому, офицеры Советской Армии нечасто попадают к ним в качестве крёстных отцов. Затем мы стали в шеренгу по одному, при этом я держал Аллу на руках. При проведении обряда крещения Алла подняла крик, мы никак не могли её успокоить. Меня очень неприятно поразило то, как священник всем нам, крёстным отцам и матерям, совал для поцелуя один и тот же крест. Мне это показалось недопустимым нарушением санитарии. Затем мы спокойно добрались домой и справили там крестины.
   Ещё я должен отметить то, что Люда всем моим родственникам понравилась, никто из них не сказал в её адрес ни одного плохого слова.
   Назад в Борзю мы с Людой решили ехать поездом. Мне хотелось хотя бы раз проехать по всей Транссибирской магистрали, преодолев на этот раз только часть её. В течение пяти суток мы тряслись в поезде, испытывая всевозможные неудобства. Увидеть и оценить страну через окна вагона очень трудно. К тому же часть пути мы проехали ночами и вообще при этом ничего не видели. Из всего увиденного меня больше всего поразил своими огромными размерами Новосибирский вокзал. Внутри него разместились магазины, комбинат бытового обслуживания, почта, сберкасса и другие учреждения. На станции Слюдянка я смочил руки в холодной байкальской воде. Трудно решаемым в поезде оказался вопрос с питанием. Кушать в вагонах-ресторанах я не люблю, к тому же после их пищи у меня всегда болит печень. Купить же на вокзалах что-либо вкусное и свежее проблематично. Транссибирская магистраль в этом отношении не идёт ни в какое сравнение с нашими южными направлениями, где на Украине бабушки предложат вам ряженку, горячую картошку с огурчиками, вареную кукурузу, всевозможные овощи и фрукты. Однако ради удовлетворения любопытства мы всё перенесли мужественно.
   Во время нашего отпуска в Борзю прибыл наш контейнер. Мы получили его и всё своё имущество растолкали в инфекционном отделении. Бельский, по-видимому, уже пожалел, что взял себе в отделение таких квартирантов. В ателье Люду приняли на работу. Положение наше сейчас незавидное: жить нам ещё негде, а работать приходиться. Такова наша советская, в частности армейская действительность. Так происходит только в единственной армии в мире — в Советской. Прямо в голове всё это не укладывается. Мне кажется, нашу армию нужно основательно сократить и обеспечить остающимся военнослужащим человеческие условия существования. Другого выхода не вижу.
   За прошедший месяц существенные изменения произошли в районной больнице. Вадима Петровича всё же уволили с работы и он убыл с семьёй в неизвестном направлении. Вместо него заведующим хирургическим отделением назначен Николай Петрович Гвоздь. Помощником у него будет доктор Ремезов, только что окончивший Читинский медицинский институт. Будет этот молодой врач учиться здесь оперировать, набивать руку. Через пару лет он станет здесь медицинским авторитетом, а через три года, отбыв свой срок по распределению, уедет отсюда в более подходящее место. Так поступают почти все приезжающие сюда врачи. Во многом больницу выручают жёны военнослужащих,которые устраиваются туда на работу. Примерно такая же круговерть имеет место и в нашем госпитале. Только происходит это у нас не через три, а через пять лет. И врачи к нам приезжают более опытные.
   Николай Петрович Гвоздь навестил меня и заручился твёрдым моим обещанием помогать ему во время операций. Я пока что не против этого. Сейчас у меня полно сил и энергии. Работы в госпитале по основной моей специальности у меня мало, так я могу и дисквалифицироваться. Мне тоже нужно набивать руку, и лучше всего это делать в чужом лечебном учреждении, там меньше ответственности за всякие промахи. Гвоздь также сообщил мне, что у его ординатора жена в настоящее время учится в клинической ординатуре по анестезиологии и реаниматологии в Читинском медицинском институте. Через два года она закончит учёбу, и он надеется, что после этого она приедет в Борзю к своему мужу. Мне стало окончательно ясно: два года мне придётся работать здесь на два фронта.
   Коротко хочу рассказать здесь о своих помощницах медсёстрах- анестазистках. Их у меня две. Одна из них—жена капитана из штаба армии Ира, вторая — молоденькая девушка Валя, только что окончившая Борзинское медицинское училище. Две медсестры мне дали потому, что на них ложится большая нагрузка при заготовке консервированной крови, одна медсестра эту работу не потянет.
   Вчера у нас с Людой произошло очень важное событие. Мария Владимировна рассказала нам о том, что в двухквартирном доме, расположенном напротив госпиталя, освободилась квартира. Одну квартиру там занимает она, вторая принадлежит военкомату. Капитан, который в ней жил, уехал по замене в Киевский военный округ. Квартира будет пустовать до прибытия его сменщика. Не следует ли нам занять её?
   Мы поблагодарили Марию Ивановну за такое сообщение и вечером вместе с её мужем Анатолием вскрыли эту квартиру. Она оказалась обыкновенной деревенской хатой с отдельным входом, состоящей из сеней, кухни и одной комнаты. Для её обогрева предусмотрена печь, на кухне для приготовления пищи сложена плита. Во дворе имеются колонка, сарай для хранения дров и угля и туалет. Квартира нуждается в ремонте: штукатурка во многих местах отлетела, полы и окна давно не крашены. Жить пять лет в такой хибаре — малое удовольствие, но ещё меньшее удовольствие жить в инфекционном отделении, не видя никаких реальных перспектив на получение приличного жилья. И мы решили сделать самозахват этой квартиры.
   В этот же вечер с помощью Анатолия и больных инфекционного отделения мы перетащили в квартиру часть наших вещей, а мебель перевезли утром на машине. И вот мы замерли в ожидании реакции на такую нашу акцию.
   Через три дня меня к себе вызвал командир. В кабинете у него находился военком полковник Захаров. Он начал обвинять меня в самоуправстве. По его словам, эта квартира принадлежит военкомату, и я должен её немедленно освободить, иначе это будет сделано с помощью силы. Ведь их офицерам тоже нужно где-то жить. На это я ему ответил, что мне тоже уже давно наступила пора где- то обосноваться, поэтому уходить из квартиры я не собираюсь и сделаю это только тогда, когда командование госпиталя предоставит мне приличное жильё. Если же ко мне будет применена сила, то я буду защищаться всеми имеющимися у меня средствами. Начальник госпиталя при нашем разговоре молчал. На этом мы и расстались.
   Я повесил внушительный замок на входную дверь, а изнутри соорудил надёжную задвижку. Днём, когда мы с Людой уходим на работу, я оставлял в квартире больного, который должен был вовремя сообщить мне о попытке вторжения в квартиру.
   Со времени описанных событий прошло несколько дней. За это время никто нас не потревожил. И вот меня снова к себе вызвал командир и сообщил мне о том, что я могу пока что жить в этой злополучной квартире. Они с военкомом пришли к выводу, что получится очень скандально, если будет предпринята попытка насильственного выселения майора Советской Армии из квартиры. Как дальше решится мой квартирный вопрос — покажет время.
   После этого дежурный пост из квартиры был убран. Я нашёл среди больных строителя, казаха по национальности, который пообещал привести квартиру в порядок. Однако строитель этот оказался плохим работником, штукатурил он стены медленно и плохо. Люда усиленно его кормила, но это помогало мало. А однажды он попросил её купить ему бутылку вина. После этого этот строитель был заменён двумя русскими ребятами, которые очень быстро произвели необходимый ремонт. Квартира сразу же преобразилась. Люда, окинув её взглядом, с горечью сказала:
   — Если бы Николай узнал, в каких условиях я буду жить, он здорово бы надо мной посмеялся.
   Сразу же после нашего вселения в квартиру меня начало беспокоить то, как мы будем жить в ней зимой, когда начнутся холода. Я уже начал запасаться углём и дровами.
   После всего происшедшего мы крепко подружились с семьёй Марии Владимировны. У неё имеется сын 12 лет. С Анатолием она живёт в гражданском браке, расписываться с ним она не собирается. Называет она его не иначе, как "мой хохол". Он старшина сверхсрочной службы и служит в штабе армии. Парень он неплохой, не пьющий и не курящий, очень любит сало и просит постоянно Марию приготовить ему вареники.
   По выходным мы с Людой отправляемся на прогулку в город. Сначала мы идём на железнодорожный вокзал, который представляет из себя маленькое красивое строение. Когда на станцию прибывает поезд "Москва-Пекин", многие встречают его, общаются с пассажирами. Это для всех нас является своего рода отдушиной, окном в тот большой и далёкий для нас мир. Затем мы идём в расположенный рядом парк, который вовсе и не парк, а маленький сквер. Там мы некоторое время сидим на скамейке и рассматриваем растущие в нем чахлые деревья. У дома офицеров и кинотеатра мы изучаем афиши, затем идём в кино. После киносеанса не спеша возвращаемся домой.
   В воскресенье мы посещаем рынок. Он очень маленький и в основном вещевой. Съезжается на него народ с окрестных гарнизонов. Торгуют на нём в основном жёны военнослужащих кое- каким товаром, который они приобрели в Германии, Чехословакии и Венгрии. Женщины по такому случаю обычно принаряжаются, для них, скорее всего, более важна не торговля, а желание показать себя и посмотреть на других. Среди продавщиц встречаются очень симпатичные особы. Некоторые офицеры специально ходят на рынок, чтобы пообщаться с ними. Из продовольствия на рынке практически ничего нет, разве что местные китайцы выставят на продажу несколько пучков лука, укропа и редиски. Одному Богу известно, как они выращивают всё это в здешних условиях.
   Что касается китайцев, то раньше их здесь было больше. С обострением отношений с Китаем их куда-то убрали: то ли выселили в Китай, то ли отправили подальше от границы.
   Настала пора рассказать мне более подробно о здешних климатических и природных условиях. Борзинский район располагается на обширной Приононской равнине. Климат здесь резко континентальный. Зима продолжительная, холодная и суровая. Средняя температура января от -26 до -33 0С. Лето тёплое, короткое, в июле температура воздуха достигает 17- 210С. Осадков выпадает мало. Почвы здесь подзолистые, малоурожайные, в долинах Шилки и Аргуни — местами чернозёмные и каштановые. В степях преобладает злаково-разнотравный покров. Кое-где встречаются острова вечной мерзлоты. Основной отраслью сельского хозяйства в Читинской области является животноводство. Хорошо развито оно в Агинском Бурятском автономном округе и в южных и юго-восточных районах области. Разводят там овец, коз, крупный рогатый скот и свиней. На севере области разводят оленей. В Борзе местные жители (кроме китайцев) вырастить что-либо из овощей на своих огородах в таком климате и на таких землях не могут. О выращивании фруктовых деревьев здесь никто и не помышляет. Таков этот суровый край.
   На днях начальник госпиталя без согласования со мной перевёл мою медсестру Иру в приёмное отделение, мне же взамен дал медсестру Свету, недавно окончившую Борзинское медучилище. Я попросил его объяснить мне причину такого его решения, однако он ничего мне толком не ответил. И вдруг окольными путями я узнал, что сделал он это по настоятельной просьбе моей жёнушки Люды. Я твёрдо потребовал у неё объяснений, после чего она рассказала мне, что Ира — женщина лёгкого поведения, перед нашим приездом в Борзю её изгнали из глазного отделения за связь с её начальником. Для предотвращения такой связи со мной она и предприняла такой шаг. А настроила Люду против Иры её новая подруга Мария Владимировна. Я был одновременно и удивлён и возмущён таким поступком Люды. Ведь я не давал ей абсолютно никакого повода для этого. Я попросил Люду впредь не делать таких глупостей. Пришлось мне с нуля начинать учёбу своей новой медсестры. Я вручил ей учебники для медсестёр по анестезиологии-реаниматологии и переливанию крови и велел тщательно изучить их в течение месяца, после чего пообещал принять у неё зачёт. Одновременно под моим руководством и с помощью медсестры Вали она практически осваивает свою новую специальность. Мне кажется, что это наилучший способ обучения среднего медперсонала. Что с этого получится — покажет будущее.
   Сейчас на Маньчжурской ветке вовсю идёт замена личного состава. Офицеры, прослужившие здесь пять лет, уезжают в западные военные округа и группы войск, вместо них приезжают офицеры из тех мест. У нас в этом году заменяются начальник и начмед госпиталя и начальник хирургического отделения. Для всех в госпитале очень важно, кто приедет к нам вместо непредсказуемого, сумасбродного нашего "комбрига". Для меня не безразлично, кто у нас будет начальником хирургического отделения. Ведь с этим человеком мне придётся работать здесь бок о бок пять лет.
   Другие очень важные для меня врачи — это начальники терапевтического, неврологического и инфекционного отделений, с которыми мне придётся работать в тесном контакте, а также начмед госпиталя. Вышеуказанные начальники лечебных отделений прибыли сюда в прошлом году и уже показали себя в работе. Из них пока что не до конца понятен мне начальник терапевтического отделения подполковник Смирнов. Являясь вроде бы неплохим специалистом, он иногда при лечении своих тяжёлых больных принимает очень сомнительные решения. Хорошо знают свое дело и грамотно лечат своих тяжёлых больных начальники неврологического и инфекционного отделений. Что касается начмеда госпиталя, то ещё до моего приезда сюда он уехал на запад, вместо него никто пока что не прибыл, его обязанности временно исполняет начальник глазного отделения.
   Из других врачей госпиталя следует отметить начальников глазного, ушного и рентгенологического отделений, которые закончили факультет усовершенствования медицинского состава и являются хорошими специалистами. Все они приехали сюда два года тому назад.
   Подытожив всё вышесказанное, можно прийти к выводу, что в госпитале как минимум на ближайшие три года сложится стабильный и довольно сильный врачебный коллектив, которому может позавидовать любой госпиталь Советской Армии. Рабочая атмосфера в нём во многом будет зависеть от нового руководства госпиталя.
   Начальник госпиталя Яковенко и начальник хирургического отделения Яковлев наконец-то уехали от нас. При своем убытии они устроили шумный прощальный вечер. Вместо них прибыли новые лица. Начальником госпиталя отныне у нас будет подполковник Мошняков Степан Артемьевич, прибывший из Группы войск в Германии. На вид это серьёзный и даже суровый человек. Что он из себя представляет — одному Богу известно.
   На должность начальника хирургического отделения прибыл только что окончивший факультет усовершенствования медицинского состава капитан Драбкин Натан Моисеевич, еврей по национальности, 32 лет отроду. Знакомясь с нами, он перво-наперво заявил нам, что он не стесняется своей национальности и не собирается маскироваться под русского, как это делают некоторые врачи. Правда, сделать это ему вряд ли удалось бы, потому что внешне он — типичный еврей. Чего только стоит его огромный нос, который крючком свисает над верхней губой. Он также заверил нас, что как хирург он всё знает и всё умеет делать, так что хирургия у нас отныне будет на высоте. Для еврея Натан Моисеевич оказался слишком энергичным, самоуверенным и болтливым товарищем. Обычно лица этой национальности более спокойные, скромные и дипломатичные. Для меня неожиданным явилось то, что и он, и его жена Полина, так же, как и я, окончили 1-й Ленинградский мединститут, правда, сделали они это четырьмя годами позже. В течение двух лет мы одновременно учились в этом институте, хотя и не знали друг друга. Что касается своей жены, то он сказал мне, что женился он специально на русской, так как считает необходимым влить свежую кровь в еврейскую нацию, которая вырождается из-за родственных браков.
   После окончания мединститута Натан Моисеевич был на два года призван в армию и попал в полк на Воркутинскую железнодорожную ветку. По его словам, на этой ветке также немало войск. Интересно, кого собирается защищать там наша доблестная Советская Армия? Ведь потенциальных противников у нас там нет. Раньше в тех местах было очень много заключённых, в том числе политических, которых содержали в таких условиях, что они периодически восставали. Сейчас таких людей там осталось мало. Отслужил бы на этой железнодорожной ветке Натан Моисеевич свою службу двухгодичника (их ещё в армии называют двухга- дючниками) и убыл бы после этого на гражданку, если бы его не перевели служить в медсанроту на должность хирурга. Вот тут-то у него и созрело решение стать кадровым офицером. Он вступил в партию и начал настойчиво добиваться поступления на факультет усовершенствования медицинского состава. Эту программу с помощью вышестоящего начальства, кстати говоря, тоже еврейской национальности, он успешно выполнил. Хирургию он осваивал сразу же после меня в той же клинике им. Куприянова, в которой я осваивал анестезиологию и реаниматологию. Насколько я понял из его рассказа, хирургический опыт у него небольшой. Стать опытным и хорошим хирургом на факультете усовершенствования медицинского состава под руководством преподавателей нельзя, там только закладывается прочный фундамент для этого. Сделать это можно лишь на самостоятельной работе. В этом я убедился на собственном опыте. Я думаю, что он слишком самонадеян и преувеличивает свои возможности. А впрочем, будущее покажет, что он из себя представляет.
   В хирургическом отделении произошла ещё одна замена. Ординатор отделения старший лейтенант Козлов убыл от нас в Читу на должность начальника окружной станции переливания крови. С его отъездом все заботы по заготовке и переливанию крови в госпитале легли тяжким грузом на мои плечи. На место Козлова прибыл из медсанроты старший лейтенант Ворона. Теперь в хирургическом отделении полный комплект врачей, который должен сохраниться здесь в таком составе как минимум 4 года.
   Главный врач районной больницы Штырёв после 15 лет добровольной ссылки всё же уехал из Борзи куда-то на запад. Его место совершенно неожиданно заняла жена нашего невропатолога Морозова Нина Ивановна, имеющая опыт административной работы. Это неплохо, будет теперь у нас в больнице среди руководителей свой человек.
   С Гвоздём мы довольно часто встречаемся во время экстренных операций. Вызывает он меня только тогда, когда ему действительно трудно обойтись без анестезиолога, то есть не злоупотребляет моим согласием помогать им. За вызовы в больницу мне платят деньги, которые Гвоздь сам получает и отдаёт мне. В хирургическом отделении он навёл порядок, подтянул дисциплину среди сотрудников, которые слегка разболтались при Вадиме Петровиче. Это не всем понравилось. Некоторые с ностальгией вспоминают Вадима Петровича, жалеют его и даже обвиняют Гвоздя в том, что он якобы содействовал его увольнению. За глаза кое-кто обзывает его жмотом и занудой. Говорят, что он женился на своей жене бурятке потому, что её отец обещал дать ей в приданое отару овец. Это своё обещание он якобы не выполнил. В общем, обычные сплетни в женском коллективе, где всем не угодишь.
   Иногда во время моих вызовов в больницу туда вслед за мной приходила Люда, которая, насколько я понимаю, боится, что меня там совратят. Это продолжалось до тех пор, пока главврач Нина Ивановна не поговорила с ней по душам. Люда и в госпиталь приходит ко мне вечерами, когда я там дежурю, обычно под тем предлогом, что в квартире у нас бегают мыши, которых она боится. С некоторых пор она возненавидела медсестёр и убеждена в том, что все они проститутки и что в лечебных учреждениях царит полная вакханалия. Как я понял, не любит она и людей с высшим образованием. Ромбик на их груди для неё всё равно, что красная тряпка для быка. Человек, имеющий девятиклассное образование, почему-то считает людей с высшим образованием порочными. Я среди них, по-видимому, занимаю первое место. Очень обидно и стыдно мне за такое поведение Люды, но поделать с этим я ничего не могу. Мои беседы с ней на эту тему ни к чему пока что не привели.
   Недавно в хирургическое отделение поступил 35-летний майор Евсеев с жалобами на наличие на правом бедре уплотнения и синяка, которые, по его словам, появились у него после того, как он ушиб это бедро. Драбкин во время операции обнаружил в месте уплотнения студенистую ткань, похожую на свернувшуюся гематому. Кусочек этой ткани отправили в лабораторию на исследование. Каково же было наше удивление, когда оттуда пришло заключение, что у больного имеется злокачественное новообразование саркома. При более тщательном обследовании больного у него были обнаружены метастазы в костях. Находку во время операции
   размазали по здоровым тканям. Помочь больному было уже нечем. Его быстренько комиссовали, уволили из армии и отправили умирать на родину в Смоленскую область. Этот случай произвёл на всех нас очень тяжёлое впечатление. Как всё же хрупка человеческая жизнь! Для нашего Драбкина это был первый прокол на новом месте службы. Больной перед операцией был недостаточно хорошо обследован.
   С прибытием к нам Драбкина в хирургическом отделении начались перемены. Так же, как и мне, ему не приглянулась старшая операционная медсестра Мария Ивановна. Как и его предшественника, она пробовала угощать его после операции спиртом, но он оказался человеком умеренно пьющим и на это не клюнул. Наоборот, это его разозлило и он заявил нам, что не намерен терпеть в операционной человека, который выше его ростом и смотрит на него свысока. Мы начали с ним разрабатывать план, как убрать Марию Ивановну из операционной. Драбкин высказал мысль, что такого заслуженного человека, десятки лет проработавшего в операционной, ветерана труда можно убрать с насиженного места, только выдвинув его на повышение. Так делается у нас повсюду в стране. Не справился где-то номенклатурщик с работой — его переводят на другой объект с повышением. Эту нашу задумку нам с Драбкиным вскоре удалось воплотить в жизнь. Как раз в это время освободилась должность старшей медсестры госпиталя. Туда с почестями и была переведена Мария Ивановна. Таким своим повышением она осталась крайне недовольна. Мне как-то передали, что она в своих бедах обвиняет в основном меня и обзывает меня кровопийцей. Это был намёк на мою работу по заготовке крови. Место Марии Ивановны в операционной заняла молодая симпатичная блондинка Рая, успевшая побывать замужем. Драб- кин сказал мне, что он без ума от блондинок. И вот на днях я застал их в операционной обнимающимися. Я решил поговорить с Драбкиным и предупредить его о том, что вскоре об этом узнает весь госпиталь, не останется в неведении и его жена Полина. На это он ответил мне, что у него с женой самые современные взгляды на брак и она вряд ли поверит всяким сплетням и отреагирует на них. К тому же он не виноват в том, что женщинам хорошо с ним, ведь у него что на витрине, то и в магазине. При этом он показал на свой огромный крючковатый нос. По его словам, его мужское достоинство не карандаш, не сточится.
   Вот уже в течение двух недель мы с Людой пребываем в лихорадочном состоянии. Всё началось с того, что из округа в госпиталь пришёл запрос: согласен ли я по замене уехать в Группу войск в Германии. Это явилось неожиданностью не только для нас, но и для командования госпиталя. Мы ломали голову над причиной всего этого. Неужели Николаю показалось мало того, что он выжил нас из Улан-Удэ, и он решил выжить нас из Забайкалья? А может быть окружное начальство решило избавиться от беспокойного и, на их взгляд, морально неустойчивого майора? Узнав о запросе, все в один голос советовали нам немедленно согласиться. Но ведь все эти советчики не знали о том, что моя жена алиментщица. Нам с Людой было неизвестно, сможет ли она работать в ГДР, да и как у неё там будут высчитывать алименты. Всё это не давало нам возможности ответить положительно на запрос округа. В конце концов мы с Людой решили махнуть на всё рукой и дать своё согласие на замену. Из госпиталя в округ были отправлены все необходимые документы. Сейчас мы ждём оттуда заграничные паспорта и готовимся к отъезду, в частности, заготавливаем выпивку и закуску для прощального вечера. Мы уже хотели провести его, но потом решили повременить с этим до получения паспортов.
   Сегодня мы с Людой были ошеломлены не меньше, чем тогда, когда узнали о нашем переводе в ГДР. Из округа позвонили и сообщили о том, что наша замена отменяется. Что явилось причиной всего этого — неизвестно. Возможно, в округе учли то, что я беспартийный. А может быть до них наконец-то дошло, что моя жена алиментщица. Не знал причину случившегося даже начальник госпиталя, который, казалось бы, должен был знать её. Как хорошо, что мы не устроили прощальный вечер, то-то было бы сейчас смеха.
   Наш новый начальник госпиталя, несмотря на всю его внешнюю суровость, оказался хорошим человеком и начальником. В разговоре со мной он откровенно осудил порочные методы руководства своего предшественника и его недоброжелательное отношение ко мне и велел мне спокойно работать, позабыв о всех моих прошлых неприятностях. Я был приятно удивлён этим и воспрянул духом.
   На дворе у нас уже декабрь месяц. Короткое забайкальское лето ещё в сентябре сменилось суровой зимой. Сейчас температура воздуха -300С, в то же время снега нет, земля потрескалась от холода.
   Мы с Людой вовсю боремся с холодом в своём жилище. После работы весь вечер я загружаю печь дровами и углём, однако добиться оптимальной температуры очень трудно. Утром я выгребаю из печи шлака столько же, сколько вечером загрузил туда угля. На днях мы решили на ночь закрыть в печи задвижку, после чего утром проснулись с сильной головной болью, у обоих из носа началось кровотечение. Оказывается, мы угорели. Надо быть осторожнее, так недолго и отдать Богу душу.
               Мы вдвоём с моей зазнобою               
               Очень просто наслаждаемся,
               Ночь оттаиваем оба,
               Утром быстро одеваемся.
   Этот куплет из песни неизвестного мне барда довольно точно характеризует нашу нынешнюю жизнь.
   Наша колонка во дворе сейчас не функционирует. Воду нам периодически привозит водовозка. Хорошо, что у нас в сарае нашлась двухсотлитровая бочка, которую мы заполняем водой.
   Вчера у меня был день рождения, мне исполнилось 36 лет. В связи с этим мы решили организовать вечер, пригласив на него всех офицеров с их жёнами. Алкоголь у нас в значительном количестве сохранился со времени подготовки к прощальному вечеру, так что мы разорились только на закуску. Офицеры сбросились и купили мне проигрыватель "Аккорд" и настенные часы в деревянном корпусе. Подарки мне очень понравились. Вечер прошёл весело, все остались довольны.
   Надо сказать, что у нас в госпитале очень часто устраиваются всевозможные вечера. Отмечают здесь всё: государственные праздники, дни рождения, отвальные в связи с отъездом на запад, присвоение очередных воинских званий. Некоторые в узком кругу отмечают убытие в отпуск и прибытие из него. Было бы желание повеселиться, а предлог для этого здесь всегда найдут. Командование госпиталя нисколько этому не препятствует. Большим организатором праздничных вечеров является жена начальника госпиталя Зинаида Ивановна, не отстают от неё и другие женщины. Здесь нет моды устраивать мальчишники, например, при обмывании очередного воинского звания. На всех вечерах обязательно присутствуют жёны офицеров, а иногда и дети. Праздничные вечера организуются очень просто. Каждой женщине даётся задание приготовить на выбор одно блюдо. Люда, например, постоянно готовит рыбу под маринадом, она у неё получается очень вкусной. Мужчины сбрасываются на выпивку. Всё это сносится в одно место — и праздничный стол готов. Все вечера обычно проводятся в "генеральском" доме в квартирном блоке, где проживают начальник госпиталя и начальник терапевтического отделения. Там имеются две большие квартиры, огромная прихожая, кухня и столовая. Есть там где расставить столы и потанцевать.
   Семьи офицеров госпиталя — это в полном смысле этого слова единая спаянная и слегка споенная семья. Алкоголиков у нас нет. Все живут очень дружно, знают друг о друге всё. Такого дружного, доброжелательного коллектива я не встречал в своей жизни никогда.
                ГЛАВА 2 1970 год
   Капитан Гейко из штаба армии обратился к Драбкину с просьбой поместить в хирургическое отделение его тёщу. Та уже давно страдает желчнокаменной болезнью, а в последнее время пожелтела. После поверхностного обследования Драбкин решил прооперировать эту 72-летнюю бабушку, ослабленную болезнью. Во время операции у неё был обнаружен заполненный камнями желчный пузырь, который был удалён. После операции желтуха у неё не прошла, и она таяла на глазах. Через 10 дней она умерла.
   На вскрытии было обнаружено, что у неё в фатеровом сосочке (место впадения общего желчного протока в 12-перстую кишку) застрял камень, вызвавший механическую желтуху. До и во время операции это не было диагностировано, а во время операции камень не был удалён и тем самым не было устранено препятствие для оттока желчи. Всё это лежало на совести Натана Моисеевича.
   Родственники больной, которые до этого умоляли Драбкина полечить их бабушку, подняли шум. Капитан Гейко прямо в глаза обвинил его в том, что он зарезал его тёщу. Он даже пожаловался на него в округ. Драбкин был удручён случившимся, однако не терял оптимизма и чувства юмора. Он заявил нам, что "недолго мучалась старушка в армейских опытных руках" и что сейчас нам нужно так описать её историю болезни, чтоб эксперты, изучая её, прослезились от умиления, как хорошо и правильно мы её лечили. Он также напомнил нам распространённое среди врачей изречение: "Не спас больного — спасай себя". В истории болезни мы, конечно, описали всё так, как надо. Постепенно всё это затихло и родственники оставили нас в покое. Прав был когда-то Пушкин, утверждавший, что "опыт — сын ошибок трудных". Фактически только сейчас приобретает его Драбкин.
   На днях капитан Бельский сообщил нам о том, что в доме строителей, в котором он живёт, освобождается однокомнатная квартира. Сейчас в ней проживает начмед армии полковник Ярцев, который должен переселиться в другой дом. Я набрался смелости и вечером нанёс визит полковнику. Тот подтвердил мне, что он действительно на днях освобождает эту квартиру и что ему совершенно безразлично, кто её займёт после него. Я попросил его содействовать тому, чтобы эта квартира досталась мне. Он обещал мне это, однако посоветовал всё же обратиться к начальнику госпиталя, чтобы тот решил этот вопрос. Начальник госпиталя в свою очередь заявил мне, что у госпиталя действительно есть шанс заполучить эту квартиру. Кроме меня на неё претендует ещё ординатор хирургического отделения старший лейтенант Ворона, который забросал его рапортами с просьбой переселить его в благоустроенную квартиру, так как жить в бараке он не может. Во время заготовки дров он ранит руки и не может потом оперировать. Начальник госпиталя не дал мне никакого обещания относительно квартиры и велел подождать, пока она освободиться. Я снова пошёл к полковнику Ярцеву и рассказал ему о складывающейся ситуации. Тогда он пообещал сообщить мне о дне своего переселения через своего соседа начальника глазного отделения госпиталя подполковника Кравцова, исполняющего обязанности начмеда госпиталя. У него же он пообещал оставить ключи от квартиры.
   И вот вчера вечером капитан Бельский прибежал к нам и сообщил о том, что Ярцев уже освободил квартиру. Мы с Людой отправились в дом строителей и попросили у нашего окулиста ключи от квартиры. Тот ответил нам, что ключей у него нет. Тогда мы попросили у него топор, чтобы вскрыть квартиру. Тут наш временный начмед смилостивился над нами и отдал нам ключи, заявив при этом, что он не знал, что они находились у них. Их Ярцев отдал его жене. Как бы там ни было, но в квартиру мы попали и в этот же вечер перетащили в неё часть своих вещей. Утром я пошёл к начальнику госпиталя и доложил ему о нашем переселении. Тот слегка поморщился, но возражать не стал.
   Итак, мы переселились в благоустроенную однокомнатную квартиру, в которой в довольно нормальных условиях надеемся прожить 4 года. Квартира состоит из комнаты, кладовки, кухни и совмещённого с ванной туалета, где имеется титан. В подвале имеется сарай. Горячей воды в доме нет, отопление — центральное. Дом не газифицирован.
   После нашего переселения прежнюю нашу квартиру при нашем содействии заняла семья старшей медсестры инфекционного отделения Марии Владимировны. Наша квартира после ремонта выглядела хорошо. Однако военком поднял шум и потребовал немедленного их выселения. Отстоять новое своё жильё они не смогли и снова переселились в свою прежнюю квартиру. С Анатолием, старшиной сверхсрочной службы, военком не посчитался, как когда-то со мной.
   В новом нашем жилище наш быт постепенно наладился. Сначала Люда готовила пищу на электроплитке, затем мы купили двух- камфорочную газовую плиту. Баллон с газом нам продал сержант строительной части, так что квартира наша стала газифицированной. Того пайка, который мы получаем, нам вполне хватает для пропитания. У местных жителей мы покупаем замороженное молоко, в военторговском магазине — всякие деликатесы.
   Хочу рассказать здесь более подробно об этом магазине. Располагается он во дворе госпиталя и предназначен для обслуживания спецчастей гарнизона: политотдела, госпиталя, военкомата, санитарно-эпидемиологического отряда и противочумного отряда. Снабжение магазина по нынешним временам хорошее, однако работающие там продавцы совсем обнаглели и многие товары прячут под прилавком, продавая их затем по блату. Об этом все знают, однако поделать ничего не могут, так как лавочная комиссия, которую возглавляет пропагандист политотдела майор Осипов, бездействует. Политотдел по существу превратил этот магазин в свою вотчину. Дефицитные товары, поступающие в него, обычно покупают их офицеры, остальным же достаются объедки. Видя все эти безобразия, я выступил на собрании личного состава госпиталя с критикой работы магазина и лавочной комиссии. Народ меня поддержал и тут же избрал в эту комиссию. Тогда я пошёл к членам лавочной комиссии от санитарно-эпидемиологического отряда, противочумного отряда и военкомата и договорился с ними о совместных действиях по наведению порядка в магазине. Для начала мы решили вместо пропагандиста политотдела председателем лавочной комиссии избрать меня, а моим заместителем
— капитана Котлярова из санитарно-эпидемиологического отряда. На заседании лавочной комиссии мы так и сделали. За это решение проголосовали я, капитан Котляров и капитан Крайний из противочумного отряда. Все мы были беспартийными и решили проучить политотдел. В последнюю минуту нас предал представитель от военкомата капитан Мотвеев, который был членом партии и побоялся выступить против политотдела. Принятое нами решение явилось для последнего громом средь ясного неба. По существу, мы выразили недоверие политотделу, что было неслыханной дерзостью. Начальник политотдела полковник Жоров прибежал в госпиталь и начал ругать начальника госпиталя и замполита за то, что они допустили избрание в лавочную комиссию беспартийного майора. Начальник госпиталя заявил ему, что такова была воля коллектива, и он тут не при чём. Дело в том, что начальник госпиталя тоже был зол на политотдел за то, что тот безраздельно хозяйничает в магазине. Он сам был не прочь похозяйничать в нём. Полковник Жоров, видя, что не может командными методами справиться с возникшей беспартийной оппозицией, сменил тактику. Политотдел вместо пропагандиста майора Осипова в лавочную комиссию избрал заместителя начальника политотдела подполковника Зорина. На заседании лавочной комиссии начальник политотдела предложил нам председателем комиссии избрать их представителя, а заместителем председателя — меня. Мы решили пойти на компромисс и согласились с этим.
   Со своими беспартийными соратниками я тут же принялся за дело. Мы устроили в магазине большую проверку, при этом из-под прилавков было извлечено немало дефицитных товаров: тюки материала, обувь, одежда, косметика, кое-что из продовольствия. Всё это было выставлено в свободную продажу. Все в госпитале потешались над нашей борьбой с политотделом и поддерживали нас.
   После того, как мы с Людой поженились, она, обозлённая на мать за её письмо, прекратила свою связь с родителями. Переписывалась она только со своей старшей сестрой Ниной. Люда с Ниной были детьми от первого брака матери. Их отец погиб на фронте во время Великой Отечественной войны. От второго брака с Григорием Галактионовым мать родила ещё четверо детей. Было вполне естественным, что Люда тянулась больше к своей старшей сестре Нине. Мы пригласили её к нам в гости. В новом нашем жилище её не стыдно было принять. Нина приехала к нам и гостила у нас две недели. При её убытии мы нагрузили её крупой и рыбными консервами, которые в значительном количестве накопились у нас от пайка. По рассказам Нины, с питанием у них на
Дальнем Востоке плохо. Поделилась Люда с Ниной и кое-какой одеждой. Разведка, которую провела у нас Нина, прошла нормально. После этого мы могли ехать к ним в гости.
   В госпитале уже давно нет начмеда. Начальник глазного отделения, исполнявший его обязанности, не прочь был поменять лечебную работу на административную, однако недавно он потерпел фиаско. Послали его в Безреченский госпиталь посредником на учения, по окончании которых он там так наугощался, что еле не отдал Богу душу. Об этом узнали в округе, и его кандидатура на пост начмеда отпала. И вот недавно мы узнали о том, что начмедом у нас будет наш начальник кожного отделения подполковник Одиночко. И как только начальник госпиталя согласился иметь такого помощника? Работу в кожном отделении он завалил, специалист он никудышный. Будет он теперь учить других врачей, как им работать. Внешне он очень несимпатичен: небольшого роста, с маленькой белобрысой головой и писклявым голосом. Всем, кого ни встретит, он обязательно рассказывает похабные анекдоты. Однако при таких своих качествах он умудрился жениться на красивой женщине, которая моложе его на 22 года. У них дочь 8 лет. Жену он ужасно ревнует, не выпускает её из дома. Недавно она без его ведома ушла к подруге, так он разыскал её и тут же поколотил. Представляю, как тяжело жить этой красавице с таким кретином. И какой дискомфорт будем испытывать под его руководством мы.
   Наш Натан Моисеевич недавно опять отличился. Оперировал он под местным обезболиванием по поводу острого аппендицита солдата, азербайджанца по национальности. Парень этот оказался не из терпеливых, а у Натана Моисеевича обычно не хватает терпения подождать, когда у больного наступит хорошее обезболивание. В результате всего этого больной начал шуметь, двигаться и мешать оперировать. Натан Моисеевич, не долго думая, ударил его кулаком в бок и велел помолчать и потерпеть. Тогда оскорблённый больной пообещал, что после выписки из госпиталя он вернётся назад с автоматом и перестреляет здесь всех. Операцию в конечном счёте пришлось заканчивать с моим участием под наркозом. При внешнем спокойствии, Натан Моисеевич, оказывается, помнит об этом случае и находится настороже. Вчера он вдруг сказал мне:
   — Одному Аллаху известно, что на уме у того придурка. Может быть, он сейчас направляется в госпиталь с автоматом, чтобы перестрелять нас здесь, как куропаток.
   В Борзе нет телевидения. Ближайший к нам телевизионный ретранслятор, очень маломощный, построенный военными, находится в Ясной, то есть в 180 км от нас. Каждый, кто приезжает служить в Борзю, пытается принимать оттуда телепередачи. Каких только антенн здесь для этого не придумывают. Не минуло и меня это поветрие. Я тоже поставил на крыше огромную телевизионную антенну, сделанную из медного канатика. Ко мне собрались почти все мои сослуживцы, при этом каждый из них имел при себе свою фирменную отвёртку. Все они буквально выстроились в очередь к моему телевизору и с помощью этих отвёрток что-то крутили в нём, настраивали, пытаясь добиться приличного изображения. Однако, кроме периодического мелькания на экране и нечленораздельных звуков и шума в динамике, нам ничего добиться не удалось. Разочарованные, все разошлись. И как только мой телевизор выдержал такую экзекуцию!
   Так как попытка наладить приём телепередач не удалась, я почти всё свободное время вечерами посвящаю чтению художественной и медицинской литературы, а также магнитофонным записям. Здесь нашлось немало увлекающихся этим. Все мы активно обмениваемся имеющимися у нас записями. Я даже купил себе в дополнение к магнитоле магнитофон "Вильма" и теперь переписываю себе и другим всё более-менее заслуживающее внимания. У меня уже накопилось немало записей песен Высоцкого. От сослуживцев я узнал, что он вовсе не фронтовик и никогда не сидел в тюрьме. По его репертуару этого не скажешь.
   Вчера утром не успел я ступить на порог госпиталя, как меня позвали в приёмное отделение. Туда наша медсестра Бойко только что принесла свою 4-летнюю дочь, умершую у неё на руках по дороге в госпиталь. Ни секунды не раздумывая, я тут же начал делать ей закрытый массаж сердца и искусственное дыхание способом "рот в рот", не успев даже подумать о том, что на её лицо нужно наложить какой-то кусок материи. Оживить девочку, к сожалению, не удалось. Её мать находилась в шоковом состоянии и ей самой пришлось оказывать помощь. Начали разбираться в случившемся. Оказывается, девочка уже 3 дня болела, у неё имелись симптомы гриппа. Мать к врачам не обращалась, лечила её сама, результатом чего явился печальный финал. На теле девочки имелось много мелких кровоизлияний. Наш инфекционист тут же распознал у неё менингит. Я не на шутку при этом испугался. Ведь я при проведении искусственного дыхания мог заразиться от неё. Впервые в своей жизни с целью профилактики я начал принимать антибиотики. Немало до этого я контактировал с заразными больными, однако всё пока что обходилось благополучно. Правда, в академии я всё же заразился инфекционной желтухой и теперь мучаюсь ввиду развивающегося у меня хронического гепатита. Такова участь врачей.
   Одна из моих помощниц медсестра-анестезистка Валя вышла замуж и покинула пределы Борзи. Вместо неё я взял себе недавно окончившую Борзинское медучилище медсестру Лену. Мой метод обучения таких жёлторотых медсестёр, описанный мною выше, вполне себя оправдал. Я предпочитаю работать именно с такими помощницами, слепленными мною из сырого материала. Да и Люда не ревнует меня к ним. Большая текучесть среднего медперсонала в госпитале меня теперь не пугает.
   Меня с Людой пригласили в районную больницу на вечер, посвящённый Международному женскому дню. Такой чести удостоился также Натан Моисеевич. Его Полина заведует в больнице гинекологическим отделением. Ходят упорные слухи, что она крутит там любовь с заместителем главного врача по лечебной работе Суслопаровым. Я как-то осторожно намекнул Драбкину об этом, на что он мне ответил, что это всё сплетни. Ничего другого ему говорить не приходится, ведь у них современная семья, в которой он что посеял, то и пожинает. Вечер был очень шумный, весёлый. Я пару раз пригласил на танец заведующую отделением переливания крови Зимину. Люда тут же приревновала меня к ней и убежала с вечера. Мне пришлось последовать за ней. Вечер был безнадёжно испорчен.
   Дома Люда продолжала биться в истерике, обвиняя меня в супружеской неверности. Никакие мои уговоры на неё не действовали. Тогда я полушутя, полусерьёзно сказал ей, что у меня остаётся только один способ разрешить все существующие между нами недоразумения — это взять висящий у нас на стене мой морской кортик и проткнуть им насквозь сначала её, а потом себя. Это я сделаю быстро и наверняка, так как моя профессия поможет мне в этом. Сказавши это, я собрался и ушёл из дома, побродил по городу, а затем пошёл в госпиталь, где решил переночевать. Всю ночь я проворочался в постели в реанимационной палате, много о чём передумал. Мне хотелось до конца разобраться в истинных причинах такого поведения моей жены и попытаться образумить её. Рано утром Люда пришла ко мне и стала звать меня домой. Я поднялся, сел на кровать, обхватил голову руками. Мне стало обидно, что я пережил столько неприятностей из-за этой женщины и вынужден после этого терпеть её издевательства. Слёзы ручьём полились из моих глаз. Это был первый случай в моей жизни после детства, когда я плакал. Я высказал Люде всё, что у меня накопилось против неё.
   — Так жить дальше невозможно, — говорил я ей.— Ты замордовала меня, позоришь перед людьми. С какой стати ты вбила себе в голову, что мне ещё кто-то, кроме тебя, нужен. У тебя нет никаких оснований для этого. Если тебя смущает моё прошлое и ты считаешь меня развращённым человеком, то не нужно было тебе выходить за меня замуж. Мне кажется, ничего плохого в моём прошлом нет и я посоветовал бы тебе не копаться в нём, а принять меня таким, какой я есть. Что касается моей работы, то и о ней ты имела представление до нашей женитьбы. Ты прекрасно знаешь, что я лечу тяжёлых больных и мне при этом не до разврата. Поступление их в лечебное учреждение я не планирую, рабочий день у меня не нормирован, и я могу быть вызван в госпиталь, а сейчас ещё и в больницу, в любое время суток и пробыть там достаточно долго. Эти больные отнимают у меня массу физических и нервных сил. Сосредоточиться всецело на их лечении я не могу, так как ты при этом регулярно устраиваешь мне нервотрёпки. Очень прошу тебя, прекрати эти безобразия и дай мне спокойно работать.
   Я всё приводил и приводил ей веские доводы, надеясь на то, что, может быть, хоть что-то дойдёт до неё. Люда молча слушала меня, не возражая и ничего не обещая. Она помогла мне одеться и подобревшим голосом опять попросила меня пойти домой. Провожаемые злорадствующими взглядами дежурного медперсонала, мы ушли из госпиталя.
   Дома я вдруг обнаружил, что мой кортик исчез со стены. Я потребовал у Люды объяснений. Тогда она заявила мне, что его она выбросила в мусорный ящик, так как испугалась моих угроз. Я объяснил ей, что это была шутка и что своим необдуманным поступком она может довести меня до тюрьмы. Если кто-то подберёт кортик и совершит с его помощью преступление, то отвечать придётся мне. Ведь он номерной и его хозяина легко установить. Я пошёл во двор и порылся в мусорном ящике. Однако там я ничего не нашёл. Тогда я понял, что Люда спрятала его. Я не стал больше ничего выяснять. Мне казалось, что происшедшее этой ночью всё же образумит Люду. А кортик она со временем мне отдаст.
   Во время моего дежурства по госпиталю ко мне обратился следователь военной прокуратуры с просьбой удостоверить факт смерти военнослужащего, покончившего жизнь самоубийством. Мы поехали с ним в одно из домовладений в частном секторе. Там передо мной предстала такая картина: на полу в полевой форме с расстегнутой кобурой на поясе, прислоняясь спиной к печи, сидел небольшого роста капитан. Он показался мне не мёртвым, а спящим человеком. На правом виске у него имелась небольшая круглая рана серого цвета. Нигде не было видно ни капли крови. Рядом с ним лежал пистолет Макарова. Вокруг него на полу мелом был очерчен полукруг. В доме находилось два человека: виновница происшедшего симпатичная женщина лет 27 и здоровый молодой парень, оказавшийся её братом. Глядя на этого здоровяка, у меня почему-то сразу появились нехорошие мысли в голове — не он ли помог умереть капитану. Мне стало очень жаль умершего, который так глупо из-за этой красотки оборвал свою жизнь.
   Я удостоверил факт его смерти, после чего мы погрузили тело в машину и отвезли его в наш морг. Следователь рассказал мне, что капитан, будучи дежурным по части, напился, покинул часть и отправился выяснять свои отношения с любовницей. Семья его сейчас находится в отъезде. Всё в конечном счёте закончилось трагически.
   В Борзе, кроме районной, есть ещё железнодорожная больница. Для такого небольшого города три лечебных учреждения многовато. Всё у нас государственное, но каждое ведомство стремиться иметь свою больницу. Очень разумно было бы объединить все их в одно крупное современное лечебное учреждение. Правда, военных с гражданскими никак объединить невозможно. Железнодорожная больница — самая маломощная из всех.
   Меня и Натана Моисеевича пригласили туда помочь прооперировать язву желудка. Это был молодой инженер — путеец, срочно командированный в Борзю для ликвидации аварии на железнодорожной ветке "Борзя-Соловьёвск". Заболел он ещё утром, однако ввиду очень острой ситуации на железной дороге не покинул своё рабочее место, хотя весь день корчился от боли. С момента заболевания прошло 10 часов. Больной находился в очень тяжёлом состоянии. Во время операции у него в желудке было обнаружено прободное отверстие диаметром в 1 см. В животе находилось большое количество желудочного содержимого. Приходилось только удивляться железной выдержке этого человека. Операцию больной перенёс удовлетворительно. Всё остальное зависело от больного, врачей и Всевышнего.
   Натан Моисеевич и здесь успел отличиться. После окончания операции я глазам своим не поверил, когда увидел его в операционной обнимающимся с только что помогавшей нам операционной медсестрой. Ну и нахал же он! Я с трудом увёл его из больницы.
   Через трое суток нам сообщили, что больной умер. Этого и нужно было ожидать, своим долготерпением он сам подписал себе смертный приговор.
   На днях я совершенно неожиданно попал в самый центр бывшей главной сибирской каторги России. Из Александровского Завода нам позвонили и попросили срочно прислать им в медсанро- ту анестезиолога, так как к ним поступил солдат с разрывом печени. Хирурга они не просили, так как у них есть двухгодичник с опытом хирургической работы, врач первой категории, грузин по национальности. На рейсовом самолёте АН-24 я быстро долетел до Александровского Завода, ведь он находится всего в 120 км от Борзи. В медсанроте всё уже было готово к операции, хирург помылся и сидел наготове в операционной. Больной находился в тяжёлом состоянии, хотя врачи делали всё возможное, чтобы стабилизировать его гемодинамику.
   На операции было обнаружено два глубоких разрыва печени. Хирург с большим трудом кое-как наложил швы на места разрывов. И за что только в Грузии дают первую категорию, этот хирург явно не заслуживал её. К концу операции состояние больного стабилизировалось. После операции меня и всех участвовавших в ней неплохо угостили. Хирург, выпивший меньше других, очень быстро опьянел, расслабился и начал плакать. Он проклинал себя за то, что согласился делать эту операцию, ведь больной всё равно умрёт и это ляжет чёрным пятном на его репутацию. Я никак не ожидал встретить здесь такого слабого, слишком эмоционального хирурга, тем более грузинской национальности. Человек явно избрал себе не ту специальность. По праву старшего по званию, я прикрикнул на него и велел ему не раскисать, а собрать все силы и умение для того, чтобы выходить больного.
   Посмотреть интересные исторические места, в которые я волею случая попал, мне не удалось, хотя здесь, говорят, и смотреть- то нечего — прежние тюрьмы успели разобрать по кирпичику или превратить в развалины. В лучшем случае они задействованы под склады. Однако раньше я что-то читал об этих местах, кое-что мне рассказали здесь. Нерчинская каторга с центром в Нерчинске возникла в начале XVIII века. Первыми политическими каторжанами были здесь декабристы, которые в 1826-1828 гг. на Благодатском и Зерентуйском рудниках добывали свинцово-серебряную руду. Это были те самые сибирские рудники (руды), о которых писал в своём стихотворном послании декабристам А.С. Пушкин. В 1831-1840 гг. на каторге находилось большое количество участников Польского восстания 1830-1831 годов. В 1850-1856 гг. здесь отбывали каторгу петрашевцы. В 1864 году сюда поступило около двух тысяч участников Польского восстания 1863-1864 гг. В Кадае отбывал ссылку Н.Г.Чернышевский и другие революционеры шестидесятники. В 1866 году центром политической ссылки стал Александровский Завод. Здешние места осваивали народники, а затем эсеры и большевики. Последних, кстати говоря, здесь было мало, так как царское правительство не считало их своими серьёзными противниками, его в то время больше беспокоили террористы, коими являлись эсеры. В 1917 году Нерчинская каторга была ликвидирована.
   В Забайкалье встречается немало населённых пунктов с названием "Завод": Петровский, Нерчинский, Александровский, Гази- мурский Заводы. Мне было непонятно, почему здесь так много заводов, ведь здесь не Урал. Сейчас мне объяснили, что речь идёт не о заводах, а о заводах. Ссыльнокаторжных гнали в Забайкалье по этапу. При этом их нужно было куда-то заводить, временно где- то размещать, устраивать на ночлег. Это и делали как раз в этих и других населённых пунктах, именовавшихся "Заводами".
   Из Александровского Завода нам позвонили и сообщили о том, что больной через трое суток после операции скончался.
   Сейчас у нас на дворе май и в природе твориться что-то невообразимое. Говорят, что такое здесь происходит ежегодно. В это время здесь вовсю хозяйничают пыльные бури, на зубах у всех скрипит песок. А на днях выпал довольно-таки обильный снег. Это был первый снег за весь период холодов. Прошлым летом всего лишь только один раз в июле прошёл дождь. Не балует природа здешние места осадками.
   Месяц тому назад к нам поступил капитан милиции после попытки самоубийства. Его живым вытащили из петли. Местное милицейское начальство уговорило нас принять его в госпиталь, оно надеялось на то, что именно мы выходим его. Больной находился в бессознательном состоянии. Мы вводили ему внутривенно глюкозу, делали ингаляции кислорода. Через двое суток он пришёл в себя, через 10 дней мы выписали его из госпиталя. Мне показались интересными такие цитаты, которые мы обнаружили у него в записной книжке: "Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас", "Если у тебя нет сил победить, так пусть хватит сил не покориться". По этим цитатам можно сделать вывод, что этот человек пошёл на самоубийство вполне осознанно.
   И вот вчера мы узнали, что капитан всё же покончил жизнь самоубийством, повесившись дома в ванной. Недаром говорят, что если человек задумал серьёзно покончить с собой, то он, как правило, доводит свой замысел до конца. Мне до сих пор непонятно, слабые или сильные это люди, мне кажется, что сильные. Чтобы решиться на это, нужно иметь немалую силу воли.
   На днях мы вернулись из очередных ежегодных учений. На этот раз они у нас были особенные, своего рода экспериментальные. Впервые за всё время службы я участвовал в учениях, на место проведения которых мы приехали на поезде. Из Борзи через Улан- Удэ мы прибыли в район железнодорожной станции Гусиное озеро. Именно там округ проводил крупные учения. На месте развёртывания госпиталя нам вырыли котлован, в котором мы развернули операционную и предоперационную. Всё это отрабатывалось на случай применения атомного оружия. Другие подразделения госпиталя занимались установкой бурятских войлочных юрт, которые предполагается использовать в здешних суровых климатических условиях для размещения раненых. Без предварительной тренировки установить юрту не так-то просто. Говорят, что зимой в них с помощью буржуек можно будет поддерживать оптимальную температуру.
   Посетили мы также расположенный недалеко от Гусиноозёрс- ка дацан — бурятское религиозное заведение, своего рода монастырь. В нём живут, учатся и молятся монахи, сюда съезжается на религиозные праздники бурятское население. Буряты исповедают ламаизм, однако древней их религией было шаманство. Отголоски последнего ощущаются у бурят до сих пор. Что касается дацана, то это довольно большое четырёхугольное сооружение, которое завершается двумя ярусами лёгких павильонов с крытыми галереями и изогнутыми крышами, отделанными резьбой по дереву и ярко раскрашенными и расписанными. Расположен он в живописном месте.
   Учения у нас прошли хорошо, без никаких происшествий. Получили мы на них массу впечатлений.
   Мне предоставили очередной отпуск за 1970 год. Первую половину его мы решили провести на курорте Дарасун, вторую — на Дальнем Востоке. Жить недалеко от этого широко известного курорта и не побывать на нём — грешно. Располагается он в 120 км от Читы в очень живописном месте. Окружают его сопки, покрытые лесом. Самую высокую из них отдыхающие назвали "Дунькин пуп". На её вершину ведёт длинная прогулочная тропа, которую назвали "Тёщин язык". Курорт бальнеоклиматический, основным лечебным фактором на нём является нарзан. Он значительно сильнее кисловодского, до предела насыщен углекислотой и имеет при выходе из земли температуру 4оС. Нарзановые ключи бьют в этих местах из земли повсюду, на курорте задействована только часть из них. Здесь я встретил несколько москвичей, которые регулярно приезжают сюда отдохнуть и полечиться.
   Сначала нас с Людой в ожидании отдельного номера разместили порознь в общих номерах. На второй день пребывания в таком номере меня обворовали, причём, сделали это очень хитро. Утром вместе со всеми я побежал на физзарядку, а позднее вдруг обнаружил, что в моём кошельке, который находился в кармане оставленных в номере брюк, отсутствует половина денег. Кто-то поделился со мною моими же деньгами, заставив меня ломать голову над тем, были или не были они там, хотя я наверняка знал, что они там были. Пришлось мне тихо смириться с утратой, доказать которую было практически невозможно, хотя у меня и был на подозрении один из девяти отдыхающих, проживающих в номере. Через 3 дня нас с Людой поселили в двухместный номер, а ещё через 4 дня — в номер "люкс". За последнее переселение нам пришлось расплатиться с начальником санатория бутылкой коньяка, зато жили мы в этом "генеральском" номере вольготно. Отдохнули мы в санатории хорошо, хотя и покинули его раньше положенного срока на 5 суток. Мы решили выкроить больше времени на часть своего отпуска на Дальнем Востоке.
   Отправились мы туда на поезде, так как я хотел посмотреть ещё один участок Транссибирской магистрали. Около трёх суток мы добирались до станции Дормидонтовка, находящейся в 120 км к востоку от Хабаровска. При этом мы ничего интересного на своём пути не увидели, кроме разве что того, что, подъезжая к Хабаровску, мы попали в район наводнения. Амур в этом месте разлился так, что напоминал безбрежное море, по которому тянулась узкая полоса железнодорожной насыпи. Всё это выглядело красиво, но нам становилось жутко при мысли, что вода размоет насыпь и нам придётся туго. Этого, к счастью, не случилось.
   Наводнение в августе-сентябре месяце на Дальнем Востоке — обычное явление. Станцию Дормидонтовка и примкнувший к ней лесозаводской посёлок спасает при этом от затопления дамба. Находящаяся рядом река Подхорёнок, разливаясь, доставляет жителям немало хлопот. Моя тёща, например, чтобы вырастить картошку, сеет её в трёх местах. При этом какой-либо из засеянных участков остаётся незатопленным при наводнении. Щитовые финские дома в посёлке построены на сваях.
   Родственники Люды приняли нас хорошо. Моя тёща смирилась с тем, что её дочь развелась с Николаем и вышла замуж за меня. С тестем мы сразу же наши общий язык. Семьи Людиной матери и сестры Нины проживают на одной улице недалеко друг от друга, при этом мать с дочерью почему-то не ладят. Остальные сёстры и брат Люды покинули родительское гнездо и разъехались кто куда. Саша учится во Владивостоке в политехническом институте. Мы решили воспользоваться этим и навестить его, а заодно проехать по конечному участку Транссибирской магистрали.
   По пути во Владивосток меня больше всего позабавило то, что почти все столбы идущих вдоль железной дороги телефонной и электрической линий были полуповалены. Объясняется это, скорее всего, особенностями здешнего климата. Подъезжая к Владивостоку, мы добрым словом помянули Николая II, во времена царствования которого и была построена за довольно короткое время эта самая длинная в мире железнодорожная магистраль. Только за одно это его должен был бы почитать российский народ. В то же время мы решили не преодолевать больше такие большие расстояния по железной дороге, что довольно-таки утомительно. В настоящее время это лучше делать с помощью авиации.
   В связи с этим мне вспомнился подслушанный мною в Военномедицинской академии разговор офицеров клиники им. Куприянова. Во время своего отпуска они собирались лететь на Сахалин на рыбалку. Они ежегодно рыбачили то на Сахалине, то на Камчатке. При этом они, выписывая проездные документы на железнодорожный и водный транспорт, а добираясь туда на самолёте, экономили в пути около двух недель. Доплата за самолёт была не такая уж и большая. Во время пребывания в тех экзотических местах они получали массу удовольствия. Чего только стоила ловля лосося. С тех пор я также мечтаю о подобном путешествии, для которого нужны хорошие компаньоны.
   Во Владивостоке мы остановились в частном доме, в котором Саша снимал комнату. С высоты холма, на котором располагается дом, были прекрасно видны бухта Золотой Рог с большим количеством судов в ней и прибрежная часть Владивостока. Новый район города располагается на холмах, отчего ходьба по нему доставляет мало удовольствия. Мы с Людой посетили морской вокзал, побросали "камешки с крутого бережка" Амурского залива и сфотографировались у памятника красноармейцу с флагом в руке, который является своего рода символом Владивостока.
   В воскресенье мы отправились на здешнюю барахолку, о которой были наслышаны ещё до приезда сюда. Располагается она на пустыре за городом и собирает массу народа. Продавцы со своим немногочисленным товаром выстраиваются в ряд, вдоль которого движется колонна покупателей. Условий для торговли нет никаких, остановиться в этой движущейся массе народа, рассмотреть товар и поторговаться очень трудно. Несмотря на это, мы с Людой всё же умудрились купить себе кое-что из обуви. Некоторые из продаваемых товаров имеют заморское происхождение. Возможно, по этой причине цены на барахолке кусаются. Через трое суток мы покинули Владивосток.
   Затем мы посетили Хабаровск, который, как и часть Владивостока, также располагается на холмах, но менее высоких. Полюбовались мы противоположным песчаным берегом Амура, где, ввиду наводнения, плавали в воде дачи горожан. Очень понравился нам величественный памятник Хабарову.
   Мы решили также посетить находящийся в тайге в 130 км от Хабаровска посёлок городского типа Мухен. К нему от Транссибирской магистрали проложена железнодорожная ветка. В нём проживают с семьями Людины сёстры Надя и Аня.
   Путь в этот посёлок проложила Надя, оказавшаяся там не по своей воле. Будучи заведующей детским садом, она допустила растрату материальных средств, за что была осуждена на два года лишения свободы. Отбывать этот срок её и отправили в Мухен, как говорят, на "химию". Там она встретила свою судьбу, такого же, как и она сама, зека Валерия, осуждённого за хулиганство. На самом деле он оказался хорошим парнем, случайно замешанным по молодости в драке. Они поженились, нажили двоих детей, получили благоустроенную квартиру и окончательно обосновались там. Затем Надя перетащила к себе свою старшую сестру Аню, которая, имея двоих девочек, вышла там замуж опять же за зека Николая, хорошего работящего парня. У них родилось двое мальчиков.
   Мухен, место ссылки времён Брежнева, оказался современным благоустроенным посёлком. Почти всё его взрослое население работает на лесозаводе, который всю свою продукцию отправляет в Японию. К нашему удивлению, в магазинах здесь оказалось немало японских товаров, в частности одежды, посуды. Мы купили там мне куртку и Люде кофточку.
   Мне захотелось посетить находящуюся недалеко от посёлка тайгу и посмотреть, что это такое. При этом я обнаружил там такой бурелом, в котором двигаться было невозможно. Мне объяснили, что такое наблюдается только вблизи посёлка, дальше тайга выглядит лучше. Однако у меня пропала охота пробираться туда.
   Особо хочу рассказать здесь о дальневосточных пригородных поездах. В их вагонах обычно почти всё выведено из строя: выломаны двери, разбиты стёкла, порезаны сиденья, не функционируют туалеты. На железнодорожной ветке, ведущей к Мухену, мы обнаружили не вагоны, а их ржавые каркасы. Народ в них ездит с ветерком. Хорошо ещё, что внутри их оказались кое-какие скамейки. Целыми в вагонах остались только колёса, которые почему-то не отваливались. В голове не укладывалось, как можно допустить такое.
   После двух недель пребывания на Дальнем Востоке мы благополучно вернулись в Борзю.
   Ещё в конце прошлого года на собрании офицерского состава госпиталя меня избрали членом суда офицерской чести спецчас- тей гарнизона. Представители от других частей в свою очередь избрали меня председателем суда. Я никогда не сталкивался с этим и был очень раздосадован, когда мне незадолго до моего отпуска поручили разобрать в суде дело старшего лейтенанта Полякова из санитарно-эпидемиологического отряда. Этот офицер решил во что бы то ни стало уволиться из армии. Однако у нас не царская армия и в отставку офицеров по их желанию не отправляют. Прежде чем уволить офицера из армии, его так обольют грязью, что он долго потом отмывается. Его несколько раз подержат на гауптвахте, снизят ему воинское звание, понизят в занимаемой должности, и хотят после всего этого, чтобы он продолжал добросовестно служить в армии. Через весь этот ад прошёл и Поляков, однако своего он пока что не добился. Для осуществления своей цели он изображал алкоголика, опустился и имел неряшливый вид. Со своими сослуживцами и соседями по квартире он скандалил и даже дрался, а в последнее время дошёл до того, что начал воровать у соседей кое-что по мелочам. Те написали в политотдел на него жалобу, что и явилось непосредственной причиной передачи его дела в суд офицерской части. Я допросил старшего лейтенанта Полякова, взял свидетельские показания у его сослуживцев и соседей, одним словом, собрал по этому делу пухлую папку бумаг. Начальник политотдела просил меня, чтобы суд вынес ходатайство перед вышестоящим командованием о снижении ему воинского звания до лейтенанта. Однако мы решили осудить его на всю катушку и приняли решение ходатайствовать перед командованием округа об увольнении его из армии. На самозванных судей особо большое впечатление произвели факты воровства. Мы не были до конца уверены в том, что командование округа прислушается к нашему ходатайству. И вот после прибытия из отпуска я узнал, что округ всё же удовлетворил нашу просьбу и ходатайствовал перед министром обороны об увольнении Полякова из армии. В часть уже прибыл приказ об его увольнении. Вчера он пришёл ко мне и поблагодарил меня за то, что я помог ему уволиться из армии. Человек в корне преобразился, выглядел аккуратным, подтянутым. Он сказал мне, что органически не переносит армию, всех её командиров и царящие в ней порядки. И такого человека хотели во что бы то ни стало оставить в армии.
   Во время моего отпуска в хирургическое отделение на сборы прибыл начинающий хирург лейтенант Липов. Обычно таких офицеров запаса отправляют в медпункты частей, ему же сделали исключение, так как он является сыном начальника глазного отделения окружного госпиталя. Парень этот оказался неординарной личностью. Меня, например, очень поразило то, что он мог слово в слово повторить страницу только что прочитанного им текста. Он очень точно мог подделать любую подпись. Натан Моисеевич почему-то воспылал к нему доверием и разрешил ему самостоятельно делать простые операции. И вот вчера вечером в отделение поступил солдат с симптомами острого аппендицита. Липов как раз находился в отделении и велел операционной медсестре готовиться к операции. Перед тем, как начать её, он попросил у медсестры полстакана спирта и выпил его. Он сказал медсестре, что хочет взбодриться перед операцией и что ничего плохого с ним при этом не произойдёт. Однако во время операции его развезло, и он никак не мог найти аппендикс. В конце концов он докопался в брюшной полости до того, что обнаружил там каловые массы. Он решил, что у больного имеется прободной аппендицит, и попросил вызвать меня для дачи больному наркоза. Когда я прибыл в операционную и увидел происходящее, то сразу же всё понял. Я немедленно вызвал в госпиталь Драбкина и ординатора хирургического отделения Ворону. Натан Моисеевич тут же отстранил Липова от операции и в течение двух часов устранял последствия его деятельности. Оказалось, что во время поиска аппендикса он вскрыл слепую кишку, образовав в ней отверстие размером 3х4 см. Дело принимало криминальный оборот. Дыру в слепой кишке зашили, а заодно удалили и воспалённый аппендикс. После операции все мы с тревогой ожидали последствий случившегося. Очень переживал за свои деяния и Липов. Всем врачам хорошо известно, что повреждения толстого кишечника очень плохо заживают, при этом может развиться каловый перитонит, что чревато серьёзными последствиями. Однако всё на удивление прошло гладко и больной быстро поправился. Несмотря на это, Липов был изгнан из госпиталя, не помогли ему и родственные связи. Главный хирург округа по просьбе Драбкина перевёл его в медпункт полка. Молодой способный врач на поверку оказался начинающим алкоголиком.
   Недалеко от нашего славного города протекает одноимённая река Борзя. В короткое забайкальское лето жители города оккупируют её. Искупаться в ней практически невозможно, в лучшем случае можно принять сидячие ванны. Однако детишкам этого вполне достаточно, и они барахтаются в ней днями. Река эта течёт в широкой заболоченной долине среди сухих степей Забайкалья. Прошлым летом она в течение короткого времени взбухла, обрела бурный характер. Говорили, что это было вызвано тем, что где-то в её верховье прошли дожди, что является редкостью для Забайкалья. С середины ноября до начала апреля она перемерзает. Несмотря на всё это, местные жители гордятся своей рекой. В ближайших населённых пунктах и такой нет. Впадает Борзя в Онон, последний в Шилку, а Шилка в Амур. Так что и в Амуре течёт борзин- ская вода.
   На днях в наш морг из Монголии доставили цинковый гроб с телом погибшего там солдата. Для похорон в Борзю приехали его мать и брат. Я как раз в этот день дежурил по госпиталю. Ко мне обратился брат солдата с просьбой разрешить ему и матери посмотреть на покойника через стеклянное окошко, которое имеется в гробу и находится напротив головы. Для начала я решил заглянуть туда сам, а затем уже разрешить сделать это брату. Покойников я не боюсь, через мои руки прошло их уже немало. В силу специфики моей специальности, я для умирающих являюсь и лечащим врачом, и своего рода священником. С момента смерти солдата прошло четверо суток, поэтому мне было интересно посмотреть, как он выглядит через такое время. В гробу я увидел выпученные глаза, разбухшее лицо, из его рта и носа выступал столб пены. Мне стало немного жутко при виде всего этого. Брат солдата, как я понял, тоже был поражён увиденным. Мы с ним пришли к выводу, что матери не стоит показывать мёртвого сына. На неё это может произвести тяжёлое впечатление. На следующий день солдата с воинскими почестями похоронили на местном кладбище.
   Недавно госпиталь посетил главный хирург округа полковник Минько. Он посмотрел хирургическое отделение, познакомился с нашей работой и сделал обход больных. Он заявил нам, что за наш госпиталь у него голова не болит. Другое дело Даурский госпиталь, где начальник хирургического отделения спился и его нельзя больше оставлять на самостоятельной работе. При этом он начал расспрашивать Драбкина о том, что представляет из себя старший ординатор хирургического отделения нашего госпиталя майор Морозов. Натан Моисеевич сразу же понял, к чему клонит главный хирург. Морозов хороший человек, но слабый хирург, он не вполне устраивает Драбкина. Он тут же начал расхваливать своего старшего ординатора, превозносить его человеческие качества. После отъезда главного хирурга Натан Моисеевич сказал мне, что хочет избавиться от Морозова, выдвинув его на повышение. Через несколько дней в госпиталь пришёл приказ о переводе майора Морозова на должность начальника хирургического отделения Даурского госпиталя. Прежний начальник хирургического отделения этого госпиталя подполковник Захаров прибыл к нам на место Морозова. При первом же знакомстве с ним я заметил, что у него трясутся не только руки, но и губы. Допился до ручки, бедолага. Драбкин, выходит, ничего не выиграл, избавившись от Морозова. Придётся ему теперь не спускать глаз со своего помощника, который может в любое время подложить ему свинью.
   Через некоторое время Драбкину позвонил полковник Минько и начал ругать его за то, что он подсунул ему слабого хирурга. Морозов задёргал его просьбами о помощи и испрашиванием советов. Драбкин оправдывался перед главным хирургом тем, что он не предполагал, что Морозов окажется непригодным к самостоятельной работе. Ведь здесь он был на вторых ролях.
   Прошедшие октябрьские праздники ознаменовались у нас в этом году необычными событиями. Одно из них — трагическое происшествие на городском стадионе. Собралось на нём по инициативе городских властей немало народа. Военные решили со своей стороны порадовать и удивить население фейерверком из осветительных ракет. При этом одна из них нечаянно попала в толпу, точнее в женщину 40 лет и убила её наповал. Получился неслыханный скандал. Все теперь удивляются и разводят руками — как могла осветительная ракета убить человека. Виноватого в происшествии сразу же нашли — желторотого солдата, запускавшего ракету. А те, кто придумал эту опасную затею, остались в стороне.
   В госпитале праздник отметили шумной коллективной пьянкой. Кое-кого с неё на этот раз пришлось эвакуировать досрочно. Среди них оказался и наш Натан Моисеевич, потерявший чувство меры. И надо же было такому случиться — ночью его вызвали к поступившему в госпиталь с ножевыми ранениями груди лейтенанту Зайцеву. Состояние больного показалось ещё не протрезвевшему Драбкину не угрожающим, поэтому он решил оставить его в перевязочной под наблюдением дежурной медсестры, а сам отправился досыпать в ординаторскую, приказав медсестре не будить его до утра. Рано утром медсестра, озабоченная состоянием больного, вызвала меня в госпиталь. В перевязочной я нашёл больного в тяжелейшем состоянии. Кожные покровы у него были землистого цвета, пульс нитевидный, артериальное давление 40/0 мм ртутного столба. Драбкина я мигом привёл в чувства. В отделение был вызван старший ординатор Захаров. Больного тут же переместили в операционную. Попытка улучшить его состояние путём внутривенных вливаний крови и кровезаменителей особого эффекта не дала. У больного налицо имелись симптомы ранения сердца. Под наркозом ему срочно вскрыли грудную полость слева. При этом на передней поверхности левого предсердия была обнаружена рана длиною 0,7 см. Рана ушита. К концу операции состояние больного стабилизировалось. Послеоперационный период протекал гладко. Больной не уставал благодарить Натана Моисеевича за то, что он спас ему жизнь. Ещё во время пребывания в госпитале больному от родителей пришла посылка, которую он отдал Драбкину. Тот незаметно отнёс её домой. Мы со старшим ординатором были удивлены всем этим. Ведь из-за его бездействия больной мог умереть. Через месяц Зайцев был выписан из госпиталя без ограничения степени годности к несению военной службы. Ещё пару раз он приносил Драбкину подарки.
   Этот случай я решил описать и отослать материал в "Военномедицинский журнал". При этом я, конечно, не написал всей правды. В отместку Драбкину в соавторы я взял не его, а старшего ординатора Захарова. Я решил хоть этим насолить ему. Статья была принята к опубликованию в журнале.
   Должен сказать, что у меня с Натаном Моисеевичем не совсем гладко складываются отношения. Он склонен к авантюризму, слишком самоуверен и не желает прислушиваться к мнению окружающих. Мне надоели его циничные высказывания в адрес больных, а также сотрудников и особенно сотрудниц госпиталя. Однако долго сердиться на этого человека невозможно. После наших стычек он тут же как ни в чём не бывало начинает разговаривать со мной. Это очень хорошая черта его характера. Долго конфликтовать нам с ним нельзя, это может отрицательно сказаться на лечении наших больных.
   В нашу глухомань иногда добираются некоторые артистические коллективы. Недавно у нас выступал ансамбль цыган. Как потом выяснилось, цыган в нём было только двое, остальные оказались евреями. Правда, петь и танцевать они старались не хуже настоящих цыган. Добрался до нас и коллектив лилипутов. На сцене дома офицеров они показывали цирковые номера. Я не пошёл смотреть их. Не могу я смеяться над людьми, которые и так обижены судьбой. Настоящей сенсацией для всех, во всяком случае для меня, явился приезд ансамбля, солисткой в котором была известная певица Ненашева. У неё прекрасный голос, я неоднократно видел её выступление по центральному телевидению. И вдруг она оказалась в каком-то захудалом ансамбле, гастролировавшем по таким местам. Выяснилось, что руководит этим ансамблем её муж, посредственный певец. Вот и возит он свою знаменитую жену по медвежьим углам в качестве приманки. Голос у Ненашевой нисколько не изменился, поёт она замечательно.
   Люда рассказала мне о том, что некоторые приезжающие в Бор- зю гастролёрши обшиваются у них в ателье. Делают они это не от хорошей жизни, просто плата здесь за пошив небольшая. Приходится им экономить и на этом. В связи с этим Люде, как наиболее квалифицированной работнице, разрешили работать не в бригаде, а индивидуально. Теперь она сама принимает заказы, сама кроит и сама же шьёт. Это её приободрило, она воспрянула духом.
   В моих взаимоотношениях с Людой в последнее время наметилось некоторое затишье. Правда, проверочные набеги на госпиталь она всё же делает, но реже. За каждое опоздание с работы она строго с меня спрашивает. Случается это обычно тогда, когда ко мне поступают тяжёлые больные. Нередко в ущерб лечению их я стараюсь во что бы то ни стало прийти домой вовремя. Мне так хочется, чтобы жизнь наша была спокойной, без скандалов.
   С течением времени выяснилось, что в интимной жизни Люда довольно-таки безразличная женщина. Её стыдливость не знает границ. Мои попытки просветить её в этом отношении кончаются неудачей. Я как-то подсунул ей сделанные мною выписки из монографии Свядоща "Сексопатология" и французской "Энциклопедии половой жизни", которая в рукописи ходит у нас по госпиталю, так она страшно возмутилась. Она обвинила меня в том, что я развращённый человек и что у меня только секс на уме. Все мои бумаги исчезли бесследно. Она говорит, что сожгла их. Придётся мне и с этим смириться.
   В районной больнице произошло сенсационное событие: заведующий хирургическим отделением Гвоздь внезапно уволился с работы, а затем исчез из города. Ходят слухи, что сделал он это из- за семейных неурядиц. Мне он как-то в доверительной беседе сказал, что недолюбливает бурят, которые надоели ему своим мельтешением перед его глазами. Это был явный намёк на его жену и ее родственников. Внешне в их семье до этого всё выглядело благополучно. Жена Гвоздя взяла отпуск и тоже куда-то уехала. Через неделю она вернулась в Борзю с блудным мужем. Говорят, что она нашла его в Иркутской области, где он успел устроиться на работу в одну из районных больниц. Во время его отсутствия его место успел занять ординатор хирургического отделения Ремезов. Работая с Гвоздём, он успел кое-чему научиться. Теперь уже он заручился моим обещанием помогать ему во время операций. Гвоздь принципиально не вернулся в стационар, а пошёл работать в поликлинику. Прежний хирург поликлиники ушёл в помощники к Ремезову. В общем, произошла целая революция в хирургической службе города. Посмотрим, что со всего этого получится.
   Наш Драбкин не устаёт удивлять всех своими экстравагантными выходками. Недавно он повесил в ординаторской возле своего стола портрет Троцкого. Я спросил его, зачем он это сделал. Свой ответ он начал издалека. По его твёрдому убеждению, все основные религии на земле (ислам, иудаизм, христианство) придумали евреи. Современную религию Советского Союза, коей является марксизм, придумал еврей Карл Маркс. Троцкий же воплотил теорию Маркса в жизнь. Это был великий практик, организатор, благодаря которому большевики и победили у нас. За это его и надо почитать (или проклинать). О портрете узнал замполит, который велел Драбкину убрать его. Тогда он переместил его в более незаметный угол в шкафу. И охота ему дразнить гусей.
   Драбкин также рассказал мне о том, что во время учёбы на факультете в 1968 году он с группой единомышленников организовал в Ленинграде пикет в знак протеста против оккупации Советским Союзом Чехословакии. Они также требовали свободы выезда для евреев из СССР. Я спросил его, почему он тогда находится здесь, а не в тюрьме. Он объяснил мне, что пикет был скоротечным. Они собрались на Дворцовой площади и выставили свои лозунги, а когда возникла опасность того, что их арестуют, они разбежались в разные стороны. Вот такие откровения. Хочешь верь, хочешь не верь этому человеку. А на днях он поведал мне о том, что его сын Саша, очень смышлёный мальчик 5 лет, назвал его еврейской мордой. Было видно, что Драбкину это понравилось. У меня есть кассета, на которой записаны антисемитские песни. Сочинили их и исполняют барды, гонимые властью, в их числе находится и Высоцкий. Драбкин очень любит слушать эти песни. Каждый раз, приходя к нам домой, он просит проиграть ему их.
   Недавно я обнаружил у нас в ординаторской несколько хороших книг по медицине, в частности по хирургии. Драбкин объяснил мне, что все эти книги он экспроприировал в библиотеках и у частных лиц. Это он не считает воровством. Книги должны быть у тех людей, которые ими пользуются, а не лежать где-то мёртвым грузом. В шутку я предупредил его, что буду теперь следить за ним, а то он и мою библиотеку перетаскает.
   Недавно прошёл слух, что в одной из частей в Забайкальском военном округе при смене караула все находившиеся в нём военнослужащие были найдены с перерезанными горлами. Чьих рук это дело — неизвестно. Почти все убеждены в том, что сделали это китайцы.
                ГЛАВА 3 1971 год
   Уже свыше полутора лет я нахожусь в Борзе. За это время мне удалось сделать очень многое в смысле организации в госпитале и в гарнизоне анестезиологической и реаниматологической помощи, а также службы крови. Далось мне это нелегко, зато теперь я могу работать спокойно. Наступила пора проанализировать всё сделанное и обобщить накопленный опыт в виде научных статей. За довольно короткое время мною были написаны следующие статьи: "Организация реаниматологической помощи в гарнизоне", "Применение аппаратно-масочного наркоза в гарнизонном госпитале", "Опыт работы нештатного пункта заготовки и переливания крови в гарнизонном госпитале". Я направил их в "Военно-медицинский журнал", откуда вскоре пришло сообщение, что все они будут опубликованы в нём.
   У нас с Драбкиным возникла идея организовать в госпитале экспериментальную лабораторию, в которой можно было бы на животных отрабатывать некоторые операции и новые методы лечения. Командование госпиталя поддержало нас. Для такой лаборатории мы решили использовать заброшенную кирпичную пристройку к госпиталю. И вот мы с Натаном Моисеевичем берём кусок колбасы и идём в город искать бродячих собак. Первой попавшейся нам дворняге была сделана резекция желудка, второй
— удаление почки. Оперативная активность в лаборатории начала нарастать, как снежный ком. По городу сейчас бродит немало прооперированных у нас собак.
   Натан Моисеевич решил отрабатывать на собаках методы лечения огнестрельных ранений лёгких. Известно, что при таких ранениях хирурги чаще всего ограничиваются введением в плевральную полость дренажа для активного отсасывания из неё крови и воздуха. Спавшееся лёгкое при этом расправляется и заполняет плевральную полость, рана лёгкого со временем заживает. Натан Моисеевич является сторонником хирургической обработки ран лёгкого. Он стреляет в собак из малокалиберной винтовки, а затем оперирует их, тщательно обрабатывая рану лёгкого.
   Создание экспериментальной лаборатории лично для меня пришлось как нельзя кстати. В это время я воплощал в жизнь одну интересную идею, которую я случайно почерпнул в районной больнице. Недаром говорят, что всё гениальное просто. Очень опытная медсестра-анестезистка больницы рассказала мне о том, что когда она самостоятельно проводит эфирный наркоз, то для улучшения его качества она в эфир добавляет немного сильного наркотика фторотана. При этом больные быстрее засыпают и просыпаются, у них практически отсутствует стадия возбуждения, а после наркоза у них реже бывает рвота. Я тщательно проанализировал все это и пришёл к выводу, что применяемую ею наркотическую смесь, которую я расценил как смесь одной части фторотана с тремя частями эфира, можно рекомендовать для применения в военных условиях с помощью полевых портативных наркозных аппаратов, которые заложены в комплекты неприкосновенного запаса на случай войны. Предназначены эти аппараты только для дачи эфирного наркоза. Это особенно важно ещё и потому, что во время войны наркоз вынуждены будут давать не только врачи, но и медсёстры. Для воплощения своей задумки в жизнь я тщательно исследовал эту наркотическую смесь по всем параметрам: точка её кипения, взрывоопасность, дозировка при введении в наркоз и поддержании наркоза и прочее. Затем я начал применять её на животных, а вскоре и на людях. При этом я убедился в её неоспоримых преимуществах перед чистым эфирным наркозом.
   Вместе с теми больными, которые подверглись наркозу этой смесью в районной больнице, я набрал 128 случаев такого наркоза. Натан Моисеевич издевался над моим стремлением во что бы то ни стало самому провести достаточное количество таких наркозов. Он советовал мне к тем наркозам, которые я уже имел, произвольно прибавить недостающее количество. Он утверждал, что так делают многие учёные, отчего наука у нас не блещет достижениями и её выводы не всегда достоверны.
   Написанная мною на материале моих исследований статья "Применение смеси фторотана с эфиром при наркозе" получилась большой и достаточно убедительной. Натан Моисеевич говорит, что этот материал вполне годится для защиты кандидатской диссертации, а предложенную мною смесь можно расценить как изобретение. Впервые в своей жизни я ощутил огромную радость от своей работы. Я понял, что наивысшая радость для человека — это радость открытия чего-то нового, неизведанного. Статья была отправлена в "Военно-медицинский журнал". Долгожданный ответ пришёл через месяц. Мне сообщили о там, что моя статья принята к опубликованию в журнале.
   Мои, так сказать, научные достижения произвели на врачей госпиталя большое впечатление, а у некоторых даже вызвали зависть. Они удивлялись тому, с какой лёгкостью мне удаётся пристраивать свои статьи в журнал. Мне говорили, что добиться этого очень трудно. Драбкин же подтрунивал надо мной, заявляя, что я везде наследил в медицине. А между тем он сам ждал ответ из "Военно-медицинского журнала", так как накануне написал статью об оперативном лечении огнестрельных ранений лёгких и направил её туда. Правда, при этом он прибегнул к тому способу накопления экспериментального и клинического материала, который рекомендовал мне. Вскоре из журнала пришло письмо, в котором выражалось сомнение в тех выводах, которые сделал автор в своей статье. Ему рекомендовали продолжить экспериментальные и клинические исследования. После этого у Натана Моисеевича пропала охота заниматься наукой.
   Операции ж в нашей экспериментальной лаборатории по-прежнему идут полным ходом. Хирурги учатся там оперировать. Пригодилась эта лаборатория и мне для обучения врачей госпиталя и войсковых частей таким операциям и манипуляциям, как венесекция, трахеотомия, торакотомия, открытый массаж сердца, интубация. Мы даже засняли любительский кинофильм об этом.
   Помимо экспериментов над животными, мы и в своей практической работе также стараемся не отставать от жизни. Новые методы лечения, о которых пишут медицинские журналы, мы стремимся внедрять при лечении своих больных. Однако при этом мы часто убеждаемся в том, что они нуждаются в дополнительной проверке. Внедрять их в практику нужно с большой осторожностью. Явно ощущается то, что авторов некоторых из научных статей больше интересовала не достоверность результатов исследований, а быстрота опубликования их статей в журналах. По-видимому, некоторые из них являются такими же учёными, как наш Драбкин. В этом отношении большим доверием у нас пользуются не журнальные статьи, а монографии.
   О том, что нельзя слепо доверять научным работам, убедился и я. Мой предшественник по клинической ординатуре Бушуев в своё время защитил кандидатскую диссертацию о применении очень сильного наркотика хлороформа в современных условиях. Этот наркотик, широко применявшийся при наркозах в течение 100 лет, не так давно был снят с производства, так как давал серьёзные осложнения со стороны сердца и печени. Бушуев в своей диссертации утверждает, что с помощью современных наркозных аппаратов этих осложнений можно избежать. И вот в госпитале я совершенно неожиданно обнаружил 40 флаконов хлороформа. Я начал применять его на больных рекомендованным диссертацией Бушуева способом. Проведя десяток таких наркозов, я в трёх случаях получил серьезное осложнение со стороны печени — токсический гепатит. Хорошо, что дело не дошло до осложнений со стороны сердца, что могло бы закончиться печально. В связи с этим мне вспомнился такой исторический факт. От хлороформного наркоза, давшего осложнение на сердце, умер во время операции видный военачальник времён гражданской войны М.В. Фрунзе. Правда, его смерть впоследствии приписали козням Сталина. Познакомившись с хлороформом на практике, невольно перестаёшь верить в эту политическую версию смерти Фрунзе.
   Пришла мне пора рассказать о печальном событии, которое произошло месяц тому назад в Шерловогорской больнице и не дает мне покоя до сих пор.
   К ним поступила бурятка 45 лет, мать 10 детей. И надо же было такому случиться, что эта женщина после 10 нормальных родов не смогла родить естественным путём одиннадцатого ребёнка. Просто какой-то злой рок с самого начала преследовал её. Ей сделали кесарево сечение, при этом на свет появился здоровый мальчик. Вскоре после операции у неё появились симптомы воспаления в брюшной полости. Для консультации и оказания помощи из Читы прибыл хирург. Меня попросили принять участие в намечавшейся операции.
   Приезжаем в больницу и видим женщину в тяжёлом состоянии, живот у неё раздут, кишечник не работает. Через зонд я удалил у неё из желудка 8 литров жидкого содержимого. Мне сказали, что её кормили бараньим бульоном, надеясь заставить кишечник работать. Всё это насторожило меня. У больной, судя по всему, имелись большие нарушения водно-электролитного обмена. На операции у неё нашли воспаление брюшины в области таза.
   После операции хирурги занялись писаниной, а я начал выводить больную из наркоза. При этом выявилось, что дыхание у неё слабое, неадекватное, гемодинамические ж показатели оставались стабильными. Я хотел провести больной медикаментозную коррекцию предполагаемых у неё нарушений водно-электролитного обмена, но в больнице ничего для этого не нашлось. Не смогла сделать необходимые анализы и лаборатория, А между тем меня начали торопить врачи больницы, которые спешили отвезти прибывшего из Читы коллегу к поезду, а заодно и меня в Борзю. Тогда я начал форсировать восстановление у больной самостоятельного дыхания, которое всё ещё оставалось слабым. Я периодически проводил ей вспомогательное дыхание. И вдруг я обнаружил, что кожные покровы у неё побледнели, зрачки резко расширились, исчез пульс. Произошла остановка сердца. Начаты реанимационные мероприятия. Все врачи сбежались в операционную и подняли немалую панику. Но всё было напрасно. Всем стало ясно, что больная потеряна.
   Я понимал, что виноват в случившемся во многом я. Нельзя было в данном случае проявлять спешку, нужно было спокойно заниматься своим делом. Недооценил я и тяжести состояния больной. Нужно также признать и то, что очень трудно, практически невозможно оказывать на должном уровне медицинскую помощь тяжёлым больным в таких маломощных лечебных учреждениях, как эта больница. В госпитале такая трагедия вряд ли произошла бы. В конечном счёте мне пришлось спасать себя с помощью убедительных записей в истории болезни. После случившегося я жил в ожидании неизбежных неприятностей.
   Однако родственники умершей не стали поднимать шума, смирившись с тяжёлой утратой. Оставшихся сирот они разобрали в свои семьи. Так закончилась эта печальная история, которая будет для меня уроком и укором на всю оставшуюся жизнь.
   Вот уже в течение полугода я преподаю в Борзинском медицинском училище хирургию. Об этом попросил меня начальник госпиталя. Преподавание там считается в госпитале своего рода поощрением, ведь за это платят какие-то деньги. Правда, чтобы заработать в медучилище хорошую сумму, нужно трудиться там круглосуточно. Преподают в нём, как правило, совместители — это в основном врачи районной больницы. Тамошние хирурги относятся к занятиям со студентами спустя рукава, им попросту некогда заниматься этим, поэтому руководство медучилища решило заменить их военными врачами. Преподавать я люблю, это у меня получается. Я считаю, что истинное моё призвание — преподавание, а не врачевание. Моим слушателям нравятся мои лекции и практические занятия. Правда, на всё это не хватает времени. Огорчает также и то, что к студентам в госпитале почему-то относятся плохо, всем они здесь мешают. Медсёстры отовсюду гонят их. А ведь сами они недавно заканчивали это училище. Примерно такое же отношение к студентам и в районной больнице. В результате всего этого студенты заканчивают медучилище в основном теоретически, по-настоящему практически осваивать свою специальность они начинают только на своём рабочем месте.
   Как я узнал, такое ж положение с преподаванием существует и в Читинском медицинском институте. И там преподавательский состав в основном состоит из совместителей, которым трудно дать хорошие знания студентам.
   К переливанию крови я всегда относился очень серьёзно. При проведении этой операции я всегда строго выполнял все требования существующей инструкции. И всё же недавно ввиду стечения обстоятельств я допустил при этом большую оплошность.
   Меня вызвали в районную больницу к больному, который получил тупую травму живота. Находился он в очень тяжёлом состоянии, у него налицо имелись симптомы внутреннего кровотечения. Его уже поместили в операционную, где начальник хирургического отделения Ремезов переливал ему второй флакон крови. Он сказал мне, что у больного вторая группа крови. В истории его болезни я обнаружил анализ крови из лаборатории, подтверждающий это. Учитывая тяжесть состояния больного, я быстро ввёл его в наркоз и без никаких сомнений продолжил ему переливание крови второй группы. К концу операции всего было перелито 2,5 литра крови. На операции у больного были обнаружены разрыв селезёнки, которая была удалена, и глубокая трещина печени. В удовлетворительном состоянии он был помещён в палату. В последующие два дня ему дважды переливали по пол-литра крови.
   Вскоре выявилось, что у больного развилась острая почечная недостаточность, которую объяснили тем, что он длительное время находился в состоянии шока (шоковая почка). Его отправили в областную больницу на искусственную почку. Оттуда сразу же позвонили в больницу и сообщили о том, что у больного неправильно определена группа крови. У него оказалась не вторая, а четвёртая группа крови.
   Заведующий хирургического отделения Ремезов срочно вызвал меня в больницу и сообщил мне эту шокирующую новость. Мы оба понимали всю серьёзность нашего промаха. Больному с четвёртой группой крови можно переливать кровь любой другой группы, в том числе и второй, однако в небольшом количестве (не свыше пол-литра). В данном случае обескровленному больному было перелито свыше 3-х литров крови второй группы. Перелитая кровь вызвала свёртывание крови больного (обратная агглютинация), что привело к острой почечной недостаточности. Обычно при конфликтах с кровью бывает наоборот: кровь больного свёртывает перелитую кровь. Ремезов признался мне, что он не определял группу крови больного, а поверил лабораторному анализу. Я, в свою очередь, поверил тому же анализу и Ремезову. А ведь в написанных нами протоколах переливания крови дословно сказано, что переливали мы больному кровь "после определения групп крови донора и больного". Настала пора нам с Ремезовым спасать себя. Мы решили твёрдо стоять на своём и до конца утверждать, что группу крови мы определяли. А ошибка и у нас, и у лаборанта произошла по той причине, что у больного, ввиду его индивидуальных особенностей, правильно определить группу крови было трудно. Такое иногда встречается в гематологии.
   В областной больнице то ли поверили нам, то ли решили пощадить нас. Они не стали драматизировать этот случай. Облзд- равотдел по этому поводу издал приказ, в котором врачей области призывали к повышенному вниманию при определении группы крови. Наказан при этом никто не был. Больной же, к сожалению, умер.
   Этот случай явился для меня большим уроком. Я решил впредь, имея дело с кровью, никогда никому не верить, а верить только собственным глазам. Никакая торопливость не оправдывает допускаемых при этом ошибок и не спасает потом от ответственности за их последствия.
   На днях у нас состоялась поездка на рыбалку на реку Онон. Участвовать в этой коллективной пьянке на лоне природы вызвалось 12 человек. Горячительные напитки купили вскладчину. Закуской обещал обеспечить заместитель начальника госпиталя по МТО. Река Онон находится в 100 км от Борзи, она средней величины, полноводная. По прибытии туда заядлые рыбаки со своими удочками пошли рыбачить, а меня и ещё двоих товарищей на машине отправили в находящийся недалеко лес за дровами. Мы углубились в него на пару километров и совершенно неожиданно набрели на загон скота. Размещался он на площадке примерно в 500 кв.м. и был огорожен колючей проволокой. Внутри него имелись навес и сарай. Ворота были заперты на замок, на них было написано: "Стой! Вход запрещён!" В загоне не было видно ни людей, ни скота. Мы поспешили удалиться от этого загадочного объекта. По прибытии в лагерь мы рассказали о нашей находке. Все решили, что мы набрели на замаскированную площадку для запуска межконтинентальных ракет. Было решено никому не рассказывать об этом.
   Наши горе-рыбаки еле-еле наловили рыбы на ведро ухи. Закусывали мы в основном утиными, куриными и свиными консервами, которые привёз наш хозяйственник. При этом я узнал, что в госпитале кое-кто на паёк получает вместо мяса эти очень вкусные консервы. Рыбалкой все остались довольны. К вечеру мы возвратились домой.
   Начальник госпиталя вызвал меня к себе и вручил мне от имени министра здравоохранения СССР значок "Отличнику здравоохранения". Меня удивило то, что сделал он это один на один, а не в торжественной обстановке на собрании офицеров или личного состава госпиталя. Я это понял в том смысле, что он просто не хочет злить других врачей фактом награждения меня этим значком. По сложившейся в армии традиции, этим значком обычно награждают начальников ведущих отделений госпиталей и военных администраторов. Одновременно начальник госпиталя велел мне сфотографироваться на доску почёта. Я решил отблагодарить его за такое доброе ко мне отношение довольно оригинальным способом. На заработанные в медучилище деньги я купил 8 бутылок коньяка "КВ". Две из них я решил преподнести начальнику госпиталя. Я сказал ему, что хочу отблагодарить его за разрешение преподавать в медучилище. Сначала он отказывался брать коньяк, но затем передумал. Он сказал, что угостит им проверяющих.
   Отпуск за 1971 год мы с Людой решили провести в одном из санаториев европейской части Союза. Нам удалось достать парную путёвку в Евпаторийский санаторий. В Крым мы долетели самолётом. Евпатория славится своими лечебными грязями и прекрасными пляжами. Очень приятно летом поваляться на евпаторийских песчаных пляжах и побродить по песчаному дну на мелководье. От жары спасает нежный морской ветер. Полученные мною там впечатления вдохновили меня на написание такого стихотворения.
          Песок,песок на берегу морском               
          И море Чёрное с песчаным нежным дном,
          И так на много километров.
          А летом много нежных ветров               
          Полуденный твой освежает зной.
          Найдёшь ли где другой курорт такой?
   Я решил воспользоваться своим пребыванием в Евпатории и навестить место моей службы в Крыму в конце 50-х годов, находящееся между Евпаторией и Саками недалеко от станции Прибрежной. Сакский химзавод и расположенные недалеко от него жилые кварталы поглотили территорию части, в которой я служил. Однако, к моему удивлению, военные всё же сохранили её за собой. Сейчас там находится управление полка ПВО. Я отыскал замполита полка и рассказал ему о цели своего визита, о своей прежней части. Мы побродили с ним по сохранившимся с тех пор зданиям. Я даже зашёл в квартиру, в которой когда-то жил. Дверь в ней оказалась незапертой, хозяев дома не было. По-видимому, люди здесь живут на полном доверии, как когда-то жили мы. Мне было приятно и в то же время грустно на душе от этого визита.
   После санатория мы решили навестить Гомель. У моих сестёр произошли некоторые перемены. Тоня с Мишей завладели третьей освободившейся в их квартире комнатой. Переместились на новое место жительства в том же сельмашевском доме и Лида с Гришей. В трёхкомнатной квартире на 1-ом этаже они получили две комнаты, третью занимает одинокая молодая баптистка, с которой они ладят. В будущем они планируют завладеть и её комнатой. Мама по-прежнему живёт у Тони, здоровье её ухудшается. Лида показала мне полученное ею из Ленинграда от Тани письмо, в котором та пишет о том, что родила себе сына. В нём она также утверждает, что любовь к ребёнку сильнее любой другой любви. Я был рад тому, что Таня наконец-то хоть в этом нашла своё счастье.
   Из Гомеля в Борзю мы решили лететь самолётом. Когда мы узнали о том, что самолёт будет делать посадку в Омске, то решили сделать там остановку и навестить Людину малую родину.
   В Омске мы остановились у Людиной родной тёти Марии. На следующий день по Иртышу на "Ракете" мы отправились в село Колбышевка, находящееся в 200 км севернее Омска. Иртыш оказался не таким уж большим, как я себе это представлял, и быстро мчавшаяся "Ракета" буквально до дна перемешивала в нём воду. Представляю, как чувствует себя при этом рыба, которая в нём водится. "Ракета" останавливалась у всех населённых пунктов, находящихся на берегу Иртыша. У меня в голове всю дорогу звучали слова известной песни:
На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой.
   Мне кажется, что сидел он на западном берегу реки. На всём протяжении нашего пути этот берег напоминал искусственно сооружённый оборонительный вал. Таким сделала его природа. Мы высадились в 3-х километрах от села Колбышевка и пешком добрались до него.
   Раскинулось село на западном берегу Иртыша и насчитывает 80 дворов. В нём имеются магазин и начальная школа, являющаяся одновременно и клубом. В отличие от наших белорусских сёл, здесь не видно садов на огородах. О таких фруктах, как яблоки, некоторые местные жители имеют слабое представление. Мы остановились у Людиной подруги детства Насти. Сразу же пошли посмотреть на дом, в котором родилась и провела своё детство Люда. С разрешения хозяев вошли в дом и осмотрели его. Это был обыкновенный пятистенный деревенский дом с русской печью посредине. Люда удивилась тому, что он такой маленький, в воспоминаниях её детства он выглядел большим и просторным. От дома по огороду спустились к Иртышу. Западный его берег оказался высоким и крутым, восточный — низким. В обрыве западного берега было множество нор, из которых вылетали гнездившиеся в них береговые ласточки. Затем я предложил Люде навестить сельское кладбище и поклониться могилам её предков. Моё предложение она проигнорировала.
   На следующий день мы отправились на причал к рейсовой "Ракете". Ночью прошёл дождь, и дорога превратилась в сплошное месиво. Чтобы не оставить обувь в грязи, нам пришлось разуться и босиком преодолеть 3 км.
   Мы решили навестить село Евгащено, в котором живут родственники Людиного отчима. Это большое село со средней школой, магазином, клубом и фельдшерско-акушерским пунктом. Оно также раскинулось на высоком западном берегу Иртыша. Остановились мы у сестры Людиного отчима Наташи. Её муж работает бригадиром в колхозе, сама она работает в магазине, дочь учится в 8-ом классе. Вечером в их просторный пятистенный дом набилось полно народа. Пришёл Наташин брат Владимир с женой и пятью детьми, ещё трое детей осталось дома. Пришёл также двоюродный брат Наташи Леонид с женой и двумя дочерьми. Хозяева организовали вечер с самогонкой и деревенской закуской.
   Леонид начал агитировать меня съездить рано утром на моторной лодке на браконьерскую рыбалку. Я сначала согласился, но затем отказался, так как мне сказали, что за нами при этом будет гоняться рыбнадзор. Подвыпивший Леонид рассердился на меня за это и чуть не полез на меня с кулаками. А на следующий день он как ни в чём ни бывало пришёл пригласить нас к себе на вечер. Наташа сказала мне, что он решил заманить меня к себе в дом, чтобы я посмотрел его больного сына. Но для этого не обязательно было устраивать вечер. Мне объяснили, что у них в селе любой предлог для выпивки хорош. Народ здесь основательно спился, все в открытую гонят самогон. С закуской здесь особых проблем нет. Долгожданный сын Леонида оказался полным идиотом от рождения. Я сказал родителям, что медицина в этом случае бессильна. Это обидело Леонида, и он опять затеял со мной громкую дискуссию. Человек этот очень задиристый, настоящий деревенский Ноздрёв. На следующий день мы еле вырвались из этого села и отправились в Омск.
   По дороге Люда рассказала мне кое-что из своего прошлого. Их семья жила в Колбышевке с незапамятных времён. Во времена Хрущёва её мать работала в школе уборщицей, а отчим — в котельной в райцентре. Никто из семьи в колхозе не работал. Тогда местное начальство лишило их огорода и запретило выгонять скот на пастбище. Им даже не разрешали выпускать кур на улицу. Пришлось семье покинуть насиженное место и переехать в Хабаровский край. Там на станции Дормидонтовка жила сестра матери. Для начала они остановились у неё. Однако через месяц она выгнала из дома эту ораву, состоящую из восьми человек. Дирекция лесхоза, куда устроились работать отчим и сестра Люды Нина, в конце концов дала им половину финского дома. Жизнь у них на первых порах была очень тяжёлая.
   Уезжая из Колбышевки, они продали свой дом колхозу, однако денег за него сразу не получили. В течение года они надеялись получить их переводом по почте, однако этого они так и не дождались. Чтобы истребовать деньги за дом, в Колбышевку отправили Люду. Двое суток он проплакала в правлении колхоза, пока не выплакала половину положенной суммы. В Омске на эти деньги она купила себе пальто и ещё кое-что из одежды. Когда она приехала домой, то мать её за такое самоуправство поколотила. Забирала себе и тратила только на себя Люда и те деньги, которые она получала за погибшего отца. В общем, девочка оказалась довольно-таки большой эгоисткой. Недаром родители поспешили выдать её замуж за первого попавшегося жениха, коим оказался Николай.
   Из Омска с пересадкой в Чите мы благополучно долетели до Борзи. Только здесь мы по-настоящему отдохнули после нашего отпуска.
   В этом году в госпитале среди офицеров появилось несколько автовладельцев. Автомашину "Москвич-412" купили себе начальник госпиталя Мошняков, начальник терапевтического отделения Смирнов и наш Драбкин. Последнего я долго убеждал не делать такую глупость, но он меня не послушал. Он говорит, что в западных округах купить машину труднее. Причём, покупая её, он не имел водительского удостоверения. Достал он его по блату в бор- зинской милиции. Ездить на машине он учился под моим руководством. Мы выезжали с ним на просёлочную дорогу за город, где он отрабатывал навыки практической езды. Уже через 10 дней он начал ездить по городу. Правда, при этом он, подъезжая к перекрёстку, обычно пропускал все машины, затем уже пересекал его сам. Я также не устоял перед соблазном приобрести себе какой-либо транспорт, но только не машину. Когда в наш магазин поступил мотоцикл "ИЖ-Планета", я на правах заместителя председателя лавочной комиссии добился того, что его выделили мне. Учился на нём ездить я также в чистом поле. А под гараж я приспособил автомобильную будку, которая стояла возле нашего дома. К большому сожалению, ездить нам здесь некуда. Единственный здешний экскурсионный объект — это посёлок Шерловая Гора, находящийся в 40 км от Борзи. Туда чаще всего и направляются наши автолюбители. По дороге мы обычно останавливаемся у ДОТов, которые автомобилисты и местные жители превратили в общественные уборные. В Шерловой Горе мы наблюдаем за тем, как добывают открытым способом уголь в огромном карьере. Кстати говоря, в Шерловой Горе имеется также оловянный рудник. Здесь строиться тепловая электростанция. В общем, это довольно-таки развитой в промышленном отношении район. В магазинах здесь неплохое снабжение. Именно это и привлекает сюда наших жён.
   Сейчас грибной сезон и все наши автолюбители посещают расположенный в 120 км от нас лес. К нему ведёт хорошее шоссе Борзя-Нерчинский Завод-Сретенск. Мы с Людой также не преминули на мотоцикле съездить туда. По дороге мы видели несколько голых сопок. Езда на мотоцикле нравится мне больше, чем на машине, при этом чувствуешь себя, словно птица в полёте. При первой же поездке мы насобирали полную корзину груздей и волнушек, других грибов мы не нашли. У себя в Белоруссии я не признавал грузди за грибы, обычно я пинал их ногами. Корзину с грибами мы привязали к багажнику, а когда приехали домой, то обнаружили, что все наши грибы от тряски превратились в труху. Пришлось нам на следующий день снова ехать по грибы. На этот раз корзину с грибами Люда держала у себя на коленях. По совету местных жителей грузди мы засолили и теперь уплетаем их с картошкой. При этом я пришёл к выводу, что самые вкусные грибы — это солёные грузди.
   На днях наш самый главный автолюбитель Мошняков буквально был в шоке от того, что случилось с его машиной. При возвращении из Шерловой Горы его машина на железнодорожном переезде ударилась днищем о рельс. При этом из масляного картера вырвало пробку для слива масла. Последнее тут же вытекло из двигателя. Свыше 30 км машина двигалась без масла, в результате чего двигатель вышел из строя. Сейчас все борзинские автослесари мобилизованы на то, чтобы отремонтировать двигатель. Драбкин же сейчас по всему городу собирает материал для строительства железного горожа. Это первые огорчения и хлопоты наших автолюбителей, а впереди их ещё немало. А сколько хлопот у них будет при отправке машин на запад.
   Три месяца тому назад в госпиталь поступил солдат строительной части Пенкин. На пешеходном мосту, перекинутом через железнодорожные пути, он был зверски избит, а затем сброшен с высоты 8 м на рельсы с расчётом на то, что проходящий поезд раздавит его. Обнаружил его обходчик пути. Находился он в крайне тяжёлом бессознательном состоянии. На его теле не было живого места. Пульс у него еле прощупывался, артериальное давление было 40/0 мм ртутного столба. На рентгенограммах были обнаружены переломы основания черепа и костей таза. Налицо имелись симптомы повреждения органов брюшной полости. Одновременно с проведением противошоковых мероприятий начата операция, во время которой в брюшной полости обнаружено около 2-х литров крови. Источником кровотечения в основном была разорванная селезёнка, которая удалена. Обнаружен полный перерыв поджелудочной железы, оторванные хвост и половина её тела размозжены. Эти части железы удалены. Вскрыта обширная забрюшинная гематома слева, при этом обнаружен разрыв левой почки, проникающий в лоханку. Почка удалена. Во время операции больному перелито 3 литра крови. После операции у него развилась двусторонняя пневмония, он потерял в весе 11 килограммов. Больше всего мы боялись того, что из-за разрыва поджелудочной железы произойдёт расплавление окружающей её клетчатки, а также разовьётся сахарный диабет. Ни того, ни другого не произошло. Молодость взяла своё, и он поправился.
   Придя в себя, больной не мог (или не хотел) ничего рассказывать о том, кто и за что его избил. Военная прокуратура не на шутку занялась этим делом, а когда прокуратура или милиция хотят серьёзно раскрыть какое-либо преступление, то они обычно добиваются успеха. Тщательно была проверена строительная часть. При этом там была выявлена преступная группа, руководил которой командир части, которая занималась воровством. Они угоняли частные и государственные машины и разбирали их на запчасти. В эту группу пытались вовлечь и Пенкина, однако тот не поддался уговорам сослуживцев и даже пригрозил им рассказать об этом кому следует. За это он и был приговорён к смерти. Все преступники получили по заслугам. Пенкин через два с половиной месяца был комиссован и уволен из армии. Из дома он прислал нам письмо, в котором писал, что чувствует он себя хорошо, диеты не соблюдает, а анализ крови на сахар у него нормальный. Такой исход этой политравмы заставил меня лишний раз поверить в то, что хирурги с помощью анестезиологов-реаниматологов могут творить чудеса.
   Этот случай я не преминул описать. В соавторы на этот раз я взял Драбкина. Из "Военно-медицинского журнала" нам сообщили, что наша статья будет опубликована в нём.
                ГЛАВА 4 1974 год ИЮЛЬ

   Прошло 5 лет с тех пор, как я прибыл в Борзю. Последние два с половиной года я не вёл дневник. Для этого нужно свободное время, которого постоянно не хватает. К тому же я пришёл к выводу, что в уже написанном мною дневнике я достаточно подробно отразил борзинский период своей жизни.
   Я остался доволен своей службой в Борзе. Это был очень плодотворный период моей жизни, её вершина. Я на голову вырос здесь как специалист, набрался опыта. Последнее время я практически не допускал грубых ошибок в своей работе.
   В Забайкалье я успешно занимался научной работой. Все семь написанных мною здесь научных работ опубликованы в "Военномедицинском журнале". Как в шутку говорит Драбкин, я являюсь в округе самым плодовитым учёным. По напечатанным в журналах научным работам наш госпиталь занимает в округе второе место после Читинского окружного госпиталя. Это стало возможным благодаря моим работам. Недавно я встретился с главным анестезиологом округа полковником Лосевым, который рассказал мне о том, что, будучи на сборах главных анестезиологов округов в Военно-медицинской академии, он слышал, как начальник кафедры анестезиологии и реаниматологии академии профессор Угаров в своём выступлении ставил меня в пример другим. Присутствовавший на сборах главный анестезиолог Советской Армии Бушуев, мой предшественник по клинической ординатуре, работающий сейчас в Главном госпитале Советской Армии им. Бурденко, передал мне привет и обещал и впредь содействовать опубликованию моих научных работ в "Военно-медицинском журнале". Оказывается, он рецензировал все мои статьи и рекомендовал их к опубликованию в журнале.
   В 1972 году я получил очередное воинское звание подполковник. Вместе со мной одним и тем же приказом министра обороны звание майора получил Драбкин. Это событие мы отметили очень шумно всем госпиталем.
   В начале этого года нас посетил главный хирург округа полковник Минько, который спросил меня, не желаю ли я перейти в окружной госпиталь на должность начальника отделения анестезиологии и реанимации. Занимающий эту должность полковник Лосев должен уйти на пенсию. Я ответил ему, что его предложение поступило слишком поздно, ведь я прослужил на Маньчжурской ветке 5 лет и в этом году заменяюсь. Я не уверен, стоит ли мне оставаться в Забайкалье на всю жизнь ради звания полковника. Однако я пообещал полковнику Минько подумать над его предложением. Наш разговор не имел продолжения, по-видимому, в округе раздумали брать на эту должность беспартийного и в прошлом опального подполковника.
   А теперь о самом главном. По замене я еду в Белорусский военный округ, в который я и хотел попасть. Я решил, что наступила пора обосноваться мне в родной Белоруссии, где я хочу провести остаток своей жизни. Пока неизвестно, в каком госпитале я буду там служить. Об этом я узнаю в штабе округа в Минске. Мне хотелось бы попасть в Гомельский военный госпиталь и жить в одном городе со своими родственниками.
   Начальник госпиталя Мошняков и начальник хирургического отделения Драбкин, заменяющиеся вместе со мной, едут в Прибалтийский военный округ. Они уже отправили туда на железнодорожных платформах свои машины. Это обошлось им в копеечку. Я же свой мотоцикл вместе с холодильником "Бирюса" продал местному жителю. Вместо "Бирюсы" мы купили себе холодильник "ЗИЛ".
   Мы с Людой решили, что в Минск я сначала поеду один, она же какое-то время погостит у своих родственников в Хабаровском крае. По дороге в Белоруссию она заедет в Улан-Удэ и навестит там Наташу.
   










                БЕЛОРУССИЯ РОДНАЯ
                Дневник военного врача
          Посвящается памяти хирургов и анестезиологов, моих сослуживцев,
                безвременно ушедших из жизни.
                Мой родны кут, як ты мне мiлы!..
                Забыць цябе не маю сiлы!
                Якуб Колас
                ГЛАВА 1 1974 год
    В начале июля я прибыл в столицу Белоруссии Минск и сразу же отправился в штаб Белорусского военного округа для получения направления на новое место службы. Там я представился начальнику военно-медицинской службы округа генерал — майору Бараннику, который показался мне суровым, недоступным чиновником, а не врачом. Он подробно расспросил меня о моей прежней службе. Во время нашего разговора мне ничего не было сказано о моём новом месте службы, поэтому я осмелился сказать генералу, что хотел бы попасть в Гомельский военный госпиталь, так как в Гомеле проживают все мои ближайшие родственники. На это он ответил мне, что там моя должность занята. В округе имеется две вакантных должности анестезиолога- реаниматолога
— в Бобруйском и Полоцком госпиталях. Куда меня определят, он пока что сказать не может, об этом я узнаю через неделю. А пока что я могу провести это время по своему усмотрению. На прощанье я всё же рискнул попросить генерала направить меня в Бобруйский госпиталь, так как Бобруйск находится ближе к Гомелю, чем Полоцк. В Бобруйск я хотел попасть ещё и потому, что здесь, находясь в немецком плену, погиб мой отец. Реакции на эту мою просьбу не последовало.
   Я прекрасно знал, что в армии обычно не считаются с желаниями военнослужащих, а поступают, как правило, вопреки им. Но мне так хотелось быть ближе к моим родственникам.
   Предоставленную мне неделю я провёл в Гомеле у своих родственников. При этом меня очень огорчило состояние здоровья моей матери. Имевшиеся у неё тотальный спондилёз и остеохондроз позвоночника и артроз крупных суставов сделали её глубоким инвалидом. Сейчас она живёт у моей старшей сестры Лиды и по существу прикована к постели. Лечение её болезней эффекта не даёт.
   И вот я снова в Минске, где получаю, к своей радости, направление в Бобруйский госпиталь. Для меня осталось загадкой, почему начальству понадобилась целая неделя для принятия такого решения.
   Город Бобруйск является одним из старейших городов Белоруссии. Впервые он упоминается в летописи 1363 года. Он широко раскинулся на высоком берегу Березины в центре Белоруссии на пересечении железнодорожных, шоссейных и водных дорог. В моём сознании Бобруйск ассоциируется в первую очередь со знаменитой Бобруйской крепостью, возведенной при Александре I к началу Отечественной войны 1812 года, а также с "бобруйским котлом" и "бобруйским направлением" при проведении операции "Багратион" и освобождении Белоруссии в 1944 году. Общеизвестно, что раньше Бобруйск являлся небольшим еврейским местечком. Сейчас это довольно крупный промышленный и культурный центр с населением свыше 190 тысяч человек. В нём имеется 45 промышленных предприятий, крупнейшими из которых являются деревообрабатывающий комбинат, швейная фабрика имени Дзержинского, Бобруйский шинный комбинат. Из культурный учреждений к услугам бобруйчан театр драмы и комедии, десять клубов, пять кинотеатров. В городе имеется санаторий с широким набором лечебных факторов. Бобруйчане в шутку говорят, что у них, в отличие от Минска, есть две железнодорожных станции. В городе также имеется три автостанции и даже речной порт, правда, в основном грузовой.
    Таково моё общее заочное представление о городе, в котором я буду жить и работать, надеюсь, не один год.
    Бобруйский военный госпиталь находится в центре города, на улице Социалистической, и размещается в нескольких зданиях. В двухэтажном кирпичном здании, в котором до революции ютилась богадельня, находятся хирургическое и глазное отделения, физиотерапия, лечебная физкультура и лаборатория. В пяти одноэтажных деревянных зданиях размещаются инфекционное, терапевтическое, неврологическое и приёмное отделения, а также аптека и штаб госпиталя. На соседних улицах в двух одноэтажных зданиях размещаются ушное отделение и поликлиника. Можно себе представить, как трудно содержать в надлежащем виде такое громоздкое, старое, разваливающееся хозяйство. Однако со всем этим неплохо справляется молодой энергичный начальник госпиталя подполковник Пилипенко, белорус по национальности, выходец из здешних мест. Лечебной работой в госпитале руководит молодой перспективный капитан Кохнович, прибывший из Группы войск в Монголии. Ведущими отделениями госпиталя, хирургическим и терапевтическим, руководят соответственно подполковники Астраханцев и Галисаев. Во главе других лечебных отделений стоят молодые капитаны и майоры, у которых всё ещё впереди. То же самое можно сказать и о старших ординаторах и ординаторах ведущих отделений.
    В госпитале сейчас происходит своего рода смена поколений. До этого здесь почти весь врачебный состав, включая и командование госпиталя, состоял из лиц еврейской национальности предпенсионного и пенсионного возраста. Сейчас почти всех их заменили на белорусов и русских. Некоторые думают, что это результат кадровой политики местного медицинского руководства. На начальника госпиталя в связи с этим пишут жалобы в вышестоящие инстанции, но ему всё сходит с рук. Скорее всего, что кто-то вверху решил освободить в Бобруйске от евреев военную медицину.
    Объективности ради надо сказать, что в Бобруйске почти вся медицина и культура находятся в руках евреев. Их почему-то неудержимо тянет сюда, в исконно еврейские в прошлом места оседлости. Белорусам проникнуть в их ряды нелегко.
    При моём представлении командованию госпиталя и знакомстве с персоналом хирургического отделения мне рассказали о том, что отделение анестезиологии и реанимации в госпитале находится в плачевном состоянии. Мой предшественник, майор Шляпов, по существу дискредитировал здесь анестезиологию и реанимацию. Он выбрал себе не ту специальность. Анестезиолог-реаниматолог не должен теряться в критических ситуациях, которые встречаются в его работе. Шляпов же в таких случаях паниковал, покрывался потом, руки у него дрожали, глаза застилала пелена. Обычно это происходило в начале наркоза, при введении интубационной трубки в трахею. Шляпов с трудом справлялся с этой процедурой, и ему на помощь нередко приходилось вызывать анестезиолога из городской больницы. В связи с этим он всячески увиливал от дачи наркозов, убеждал хирургов в необходимости оперировать под местным обезболиванием.
    Ни в лечебных отделениях госпиталя, ни в медпунктах частей гарнизона не организована реанимационная помощь. В госпитале очень мало реанимационной и анестезиологической аппаратуры. В штате отделения имеется всего одна медсестра-анестезистка. Единственное, что меня порадовало здесь — это то, что консервированной кровью и её препаратами и компонентами госпиталь снабжает городская станция переливания крови. Значит, не придётся мне самому заниматься этой рискованной работой. Но Шляпов даже не удосужился организовать в госпитале группы резервных и ургентных доноров. Вместо исполнения своих прямых обязанностей он почему-то любил вести приём хирургических больных в поликлинике.
    Не удивительно, что от такого начальника отделения анестезиологии и реанимации командование округа постаралось избавиться при первой же возможности. Его отправили служить на Камчатку, в Елизовский военный госпиталь.
    Узнав обо всём этом, я был удивлён и огорчён. Я никак не ожидал, что такое возможно в этом элитном округе. Своё отделение придётся мне здесь организовывать с нуля, имея за плечами забайкальский опыт.
   По прибытии в Бобруйск я поселился в военной гостинице, где, к моему удивлению, нашлось мне свободное место. При первом же знакомстве с начальником госпиталя я задал ему вопрос о решении моей жилищной проблемы. На это он ответил мне, что на первых порах мне несколько месяцев придётся пожить на частной квартире. Такова реальность, существующая во всей Советской Армии. В Бобруйске сейчас интенсивно идёт строительство жилья для военнослужащих. Огромный девятиэтажный дом, находящийся недалеко от госпиталя, уже готов к заселению. Однако свободных квартир там для госпиталя нет. Рядом с ним заложен ещё один крупнопанельный девятиэтажный дом, строительство которого, скорее всего, завершится в будущем году. В нём я имею шанс получить квартиру. Начальник госпиталя велел мне написать рапорт о выделении мне жилья. В нём я попросил предоставить мне двухкомнатную квартиру, так как моя семья состоит из трёх человек. Третьим членом семьи я вписал свою мать, которая внесена в моё личное дело и будет, якобы, жить со мной. Начальник госпиталя поинтересовался у меня о наличии у нас детей. Я ответил ему, что у моей жены имеется дочь, но она проживает с отцом. Тогда он велел мне переписать рапорт, внести в него дочь жены как свою и попросить предоставить мне трёхкомнатную квартиру. Я был удивлён этому, но рапорт поспешил переписать. Сделал я это с охотой, так как в моём подсознании теплилась мысль о том, что лучше нам сейчас получить трёхкомнатную квартиру, так как в будущем её легче будет разменять на две квартиры. Исходя из моей трудно складывающейся совместной жизни с женой Людой, я такого поворота в моих отношениях с ней в будущем не исключал.
   Вечером я пошёл посмотреть тот дом, который был готов к заселению семьями военнослужащих. Один из подъездов дома не был заперт, а на девятом этаже в одной из квартир горел свет. Лифт в подъезде не работал. Я поднялся на девятый этаж и позвонил в квартиру, в которой горел свет. Дверь отворила молодая женщина лет тридцати. В квартире находились ещё женщина того же возраста и две девочки лет восьми. Я коротко рассказал женщинам, кто я такой, и что я поднялся к ним для того, чтобы узнать, как они оказались в этой квартире. Женщины рассказали мне, что им в порядке исключения разрешили заселить две квартиры раньше других, так как их мужья уехали в длительную командировку. Остальные жильцы будут заселять дом на днях. Я в шутку спросил у женщин, нельзя ли мне без ведома начальства заселиться в одну из квартир. Они посоветовали мне этого не делать, так как все квартиры в доме распределены. Но они могут помочь мне в поиске частной квартиры. Одна из женщин только что освободила в кооперативном доме квартиру, которую сдавал ей старшина милиции. Завтра же она позвонит ему и постарается свести меня с ним. Женщины тут же поставили на стол бутылку водки, организовали закуску, и я справил с ними их новоселье. Я даже немного потанцевал с ними. На следующий день я встретился со старшиной милиции и снял у него двухкомнатную квартиру. Моя жилищная проблема временно была решена.
    Хирургическое отделение госпиталя, на базе которого я буду работать, занимает весь второй этаж кирпичного двухэтажного здания. В нём отмечается явный недостаток палат, отчего больные здесь часто размещаются в коридоре. С начальником отделения я быстро договорился о том, что в операционном блоке мне будет выделена небольшая комната для размещения нашего анестезиологического хозяйства. Одна из палат в отделении на две койки будет оборудована как реанимационная палата для тяжёлых больных. Вести больных в ней буду я. Меня уговорили также быть дежурным хирургом на дому. Подстраховывать меня при этом будет кто-то из хирургов. Я также буду постоянно дежурить на дому как анестезиолог. Служба крови в госпитале будет находиться в моём ведении. Таков предварительный круг моих обязанностей в госпитале.
    Начальник хирургического отделения подполковник Астраханцев Леонид Иванович, который старше меня года на три, человек очень общительный, весёлый, с чувством юмора. Мне он напоминает большого шаловливого ребёнка. Очень редко его можно видеть хмурым, злым. Он родом из Минска, дитя войны, окончил Военно-медицинский факультет, а затем курсы усовершенствования медицинского состава. Его помощники, старший ординатор майор Иванов и ординатор капитан Бойко, также окончили курсы усовершенствования медицинского состава. Хирурги добросовестно исполняют свои повседневные обязанности, оперируют тогда, когда Господь Бог подкинет им что-либо. Своей инициативы по повышению оперативной активности в отделении они особо не проявляют. Они могут брать до 10% лечащихся в отделении больных из гражданского населения для плановых операций с целью совершенствования своих хирургических навыков, но делать этого не спешат.
    Особо хочу рассказать здесь о работающем в отделении вольнонаёмном хирурге Мартьянове. Он также дежурит на дому как хирург, а в остальном работает в отделении набегами. Дело в том, что он ещё принимает хирургических больных в гражданской поликлинике и преподаёт хирургию в медучилище. Когда он успевает всё это делать, одному Богу известно. На вид это мужчина лет пятидесяти, замученный, прокуренный и, по-видимому, пропитый. Он разведён, но оказывает материальную помощь своим детям, особенно дочери, которая учится в институте. Во время войны, будучи фельдшером, он находился в партизанском отряде. В 1943 году, когда немцы в лесу окружили их партизанское соединение, он чудом остался в живых, спрятавшись в болоте.
    На его примере видно, до чего нынче доведены наши медработники, вынужденные заниматься совместительством, чтобы обеспечить себе какое-то материальное благополучие.
    Что касается медсестёр хирургического отделения, то это в основном женщины среднего возраста, прочно закрепившиеся в отделении и чувствующие себя здесь, как дома. Слабохарактерного майора Шляпова они чуть ли не пинали ногами.
    Моя единственная медсестра-анестезистка Воронцова также относится к их компании. Ей лет 35, она разведена, имеет сына 10 лет. В доверительной беседе со мной она пожаловалась мне на то, что ей очень одиноко в этой жизни. Каждую ночь она ложится в холодную постель, а её подушка пропитана слезами. Да и сына ей одной поднимать очень трудно.
    В хирургическом отделении есть двое ветеранов войны — это операционная медсестра Мария и сестра-хозяйка Нина. Свою жизнь после войны они прожили в одиночестве в общежитии.
Они говорят, что их женихи погибли на войне. Своего маленького женского счастья они так и не испытали. Горько смотреть на этих тружениц, которые, будучи молодыми девчонками, на фронте спасали солдат, а затем всю свою жизнь, как каторжные, выхаживали их.
    При первом же знакомстве с Бобруйском я разочаровался в нём. Город большой, разбросанный, грязный, не ухоженный. На его улицах яма на яме. Бобруйск считается одним из самых зелёных городов Белоруссии, но этой зелени на фоне общей серости особенно не видно. Имеющийся в городе парк культуры и отдыха является по существу полузаброшенным неблагоустроенным сквером.
    Исторический центр города с двухэтажными кирпичными домами дореволюционной постройки представляет из себя жалкое зрелище. Дома эти не обихожены, серые, местами разваливающиеся. На переднем плане в этом центре по улице Социалистической находится воинский мемориал с танком Т-34 над могилой погибшего при освобождении Бобруйска генерала Бахарова. Единственным зданием, заслуживающим здесь внимания, является театр драмы и комедии имени Дунина-Марцинкевича.
    В Бобруйске очень интересная планировка города. От исторического центра до реки Березины в районе санатория протянулось шесть параллельных улиц: Урицкого, Чонгарская, Социалистическая, Советская, Пушкина и Октябрьская. Их пересекает множество улиц, главными из которых являются улицы Бахарова, Интернациональная, Гоголя и Минская. Все вышеуказанные улицы застроены в основном многоэтажными домами-коробками. Неплохо выглядит центральная площадь города — площадь Ленина. На улице Социалистической, недалеко от санатория, архитекторы намудрили что-то невообразимое с фасадами и балконами построенных там домов. Рядом с улицей Минской, в некотором отдалении от центра города, раскинулось четыре микрорайона с современными многоэтажными домами.
    Имеющиеся в городе две железнодорожные станции находятся в запущенном состоянии. Доехать до них нелегко, особенно до станции "Березина". Вообще в Бобруйске с транспортом, прямо скажем, плохо. Все надеются на то, что транспортное сообщение в городе улучшит троллейбус, пуск которого ожидается.
   Бобруйск издревле называли городом-воином, городом-крепостью. И сейчас в городе и его окрестностях находится мощный военный кулак. Основу его составляет танковая армия, штаб которой располагается в городе, а дивизии — в Киселевичах и Осиповичах. В Бобруйской крепости находятся полк связи, строительный батальон, понтонная часть и военные склады. На окраине Бобруйска расположен военный аэродром, на котором базируется дальняя бомбардировочная авиация. В Киселевичах имеется вертолётная часть. Под Осиповичами находится военный полигон, на котором проводятся стрельбы и испытания новейшей военной техники12.
   Бобруйский госпиталь должен обслуживать личный состав всех вышеперечисленных частей, так что работы нам хватает. Каждая воинская часть закреплена за определённым военным врачом госпиталя, который следит за состоянием в ней лечебно-профилактической работы.
   Мне досталась понтонная часть, расположенная, к счастью, недалеко от госпиталя. Однако мы должны регулярно посещать все воинские части.
   На первую операцию с моим участием к нам в операционную пожаловал начмед госпиталя Кохнович. Он наблюдал за моей работой с начала и до конца. В своё время, проходя службу в Монголии, он был нештатным анестезиологом медсанбата, так что об этой специальности он имел представление. Наркоз и операция прошли хорошо, от наблюдателя мы не получили никаких замечаний. В дальнейшем никакого контроля со стороны командования госпиталя у нас больше не было.
   Из медсанроты в Киселевичах позвонили начальнику госпиталя и попросили прислать к ним реаниматолога для оказания помощи капитану, находящемуся в состоянии тяжёлой алкогольной комы. Вместе со своей сестрой-анестезисткой я выехал туда. В течение трёх часов нам с трудом удалось вывести капитана из комы. На следующий день начальник госпиталя на совещании офицеров объявил мне за этот случай благодарность.
    Очень активно начали привлекать меня для выведения из тяжёлого состояния своих больных начальники терапевтического, неврологического и инфекционного отделений. Это больные с инфарктом миокарда, инсультом и инфекционно-токсическим шоком при менингите. В этих отделениях для таких больных мы выделили отдельные палаты. К сожалению, реанимационного оборудования в них практически не имеется. Не всегда лечение этих больных бывает успешным. Нельзя спасти некоторых больных, которые при тяжёлых заболеваниях переходят через какую-то невидимую грань, отделяющую жизнь от смерти. Например, больные с обширными инфарктами миокарда, находящиеся в состоянии тяжёлого кардиогенного шока, очень трудно поддаются лечению. Несмотря на все старания врачей, в госпитале ежегодно умирает 10-15 больных с инфарктом миокарда и инсультом. В основном это военные пенсионеры, участники войны.
    Из всех врачей мне особенно нравится работать с начальником терапевтического отделения подполковником Галисаевым, спокойным, культурным, деликатным человеком и отличным специалистом. Нахожу я общий язык и с начальниками неврологического и инфекционного отделений.
    Приехала ко мне, наконец, Люда, гостившая у своих родственников в Хабаровском крае. На обратном пути она посетила в Улан- Удэ свою дочь Наташу, которая не захотела с ней даже разговаривать. Однако я не заметил, чтобы это сильно огорчило её. Бобруйск ей не понравился — город грязный, серый.
    На днях прибыл наш контейнер. Мы неплохо обосновались в снятой мною квартире. Огорчает нас только одно — в ней полно клопов, которые нас заедают. Всю квартиру мы засыпали дустом, но ликвидировать этих кровожадных насекомых не можем.
    Не без труда Люде удалось устроиться на работу швеёй на фабрику художественных изделий. Там ей не очень нравится, но ничего не поделаешь, ведь ей нужно обязательно работать и платить дочери алименты.
   После Забайкалья, где мы получали неплохой паёк, нам здесь в смысле питания непривычно и накладно. Львиная доля моей зарплаты уходит на продукты, которых в магазинах негусто. Вместо мяса в них можно купить рубленые кости. Иногда в госпитальном магазине удаётся приобрести утку или синюю курицу. Так как продовольствием мы запасаемся вечером, после работы, то не всегда можем купить яички, молоко и творог. Сметана в бидонах напоминает бродящий кефир. Временами удаётся купить докторскую колбасу, которая неизвестно из чего сделана. У меня во время завтрака и ужина в основном бутербродное питание, что не очень полезно для моей больной печени. Только на обед Люда готовит что-то на первое и второе.
   В Забайкалье мы соскучились по телевидению и в то же время отвыкли от него. Ввиду отсутствия телепередач, я там прочёл массу художественной и специальной литературы. Сейчас мы смотрим телепередачи, хотя смотреть-то нечего. В основном нас привлекают "Голубые огоньки" и кинокартины, эти придуманные жизни. Передачи на производственную и сельскохозяйственную темы раздражают. Международные обозреватели во всю ругают загнивающий, реакционный, агрессивный империализм и хвалят социализм. К сожалению, телевизор у нас чёрно-белый, что также портит впечатление от телепередач. Купить цветной телевизор невозможно, так как в магазинах на них очереди, в первых рядах которых стоят участники войны и другие льготники. Они уже обеспечили телевизорами, холодильниками, мебелью и другими дефицитными товарами не только себя, но и своих детей и даже внуков.
   Для получения правдивой информации приходиться ловить заграничные голоса, но их очень сильно забивают глушилки. Газеты я стараюсь не читать, так как в них сплошная лакировка действительности, ложь и пропаганда.
                ГЛАВА 2 1975 год
   На днях к моим уже не малым обязанностям по службе прибавилась ещё одна — меня назначили председателем гарнизонной военно-врачебной комиссии. А это немалый кусок работы. Хорошо ещё, что секретарём комиссии является медсестра, уже давно работающая в ней. Через комиссию проходит масса военнослужащих. С их обследованием мы справляемся успешно. Наибольшее беспокойство нам доставляют родственники офицеров, проходящих службу в незаменяемых районах Севера, Дальнего Востока, Забайкалья, Средней Азии. Чтобы вырваться оттуда и перебраться в Белорусский военный округ, они прибегают к помощи своих родственников, проживающих в Белоруссии, в частности в Бобруйске. Например, приходит к нам бабушка и приносит справку из гражданского лечебного учреждения о том, что она больна каким-то серьёзным заболеванием, нуждается в постороннем уходе и не может быть транспортирована по своему возрасту и состоянию здоровья на место службы своего сына в Средней Азии. Следовательно, её сына необходимо перевести служить в Белорусский военный округ, чтобы он ухаживал за ней здесь. Для подтверждения этого мы должны сами всесторонне обследовать эту бабушку, собрав при этом кучу документов, и написать на неё свидетельство о болезни, которое должно быть утверждено в округе. Однако при проверке очень часто выясняется, что принесенные родственниками справки получены по блату, а свидетельство о болезни, даже если справки не вызывают сомнений, начальники отделений госпиталя писать не хотят, так как это хлопотное дело. Они намекают мне на то, что делать это должен я, забывая о том, что я не семи пядей во лбу и не могу писать свидетельства о болезни по всем медицинским специальностям. В результате у меня возникают конфликты с врачами госпиталя, я с трудом добиваюсь от них желаемого. Некоторые из врачей тут же в своих заключениях делают эту бабушку не нуждающейся в постороннем уходе и могущей перенести транспортировку на дальние расстояния. Сын бабушки вынужден будет и дальше служить в Средней Азии. Всё это доставляет мне душевный дискомфорт.
    На фоне хорошего начала моей службы в госпитале, добрых отношений с командованием и личным составом, у меня внезапно возник конфликт с некоторыми медсёстрами хирургического отделения. Таковыми оказались старшая операционная медсестра Камова и перевязочная медсестра Грязева. Обе эти женщины явно сексуально озабоченные, не удовлетворённые особы. Первая из них распустила слух, что я неполноценный мужчина. Это я пропустил мимо ушей, воспринял с юмором. Вторая ж начала рассказывать всем, что она, внезапно войдя в анестезиологическую комнату, застала меня там обнимающимся и целующимся с моей медсестрой-анестезисткой Воронцовой. Это была явная клевета. Такого я стерпеть не мог и поэтому решил разобраться с источником сплетни раз и навсегда. Пригласив её в кабинет Астраханцева, я заявил ей, что в отместку за её клевету я сделаю всё от меня зависящее, чтобы не работать с ней в одном учреждении. Грязева, не сказав ни слова, выбежала из кабинета. Надо сказать, что в хирургическом отделении она чувствовала себя очень уверенно, так как была женой председателя Бобруйского горисполкома. Некоторые медсёстры советовали мне не связываться с ней. Они говорили мне, что она просто влюбилась в меня, поэтому и бесится. Однако я был непреклонен.
    Больше всего меня беспокоило то, что обо всех этих сплетнях узнает Люда, а её реакцию на это я предвидел. Чтобы предотвратить конфликт в нашей семье, я решил сам рассказать ей обо всём. Люда выслушала меня с ухмылкой, ничего мне не сказав.
    Через пару дней я вдруг узнаю, что мою медсестру Воронцову переводят в инфекционное отделение на должность старшей медсестры. Мне же дают двух молоденьких, недавно окончивших медучилище медсестер Марию и Наташу. Последняя оказалась однофамилицей начальника госпиталя. Я не стал разбираться в причинах такой кадровой политики командования, тем более, что она была мне на руку. Я с самого начала просил дать мне в отделение вторую медсестру. Мне необходимо было ускоренными темпами обучить своих новых медсестёр их первой в жизни специальности. Опыт такого обучения у меня имелся.
    Моих молодых сотрудниц медсёстры хирургического отделения приняли вначале так, как принимают в армии старослужащие новобранцев. Однако отношение к ним резко изменилось, когда прошёл слух, что медсестра Наташа Пилипенко является племянницей начальника госпиталя. Сама она всё это отрицала.
    Вскоре я узнал, что инициатором таких перемен в моём отделении явилась Люда. Кое-кто перед тем видел её на приёме у начальника госпиталя. Представляю, в каком свете она выставила меня при этом, добиваясь своего.
    Через неделю уволилась из хирургического отделения и устроилась на работу в туберкулёзную больницу Грязева. Она решила не испытывать судьбу и погасить в самом начале начавшийся между нами конфликт. Не исключено, что она испугалась того, что обо всём этом узнает её муж.
    Меня срочно вызвали в неврологическое отделение, где женщине, лечившейся от радикулита, перелили ковсервированную кровь, после чего ей стало плохо. Показанием к переливанию крови явилась имевшаяся у неё анемия. Переливали кровь с помощью резиновой системы, которая постоянно хранилась в воде в стерилизаторе. Периодически её кипятили. После переливания крови у больной появился сильнейший озноб, температура тела поднялись до 40 градусов. В отделении началась паника, так как все решили, что это шок на переливание несовместимой крови. Повторив все анализы и пробы, я пришёл к выводу, что это пирогенная реакция тяжёлой степени, а не гемотранфузионный шок. После проведенного интенсивного лечения больной стало лучше.
    Самым интересным и неожиданным для меня во всей этой истории явилось то, что больная эта оказалось женой сотрудника КЭЧ Бобруйского гарнизона Фокина, ведавшего распределением жилья в домах для семей военнослужащих. Во время лечения его жены я близко познакомился с ним, мы даже стали друзьями. Он пообещал выделить мне в новом доме ту квартиру, которую я пожелаю. Я попросил его выделить мне трёхкомнатную квартиру на втором этаже.
    Между тем, строительство дома по улице Урицкого, недалеко от госпиталя, шло к завершению. В КЭЧ готовили списки будущих жильцов дома.
    Начальник госпиталя вызвал меня к себе и велел срочно предоставить в КЭЧ справку о том, что моя мать не имеет домовладения на нашей родине в деревне Голачёвка Костюковичского района Могилёвской области. Наш дом там сгорел в 1957 году ,и мать с тех пор жила у своих детей, в том числе и у меня. Я сказал начальнику госпиталя, что для получения такой справки из сельсовета мне придётся срочно съездить на свою родину. Он согласился с этим.
    На проходящем через Бобруйск автобусе я добрался до станции Коммунары, находящейся рядом с городом Костюковичи, и остановился там у своих родственников Подвойских. Нужно сказать, что погода на дворе в эту мартовскую пору была мерзкой, кругом всё растаяло, с асфальта невозможно было сойти в сторону, не погрузившись по колено в грязь. Дорога ж от станции Коммунары до деревни Забычанье, где находился сельсовет, была просёлочной, даже не посыпанной гравием. К тому ж в дорогу я обул обыкновенные военные ботинки, а не яловые сапоги, которые могли б выручить меня в данной ситуации. Автобусного сообщения с деревней Забычанье не было. Дойти туда пешком было невозможно.
    С моим родственником Михаилом Подвойским мы отправились на находившийся на станции продовольственный склад и выяснили там, что в деревню Забычанье, к моей радости, должен отправиться трактор, чтобы доставить туда муку для имевшейся там пекарни. В прошедшую ночь как раз выпал снег и вся земля побелела. Мешки с мукой погрузили на сани, я забрался в кабину к трактористу, и мы отправились в путь. Спустя двадцать лет после последнего посещения этих мест я таким экзотическим способом проделывал на свою родину путь, который когда-то множество раз был пройден мною пешком. Дорога до деревни Забычанье шла мимо моей родной деревни Голачёвки. И вот передо мной предстала такая картина. Всё вокруг белым-бело. В шестистах метрах от дороги цепочкой протянулось пятнадцать дворов из имевшихся когда-то ста. Все строения покрыты снегом, а из печных труб к небу поднимаются столбы дыма. Мне так захотелось оказаться там, пройти по улице, зайти в каждый дом и пообщаться со своими земляками. Но тракторист сказал мне, что по деревне мы проехать не сможем, к тому же нам нужно поторопиться с доставкой муки. Так с гулко бьющимся сердцем и повлажневшими глазами я проехал мимо своей малой родины.
    В сельсовете мне тут же выдали нужную справку. Тракторист за это время разгрузил сани, и мы с ним уже другой дорогой благополучно добрались до станции. Я дал ему за его услугу десять рублей, чему он был очень рад. На ближайшем автобусе я тут же отправился домой.
    Прибыв в Бобруйск, я сразу же пошёл в КЭЧ и отдал Фокину привезенную справку. При этом он заявил мне, что справка уже фактически не нужна, так как списки на заселение дома в округе уже утверждены. Он тут же выписал мне ордер на трёхкомнатную квартиру на втором этаже. В ордер были внесены, помимо нас с Людой, моя мать и дочь Люды Наташа.
   Затем я помчался к начальнику госпиталя и доложил ему о своём прибытии и получении мною ордера на квартиру. Выслушав меня, он сказал:
   — Ну, что ж, раз так получилось, то живите в этой квартире. Я, по правде говоря, планировал заселить в неё нашего начмеда Кохновича, который имеет двоих детей и живёт в малогабаритной двухкомнатной квартире. В его квартиру я планировал заселить вас.
   Затем он попросил меня, во избежание лишних разговоров и неприятностей, обязательно прописать в квартиру свою мать.
   Мы с Людой быстренько перебрались в своё жильё. При этом мы, к сожалению, завезли с собой клопов, с которыми нам пришлось долго и упорно бороться.
   Нашим соседом по площадке оказался военный комендант Бобруйска подполковник Савельев с женой. Эта бездетная пара ведёт очень замкнутый образ жизни. Наша попытка сблизиться с ними закончилась неудачей. Надо было нам у Фокина попросить себе других соседей, но ведь соседей, родителей и время не выбирают.
                ГЛАВА 3 1979 год
   Прошло пять лет с тех пор, как я прибыл в Бобруйск. Последние четыре года я не вёл дневник, так как было не до этого. Повседневные служебные и житейские обязанности захлестнули меня. В этом элитном округе у военнослужащих очень мало свободного времени. Учения, проверки, выезды в часть, обеспечение стрельб и испытаний новой техники на полигоне — вот тот неполный перечень мероприятий, в которых приходится нам участвовать. Я уже не говорю о наших прямых обязанностях по лечению больных, что само собой разумеется. Вот и получается, что не только писать дневник, но и свободно дышать порой некогда. Недаром в округе среди офицеров ходит такое четверостишие:
                Там под дубом лежит               
                Офицер БВО,
                Он не пулей убит,
                Задолбали егою
    За истекшие четыре года немало в Березине воды утекло, а в госпитале и моей личной жизни произошло немало значительных событий. Поэтому, принимаясь снова за дневник, мне придётся начинать с воспоминаний, так как пройти мимо этих событий и не рассказать о них невозможно.
    Начну с того, что госпиталь поменял место своей дислокации, перебравшись в знаменитую Бобруйскую крепость. Что касается последней, то, прямо скажем, теперь она не та, что была прежде. Время и люди превратили её мощные оборонительные сооружения в развалины. Более-менее уцелели только некоторые казармы и склады. А ведь когда-то при наступлении французов пятитысячный гарнизон грозной крепости сдерживал более четырёх месяцев натиск двадцатитысячной армии Наполеона.
    В умах потомков крепость запомнилась ещё тем, что здесь проходили службу знаменитые декабристы Бестужев-Рюмин и Муравьёв-Апостол, разрабатывавшие план убийства Александра I. Только случай помешал им осуществить его. Впоследствии этот замысел стоил им жизни. Крепость также была местом заточения многих декабристов.
    В последующих войнах Бобруйская крепость ничем особенно не отличилась. В Великую Отечественную войну здесь находился немецкий гарнизон и лагерь военнопленных.
    В настоящее время в крепости находится несколько воинских частей. Снаружи она обнесена забором, в котором население проделало множество дыр. Со всех сторон её облепили гаражные кооперативы, которые растут, как грибы.
    План убрать Бобруйский госпиталь из центра города существовал давно. Ведь он находился там в старых разбросанных зданиях. Для госпиталя решили восстановить в крепости казарму дореволюционной постройки. К сожалению, от неё уцелели одни только стены. Никто из нас не верил в то, что из этих развалин можно сделать что-то путное. Всех нас, начальников отделений, привлекли к планированию госпиталя. Каждый из нас должен был предусмотреть всё необходимое для функционирования своего отделения в будущем. Я, со своей стороны, должен был предусмотреть всё для оказания анестезиологической и реанимационной помощи во всех отделениях госпиталя.
    По ходу стройки мы должны были контролировать её и вносить при этом, пока не поздно, необходимые изменения. Все мы на это время превратились в своего рода строителей, главным из которых был начальник госпиталя. При благоприятном завершении стройки командование округа обещало ему повышение по службе.
    Когда закончилась стройка, весь личный состав госпиталя вышел на субботник по уборке строительного мусора и приведению помещений в надлежащий вид. При этом все, к своему удивлению, убедились в том, что из гадкого утёнка вырос лебедь.
    В трёхэтажном здании со стенами толщиной от одного до двух метров свободно разместились все подразделения госпиталя. В лечебных отделениях нет никакой скученности, имеются все необходимые кабинеты. Для проведения реанимации и интенсивной терапии в лечебных отделениях предусмотрены реанимационные палаты с процедурными кабинетами. В хирургическом отделении имеется анестезиологический кабинет. Часть больных размещается в двухместных палатах с умывальниками и туалетами. Во все отделения централизованно подаётся кислород, а в операционные и перевязочные хирургического отделения — закись азота. Рядом с реанимационной палатой в хирургическом отделении разместились послеоперационные палаты, а также двухместная палата для агонизирующих больных.
    Но особенно меня порадовало то, что к открытию госпиталя нам выделили достаточной количество анестезиологической и реанимационной аппаратуры. В таком госпитале нам оставалось только хорошо работать и радоваться.
    Единственное, что не устраивало меня в нём — это штатное расписание. Один врач-анестезиолог-реаниматолог с двумя медсёстрами-анестезистками не может обеспечить лечение и обслуживание всех тяжёлых больных в реанимационном отделении. Как и прежде, лечение таких больных будет происходить в профильных отделениях госпиталя. Я при этом буду своего рода консультантом, активным участником лечебного процесса. Всё это не лучшим образом скажется на качестве лечения таких больных.
    За истекший период у нас произошло несколько печальных событий. Одно из них — скоропостижная смерть от инфаркта миокарда нашего вольнонаёмного хирурга Мартьянова. Не выдержало его сердце бытовой неустроенности и ежедневной многочасовой работы врача-совместителя. А работал он на износ. Мне врезались в память слова Астраханцева, сказанные им на похоронах Мартьянова:
    — Много больных спас ты за свою жизнь, себя же ты спасти не смог.
    Скоропостижной, внезапной смерти можно только позавидовать. Преждевременную смерть от многих заболеваний можно предотвратить внимательным отношением к своему здоровью, соблюдением здорового образа жизни и участием в посильном труде.
    Врачам часто задают такой вопрос:
    — Почему вы болеете, ведь вы же врач?
    Можно подумать, что врачи бессмертны, сделаны не из того же теста. К тому ж они не любят обследоваться и лечиться. И всё же запускать свои болезни, невольно вызывать их обострение, врачам непростительно.
    Последнее во многом относится к умершему у нас в отделении полковнику Невяровскому, в прошлом начальнику нашего госпиталя. Оправдывает его при этом только то, что он был врачом-администратором, а это те военные врачи, которые, как правило, напрочь забывают медицину. Этот очень крепкий, могучий человек, большой любитель рыбалки и охоты, заболел аденомой предстательной железы. Относился он к своему заболеванию не очень внимательно и не заметил того, как его аденома переродилась в рак. Поступил он к нам в запущенном состоянии, с трубкой в мочевом пузыре для отведения мочи. Умирал он медленно, зная о приближении своего конца. Тяжело было смотреть на этого великана, у которого при разговоре с нами из глаз катились слёзы. Очень не хотелось ему умирать. А в это время его молодая жена уговаривала нас поговорить с ним о том, чтобы он завещал ей всё имевшееся у них имущество, в том числе автомашину "Волга". Она боялась того, что его дети от первого брака поделят с ней это имущество.
    Чем всё это закончилось, я не знаю. Говорят, что на его похоронах не присутствовал его сын, известный актёр театра и кино. Он, видите ли, был занят на киносъёмках.
    У нас в округе довольно часто происходит замена военных кадров. Уже при мне из хирургического отделения в Группу войск в Германии уехал старший ординатор майор Иванов, вместо него оттуда прибыл майор Бедрак. Но и он долго не продержался у нас и вскоре был переведен в окружной госпиталь в Минск. Там у него, говорят, имеются какие-то связи. Его заменил майор Хитров, прибывший из Группы войск в Германии. Ординатор хирургического отделения капитан Бойко уехал служить в Венгрию, его заменил прибывший оттуда капитан Моревский. Вместо умершего вольнонаёмного хирурга Мартьянова к нам устроился на работу бывший начальник хирургического отделения нашего госпиталя подполковник в отставке Навроцкий, работавший до этого в городской больнице. С гражданскими врачами он не сработался, они довольно отрицательно относятся к военным врачам, особенно к военным пенсионерам. Таково у нас передвижение кадров только в хирургическом отделении. Что-то подобное наблюдается во всех воинских частях гарнизона.
    Проанализировав всё это, приходишь к выводу, что здесь в основном происходит замена офицеров между округом и нашими европейскими группами войск. И только кое-кого из округа отправляют в наши окраинные округа.
    Если сравнивать с Забайкальским военным округом, то туда очень много приезжает выпускников военных училищ, академий и военных факультетов. Внутри округа некоторых офицеров выдвигают на повышение, кое-кого переводят в заменяемые районы. Приезжают туда офицеры и из групп войск.
    Нужно прямо сказать, что уровень подготовки тамошних офицеров заметно выше здешних. Например, у нас в Борзинском госпитале имелось несколько выпускников факультета усовершенствования медицинского состава, здесь же таковых нет ни одного. Может быть, именно поэтому там отмечалась более высокая оперативная активность хирургов в госпиталях.
    Квалификация хирургов нашего госпиталя не очень высокая. Если у нас возникает необходимость в проведении какой-либо серьёзной операции, то наши хирурги довольно часто прибегают к помощи гражданских хирургов.
    Для иллюстрации этого приведу следующий случай. К нам поступил рядовой Хойрулин с тупой травмой живота. На операции хирурги обнаружили у него желчь в животе. Заподозрили повреждение желчных протоков. На помощь себе они вызвали заведующего хирургическим отделением горбольницы Белогурова. До его приезда они решили, не теряя времени, удалить неповреждённый желчный пузырь. Прибывший Белогуров выругал их за это. Ведь желчный пузырь и пузырный проток в сложившейся ситуации могли ещё пригодиться. После проведенного рентгенологического исследования был обнаружен разрыв общего желчного протока. Многочасовая попытка обнаружить место разрыва закончилась неудачей. Решено было через культю пузырного протока по направлению к печени ввести хлорвиниловую трубочку для отведения желчи.
    После операции больной во время еды употреблял выделявшуюся желчь, смешанную с пивом. Затем у него на рентгене в правом подреберье было обнаружено озерцо желчи, которая через периферическую часть разорванного протока вытекала в кишечник. Больного быстренько уволили из армии и отправили на родину в Казахстан.
    Вскоре нам от него пришло письмо, из которого мы узнали, что он пожелтел, чувствует себя плохо и находится в республиканской больнице в Алма-Ате, где ему собираются делать какую- то операцию. Чем закончилась вся эта история, я не знаю. Всем нам было ясно одно, что жизнь этого парня висит на волоске. Ещё здесь, в Белоруссии, ему нужно было сделать всё возможное для его спасения.
    Ввиду малой оперативной активности в хирургическом отделении, я как анестезиолог не удовлетворён своей работой. Как и в Забайкалье, я решил и здесь широко внедрить общее обезболивание при небольших по объёму операциях и болезненных перевязках и манипуляциях. Вначале хирурги встретили это с недоверием. Особенно при этом упорствовал наш вольнонаёмный хирург Навроцкий, который всю свою сознательную жизнь оперировал в основном под местным обезболиванием. В своё время он опубликовал даже несколько научно-практических работ, в которых делился опытом применения местного обезболивания при больших операциях.
    Мои старания и настойчивость со временем дали положительный результат. Хирурги, в том числе и Навроцкий, всё чаще стали прибегать к моей помощи. В операционных и перевязочных у нас не стало слышно стонов и криков больных.
    Мою успешную работу в госпитале невозможно представить без моих помощниц Марии и Наташи. За время работы в отделении они стали высококвалифицированными медсестрами-анестзистками. В практическом плане я их научил делать всё то, что делаю сам. Особенно способной оказалась Мария, которая работает сейчас на уровне врача-анестезиолога.
    По своим личным, душевным качествам девочки оказались разными. Наташа более мягкая, душевная, женственная. Она действительно является племянницей начальника госпиталя, хотя по- прежнему скрывает это. Её влиятельный дядя выхлопотал ей комнату в общежитии. Она удачно вышла замуж за авиационного врача и сейчас вьет своё домашнее гнёздышко. Мария ж, внешне более интересная, по характеру жёсткая, гордая, замкнутая. Периодически на неё что-то находит, она становится злой, не -контактной. К счастью, всё это быстро проходит. Несколько молодых ребят, в том числе лечившийся у нас лейтенант, предлагали ей руку и сердце, но она всех их отвергла. По правде говоря, я не завидую тому парню, за которого выйдет замуж наша Мария. Уж больно сложный у неё характер.
    Через полтора года после отъезда на Камчатку вернулся в Бобруйск мой предшественник майор Шляпов. Как оказалось, его уволили из Советской Армии и он теперь пенсионер с маленькой пенсией, так как у него набралось всего 20 лет выслуги. Хорошо ещё, что в Бобруйске у него была забронирована квартира.
    Шляпов тщательно скрывал причину своего увольнения, но ведь нет ничего тайного, что б не стало явным. Вскоре стало известно, что по его вине в Елизовском госпитале умер солдат. Как анестезиолог-реаниматолог он оказался профессионально непригодным. Ему ещё повезло, что его уволили из армии, а не посадили в тюрьму.
    Здесь я должен прямо сказать, что по специфике своей работы анестезиолог-реаниматолог ежедневно рискует попасть в тюрьму, а в отдалённом будущем — заработать себе инфаркт. Не все врачи годны для этой работы. В первую очередь они должны иметь твёрдый, решительный характер. Они должны быть так же хорошими специалистами и добросовестными, внимательными людьми. Если у анестезиолога-реаниматолога и случается какая-то неприятность по работе, то она должна быть объяснена объективными причинами, спецификой этой специальности.
    Шляпов при встречи со мной в конце концов признался мне, что трагедия с ним случилась во время введения больному инту- бационной трубки в трахею. Он замешкался с этой процедурой, в результате чего у больного наступила остановка сердца. Спасти его не удалось. Его родственники подняли большой шум, поэтому министр обороны вынужден был уволить Шляпова из армии. Последнее время он очень настойчиво пишет во все инстанции, добиваясь того, чтобы его снова призвали в армию и дали дослужить до нормальной пенсии.
    В самом начале нашего пребывания в Бобруйске в нашей семье случилось несчастье — Люда заболела бронхиальной астмой. Не подошёл ей, видать, белорусский климат. Болезнь эта подкралась к ней неожиданно. Заболела она острым респираторным заболеванием. Лечил я её медикаментами и народными средствами, однако болезнь почему-то затянулась. Через короткий промежуток времени она снова заболела, на этот раз бронхитом, который также принял затяжное течение. И вот на этом фоне у неё появились спазмы бронхов, затруднённое дыхание. Я тут же положил её в городскую больницу, где ей провели курс лечения. Затем я добился её госпитализации в окружной госпиталь, где ей выставили диагноз: бронхиальная астма. Лечение в стационарах эффекта не давало. Я испробовал на ней все средства и методы лечения, которые рекомендовались специалистами и медицинской литературой. Всё было бесполезно.
   Люда была в панике. Она знала об этом заболевании — бронхиальной астмой болел её отчим. От применения медикаментов и ингалятора она начала отказываться, боясь того, что привыкнет к ним и не сможет без них жить. Особенно она боялась гормонов, которые ей прописали.
   Мне было тяжело с такой больной. Лечить своих родственников трудно, лучше доверять это своим коллегам. Один из приступов астмы у Люды, как правило, развивался ночью. Я просыпался, просил её сделать ингаляцию, чтобы оборвать его, но она меня не слушала. Измученный, не выспавшийся, я уходил на работу. Я вынужден был перебраться спать в другую комнату. Это Люду обижало.
   Больше всего меня при этом угнетало то, что медицина, которой я посвятил свою жизнь, в данном случае оказалась бессильной. Она сплошь и рядом беспомощна при многих заболеваниях, особенно хронических. Надеяться на медицину в смысле сохранения здоровья и избавления от многих заболеваний нельзя. Необходимо в первую очередь рассчитывать на себя.
С младенчества закаливайте тело И совершенствуйте свой дух,
Тогда вам будет по плечу любое дело И никакой вас не возьмёт недуг.
   Мы с Людой решили лечить её астму на курорте. Лучшим курортом для этого является Южный берег Крыма. В ближайший же мой отпуск, который выпал на август месяц, мы отправились туда. Для начала решили остановиться в Алуште. Там, на квартирном рынке возле автостанции, мы сняли себе комнату в частном доме. К сожалению, этот дом оказался на возвышенности, далеко от моря. Добираться туда Люде с её астмой было тяжело. Нам нужно было доехать до центрального квартирного рынка на конечной остановке троллейбуса и постараться снять себе жильё в центре города, недалеко от моря.
   Самым примечательным местом в Алуште является её набережная, протянувшаяся на много километров. С одной стороны к ней примыкает море с его многочисленными пляжами, часть из которых принадлежит санаториям. С другой стороны, на возвышенности, разместилось множество здравниц, утопающих в зелени.
    Мы, конечно, сразу же начали осваивать городские пляжи, на которых, ввиду большого количества отдыхающих, негде яблоку упасть. В первый же день, несмотря на все предосторожности, мы сгорели на солнце. На второй день Люда почувствовала, что она простудилась возле моря. Это участь очень многих, особенно неопытных отдыхающих. Питаться мы стали в столовых, которых в Алуште мало, отчего очереди в них большие.
    В один из вечеров мы сидели на пляже и дышали морским воздухом. Вдруг к соседнему сектору пляжа подъехала машина скорой помощи, там поднялся шум-гам. Оказывается, на пляж пришли двое молодых мужчин, сняли одежду и бросились в воду. Один из них выплыл, а второй куда-то исчез. Вскоре волна прибила к берегу его труп. Без проведения каких-либо реанимационных мероприятий его поместили в машину и увезли. Я был слегка огорчён тем, что не принял участия в оживлении этого мужчины, так глупо лишившегося жизни.
    За каких-то четыре дня мы разочаровались в Алуште. Причиной этому, возможно, были те трудности и неудобства, с которыми мы здесь столкнулись. Мы решили уехать отсюда в Ялту. Перед отъездом мы успели посетить расположенный высоко на сопке дом- музей Сергеева-Ценского, автора книг "Севастопольская страда" и "Крым". Титанический труд проделал этот человек, обустраивая здесь своё домашнее гнездо.
    В Ялте на квартирном рынке к нам подошёл молодой человек в тёмных очках и поинтересовался у нас, не хотим ли мы отдохнуть на турбазе. Мы ответили ему, что хотели б полечиться в санатории. Тогда он сказал нам, что над этим он подумает. Может быть, ему удастся устроить это. За его услугу нам придётся заплатить пятьдесят рублей. А пока что он предлагает нам уехать к нему на квартиру и подождать решения этого вопроса.
    Ночь мы провели в его двухкомнатной квартире в доме, расположенном в одном из микрорайонов Ялты. Утром наш хозяин повёз нас к чиновнику, ведавшему курортами Большой Ялты. Тот оценивающе посмотрел на нас, побеседовал с нами и заявил:
    — Сейчас вас отвезут в находящийся в Мисхоре санаторий "Марат" и поселят в одном из его корпусов. Питаться вы будете в санатории. Там в курортной поликлинике вы должны быстро пройти медицинское обследование и купить себе курсовку в санаторий "Марат". Через пару дней решением медицинской комиссии санатория вас переведут в стационар, то есть вы станете отдыхать в санатории по путёвке. За это вы должны будете доплатить там какую-то сумму.
    Чиновник пожелал нам хорошего отдыха, а молодой человек, оказавшийся стоматологом одного из санаториев, тут же отвёз нас в санаторий "Марат". Там очень быстро всё было сделано так, как нам обещали. Через два дня мы уже были законными отдыхающими в санатории.
    Через несколько дней Люда вылечила свою простуду и начала принимать назначенное ей лечение.
    Однажды заведующая отделением сказала мне, что мы должны доплатить за размещение нас на солнечной стороне. Я, по своей наивности, отправился в кассу санатория и попросил взять с нас доплату за солнечную сторону. Там посмеялись надо мной и сказали, что мы ничего никому не должны. Тут до меня дошло, что заведующая отделением попросту потребовала с меня подарок за её услуги по нашему размещению в отделении. В другой раз врач, производивший Люде введение медикаментов в трахею, намекнул ей, что за эту дефицитную процедуру с неё причитается коньяк. Подарки здесь любят и от них никто не отказывается, особенно массажистки.
    Погода в эту пору в Мисхоре стояла чудесная. Ведь это самое тёплое место на Южном берегу Крыма. Воздух был чист, природа благоухала, у наших ног плескалось тёплое Чёрное море. Но особенно хорошо здесь стало в сентябре, когда по домам разъехались школьники и их родители. Повсюду стояла тишина и покой. Говорят, что даже в октябре на Южном берегу Крыма стоит по-летнему тёплая погода. Здесь мы по-настоящему поняли смысл выражения "бархатный сезон".
    Помимо лечения, перед нами стояла не менее важная задача
— познакомиться со всеми достопримечательностями этих мест.
Здесь есть куда сходить и есть что посмотреть — Прекрасных паркое и дворцов не перечесть.
Все прежние владения царей    Теперь в распоряженьи всех людей.
    На экскурсиях и при самостоятельных поездках мы посетили такие исторические места, как Левадийский и Воронцовский дворцы, Ласточкино гнездо, Никитский ботанический сад, дом-музей Чехова. Поразили нас и такие современные строения, как гостиница "Ялта", санатории "Украина" и "Крым", а также корпуса многих других здравниц.
    Мы решили также посетить знаменитый пионерский лагерь "Артек".При этом он оставил у нас впечатление военизированного детского лагеря. Дети там повсюду маршируют строем, делают всё командами и по команде. Здесь их, как и солдат в армии, ежедневно пересчитывают десятки раз. Попадавшиеся нам в лагере колонны детей встречали нас громким приветствием:
    — Здравствуйте!
    Смущённые, мы отвечали им. Нам показалось, что отдыхать в этом лагере детям не очень весело.
    Что касается самой Ялты, то это современный шумный город с пылью и выхлопными газами от многочисленного транспорта. Отдыхать здесь можно только здоровым людям, которых больше интересуют рестораны и кафе, а не лечебные корпуса. Набережная здесь небольшая, пляж маленький и отдыхающим на нём негде даже стать.
    Заходили мы с Людой и в некоторые на первый взгляд глухие места. Однако там мы нередко находили здравницы с прекрасной отделкой и чудесной мебелью, сплошь застланные коврами. В сентябре некоторые из них уже пустовали. Нас с шумом прогоняла оттуда охрана. Это были ведомственные московские и республиканские санатории для слуг народа.
    В результате пребывания в Крыму Люда, конечно же, не вылечила свою астму, но мы с ней хорошо отдохнули, посвежели, набрались сил. После проведенного лечения у неё должно быть меньше обострений её хронического бронхита. Мы пришли к выводу, что потратились мы здесь не зря.
    После этой первой нашей поездки в Крым мы начали ездить туда ежегодно. Путёвку, тем более парную, достать в Крым проблематично, особенно в хорошее время года. Лишь только один раз я достал туда две путёвки в разные здравницы: мне — в Гурзуфский, а Люде — в Алуштинский санаторий. В остальном мы ездили дикарём вдвоём, иногда Люда ездила одна. При этом она всегда покупала себе курсовку в какой-либо санаторий. Меня одного в санаторий она не пускала, не доверяя мне.
    Закрепившись прочно в госпитале, я на одном из собраний личного состава выступил с критикой работы госпитального магазина. Другие товарищи особо не решались на это, так как работала и правила там бал жена нашего замполита. Поступающие в магазин товары она продавала по своему усмотрению. При нынешнем всеобщем дефиците это злило людей. Мою критику они восприняли на ура и тут же выбрали меня в лавочную комиссию, а последняя избрала меня председателем.
    Практически каждый день я начал заходить в магазин, проверять накладные на поступившие товары и принимать решение по их реализации. Нельзя было допускать, чтобы товар припрятывался и продавался по блату. Продавщицу это не очень устраивало, и она иногда всё же скрывала накладные и поступивший товар. Все истекшие годы я был бескомпромиссен в отношениях с ней. Но работники прилавка народ очень хитрый и стараются подобрать ключик к проверяющим. Продавщица начала убеждать меня в том, что не всё надо выставлять на прилавок, так как некоторые товары поступают в магазин в мизерном количестве и всем всё равно не достанутся. Например, привезли как-то в магазин пару килограммов московской колбасы. Кусок колбасы она выделила мне, часть взяла себе, а остальную продала своим хорошим знакомым. А однажды в магазин поступила банка чёрной икры в четыре килограмма. Продавщица предложила мне продать её уважаемым людям, то есть начальнику госпиталя, начмеду, замполиту (самой продавщице) и мне. Я согласился с этим. Мы с Людой жадно набросились на эту икру в количестве одного килограмма, поедая её ложками. Вскоре нас отвернуло от неё и мы перестали её кушать. Через какое-то время мы вспомнили о ней и обнаружили, что она, находясь в холодильнике, покрылась плесенью. Пришлось её выбросить. Моя племянница Лена как-то попросила меня купить ей ковёр. В магазине на ковры существовала очередь. Я же купил первый поступивший в магазин ковёр без очереди.
    В конечном счёте получилось так, что продавщица перетянула меня на свою сторону. Не выдержал я её давления на меня. Я ведь тоже человек и имею свои слабости, например, люблю вкусно покушать. Не могу я отказать и своим родственникам. Обо всём этом вскоре стало известно членам лавочной комиссии. Они обвинили меня в том, что я, борясь с коррупцией в отдельно взятом магазине, переродился и сам стал коррупционером. Я попросил их снять меня с председателей, что они и сделали. Я вздохнул с облегчением, освободившись от этой нелёгкой общественной нагрузки. И всё же в душе я корил себя за то, что не оправдал доверия поверивших в меня простых людей.
    На этом маленьком примере я убедился в том, что нельзя начальников, больших и маленьких, долго держать на их должностях. Необходимо их тщательно контролировать и периодически заменять путём перевыборов.
    Недалеко от Бобруйска, в Кировском районе, находится деревня Мышковичи — это знаменитый колхоз "Рассвет", который гремит на всю страну. Раньше там председательствовал Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда Орловский, а сейчас — Герой Социалистического Труда Старовойтов. Первый из них явился прототипом главного героя кинофильма "Председатель". Однако теми методами, которые показаны в кинофильме, поднять колхоз и сделать его богатым Орловский не сумел. За него это сделали деньги, вложенные в колхоз советским руководством для создания там образцово-показательного хозяйства. Никогда крестьянин не будет зажиточным, пока не станет хозяином земли и не начнёт распоряжаться плодами своего труда.
    Я давно хотел съездить в этот колхоз и посмотреть на всё своими глазами. Дорога до этой деревни и в самой деревне асфальтирована. Часть деревни застроена коттеджами, в которых живёт руководство колхоза и передовики производства. Остальные рядовые труженики продолжают жить в обычных деревенских халупах. В деревне имеется солидный дом культуры и отдыха с гостиницей и рестораном, где встречают и угощают дорогих гостей, которых привозят сюда на экскурсии и для обмена опытом.
    Колхозу в порядке исключения разрешили иметь небольшие цеха по переработке сельскохозяйственной продукции, а в Бобруйске на рынке — магазин для её реализации. Однако в этом магазине продают те же продукты и по тем же ценам, что и в государственных магазинах и на рынке. Очередей в нём не видно. Так живёт, работает и процветает этот маяк социалистического сельскохозяйственного производства.
    Как я уже писал, одной из причин, по которой я стремился попасть в Бобруйск, явилось то, что, по имеющимся у нашей семьи сведениям, здесь, находясь в немецком плену, закончил свой жизненный путь мой отец. Я говорил свом родным, что хотел бы быть похороненным в той земле, где покоится прах моего отца. Будучи здесь, я решил узнать всё возможное о советских военнопленных, пребывавших в бобруйских лагерях. Я обращался по этому поводу к советским властям, в архив, в краеведческий музей, но найти там какие-то достоверные сведения, документы, списки не смог. Значительно больше сведений об этом я получил от людей, которые во время войны проживали в Бобруйске. По их рассказам, рядом с городом, в районе нынешней улицы Димитрова, под открытым небом находился огромный лагерь военнопленных. Он был обнесен несколькими рядами колючей проволоки. Это была по существу фабрика смерти, где военнопленных уничтожали всеми способами, в первую очередь невыносимыми условиями содержания и плохим питанием, скорее отсутствием его. Скученность там была ужасная, смертность — огромная. Сейчас там на братской могиле воинов-военнопленных поставлен памятник. Я посетил его и низко поклонился покоящимся в этой огромной могиле нашим трагически погибшим предкам. Пусть пухом им будет земля.
    В лагере и его окрестностях постоянно был слышен гул тысяч голосов. На территории лагеря была непролазная грязь. От него исходил неприятный запах. Сюда приходили жители города и окрестных деревень, приносили пищу и бросали её военнопленным, однако немцы не допускали этого. Из-за этой пищи среди военнопленных происходили драки. Некоторым женщинам удавалось вытащить из лагеря своих мужей, другим — приглянувшихся им парней, но для этого нужно было представить более-менее достоверные документы, удостоверяющие родство с военнопленным. Партизаны и подпольщики иногда устраивали побеги военнопленных, да и сами они неоднократно делали такие попытки. С беглецами немцы жестоко расправлялись.
    Ещё один лагерь военнопленных находился в Бобруйской крепости. Кое-кому удавалось там разместиться в казармах. Рассказывали такой случай. Однажды немцы у выходов из казарм поставили пулемёты, а внутри в это время устроили пожар, залив бензин в печные трубы. Пленные начали выбегать из казарм, но здесь их встречал пулемётный огонь. У выхода из казарм лежали горы трупов. Множество военнопленных сгорело заживо внутри.
    Однажды при проведении в крепости земляных работ землекопы обнаружили человеческие останки. Астраханцев забрал себе череп, вычистил его и отдал своей дочери, которая училась в мединституте. Я с болью в сердце наблюдал за всем этим, так как мне всё казалось, что это череп моего отца.
    От грустного перейду к более весёлому. В Бобруйске, в отличие от Забайкалья, нет дружбы, спаянности личного состава госпиталя. Здесь каждый замкнут в своей скорлупе, и только отдельные лица дружат между собой. У нас ни разу не было общегоспитальной встречи офицеров и их жен. Исключение составляют мальчишники, которые по традиции устраивают получающие очередную звёздочку офицеры. Что касается лечебных отделений госпиталя, то в них отмечается всё: праздники, дни рождения, субботники и прочее. В хирургическом отделении закуску собираем в складчину, а операционный блок снабжает спиртом, сэкономленным во время операций.
    Я решил внести какое-то разнообразие во всё это. В день своего сорокопятилетия я пригласил весь личный состав хирургического и анестезиологического отделений в ресторан "Бобруйск". В самый разгар веселья мне сообщили о том, что в женском туалете медсестре хирургического отделения Наде стало плохо. Я побежал туда и нашёл её в бессознательном состоянии. Привести её в чувства не удалось. Я понимал, чем грозит мне это происшествие, если оно закончится плохо. Мы словили машину, и я отвёз её к себе домой. Вслед за мной пришли все участники встречи, прихватив с собой из ресторана выпивку и закуску. Мы продолжили веселье, пока Надя не пришла в себя. Всё закончилось благополучно, но мой полуюбилей был испорчен.
   После посещения ресторана я пришёл к выводу, что справлять там торжественные даты намного веселее, чем дома.
   Уже давно я мечтал попасть на свою родину, где провёл своё детство и юность. С этой целью я в очередной свой отпуск отправился на автобусе в город Костюковичи Могилёвской области, а оттуда — в деревню Голачёвка.
   Первое же знакомство с деревней привело меня в большое уныние. Сейчас в ней осталось десять дворов из имевшихся когда-то ста. На месте нашего дома я обнаружил лишь только следы фундамента. Проживают здесь одни пенсионеры, некоторые из них инвалиды первой или второй групп. Обрабатывать приусадебные участки и содержать домашнюю живность часть из них не в состоянии, а это так необходимо в деревне. Магазина здесь нет, отчего за всем необходимым приходится добираться в соседнюю деревню, где он имеется. Иногда люди по несколько дней не имеют хлеба.
   Из всех жителей деревни меня особенно тронула судьба двух женщин. Одна из них — бывшая учительница Надежда Григорьевна, которая учила меня в начальной школе и застряла здесь навсегда. Эта женщина, посвятившая всю свою жизнь воспитанию и обучению деревенских детей, а также её муж, инвалид войны, заслуживают лучшей доли. Вторая женщина — одинокая и слепая, инвалид первой группы. Диву даёшься, как она одна может жить в таких условиях. Идти в дом инвалидов она не хочет, так как, по её словам, здесь находится могила её единственного сына, который когда-то нечаянно сделал её слепой, а затем, будучи алкоголиком, отравлял ей жизнь и умер в конце концов от алкоголя. Меня удивило то, что у этой слепой женщины в доме был идеальный порядок, да и сама она выглядела опрятной. Пищу она себе готовит на электроплитке. Справляется она как-то и с отоплением дома.
   Посетил я старое заброшенное деревенское кладбище. На том месте, где похоронены наши дедушка и бабушка, не осталось ни надмогильных холмиков, ни крестов. Даже это материальное напоминание о наших предках исчезло бесследно. Остаются они лишь только в памяти своих потомков, пока те живы.
   В лесах, в которых я когда-то бродил, исчезли дороги и тропинки. Некоторые поля заросли кустарником. Но особенно меня огорчило то, что речка Жадунька, протекающая недалеко от деревни, которая когда-то была с заводями и протоками, с рыбой и раками, превратилась в грязную канаву, в которую стекают удобрения с полей и ферм. И сделали это мелиораторы, которым было приказано осушить эти места, так как здесь прокладывали нефтепровод.
   Из планировавшейся недели я пробыл в деревне всего два дня. Мне было очень грустно здесь. Я удовлетворил своё любопытство и не мог больше и дня оставаться на своей умирающей естественной смертью малой родине.
   Покидая эти места, прямо в автобусе, я написал стихотворение, в котором отразил всё увиденное и прочувствованное мною.
                Голачёвка               
                Двадцать лет спустя,я снова               
                Посетил края родные               
                И увидел там такое
                От чего душа заныла.
                Вдоль прямой зелёной трассы               
                Раньше сто дворов стояло,
                А теперь из этой массы               
                Едва десять насчитал я.
                Не пришлось прижать к груди мне               
                Дорогих моих друзей,
                Изменили все деревне,
                Ищут жизнь повеселей.               
                Доживают век свой тихо               
                Лишь одни пенсионеры.
                Школа старая закрыта,
                Не шумят там пионеры.
                Вид Жадуньки,речки тихой,
                Растревожил в сердце рану:               
                Превратили грубой силой               
                Её в грязную канаву.
                Время мчится быстротечно               
                И за годом год уносит               
                И не всё разумно,вечно               
                То,что нам оно приносит.
    Следующим населённым пунктом, который я собирался посетить, был Чериков. Это небольшой компактный городок на берегу Сожа, являющийся районным центром в Могилёвской области. В нем в собственном доме проживает моя двоюродная сестра Аня. Этот дом расположен недалеко от реки Сож, рядом со рвом. Улица, на которой она живёт, так и называется — Заровье.
    Условия её проживания мало чем отличаются от деревенских. В первую очередь здесь проблема с водой, за которой ей приходится с бидоном ездить на гору к колонке. Она имеет небольшой огород, на котором постоянно выращивает клубнику, продавая которую, она пополняет свой скудный бюджет. На участке также растёт несколько плодовых деревьев.
    С Аней, которая старше меня на пять лет, я виделся последний раз в 1943 году, будучи ребёнком, поэтому при нынешней нашей встрече мы не узнали друг друга.
    То же самое случилось и с моей родной тёткой Устиньей, матерью Ани. Она также смутно помнила меня. Мне очень хотелось встретиться с нею, ведь это старшая сестра моего отца. Проживает она одна недалеко от Черикова, в деревне Гроново. Она оказалась маленькой сгорбленной старушкой. Ей уже под девяносто лет, но она не теряет бодрости духа. Она не прочь выпить стакан самогонки, после чего начинает петь. У неё очень много подруг в деревне. Аня предлагает ей перебраться к ней в Чериков, но она это категорически отвергает. Она заявила ей, что не сдвинется с места, пока сама себя будет обслуживать.
    Распрощавшись с Аней и тёткой Устиньей, я отправился в Гомель, где меня ждала моя старшая сестра Лида, с которой мы собирались съездить в город Донецк к нашему родному дяде Елисею, младшему брату нашего отца.
    Эта поездка была для нас очень важной, знаковой. Дядя Елисей — единственный из трёх братьев, выживший в той войне. Мы, его племянники-сироты, хотели видеть в его лице близкого нам человека, который бы помнил о нас, проявлял элементарное внимание к нам и, может быть, помог бы нам чем-либо в тяжёлое для нас время. Но наш дядя не хотел знаться ни с кем из своих родственников, даже со своими родными сёстрами. Он ни разу после войны не наведался в наши края, не выразил желания встретиться с кем-либо из нас. Говорят, что он слабохарактерный мужчина, за которого всё решала его властная, энергичная жена.
    Вот к такому своему ближайшему родственнику и его детям и ехали мы с Лидой. Жил он на станции Рутченковой, которая, по существу, является пригородом Донецка. Его жилищем оказался деревянный одноэтажный двухквартирный дом с двумя отдельными входами и всеми удобствами во дворе. Мы удивились тому, что человек, проработавший на шахте всю жизнь и вышедший на пенсию, так и не заработал себе у государства благоустроенную квартиру.
    На наш стук дверь отворил худой пожилой мужчина среднего роста. Узнав, кто мы и что нам надо, он крикнул:
    — Надя, тут к нам приехали!
    На его крик буквально выбежала симпатичная седая пожилая женщина, которая, узнав, кто мы, начала обнимать и целовать нас. С дядей же у нас горячей встречи не получилось.
    Все заботы о нас взяла на себя тётя Надя, оказавшаяся второй женой дяди. Первая его жена умерла, оставив ему пятерых детей, трое из которых были уже взрослыми. Тётя Надя вырастила его младших детей. Сейчас двое его дочерей, наши двоюродные сёстры, замужем, имеют по одному ребёнку. Старшая дочь Галя замужем второй раз. Не ладится семейная жизнь у младшей дочери Оли. Младший сын дяди Николай не женат, нигде не учится и не работает. Средний сын Василий не ладит со своей женой, живёт отдельно от неё в пристройке. Самым порядочным человеком и хорошим семьянином оказался не родной сын дяди Виктор. Он организовал нам торжественную встречу с выпивкой и хорошей закуской.
    Дядя рассказал нам о себе. Всю свою жизнь он проработал в шахте крепельщиком. На фронт он не попал, так как имел броню. Во время войны им здесь жилось трудно. Пришлось ему заниматься сельским хозяйством и работать на немцев в качестве шахтера, ведь нужно было кормить семью. Однажды он был свидетелем того, как немцы сбрасывали живыми в шахту взятых ими в плен в Севастополе моряков. Галя рассказала нам, что они получали от нас письма, но помочь нам ничем не могли, так как у них у самих была большая семья. Но письмо они нам написать могли бы!
    Дядя поводил нас по Донецку, познакомил с его достопримечательностями. Мне очень хотелось спуститься в шахту и познакомиться с трудом шахтёров, но сделать это было невозможно. Оставалось мне только любоваться копрами шахт, которых здесь немало. Некоторые из них дымили и отравляли атмосферу. Лида предложила мне купить дяде какой-либо подарок, но я убедил её этого не делать. Не заслужил он его у нас!
    Помимо встречи с нашими донецкими родственниками, у нас с Лидой была ещё одна цель — отыскать нашу двоюродную сестру Лилю, проживающую недалеко от Донецка, в Хасопетовке. Это дочь старшего брата нашего отца Алексея. Дядя Елисей ничего не знал об этой своей племяннице, хотя жил с нею в одной области. Это лишний раз говорит о его черствости и отсутствии у него элементарного любопытства. Не знал он и того, что Хасопетовка переименована в Углегорск. Об этом мы узнали, когда брали билеты на автобус.
    Мы благополучно добрались до Углегорска. О Лиле мы знали только то, что она работает на железнодорожной станции кассиршей. Это помогло нам быстро найти её дом-мазанку, в котором она проживает. Наш приезд очень удивил её. Она знала о нашем существовании, но даже во сне не могло приснится ей, что мы приедем к ней. Она поведала нам, что живёт сейчас одна, так как её муж недавно ушёл от неё к официантке местного ресторана. Было заметно, что она глубоко переживает это. У неё есть дочь, которая замужем и недавно родила ей внучку. Мы попросили её рассказать о своей прежней жизни и о своём отце, нашем дяде.
    Когда ей было четыре года, умерла её мать. Её взяла к себе семья дедушки. Отец исчез из её жизни и она, будучи ребёнком, мало знала о его последующей судьбе. Твёрдо она знала лишь одно
— он пропал без вести во время Великой Отечественной войны.
    И тут она огорошила нас следующим сообщением: у неё есть сводный брат, а у нас, следовательно, двоюродный брат. Зовут его Лёня. Он живёт в Юнокоммунаровске, находящемся недалеко от Углегорска. Ему сорок лет, он женат, имеет двоих детей, является инвалидом третьей группы, так как потерял ногу в шахте. Сейчас он работает на поверхности шахты. Его мать жива и проживает там же. Лиля предложила нам поехать вместе с ней к Лёне и его матери, что мы и сделали.
    Прибыв в Юнокоммунаровск, мы гурьбой завалились в дом к Лёне. Тот был удивлён нашему приезду не меньше, чем Лиля. Мы тут же отправились к его матери, которая оказалась седой пожилой женщиной лет 65. Она сообщила нам интересные и совершенно новые для нас сведения о нашем дяде.
    После смерти своей жены, матери Лили, он познакомился с нею, вдовою с тремя детьми, и перебрался к ней на жительство. Через год у них родился Лёня. Жили они не очень дружно, часто ссорились. Алексей был очень вспыльчивым, не сдержанным человеком. Вскоре после рождения Лёни они расстались. По имевшимся у неё сведениям, он уехал в Горловку. Вскоре началась война, и она потеряла его из виду. При рождении Лёни она дала ему фамилию и отчество Алексея, хотя её родственники были против этого. Она заявила нам, что Лёня — самый хороший и любимый из всех её детей, он её опора и надежда.
    Тут Лёня перебил мать и тоже рассказал нам кое-что интересное. Когда он служил в армии, его решили сделать секретчиком. Перед допуском к секретному делопроизводству отдел КГБ тщательно проверил всех его родственников. После этого ему сообщили, что его отец жив, проживает за границей и хорошо относится к нашей стране. Больше ему ничего не сказали, несмотря на его настоятельные просьбы. Самым интересным было то, что к секретному делопроизводству его всё же допустили.
    Рассказ Лёни очень заинтриговал меня. В моей голове сразу же возникла мысль, что дядя Алексей во время войны попал за границу, проживает в одном из капиталистических государств и завербован там нашей разведкой. Мне кажется, что это наиболее правдоподобная версия.
    Я пообещал Лёне, что когда приеду в Бобруйск, то обращусь в отдел КГБ Бобруйской армии и попрошу их узнать всё о дяде Алексее13.
   Мы с Лидой уговорили Лилю и Лёню поехать с нами в Донецк и познакомиться там со всеми нашими общими родственниками. Это можно было сделать без ущерба для их работы, так как мы специально приехали в Углегорск в пятницу. Лёня как инвалид имел "Запорожец", на котором мы после некоторых блужданий добрались до станции Рутченковой. Наши донецкие родственники были удивлены результатами наших поисков, хотя радости на их лицах, особенно у дяди Елисея, мы не заметили. Наши новые знакомства, а одновременно и наш отъезд из Донецка мы хорошенько отметили. Мы обменялись адресами и обещали писать друг другу, а в будущем по возможности встречаться.
    Мы с Лидой остались довольны своей поездкой на Украину. Там мы нашли столько родных нам людей, пообщались и как бы заново породнились с ними. В то же время показали кое-кому, что мы существуем, живём не хуже других и, преодолев все трудности на своём пути, добились чего-то в этой жизни.
   Возвратившись домой, мы вели какое-то время переписку с украинскими родственниками. По прошествии зимы к нам начали приезжать гости с Украины, причём, в значительном количестве. Они проводили у нас свой отпуск, а кое-кто планировал даже привезти к нам на школьные каникулы своих детей. Гостям понравилась Беларусь, особенно их удивляло обилие у нас лесов, то, что все частные дома здесь срублены из дерева. Нашли они кое-что дефицитное и в наших магазинах. Наплыв гостей продолжался. Это начало обременять нас материально и морально. Ведь все мы работали, и нам некогда было особенно заниматься ими. Со временем это нашествие гостей потихоньку схлынуло, сошла на нет и переписка.
   В конце концов я понял, что если родственники длительное время не общаются друг с другом, у них возникает естественное желание найти родных им людей, узнать о них какие-то новости. Однако, пообщавшись с ними, удовлетворив своё любопытство, интерес к ним пропадает. Для крепкой дружбы, родства необходимо постоянное тесное общение.
   В госпитале произошли некоторые кадровые перемены. В окружной госпиталь переведены начальник инфекционного отделения и ординатор терапевтического отделения. Ушёл от нас на повышение в медицинский отдел округа наш начмед Кохнович. Вместо него из Группы войск в Германии прибыл подполковник Кры- жановский, который поселился над нами в квартире, освобожденной ординатором терапевтического отделения. Так что мы с Людой будем отныне жить под присмотром моего начальства.
   Вот уже несколько месяцев я работаю в качестве анестезиолога в Бобруйском онкологическом диспансере. Это занятие мне предложил начальник госпиталя по просьбе главного врача онкодиспансера. Врач-анестезиолог, который работал там, уволился. Надо сказать, что Бобруйский онкодиспансер — это еврейская вотчина. Все врачи и медсёстры там — евреи. К этой национальности принадлежал и анестезиолог, но не поладил он со своими коллегами — хирургами. Случай беспрецедентный среди этой национальности. Причиной всему этому явилось то, что врачи не поделили по справедливости между собой те подарки, которые дарили им родственники лечившихся в диспансере больных. Подарки чаще всего были натуральные и порой не маленькие. Сельские жители чаще всего дарили свинину и говядину, иногда целыми тушами. Люди не жалели ничего, лишь бы их родственники поправлялись. Не всегда это было так. Врачи не давали никаких гарантий выздоровления больных, ведь это онкология, но подарки всё же брали. Вот тут-то кое на кого нападала жадность. Хирурги не хотели делиться с анестезиологом. А тому было обидно, ведь в выздоровление больных он вносил немалый вклад. Анестезиологу всё это надоело, и он ушёл из диспансера.
   Моей задачей в онкодиспансере является дача наркозов во время серьёзных операций. В подготовке больных к операциям и выхаживании их после операций я не участвую. Помогают мне в работе две опытных медсестры-анестезистки пожилого возраста.
   Хирурги здесь очень квалифицированные, внедряют новшества во время операций, иногда оперируют на грани эксперимента. На таких больных они всё себе позволяют.
   Не знаю, как кому, но мне в моральном плане работать здесь тяжело. Удручают плохие результаты лечения злокачественных новообразований. Основной причиной этого является запущенность заболеваний. А она зависит от безграмотности населения, плохой профилактики заболеваний и отсутствия хорошей лечебно-диагностической аппаратуры для выявления и лечения онкологических заболеваний на ранней стадии.
   Немало здесь больных с раком желудка. Всем им делают операции, но примерно девять операций из десяти являются пробными. Больному вскрывают живот, диагностируют, как правило, запущенную стадию заболевания, ничего не делают и зашивают его. Из десяти больных, которым всё же удаётся сделать радикальную операцию, до пяти лет доживает не более двух.
   Но особенно я переживаю, участвуя в операции по удалению у женщины молочной железы. Сначала у неё под местным обезболиванием удаляют кусочек опухоли и тут же срочно исследуют его под микроскопом.. Врач даёт заключение — злокачественная или доброкачественная это опухоль. Представляю, как тяжело женщине ожидать результата анализа. Если опухоль злокачественная, в дело вступаю я. Больной под общим обезболиванием делают большую колечащую операцию по удалению молочной железы и региональных лимфоузлов. Мне почему-то кажется, что врач, который делает анализ, может и ошибиться, ведь ошибки возможны в любой работе. Здесь результатом ошибки будет тяжелейшая для женщины операция. Надо сказать, что рак молочной железы у женщин занимает первое место среди всех злокачественных новообразований. И смертность здесь, даже после радикальных операций, большая.
   Не улучшает существенно результатов лечения онкологических заболеваний лучевая и химиотерапия. Они только увеличивают и продлевают муки больных.
   Несмотря ни на что, я доволен своей работай в онкодиспансере. Здесь я, участвуя в больших и сложных операциях, получаю удовольствие от своей работы, чувствую себя востребованным как анестезиолог. В госпитале такое со мной случается нечасто.
   В онкодиспансере я также собрал материал для написания двух научно-практических работ, которые приняты к опубликованию в Военно-медицинском журнале. Здесь за мой труд мне платят определённую сумму денег, на которые я покупаю коньяк. Им я угощаю всех подряд. Досталось по бутылке начальнику госпиталя и начмеду.
   В то время, как на службе у меня сейчас всё в порядке, дома Люда разыгрывает мне драмы и комедии. Физически её беспокоит астма, в моральном же плане ей не даёт спокойно жить ревность. Обиднее всего то, что оснований для этого у неё нет никаких. Она требует, чтобы я с работы приходил без опозданий, но как это можно сделать с моей специальностью. Нередко только я соберусь идти домой, как в госпиталь привозят тяжёлого больного, которого я должен спасать. Но особенно Люда бесится тогда, когда меня вызывают на работу по вечерам и ночам. Она как-то узнаёт, кто в это время из медсестёр дежурит в операционной, и если это Камова, то она может тут же появиться в госпитале. Именно эта сексуально озабоченная медсестра у неё в наибольшем подозрении. Она как-то узнала, что Камова симпатизирует мне, не прочь завязать со мной отношения, но причём тут я. Эта медсестра мне совершенно не нравится, да и не занимаюсь я этими делами на работе. И вот сидит моя Люда в ординаторской и ждет конца операции, а если она затягивается, то и ложится спать на диване. Как мне отучить её от такого позорного поведения, я не знаю. Надо придумать что-то радикальное, уговоры на неё не действуют.
   К нам в Бобруйск пожаловал наш знаменитый ансамбль "Пес- няры". Мы с Людой устроились на их концерте в первых рядах, хочется увидеть их живьём. Но от концерта мы остались не в восторге. У них, видите ли, новая программа, весь концерт они пели "Колядные песни". Не было спето ни одной из их популярных песен. Интересно было смотреть на этих патлатых, в длинных балахонах певцов, особенно на Мулявина, который, как хозяин, расхаживал по сцене, беседуя со своими ребятами по ходу концерта.
   Со своей медсестрой-анестезисткой Марией я срочно выехал на санитарной машине в штаб армии, где скоропостижно скончался капитан 35 лет. Приезжаем туда и находим его лежащим на кушетке в медпункте штаба без пульса и дыхания. Спрашиваю врача медпункта Дерюгина, проводил ли он реанимационные мероприятия пострадавшему и вводил ли ему какие-либо лекарства. Ни того, ни другого он не делал, а между тем прошло уже свыше пятнадцати минут с тех пор, как его принесли в медпункт. Скончался он у себя в кабинете. Нам нужно было констатировать смерть пострадавшего и уехать. Реанимация в данном случае не была показана. Но у меня появился какой-то профессиональный азарт, захотелось оправдать свой приезд сюда. Капитан был худой, щуплый и реанимация у него могла быть легко проводимой и эффективной. Мы с медсестрой начали делать наружный массаж сердца и искусственное дыхание, внутрисердечно путем пункции сердца ввели положенные в таких случаях лекарства. К нашему удивлению, через пару минут у пострадавшего появился пульс и редкое поверхностное дыхание. Однако через каких— то семь минут всё это прекратилось. Мы снова начали реанимационные мероприятия и снова восстановили сердечную деятельность и дыхание. Так повторилось несколько раз. Тогда я попросил Дерюгина послать нашего шофёра в госпиталь за дефибриллятором, который мог помочь нам в данном случае. В это время в медпункт вошёл какой- то генерал. Я доложил ему о сложившейся ситуации. Выслушав меня, он начал ругать нас за то, что мы сразу не захватили с собой дефибриллятор, назвав это безобразием. Я объяснил ему, что в госпитале имеется всего один дефибриллятор и мы его при выезде не берём с собой. Мне хотелось сказать генералу, что безобразием в данном случае было то, что врач их медпункта не проводил никаких реанимационных мероприятий до нашего приезда. Но я промолчал об этом, не хотелось подставлять под удар коллегу. Привезенный дефибриллятор не помог, и у капитана была зафиксирована смерть. Скорее всего, у него случился инфаркт миокарда.
   По приезде в госпиталь я обо всём рассказал начальнику госпиталя. Тот, в свою очередь, поведал мне, что ему звонил начальник тыла армии и рассказал об упущениях в нашей работе. Начальник госпиталя понял меня правильно и попросил впредь не оживлять явных покойников.
   Начальник хирургического отделения Астраханцев, с которым я работаю уже несколько лет и который с самого начала показался мне добрым, весёлым и даже озорным человеком, со временем показал другие черты своего характера. Мне очень нравится его бесконфликтность. Я ни разу не поцапался с ним по работе, хотя предлоги для этого были. И вдруг я узнал о его очень своеобразном обращении с больными солдатами. Во взаимоотношениях между лечащимися у нас больными и медсёстрами случается всякое. Иногда некоторые больные начинают шалить, а то и хамить им. Узнав об этом, Астраханцев тут же вызывает провинившегося к себе в кабинет, где начинается его воспитание. Больной при этом имеет шанс получить хорошую пощёчину, почувствовать болезненное потягивание за ухо, понюхать огромный кулак-кувалду Астраханцева. Иногда он с шумом вылетает из кабинета, получив хороший пинок в зад. Жалоб на такое воспитание от больных не поступало. Я спросил Астраханцева, не боится ли он того, что кто- либо отомстит ему за это. Он ответил мне, что ничуть не боится. Солдат, по его мнению, тот же ребёнок, только с большим членом, а такое воспитание для него очень эффективно и доходчиво, не то, что беседы и уговоры. И мстить он не будет, если чувствует себя виноватым.
   Последнее время у Астраханцева появилось пристрастие к алкоголю. Нельзя сказать, что он алкоголик, на работе пьяным его никто не видел. Но, уходя домой в те дни, когда он не дежурит на дому как хирург, он часто по дороге умудряется заправиться определённой дозой алкоголя. Дома его пьяные выходки очень пугают его жену Раю. Ей почему-то кажется, что с ним произойдёт что-то плохое и он умрёт. Несколько раз спасать его она вызывала врачей госпиталя, в том числе и меня. Приезжаю я к ним на квартиру и вижу пьяного человека, который очень много болтает, поёт песни и строит гримасы. Спрашиваю его, что его беспокоит, на что он отвечает, что беспокоит его только жена. При этом он, показывая на неё, крутит пальцем у виска.
   Как начальник ведущего отделения госпиталя, он по блату вне очереди купил себе "Запорожец". Интересно было наблюдать, как этот крупный мужчина втискивается в этот транспорт. Создавалось впечатление, что не он влезает в машину, а машина налезает на него. Недавно он заменил "Запорожец" на "Жигули" первой модели. Он старается ездить на своей "копейке" как можно больше, заявляя, что надо добить её, пока он жив, а то достанется она после его смерти хахалю его жены.
   Таков этот очень своеобразный человек, с которым не соскучишься ни на работе, ни дома.
   Наш госпиталь после переезда в крепость стал образцово-показательным медицинским учреждением в округе. К нам привозят врачей из других госпиталей, чтобы они перенимали наш опыт. Но для этого нужно переместить их госпитали в отреставрированные царские казармы, которых нигде, кроме Бобруйской крепости, нет.
   Недавно к нам приезжал полковник Левшов, только что назначенный начальником кафедры анестезиологии и реаниматологии Военно-медицинской академии. Будучи клиническим ординатором кафедры, я учил его анестезиологии и реаниматологии. Он в то время был слушателем факультета усовершенствования врачей. На кафедре он занимался какой-то научной работой, которую никто всерьёз не принимал. И вот теперь, защитив кандидатскую диссертацию, он стал начальником кафедры. Это выдвиженец прежнего начальника кафедры Угарова, который ушёл на пенсию.
   Между мной и слушателями факультета усовершенствования во время их учёбы был своего рода антагонизм. Я пришёл на кафедру, будучи тёмным войсковым врачом, они же все поступили на факультет, будучи хирургами госпиталей. Поэтому они смотрели на меня свысока, не хотели признавать меня своим наставником. Когда меня после окончания ординатуры направили в гарнизонный, а не в окружной госпиталь, некоторые из них злорадствовали над этим. Поэтому приезд Левшова в наш госпиталь я воспринял в том смысле, что он хочет позлорадствовать надо мной здесь и похвастаться своими успехами. Может быть, это было не так. Но встретил я его формально, не как прежнего своего однокашника. Я не пригласил его к себе домой и не устроил ему гостевой стол. Он проверил мою работу, остался ею доволен и, сухо попрощавшись со мной, уехал в Минск.
   На днях у нас проходили сборы руководящего медицинского состава округа. Заодно мы познакомились с новым начальником военно-медицинской службы округа полковником Немчиновым, который заменил убывшего на повышение в Москву генерала Баранника. Как оказалось, он — однокашник нашего Астраханцева, они вместе заканчивали Военно-медицинский факультет. Со своим однокашником он обращался неформально, по-свойски.
На сборах прозвучал и мой доклад, в котором я рассказал о работе своего отделения. Присутствовавший при этом главный анестезиолог округа полковник Захаров похвалил меня за мою деятельность. Он также сообщил мне, что собирается в скором времени уйти на пенсию, так как его подводит здоровье.
                ГЛАВА 4 1980 год
   Новый год начался для меня с вызова на собеседование в военно-медицинский отдел округа на предмет перевода меня на должность старшего ординатора отделения анестезиологии и реанимации окружного госпиталя.
   Узнав об этом, я хотел сразу же отказаться от этой затеи. Для меня это своего рода понижение по службе. К тому же, я всегда был сам себе начальник, поэтому боялся, что не смогу сработаться с начальником отделения, будучи у него в подчинении. Я также понял, что начал отставать от требований времени в своей работе. В течение тринадцати лет я не проходил усовершенствования по своей специальности, хотя регулярно просил об этом своих начальников.
   Я посоветовался со своими коллегами, откровенно высказав им свои сомнения. На это все дружно заявили мне, что зря я так себя настраиваю. С моей предыдущей подготовкой я очень быстро наверстаю упущенное. Что касается моей подчинённости, то всем известно, что начальник отделения анестезиологии и реанимации окружного госпиталя полковник Захаров скоро уходит на пенсию, и я буду там первым кандидатом на его место. Следовательно, я имею шанс получить звание полковника и, что самое главное, квартиру в Минске.
   Оценив всё это, я решил поехать на собеседование. В штабе округа меня принял начальник военно-медицинской службы округа полковник Немчинов. Перво-наперво он задал мне вопрос, почему я развелся со своей первой женой. Я сказал ему, что причиной этого явилось отсутствие у нас детей. Затем он поинтересовался у меня, почему я до сих пор беспартийный. На этот тягостный для меня вопрос я ответил, что я стараюсь работать хорошо, добросовестно, не хуже некоторых партийных и что у меня нет желания стать партийным, тем более, ради карьеры. Некоторые партийные не являются для меня примером. На это полковник заявил мне, что все офицеры, тем более работающие в окружном госпитале, должны быть хорошими специалистами и партийными. Убеждённые ж в своей беспартийности офицеры вызывают у него некоторое подозрение. Тут я стал доказывать ему, что нас, беспартийных, большинство и нечего нас подозревать в чём-то. На прощанье я сказал ему:
   — Товарищ полковник, я понял одно: чтобы сделать в Советской Армии карьеру, не обязательно быть хорошим специалистом, нужно обязательно быть партийным.
   Через несколько дней я узнал, что на должность старшего ординатора отделения анестезиологии и реанимации окружного госпиталя назначен молодой партийный майор. Говорят, что он и был основным кандидатом на эту должность. А все остальные были статистами, с которыми вели пустые разговоры. Полковнику нужно было показать окружному начальству, что он объективно подходит к подбору медицинских кадров. Что касается меня, то я был даже рад, что остался на своём насиженном месте.
   Наш вольнонаёмный хирург Навроцкий Леонид Петрович, которого все за глаза называют "дедом", оказался очень интересным, своеобразным человеком. Иногда он рассказывает нам некоторые эпизоды из своей жизни. Сразу после окончания медицинского института он попал на фронт в качестве хирурга медсанбата. Только в молодости он мог выдержать те нагрузки, которые выпали там на его долю. Раненных в медсанбат поступало столько, что приходилось оперировать их без сна и отдыха по несколько суток подряд. Санитары при этом поддерживали его и следили за тем, чтобы он не уснул во время операции и не упал. Свою службу в армии он закончил в Бобруйском госпитале в качестве начальника хирургического отделения.
   Леонид Петрович — мужчина среднего роста, с кривыми ногами кавалериста, имеет небольшую бородку клинышком, которую носили когда-то земские врачи. Ему за 70 лет, но он бодр и работоспособен. С ранней весны и до поздней осени он ежедневно купается в Березине. По утрам он делает большие пешие прогулки. Он старается не пользоваться никаким транспортом. Когда наши госпитальные шофера — любители предлагают ему прокатиться с ними, он отвечает им:
   — Я не могу доверить свою жизнь любителю.
   Леонид Петрович ещё оперирует, но больших операций избегает. А когда-то он был одним из лучших хирургов в округе, за что ему присвоили звание заслуженного врача БССР. Им написано и напечатано в медицинских журналах 35 научно-практических работ. Во время работы в госпитале, где бы он ни был, он находил себе интересных больных, которые отовсюду приезжали к нему на операции. Встретив на улице человека с каким-либо дефектом лица, он предлагал ему пластическую операцию и оперировал его. Всё это он делал бескорыстно.
   Несколько лет тому назад Леонид Петрович овдовел. Но до сих пор он с большой теплотой вспоминает свою жену Соню, которая, по его словам, была для него самой красивой женщиной в мире. Те же, кто знал её, говорят, что в конце своей жизни она имела непривлекательный вид, так как у неё была акромегалия. Губы, нос и другие выступающие части лица у неё были большие. Она много болела, и он взял на себя все заботы по дому. У него осталось двое детей, сын и дочь. Сын пошёл по его стопам, став врачом-кожно-венерологом. Я как-то спросил его, почему он не женился второй раз. На это он ответил мне, что не встретил женщину, которая была бы красивее и лучше его Сони. К тому же в его возрасте женщины при встрече с ним смотрит не на него, а сквозь него.
   Леонид Петрович регулярно посещает театр. Недавно он рассказал нам, что на одном из спектаклей в зале было всего трое зрителей. Несмотря на это, спектакль шёл с начала и до конца и артисты при этом играли прекрасно. Если в городском выставочном зале появлялась какая-либо интересная выставка, Леонид Петрович сообщал нам об этом и агитировал сходить на неё. Недавно он рассказал нам, что на старом городском кладбище он обнаружил могилы военных врачей, которые служили в Бобруйске до революции, и привел в порядок их надмогильные плиты. Таков этот неугомонный человек.14
   К нам в госпиталь поступило двое молодых офицеров с обширными инфарктами миокарда. Один из них, майор, за сутки до поступления к нам был госпитализирован в медсанроту в Ки- селевичах с жалобами на боли в области сердца. Однако там ему не был назначен строгий постельный режим. Все сутки он расхаживал по палате, держась за левую половину груди, пока до врачей не дошло, что его надо везти в госпиталь. Второй больной, капитан, мой сосед по подъезду, во время лыжного кросса почувствовал боль в левой половине груди, однако с трассы не сошёл и, превозмогая боль, добежал до финиша. Оттуда он и был доставлен в госпиталь.
   Оба больных находились в состоянии тяжёлого кардиогенного шока. Майора вывести из шока не удалось, и он вскоре скончался. За жизнь капитана продолжалась упорная длительная борьба. Он остался жив, однако на месте инфаркта у него образовался большой рубец, именуемый аневризмой сердца. У него имелась тяжёлая сердечная недостаточность, с которой он и был выписан по настоятельной его просьбе домой. При этом он был уволен из армии по болезни. Через два месяца после выписки он скончался.
   Всем нам было очень жаль этих молодых офицеров, со смертью которых их семьи лишились кормильцев. Виноватыми в смерти майора во многом были врачи медсанроты, а в смерти капитана — он сам. С болями в сердце шутки плохи, при подозрении на инфаркт миокарда больных необходимо укладывать в постель.
   При несоблюдении постельного режима маленький инфаркт может превратиться в обширный со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Однако жена капитана, моя соседка, простая женщина — продавщица, в смерти мужа винила врачей. Я ещё долго слышал её тяжёлые проклятия в адрес врачей госпиталя. А причём тут врачи?
   С прошлого года наш ограниченный контингент в Афганистане всё больше и больше увеличивается и увязает там. В связи с этим многие военнослужащие опасаются, что могут попасть туда. Но есть и такие, кто не прочь получить там внеочередные звёздочки на погоны, награды и трамплин для будущего карьерного роста. А пока что туда из Бобруйска уже отправились некоторые молодые офицеры, в том числе войсковые врачи и вертолётчики. Надеюсь, что мне и другим врачам предпенсионного возраста это не грозит. Говорят, что из Афганистана в Белоруссию уже прибыли первые цинковые гробы. Это очень печально.
   У нас произошло очень важное событие — наш начальник госпиталя Пилипенко убыл в Минск на должность начальника окружного госпиталя. Ему уже давно было обещано повышение по должности в связи с успешным завершением реставрации нашего госпиталя. В округе он приобрёл репутацию строителя, а в окружном госпитале сейчас назревает какая-то стройка. Этим и объясняется его перевод туда. Лично я сожалею о его переводе. Ведь он очень хорошо относился ко мне, буквально забрасывал меня грамотами и благодарностями. Он дал мне в помощницы свою племянницу, а это о чем-то говорит.
   Что ждет нас с новым начальником госпиталя, который прибыл к нам из Группы войск в Германии, покажет будущее. На вид это молодой энергичный майор среднего роста. В Группе войск он командовал медсанбатом.
   В хирургическое отделение поступил генерал-лейтенант в отставке Соковнин с переломом шейки бедра. Это человек с очень своеобразной судьбой. Ему 85 лет и до революции он был прапорщиком царской армии. Он из дворян и жена у него была дворянкой, учившейся в Институте благородных девиц. Приходится удивляться, как этот человек смог избежать репрессий в тридцатые годы, выжить во время Великой Отечественной войны и дослужиться до генерал-лейтенанта.
   Прошёл он прошлую войну бок о бок с Рокоссовским, который ценил его и не отпускал от себя. Уйдя в отставку, он обосновался в Бобруйске, где специально для него был построен дом с пристройками. В нём он живет до сих пор с дочерью. Жена его умерла.
   Если б это был обыкновенный смертный человек, его б с переломом шейки бедра заковали в гипс и он умер бы от воспаления легких или пролежней. Такого ж заслуженного генерала надо было во что бы то ни стало спасать, для чего решено было, несмотря на его возраст, сделать ему операцию остеосинтеза бедра. Для проведения её был приглашён хирург — травматолог из городской больницы. Мне было страшновато давать наркоз такому дедушке, но деваться было некуда. Наркоз и операцию он перенес хорошо. Место перелома было обездвижено металлическим стержнем.
   После операции с ним занимались лечебной физкультурой в постели, а затем вскоре его поставили на ноги. Мои медсёстры под руки прогуливались с ним по отделению. Других медсестёр, особенно пожилых, он к себе не подпускал.
   — Разве это женщины, — говорил он, — вот моя жена была женщиной, таких сейчас нет.
   По правде говоря, дочь генерала, навещавшая его, тоже не была похожа на дворянку, а скорее на алкоголичку, каковой она и была15.
   Работавшие у нас ветераны войны операционная медсестра Мария и сестра-хозяйка Нина год тому назад получили, наконец- то, однокомнатную квартиру на двоих. Однако это не принесло им счастья. В новой квартире между ними пробежала кошка, они начали ссориться, подозревать друг друга в неблаговидных поступках. Мария обвинила Нину в том, что та хочет отравить её, подсыпает ей в пищу яд. В общем, у женщины появилась мания преследования, по поводу чего её поместили в Могилёвскую психбольницу. Говорят, что прописалась она там надолго. Скорее всего, виной этому явился старческий склероз. Что касается Нины, то она превратилась в мешок с болезнями и стала глубоким инвалидом, с трудом обслуживающим себя. Так плачевно заканчивается их жизнь, до конца отданная армии.
   Наш новый начальник госпиталя майор Жеребцов без раскачки начал показывать свой нрав. Прибыл он к нам из медсанбата, где среди личного состава преобладают военнослужащие, в частности, солдаты, а вольнонаёмных очень мало. У нас же в госпитале всё наоборот, а из военнослужащих здесь одни офицеры. В медсанбате Жеребцов был старше всех по званию, а здесь получилось так, что большинство офицеров старше его по званию. Многое также зависит от человека, его личностных качеств, а они у него, судя по всему, не на высоте.
   У Жеребцова сейчас явно преобладают методы руководства, присущие командиру медсанбата, а не начальнику госпиталя. Ему бы стоила поучиться у своего предшественника Пилипенко.
   Есть такое шуточное высказывание, что военные врачи и не врачи, и не военные. Первое относится в основном к военным администраторам, а второе — к врачам госпиталей.
   Военные врачи, в подчинении у которых преимущественно гражданские лица, в общении с ними не могут в полной мере руководствоваться требованиями уставов. Здесь должны быть другие подходы при работе с ними. Это, по-видимому, пока не дошло до Жеребцова. Сейчас он обрушил на людей массу взысканий. За последние два месяца только офицеры получили свыше двадцати взысканий. Особенно при этом достаётся подполковникам, среди которых на первом месте стоит начальник ушного отделения Се- менцов. Тот из-за пустяков получил уже два выговора. Конечно, Семенцов не подарок, его моральный облик находится не на высоком уровне. Ведь недаром в госпитале не только из-за его фамилии его называют осеменителем. Но это ж не предлог для мелких придирок!
   На днях и я попал в немилость к Жеребцову, получил от него взыскание. Это первое взыскание, полученное мною за всё время моей службы в госпиталях.
   К нам поступил больной с огнестрельным ранением таза. Всю ночь и утро я выводил его из тяжёлого состояния, в котором он находился из-за упорного кровотечения из костей и вен таза. Я как раз переливал больному кровь, когда начальник госпиталя назначил офицерам строевой смотр. Я не смог покинуть больного и пойти на этот смотр. За это в конце рабочего дня вместо благодарности Жеребцов объявил мне выговор. Он объяснил мне, что я должен был прийти к нему и отпроситься.
   Сейчас в Москве проходит Олимпиада, проведение которой омрачено бойкотом Запада из-за нашего вторжения в Афганистан. При подготовке к ней были истрачены огромные средства. У нас в Бобруйске почти полностью прекращено строительство жилья, в том числе и для военнослужащих. Говорят, что перед Олимпиадой Москва подверглась зачистке. За сотый километр из неё изгнали так называемых тунеядцев и инакомыслящих.
   Во время Олимпиады совсем не вовремя умер кумир миллионов советских людей Владимир Высоцкий. Этого нужно было ожидать, ведь он так бурно и насыщенно жил и творил. На мой взгляд, для будущей прогрессивной России он сделал больше, чем все диссиденты, вместе взятые.
   На днях к нам в приёмное отделение на грузовой машине доставили четыре мокрых грязных трупа и солдата в тяжёлом состоянии. Сердце разрывалось при виде этой ужасной картины.
   Трупы оживлять было уже поздно, поэтому мы все усилия направили на спасение оставшегося в живых. Ему был проведен весь комплекс интенсивной терапии, после чего он с улучшением был госпитализирован в реанимационную палату терапевтического отделения. В лёгких у него выслушивалась масса сухих и влажных хрипов.
   Трагедия с ребятами случилась во время учений. Грузовая машина с пятью солдатами в кузове, преодолевая канаву с водой, опрокинулась, солдаты при этом попадали в воду и были прижаты там бортом кузова. Четверо из них захлебнулись и умерли на месте, а пятого удалось вытащить из канавы живым.
   На следующий день, придя на работу, я узнал, что ночью скончался пятый утопленник. В его смерти я в какой-то мере винил себя. Мне нужно было забрать его к себе, остаться возле него со своей медсестрой на ночь и, не спуская с него глаз, продолжить борьбу за его жизнь. Возможно, исход тогда был бы другим. Но я ведь торопился без опоздания явиться домой к своей ревнивой жене, будь она неладна.
   Наш Жеребцов всё не унимается, взыскания раздаёт направо и налево. Мне он напоминает дикого взбесившегося жеребца, укротить которого очень трудно. Его фамилия в точности соответствует её носителю.
   Недавно он объявил мне ещё одно взыскание, на этот раз строгий выговор "за игнорирование указаний начальника госпиталя". А указания эти были такие. Как к председателю гарнизонной военно-врачебной комиссии, ко мне обратился мой однокашник по Военно-медицинскому факультету, а ныне опальный подполковник Семенцов с просьбой выдать ему справку о том, что он нуждается в освобождении от исполнения служебных обязанностей на десять суток. Ему сделали операцию аппендэктомию, после которой у него нагноился рубец и рана заживала вторичным натяжением. Он лечился амбулаторно и нуждался в освобождении от службы на законном основании. Справку он, конечно, у меня получил, но при виде её Жеребцов пришёл в бешенство. Он вызвал меня к себе в кабинет для разборки. Там же находился и начмед. Примерно в течение получаса он доказывал мне, что я незаслуженно выдал справку Семенцову и должен её аннулировать. Я же убеждал его в обратном. Терпение моё, наконец, лопнуло, я потерял контроль над собой, схватил стул и ринулся на Жеребцова, но тут дорогу мне преградил набравший в рот воды начмед. Не будь его, эта разборка, по-видимому, закончилась бы моей дракой с Жеребцовым с последующими тяжёлыми для меня последствиями. Слава Богу, я ещё легко отделался.
   После происшедшего я пришёл к выводу, что дальнейшая моя служба здесь не заладилась и мне нужно увольняться из армии. К счастью, в будущем году у меня наберётся 25 лет выслуги и я смогу получить полноценную пенсию. Надо только мне оставшееся время быть осторожным в общении с Жеребцовым и не нарваться на очередную неприятность.
   На этой неделе к нам приезжал заместитель начальника медицинской службы округа с проверкой состояния дисциплины в госпитале. Говорят, что он ужаснулся, когда подсчитал количество взысканий, наложенных Жеребцовым на офицеров. Оказалось, что кто-то написал на него жалобу в округ, чем и была вызвана эта проверка. Жеребцов отделался тем, что его пожурили за это, после чего он слегка угомонился. На долго ли?
   Пришло время моего отпуска за 1980 год. Мы с Людой, как всегда, хотели провести его на Южном берегу Крыма, но надоело нам отдыхать там дикарём. Хотелось бы достать Люде путёвку в санаторий, но осуществить это невозможно. Совершенно неожиданно мне предложили мужскую путёвку в Пятигорский военный санаторий. Это очень хороший санаторий, там можно будет мне подлечить мой хронический гепатит и шейно-грудной радикулит. Я начал уговаривать Люду отпустить меня в Пятигорск, а самой съездить на Южный берег Крыма и купить там себе курсовку. С трудом она согласилась на это.
   И вот я в Пятигорском санатории, где меня поселили в двухместном номере в филиале санатория, находящемся недалеко от знаменитого Провала. Здесь, оказывается, размещают более молодых и здоровых отдыхающих. Атмосфера здесь фривольная, располагает ко всяким вольностям. Некоторые мужчины свой отдых проводят в пьянстве. Другие ж по прибытии сюда стараются сразу же найти себе партнёршу для совместного времяпрепровождения, чтобы, как здесь говорят, не сгорела путёвка. Не отстают от мужчин и женщины. Некоторые из них явно предлагают себя в любовницы. Среди них есть замужние женщины. Таких здесь называют хищницами. Некоторые женщины лечатся от бесплодия, поэтому смело вступают во временную связь с мужчинами, возможно, для того, чтобы проверить эффективность лечения. Некоторые образовавшиеся пары сбиваются в группы и отдыхают на природе с шашлыками и вином. Надо быть железным человеком, уродом или импотентом, чтобы остаться здесь не соблазнённым.
Я не любитель заводить временные случайные связи с женщинами, но это ведь иногда случается спонтанно, неожиданно. Вскоре после моего приезда в столовой за соседним столом появилась очень симпатичная, миниатюрная, с точёной фигуркой женщина лет сорока. Она буквально с первого взгляда пронзила моё сердце. Я начал приглядываться к ней, но у неё был холодный, неприступный вид. Через пару дней вечером я шёл к себе в номер и увидел, что моя симпатия нервно разгуливает по коридору. Я остановился и спросил её, почему она здесь одна и не могу ли я ей составить компанию. На это она ответила мне, что её соседка по номеру сейчас выясняет отношения со своим парнем, поэтому она решила не мешать им. Я предложил ей зайти ко мне в номер и быть моей гостьей, на что она согласилась. Что было дальше, я отразил в написанном мною вскоре после этого следующем стихотворении:
                "Войдите в комнату мою,               
                Не стойте в коридоре"
                Она ответила:"Войду,               
                Пусть мирятся те двое".
                Вошла и осмотрелась вмиг,
                На кончик стула села.
                Смущён,взволнован,как жених,
                Он вымолвил несмело:
                "Осмелюсь вам я предложить               
                Бокал вина сухого".               
                Она ответила: "Всю жизнь               
                Люблю вино такое".
                Кружилась в танце голова,
                Колени подгибались               
                И танго старого слова               
                Из уст её срывались.
                Мгновенья замерли вокруг               
                И,как в извечной драме,
                В горячем поцелуе вдруг               
                Уста слились с устами.
                Как было сладостно в тот миг,
                Лишь знает ночь глухая.
                Гори.гори в душе у них               
                Огонь,не угасая!
   Возможно, это стихотворение преувеличивает результат нашей первой встречи. Ничего такого у нас в тот вечер не произошло. Я узнал, что её зовут Яна, она полька по национальности, приехала из Чернигова, где работает заведующей магазином одежды. Она замужем, имеет дочь, её муж командир части, подполковник.
   Мы начали встречаться с ней, ходить на танцы, ездить на экскурсии. А посмотреть в Пятигорске и его окрестностях есть на что. Здесь буквально всё напоминает о Лермонтове. Мы посетили место дуэли Лермонтова, его бывшую могилу, дом, в котором произошла его ссора с Мартыновым, домик, который он снимал себе для проживания в Пятигорске во время своего последнего приезда сюда. Фуникулёр доставил нас на гору Машук, откуда мы полюбовались Пятигорском и его окрестностями с птичьего полёта. Съездили мы на экскурсию к Эльбрусу. Поднимаясь там на подъёмнике в гору, интересно было наблюдать, как многоярусный лес у подножия горы сменяется альпийскими лугами. До ледников мы не добрались. В Нальчике, через который мы проезжали, меня поразила очень красивая, ухоженная клумба, которой не было конца. Я подумал, что такой длинной клумбы хватило бы на несколько городов.
   Яне лечащий врач назначил массаж по поводу шейно-грудного радикулита, но очередь на эту процедуру у неё всё не подходила. Тогда я сказал ей, что начну делать ей массаж сам, а потом его продолжит массажистка. Яна согласилась на это. У неё в номере в её постели я начал массажировать ей позвоночник, а под конец перешёл на массаж груди, живота и ниже пояса. Пришлось Яне за мой массаж расплачиваться натурой. Говорят, что у женщин всё одинаковое, но женщины все разные. Яна оказалась исключительной женщиной. Она была раскованной, незакомплексованной, умелой. Такие женщины встречаются редко. Моё общение с ней не шло ни в какое сравнение с моим интимным общением с Людой.
   Яна рассказала мне, что её измена мужу оправдана. Однажды он поехал в санаторий и вернулся оттуда заметно изменившимся. Заподозрив неладное, она пришла к нему на службу и, улучив момент, когда он отлучился из кабинета, открыла его сейф, где обнаружила пачку писем от женщины, с которой он проводил время в санатории. Она устроила ему бурную сцену. Их совместная жизнь разладилась. Теперь она мстит ему. Приходилось только удивляться тому, что её муж не оценил такое сокровище. Я, со своей стороны, рассказал Яне, что уже много лет терплю от жены напрасные подозрения в измене, которые отравляют мне жизнь и мешают работать. Поэтому я хочу, чтобы эти её подозрения были оправданными и я не напрасно терпел её выходки. Она сама толкнула меня на измену.
   Оставшиеся дни нашего совместного отдыха пролетели, как один миг. А так хотелось продлить этот короткий медовый месяц. Мы договорились с Яной писать друг другу письма до востребования, а в будущем встретиться. Наше расставание было горячим. Яна плакала и корила себя за то, что с начала нашего знакомства вела себя со мною прохладно.
   Когда я приехал домой, Люда была ещё в Крыму. Я начал получать от Яны письма, которые тут же уничтожал. Люда, как всегда, приехала внезапно. Она очень изменилась внутренне и внешне, похудела на несколько килограммов и начала относиться ко мне прохладно. На мой вопрос, почему она похудела, она ответила, что в Крыму она вела себя очень активно, так как у неё была очень активная подруга. Я чувствовал, что она говорит мне неправду. Но я не стал придираться к ней, так как у меня у самого было рыльце в пушку.
   Примерно через десять дней после приезда Люды я возвратился с работы домой с опозданием, так как участвовал в операции по поводу прободной язвы желудка. Не успел я ступить на порог квартиры, как Люда набросилась на меня с кулаками и криком:
   — Что, опять веселился в госпитале со своими проститутками? Всё прикрываешься тяжёлыми больными!
   Я опешил от такой встречи, так как являюсь ярым противником того, чтобы супруги били друг друга. Люда всё не унималась и продолжала колотить меня по чём попало. Тогда я выбрался из квартиры и направился в кафе при доме офицеров. Там я заказал себе бутылку вина "Кагор" и всю её выпил. Основательно захмелев, я какое-то время побродил по городу и возвратился домой. Люда снова налетела на меня, на этот раз с веником в руках. Она начала хлестать меня этим грязным предметом и кричать:
   — Что, нажрался, развратник! Езжай к своей проститутке в Чернигов!
   Тут я вышел из себя и нанёс ей хорошую пощёчину. Люда бросилась в комнату, схватила стеклянную вазу для цветов и начала бить меня ею, норовя попасть в голову. Впав в ярость, я начал бить её кулаками по чём попало. Люда во время этой схватки наклоняла голову, чтобы я не ударил её по лицу. В то же время она умудрилась нанести мне вазой несколько болезненных ударов по голове и посадить синяк под глазом. Затем она бросила своё оружие и выскочила из квартиры в прихожую. Я бросился за нею с целью задержать её, так как испугался, что она разобьёт стекло в двери прихожей и нанесёт себе при этом осколками стекла тяжёлые, даже смертельные раны. К счастью, стекло она не разбила, а вытолкнула из двери, а затем выскочила через образовавшуюся дыру наружу и убежала во двор.
   Я собрал осколки разбившегося стекла, возвратился в квартиру и начал обдумывать сложившуюся ситуацию. Мне стало ясно, что Люда как-то узнала о моей связи с Яной, перехватив её письма ко мне. Тут я очень пожалел о том, что свой курортный роман не закончил вместе с окончанием срока путёвки, а продолжил его путём переписки. Пусть это послужит уроком для других.
   Мне было очень стыдно, что я впервые в жизни поднял руку на женщину. Во всём в первую очередь виноват я. За всё в этой жизни приходится расплачиваться. Но ведь это она спровоцировала эту драку и уже давно напрашивалась на мордобой. Нельзя женщине в конфликте с мужчиной, тем более находящемся в состоянии алкогольного опьянения, применять физическую силу. Она рискует при этом получить сильнейший отпор. Я ей не первый её муж Николай, который сносил её побои. Самое сильное и непобедимое оружие женщины — это её язык.
   Люда так и не вернулась домой в эту ночь. На следующий день я пошёл на почту с целью выяснить, как письма, адресованные мне, попали к моей жене. Работавшая в отделе писем до востребования пожилая женщина рассказала мне, что к ним на днях приходила дама за своими письмами. При этом она случайно узнала, что на почте имеются ещё письма на её фамилию. Она попросила назвать ей инициалы получателя писем. Вскоре эти письма получил мужчина, предъявивший удостоверение личности. Она виновата, что не сверила его личность с фотографией в удостоверении. Мне стало ясно, что Люда сама получала письма до востребования, скорее всего, от своего любовника. Выкрав у меня удостоверение личности, она с помощью подставного мужчины получила мои письма. Я начал ругать работницу почты за то, что она своим халатным отношением к работе разрушила нашу семью. Та всё каялась и просила прощения. Я хотел было пойти к заведующему почтой и пожаловаться на неё, но потом раздумал. Ведь кающегося грешника прощают. Да и исправить положение было уже невозможно.
   Я написал Яне коротенькое письмо, в котором сообщил ей, что наша переписка прекращается, так как моя жена обо всём узнала и я попал в такую же ситуацию, как и её муж. В письмо я вложил стихотворение, написанное мною накануне. Вот оно.
                Может быть
                Мажет быть, ты сейчас на работе,
                На прогулке или в кино,
                Иль другие земные заботы               
                Одолели тебя давно.
                Может быть,ты сейчас мечтаешь               
                О счастливых грядущих               
                И невольно меня вспоминаешь               
                С теплотою и блеском в глазах.
                Может быть,ты грустишь украдкой               
                Над чредою ушедших лет,               
                Когда пишет стихи в тетрадку               
                Вдохновлённый тобою поэт.               
   И ещё я пришёл к выводу, что придётся мне разводиться с Людой. Она из тех людей, которые ничему не учатся и ничего не забывают. Наша совместная жизнь после происшедшего будет невозможна. А в следующем году я обязательно уволюсь из армии. Чёрная полоса в моей жизни продолжалась.
   Прошла неделя с тех пор, как исчезла Люда. Всё это время я метался по своей огромной квартире. Чтобы как-то развеяться, я пару раз сходил на танцы в санаторий. Там на открытой танцевальной площадке веселились не только отдыхающие, но и некоторые жители Бобруйска "кому за тридцать". Не помогло мне и это. Тогда я решил лечь на некоторое время в госпиталь и полечить там душу и тело. Наш невропатолог, который сам ходил с фонарём под глазом, понял меня и положил к себе в отделение.
   Примерно через неделю после моей госпитализации ко мне в палату ввалилась в тёмных очках и с озабоченным лицом Люда. Она начала спрашивать меня, что со мной случилось и как я себя чувствую. Я зло ответил ей, что чувствую себя нормально, а она может проваливать отсюда и готовиться к разводу. Люда начала уговаривать меня, чтобы я отпросился у невропатолога на ночь домой. Не добившись моего согласия, она ушла.
   Тут я должен сказать, что перед тем, как лечь в госпиталь, я врезал в дверь спальни замок и перенёс туда наше имущество. Всё оно было приобретено мною до моей женитьбы на Люде. Ей я оставил только её личные вещи. Вернувшись домой, Люда поняла всё: я готовлюсь к разводу и она останется ни с чем. Это, по-видимому, заставило эту твёрдолобую, упрямую сибирячку сломить свою гордыню и явиться ко мне с целью примирения.
   Через день Люда снова появилась в госпитале, на этот раз в сопровождении моей старшей сестры Лиды. Она съездила к ней в Гомель и уговорила её стать посредницей в переговорах со мной. Это был её беспроигрышный ход. Она знала, что я очень люблю и уважаю свою сестру и ни в чём не откажу ей. Поохав надо мной, женщины начали уговаривать меня пойти с ними домой. Тут я уже не устоял и отпросился у невропатолога на ночь. Дома они быстренько организовали стол с выпивкой и закуской, и не успел я опомниться, как очутился с Людой в постели. Произошло наше примирение.
   Люда пообещала мне, что она навсегда забудет всё то плохое, что произошло между нами. В доказательство этого она на моих глазах порвала письмо Яны ко мне. Она рассказала мне, что всё это время находилась в Минске у своей подруги, с которой отдыхала в Крыму. Та советовала ей обратиться с жалобой на меня к командующему округом, но она не послушала её.
   После пережитых бурных событий жизнь наша покатилась отнюдь не по гладкой дорожке. Чувствовалось, что Люда старается сдерживать себя в обращении со мной, но время от времени взрывается. В наши взаимоотношения вкрались недоверие и обман. Я хорошо изучил Люду и знал, что она затаилась на время и в будущем отомстит мне. Она никогда не простит мне измены и побоев, не тот это человек. И ещё я понял то, что только дети во многом цементируют семью. Без них она с трудом выдерживает жизненные испытания.
   Однажды, придя с работы домой, я застал Люду за тем, что она с балкона выбрасывала во двор комнатные цветы, которые очень любила. Я спросил её, зачем она это делает. Она ответила, что цветы эти вредные и плохо пахнут. На следующий день я пошёл к психиатру и рассказал ему об этом. Тот посоветовал мне привести к нему Люду на консультацию. Побеседовав с ней, он заявил, что её нужно поместить на стационарное лечение в психдиспансер. Люда не противилась этому.
   В психдиспансере ей поставили диагноз: невроз. Её начали усиленно накачивать антидепрессантами, отчего она постоянно находилась в полусонном состоянии. Я ежедневно навещал её. С согласия Люды я уволил её с работы. К этому времени у неё как раз окончился срок выплаты алиментов дочери. Через какое-то время она категорически отказалась встречаться со мной. У меня возникло подозрение, что Люда симулирует свою болезнь. Ей, по- видимому, захотелось поиграть у меня на нервах и найти благовидный предлог для увольнения с работы. Посоветовавшись с психиатром, я решил забрать её домой. Не без труда, мне удалось отучить её от антидепрессантов. Вскоре она пришла в нормальное состояние. Мне оставалось только доживать с ней безрадостные дни нашей совместной жизни. Ощущение того, что я сделал ошибку, не разведясь с нею, не покидало меня.
   Четвёртого октября по стране разнеслась весть: в автомобильной катастрофе погиб Пётр Машеров. Автомобиль, в котором он ехал с большой скоростью, столкнулся с грузовиком. Любят наши высокие руководители быструю езду, за что иногда расплачиваются. Ходят слухи, что всё это подстроили его московские недоброжелатели и конкуренты. Ведь он должен был на днях перебраться в Москву на повышение.
   Средства массовой информации хотят убедить нас в том, что в период пятнадцатилетнего правления Машерова белорусы жили хорошо, в достатке. Однако, проживая здесь, мы этого не ощутили. В народе говорят, что для того, чтобы осуществить свою мечту о переводе в Москву, Машеров вывозил из Белоруссии во всесоюзный фонд всё, что велели ему его московские начальники и даже больше того.
   Что касается нашего пожизненного царя Леонида Брежнева, то стыдно смотреть, как над ним потешается весь мир. Чего только стоят его горячие поцелуи, очень своеобразная невнятная речь и безмерная любовь к наградам. Очень жаль, что во главе такой сверхдержавы стоит этот дряхлый старец, за которого всё решает его не менее дряхлое окружение. Людям также надоели те материальные трудности и недостатки, которые приходится им испытывать. Обидно, что наш многострадальный народ безропотно сносит всё это. Я не могу спокойно наблюдать за этим и сочинил такую эпиграмму на Брежнева:               
                Возомнив себя вождём               
                Всего человечества,
                Продаёт покамест он               
                Родное отечество.               
                Пусть народ по дням-ночам               
                Выполняет планы,               
                Он же вывернет друзьям               
                Все его карманы.               
                Из-за мудрого правленья               
                Остались без мяса,
                Скоро будем,без сомненья,
                Без бензина,газа.               
                Старцу дряхлому сему               
                Сидеть бы на печи,               
                Чем с трудом читать ему               
                Готовые речи.
                Позабыты скромность,совесть,
                А друзь стараются:               
                Орденами всех достоинств               
                Груди украшаются.
                Эполеты маршальские               
                Напялили деду,               
                Дай Бог память-за какую
                Крупную победу?               
                Регулярно стопку книг               
                В свет он выпускает,
                В то поверит только псих,
                Что он их сочиняет.
                Лишь о нём день-ночь трубят               
                Средства информации,
                Приписать ему спешат               
                Все благие акции.
                Всё печётся о себе               
                Выскачка нахальный,
                Достаётся ж тебе,
                Люд многострадальный.
   Это стихотворение я переписал печатными буквами и без подписи отправил в ЦК КПСС и "Литературную газету". При этом я рисковал тем, что при желании сотрудники КГБ смогут отыскать его автора, а это грозило мне большими неприятностями.
   Вот уже в течение месяца в госпитале кипят страсти по поводу дела о взятке и взяточниках в хирургическом отделении. А всё началось со сборов медицинского состава округа а Минске. В них участвовали начальники отделений и администраторы госпиталей. Присутствовали на них и мы с Астраханцевым. Там, как всегда, подвели итоги работы военных учреждений за год, указали на имевшиеся недостатки и поставили задачи на будущее. Наш госпиталь назвали в числе передовых, что приятно было услышать. Особенно мы отличились по количеству опубликованных научных работ, которые почти все написаны мною, правда, в основном во время моей службы в Забайкалье.
   На следующий день после возвращения со сборов, придя на работу, я сразу же ощутил, что в отделении произошло что-то необычное. Сотрудницы хирургического отделения кучковались и о чём- то шептались. После утренней конференции ординатор хирургического отделения капитан Маревский, выходец из кубанских казаков, очень энергичный и решительный товарищ, рассказал мне о том, что произошло в отделении во время нашего отсутствия.
   За несколько дней до этого в отделение поступил рядовой Гусейнов, азербайджанец по национальности, с жалобами на боли в животе. Ему выставили диагноз кишечная колика и оставили в отделении под наблюдением. В тот день, когда мы были на конференции, навестить его пришёл его дядя. В разговоре с дежурной медсестрой хирургического отделения Соркиной он заявил, что его племянника после операции уволят из армии и они вместе уедут домой. Приехал он сюда с Севера, где работал вахтовым методом и заработал хорошие деньги. Соркиной он подарил коробку конфет.
   Вечером после его визита больной Гусейнов начал жаловаться на сильные боли в животе. В отделение был вызван старший ординатор отделения Хитров, который, осмотрев больного, заподозрил у него прободную язву желудка и велел операционной медсестре готовиться к операции. Для проведения наркоза из дома была вызвана моя медсестра-анестезистка Мария. Под масочным наркозом единолично, не вызвав себе в ассистенты Маревского, Хитров быстро и успешно сделал операцию ушивания прободной язвы.
   Обо всех перипетиях вокруг этой операции Соркина рассказала Маревскому. Тот возмутился, что его не вызвали на операцию в качестве ассистента, заподозрил во всём этом что-то неладное и провёл своё расследование. При этом он выяснил, что никто из участников этой операции прободной язвы не видел. Обычно оперирующий хирург показывает прободное отверстие язвы анестезиологу и операционной медсестре. Проанализировав всё происшедшее, наши самозваные следователи Маревский и Соркина пришли в выводу, что здесь кроется что-то криминальное. Скорее всего, у больного не было никакой прободной язвы. Хитров просто разрезал ему брюшную стенку и зашил её, но в протоколе операции указал, что ушил язву. Больной после этой операции подлежал увольнению из армии. За всё это Хитров, конечно, получит взятку от его дяди. Именно такие предположения и вызвали в хирургическом отделении всеобщий ропот. Но, как говорят, шило в мешке не утаишь. Вскоре об этом в госпитале стали шептаться все. Народ замер в ожидании чего-то сенсационного. Люди жаждали расследования этого дела и наказания виновных, но всё пока что оставалось без последствий.
   Через несколько дней госпиталь посетил прокурор Бобруйской армии, который вёл длительную беседу с Астраханцевым и Хитровым. Как стало известно, он получил анонимку, в которой описывались происшедшие в хирургическом отделении подозрительные события. По-видимому, наши хирурги убедили его в отсутствии у нас какого-либо криминала, так как его визит не вызвал каких-либо отрицательных последствий.
   Через пару недель в госпиталь прибыл начальник медицинской службы округа полковник Немчинов со свитой. Они уединились в кабинете у Астраханцева и вели там шумную беседу. Судя по всему, особенно досталось от них нашему Хитрову, которого обвиняли в основном в том, что он делал операцию без ассистента. Вызывали туда и медсестёр хирургического и анестезиологического отделений и предъявили им написанное, якобы, ими и отосланное в ЦК КПСС письмо с их подписями. В нём были подробно описаны всё те же события. От авторства письма и своих подписей под ним все медсестры отказались. Это была явная анонимка. В конце концов стало ясно, что прибывшая комиссия ищет не виновников происшедшего, а автора анонимки.
   Во время этого расследования никто почему-то не побеседовал со мной и Маревским. Это мы восприняли в том смысле, что в авторстве анонимки подозревают и нас. Если бы они вызвали на откровенную беседу меня, то я мог бы рассказать им о том, что Хитров виноват ещё в одном: он заставил мою медсестру-анесте- зистку давать масочный наркоз при такой серьёзной операции.
Необходимо было вызвать из районной больницы врача-анестези- олога и дать больному более сложный интубационный наркоз. И вообще медсестра-анестезистка не имеет права самостоятельно проводить наркоз. Я бы мог рассказать комиссии также о том, что и раньше в хирургическом отделении было сделано несколько операций, подобных на эту, наделавшую столько шума. На первом этапе моей работы в госпитале наш ныне покойный вольнонаёмный хирург Мартьянов сделал несколько операций ушивания прободной язвы желудка солдатам кавказской национальности. И тогда он оперировал без ассистента и не мог показать мне во время операции прободное отверстие язвы. Но я в то время не придал этому особого значения. Однако сейчас, проанализировав всё это, я пришёл к выводу, что наши хирурги уже давно занимаются взяточничеством. И во главе всего этого стоит начальник хирургического отделения Астраханцев. Без его ведома это не делается. Кто-то из преданных ему хирургов делает этот криминал, а Астраханцев организует его, оставаясь при этом в стороне. В последнем случае Хитров воспользовался отсутствием в госпитале меня и Астраханцева и провернул это дело. И всё осталось бы шито-крыто, если бы не проболтался дядя Гусейнова. По-видимому, у них в Азербайджане всё это делается открыто.
   То, что Астраханцев брал взятки, видно также из того, что он за последние годы купил себе две машины, а последнее время начал увлекаться алкоголем. Значит, у него появились побочные деньги. Не устоял он всё же перед соблазном иметь их.
   А между тем прибывшая комиссия продолжала своё однобокое расследование. К поиску анонимщиков были подключены сотрудники КГБ. Письмо в ЦК КПСС было отпечатано на машинке, которую обнаружили в штабе госпиталя. Её перед тем брал оттуда начальник рентгенологического отделения майор Снетко. Его и зачислили в анонимщики.
   Никаких организационных и кадровых выводов после всего этого не последовало. Дело спустили на тормозах. Шум, поднятый по этому поводу, вредил в первую очередь начальнику медицинской службы округа полковнику Немчинову. Не исключено, что последний, будучи однокашником Астраханцева, решил обелить его.
   Пострадал при этом один только больной Гусейнов. Его перевели в окружной госпиталь, где ему сделали гастроскопию и не обнаружили при этом в желудке никаких следов язвы. Свою службу в армии он продолжил.
   Так закончилось это каверзное дело, которое в какой-то мере бросило тень и на меня. Надеюсь, что это не отразится на моей дальнейшей службе.
                ГЛАВА 5 1981 год
   Медсестра Соркина, прославившаяся в госпитале своими разоблачениями взяточников в хирургическом отделении, на днях сама опростоволосилась. Поставила она больному солдату банки на спину и забыла о них, а когда вспомнила, то обнаружила, что вся спина у него превратилась в сплошную рану в пузырями. С криком и плачем она прибежала в ординаторскую. Пришлось ей самой оказывать срочную медицинскую помощь. К счастью, рана оказалась поверхностной, похожей на ожог второй степени. Через две недели после соответствующего лечения она зажила. Над Сор- киной же ещё долго все потешались.
   В Бобруйск приехал замечательный русский певец Штоколов. Говорят, что он перед тем, как уйти на покой, делает прощальное турне по стране. В своё время я слышал его пение в опере в Ленинградском театре оперы и балета. У меня на магнитофоне записаны в его исполнении русские романсы. Я очень люблю этого певца и поэтому сидел на его концерте в первом ряду. На этот раз он исполнял исключительно русские романсы. Интересно было наблюдать за этим певцом, имеющим такую широкую грудную клетку и принимающим во время пения очень своеобразную позу. Академик Фёдор Углов из 1-го Ленинградского мединститута, большой приятель певца, рассказывал как-то нам, студентам, что у Штоколова он мог осматривать голосовые связки без никаких инструментов. Меня поразило то, что на его концерте зал был полупустым. По-видимому, народ хуже знает этого в основном оперного певца, чем некоторых раскрученных эстрадных бездарностей.
   Возвратился с недельных сборов анестезиологов-реаниматоло- гов округа, проходивших в окружном госпитале. Там я познакомился с работающими в округе своими коллегами, а это уже хорошо.
   Впервые за пятнадцать лет работы в госпиталях моё начальство решило за неделю повысить мою квалификацию, отставание в которой у меня наметилось. Осуществить это на практике невозможно, так как до гарнизонных госпиталей не доходят новейшие средства для наркоза и реанимации. Сейчас уже повсюду в крупных лечебных учреждениях при операциях применяют нейролеп- танальгезию, а я о ней только читал и слышал. Ведь у нас снабжение медикаментами и аппаратурой кремлёвской больницы не такое, как захудалой районной больницы. Качество лечения каждого зависит от его социального положения.
   Решили нас также научить, как организовывать а госпитале службу крови, но ведь эту службу я без никакой учёбы возглавляю уже пятнадцать лет. В конечном счёте получается так, что качество работы каждого из нас в основном зависит от самого себя.
   Во время сборов нам организовали экскурсию в Хатынь. Впечатление от неё у меня осталось тяжёлое. Навела она меня на грустные размышления. Во время Великой Отечественной войны погибло свыше трёх миллионов жителей Белоруссии, в то время как на фронтах войны их воевало не более одного миллиона. В уничтоженных населённых пунктах Белоруссии в основном погибали старики, женщины и дети. Фашисты расправлялись с ними во время карательных операций в ответ на акции партизан и подпольщиков и за связь с ними. Немало при этом погибло и самих народных мстителей. Никто до сих пор не подсчитал, сколько людей было уничтожено в Минске и его окрестностях в ответ на убийство главного немецкого карателя в Белоруссии Кубе. На его место поставили ещё более жестокого карателя. Но никого в то время не интересовали такие мелочи, важно было показать, что у немцев в Белоруссии земля горит под ногами. Важна была международная реакция на это.
   Надо прямо сказать, что и в Российской империи, и в СССР никогда не жалели и не берегли своих людей. Все победы у нас достигались большой кровью. В ответ на огромные людские потери во время Великой Отечественной войны Сталин как-то сказал:
   — Бабы ещё нарожают.
   Что можно было ещё ожидать от этого жестокого и коварного человека. Под его мудрым руководством у нас погибли миллионы людей во время коллективизации, голодомора, репрессий тридцатых годов и Великой Отечественной войны. Другие государства за каждого своего гражданина готовы перегрызть глотку. Свои победы они достигают малой кровью. Примером этого являются США и Англия, людские потери которых во время второй мировой войны не сопоставимы с нашими. Хорошие дипломаты очень часто приносят больше пользы, чем великие полководцы.
   Посетил я во время пребывания на сборах наш знаменитый Белорусский драматический театр имени Янки Купалы, о чём давно мечтал. Я не очень люблю игру артистов театра с её театральностью и условностями. Другое дело киноактёры с их сугубо реалистической манерой игры. На этот раз в театре шла пьеса "Зацю- каны апостал" на белорусском языке. Сама пьеса оказалась не очень интересной, да и отвык я от белорусского языка. После двадцати двух лет проживания в России я обрусел, хотя белорусский язык понимаю. Разговариваю ж я по-белорусски с трудом. Вспоминаю, какие усилия пришлось приложить мне в Ленинграде, чтобы отвыкнуть от своего родного языка и избавиться от белорусского акцента. Но почему получилось так, что у нас сейчас в городах и даже в деревнях все поголовно говорят на русском языке, хотя и с белорусским акцентом. На разговаривающего на белорусском языке оборачиваются и даже иронизируют над ним. В школах белорусский язык фактически превратился в иностранный. Могут ли белорусы считаться белорусами, лишившись своего родного языка? Не приведёт ли это к исчезновению, деградации белорусской нации?
   Нашего "деда" Леонида Петровича здорово подвела операционная медсестра Камова. Решил он под всеми забытым внутрико- стным обезболиванием удалить солдату варикозно-расширенные вены голени. Для этого он под жгутом в большеберцовую кость накачал новокаин. Операция прошла под крикаином, так как больной в это время ощущал боль. После операции выяснилось, что медсестра вместо новокаина подала хирургу гипертонический раствор поваренной соли. Нога у больного вскоре стала, как колода, так как у него наступил тромбоз глубоких вен голени и бедра. Пришлось солдата комиссовать и уволить из армии. Леонид Петрович очень сильно переживал по этому поводу, мы же слегка подтрунивали над ним за его упорное нежелание оперировать таких больных под наркозом. В шутку я даже обвинил его в том, что это он виноват в отставании нашей страны от Запада в вопросах общего обезболивания.
   Недавно я сопровождал в окружной госпиталь больного, которого мы транспортировали на вертолёте. Мне не понравился этот, на мой взгляд, ненадёжный вид транспорта. Во время полёта в машине ощущалась сильная вибрация, а в ушах стоял пронзительный визг. При небольшой скорости полёта создавалось впечатление, что вертолёт не летит, а движется, как черепаха.
   Наш Астраханцев уволился из армии. Не исключено, что этому способствовали прогремевшие в госпитале события со взяткой. В то же время он уволился по выслуге лет, с хорошей пенсией. Мне даже жаль расставаться с этим весёлым контактным человеком. В то же время он отталкивает от себя проявившемся в нём двуличием. Уезжает он в Минск, где скоро должен получить квартиру. 16
   Вместо Астраханцева на его должность прибыл майор Пилип- чук из Полоцкого госпиталя.
   На вид это моложавый мужчина лет сорока трёх с добродушным лицом, часто покрывающимся нездоровым румянцем. Как оказалось, он болен злокачественной гипертонией.
   Тяжело ему будет работать в хирургии с таким недугом. А довела его до этого, скорее всего, его бывшая жена, которая, как и моя спутница жизни, ревновала его ко всем женщинам подряд. Закончилось это тем, что в один из дней, возвратившись с работы, он обнаружил её повесившейся в туалете. У него на руках осталоись две девочки семи и пяти лет. Помогает ему растить их его старенькая мать.
   С Пилипчуком я очень быстро сработался. Он всё удивляется тому, что я с большой охотой иду навстречу хирургам по всем вопросам общего обезболивания. В Полоцком госпитале такого не наблюдалось. В помощниках у него остаётся непотопляемый Хитров.
   Моя медсестра Мария влюбилась. Казалось бы, что в этом нет ничего особенного. Пора уже влюбиться этой гордой, недоступной девушке в хорошего парня. Но всё дело в том, что влюбилась она в женатого ординатора хирургического отделения Маревского, имеющего порядочную жену и двоих детей. Засиделась, видать, она в девках, перезрела. А всё началось с того, что Маревский стал настойчиво уделять ей знаки внимания. Он уже давно говорил мне, что ему очень нравится моя Мария. Этот кубанский казак уже не одной женщине в госпитале заморочил голову. Я просил его оставить в покое Марию, однако он не послушал меня и после довольно-таки продолжительной осады добился своего: крепость сдалась. Сейчас он тайно встречается с Марией, которая последнее время преобразилась, повеселела и подобрела. Вот и пойми после этого женщин!
   Уволился из армии мой однокашник по Военно-медицинскому факультету опальный начальник ушного отделения подполковник Семенцов. Доконал-таки его своими придирками Жеребцов. Его увольнение является для меня сигналом того, что и я могу уходить на пенсию, так как тоже имею двадцать пять лет выслуги. Вместо Семенцова из Группы войск в Германии прибыл подполковник предпенсионного возраста Лущиков. Вскоре после его появления в госпитале прошёл слух, что у него в банке на срочном вкладе лежит двадцать пять тысяч рублей. Эту сумму он накопил за время службы в ГДР. Он никогда не был женат, живёт в уединении и является большим скрягой. Он экономит даже на еде, питаясь в отделении той пищей, которой кормят больных.
   Встречаются ж такие типы!
   Из округа в госпиталь пришел запрос, удививший всех. В нём спрашивалось: желает ли майор Снетко замениться в Южную группу войск, капитан Маревский — в Группу войск в Германии, подполковник Пущенко — в Центральную группу войск на должность старшего врача — специалиста отделения анестезиологии и реанимации группового госпиталя. Снетко и Маревский тут же, не задумываясь, дали положительный ответ. Зато очень глубоко задумался я. Повторялась та же история, что и с предполагавшимся ранее моим переводом в окружной госпиталь. Мне предлагали дальнейшую службу с понижением в должности и с подчинением начальнику отделения. На новом месте я должен буду срочно наверстать своё отставание в специальности. Мне остаётся два с половиной года до пятидесяти лет, а это тот возрастной потолок, до которого может служить в армии подполковник. Не ехать же мне в Чехословакию на этот срок. Что делать? Советуюсь с коллегами, которые почти все служили в наших группах войск в Европе. Все они советуют мне согласиться на этот перевод. И самым главным аргументом при этом выдвигают тот, что я перед пенсией прибарахлюсь там, окрепну материально. В Чехословакии для этого есть хорошие условия. Прослужу я там все пять лет, так как два с половиной года после пятидесяти лет мне срок службы ежегодно будут продлевать. Там я уволюсь из армии и вернусь в Бобруйск, где у меня будет забронирована квартира. Советуюсь с Людой, которая решение этого вопроса всецело возложила на меня. Она в принципе не против. Хорошо оценив все за и против, я согласился на перевод в Центральную группу войск. Ведь Чехословакия не Афганистан, куда тоже можно невзначай попасть.
   Все в госпитале твёрдо уверены в том, что вся эта затея с нашим переводом является прямым следствием прогремевших в госпитале событий со взяткой. Мы всё же у окружного и местного начальства остались на подозрении как лица, вынесшие сор из избы. Округ решил оздоровить обстановку в Бобруйском госпитале, убрав из него неугодных ему лиц.
   Ну, что ж, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. По хорошему беспартийный, находящийся в пенсионном возрасте подполковник никогда не попал бы служить за границу.
   Получив заграничный паспорт и забронировав квартиру, а также пройдя в секретной части инструктаж о моём поведении за границей, я приобрёл себе билет до станции Милавица в Чехословакии. Люда приедет ко мне позднее по вызову.





                ЦЕНТРАЛЬНАЯ ГРУППА ВОЙСК
                Чехословацкий дневник
          Посвящается гражданам, прошедшим через группы Советских войск в Европе
                История в лицах,
                Столетий царица,
                Без нас или с нами               
                Она состоится.
                Но пишем мы сами               
                Историю в лицах,
                В её жуткой драме               
                Есть наша страница.
                Валерий Быков
                ГЛАВА 1 1981 год
   Пересесть на поезд, следовавший из Москвы в Чехословакию, я решил в Киеве. Прибыв туда, я обнаружил, что уже две женщины образовали очередь на него. Они сообщили мне, что приобрести билет в это время года на этот поезд тяжело и что зря я не начал свой путь в Чехословакию в Москве, где он формируется. Вскоре за мной заняли очередь ещё две женщины. Всю ночь я простоял в своей очереди, бродил по вокзалу и возле него, так как все скамейки в зале ожидания были заняты. Даже женщины с маленькими детьми, не попавшие в комнату матери и ребёнка, расстелив на полу всевозможное тряпьё, вынуждены были в ожидании своих поездов отдыхать в таких ужасных условиях.
   За час до прибытия поезда кассирша оформила билеты троим пассажирам нашей немногочисленной очереди. Две женщины, стоявшие за мной, вынуждены будут ещё сутки ожидать этот поезд.
   Войдя в купе своего вагона, я увидел там три молодых женщины и большое количество имущества: три телевизора, три больших чемодана, несколько тюков, фанерный ящик и прочую мелочь. Женщины засуетились и быстро убрали свои вещи с моей полки. Лежать и отдыхать на своих полках им не придётся, так как они завалены вещами. Я удивился всему этому и спросил женщин:
   — Куда переезжает этот цыганский табор?
   — Сразу видно, что вы едете в Чехословакию с одним чемоданом впервые. Повторные ваши поездки будут похожими на нашу нынешнюю, — ответили мне они. И тут Валя, Надежда и Люба (так звали моих попутчиц) наперебой начали рассказывать мне о своей работе в Чехословакии и своих житейских заботах.
   Нанялись они работать там у наших военных не для того, чтобы любоваться тамошними красотами, а для решения своих первоочередных материальных проблем. Получают они за свою работу 1300 — 1500 крон и 80 — 90 рублей. Наш рубль равен 10 чехословацким кронам. На кроны они стараются приобрести себе и своим родственникам самые необходимые вещи, в первую очередь одежду и обувь. Кое-что они покупают для продажи в Союзе. На вырученные от продажи и заработанные в Чехословакии советские деньги они стараются купить дома то, что пользуется спросом в Чехословакии. Всё это они там реализуют и полученные при этом кроны снова вкладывают в чехословацкие товары, которые везут в Союз. При этом у них получается какой-то навар, это им выгодно, хотя всё это доставляет им массу хлопот. Купить в Союзе что-либо при нашем нынешнем всеобщем дефиците очень трудно, продать товар в Чехословакии тоже нелегко. На границе зверствуют таможенники. Проводники ворчат на них за их многочисленный багаж. В Союзе их обирают таксисты и носильщики. Наше военное начальство тоже косо смотрит на всю эту коммерцию. Но они готовы терпеть всё это, лишь бы улучшить своё материальное положение.
   За разговорами незаметно пролетело время нашего путешествия по Украине. Позади остались Львов, Восточные Карпаты, Мукачёво, и вот мы подъезжаем к пограничной железнодорожной станции Чоп. Мои попутчицы оживились, на их лицах появилась озабоченность. Глядя на них, и я ощутил в своей душе какое-то волнение. Как-никак, я впервые в своей жизни буду так явно пересекать границу нашей могучей державы. Чоп — это небольшой город и большая железнодорожная станция на стыке границ Советского Союза, Чехословакии и Венгрии. Через эту станцию наши поезда следуют в оба эти государства. Здесь происходит замена в поездах советских колёсных пар на более узкие европейские. По словам моих попутчиц, здесь производится тщательный таможенный досмотр. Есть даже такая поговорка: "Не говори гоп, не перепрыгнув через Чоп". Так что вполне понятно волнение женщин. Ведь в их многочисленном багаже обязательно найдётся что-то, запрещённое к вывозу за границу.
   Поезд наконец остановился. Проводница предупредила пассажиров, чтобы они приготовили документы для проверки и не покидали свои места. Вскоре в наше купе вошли два молодых бравых пограничника, которые проверили наши паспорта и попросили нас выйти в коридор. Что они делали в нашем купе без нас, неизвестно, вскоре они покинули его. Мы снова заняли свои места. А вот пожаловали к нам и грозные таможенники. Перво-наперво они посмотрели мой паспорт, попросили показать им мой багаж и разрешили мне покинуть купе. То же самое они проделали с Надей и Любой. А вот Вале не повезло, её задержали для тщательного досмотра. Всем пассажирам, которых проверили таможенники, разрешили покинуть поезд и пройти в вокзал. Мои попутчицы подсказали мне, что здесь, в Чопе, можно приобрести в магазинах кое-что из того, что ограничено для провоза за границу, и пронести это при повторном таможенном досмотре на вокзале. Смешно было видеть, как через час на пункте таможенного досмотра вокзала выстроилась очередь пассажиров нашего поезда, у каждого из которых имелось по две бутылки водки. Возвратившись в купе, мы обнаружили заплаканную Валю, собирающую в чемодан и тюки разбросанные по купе свои вещи. На наши расспросы, что таможенники нашли у неё недозволенного, она нам ничего не ответила.
   Вскоре наш поезд медленно пересёк границу и оказался на чехословацкой территории. Началась проверка нас чехословацкими пограничниками и таможенниками, при этом последние фактически не проверяли нас. Говорят, что они всецело доверяют нашим таможенникам, после проверки которых им уже делать нечего.
   Пересёкши нашу границу, я убедился в том, что она действительно находится на замке. Железный занавес, который отделяет нас от капиталистических стран, в какой-то мере присутствует и на границе с дружественными нам по социалистическому лагерю странами.
   Ещё с того времени, как мне предложили продолжить мою дальнейшую службу в Чехословакии, меня беспокоило то, кого и от какого противника защищает в этой стране наша Центральная группа войск и как относится там к нашим людям местное население. Мне очень не хотелось бы, чтобы чехи и словаки бросали в мою сторону косые взгляды и произносили за моей спиной обидные слова. И вот теперь, когда я очутился на территории Чехословакии, эти вопросы встали передо мной с новой силой. Я снова и снова прокручивал в своей голове новейшую историю Чехословакии и искал в ней ответы на эти вопросы.
   В 1968 году в Чехословакии возникли кризисные явления, едва не переросшие в гражданскую войну. Передовая часть чехословацкого общества, в первую очередь интеллигенция и молодёжь, решила покончить с социализмом в Чехословакии под лозунгом построения социализма с человеческим лицом. Они требовали ликвидации диктатуры пролетариата во главе с Коммунистической партией. Сторонники таких требований оказались в правительстве Чехословакии и даже в ЦК Коммунистической партии, возглавляемом А. Дубчеком, избранным первым секретарём ЦК в январе 1968 года. Возникла опасность выхода Чехословакии из социалистического лагеря.
   По просьбе просоветски настроенной части чехословацкого руководства в страну были введены войска ГДР, Польши, Болгарии, Венгрии и СССР. Произошла смена правительства Чехословакии. В апреле 1969 года первым секретарём КПЧ был избран Густав Гусак, а Дубчек был отправлен руководить одним из лесхозов. Президентом Чехословакии в это время был генерал Л.Свобода, командовавший чехословацким корпусом во время освобождения Чехословакии от гитлеровцев. Силы, ратовавшие за смену политического курса Чехословакии, потерпели поражение. Войска ГДР, Польши, Болгарии и Венгрии были выведены из страны, советские ж войска остались в ней и образовали Центральную группу войск, в которую я и следую сейчас. Густав Гусак после смерти Л.Свободы в 1975 году, будучи генеральным секретарём ЦК КПЧ и председателем ЦК Национального фронта, стал президентом Чехословакии, то есть единоличным правителем страны. Наша Центральная группа войск защищает этого правителя и всю его партократию от собственного народа, а Чехословакию — от попыток реставрации капитализма.
   В мировой истории ни один диктатор, ни одна диктатура класса или партии не принесли своим народам счастья и процветания. Их правление, как правило, заканчивалось крахом для них самих и бедствиями для их стран, а сами диктаторы были прокляты их потомками.
   Я спросил моих попутчиц, как народ Чехословакии относится к нашему здесь пребыванию. Они ответили мне, что отношение это разное. В Словакии к нам относятся хорошо и плохо относятся к чехам. Так сложилось исторически, что Словакия менее развита в экономическом отношении, а словаки чувствуют себя второсортным народом в едином государстве с чехами. Чехи ж относятся к нам в значительном своём большинстве негативно, хотя редко проявляют это открыто.
   Наш поезд на полном ходу мчится по территории Чехословакии, изредка останавливаясь на крупных железнодорожных станциях. Я пристально всматриваюсь в проносящиеся за окнами вагона виды, стараясь составить первое впечатление об этой стране. И оно у меня благоприятное — страна чистая, ухоженная, благоустроенная. В Словакии обиженная таможенниками Валя покинула нас. Наш поезд останавливается на крупной железнодорожной станции Пардубице. Мои попутчицы говорят, что на этой станции я буду в будущем делать пересадки, направляясь в свой госпиталь. Вскоре на территории Чехии меня покинули Надя и Люба.
   И вот я в одиночестве прибыл на конечную железнодорожную станцию Милавица. Она тупиковая, маленькая, запущенная, построена специально для нужд Группы войск. В Милавице находится штаб Группы и военный городок. Недалеко от него находится небольшой чешский населённый пункт, а также наш военный аэродром. В городке почти постоянно в дневное время суток слышен рёв реактивных самолётов, взлетающих с аэродрома.
   Не без труда я отыскал штаб Группы и представился руководству отдела кадров. Вместе со мной этим же поездом впервые в Чехословакию прибыло ещё несколько человек. С нами провели инструктаж о нашем поведении в Чехословакии. Кто-то из прибывших задал вопрос о том, в каких жилищных условиях мы будем здесь жить. Нам ответили, что условия эти будут неплохие, и что мы должны будем занять то жильё, в котором жили наши предшественники.
   К моей радости, в этот день в Милавицу из нашего госпиталя прибыл автобус, на котором я отправляюсь на место своей службы. В автобусе было несколько девчат, которые приезжали в Миловицу за покупками. Госпиталь находится примерно в 60 километрах от штаба Группы. Наш автобус мчится по хорошим, но немного узковатым дорогам, проскакивает несколько небольших городов. В прошлом сельских житель, я всё пытаюсь увидеть чешскую деревню, но в том виде, в каком привык её видеть в Советском Союзе, я её не нахожу. Мы проезжаем через небольшие населённые пункты в 100 - 150 дворов, застроенные коттеджами, заасфальтированные, обихоженные. Мне говорят, что это и есть чешские деревни.
   Во второй половине дня прибываем в расположение госпиталя. Представляюсь начальнику госпиталя полковнику Винникову, который, узнав, что я окончил Военно-морской медицинский факультет при 1-ом Ленинградском медицинском институте, оживился, заулыбался и заявил мне, что и он на два года раньше меня окончил этот факультет. Такая новость порадовала меня. Я подумал, что такой мой однокашник по факультету не даст меня в обиду. Меня отвозят в одно из общежитий госпиталя, где я размещаюсь в одной из комнат в двухкомнатной квартире.
   Как оказалось, во второй комнате живут два полковника, прибывшие так же, как и я, по замене. Я познакомился с ними. Один из них, Владимир Сухорученко, является начальником неврологического отделения, второй, Александр Максимов, начальником ЛОР-отделения. Они прибыли раньше меня на полторы недели и уже успели адаптироваться в госпитале и познакомится со здешними местами. Вот что они мне рассказали.
   Мы находимся в Восточно-Чешской области с центром в городе Градец Кралов, находящемся в 10 километрах от нас. Местом нашей дислокации является город Яромерж с населением в 12 тысяч человек, основанный в XIII веке. Находится он в месте слияния трёх рек — Лабы, Метуйи и Упы. Наибольшая из них — Лаба, в Германии её называют Эльбой. Она грязная, запущенная, купаться в ней нельзя. Её здесь называют сточной канавой Европы. Метуйя и Упа более мелкие и чистые. Первая из них перегорожена платиной, в результате чего образовалось небольшое озеро, являющееся местом отдыха местных жителей.
   В административном отношении в состав Яромержа входит Йозефов, находящийся в 20 минутах ходьбы от Яромержа. Это военная крепость, заложенная в 1780 году, которая в настоящее время потеряла своё оборонное значение. Сейчас в ней размещаются военные склады Чехословацкой армии. Там же находится военный городок, в котором проживают семьи чехословацких офицеров. В нём имеются столовая, кафе и несколько магазинов. Недалеко от Йозефова находится небольшой аэродром и центр подготовки планеристов. В бывшей двухэтажной казарме крепости и размещается наш госпиталь с ротой солдат обслуживания.
   В Яромерже в пятиэтажном доме, в котором мы сейчас находимся, проживают офицеры и гражданские служащие госпиталя. Семьи офицеров, как правило, занимают одно и двухкомнатные квартиры, гражданские ж служащие проживают по два человека в комнате в двух и трёхкомнатных квартирах. Жилой трёхэтажный дом для офицеров и гражданских служащих имеется также в Йозефове.
   Кроме госпиталя, в Яромерже находится также центральный вещевой склад Группы.
   В квартире, в которую нас вселили, имеется в минимальном количестве почти всё необходимое для жизни: деревянные кровати, кресла, стол, стулья, тумбочка под телевизор, кухонный гарнитур. Не хватает, к сожалению, только холодильника. Имеется совмещённый с душем туалет. Прежние жильцы оставили кое-что из посуды. Мои соседи говорят, что самой трудной для них сейчас является проблема питания. Сразу после приезда сюда им выдали кроны, так что до голода у них дело не дошло. В основном они питаются сейчас дома в сухомятку. В чешских магазинах, в отличие от советских, имеется широкий выбор мясных и молочных продуктов, овощей и фруктов, в том числе цитрусовых. Покорило их прекрасное чешское пиво, которое они употребляют в значительном количестве. Получить полагающийся им паёк они пока не могут, так как, ввиду отсутствия холодильника, негде хранить скоропортящиеся продукты. Так что вся надежда у нас на быстрый приезд сюда наших жён и прибытие контейнеров.
   Всё, о чём рассказали мне Владимир и Александр, я на следующий день увидел собственными глазами. Точно так же, как и они, я начал преодолевать возникшие передо мной трудности, в частности, с питанием. При этом мне было непонятно, почему таким, как я, вновь прибывшим сюда лицам командование госпиталя не может временно организовать питание в госпитале взамен причитающегося им пайка. Возможно, они сами не заинтересованы в этом. Я не стал уточнять этого и пошёл по проторенному другими пути.
   Первое впечатление от госпиталя у меня хорошее. Старинная чешская казарма приспособлена для него очень удачно. Она большая, вместительная, с высокими потолками. Все подразделения нашего большого госпиталя разместились в ней свободно, в лечебных отделениях нет скученности. Обычно командование округа или группы войск старается разместить главный свой госпиталь поближе к себе, чтобы в первую очередь лечить себя, своё окружение и своих близких. В данном случае решили не строить в Миловице госпиталь, а разместить его в подходящей казарме в Йозефове, капитально отремонтировав её. Штаб Группы находится на северо-востоке Чехии, а не в центре страны. Доставлять туда больных из частей Группы было бы трудно. Сейчас главный госпиталь находится в подходящем месте.
   Отделение анестезиологии и реанимации госпиталя находится на втором этаже рядом с операционным блоком и состоит из палаты на четыре койки, процедурной, ординаторской и туалета с душем. Начальником отделения является полковник Дмитрий Иванович Морозов, мужчина среднего роста с рыжеватыми волосами и конопатым лицом. Он очень энергичный, самоуверенный. В отделении работает 13 медицинских сестёр и достаточное количество младших медицинских сестёр (санитарок). Некоторые из последних являются жёнами офицеров, имеют высшее образование, но вынуждены работать санитарками, так как устроиться в госпитале на более престижную работу, не будучи медицинским работником, трудно. За их работу государство платит им только кроны, советские деньги им не полагаются. Но они согласны и на это. Здесь все стараются заработать кроны, чтобы улучшить своё материальное положение.
   Меня очень порадовало то, что в отделении и в операционных имеется достаточное количество анестезиологической, реанимационной и следящей аппаратуры. Правда, некоторые из следящих аппаратов ни разу не использовались с момента их приобретения.
   Для проведения реанимации и интенсивной терапии в кардиологическом, пульмонологическом, инфекционном и приёмном отделениях имеются хорошо оборудованные палаты. В госпитале предусмотрено отделение заготовки и переливания крови с отдельным штатом, чему я очень обрадовался, так как этим на прежних местах моей службы приходилось заниматься мне. Имеется также барокамера, заведует которой старший ординатор отделения гнойной хирургии. Так что мне придётся заниматься здесь только анестезиологией и реанимацией. Через день я буду дежурить на дому как анестезиолог. Меня также будут привлекать к дежурству по госпиталю. Морозов от этого освобождён.
   К моему появлению в отделении Морозов отнёсся как-то безразлично, как будто ему не нужен помощник. С медсёстрами у него отношения панибратские, они прямо липнут к нему. Видно, что это ему нравится. Вскоре я узнал, что это чисто романтические отношения, до интима дело не доходит. Морозов здесь находится с женой, детей с ними нет. Жена преподаёт в школе.
   В этот же день я познакомился и пообщался с хирургами. Все они отнеслись ко мне благожелательно. Неожиданностью для меня явилось то, что здесь я встретил своего знакомого Марукевича, с которым проходил усовершенствование в клинике Военно-медицинской академии. Там мы с ним участвовали в совместных операциях. Он уже полковник и является ведущим хирургом госпиталя. Это меня порадовало. Я надеюсь, что он по старой памяти будет покровительствовать мне. Было заметно, что и он обрадовался моему здесь появлению.
   После общего знакомства с отделением и госпиталем я сразу же впрягся в работу. Однако мне необходимо было ликвидировать то отставание в моей специальности, которое у меня наметилась за время моей службы в гарнизонных госпиталях. Сделать это мне нужно было быстро и незаметно для моих сослуживцев.
   Раньше я не мог, ввиду отсутствия медикаментов, проводить такое обезболивание, как нейролептанальгезия — это когда на фоне введения в организм наркотиков через дыхательные пути в вену вводятся очень сильные анальгетик фентанил и нейролептик дро- пиридол. Обездвиживание больного при этом осуществляется с помощью миорелаксантов. При первой же большой операции я начал учиться этому наркозу у медсестры. Медсёстры у нас очень опытные и они уже до автоматизма освоили методы проведения наркоза. Мне оставалось только наблюдать за действиями медсестры, анализировать их и делать вид, что я руковожу ею. После первого ж наркоза я понял, как нужно проводить нейролептаналь- гезию, хотя теоретически я это уже знал.
   Следующей моей задачей было научиться делать пункцию подключичной вены с целью введения в неё катетера для длительных вливаний больным лекарств. Этот способ введения лекарств в организм с недавних пор произвёл в реаниматологии своего рода революцию. Известно, что при проведении реанимации и интенсивной терапии почти все медикаменты в организм больных вводятся в вену. При кратковременном лечении больных капельницы им ставят путём пункции вен рук и ног. Иногда с помощью операции вены ног обнажают и вводят в них катетер. При длительных внутривенных вливаниях таким способом вены у больных выходят из строя, воспаляются и тромбируются. Это осложняет их лечение. И вот на Западе кто-то из врачей предложил пунктировать подключичную вену и вводить в неё катетер. Там он закрепляется и к нему в любое время можно подключить капельницу. Этим катетером можно пользоваться неделями, соответственно ухаживая за ним. Через него в подключичную вену можно вводить любое количество лекарств и любой концентрации.
   В наших лечебных учреждениях эта процедура начала осваиваться недавно. Я знал теоретически, как это делается, и пробовал практически освоить это, но у меня ничего из этого не получилось. Поучиться ж этому мне раньше было не у кого.
   И вот у меня возникла необходимость одному из больных поставить подключичный катетер. Я попробовал сделать это, но у меня и на этот раз ничего не получилось. Пришлось звать на помощь Морозова. Тот с видом превосходства пришёл и тут же ввёл катетер в подключичную вену. Я сразу же понял свою ошибку. В дальнейшем с проведением этой процедуры у меня затруднений не возникало.
   Третьей моей задачей было освоить схемы лечения тяжёлых больных, применяемые в отделении. В медицине каждый врач сам себе профессор, он немного по-своему лечит своих больных, по- своему расписывает в листе назначения введение больному медикаментов в организм. Для медсестёр отделения это становится привычным.
   Своему первому больному с острым панкреатитом я в листе назначения расписал соответствующее лечение. И вот я вижу, как дежурная медсестра с моим листом назначения помчалась к Морозову, что-то начала говорить ему. Морозов тут же взял чистый лист назначения и расписал в нём по-своему лечение моего больного. Мой же лист назначения он скомкал и выбросил. Всё это резануло мне по сердцу. Это был бестактный с его стороны поступок. Он мог бы спокойно поговорить со мной по этому поводу. Я не стал вступать с ним в конфликт из-за этого, хотя меня и подмывало сделать это. Отправившись в архив госпиталя, я поднял там истории болезней лечившихся в отделении больных за этот год и тщательно изучил имевшиеся в них листы назначений. Я всё понял и в дальнейшем начал лечить своих больных примерно по тем же схемам, что и мой начальник.
   Вникнув поглубже в работу нашего отделения, я пришёл к выводу, что под руководством Морозова работает оно на уровне гарнизонного госпиталя. Наркозы он проводит только при больших оперативных вмешательствах, правда, с использованием новейших наркотических средств. Здесь имеется возможность более эффективно, чем в Союзе, лечить тяжёлых больных, так как наши снабженцы покупают у чехов некоторые новейшие медикаменты, в частности, антибиотики и кровезаменители, которые те в свою очередь закупают на Западе. Многое из того, что сейчас имеется в арсенале лечения тяжёлых больных, в отделении не внедрено. Морозов, будучи начальником отделения группового госпиталя, отстал от жизни. Это отчасти объясняется тем, что он в своё время окончил только курсы усовершенствования по анестезиологии и реаниматологии. Дальнейшего усовершенствования по специальности он, скорее всего, давно не проходил. Вот и работает он сейчас на уровне 60-70 годов. Врачу в его работе необходимо постоянно совершенствоваться, иначе он рискует отстать от жизни.
   Я решил внести что-то новое в работу отделения. С этой целью я начал широко внедрять общее обезболивание при небольших по объёму операциях и болезненных манипуляциях и перевязках. Для этого у нас имеется широкий выбор наркотиков, в том числе для внутривенного наркоза. Морозов не возражал против этого, однако участвовать в этом не стал, всецело переложив это на меня. Хирургам всё это очень понравилось.
   Чаще всех к моей помощи прибегают врачи отделения гнойной хирургии. Почти все перевязки больным с обширными ожогами мы делаем под наркозом. Некоторых из этих больных в состоянии наркоза мы помещаем в тёплую ванну, снимаем там с них повязки, вытаскиваем их из ванны, высушиваем ожоговую поверхность и накладываем новые повязки. При этом чувствуют себя хорошо и больные, и хирурги.
   Широко начала прибегать к моим услугам врач акушер-гинеколог при проведении абортов блатным женщинам. При даче им наркоза применяем наркотик сомбревин, который выключает сознание на 5-7 минут. За это время врач успевает произвести аборт. Я всегда с некоторым страхом даю эти наркозы, так как, согласно инструкции, сомбревин может вызвать остановку сердца. Всегда нужно при этом быть готовым к проведению реанимации. Но мы всё делаем для того, чтобы предотвратить это, и у нас не было такого грозного осложнения.
   На днях при проведении аборта акушер-гинеколог проткнула матку и через образовавшееся отверстие вытащила петли тонкого кишечника. Пришлось больной срочно вскрыть живот, произвести ревизию кишечника и зашить отверстие в матке. Всё закончилось благополучно.
   Во всех операционных, а их у нас четыре, я в порядке рационализаторского предложения сделал приспособления для выведения выдыхаемого при наркозе больными воздуха, насыщенного наркотиками, за пределы операционных. Теперь не будут травиться наркотиками все участники операций. Уменьшилась также опасность возникновения в операционных взрывов газонаркотической смеси, применяемой для наркоза.
   Если на работе у меня всё более-менее наладилось, то в быту не всё так хорошо. В первую очередь это касается моего питания. Для начала я решил обедать в чешской столовой, а завтракать и ужинать дома. Пища в их столовой для меня, больного хроническим гепатитом, оказалась не очень подходящей. Она довольно острая, с использованием чеснока, перца и других специй. Вместо хлеба чехи употребляют кнедлики — это что-то похожее на котлеты, но сделаны они из картошки, муки или риса, часто со всякими добавками. При питании в их столовой я сделал открытие, что я, оказывается, не умею кушать. С завистью я наблюдал, как виртуозно при еде пользуются ножом и вилкой поголовно все чехи, в том числе и дети. С их помощью они едят даже кашу. Стыдно мне, пользующемуся вместо ножа хлебной корочкой, показывать им своё бескультурье. Мне всё кажется, что они с осуждением смотрят на меня. Вышеуказанное явилось причиной того, что я перестал посещать чешскую столовую.
   Как я уже писал, в чешский продовольственных магазинах очень широкий выбор товаров. Цены у них дифференцированные. Мясо, например, можно купить и дешёвое, и дорогое в зависимости от сорта. Здесь всегда можно приобрести кусок колбасы, которую по твоему желанию на машинке порежут на кусочки. Но особенно меня радует широкий выбор молочной продукции. Я покупаю молоко, творог и сметану, смешиваю всё это и с удовольствием поедаю. Начал я варить себе молочный суп, молочно-мучную затирку, супы из суповых наборов, а также жарить картошку, яичницу и омлет. Пришлось мне для всего этого приобрести соответствующую посуду. На всё это уходит немало времени, заниматься этим лень, так что чаще всего питание моё бутербродное. Посочувствуешь женщинам, которым приходится готовить нам пищу ежедневно и кормить нас три раза в день.
   Почти точно так же решают вопросы своего питания и мои соседи по квартире Владимир и Александр. В отличие от меня, они пьют много пива.
   Недавно Александр купил в магазине мясные консервы, но когда он их открыл, то обнаружил там вонючие кусочки кишечника. Это были собачьи консервы. Мы ещё долго потешались над ним по этому поводу.
   Ещё одна моя тяжёлая проблема — стирка. Стираю я своё бельё в раковине, а постельное бельё приношу из отделения.
   На днях хирурги пригласили меня в чешскую сауну. Я никогда не посещал такое заведение и с трудом выдержал там 5 минут при температуре свыше 1000 С. После этого я бултыхнулся в большую бочку с холодной водой. Я думаю, что людям с проблемами сердца такие процедуры противопоказаны. Хирурги начали настойчиво намекать мне, что я должен вступить в их коллектив, угостив всех пивом. Пришлось мне покупать каждому из них по бутылке пива. Свои кроны, хитрецы, они экономят. Даже в такие коллективы в армии проникли элементы дедовщины.
   Меня вызвали в штаб госпиталя для оформления вызова жене Люде. Говорят, что через две-три недели она должна приехать сюда. В этот же день я получил от неё письмо, в котором она сообщила мне, что её только что выписали из гинекологического отделения больницы, где ей сделали операцию по поводу фибромиомы матки. Эту опухоль у Люды обнаружили уже давно. Акушеры-гинекологи и я задолго до моего отъезда в Чехословакию агитировали её сделать операцию, но она всё отказывалась от неё. И вот сейчас в моё отсутствие ей вдруг приспичило делать эту операцию. Вот и пойми после этого мою супругу!
   Владимира, Александра и меня начальник госпиталя вызвал к себе для решения нашего жилищного вопроса. При этом Владимиру он предложил квартиру, в которой мы сейчас живём, Александру — двухкомнатную квартиру этажом ниже, мне ж — комнату в трёхкомнатной квартире. В двух других комнатах в ней будут жить гражданские служащие по два человека в каждой. Услышав это, я смело и решительно вступил с начальником госпиталя в перепалку.
   — Товарищ полковник, почему ко мне такая немилость? Ведь жить в таком шумном общежитии мне будет очень трудно. Исходя из специфики моей работы, меня постоянно, днём и ночью, будут вызывать в госпиталь, и я буду нарушать покой своих соседей, а соседи будут мешать мне отдыхать после таких вызовов.
   — У госпиталя очень мало отдельных квартир для офицеров, а у вас семья состоит из двух человек, нет детей, поэтому вам и предлагается такой вариант. Если б вы были начальником отделения, то тогда к вам был бы другой подход.
   — Почему мне не выделяете однокомнатную квартиру моего предшественника? В штабе Группы нам сказали, что мы должны занимать их квартиры.
   — Эта квартира выделена начальнику продовольственной службы госпиталя капитану Семёнову, который только что сделал в ней ремонт.
   — Но он всё же капитан, а я подполковник и должен иметь какие-то преимущества перед ним.
   — Зато он является начальником службы госпиталя, а вы старшим врачом — специалистом отделения.
   — Я прошу вашего разрешения поехать мне в штаб Группы для поиска справедливости, здесь я её не нахожу.
   Начальник госпиталя не ответил мне ни да, ни нет. На этом мы и расстались. Я был очень обижен на своего однокашника по военно-медицинскому факультету, от которого я ожидал доброжелательного к себе отношения.
   На следующий день начальник госпиталя вызвал меня к себе и объявил, что я могу занять однокомнатную квартиру своего предшественника. Он всё же побоялся моего обращения к командованию Группы. Я лишний раз убедился в том, что только твёрдостью и упорством можно чего-то добиться в этой жизни.
   Выделенная мне квартира состоит из комнаты и большой кухни-столовой, которая по существу является второй комнатой. Жить здесь можно припеваючи. Из мебели в ней имеется всё то же, что и в той квартире, в которой мы жили.
   Меня постигла неприятность — заболел мой начальник Морозов. У него дискогенный пояснично-крестцовый радикулит. Его госпитализировали в нейрохирургическое отделение. Как хорошо, что я к этому времени успел войти в курс всех дел в отделении, полностью адаптироваться в госпитале. Трудно мне придётся здесь одному без Морозова, ведь в хирургических отделениях госпиталя очень большая оперативная активность. Да и наша реанимационная палата постоянно заполнена тяжёлыми больными.
   Медицинские сёстры отделения регулярно навещают своего начальника. Хорошо всё же быть любимым начальником. Правда, некоторые из медсестёр, в частности, недавно прибывщие сюда, начали переориентироваться на меня. Ведь Морозов заканчивает здесь свою службу, а я её только начинаю, поэтому им выгоднее со мной наладить добрые отношения. Одна из этих медсестёр донесла мне, что наша старшая медсестра носит начальнику отделения наркотики. Наверное, ему там мало вводят обезболивающих медикаментов, поэтому он и попросил старшую медсестру принести ему их. Надеюсь, что он не станет наркоманом. Главное, чтобы у нас в отделении было всё в порядке с учётом наркотических средств.
   Последнее время я работаю с предельной нагрузкой. Хирурги назначают столько больных на операции, что мне приходится одновременно давать наркоз на двух столах и даже в двух операционных. Мои помощницы медсёстры-анестезистки очень опытные и в работе на них можно положиться. Но если вдруг случится какая-нибудь неприятность, то отвечать придётся не им, а мне.
   В связи с этим мы с ведущим хирургом Марукевичем обратились к начальнику госпиталя с просьбой затребовать мне в медицинском отделе Группы помощника. Вскоре он ко мне прибыл — это капитан Павлов, работавший нештатным анестезиологом в медсанбате. С его прибытием я вздохнул с облегчением.
   На днях мой помощник с позором был изгнан из госпиталя ввиду профессиональной непригодности. Давал он наркоз солдату с разрывом крестообразных связок коленного сустава. После того, как операция закончилась и больной проснулся, Павлов покинул операционную и ушёл отдыхать в ординаторскую. До перемещения в палату больной продолжал лежать на операционном столе.
В это время медсестра-анестезистка готовилась к следующей операции, одновременно наблюдая за больным. И вдруг она увидела, что его кожные покровы приобрели синий цвет. Больной уснул, и у него произошла остановка дыхания. Остались считанные секунды до остановки сердца. Медсестра начала делать больному искусственное дыхание, подняла шум. В операционную сбежались все, в том числе и виновник произошедшего Павлов.
   Я просил начальника госпиталя простить Павлова и оставить его в отделении, так как считал, что это происшествие послужит ему уроком на всю оставшуюся жизнь, однако ведущий хирург и начальник травматологического отделения были непреклонны и настояли на том, чтобы его убрали из госпиталя.
   На этом примере я убедился в том, что нельзя в моей работе до конца доверять своим помощникам. Нужно тщательно контролировать их, а самому всегда быть бдительным и осторожным. Если б больной во время этого происшествия умер, то отвечал бы за это не мой временный помощник, а я. В лучшем случае я был бы уволен из армии, в худшем — посажен в тюрьму. И закончилась бы на этом моя заграничная командировка.
   Получил от Люды гневное письмо, в котором она пишет мне, что в присланном мною вызове я допустил ошибку. В её отчестве "Андриановна" я написал вместо буквы "а" букву "я" — "Андрияновна". Она уверена, что я сделал это намеренно, чтобы отсрочить её приезд ко мне. Мой сменщик Пилинов рассказал ей, что в госпитале работает очень много проституток, с которыми я, скорее всего, весело провожу время.
   Я очень быстро и уже без ошибок оформил новый вызов Люде, а также написал ей разъясняющее и успокаивающее письмо. К сожалению, её приезд сюда снова откладывается на две-три недели.
   Я уже привык к тому, что Люда всегда начинает разыгрывать драмы и комедии, как только у меня возникают трудности на работе или случаются какие-то неприятности на службе. У неё прямо-таки нюх на это.
   Морозов, наконец-то, после длительного лечения поправился. Моя радость по этому поводу была кратковременной, так как он, оказывается, не приступая к работе, уходит в отпуск. Раньше он это сделать не смог из-за замены старшего врача-специалиста и своей болезни. Сейчас его беспокоит только одно — куда он уедет служить после Чехословакии. Это он надеется уточнить во время своего отпуска.
   Месяц тому назад из Оломоуцкого госпиталя к нам был переведен рядовой Сорокин с диагнозом: сквозное огнестрельное ранение левой половины брюшной полости с повреждением сигмовидной кишки. Проходя службу первый год, он очень затосковал по дому и своей молодой жене и решил выстрелить в себя из автомата. Повреждённую сигмовидную кишку ему в госпитале ушили, раны обработали. К нам его перевели по поводу периодических массивных кровотечений из нагноившихся ран. В области левой ягодицы с переходом в таз у него образовалась огромная гнойная рана. Консервативное лечение и перевязки эффекта не давали. Начали делать ему расширенные перевязки под наркозом, во время которых коагулировали и перевязывали сосуды, а рану в области ягодицы туго тампонировали. Все наши усилия были напрасны, кровотечения повторялись. При каждом из них он терял до трёх литров крови. После шестой расширенной перевязки руки у хирургов опустились. Ведущий хирург велел мне лечить больного консервативно, компенсируя ему кровопотери, и не жалеть ему наркотиков и нейролептиков. Молодой парень был обречён и начал медленно умирать. Смотреть на это было невыносимо.
   Я пошёл к ведущему хирургу и попросил его сделать больному последнюю расширенную перевязку, после которой он или умрёт, или поправится. Такая перевязка ему была сделана, при этом были перевязаны и коагулированы все сосуды, которые попадались на глаза, а некоторые были перевязаны на протяжении. В это время он потерял четыре литра крови. Кровопотеря была восполнена. После этой перевязки все замерли в ожидании. К счастью для больного и большой радости для нас, кровотечения прекратились, раны начали очищаться и заживать, больной пошёл на поправку. Всего во время пребывания у нас ему было перелито тридцать два литра крови.
   На радостях командование Группы вызвало к нему его мать и жену. Последняя оказалась маленькой невзрачной женщиной. И из-за неё он стрелялся!
   Ввиду наличия у больного частичного повреждения левого седалищного нерва, он был переведен для дальнейшего лечения в Главный клинический госпиталь им. Н.Н.Бурденко17
   Сколько сил и энергии врачей и материальных средств пришлось потратить, чтобы спасти этого солдата, по глупости усложнившего себе жизнь.
   В связи с этим мне вспомнился мой коллега-хирург Астраханцев из Бобруйского госпиталя, который при поступлении таких больных в отделение говорил им:
   — Да ты, братец, не умеешь стреляться и создаёшь своим глупым поступком массу проблем своим родителям, командирам, врачам, своей девушке и самому себе. Вот куда надо стреляться, чтобы наверняка умереть. — При этом он показывал те места на груди и голове, куда надо делать надёжный выстрел.
   В один из выходных дней мы с Александром забрели вечером в чешскую пивную. Народу там оказалось много, почти все столы были заняты. Некоторые приходят в бар целыми семьями, между столами бегают и шумят ребятишки. На некоторых столах идёт игра в карты, домино, шашки и другие игры. Всё это совмещается с питьём пива. В качестве закуски подают шпикачки — тонкие колбаски из свинины. Бармен еле успевает обносить столы пивом. Публика частенько наведывается в туалет, после чего с новой силой налегает на пиво. Пьют пиво и дети. Возможно, это безалкогольное пиво, которое производится в Чехословакии. В баре очень сильно накурено. Говорят, что в Чехословакии все города и даже некоторые пивные имеют своё фирменное пиво. Мы с Александром выпили по кружке пива и удалились, так как долго оставаться в этом шумном и прокуренном заведении не смогли.
   Чехи утверждают, что в их стране, где выпивают очень много пива, пивного алкоголизма нет.
   Начальник госпиталя вызвал меня к себе и велел на госпитальном автобусе срочно ехать на станцию Пардубицы, где в опорном пункте милиции находится моя жена. Ему об этом только что позвонили оттуда. Это для меня явилось большой неожиданностью. Почему Люда не сообщила мне о своём приезде и застряла на этой станции, а не попыталась добраться в Яромерж самостоятельно? Это всё её причуды. Она всегда и везде старается застать меня врасплох и доказать мне, что я изменяю ей со своими сотрудницами. Человек явно болен на голову и зациклился на этом.
   Люду я нашёл возбуждённой и злой. Она набросилась на меня с упрёком, почему я не встретил её. Ведь мой сменщик Пилинов обещал отправить мне телеграмму о её прибытии. Я сказал ей, что никакой телеграммы я не получал, возможно, она ещё придёт, но, скорее всего, Пилинов её не отправил. На мой вопрос, почему она не пересела на поезд, шедший в Яромерж, она ответила, что в этой чужой стране она не знала, как это сделать. К тому ж она не может после операции нести свой чемодан, а только толкает его ногами. Чемодан на поверку оказался очень лёгким.
   Дома Люда продолжала на меня сердиться и не разговаривала со мной. Я пошёл в магазин и закупил там необходимые продукты. На нашем продовольственном складе я тут же получил свой паёк, договорившись при этом с кладовщицей, что скоропортящиеся продукты до прибытия контейнера я буду получать частями.
   Люда, наконец, начала оттаивать и рассказала мне, что Пилинов помог ей отправить контейнер и проводил её на вокзал. Он надоел ей своими настойчивыми просьбами пустить его семью в нашу квартиру до её отъезда. Теперь они будут жить в двух комнатах нашей квартиры до получения собственной. Третью комнату мы с Людой превратили в склад оставленных нами вещей. Люда также сообщила мне, что она продала нашу бобруйскую стенку и кухонный гарнитур. Она сделала это в надежде, что мы после возвращения из Чехословакии купим себе хорошую импортную мебель. Я это понял так, что она решила, продавши эту мебель, на всякий случай открыть себе в сберкассе счёт. Этим своим поступком она удивила меня, но я не стал упрекать её за это.
   Чтобы окончательно уластить Люду, я отдал ей чешские деньги, накопленные мною за время моего пребывания здесь. Она бросила мне их в лицо. Я собрал их и положил себе в кошелёк.
   Потихоньку Люда начала осваивать свои обязанности: готовить пищу, стирать бельё. Она, конечно, не преминула уточнить у наших соседей по площадке, как я вёл себя здесь и не приводил ли я к себе в квартиру женщин.
   С таким трудом накопленные мною и брошенные мне в лицо кроны я решил спрятать у себя в столе в ординаторской.
   Через несколько дней Люда внезапно навестила меня в госпитале. Я в это время был на операции, она ж находилась в ординаторской. Вскоре она ушла домой. В конце рабочего дня я решил проверить, в сохранности ли мои деньги. При этом, к своему ужасу, я их не обнаружил, они исчезли. Я не знал, что мне и думать. Возможно, их забрала одна из сотрудниц отделения. Но, скорее всего, их забрала Люда, так как вместе с деньгами исчезли и мои дневниковые записи. Я поспешил домой и спросил у Люды, не брала ли она в моём столе деньги. Люда отрицала это. Затем она смилостивилась надо мной и сказала, что деньги забрала она. Призналась она в этом по той причине, что испугалась, что я подниму в отделении шум по этому поводу и начну своё расследование. Люда также сообщила мне, что в столе у Морозова она обнаружила порнографические журналы. Теперь ей ясно, чем мы занимаемся здесь со своими медсёстрами. Я начал убеждать её в том, что ничего не знал об этих журналах. И это было чистой правдой. Я слышал от сослуживцев, что такие журналы контрабандой доставляют из Австрии, но никак не ожидал, что их держит у себя в столе мой начальник. Зачем он это делал и почему не спрятал их, уезжая в отпуск? При этом я вспомнил, что несколько раз видел сотрудниц отделения, которые с румянцем на лице выбегали из ординаторской. Теперь мне стало ясно, что приводило их в такое возбуждённое состояние.
   Придя на работу, я познакомился с этой откровенно порнографической литературой. Я также лишний раз убедился в следовательских способностях своей жены, которая произвела обыск в ординаторской и вывела на чистую воду её обитателей.
   Вечером я самым серьёзным образом поговорил с Людой и предупредил её, что если она не прекратит своё хамское поведение, то я напишу рапорт на увольнение из армии и мы уедем отсюда. Это на неё подействовало, и она притихла.
   Два месяца тому назад в травматологическое отделение госпиталя поступил капитан 27 лет с переломами костей таза и разрывом лонного и правого пояснично-крестцового сочленения. Через месяц после поступления под стандартным интубационным наркозом ему была произведена операция остеосинтеза разрыва лонного сочленения.
   Через 20 дней после операции у больного появились боли и припухлость в правой паховой области, а также симптомы массивного внутреннего кровотечения. Над местом припухлости был произведен разрез, из которого хлынула алая кровь, что говорило об артериальном кровотечении. Больной был срочно взят на операцию.
   После струйного переливания кровезаменителей и начала переливания крови больному был дан интубационный наркоз. После повторного введения миорелаксанта листенона и начала операции у него зафиксирована остановка сердца. Внутривенно были введены медикаменты, способствующие восстановлению сердечной деятельности, одновременно начат наружный массаж сердца и продолжено искусственное дыхание. Через 6 минут сердечная деятельность восстановилась, вскоре нормализовалось и артериальное давление. Ввиду того, что больной задвигался, ему снова ввели миорелаксант листенон, и снова у него наступила остановка сердца. Опять применён весь комплекс реанимационных мероприятий. Хирурги предложили вскрыть больному грудную клетку и начать прямой массаж сердца, однако я воспротивился этому, так как эта операция нанесла бы ему сильнейшую дополнительную травму. Да и надобности в этом особой не было, так как наружный массаж сердца в данном случае был эффективным — больной был худой и щуплый. Решено было произвести электрическую дефибрилляцию сердца разрядом в 5000 вольт, а затем повторную дефибрилляцию разрядом в 6000 вольт. После этого через 10 минут после остановки сердца сердечная деятельность восстановилась. Артериальное давление вскоре нормализовалось, пульс же оставался частым. Для обездвиживания больного в дальнейшем был применён тубарин — миорелаксант другого механизма действия. Операция была продолжена, при этом был обнаружен дефект стенки наружной подвздошной артерии, который был ушит.
   С замирание сердца все участники операции ожидали пробуждения больного. Продлённое искусственное дыхание и лёгкий наркоз проводили ему ещё два часа. Внутривенно вводились антиги- поксические средства. После этого больной полностью пришёл в сознание. На электрокардиограмме у него имелись диффузные изменения миокарда по типу гипоксии, а в анализах крови и мочи
— некоторые патологические изменения, которые вскоре исчезли.
   Двукратная остановка сердца у больного была расценена как побочный эффект на введение листенона на фоне массивной кро- вопотери18.
   Что касается такого грозного осложнения, как остановка сердца, то, по моему мнению, реальные шансы восстановить сердечную деятельность таким больным имеются лишь только при их нахождении в лечебном учреждении или в реанимационной машине, где для этого имеется полный набор соответствующей аппаратуры и медикаментозных средств. Во всех остальных случаях шансы на восстановление сердечной деятельности малы, но проводить реанимацию до прибытия реанимационной бригады всё же необходимо. Очень важно начать её как можно раньше, не позднее 4-5 минут после остановки сердца.
   Прибыл, наконец, наш контейнер с двумя очень необходимыми нам бытовыми приборами — холодильником и цветным телевизором "Радуга". Последний мы с Людой по блату купили перед моим отъездом в Чехословакию. На поверку он оказался бракованным, с тёмными пятнами на кинескопе. Скоро мы увидим, как развлекает и просвещает своих зрителей чешское телевидение.
   Возвратился из отпуска мой начальник Морозов. Впрягаться в работу он не спешит, служить ему здесь остались считанные месяцы. Он огорчён тем, что ему не удалось узнать в Союзе, куда он поедет по замене. Сейчас он решает вопрос — покупать ли ему автомашину. Здесь при убытии он имеет право приобрести её, а в Союзе в очереди на неё ему придётся стоять долго. На днях он заявил, что автомашину "Жигули" он всё же покупает.
   С приездом Морозова у меня появилось больше свободного времени, и мы с Людой решили познакомиться с местными достопримечательностями. Наш Яромерж маленький город, имеющий длинную историю. В нём имеется исторический центр с площадью, окружённой старинными зданиями, среди которых возвышается большой католический храм. На площади сооружён памятник гражданам города, умершим во время поразившей когда-то Европу эпидемии чумы. К историческому центру примыкает небольшой парк со столетними деревьями, имеющими таблички на стволах, и несколькими скульптурами. Наш жилой дом находится рядом с ним. В остальном город застроен современными многоэтажными домами и коттеджами, среди которых выделяется драматический театр. В городе имеется квартал одноэтажных зданий, похожих на наши бараки. В них во время первой мировой войны содержались русские военнопленные. Есть здесь железнодорожная станция и даже полустанок.
   Военная крепость в Йозефове очень хорошо сохранилась. Недалеко от неё находится русское кладбище с православной часовней, на котором похоронены умершие в плену русские солдаты первой мировой войны. Содержится оно в хорошем состоянии. Недалеко от нашего госпиталя в сквере приютилась маленькая, очень симпатична православная церковь. Говорят, что её построил кто-то из русских в память о своих земляках-военнопленных. Она в настоящее время не функционирует, но содержится в идеальном состоянии. Периодически в ней и вокруг неё какая-то женщина производит уборку.
   Посетили мы также и областной центр Градец Кралов. Меня очень поразило то, что в нём имеется хорошо сохранившийся исторический центр с древними строениями, обнесённый стеной. Здесь воочию видишь, какие раньше были города-крепости. В остальном город застроен зданиями, характерными для XIX и XX веков.
   Люду во время нашей ознакомительной поездки больше интересовали не исторические достопримечательности, а магазины. С продовольственными магазинами мы уже познакомились в Яро- мерже. Магазины промышленных товаров города Градца Кралова поразили нас большим выбором разнообразных товаров, не сопоставимым с магазинами Советского Союза. Особенно много в них кожаных и меховых изделий, в том числе импортируемых из стран Европы, Китая и Монголии, а также изделий из шерсти, хлопка и синтетических тканей. Немало в магазинах и обуви, но она не очень высокого качества. Лучшую свою обувь, производимую такими гигантами, как Батя и Свит, чехи отправляют на экспорт, в том числе и в Советский Союз. Много здесь детской обуви, но она очень дорогая. Высокие цены на неё установлены с той целью, чтобы её не вывозили в большом количестве за границу. В первую очередь это касается наших граждан. Чешским же семьям, имеющим детей, государство выплачивает в связи с этим денежные компенсации. О большом выборе в магазинах хрусталя, цветного стекла, бижутерии и ковров и говорить не приходится, это само собой разумеется. Цены на промышленные и продовольственные товары в Чехословакии сопоставимы с нашими. Имеются здесь и магазины уценённых товаров. Весной и осенью в магазинах происходит уценка товаров, чем широко пользуются наши граждане.
   На фоне такого относительного изобилия промышленных товаров очень скуден у них выбор телевизоров, радиоприёмников, велосипедов, биноклей, часов и некоторых других товаров. Их недостаток и стараются восполнить наши граждане из Центральной группы войск.
   Я заметил, что во время посещения чешских магазинов глаза у Люды загорались. Она перечисляла мне всё то, что хотела б здесь купить. А пока что она ограничилась приобретением нескольких недорогих вещей для своего гардероба. Я ж в душе мечтал о том, что здесь в первую очередь куплю себе книги для своей домашней библиотеки, в которой будут произведения русских классиков и любимых мною зарубежных писателей. Их можно приобрести в госпитальном книжном киоске и в чешских книжных магазинах. Для воплощения наших планов в жизнь нужны будут в значительном количестве чешские деньги. На те кроны, которые мне здесь платят, много чего не купишь. Люда ж, как я понял, не рвётся здесь работать, как это делают практически все офицерские жёны. Я получаю здесь неплохой паёк, но его для нормального питания не хватит. Придётся часть денег тратить для приобретения некоторых продуктов питания, в первую очередь молочных, без которых я жить не могу. И остаётся нам одно — советские деньги, которые будут у меня здесь накапливаться, переводить в чешские кроны тем способом, о котором ещё в поезде по дороге в Чехословакию говорили мне мои попутчицы. В Центральной группе войск этим занимаются поголовно все.
   Мне здесь не совсем понятно, почему чехословацкое руководство, имея такую развитую промышленность, не может обеспечить своё население в достаточном количестве некоторыми товарами первой необходимости. Как оказалось, причиной этого является то, что здесь, как и во всех социалистических странах, основной упор в промышленности делается на производство средств производства. У них хорошо развито машиностроение, металлообработка. Производству ж средств потребления уделяется значительно меньше внимания. Чехословакия ж в этом отношении располагает большими потенциальными возможностями. Чехи делают неплохие автомашины "Татра", трамваи и троллейбусы. Во многие страны мира они экспортируют свой прекрасный мотоцикл "Ява". У них хорошо развита химическая промышленность. Немало они производят и оружия, которым Советский Союз и Чехословакия снабжают своих партнёров по Варшавскому договору и друзей во всём мире, обещающих строить социализм, в том числе и коммунистических террористов. Недостаток на этом фоне товаров первой необходимости в Чехословакии, Советском Союзе и в других дружественных нам странах является позором для всего социалистического лагеря. Населению в этих странах всё обещают светлое коммунистическое будущее, а сейчас призывают его к терпению, которое может иссякнуть.
   Мало здесь внимания уделяется и сельскому хозяйству, которое, несмотря на это, развито у них неплохо, о чём свидетельствует хорошее наполнение продовольствием их магазинов. Однако при большем внимании сельскому хозяйству оно здесь могло б снабжать население продовольствием на уровне западных соседей Чехословакии.
   При посещении чешских магазинов мы с Людой пришли к выводу, что, находясь здесь 5 лет, нам необходимо будет освоить чешский язык хотя бы для общения с чехами на бытовом уровне. Пригодится нам это и при просмотре передач чешского телевидения.
   Общаясь с чехами, я, к своему удивлению, обнаружил, что чешский язык во многом схож в белорусским и в ещё большей степени с украинским. С русским языком он почему-то схож значительно меньше. Неудивительно поэтому, что быстрее всех здесь чешским языком овладевают украинцы.
   Ко мне обратилась врач акушер-гинеколог с просьбой помочь ей в преждевременном родоразрешении женщины 25 лет с шестимесячной беременностью. Это сотрудница нашего госпиталя, работающая здесь с мужем. У неё токсикоз второй половины беременности, очень высокое, не поддающееся медикаментозному лечению артериальное давление, угрожающее её жизни. Это и явилось причиной такого решения врача. Я дал больной лёгкий поверхностный наркоз, находясь в котором она самостоятельно родила мальчика весом примерно в один килограмм, который начал двигаться, дышать и пищать. Я предложил подвергнуть его реанимации, но акушер-гинеколог воспротивилась этому, завернула ребёнка в простыню и унесла его.
   Мне было ясно, что врач ошиблась со сроком беременности, который, судя по всему, был больше шестимесячного. Необходимо было отправить эту женщину в чешский родильный дом и постараться сохранить ей беременность или спасти преждевременно родившегося ребёнка. У нас для этого условий нет.
   Неприятности начались после того, как больная пришла в сознание. Кто-то из наших медсестёр рассказал ей, что ребёнок родился живой и жизнеспособный. Врач же сказала ей, что он родился мёртвым. Больная впала в истерику и ругала всех врачей подряд. Эта беременность у неё была долгожданной. С большим трудом удалось успокоить её и убедить в том, что родившийся плод был нежизнеспособным.
   Я хотел вычислить и строго наказать болтливую медсестру, которая в данном случае поступила неправильно. Но мне не удалось сделать это. Примерно то же самое случилось у нас и раньше, когда медсестра рассказала всю правду больному, у которого произошла двукратная остановка сердца. И тогда мне пришлось долго убеждать больного в том, что случившееся с ним не отразится отрицательно на его здоровье в будущем.
                ГЛАВА 2 1982 год
   Наступил, наконец, новый год. Последние 6 месяцев 1981 года были для меня очень напряжёнными. Так на работе я не выкладывался ещё никогда. Но я ведь всегда жаждал этого. Думаю, что и оставшиеся четыре с половиной года будут здесь для меня не лёгкими. Но я готов к этому, сил, знаний и умения у меня для этого достаточно.
   Новый год мы с Людой встречали в одиночестве, у экрана телевизора. Так здесь встречают праздники практически все. Не в моде здесь собираться компаниями, каждая семья замкнута в своей скорлупе.
   По нашему обычаю после полуночи мы решили погулять по городу, покататься на горках, но горок мы не нашли, а гуляющих было мало. Выпавший накануне снег чехи у своих домов убрали, а тротуары посыпали песком. Так здесь заведено. Если кто из прохожих поскользнётся, упадёт и получит травму у их дома, то оплачивать его лечение будет его хозяин. Но ведь чешские законы писаны не для нас, поэтому у нашего дома убрать снег никто не удосужился. Двери его подъездов раскрыты настеж. Из них уже давно вырваны домофоны. Стены подъездов обшарпаны и исписаны. Удивительно, что в них ещё сохранилось освещение. Меня очень удивляет то, что, войдя в подъезд и включив свет, я успеваю при освещении подняться по лестнице на свой четвёртый этаж, отпереть дверь и войти в квартиру, и только после этого свет автоматически выключается. Не меньшее удивление у меня вызывает и то, что в 23 часа в доме отключается отопление. Спим мы ночью под тёплыми одеялами, высунув наружу носы. Сначала это нам казалось дикостью, но со временем мы к этому привыкли и нам сейчас даже нравится спать в прохладном помещении. Сон при этом кажется более здоровым. Рано утром отопление включается вновь. Внедрение такого отопления домов и освещения подъездов по всей стране даёт огромную экономию энергоресурсов. Чехословакия ведь бедна природными ресурсами. Нефти и газа здесь добывается мало. Недостаток их компенсируется поставками из Советского Союза, а за это приходится платить. Я сомневаюсь, что вышеописанное в обозримом будущем будет внедрено у нас. Мы ведь во всех отношениях отстаём от Запада на несколько десятков лет.
   Хотелось бы мне ещё отметить, что климат в Чехословакии умеренный, континентальный, зима мягкая, малоснежная, лето тёплое. Во все поры года у них немного теплее, чем, скажем, у нас в Белоруссии, поэтому акклиматизировались мы здесь легко.
   Командование госпиталя организовало автобусную экскурсию в Прагу. Я тут же записался на неё, Люда ж отказалась ехать со мной, так как плохо переносит поездку в автобусе. Мне давно хотелось попасть в Прагу, являющуюся одним из древнейших и красивейших городов Европы. Гитлер когда-то хотел сделать её городом-музеем своей тысячелетней империи, которую он хотел построить на костях поверженной Европы.
   Прага раскинулась на пяти холмах, разделённых долиной реки Влтава. Её население составляет 1 200 тысяч человек. В ней различают старую и новую Прагу. Экскурсантам обычно показывают старую Прагу. По прибытии в город нас вначале повезли в Пражский Кремль Градчаны, который в прошлом был резиденцией королей, а сейчас является местом пребывания президента республики. К Градчанам тесно примыкает район Праги Мала Страна (Малый Город). Они находятся на левом берегу Влтавы и господствуют над Прагой. В Градчанах находятся королевские дворцы, превращённые в музеи. Нас провели по ним, показали регалии королевской власти и гробницу чешских королей. В дворцах полно старинных вещей с драгоценными и полудрагоценными камнями. Они восхищают всех своей роскошью и великолепием. В Градчанах находится собор святого Вита, который начали строить в XIV веке, а закончили в XX веке. Диву даёшься, как могли в старину построить такое ажурное высотное здание. В нашей стране за такое длительное время его успели б разрушить несколько раз.
   С Градчан мы отправились на Карлов мост. Через Влтаву перекинуто несколько мостов, но этот является исторической достопримечательностью города. Строительство его началось в Х^веке и продолжалось сто лет. Построен он из камня. Его длина составляет 100 метров. На нём находится 30 скульптур католических святых. Мост — одно из самых посещаемых туристами мест Праги.
   На правом берегу Влтавы раскинулись старейшие районы Праги — Старе Место (Старый Город) и Нове Место (Новый Город). Нас поводили по улочкам Старого Города, самой известной из которых является Целетная улица. На них сохранилась скученная средневековая застройка с иррегулярной планировкой. В Старом Городе находится исторический центр Праги со Староместской площадью. На ней в 1915 году открыт памятник великому чешскому бунтарю и еретику Яну Гусу. Площадь окружают старинные здания, среди которых выделяется Ратуша и Тынский храм. Около находящихся здесь Староместских астрономических курантов толпятся экскурсанты в ожидании того момента, когда часы начнут отбивать время, а в находящемся над ними окне начнётся шествие 12 апостолов. Во время этого представления почти все экскурсанты хотят хорошо рассмотреть одного из 12 апостолов — Иуду. В районе Старого Города имеется много построенных в различных архитектурных стилях дворцов, храмов и башен. Увидели мы здесь и Карлов университет, открытый в 1348 году королём Карлом I и являющийся одним из старейших университетов Европы и самым первым славянским университетом. В бывшем еврейском гетто старой Праги нам показали старинное еврейское кладбище, на котором, ввиду недостатка земли, покойников хоронили в несколько этажей. В Праге имеется 26 театров, два из которых нам показали — театр им. Сметаны и Национальный театр.
   В XIX веке в старом районе Праги Новый Город сформировался современный центр города с Вацлавской площадью и Национальным музеем. Эта площадь, на которой находится памятник святому Вацлаву, удивила меня тем, что она по существу является широкой улицей с проложенными на ней трамвайными путями. В новейшую историю Чехословакии она была свидетелем многих исторических событий.
   Участники нашей группы жаждали посмотреть Национальный монумент Освобождения на горе Витков с памятником Яну Жиж- ке, мавзолеем К.Готвальду и залом Советской Армии, однако сделать это мы не успели.
   Говорят, что несколько прекрасных дворцов и замков находится в окрестностях Праги. Об их посещении приходится только мечтать.
   Уставшие и полные впечатлений от увиденного, возвратились мы в свой провинциальный тихий Яромерж.
   Меня срочно вызвали в психиатрическое отделение спасать находящегося там на обследовании и лечении солдата, который с целью самоубийства выпил в туалете дезинфицирующее средство лизол. Больного я нашёл в бессознательном состоянии с очень слабым пульсом и поверхностным дыханием. Перво-наперво ему поставили капельницу и начали переливание кровезаменителей. Для того, чтобы сделать промывание желудка, его необходимо было заинтубировать и перевести на искусственное дыхание, так как промывные воды могли попасть в дыхательные пути, да и дыхание у него было слабое. Во время интубации у него наступила остановка сердца. После проведенных реанимационных мероприятий сердечную деятельность удалось восстановить. Желудок был промыт. Больного перевели в наше отделение, где он через 4 часа скончался. Лизол, который успел всосаться из желудочно-кишечного тракта в кровь, сделал своё дело.
   Общаясь во время этого происшествия с психиатром, я узнал от него много чего интересного. Он пожаловался мне на тяжесть своей работы. Помимо того, что у него сложные и тяжёлые больные, его одолели симулянты, не желающие служить в армии. Умерший, скорее всего, относился к их числу. Он говорит, что если солдат с целью увольнения из армии начнёт настойчиво и умело симулировать какое-то психическое заболевание, то он в конечном счёте добьётся своего. Опытному симулянту трудно поставить правильный диагноз, к тому ж он, как правило, в своём стремлении уволиться из армии идёт да конца и настойчиво продолжает симулировать своё заболевание. Если психиатр признает его здоровым и выпишет в часть, а он возьмёт там в руки оружие и убьёт кого-либо, то отвечать будет не только он, но и психиатр, который, якобы, не распознал у него психическое заболевание. Поэтому, страхуя себя, психиатры часто вынуждены увольнять из армии психически здоровых, но опытных симулянтов.
   Уволившись из армии, эти люди оказываются в сложном положении. На них лежит клеймо психического больного, на роботу их не берут, и им приходится доказывать, что они здоровы. Сделать это не так-то легко. Но это уже проблемы гражданских психиатров.
   Морозову, наконец-то, сообщили, что он уезжает в Алма-Ату, в Среднеазиатский военный округ. Он не доволен таким переводом. Сюда он прибыл из Приволжского военного округа и надеялся, что уедет отсюда в один из округов европейской части Союза. Но ведь с желаниями военнослужащих, как правило, не считаются, придётся ему смириться с тем, что случилось. Он уже заказал себе автомашину "Жигули" третьей модели, которую выкупит в Алма- Ате. Сейчас у него плохое настроение и он всячески увиливает от работы, которую приходится делать мне одному.
   Наши соседи по площадке предложили нам сходить в заброшенный черешневый сад, находящийся недалеко от Яромержа. Прибыв туда, мы обнаружили несколько лазающих по черешневым деревьям наших граждан, набивающих сумки и вёдра черешней. Сучья на деревьях трещали под тяжестью их тел. А в это время несколько чехов пытались с земли нарвать себе черешни в маленькие сумочки. Они с осуждением поглядывали на наших верхолазов. Думаю, что это не прибавит популярности нашему здесь пребыванию.
   На одном из деревьев с тёмно-вишнёвыми плодами мы нарвали себе килограмма два черешни. Придя домой, мы обнаружили, что вся она поражена червями. Пришлось нам её выбросить и повторить свой поход в сад.
   По обочинам чешских шоссейных дорог растёт много плодовых деревьев — яблонь, груш, вишен и прочее. Тот, кто в своё время разрешил эти посадки, по-видимому, не предвидел, что при большом движении по этим дорогам автотранспорта плоды на деревьях будут пропитаны токсическими веществами, находящимися в выхлопных газах. Позднее чехи поняли это, и теперь они не кушают плоды с этих деревьев. Наши ж граждане срывают и поедают эти дармовые фрукты в большом количестве. Трудно чем- либо напугать советского человека!
   К нам из кардиологического отделения доставили больного с экссудативным перикардитом. У него диагностировали тампонаду сердца, то есть в полости перикарда накопилось большое количество жидкости, оказывающей сильное давление на сердце. В любой момент оно могло остановиться. Больному надо было срочно произвести пункцию полости перикарда и эвакуировать оттуда жидкость. Никто из врачей госпиталя не делал раньше этого, и лишь только начальник травматологического отделения Евдокимов видел однажды, как это делается. Его и уговорили сделать эту пункцию.
   Больному ввели обезболивающее и успокаивающее средства. После обезболивания новокаином Евдокимов вколол под грудиной длинную толстую иглу и начал медленно продвигать её по направлению к сердцу. Жидкость в ней не появилась, хотя она была введена уже довольно глубоко. И вдруг у больного наступила остановка сердца. Внутривенно ему ввели медикаменты, способствующие восстановлению сердечной деятельности. Делать наружный массаж сердца в данном случае было бессмысленно, так как он, ввиду наличия жидкости в полости перикарда, был бы не эффективным. Была произведена электрическая дефибрилляция сердца разрядом в 5000 вольт. Сердечная деятельность не восстановилась. Необходимо было приступить к прямому массажу сердца, то есть вскрыть грудную полость, разрезать сердечную сумку, выпустить из полости перикарда жидкость и начать массаж сердца. Однако Евдокимов делать это отказался. Была зафиксирована смерть больного.
   Причиной остановки сердца, помимо основного заболевания, могли стать или рефлекторное воздействие на него иглой, или психическая травма, полученная больным во время проведения этой процедуры. Необходимо было всё же делать её под наркозом. У Евдокимова к тому ж не было опыта проведения пункции полости перикарда и не хватило решимости сделать больному прямой массаж сердца.
   Пришло время отъезда Морозова из Чехословакии. Мне приказано было до прибытия нового начальника принять у него отделение. Морозов дал мне на подпись акт приёма-сдачи медицинского имущества, числящегося за отделением. Я решил воочию убедиться в его наличии. При этом оказалось, что кое-что из имущества отсутствует в отделении, а от двух наркозных аппаратов осталось только несколько деталей, найденных в подвале госпиталя. Я не мог расписаться за приём имущества, которое отсутствовало. Ведь его потребует с меня новый начальник отделения, и я могу оказаться в положении, когда мне придётся платить за него. Все эти доводы я высказал Морозову. Такую повышенную требовательность к нему я проявил ещё и потому, что хотел отомстить ему за тот гонор, с каким он относился ко мне во время нашей совместной работы. Морозову пришлось прибегнуть к помощи командования госпиталя. Начальник и начмед госпиталя дали мне обещание списать это имущество, если мой новый начальник при приёме отделения будет таким же принципиальным, как и я.
   Вместе с Морозовым нас покинули три опытных медсестры, отработавшие здесь три года. Неизвестно, кто приедет вместо них, а это для нас очень важно. От медсестёр зависит очень многое при лечении наших больных.
   Медсёстры-анестезистки — лучшие медсёстры лечебных учреждений. Они знают и умеют больше, чем медсёстры других отделений. Без этого они не смогли б работать в отделении анестезиологии и реанимации. Круг их обязанностей требует от них также высоких моральных качеств.
   Первейшая обязанность медсестёр нашего отделения — добросовестное и скрупулёзное выполнение врачебных назначений. Вторая важнейшая их обязанность — выхаживание больных. Уход за тяжёлыми больными, особенно находящимися в бессознательном состоянии, имеет для их выздоровления первостепенное значение. Медсёстрам, работающим в реанимационной палате, приходится санировать трахеобронхиальное дерево больным, находящимся на искусственном дыхании, поколачивать им грудную клетку для лучшего отхождения мокроты, поворачивать тяжёлых больных каждых два часа, протирать им кожные покровы и массажировать их, заниматься с ними лечебной гимнастикой и прочее. Они также должны заботиться о физиологических оправлениях больных. У них постоянно контролируется мочеотделение. Не реже, чем через день, больные должны оправиться, как правило, с помощью клизмы. Медсестра при уходе за тяжёлыми больными должна напрочь отбросить стеснительность и брезгливость.
   Наши медсёстры также должны быть выносливыми, работоспособными и терпеливыми. Если врач за свой рабочий день периодически заходит в реанимационную палату, контролирует лечебный процесс и участвует в нём, то медсестра постоянно находится возле тяжёлых больных, лечит и выхаживает их, безропотно снося всё, что с этим связано.
   Чтобы медсёстры умело и добросовестно выполняли свои обязанности, их нужно учить и контролировать. Свой рабочий день я всегда начинаю с того, что спрашиваю медсестру, все ли назначения больным она выполнила. Иногда я уточняю это у самих больных. Я поворачиваю тяжёлых больных и осматриваю их кожные покровы, убеждаясь в том, что у них нет пролежней. Однажды случилось так, что медсестра не поворачивала всю ночь тяжёлого больного, лежавшего на спине, в результате чего в области крестца и лопаток у него образовались пролежни. Пришлось ей потом персонально выхаживать этого больного до тех пор, пока пролежни у него не зажили. Жёсткая требовательность врача к медсёстрам — непременная его обязанность.
   Работая в отделении анестезиологии и реанимации, медсёстрам некогда заниматься сплетнями. Женский коллектив нашего отделения сплочённый и дружный. Если кто-то не знает, как нужно у нас работать, мы его научим. От некоторых недобросовестных работниц приходится избавляться.
   Где бы я ни работал, я всегда опекал и защищал своих медсестёр. В гарнизонных госпиталях, где у них меньше работы, чем в групповом госпитале, иногда некоторые медсёстры-завистницы из других отделений обзывали их бездельницами, не учитывая и не зная порой того, что они через день дежурят на дому, их часто вызывают на операции в ночное время, и за всё это они не получают никакой денежной компенсации. За вредную работу всем нам выдают молоко, что также является предметом зависти.
   Прошло полтора месяца после отъезда Морозова. Вечером меня вызвали в госпиталь для дачи наркоза больному с острым панкреатитом. Внезапно в операционной появился детина под два метра ростом, который заявил нам, что он является новым начальником отделения анестезиологии и реанимации нашего госпиталя. Узнав, по поводу чего оперируется больной, он сказал мне:
   — Подержите его на продлённой вентиляции и не жалейте ему антиферментов. — Сделав такие указания, он удалился.
   Всё это произвело на меня и всех участников операции неприятное впечатление. Можно подумать, что я сам не знаю, как лечить этого больного. Но такова доля старшего врача-специалиста отделения. Он должен безропотно сносить все замечания и мудрые указания своего начальника.
   На следующий день высокорослый детина собрал весь личный состав отделения в ординаторской и начал с нами знакомиться. Зовут его Григорий Николаевич, фамилия у него Терещенко, хотя он и не хохол. В 1973 году он окончил факультет усовершенствования медицинского состава по анестезиологии и реаниматологии в Военно-медицинской академии, после чего два года работал в Анголе. По возвращении оттуда был назначен начальником отделения анестезиологии и реанимации окружного госпиталя в Алма-Ате, а сейчас вот приехал сюда. Он надеется на дружную и слаженную работу отделения под его руководством.
   Затем он отпустил медсестёр и санитарок, и мы продолжили наше знакомство. Дело в том, что мы с ним проходили усовершенствование по специальности в одной клинике. Мы начали с ним вспоминать общих знакомых. Я спросил у него о некоторых симпатичных медсёстрах клиники, что привело его в смущение.
   Он рассказал мне, что в 1968 году, будучи врачом лётной части, он участвовал в оккупации Чехословакии войсками стран Варшавского договора. Тогда их авиационный полк базировался на гражданском аэродроме в Градце Кралове. С населением города они особо не контактировали. Правда, их замполит, наведавшийся в город, получил удар кирпичом по голове от чешского подростка. Вскоре их часть вывели из Чехословакии.
   В Анголе ему пришлось много потрудиться в русско-ангольском госпитале. Порой ему там нелегко было ориентироваться в состоянии чернокожих ангольских больных, так как слизистые оболочки у них синюшного цвета. Что касается анголок, то они в интимном отношении практически не отличаются от русских женщин.
   В Среднеазиатском военном округе ему пришлось нелегко, так как округ очень большой, а штатных военных анестезиологов в нём, кроме него, не было. Приходилось ему много ездить и летать в воинские части для оказания помощи тяжёлым больным и эвакуации их в Алма-Ату.
   Он рассказал мне, что его семья состоит из жены-учительницы, кстати говоря, белоруски из Мозыря Гомельской области, и двух сыновей. Старший сын останется в Алма-Ате заканчивать среднюю школу, а младший сын Андрей приедет сюда.
   Он предупредил меня, что не любит давать наркоз детям и при небольших оперативных вмешательствах. Он попросил меня взять это на себя. Конечно ж, и наркозов при больших оперативных вмешательствах хватит нам на двоих. Он привык ездить за тяжёлыми больными в воинские части и будет с охотой делать это и впредь. От дежурств по госпиталю он постарается меня освободить.
   Терещенко также заявил мне, что он не глядя принимает у меня числящееся за отделением имущество. Тут я сразу понял, что Морозов рассказал ему о нашем конфликте на этой почве при его отъезде отсюда. Он также рассказал мне, что они с Морозовым на групповой фотографии, сделанной на сборах анестезиологов округов и групп войск в Ленинграде в 1980 году, обнаружили всех нас троих, разместившихся рядом. Я ездил на эти сборы вместо заболевшего главного анестезиолога Белорусского военного округа полковника Захарова. Этот факт явился своего рода предзнаменованием судьбы.
   После откровенного разговора с Терещенко я почему-то поверил в то, что смогу сработаться с ним. Во всяком случае, до конца моей службы в Чехословакии у меня не появится больше новый начальник, к которому мне нужно будет приспосабливаться.
   Кстати говоря, больной с острым панкреатитом, которому делали операцию во время моего первого столкновения с Терещенко, умер. У него оказался гнойно-некротический панкреатит.
   Настало время первого моего отпуска в Чехословакии. Терещенко попросил меня задержаться в госпитале на пару недель, так как ему необходимо войти в курс всех дел. Я согласился с этим, тем более, что нам необходимо было подготовиться к отпуску. За это время мы потратили те кроны, которые у нас накопились: купили Люде кое-что из одежды и обуви, мне — приличный костюм, а также подарки моим родственникам. Для продажи в Союзе мы купили рулон шторного материала из искусственного шёлка. С большим трудом мне удалось приобрести парную путёвку в санаторий "Чемитоквадже", находящийся на Северном Кавказе.
   За эти две недели Терещенко внедрил в отделении такой новый метод обезболивания, как перидуральная анестезия и введение катетера в перидуральное пространство для проведения длительного обезболивания в послеоперационном периоде. Это нововведение я тут же освоил. Меня он также научил вводить катетер для длительных внутривенных вливаний на шее во внутреннюю яремную вену. Это имеет в некоторых случаях преимущество по сравнению с катетером, вводимым в подключичную вену.
   Через две недели мы с Людой пересекли границу и направились к моим родственникам в Гомель. Там мы погостили пять дней у моей старшей сестры Лиды, пообщались с моей старой больной матерью и младшей сестрой Тоней. Мы также распродали привезенный нами шторный материал. Затем мы отправились отдыхать на Северный Кавказ.
   Санаторий "Чемитоквадже" находится в горной местности на берегу Чёрного моря между городом Туапсе и посёлком Лазаревское. Построили его сравнительно недавно специально для космонавтов. Вначале он был секретным. Первые космонавты размещались там в небольших домиках, сохранившихся до сих пор. Затем в нём построили современные корпуса, санаторий разросся, а космонавты начали отдыхать и лечиться в других, более комфортабельных санаториях. Этот же санаторий был передан военным лётчикам.
   В вестибюле главного корпуса санатория развешены портреты всех космонавтов. Предусмотрены места и для будущих покорителей космоса. Санаторий располагает сравнительно небольшим набором лечебных процедур. Ведь здесь отдыхают лётчики — довольно здоровые ребята.
   Купальный сезон здесь уже закончился, вода в море прохладная, но мы с Людой решили пойти к морю и позагорать. С моря дул прохладный ветер. К вечеру у Люды, как всегда при отдыхе у моря, обострился хронический бронхит. Пришлось ей в течение недели лечить его.
   За время пребывания в санатории мы дважды посетили посёлок Лазаревское. В расположенные подальше Сочи и Туапсе мы решили не ездить.
   После довольно скучного санаторного отдыха мы отправились в Москву, где остановились у четы Семёновых. Это знакомые Люды, с которыми она когда-то отдыхала в Алуштинском санатории. В Москве мы планировали приобрести некоторые товары для продажи в Чехословакии. В Гомеле купить их было труднее, а телевизор — невозможно. Здесь же мы легко купили телевизор "Ши- лялис" с дистанционным управлением на проводе, три складных велосипеда, полевой бинокль, радиоприёмник "Вэф", два комплекта матрёшек и расписной поднос.
   Затем мы приобрели билеты на наш поезд и в тесноте купейного вагона с двумя молодыми попутчицами пустились в путешествие по просторам России и Украины. На границе нас с Людой таможенники проверять не стали, а вот девчат потрясли основательно.
   После тридцатишестидневного отсутствия прибыли в Яромерж, и я тут же впрягся в работу. Терещенко встретил меня тепло, говорит, что запарился здесь один. Однако, несмотря на это, он здесь время зря не терял. Как доложили мне медсёстры, он завёл себе любовницу, коей является медсестра кардиологического отделения, прошедшая огонь, воду и медные трубы. Живёт она в том же доме, что и Терещенко, то есть в Йозефове. Крутят они любовь на виду у всего дома. Это в госпитале сейчас новость номер один. Замполит потирает руки в ожидании дня, когда он будет разбирать Терещенко за аморальное поведение.
   Всё это смешно и грустно. Зачем человек так неосторожно ведёт себя, портит свою репутацию? Такое его поведение бросает тень и на наше отделение. Посмотрим, как будут дальше развиваться события.
   Привезенное нами сюда имущество следует как-то реализовать. Сделать это надо незаметно, так как начальство не одобряет эту коммерцию, хотя само втихую занимается ею. Медсёстры подсказали мне, что вокруг госпиталя вертится несколько чешских посредников, которые реализуют привезенный ими товар. С одним из них, Яном, они меня познакомили. Это молодой мужчина лет 30, проживающий с женой и двумя детьми на полустанке. Там же он и работает. Этот парень с охотой взялся реализовать наш товар. А телевизор "Шилялис" он решил оставить себе — больно он ему понравился. Очень быстро он провернул всё это, и мы получили от него внушительную сумму денег. Беспокоит нас теперь одно — не вернут ли чехи нам товар обратно. В первую очередь это касается телевизора. Уже было несколько случаев, когда сломанные телевизоры они возвращали. Ведь их мастерские не производят гарантийный ремонт наших телевизоров, не отличающихся хорошим качеством. И вообще у них нет запчастей к нашей технике. Приходится возвращаемый товар забирать назад, так как в противном случае чехи могут пожаловаться нашему начальству, а это грозит большими неприятностями. Правда, у нас тут появился свой самозваный мастер, который за определённую плату берётся отремонтировать телевизор, но он может и окончательно сломать его. Вот такие здесь проблемы у наших коммерсантов.
   Приехала, наконец, к Терещенко его жена Аня с сыном Андреем. Ей, конечно, доброжелатели тут же рассказали о поведении её мужа. Выждав пару недель и не дождавшись от неё жалобы, замполит обратился к ней с предложением пожаловаться на своего неверного мужа. Он пообещал сурово наказать его за аморальное поведение. Вопреки его ожиданию, Аня такое его предложение встретила холодно и попросила не вмешиваться в их семью. Они сами разберутся со своими проблемами. Получив такой неожиданный отпор, замполит, несолоно хлебавши, ретировался и притих. Ведь если нет жалобы, то нет и криминала. Дело спустили на тормозах, а виновник всего этого продолжал свою любовную связь с медсестрой, правда, уже не так открыто. Всё это вызвало у общественности удивление и всевозможные толки.
   Не осталась в стороне от разыгравшейся драмы и моя благоверная жена Люда. Каким-то неведомым мне путём она познакомилась с Аней и вызвала её на задушевную откровенную беседу. Конечно, она выставила себя при этом жертвой моего коварства. Во время их встречи Аня рассказала ей то, чего не рассказала замполиту.
   В прошлом подающая надежды спортсменка-волейболистка, она познакомилась с Григорием, таким же спортсменом-волейбо- листом, во время соревнований. Вскоре они поженились. Первые три года они жили хорошо, Григорий вёл себя прилично, а затем словно взбесился. Он начал повсюду заводить себе любовниц. Так было в Военно-медицинской академии, в Анголе и в Алма-Ате. Он как будто решил перепробовать женщин всех континентов и национальностей. Сначала она остро реагировала на это, скандалила с ним и уговаривала его образумиться, но всё это мало на него действовало. Жаловаться на него она считала ниже своего достоинства. Со временем она смирилась с этим. В интимном отношении он её вполне удовлетворяет наравне со своими любовницами. Разводиться с ним уже поздно. Вот и тянет она до сих пор свою трудную семейную лямку.
   Весь мир облетела скорбная весть — умер видный деятель международного коммунистического и рабочего движения, генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, мудрый руководитель Советского Союза, многократный Герой Советского Союза и Социалистического Труда, обладатель многочисленных наград многих стран мира, Маршал Советского Союза, крупный писатель-публицист, многократный лауреат государственных премий дорогой и всеми любимый Леонид Ильич Брежнев.
   Народ в шоке, как он будет жить дальше без этого незаменимого руководителя. Ведь он обеспечил ему такую зажиточную жизнь. При нём люди жили как при коммунизме. К тому ж в стране был мир, покой и порядок. Правда, он дал согласие на оккупацию Чехословакии в 1968 году и на ввод ограниченного контингента Советской Армии в Афганистан в 1979 году. Но ведь это было сделано на благо народов этих стран.
   Приходится удивляться, как этому человеку удавалось управлять таким огромным государством, когда он не мог навести порядок в собственной семье. Его дочь Галина меняет мужей и любовников, как перчатки, является крупным коллекционером драгоценностей и большой любительницей спиртных напитков, то есть алкоголичкой.
   А ведь не все ценили добрые дела этого человека. Кое-кто считает, что нельзя давать столько единоличной власти одному человеку. Слаб всё-таки человек и не может устоять перед соблазном присвоить себе как можно больше благ, наград и званий. Ведь не заберёшь же всё это с собой в могилу. Этой своей слабостью он оставил о себе плохую память. За это и ещё многое другое нехорошие люди, которых называют диссидентами, критикуют его и слагают о нём ядовитые анекдоты. Но что возьмёшь с этих людей, ведь они не совсем нормальные, недаром их держат и лечат в психушках.
   Так кем же заменить этого незаменимого человека? Оказывается, нашёлся такой очень умный старый человек, который руководил такой грозной организацией, как КГБ19. Другой подходящей кандидатуры не нашлось. Только эти нехорошие диссиденты снова сеют слухи, что он может распространить привычные ему методы руководства, практикуемые в КГБ, на всю страну. Будем надеяться, что они глубоко ошибаются и Юрий Владимирович Андропов окажется не менее мудрым и прекрасным руководителем.
   За всю нашу новейшую историю все наши руководители были именно такими. Правда, первая когорта советских руководителей во главе с Лениным состояла сплошь из бывших каторжников, и она внедрила некоторые тюремные законы при руководстве страной. Но ведь это было сделано только на благо нашего многострадального народа.
                ГЛАВА 3 1983 год
   Наступил 1983 год. Для меня он будет в некотором смысле решающим. В этом году мне исполнится 50 лет, а это тот возрастной потолок, до которого подполковникам разрешено служить в армии. Если у меня будет всё в порядке на службе и в личной жизни, то мне разрешат прослужить здесь все пять лет. Я буду стараться изо всех сил, чтобы так и произошло, хотя в жизни иногда получается наоборот: чем больше стараешься, тем хуже получается. Такое может случиться в любой момент на моей экстремальной работе.
   На днях ко мне пришла медсестра Валя из пульмонологического отделения и начала просить у меня прощения за своё неправильное поведение во время лечения в нашем отделении. В знак благодарности она принесла бутылку коньяка и коробку конфет. Я её, конечно, тут же простил, а коньяк в конце рабочего дня мы с медсёстрами распили.
   Случилось же с ней следующее. В 1980 году её прооперировали по поводу заворота тонкого кишечника. Во время операции ей сделали разрез от грудины до лобка. В послеоперационном периоде у неё очень плохо заживала рана, со временем там образовался безобразный келоидный рубец. Вале 30 лет и она мечтает в будущем выйти замуж и завести семью. Но она вбила себе в голову, что этот безобразный рубец будет препятствием для этого. Длительное время она уговаривала наших хирургов удалить ей этот рубец, на что они не соглашались. У неё просто-напросто склонность организма к образованию келоидных рубцов. В конце концов она всё же уговорила ведущего хирурга Марукевича сделать ей операцию. С моим участием операция была произведена.
   Через полторы недели Валя была переведена в наше отделение для интенсивного лечения. Послеоперационный рубец у неё развалился, и на его месте зияла огромная гнойная рана. Ей необходимо было внутривенно вводить кровь, белковые препараты, антибиотики и витамины, но вены на конечностях у неё были очень плохие, к тому ж после капельниц они у неё вышли из строя. На предложение поставить её подключичный катетер она отвечала категорическим отказом. Но речь в данном случае шла о её жизни. У неё не исключалось заражение крови, и она могла умереть. Тогда мы с ведущим хирургом решили поставить ей подключичный катетер во время перевязки под наркозом. Так мы и сделали. Проснувшись после перевязки и обнаружив у себя подключичный катетер, Валя устроила истерику. Она обвиняла меня в самоуправстве и обещала написать на меня жалобу.
   После проведенного интенсивного лечения, многократных переливаний крови и её препаратов и компонентов Валя начала выздоравливать. Рана у неё очистилась от гноя, и на неё были наложены вторичные швы. В конце концов, Валя поправилась, однако на месте операции у неё образовался почти такой же рубец, как и до операции. До неё наконец-то дошло, в каком опасном положении она была, поэтому она сменила гнев на милость и пришла ко мне с извинениями. Врачам всё же следует доверять и не надо быть такими самоуверенными.
   В районе города Оломоуца наше воинское соединение проводило войсковые учения, в которых должен был принять участие анестезиолог Оломоуцкого госпиталя. На время его отсутствия в госпитале подменить его должен был я. Без промедления я убыл в Оломоуц и остановился там в военной гостинице. Оломоуц — это довольно крупный город со старинными дворцами и храмами, которые мне посчастливилось увидеть. За время моего пребывания в госпитале к нам с района учений поступил единственный пострадавший с переломами костей таза и бедра. Он был подвергнут операции остеосинтеза места перелома бедренной кости.
   К своему удивлению, я встретил там своего соседа по подъезду в городе Бобруйске прапорщика Круглова, который является начальником военной гостиницы. Он рассказал мне, что недавно их город посетил певец Кобзон с женой, который давал концерты чехам и военнослужащим их соединения. Проживали они в это время в его гостинице. Как он заметил, Кобзон очень сурово обращался со своей женой. После их отъезда он не досчитался в гостиничной библиотеке пяти книг художественной литературы. Пришлось ему из собственного кармана оплатить их недостачу.
   По окончании учений я убыл к себе домой. На станции Парду- бицы мне предстояло сделать пересадку на поезд, следовавший да Градца Кралова и Яромержа. Я внимательно слушал объявления по радио и своевременно сел, как мне казалось, в нужный мне поезд. Примерно через час я заметил, что едем мы по незнакомому мне маршруту. Я начал беспокоиться по этому поводу. Как раз в это время в вагоне поезда появились контролёры, которые проверили мой билет и, не сказав мне ни слова, возвратили его обратно. Я спросил у своих соседей по купе, куда следует наш поезд. Мне ответили, что едем мы в Прагу. Что мне оставалось делать? Не выходить же мне с поезда на полпути в Прагу. С другой стороны, ехать мне туда нежелательно. Как мне было известно, в Праге, согласно договорённости между Чехословакией и Советским Союзом, не должно быть наших воинских частей. Запрещалось также нашим военнослужащим появляться там в военной форме. Поразмыслив, я всё же решил продолжить своё вынужденное путешествие в Прагу.
   Прибыв туда, я с трудом выяснил, как мне добраться до Градца Кралова и дальше до Яромержа. Для начала мне предстояло переехать на другой вокзал, что я и сделал, воспользовавшись метро. Этим самым я восполнил пробел в той экскурсии в Прагу, в которой я до этого участвовал. Пражское метро оказалось проще и скромнее московского. Прибыв на нужный мне вокзал, я приобрёл себе билет до Градца Кралова. Как ни странно, никто в Праге не обратил на мою персону в военной форме никакого внимания.
   В купе вагона поезда "Прага — Градец Кралов" вместе со мной оказалось ещё две пожилых дамы и молодой человек лет 25, который был заметно пьян. Он тут же затеял со мной дискуссию на тему о законности пребывания наших войск в Чехословакии. В его устах всё время звучало слово "оккупанты". Поняв, о чём идёт речь, я начал втолковывать молодому человеку, что вопрос о пребывании наших войск в Чехословакии решали Брежнев и Гусак и что к ним по этому поводу и нужно обращаться. При этом он должен учесть, что вместо Брежнева у нас сейчас Андропов. Что касается нас, советских военнослужащих, то мы ведь люди военные, подневольные и обязаны беспрекословно выполнять приказы нашего руководства. Молодой человек всё не унимался и продолжал наседать на меня. Наши пожилые попутчицы не вмешивались в наш разговор. Было заметно, что они чувствуют себя неловко. На нас обратил внимание проходивший несколько раз по вагону железнодорожник.
   В Градце Кралове, выйдя из вагона, я почувствовал, что за мной следует мой оппонент по дискуссии, продолжая её и здесь. И вдруг я увидел, что навстречу нам идёт наряд чешской милиции, который тут же взял молодого человека под белы руки и повёл его в опорный пункт милиции. Мне было очень интересно, как об этом пьяном молодом человеке, пристававшем к советскому офицеру, так быстро узнала чешская милиция.
   Непонятно мне было также и то, почему меня по пути в Прагу не высадили из вагона и не оштрафовали контролёры. По-видимому, у них разный подход к советским людям в военной форме и в гражданской одежде. Последним они не делают никаких поблажек и штрафуют их безбожно.
   Что касается отношения чехов к нашим людям, находящимся в Чехословакии, то оно в общем негативное, хотя и терпимое. Чаще всего мы сталкиваемся здесь с продавцами. Однажды меня в магазине отказалась обслуживать молодая продавщица, не пожелавшая разговаривать со мной и ушедшая из отдела. Некоторые продавцы очень неохотно обслуживают нас, припрятывают товар. Но наши люди нашли к ним подход. Они дают им подарки, после чего те добреют и с охотой обслуживают их. Продавцов здесь наши люди успели развратить. Говорят, что чехи недовольны тем, что мы вывозим из Чехословакии много товаров, забывая о том, что мы и ввозим сюда немало товаров. Шокирует чехов и хамское поведение некоторых наших товарищей, создающих негативное представление о советских людях.
   Я отвлёкся от своей поездки и забыл сказать, что добрался я домой вполне благополучно. Правда, Люде о своих приключениях я не рассказал, боясь того, что она воспримет это по-своему, то есть припишет мне ещё связь с чешками. От неё всё можно ожидать.
   В отделении решили отметить День Советской Армии. Девчата в чешской теплице купили нам с Терещенко по розе. Мы ж выставили им три бутылки вина. Старшая медсестра отделения сэкономила на этот случай спирт. На закуску наделали бутербродов. Надо сказать, что они здесь являются универсальной закуской. Девчата делают их самые разные: с огурцами, помидорами, колбасой, сыром, рыбой. Переняли они это у чехов, которые на праздники не балуют своих гостей разнообразием закусок. Лично мне всё это понравилось. Закуска получается сытной, простой в приготовлении и не слишком дорогой. Терещенко призвал всех нас и впредь отмечать все торжественные даты, и государственные, и личные, что было встречено на ура. При Морозове это не поощрялось.
   Терещенко срочно вызвали в гастроэнтерологическое отделение, где случилась трагедия. Больному капитану 32 лет с обострением язвенной болезни желудка решили внутривенно перелить белковый препарат отечественного производства аминопептид, отличающийся повышенной реактивностью при его применении. Буквально в самом начале введения препарата у него возникла сильнейшая аллергическая реакция с остановкой сердца. Проведенные реанимационные мероприятия эффекта не дали. Терещенко возвратился в отделение расстроенным. Он говорит, что до введения аминопептида не была проведена рекомендуемая инструкцией проба на его переносимость. За всё это в конечном счёте никто не ответил, а человек в таком цветущем возрасте умер.
   Международный женский день мы отметили так же, как и День Советской Армии. Правда, нам с Терещенко пришлось раскошелиться и купить в чешской теплице свыше 20 нарциссов, по одному на каждую сотрудницу. Затем мы выпили, закусили, пошумели и повеселились, насколько это можно было в отделении анестезиологии и реанимации. Проявленным к ним вниманием девчата остались довольны. Мне понравилось, что подаренные нами цветы девчата не унесли с собой, а поместили их в две вазы и оставили в отделении.
   Наш госпиталь на днях проводил ежегодные учения. Развёртывали мы в полевых условиях отдельный медицинский отряд (ОМО), в котором мне отводилась роль начальника противошокового отделения. Это для меня не ново, в таких учениях я участвовал много раз. Но того, что с нами произошло на этот раз, я ещё не встречал.
   Посредником на учениях у нас был заместитель начальника медицинской службы Группы подполковник Чугунов. Всем он известен как очень упрямый человек и самодур, что подтверждает его фамилия. Все его называют "Чугун". Этот посредник решил при развёртывании операционного блока и противошокового отделения применить сомнительное новшество. Обычно они развёртываются так: операционная, предоперационная и одна из противошоковых палаток соединяются своими тамбурами в единый блок в виде тройника, что позволяет медицинскому персоналу, работающему там, обслуживать своих больных, не выходя за пределы блока. Вторая противошоковая палатка для обожжённых развёртывается отдельно. Чугунов же где-то видел, что все эти четыре палатки можно соединить вместе тамбурами крестом, в виде четверика. Никто из нас раньше такого не делал. Развернуть такой четверик с ходу нам не удалось. Раз за разом мы рушили поставленные палатки и повторяли попытки развернуть его, но всё заканчивалось неудачей. Нам при этом в какой-то мере мешало то, что площадка для развёртывания четверика оказалась малой — это была поляна, вокруг которой рос кустарник. И офицеры, и солдаты, помогавшие нам, выбились из сил. Ведь занимались мы этим всю ночь. Чугунов же стоял на своём. Тогда все солдаты дружно отказались участвовать дальше в этом бессмысленном занятии. Это было неслыханное в армии происшествие — отказ от выполнения приказания. Мы предложили Чугунову самому принять участие в развёртывании этого четверика. Тут он сдался и разрешил нам поставить привычный для нас тройник и одну палатку отдельно. Мы, конечно, не вложились во временной норматив по развёртыванию своих подразделений, за что получили от Чугунова при подведении итогов учения четвёрки. Эти учения запомнятся мне на всю жизнь.
   Сейчас в госпитале полно разговоров о семейной паре Гавриленко, прибывшей к нам работать. Муж приехал сюда пару месяцев назад и оформил жене вызов. Он тут же начал сожительствовать с одной из медицинских сестёр. Жена внезапно нагрянула сюда и накрыла мужа с поличным. Разгорелся скандал. Жена заявила, что разводится с ним и тут же демонстративно изменила ему с одним из служащих. Командование госпиталя не могло пройти мимо этого факта и приняло решение срочно отправить домой обоих.
   В связи с этим мне хотелось бы подробней рассказать о гражданских служащих, работающих в госпитале. Проживают они в основном в Йозефове вместе с семьями военнослужащих. Большинство из них — разведённые женщины или перезревшие девушки. Некоторые женщины и мужчины приезжают сюда одни, оставив дома свои семьи. Мужчин здесь мало.
   Цель всех прибывших сюда — поправить своё материальное положение, заработать деньги. Все они добросовестно работают, в открытую не пьянствуют и не прелюбодействуют. В противном случае они рискуют вылететь отсюда в течение 24 часов, что не в их интересах.
   Все эти граждане находятся в зрелом возрасте и ничто человеческое им не чуждо. Женщины на стороне, обычно в наших разбросанных по Чехословакии гарнизонах, заводят себе любовников, как правило, молодых офицеров и прапорщиков и регулярно навещают их с надеждой на то, что им удастся выйти за них замуж. Не прочь они познакомиться и с чешскими офицерами в Йозефове и связать с ними свою судьбу, что кое-кому удаётся. Наше общежитие в Йозефове называют "домом разбитых сердец" — так много там не устроивших свою судьбу женщин. По некоторым сведениям, в находящемся в Йозефове чешском кафе на втором этаже некоторые наши женщины знакомятся с чехами и весело проводят с ними время. Кафе это прозвали "домом свиданий". Что касается мужчин, работающих в госпитале, то они не прочь тайно сожительствовать и с нашими женщинами, и с чешками, однако жениться не спешат. Неизвестно ни одного случая, чтобы кто-то из них женился на чешке.
   Почти все служащие пассивны, не рвутся участвовать в каких- либо общественных мероприятиях, в частности, в художественной самодеятельности. Походы по магазинам — вот основное их занятие. В этом они преуспели. У них много знакомых среди чешских продавцов в соседних городах. Все они имеют среди чехов посредников для реализации привозимых ими товаров.
   То, что я рассказал о служащих, в какой-то мере относится и к военнослужащим и членам их семей. Недаром открытая связь моего начальника Терещенко с медсестрой вызвала в госпитале такой резонанс.
   Первомайские праздники мы решили всем отделением отметить в долине реки Лабы. Там на лугу Терещенко занялся приготовлением шашлыков из нашего пайкового мяса. Он оказался большим специалистом по этой части. Девчата, как всегда, начали делать бутерброды. Захватили мы с собой и нашу стандартную выпивку — спирт и вино. Недалеко от нас разместилось ещё несколько групп из госпиталя. Отдых на лоне природы всем очень понравился, и мы решили по возможности отмечать здесь торжественные даты и в будущем.
   В свой первый отпуск в Чехословакии ушёл Терещенко. И опять я остался один. Никак не удаётся нам с ним поработать длительное время вместе.
   Три месяца тому назад в отделение гнойной хирургии поступила девочка Лена 7 лет. В сентябре 1972 года она играла с ребятишками возле разведённого ими костра. Горящая головешка попала ей на платье, которое вспыхнуло и сгорело дотла. При этом она получила глубокие ожоги рук, шеи и груди. Ожоги у неё зажили, но на их месте образовались грубые рубцы, ограничивающие движения рук и головы и затрудняющие дыхание. Ей предстояли множественные тяжёлые операции.
   Девочке был поставлен подключичный катетер и начата подготовка к операциям. Затем ей было произведено множество операций по иссечению грубых рубцов и пересадке на их место собственной кожи больной, забираемой с ног, живота и спины. При этом ей наносились тяжёлые травмы. Были такие моменты, когда она из-за болевого шока и кровопотери находилась на грани смерти. За истекшие три месяца при операциях и перевязках ей было перелито десять литров крови и дано сорок восемь наркозов. Всё это было проделано мною. Приходилось только удивляться, как она перенесла всё это. Настойчивость и упорство хирургов принесли свои плоды. Сейчас у неё руки двигаются нормально, голова вертится, дышать ей легко. Девочке повезло, что лицо у неё не пострадало, а обожжённые места закрыты одеждой.
   Этот случай мною описан и опубликован в "Военно-медицинском журнале".
   В то время, когда Терещенко обезболиванием у детей велел заниматься исключительно мне, я не обладал достаточным опытом в этом деле. Хорошо, что у меня нашлась монография "Детская анестезиология и реаниматология", по которой я освежил свои теоретические знания. Практически освоить всё это оказалось сложнее. Трудно разрешаемой у детей является проблема вен. До трёхмесячного возраста поставить ребёнку подключичный катетер невозможно. Приходится детям колоть вены рук, ног и головы, которые у них слабо выражены. На каждого ребёнка необходимо также рассчитывать дозы вводимых ему лекарств. Слизистая оболочка гортани у детей легко травмируется ,и после искусственного дыхания у них может возникнуть её отёк с последующей асфиксией.
   Хорошо, что у нас сейчас есть такой наркотик, как кеталар (кетамин), при внутримышечном введении которого ребёнок довольно быстро засыпает. После такой инъекции, сделанной в палате, я несу его в операционную, где мы ставим ему капельницу и продолжаем наркоз, а если нужно, то и переводим его на искусственное дыхание. Во время операции дети находятся под особо тщательным контролем.
   Большим испытанием для анестезиолога является то, что матери маленьких детей во время операции находятся возле операционной и ждут её окончания. Дрожь пробирает при мысли, что вдруг с ребёнком в операционной произойдёт что-либо трагическое, и как я тогда буду смотреть в глаза его матери. У меня пока что, слава Богу, ничего подобного не было. После операции мы допускаем матерей к их детям и сами не спускаем с них глаз до полного их пробуждения.
   Госпиталь посетил недавно прибывший в Чехословакию по замене главных хирург Группы, заслуженный врач Узбекской ССР. отличник здравоохранения СССР, кандидат медицинских наук полковник медицинской службы Евгений Арсеньевич Волков. До этого он успел побывать в Афганистане и приобрёл там большой опыт лечения раненных в условиях современной войны. С прежним главным хирургом Группы я как-то близко не сталкивался, в совместных операциях с ним мне участвовать не пришлось. Нынешний главный хирург оказался очень простым и доступным человеком. Он познакомился со всеми хирургами, оценил их возможности. Как оказалось, он белорус, родом из Минска, поэтому, знакомясь со мной, отнёсся ко мне очень тепло. Узнав, что я сейчас работаю один, он похлопал меня по плечу и сказал:
   — Держись, земляк, не сдавайся, прорвёмся!
   А прибыл он к нам по одному очень каверзному делу. Четыре дня тому назад старший ординатор хирургического отделения Медников удалил у женщины 35 лет желчный пузырь по поводу хронического калькулёзного холецистита. После операции она пожелтела. При обследовании было установлено, что у неё во время операции хирург умудрился, не заметив этого, перерезать общий желчный проток. Женщина оказалась в очень сложном положении — желчь у неё теперь выделялась в брюшную полость. Возникла угроза её жизни. Полковник Волков решил оперировать её и предпринять какие-то меры по её спасению. В течение трёх часов он пытался обнаружить место повреждения общего желчного протока, но сделать это ему не удалось. Операция закончилась безрезультатно. Больную решено было перевести в хирургическую клинику в Прагу. Может быть, чешские хирурги ей помогут. Речь идёт о протезировании общего желчного протока. Я лично о такой операции даже не слышал.20
   Возвратился из отпуска Терещенко. Он привёз шокирующую новость — погиб в автомобильной катастрофе Морозов. В Алма-
Ате он врезался в трамвай и умер на месте. Ещё здесь он беспокоился о том, что у него нет прав на вождение автомашины. Их он там, конечно, приобрёл по блату, опыта вождения автомашины у него не было, поэтому и произошёл такой трагический конец его жизни. Некоторые медсёстры, работавшие с ним, плакали. У меня с ним не было тёплых отношений, но всё равно жаль человека, ушедшего из жизни в таком возрасте.
   И ещё одну новость сообщил нам Терещенко — его старший сын будет служить в нашей роте обслуживания. По блату в нашем государстве можно провернуть что угодно.
   Наступило время моего отпуска. Я достал парную путёвку в Светлогорский санаторий, находящийся в Калининградской области. С пересадками в Киеве и Гомеле мы доехали до Калининграда на поезде, а оттуда до Светлогорска — на автобусе. Этот небольшой благоустроенный город был в Германии курортом. Во время войны здесь отдыхали немецкие военные лётчики. Сохранились здесь небольшие двухэтажные дома, в одном из которых нас и поселили. Балтийское море всё же не выдерживает сравнения с Чёрным морем. И вода, и ветра здесь прохладнее. Люда, как всегда, сразу же у моря простудилась. Многие отдыхающие ищут и находят в море янтарь. Калининградская область — янтарный край. Здесь в магазинах большой выбор янтарных украшений. Поделки из него кустарного производства по дешёвке можно приобрести с рук.
   Так как Люда заболела, на автобусную экскурсию в Калининград отправился я один. Город произвёл на меня тяжёлое впечатление. В нём много разрушенных во время войны зданий, которые не спешат сносить или ремонтировать. По-видимому, наше руководство не чувствует себя прочно в этой бывшей столице Восточной Пруссии. Говорят, что разрушенные здания являются бесплатными декорациями при съёмках кинофильмов о прошлой войне. Нам показали мощные немецкие оборонительные сооружения, сохранившиеся до сих пор, а также командный пункт, с которого немецкие генералы руководили обороной города. При штурме Кёнигсберга, превращённого немцами в неприступную крепость, погибло очень много наших солдат. Некоторые из них до сих пор покоятся в отрытых ими окопах и траншеях, в которых их наспех прикопали после боя.
   Посетили мы также могилу Канта, музей янтаря и зоопарк. В музее янтаря мы увидели большие его куски, превращённые в поделки политического характера. В зоопарке животные содержатся в тесноте. Можно им только посочувствовать.
   После санатория мы, как всегда, отправились к моим родственникам в Гомель. Они рассказали нам, что с приходом к власти Андропова в их жизни практически ничего не изменилось. Правда, сейчас в кинотеатрах и других общественных местах вылавливают днём прогульщиков, посещающих эти места в рабочее время. В магазинах заметно увеличился дефицит некоторых товаров.
   Свою маму, которая проживает у моей старшей сестры Лиды, я нашёл очень больной и состарившейся. Всё её тело исковеркал имеющийся у неё тотальный остеохондроз и спондилёз позвоночника. Она прикована к постели, не ходит. За ней ухаживают все — и Лида, и её муж Гриша, и внучки Лена и Ира в свободное от работы и учёбы время. Глядя на неё, я подумал о том, что и нас, её детей, может ждать в старости такая ж участь. Ведь здоровье человека во многом зависит от его наследственности. Немаловажную роль играют также условия и образ жизни, то есть работа, отдых, питание, вредные привычки и прочее.
   Из Гомеля я уезжал с предчувствием того, что со своей мамой я вижусь последний раз. Работая реаниматологом и приобретя при этом довольно высокую квалификацию и опыт, я сейчас уже издалека вижу людей, обречённых на быструю или медленную смерть. У нашей мамы кончились жизненные резервы, и она умирает медленно естественной смертью. При прощании с ней слёзы ручьём лились из моих глаз. Мне так жаль было нашу маму, которая столько горя хлебнула в своей жизни и очень мало пожила в условиях, достойных человека.
   Без никаких происшествий мы прибыли в Яромерж. Будучи в Гомеле, мы, конечно, занимались и куплей-продажей. Люда сразу же занялась реализацией привезенного товара. Она теперь занимается только этим и хождением по магазинам, а работать не собирается, ссылаясь на то, что у неё бронхиальная астма. Однако она, прихватив с собой ингалятор, так быстро носится по магазинам, что я еле за ней поспеваю. Она так осмелела, что ездит одна в соседние чешские города и завела там себе знакомых продавщиц.
   Вечером меня вызвал в госпиталь начальник нейрохирургического отделения Николай Яблоков для дачи наркоза больному с закрытым вдавленным переломом левой теменной кости. Операция шла спокойно и близилась к завершению, когда вдруг из операционной раны фонтаном полилась тёмная кровь. Оказалось, что нейрохирург нечаянно повредил сагиттальный синус, у которого жёсткие, не спадающиеся стенки. Как назло, у нас в это время вышла из строя капельница. Я пытался путём пункции вены руки снова поставить её, но это мне не удалось, так как вены у больного из-за большой кровопотери спались. Тогда я решил поставить ему подключичный катетер, что мне, к счастью, удалось быстро сделать. Кровотечение ж из синуса, несмотря на попытки Яблокова остановить его, продолжалось. Операционное поле и всё вокруг было залито кровью. Артериальное давление у больного упало до нуля, пульс на периферических артериях не прощупывался. Я периодически контролировал зрачки больного и с ужасом ожидал их расширения, что свидетельствовало бы об остановке сердца. Мы начали струйно под давлением переливать больному кровезаменитель полиглюкин, а затем и кровь. Кровотечение в ране постепенно прекратилось, так как у больного из повреждённого синуса вытекло всё, что могло вытечь. Воспользовавшись этим, нейрохирург сумел ликвидировать отверстие в синусе путём применения воска и наложения швов. Артериальное давление начало медленно расти и к концу операции достигло нормальных цифр. Все мы вздохнули с облегчением. Больной был спасён.
   На следующий день Яблоков пришёл ко мне с бутылкой коньяка, которую мы в конце рабочего дня распили. Это был единственный в моей врачебной практике случай, когда меня таким образом благодарил за мою работу мой коллега. После этого мы с Яблоковым стали закадычными друзьями.
   Моё предчувствие о неминуемой близкой смерти мамы сбылось. Я получил от сестры Лиды телеграмму о её смерти и дне похорон. Телеграмма не вызвала у начальника госпиталя сомнения, хотя она и не была заверена военкомом. Дело в том, что с некоторых пор командование Группы приказало командирам воинских частей верить только тем телеграммам, которые заверены военкомами. Произошло такое по той причине, что некоторые гражданские служащие по договорённости со своими родственниками начали получать от них фальшивые телеграммы о каких-либо трагических событиях в их семьях. Делалось это с целью обеспечить им внеочередную коммерческую поездку домой. Теперь это прекратилось.
   Прикинув время на оформление документов и поездку, я понял, что на похороны мамы я не успею. Так оно и случилось. За те десять дней, которые мне отвели на поездку, мы поставили оградку на могилу мамы и сделали медальон на надмогильный крест, а также отметили девять дней со дня её смерти.
   Воспользовавшись этой моей поездкой в Союз, Люда попросила меня купить там кое-что на продажу. Мне необходимо было также привезти в Чехословакию водку и кое-что из закуски на моё пятидесятилетие, которое мне предстояло отмечать в декабре месяце. Закупив 18 бутылок водки, я перелил её в трёхлитровые банки из-под берёзового сока, сохранив на них этикетки. Затем я закатал их металлическими крышками. Купил я также головку российского сыра и два килограмма сала. Лида дала мне две литровых банки маринованных белых грибов. Всё это я поместил в специально сделанный фанерный ящик. Вместе с заказом Люды у меня получился довольно большой багаж.
   Перед тем, как идти на вокзал, мы выпили на посошок и присели на дорожку, но просидели долго. Видя, что мы опаздываем на поезд, который находился на четвёртом пути, я и толпа провожающих меня родственников решили идти к поезду не через тоннель, а напрямик через рельсы. В это время неожиданно на первый путь подошёл товарняк. Вся наша подвыпившая компания, не долго думая, полезла с моими вещами под его вагоны. Вдруг товарняк без предупреждения начал движение. Только по счастливой случайности никто из нас во время этой безумной переправы не попал под колёса поезда. Вот и справил бы я тогда в Гомеле свой пятидесятилетний юбилей!
   С пересадкой в Москве я благополучно добрался до Яромержа. При пересечении границы мне пришлось поволноваться из-за вывозимой мною в таком количестве водки. Но я ведь вёз не её, а берёзовый сок, который чехи, якобы, попросили меня привезти им для пробы. Таможенники, как всегда, не стали проверять меня.
   Пришёл, наконец, день моего пятидесятилетия. Эту дату мы решили отметить в нашей ординаторской. На свой юбилей я пригласил, кроме наших сотрудниц, командование госпиталя, всех хирургов и находившегося в госпитале главного хирурга Группы Волкова. Люда прийти категорически отказалась — у неё аллергия на сотрудниц отделения. Несмотря на это, она приготовила салат и винегрет. Девчата, как всегда, наделали много разных бутербродов. В чешских магазинах я купил колбасу, ветчину и вино. С учётом продуктов, привезенных мною из Гомеля, закуски оказалось достаточно. О выпивке я уже не говорю — её хватило б на две таких компании.
   Девчата и офицеры сбросились и по моей просьбе купили мне в чешском книжном магазине альбом цветных репродукций "Импрессионисты и постимпрессионисты". Я уже давно хотел его приобрести, да всё денег не хватало. По местному радио по заявке сотрудниц отделения в мою честь была исполнена песня в исполнении Людмилы Гурченко.
   Во время веселья поздравлениям и пожеланиям не было конца. Все расхваливали праздничный стол, а главный хирург Группы был в восторге от белорусского сала и маринованных белых грибов. Изрядно выпивши, народ стал шуметь, а девчата начали делать попытки затянуть песню.
   Торжеством все остались довольны. Начальство и офицеры вскоре ушли, а девчата продолжали вовсю веселиться. Уходя, командир велел Терещенко побыстрее закончить эту гулянку, что тот вскоре и сделал, попросив нас освободить ординаторскую. Все мы очень обиделись на него, собрали со столов остатки выпивки и закуски и отправились в наш дом в Яромерже, где в трёхкомнатной квартире, в которой проживают наши девчата, продолжили наше веселье с музыкой, песнями и танцами.
   Хотелось бы здесь сказать несколько слов о главном хирурге Группы Волкове. Он прекрасный человек и отличный специалист, но, как оказалось, подвержен вредной пагубной привычке — алкоголизму. Как он признался мне в доверительной беседе, таким его сделал Афганистан. После моего юбилея он стал моим покровителем, а это для меня очень лестно и полезно.
                ГЛАВА 4 1984 год
   Моё пребывание в Чехословакии перевалило за экватор. Мне осталось здесь служить ровно два с половиной года. Очень тяжело, но в то же время и очень интересно работать в этом госпитале. Плоды своего труда видишь воочию — это выздоровевшие тяжёлые больные. Примером этого является больной, который находится сейчас у нас в отделении.
   Рядовой Сергеев 19 лет поступил к нам по поводу сепсиса (заражения крови), остеомиелита крыла правой подвздошной кости и септической деструктивной двусторонней пневмонии, осложнившейся левосторонним пиогемопневмотораксом. Мы назначили ему очень интенсивное лечение: периодические переливания свежеконсервированной крови, плазмы, дезинтоксикационную терапию, витаминотерапию, введение анаболических гормонов и прочее. Однако главной в его лечении была антибиотикотерапия.
   Вначале короткое время мы вводили ему импортные американские антибиотики, которые в небольшом количестве достали у чехов. Затем мы стали лечить его старыми нашими антибиотиками, которые имелись у нас в наличии, в том числе пенициллином. К этому антибиотику многие микробы не чувствительны, однако, согласно проведенным исследованиям, они всё же становятся чувствительными к нему, если антибиотик вводить внутривенно в дозе, превышающей в 10 — 20 раз обычную. Именно так мы и поступали. Кроме того, мы вводили его непосредственно в лёгкие через катетер, поставленный в трахею путём её пункции. Одновременно мы проводили местное лечение пиогемопневмоторакса. Больному также была произведена резекция крыла правой подвздошной кости. В аорту путём пункции бедренной артерии был введен катетер с целью проведения прицельной массивной антибиотикотерапии остеомиелита правой подвздошной кости. Проведенное лечение дало эффект. Сейчас больной поправляется, прибавил в весе. Это тот случай, когда при менее интенсивном лечении он умер бы.
   Через наше отделение за два с половиной года прошло 19 больных с септической деструктивной пневмонией. Даже сейчас смертность среди таких больных достигает 75%. У нас же ни один из этих больных не умер, что является нашей гордостью. Лечили мы всех их примерно так же, как и описанного мною выше больного.
   Для введения медикаментов в аорту и артерии мною была сконструирована специальная капельница длиною 3 метра. С её помощью мы поднимаем флакон с вводимым лекарством под потолок, чтобы преодолеть давление крови в артериях и аорте.
   Когда я увидел пункцию трахеи для введения в неё катетера, то решил применить это для борьбы с асфиксией при отёке голосовых связок. При таком критическом состоянии больного необходимо срочно делать трахеотомию и вводить в трахею трахеотомическую трубку. Однако это всё же операция и сделать её не так-то просто, к тому ж для её проведения необходимо какое-то время. Я предложил для ликвидации асфиксии вводить в связку, находящуюся между щитовидным и перстневидным хрящами, две-три толстых иглы, через которые задыхающийся больной сможет какое- то время дышать. А затем уже можно спокойно сделать ему тра- жеотомию, если надобность в ней не отпадёт. Это своё предложение я проверил на практике и оформил в виде статьи, которая была напечатана в "Военно-медицинском журнале".
   Вечером, в свободное от работы время, сижу у телевизора. Я особенно не привык к телевидению, так как в своей кочевой жизни мне пришлось смотреть его мало. На Кубе два года я слушал телепередачи на испанском языке, в Грузии — на грузинском, а теперь пытаюсь что-то понять на чешском языке. В Забайкалье пять лет у нас вообще не было телевидения.
   Чешское телевидение мало чем отличается от советского. Немало здесь передач на производственную тему. Часто обсуждаются политические вопросы. Не обойдены вниманием собрания и совещания. Чешское кино мне не нравится. Иногда показывают небольшие душещипательные мелодрамы, которые нравятся Люде. Недавно прошёл сериал о работе чешских медработников, вызвавший у меня профессиональный интерес. Но попадается здесь и кое-что интересное. Периодически они показывают иностранные западные кинофильмы. Недавно у них прошёл многосерийный кинофильм "Я — Клавдиус", в котором рассказывалось об интригах и разврате, царивших при дворе древнеримского императора Клавдия. Несколько раз показывали концерты западных эстрадных исполнителей. Здесь по телевидению я впервые увидел выступление певицы Тины Тёрнер, которая поразила меня своим темпераментом. А недавно показывали концерт певицы, которая, как лебедь, порхала в белом платье в полумраке сцены, чередуя танцы с прекрасным пением. Оказывается, это замечательная французская певица Далида. Впечатление от её концерта осталось незабываемым. Показали также концерт русской певицы Жанны Бичевской, который мне понравился. Но в основном здесь выступают чешские соловьи Карел Готт и Гелена Вондрочкова, а также другие чешские исполнители.
   В чешский театр в Яромерже никто из наших не ходит. Недавно мы посетили их кинотеатр, где демонстрировался советский кинофильм "Распутин", снятый с показа в кинотеатрах Советского Союза. Перед началом киносеанса мы находились в фойе и кушали мороженое. Возле нас стояла молодая чешская пара. И вдруг молодой человек закатил с помощью прямой кишки такую громкую трель, что мы с ужасом шарахнулись от них в сторону. Такую своеобразную привычку чехи переняли у немцев. Кинокартину мы посмотрели с удовольствием, при этом не усмотрели в ней аморальных сцен, развращающих советских людей. Артист Петренко в главной роли был бесподобен.
   Что касается чехов, их привычек и обычаев, то они в какой-то мере отличаются от других славянских народов. Их называют немецкими славянами. За свою длинную историю они так долго и тесно контактировали с немцами, что переняли от них многое. Как и немцы, они педантичные, скуповатые, исполнительные и работящие. Любят они во всём порядок. Нет у них широты души, склонности к разгульной жизни, свойственных советским славянам. Не видим мы здесь горьких пьяниц и дебоширов. Стоило б и нам перенять у них кое-что.
   Умер генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ю.В.Андропов. Произошло это как-то неожиданно, ведь у нас состояние здоровья первых лиц государства держится в секрете. Никто особо не сожалеет о его смерти. Единственное, что он сделал — слегка встряхнул и взбудоражил гнилое застойное болото, именуемое Советским Союзом. Его политика не у всех вызывала понимание и одобрение. Недоумение вызывает избрание на его место Черненко. Неужели не нашлось более молодого кандидата? Ведь все видят, что это старый, отягощённый возрастными болезнями человек. У нас здесь ко всему этому все относятся с апатией и безразличием.
   На экскурсию в Карловы Вары я записался одним из первых. Ведь это один из старейших и известнейших бальнеологических курортов Европы. Согласно легенде, открыл его в 1358 году чешский король Карл I, обнаруживший минеральные источники во время охоты на оленей. Расположен он в долине речки Тепла и окружён покрытыми сплошным массивом леса горами. Курорт густо застроен жилыми домами, санаториями, пансионатами и отелями, близко примыкающими друг к другу, так что в долине остаются только узкие проходы и подъёмы на склоны гор. В окружающих долину горах среди густого леса имеется свыше 200 километров прогулочных дорожек. Туда можно добраться на фуникулёрах. Там же сооружена башня "Дружба" с прекрасным видом на город. На самой высокой горе высотой 600 метров находится скульптура "Олений скачок", памятник Петру I и часовня святого Ленгарда. Много памятников имеется в городе.
   На курорте эксплуатируется 12 минеральных источников, которые бьют в виде гейзеров. Самый большой из них — гейзер Шпру- дель, бьющий фонтаном высотой 12 метров. Над ним построена галерея. Под одним из гейзеров нам показали огромный сталагмит, образовавшийся из солей, содержащихся в минеральной воде.
   Минеральные источники Карловых Вар по своему химическому составу относятся к типу термальных углекислых сульфатногидрокарбонатно натриевых. Минеральная вода используется для питьевого лечения, ванн, разлива, выварки карловарской соли, которая экспортируется, купания в бассейне и прочее. Лечат здесь в основном болезни желудочно-кишечного тракта и мочевыводящих путей.
   На курорте лечатся и советские граждане — это в основном кремлёвская элита и члены их семей.
   Когда-то лечиться сюда приезжал Пётр I. При лечении своих болезней мочеполового тракта он выпивал за один присест несколько литров минеральной воды. Для обслуживания себя в интимном плане он привёз с собой ядрёную красивую русскую бабу, которую его жена Екатерина Алексеевна, не приехавшая с ним, подобрала ему. Так как врачи запретили ему временно заниматься сексом, он отправил её назад в Россию. В знак благодарности за лечение Пётр I пожертвовал деньги на строительство на курорте православного храма.
   Убыл в отпуск Терещенко, и опять я остался один на один с тяжёлыми больными, которые не заставили себя долго ждать.
   Ко мне обратился наш торакальный хирург Табидзе с просьбой дать наркоз при проведении бронхоскопии прапорщику из пульмонологического отделения. В конце этого исследования он решил взять на анализ специальными щипцами кусочек ткани из правого главного бронха. Мне показалось, что сделал он это резко и грубо. Перед тем, как удалить бронхоскоп, я заглянул в него и обнаружил в правом главном бронхе большое количество крови. Я удалил её отсосом и увидел, что она снова очень быстро набирается. Больному внутривенно ввели весь комплекс останавливающих кровотечение медикаментов, но это не помогло. Я не успевал отсасывать кровь из бронхоскопа. Что-то нужно было делать радикальное для остановки кровотечения. Я предложил затампонировать правый главный бронх смоченной перекисью водорода марлей. Хирург отверг это. А между тем я почувствовал, что искусственное дыхание через бронхоскоп становится трудным. Тогда я предложил удалить бронхоскоп и ввести интубационную трубку в левый главный бронх, чтобы предотвратить затекание крови в левое лёгкое и перевести больного на дыхание одним этим лёгким. Это мною было проделано. Однако и после этого сопротивление дыханию не прекратилось, оно нарастало. Кто-то предложил Табидзе вскрыть грудную клетку, разрезать правый главный бронх и остановить кровотечение. Возможно, при этом для спасения больного придётся удалить правое лёгкое. Вместо этого Табидзе решил сделать больному трахеотамию. Надобности в ней не было, так как больной был заинтубирован. Тем не менее, эту операцию начали делать, а в это время я с огромным трудом проводил искусственное дыхание. Не успели хирурги закончить трахеотамию, как больной начал синеть, у него появилась сердечная аритмия и, наконец, наступила остановка сердца. Реанимационные мероприятия были неэффективными и бессмысленными. Все были в шоке от происшедшего. О случившемся доложили командованию госпиталя. В отделение примчался начмед и начал тщательно изучать историю болезни умершего. Так закончил свой жизненный путь сорокалетний прапорщик.
   Самым обидным было то, что при вскрытии трупа никакой патологии со стороны лёгких выявлено не было. В правом главном бронхе на месте забора ткани зияла разорванная бронхиальная артерия. Табидзе забрал оттуда даже кусочек бронхиального хряща. Все бронхи были забиты сгустками крови. Резким, но очень нерешительным хирургом оказался Табидзе. Смерть больного расценили как несчастный случай. Жена прапорщика не стала поднимать шума по поводу смерти своего мужа и уехала в Союз.
   На днях у нас проходил конкурс медицинских сестёр. Его целью было выявить лучший сестринский коллектив госпиталя. Первое место на конкурсе заняли наши медсёстры. Раньше мы не придавали этому конкурсу должного внимания и поэтому не занимали призовых мест. Мне стало обидно, что наши медсёстры, самые грамотные и умелые, не были ни разу оценены должным образом. Я решил лично возглавить их подготовку к конкурсу. Вместе со старшей медсестрой отделения мы сколотили группу поддержки и обеспечили её лозунгами. Шла интенсивная подготовка к конкурсу и наших участниц. Во время конкурса я руководил выступлением наших конкурсанток и поведением группы поддержки. Наши усилия увенчались успехом. После конкурса я окончательно убедился в том, что если очень сильно захотеть, то можно добиться очень многого и в личной жизни, и на работе.
   Необходимо отметить, что всю организацию конкурса взяла на себя очень энергичная и грамотная старшая медсестра госпиталя Павленко Галя. Она жаловалась на то, что начмед госпиталя полковник Яковлев не счёл нужным оказать ей содействие в этом.
   На мой взгляд, наш начмед — самый бесполезный человек в госпитале. Он занимается только тем, что подписывает истории болезней выписывающихся больных и принимает участие в консилиумах, на которых обычно отмалчивается, так как боится показать свою медицинскую безграмотность. Есть у него и одно положительное качество — он не мешает врачам работать. Но если вдруг в лечебном отделении случится какое-либо чрезвычайное происшествие, он тут же оживает, начинает усиленно изучать историю болезни и искать предлог устроить врачам разнос. И этот человек должен организовывать лечебный процесс в госпитале и контролировать его.
   Первое место в госпитале по своей бесполезности делит с начмедом наш замполит. Главная его забота — организация политзанятий, которые всем надоели, так как на них почти все мы думаем одно, а говорим другое, занимаемся словоблудием и самообманом. По-другому мы поступать не можем из соображения нашей безопасности. Такое, к сожалению, происходит в масштабе всей страны. Самовосхваление, бахвальство, ложь приняли у нас огромные размеры. Боюсь, что это в конечном счёте погубит нашу огромную державу.
   Второй заботой нашего замполита является организация социалистического соревнования, что выражается в основном в истребовании у нас индивидуальных социалистических обязательств. Всё это часто принимает комический характер. В моих социалистических обязательствах, например, записано, что я обязуюсь: вести себя корректно с местным населением, выписывать и читать газету "Правда", изучать труды Ленина, регулярно слушать наше радио, прочитать два художественных произведения советских авторов, сделать два рационализаторских предложения, не допускать ошибок по работе. И такие социалистические обязательства вполне устраивают нашего замполита.
   Организовать же хорошую художественную самодеятельность в госпитале он и его помощники не в состоянии. Не могут они также пригласить к нам кого-либо из наших артистов, гастролирующих в Чехословакии. За всё время моего пребывания здесь у нас выступал только ансамбль "Пламя".
   Одной из обязанностей замполита является сбор с врачей денег на подарки проверяющим, приезжающим к нам из Союза. Обычно им дарят хрустальные вазы. На днях я отказался дать ему денег на это "благое" дело, за что он начал стыдить меня и обозвал скрягой. Но мне ведь не денег жалко, а обидно, что наше руководство занимается таким постыдным делом.
   Возвратился из отпуска Терещенко и тут же преподнёс госпиталю, в первую очередь своему отделению, сюрприз. Хуже этого он ничего выдумать не мог. Он бросил свою прежнюю любовницу и завёл себе новую. На этот раз он далеко ходить не стал и нашёл её в своём отделении. Ею стала засидевшаяся в девках наша медсестра Галя. Это худая высокая девица со скверным характером. Всё это внесло в отделение возбуждение и разлад. Почти все медсёстры осуждают Галю. А та, не обладая большим умом, вскоре начала проявлять свой характер, делать попытки командовать медсёстрами. Прошёл даже слух, что Терещенко хочет сделать её старшей медсестрой отделения. Я нейтрально смотрел на всё это, пока Галя не затронула меня, сделав мне замечание. Тут я ворвался в ординаторскую и высказал Терещенко всё, что думал на этот счёт. В ответ на это он посоветовал мне не лезть в его личную жизнь и заняться решением своих проблем. Как ошпаренный, я выбежал из ординаторской и так хлопнул дверью, что стёкла задрожали в окнах, а висевшая на дверях рамочка со стеклом упала и разбилась вдребезги. Вдогонку мне из ординаторской неслось:
   — Товарищ подполковник, вернитесь!
   Я, конечно, не стал возвращаться, а пошёл в хирургическое отделение к ведущему хирургу и выложил ему всё начистоту. Тот посочувствовал мне и пообещал деликатно поговорить об этом с Терещенко.
   После этой схватки Галя притихла, а Терещенко продолжал спокойно общаться со мной, как будто между нами ничего не произошло. А между тем я обнаружил, что у него в столе появилась бутылка водки с корнем женьшеня внутри. Периодически он начал прикладываться к ней. По мере того, как водка из бутылки исчезала, он заливал туда новую порцию. Стало понятно, что с появлением новой любовницы он начал стимулировать свою мужскую потенцию с помощью женьшеня. Ничего мы с ним, скорее всего, не поделаем. Просто человек не может жить без этого.
   У нас появился новый начальник госпиталя — это подполковник Жилин, выдвинутый командованием Группы на повышение. Прежний начальник госпиталя, мой однокашник по институту, не сделавший мне ничего хорошего, но пытавшийся сделать плохое, убыл в Союз. Новый начальник на первый взгляд показался мне более простым и доступным. Будущее покажет, кто он есть на самом деле.
   Два месяца тому назад к нам поступили пилоты потерпевшего аварию вертолёта. При этом командир экипажа получил несовместимые с жизнью повреждения: переломы свода и основания черепа, множественные переломы рёбер и костей таза. Через несколько часов он скончался. У штурмана имелся тяжёлый ушиб головного мозга, он находился в бессознательном состоянии. Меня поразила тяжесть травм, которые получают пилоты и пассажиры воздушного транспорта при авиационных происшествиях.
   Мы сделали всё возможное, чтобы штурман поправился. Вскоре он пришёл в сознание, но у него оставался паралич левой руки и ноги, его речь была невнятной. За прошедшее с момента травмы время паралич у него практически прошёл, значительно улучшилась и его речь. Сегодня он с женой пришёл к нам в отделение с тортом "Птичье молоко" и бутылкой коньяка. Всё это мы распили, пожелав ему полного выздоровления21.
   Свой очередной отпуск за 1984 год мы с Людой проводили в Сочи в санатории им. Ворошилова. Он считается одним из лучших в Министерстве обороны. Строили его в 30-е годы по приказу Ворошилова. По завершении строительства Ворошилов показал его Сталину, который раскритиковал санаторий, назвав его армейскими казармами. С тех пор в Сочи начали строить санатории
— дворцы. Архитектура санатория действительно не отличается особым блеском, но чего стоит его размещение в таком городе. Говорят, что это единственный санаторий в Сочи, который имеет фуникулёр, доставляющий отдыхающих к морю.
   Одним из основных лечебных факторов в сочинских здравницах является мацестинская серная вода. Именно из-за неё в 1935 году в Сочи была построена дача Сталина "Зелёная роща". Начали расти здесь, как грибы, и санатории. Мне посчастливилось принимать мацестинские ванны, хотя улучшения после этого я не ощутил. Без них отдыхающие не мыслят своё лечение в Сочи.
   В ванном корпусе здравницы, оказывается, имеется специальное отделение для лечения советской элиты.
   В Сочи есть что посмотреть — это дендрарий, парк "Ривьера", набережная, театр, музей Николая Островского и прочее. Дом, в котором находится музей Островского, был специально для него построен. В нём он провёл последние годы своей жизни.
   Во время пребывания в Сочи я попробовал на вкус все здешние фрукты, которые прямо в санатории продавали местные жители. Все они мне понравились.
   Находясь в Чехословакии, мы, казалось бы, должны были интересоваться состоянием их медицины, наладить контакты с их лечебными учреждениями. Этого у нас почему-то не произошло. То ли мы сильно заняты, то ли не любопытны, да и особой надобности в этом не было. Организация медицинского обслуживания их населения та же, что и у нас. У них лучше налажено материальное обеспечение лечебных учреждений. Они не стесняются покупать на Западе новейшее медицинское оборудование и современные медикаменты. Перепадает при этом кое-что и нам. Мы достаём у них хлорвиниловые трубочки для катетеризации артерий, вен и перидурального пространства. Их мы сами приспосабливаем для этих целей. Чехи ж пользуются при этом готовыми наборами западного производства. У нас в связи с этим нет той эстетики, которая есть у них. Это мы недавно ощутили, когда нас посетила группа врачей и медсестёр из Градца Кралова. Они недоумевали, глядя на всю эту нашу рационализацию, а нам было неудобно показывать им всё это.
   За последние три года мы трижды прибегали к помощи чешских лечебных учреждений. Направляли мы к ним на искусственную почку больного с почечной недостаточностью и в детскую реанимацию ребёнка с тяжёлой дыхательной недостаточностью. Оба этих больных у них умерли. О больной с повреждением общего желчного протока я уже писал. К нам за помощью чехи не обращались.
   У нас в отделении произошёл трагикомический случай. После удаления желчного пузыря по поводу хронического калькулёзного холецистита к нам поступила жена полковника из штаба Группы войск. Сейчас таких больных лечат активно, поэтому уже на следующий день после операции медсёстры повели её под руки в туалет. На обратном пути она вдруг обмякла и потеряла сознание. У неё случился инсульт. Через пару часов она умерла. Об этом тут же позвонили её мужу, который вскоре прибыл к нам. Он навзрыд рыдал по своей жене, говорил, что в любви и согласии прожил с ней 30 лет и не переживёт её смерть. Прекратив рыдания, он вспомнил о том, что жена в госпиталь легла с золотыми украшениями. Он попросил возвратить их ему. При поступлении в наше отделение никаких украшений у неё не было. Терещенко, который лечил эту больную, мобилизовал весь личный состав на их поиск. Их усиленно искали и в реанимационной палате, и в хирургическом отделении. О случившемся сообщили ведущему хирургу, который её оперировал. Тот вдруг вспомнил, что все свои золотые украшения больная перед операцией отдала на сохранение ему, и что они в целости и сохранности находятся у него в сейфе. Недоразумение было исчерпано, все вздохнули с облегчением.
   В связи с этим я должен отметить, что у нас сейчас по поводу камней желчного пузыря оперируется много женщин. Такая эпидемическая вспышка этого заболевания объясняется тем, что наши женщины узнали о наличии у чехов аппарата ультразвукового исследования (УЗИ), с помощью которого они обследуют своих пациентов на наличие у них различных заболеваний внутренних органов. У нас в Союзе такие исследования пока широко не проводятся. При обследовании наших женщин и было обнаружено свыше десяти носительниц камней желчного пузыря.
   Наш ведущий хирург Марукевич очень активный врач. Он готов прооперировать половину личного состава нашей Группы. Нам иногда приходится уговаривать его не делать ту или иную операцию, но переубедить его очень трудно. Он самолично удалил желчный пузырь даже своей жене. Прооперировал он и жену Терещенко. Во время этих операций наркоз им давал я, что мной было расценено как проявление высшего доверия ко мне как к анестезиологу.
   Обнаружили камни желчного пузыря и у моей Люды, но она категорически отказалась от операции. Я это расценил в том смысле, что она боится того, что при проведении этой операции я невзначай помогу ей умереть. Я думаю, что именно по этой причине она и сделала себе операцию в Бобруйске в моё отсутствие. Она, по-видимому, думает, что за её хамское отношение ко мне я могу пойти на это. Пусть такое её заблуждение останется на её совести.
Ведь придётся ей в будущем всё равно делать эту операцию, но только при обострении хронического калькулёзного холецистита, а это значительно опаснее, чем делать её в холодном периоде.
   Во время этих операций у некоторых женщин был обнаружен только песок в желчном пузыре, а не камни. Их можно было и не оперировать. Не нужно забывать также о том, что после этих операций у части больных развивается постхолецистэктомический синдром, и их продолжают беспокоить боли в правом подреберье не меньшей интенсивности, чем до операции.
   После двух несчастных случаев, связанных с этой операцией (повреждение общего желчного протока и смерть жены полковника), прооперировав не менее 15 больных, Марукевич, наконец, насытился и перестал оперировать этих больных всех подряд.
                ГЛАВА 5 1985 год
   Начало этого года для меня ознаменовалось тем, что я совершил подряд две экскурсии. Их целью было ознакомление с чешскими древними замками в городах Дечин и Опочно. Таких сооружений на территории Чехословакии масса. Принадлежали они раньше чешским, словацким, австрийским, немецким, венгерским и прочим магнатам. Сейчас они принадлежат государству и превращены в музеи. При посещении замков меня поразила их сохранность. Они не пострадали от исторических и природных катаклизмов. В них полностью сохранились внутренняя обстановка и убранство. Повсюду в помещениях замков имеются старинная мебель, гобелены, ковры, шторы, посуда. На стенах размещено множество картин, оружия и охотничьих трофеев. В библиотеках сохранилось много старинных книг. Создаётся впечатление, что хозяева замков только что покинули их, прихватив с собой только чемодан с личными вещами.
   Посещая Прагу, Карловы Вары, Оломоуц и другие города Чехословакии, я убедился в том, что такое бережное отношение к старине у чехов и словаков повсюду, оно у них в крови. Здесь нигде не видно развалин. Этому способствовали как национальные особенности этих народов, так и те исторические условия, в которых веками находились Чехия и Словакия.
   Чешское королевство возникло в IX веке. В XII — XIV веках оно пережило свой расцвет. Происходило это, в частности, во время правления короля Карла I, который под именем Карла IV известен как император Священной Римской Империи. В 1526 году, ввиду угрозы завоевания территории Чехии и Словакии турками, сначала эти государства, а затем и Венгрия вошли в состав монархии австрийских Габсбургов, превращённой в 1867 году в Австро- Венгрию. Пребывание в течение нескольких веков под покровительством такой мощной империи способствовало более-менее спокойному развитию Чехии и Словакии. Недаром богатеи многих национальностей стремились приобрести здесь себе недвижимость в виде замков.
   Надо сказать, что не обошли стороной Чехословакию и многие исторические разрушительные события. В 1241 году сюда добрались монголо-татары. В начале XV века здесь проходили гуситские войны. С 1618 по 1648 годы страну опустошала и разоряла Тридцатилетняя война. Не миновал этот регион и Наполеон Бонапарт, давший в 1805 году на территории нынешней Чехословакии знаменитое Аустерлицкое сражение. Неоднократно здесь возникали революционные выступления трудящихся. Ареной сражений была Чехословакия во время первой мировой войны, к концу которой она и объявила о своей независимости. Я уже не говорю о второй мировой войне, которая не миновала Чехословакию.
   У меня создалось такое впечатление, что чехи и словаки, зная о потенциальных возможностях своего небольшого государства, никогда не вступали в конфронтацию с сильными европейскими государствами, а старались решать с ними все спорные вопросы мирным путём, вплоть до вхождения в состав этих государств. Тем самым они оберегали свои земли от разорительных военных конфликтов.
   Бережному отношению к своему историческому наследию нам у них стоило б поучиться.
   На гастроли в Чехословакию приехала наша замечательная певица Алла Пугачёва. Очень хотелось бы посмотреть на неё и послушать её пение. И такая возможность мне представилась — она должна выступать в Градце Кралове. Мы с Людой в составе группы наших товарищей отправились на её концерт. Первое, что нас поразило — это свободные места в зале. Такого мы не ожидали. Алла была одета в чёрный балахон. Вела она себя на сцене довольно энергично, крутилась в разные стороны, так что лицо её рассмотреть было трудно. К тому ж на сцене почему-то всё время был полумрак. Правда, световые эффекты крутились там не хуже певицы. Со сцены в зал выплёскивалась такая громкая музыка, что сидящим в первых рядах впору было затыкать уши ватой. Возле сцены толпились советские товарищи с фотоаппаратами, норовя на века запечатлеть певицу. И мне, и Люде концерт не очень понравился. По телевизору её концерты смотреть интересней.
   Умер Черненко, поставивший рекорд по времени пребывания в должности генерального секретаря ЦК КПСС. За время его правления прекратились облавы в общественных местах, притихли громкие коррупционные процессы, начатые при Андропове. Он начал также реабилитировать некоторых соратников Сталина. Его место занял сравнительно молодой Горбачёв, а могли б занять Громыко или Устинов. Горбачёв, правда, меченный, с пятном на лбу, а это по народной примете не сулит государству ничего хорошего. Но первые его шаги на посту генерального секретаря обнадёживают. Он очень бойко говорит без бумажки, контактирует с народом и начал налаживать связи с западными странами. Всё это людям нравится, они соскучились по этому.
   Пришло время моего последнего отпуска в Чехословакии. На этот раз мы решили не ехать в санаторий, а навестить Людиных родственников на Дальнем Востоке.
   В последнее время при пересечении границы кое-что изменилось. Наше руководство в Москве решило, что мы наносим государству значительный экономический ущерб, занимаясь куплей- продажей. Сейчас ввели книжки, в которые будут записывать некоторые вывозимые из Союза товары. Например, холодильник или телевизор за всё время пребывания за границей можно будет вывезти только один раз. Командование Группы пугает нас тем, что сейчас таможенники осуществляют очень жёсткий контроль. Говорят, что некоторых женщин направляют на осмотр к гинекологу, чтобы предотвратить вывоз ими в интимном месте драгоценностей. У некоторых офицеров таможенники находили деньги под погонами. Мне кажется, что нас решили напугать, распустив такие слухи.
   У меня с Людой возникли разногласия относительно нашей коммерции. Мы уже приобрели здесь достаточное количество одежды, обуви и некоторых предметов быта, поэтому я считаю, что надо на этом остановиться. Советские деньги, которые у меня накопились за этот год, понадобятся нам в Союзе для приобретения машины, гаража, мебели и прочее. Люда ж говорит, что мы должны купить здесь как можно больше личных вещей, чтобы нам хватило их на всю оставшуюся жизнь. Переубедить её мне не удалось. Мы снова и на этот раз закупили кое-что на продажу в Союзе.
   Вначале мы отправились в Бобруйск проведать нашу квартиру. Мой сменщик Пилинов уже освободил её, так как получил собственную. Теперь в нашей квартире живёт семья прапорщика. Они молят Бога, чтобы мы не возвратились в Бобруйск, и наша квартира досталась им. Но надежды их напрасны, мы возвратимся только в Бобруйск. Люда решила продать кое-что на бобруйском городском рынке. Она прихватила с собой довольно красивую вазу из простого стекла, надела тёмные очки и начала ходить по вещевому рынку. К ней подошла молодая женщина и начала торговаться с ней. Она сказала Люде, что хотела б купить у неё несколько подобных ваз. По простоте душевной Люда сказала ей, что у нас дома есть ещё кое-что в этом роде на продажу. Поторговавшись, женщина ушла, а к Люде вскоре подошёл милиционер и отвёл её в опорный пункт милиции на рынке. Он начал обвинять её в спекуляции. Узнав о том, что она с мужем-военнослужащим приехала из Чехословакии, он отпустил её.
   В Москве за небольшое вознаграждение нам быстро удалось приобрести билет на ближайший самолёт до Хабаровска, который летел туда без промежуточной посадки. В самолёте вместе с нами летела японская делегация. В связи с этим нас очень вкусно кормили и даже предлагали добавки, а по местному радио усиленно развлекали весёлыми передачами, мешая нам спать.
   Во время пребывания на Дальнем Востоке мы посетили Людиных родственников в Хабаровске и на станциях Дормидонтовка и Лесозаводск. За те десять лет, в течение которых мы не посещали Дальний Восток, там абсолютно ничего не изменилось. Это забытый Богом край, в который необходимо вложить большие деньги, чтобы население жило там по-человечески.
   На обратном пути в Москве мы закупили кое-что на продажу. Нам также удалось совершить автобусную экскурсию по Москве.
   В Чопе мы наблюдали группу евреев, уезжающих из Советского Союза. Все пассажиры нашего поезда смотрели на них, как на предателей, изменивших своей Родине. Говорят, что они едут в Рим, откуда разлетятся по всему свету. Нам рассказали о том, что однажды в Чопе у еврея-эмигранта при досмотре обнаружили сколоченный гвоздями из платины деревянный ящик. И откуда только люди черпают такую информацию?
   После приезда в Яромерж Люда решила навестить семью нашего посредника Яна, чтобы договориться с ним о продаже привезенных нами вещей. По возвращении от них она рассказала мне кое-что интересное.
   Ян, занимаясь посредничеством, имел неплохой доход. Кроме того, его постоянно угощали наши граждане, в результате чего он пристрастился к спиртным напиткам и превратился в настоящего алкоголика. Однажды, находясь в состоянии алкогольного опьянения, он по пути домой вместо второго этажа, где проживает его семья, попал на первый этаж к своей соседке Марии, женщине молодой и разведённой, имеющей ребёнка 5 лет. Та его приняла и уложила к себе в постель. А в это время его жена Гелена повсюду искала его всю ночь и только утром обнаружила у своей соседки. Между двумя соседками и сотрудницами по работе началась борьба за мужчину-алкоголика, победу в которой одержала Гелена. Однако Ян не хотел окончательно расставаться со своей новой подругой и продолжал навещать её. Гелене в конце концов надоела эта война и она смирилась с этим, а затем и помирилась со своей соседкой-соперницей. Сейчас они стали подругами по несчастью. Им теперь осталось сделать последнее — окончательно сформировать этот любовный треугольник, улёгшись всем троим в одну постель. В чудовищное положение попали участники этого треугольника.
   Гелена и Ян пообещали нам продать наше имущество, а также пригласили нас к себе в гости. Нам было интересно посмотреть, как принимают гостей чехи. На столе у них оказались бутылка вина, бутерброды и купленные в магазине пирожные. Нас не принуждали пить вино, каждый наливал себе и выпивал столько, сколько хотел. Закусывали мы бутербродами, а под конец угощались пирожными с кофе. Как мы позднее узнали, это проявление типичного чешского гостеприимства.
   Кстати говоря, проданный нами им телевизор "Шилялис" вышел из строя. Но у них хватило совести не возвращать его нам назад.
   Уходя домой, мы попросили Гелену и Яна нанести нам ответный визит. К их приходу Люда накрыла типично русский стол, на котором находились: салат, винегрет, сыр, колбаса, картошка с мясом, голубцы и прочее. На десерт мы купили торт "Птичье молоко". Из алкогольных напитков были водка и вино. Чехи удивились такому столу. Мы, конечно, по русскому обычаю наседали на них, заставляя их пить и есть. Алкогольные напитки они ещё употребляли, а закусывали очень мало. Но мы всё же заставили их попробовать всё, что находилось на столе. Ян довольно основательно напился, и нам пришлось помочь Гелене доставить его домой.
   На следующий день Гелена при встрече с Людой сказала ей, что у них после вчерашнего вечера расстроились желудки. Они не привыкли к такой разнообразной и обильной пище.
   Из штаба Группы нам сообщили о том, что у них скоропостижно скончался от инфаркта миокарда генерал-лейтенант Баранник, заместитель начальника Центрального военно-медицинского управления Советской Армии. К ним он прибыл с инспекторской проверкой. Я встречался с ним в Белоруссии, где он был начальником военно-медицинской службы Белорусского военного округа, поэтому попросил начальника госпиталя включить меня в группу, которая от нашего госпиталя направлялась на церемонию прощания с генералом. Прибыли мы туда к концу этой церемонии и возложили от госпиталя венок к его гробу. Постоять в почётном карауле мы не успели. Было очень печально осознавать, что жизненный путь каждого из нас может закончиться так внезапно. Ведь генерал рассчитывал прожить ещё немало беззаботных дней, будучи пенсионером.
   К майским праздникам наше руководство преподнесло нам несколько подарков. В Яромерже недалеко от нас закончилось строительство жилого пятиэтажного дома для сотрудников госпиталя и группового вещевого склада. До этого им приходилось жить в стеснённых условиях. На территории госпиталя была сдана в эксплуатацию приёмо-передающая телевизионная антенна. Отныне несколько часов в сутки мы будем смотреть советское телевидение. В Яромерже рядом с новым домом установили памятник советскому солдату. Все наши тут же назвали его Алёшей. Во время первомайских праздников происходила торжественная церемония его открытия с возложением к нему венков от госпиталя и вещевого склада, а также учреждений и предприятий города. В это время играл чешский духовой оркестр. На торжествах присутствовало довольно много советских и чешских граждан.
   Всё происходящее здесь говорит о том, что Центральная группа войск задержится в Чехословакии надолго22.
   Убыл в отпуск Терещенко. Надеюсь, что это будет последний большой отрезок времени, когда я буду работать здесь один.
   Как выходец из глухой белорусской деревни, в детстве и юности испытавший все тяготы и лишения послевоенной деревенской жизни, я повсюду интересуюсь трудом и жизнью крестьян. Проезжая по Чехословакии, я неоднократно расспрашивал работающих в поле людей об их отношении к коллективному хозяйству. У нас в стране оно себя дискредитировало. Обычно они отвечали мне, что живётся им неплохо и они довольны коллективным ведением хозяйства. Как известно, одна треть пахотных земель в Чехословакии принадлежит государственным хозяйствам, а две трети — производственным сельскохозяйственным кооперативам. Примерно 6% крестьян остаются единоличниками. Почвы у них неплодородные, подзолистые и бурые лесные, однако, несмотря на это, они получают урожай зерновых по 40 и более центнеров с гектара. За свой труд чешский крестьянин в среднем получает чуть меньше рабочего на производстве. В некоторых кооперативах платят деньги за внесенный в него пай земли. Такая оплата труда стимулирует крестьян на добросовестное отношение к работе и коллективному хозяйству. Крестьяне говорят, что, будучи единоличниками, они не смогли б иметь то техническое оснащение, каким владеют коллективные хозяйства. Животноводство у них в основном поставлено на промышленную основу. Здесь много крупных животноводческих комплексов. Народ считает, что продовольственная проблема у них решена. Импортируют продовольствия они мало, а экспортируют в основном сахар, хмель и пиво.
   Живут крестьяне в больших домах, мало чем отличающихся от городских коттеджей. Надо сказать, что и городское население здесь предпочитает жить в собственных домах. Они не любят многоэтажных коробок. На некоторых домах можно видеть надпись: "Мой дом — моя крепость". В таких домах нередко живёт несколько поколений близких родственников.
   Правительство Чехословакии достаточно большое внимание уделяет решению социальных проблем. Молодые семьи могут получить льготный кредит на строительство собственного жилья. По мере рождения детей он гасится. При рождении троих детей кредит погашается полностью. На детей выдают хорошее пособие. Для многодетных семей это является хорошим подспорьем. Тем самым у них решается демографическая проблема.
   Всем этим с большим удовольствием пользуются цыганские семьи, которые и так многодетные. Говорят, что цыганка, имея троих детей, на пособие содержит всю семью. Цыган в Чехословакии много. В Судецкой области, из которой в Германию выселили немцев, они занимают пустующие дома.
   Решению социальных проблем советское руководство могло б поучиться у чехов и словаков.
   В Чехословакии бережно относятся к природе. У них много заповедников и заказников, в которых водятся благородные олени, лани, муфлоны, фазаны, косули. Везде встречаются зайцы, белки, лисицы, куницы, ласки. Возле Яромержа мы часто видим пасущихся косуль, которые часто заходят на засеянные поля. Браконьеров очень строго наказывают. Зайцы здесь совсем обнаглели и их можно встретить повсюду. Проезжая однажды через небольшой город, я увидел их в сквере, расположенном на пересечении улиц. Это своего рода достопримечательность этого города. Чешские леса не такие ухоженные, как, скажем, немецкие. Думаю, что со временем они и там наведут порядок.
   Посещая различные города Чехословакии, нам приходится пользоваться автобусным транспортом. При этом мы наблюдаем кое-что для нас непривычное. Как у нас в Яромерже, так и в других небольших городах нет как таковых автостанций. На предназначенных для этого местах имеется только навес от дождя и расписание движения автобусов. Нет касс, не производится предварительная продажа билетов. Если тебе нужно куда-то поехать, ты приходишь сюда и занимаешь очередь на нужный тебе автобус. Кондукторов в автобусах нет. По прибытии автобуса все заходят в переднюю дверь и покупают у водителя билет. Места для инвалидов и женщин с детьми не занимает никто, кроме тех, для кого они предназначены. Остальные места пассажиры занимают в порядке очерёдности. При этом редко кто уступит своё место другому пассажиру. На остановках пассажиры заходят только через переднюю дверь, а выходят через среднюю и заднюю. На любой остановке в автобус могут войти контролёры и безжалостно оштрафовать тех, кто нечаянно или по умыслу проехал бесплатно хотя бы одну остановку. Это иногда случается с нашими гражданами. Чехи в этом отношении народ дисциплинированный и редко допускает такое.
   Из отпуска возвратился Терещенко. Как раз перед этим в Союз уехал наш начмед-бездельник, уволившийся из армии по достижении пенсионного возраста. Начальник госпиталя предложил Терещенко временно исполнять его обязанности. Эта работа ему понравилась, и он через какое-то время заявил мне, что не исключено, что скоро он свою беспокойную должность поменяет на должность начмеда госпиталя. В этом случае у меня есть шанс стать начальником отделения и получить звание полковника. Я не очень стремлюсь к этому и не воспринял это всерьёз. Однако вскоре об этом завёл со мной речь главный хирург Группы Волков. Выслушав его, я сказал, что я уже стар для этого и к тому ж беспартийный. В ответ на это Николай Арсеньевич прочитал мне такую проповедь:
   — Если б ты не был таким упрямым беспартийным, то уже давно был бы полковником. Я догадываюсь о твоих оппозиционных взглядах по отношению к советской власти, но ты должен держать их при себе. В этой жизни надо приспосабливаться, иначе карьерный рост для тебя будет закрыт. Ты думаешь, что мне у нас всё нравиться? Особенно раскрылись у меня глаза, когда я увидел в Афганистане наших молодых ребят, погибших и покалеченных ни за что по воле наших мудрых руководителей. Если представится такая возможность, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы мой земляк получил здесь всё, что он заслуживает.
   Я был удивлён и тронут таким доверием ко мне главного хирурга. Правда, осуществить то, о чём он говорил, нам не удалось, так как кандидатуру Терещенко на должность начмеда в Группе отвергли по причине его низких моральных качеств. А на должность начмеда госпиталя к нам вскоре из Союза прибыл полковник Чапрыгин.
   К нам в тяжёлом состоянии по поводу гнойного перидурита поступил начальник тыла дивизии полковник Егоров. Под наркозом с моим участием ему было вскрыто перидуральное пространство и удалён оттуда гной. Терещенко попросил меня подежурить возле него ночью. В час ночи в отделении появилась Люда. Она объяснила мне, что ей стало боязно одной в квартире. Но я знал, почему она поступила так. Ей показалось, что я здесь не дежурю у тяжёлого больного, а занимаюсь с медсестрой любовью. Всю ночь она проворочалась на диване и рано утром ушла домой. Возвратившись с дежурства, я обнаружил, что она уничтожила фотоплёнку с групповыми снимками медсестёр отделения, попросивших меня сфотографировать их на память. У Люды опять наступил острый приступ ревности. Придётся мне теперь извиняться перед медсёстрами.
                ГЛАВА 6 1986 год
   Этот год будет для меня очень напряжённым и переломным, так как я увольняюсь из армии. При этом мне необходимо будет пройти медицинскую комиссию, получить врачебную категорию и благополучно вернуться на Родину, где меня ждёт немало дел.
   Начать я решил с подготовки к медицинской комиссии. Мне необходимо обследоваться и полечиться в неврологическом и гастроэнтерологическом отделениях. Я обратился к начальнику неврологического отделения Сухорученко с просьбой госпитализировать меня в отделение. Тот без особой радости согласился на это.
   В мою палату поступил юноша 16 лет по имени Сергей. Сухорученко по секрету сообщил мне, что это сын начальника политотдела Группы. Он попросил меня понаблюдать за ним и сообщать ему о его поведении и разговорах. Его хотели поместить в психиатрическое отделение, но, во избежание лишних разговоров, решили не делать этого.
   Сергей прибыл в госпиталь с магнитофоном "Шарп" и начал приобщать меня к современной молодёжной музыке. Постепенно мы разговорились с ним и он рассказал мне всю правду о себе. Вместе с группой ребят он создал в школе молодёжную организацию, которая своей целью ставит изучение истинного положения в нашей стране. Они считают, что в Советском Союзе установлен фашистский режим, который необходимо заменить демократией западного образца. Выслушав Сергея, мне стало ясно, почему его поместили в госпиталь. Парня считают едва ли не сумасшедшим. Я начал убеждать его в том, что он стал на очень скользкий путь. Возможно, он прав, но свои политические убеждения он должен держать при себе. О них можно поведать только самым близким людям и дневнику. Так поступаю я. Ни о какой молодёжной организации не может быть и речи, иначе он накличет беду на себя, своих товарищей и свою семью, в первую очередь на своего отца.
   Не знаю, переубедил ли я Сергея, но только после нашего разговора он перестал касаться этой темы. О моей беседе с ним я не стал рассказывать Сухорученко. Я лишь только сказал ему, что Сергей нормальный и вполне вменяемый парень.
   После двухнедельной госпитализации Сухорученко подтвердил мои наследственные заболевания позвоночника, но не выразил желания комиссовать меня по этой причине. То же самое произошло и в гастроэнтерологическом отделении, куда я был госпитализирован спустя три недели. Там также подтвердили наличие у меня хронического гепатита с начальными проявлениями цирроза печени. Это профессиональное заболевание я подхватил на работе. На этом свою предварительную подготовку к медицинской комиссии я решил закончить.
   В последнее время у нас с Людой обострились отношения из- за траты чешских денег. Я изо всех сил стараюсь укомплектовать свою домашнюю библиотеку, чему она всячески противится. А после того, как я купил себе довольно дорогой альбом цветных репродукций "Из истории реализма в русской живописи", она совсем взбесилась. Люда предложила мне разделить все имеющиеся у нас кроны пополам, и пусть каждый из нас тратит свою часть по своему усмотрению. Я согласился с этим. При разделе денег её часть оказалась большей, так как она собирается покупать подарки своей внучке Юльке, которую в глаза не видела. И тут Люду понесло. Она начала покупать себе всё подряд. В дополнение к уже имеющимся у неё шубе и полушубку она купила ещё две шубы и два полушубка. И это не считая того, что у неё уже есть дублёнка. Чтобы износить всё это, надо прожить две жизни. Люда также поставила себе золотые коронки и зубы. За разрешением на это она ездила на приём к начальнику медицинской службы Группы.
   Я, со своей стороны, полностью укомплектовал свою домашнюю библиотеку и купил себе ещё кое-что из личных вещей. Той одежды и обуви, которая у меня сейчас имеется, мне хватит на десяток лет. На более продолжительную жизнь я не рассчитываю. Мне очень повезло, что я под конец своей службы попал в Чехословакию, иначе пришлось бы мне после увольнения из армии ходить в военных обносках.
   Весть об аварии на Чернобыльской атомной электростанции дошла до нас после майских праздников, а произошло всё это 26 апреля. Похоже на то, что советское руководство по старой привычке хотело умолчать об этом, но ему это не удалось, так как у нас сейчас в стране гласность. Чернобыльская АЭС находится на границе с Гомельской областью, поэтому я обеспокоен тем, что наши родственники в Гомеле могут пострадать при этом.
   И как это наши хвалёные специалисты умудрились устроить такую грандиозную аварию и загадить радиоактивными веществами всю Европу? Но у нас ведь всё самое грандиозное в мире, даже аварии.
   Во время службы в армии меня постоянно учили тому, как надо ликвидировать последствия применения противником атомного оружия. Теоретически всё получалось просто. Что-то при этом сделают люди со своей мощной современной техникой, что-то сделает природа своими дождями и ветрами. Да и радиоактивные вещества со временем распадаются. Всё это заставляет меня предположить, что последствия аварии на Чернобыльской АЭС не такие уж страшные, и они ко времени нашего возвращения на Родину будут ликвидированы.
   В настоящее время я вплотную занимаюсь подготовкой к сдаче на высшую врачебную категорию. Согласно существующему положению, претендовать на высшую категорию могут только начальники отделений окружных и групповых госпиталей. Старший врач-специалист может претендовать только на первую категорию. Я считаю, что это несправедливо, поэтому решил проигнорировать это положение. У меня есть все основания претендовать на высшую врачебную категорию. В своё время я окончил Военноморской медицинский факультет с золотой медалью, а затем прошёл усовершенствование по анестезиологии и реаниматологии в клинической ординатуре при Военно-медицинской академии. Я также окончил интернатуру медицинского состава Белорусского военного округа по службе крови. В Забайкальском военном округе меня наградили значком "Отличнику здравоохранения СССР". Мною написано и опубликовано в центральных медицинских журналах 14 научно-практических работ. Такое количество научных работ имеют не все кандидаты медицинских наук. У Терещенко, например, нет ни одной опубликованной научной работы. За время работы в госпиталях я предложил и внедрил в практику 19 рационализаторских предложений, из них 5 — в нашем госпитале. После окончания клинической ординатуры я проработал 14 лет в гарнизонных госпиталях в должности начальника отделения анестезиологии и реанимации. За время работы в нашем госпитале я стал высококвалифицированным специалистом. В настоящее время я владею всеми методами обезболивания, принятыми в нашей стране, всеми освоенными у нас методами лечения тяжёлых больных и могу работать на всех наркозных, дыхательных и контрольнодиагностических аппаратах. В нашем госпитале у меня не было таких осложнений и дефектов в работе, которые повлияли б на исход заболевания, являлись бы причиной смерти больного.
   Все вышеуказанные доводы я привёл в беседах с Терещенко, ведущим хирургом, начальником и начмедом госпиталя. Все они одобрили моё намерение получить высшую врачебную категорию. Но для меня было очень важно заручиться поддержкой главного хирурга Группы Волкова. В беседе со мной он одобрил мои планы относительно высшей врачебной категории. Он велел мне срочно подготовить аттестационный отчёт о моей работе и предупредил меня, что в настоящее время председатель аттестационной комиссии Группы Чугунов находится в отпуске и его обязанности временно исполняет он. Во время отсутствия Чугунова он и проведёт заседание аттестационной комиссии и сделает всё от него зависящее, чтобы я получил высшую категорию.
   Я приступил к составлению аттестационного отчёта о своей работе за последние 5 лет и был удивлён тем объемом работы, которая была проделана нашим отделением и лично мною за это время. При проведении обезболивания и лечении тяжёлых больных Терещенко и мною было внедрено в отделении 17 новых методов диагностики, лечения и обезболивания. Лично я внедрил такие новые методы обезболивания, как электроанальгезия, сочетанная анестезия, сокральная перидуральная анестезия, проводниковая анестезия при операциях на конечностях. При проведении небольших по объему оперативных вмешательств, болезненных перевязок и манипуляций мною было разработано и применено 15 комбинаций наркотических средств.
   За пять лет нами было проведено 1952 наркоза, из них 785 сложных интубационных. В отделении за это время лечилось 759 больных, 26 из них умерло, что составило 3,4%. Такой сравнительно низкий процент смертности объясняется тем, что у нас не лечились пенсионеры.
   Невозможно подробно описать всю ту работу, которую я проделал в госпитале в течение этих пяти лет. Я не упомянул здесь многочисленных занятиях, проведенных мною с личным составом госпиталя и лечебных учреждений и воинских частей Группы, а также о сорока выездах в воинские части Группы, совершённых мною по различным причинам. Не отметил я и своё ежегодное участие в тактико-специальных учениях, проводимых в госпитале. В отчёте всё это я отразил. Я надеялся, что мой аттестационный отчёт окажется достаточно убедительным, чтобы мне дали высшую категорию по анестезиологии и реаниматологии. Именно это и произошло на заседании аттестационной комиссии, которое главный хирург Группы провёл непосредственно в нашем госпитале. Решение комиссии было единогласным. Это событие Волков, Терещенко, ведущий хирург и я очень хорошо отметили в нашей ординаторской.
   Каково же было моё удивление, когда мне сообщили, что прибывший из отпуска Чугунов не согласен с решением комиссии, мотивируя это тем, что я как врач-специалист отделения не имею права на высшую категорию. Из-за этого с ним в конфликт вступил главный хирург Волков, который заявил мне, что он костьми ляжет, но не допустит такого самоуправства Чугунова. Последний, изучив мой аттестационный отчёт и приняв во внимание факт присуждения мне аттестационной комиссией высшей категории, сдался. Вскоре он вручил мне соответствующее удостоверение. При этом мне было сказано, что это первый случай в Группе, когда высшую категорию получил врач, не являющийся начальником отделения группового госпиталя.
   Пусть я из-за своей беспартийности не дослужился до полковника, зато я доказал всем, что являюсь врачом высшей категории. Я получил моральное удовлетворение в связи с таким окончанием моей профессиональной карьеры. После увольнения из армии я решил, будучи пенсионером, не работать больше по своей специальности. Я уже достаточно отдал анестезиологии и реаниматологии сил и здоровья и в дальнейшем заниматься этим не в состоянии. Жаль, конечно, имея такую высокую квалификацию, оставить работу по своей специальности. Но всему своё время. Пусть этим занимаются более молодые и здоровые ребята. Ведь работа анестезиолога-реаниматолога является его образом жизни.
   Начальник госпиталя интересуется у меня, когда и в каком отделении я буду проходить медицинскую комиссию в связи с увольнением из армии. А я и сам не знаю этого. Ведущий терапевт и начальник неврологического отделения не выразили желания заниматься мною. То ли им лень писать на меня свидетельство о болезни, то ли их грызёт зависть. Мне передали, что начальник неврологического отделения Сухорученко как-то сказал, что я слишком многого хочу: получил высшую категорию, а теперь не прочь уволится из армии по болезни. И отчего люди такие злые? Ведь мы с ним одновременно начали здесь свою службу и находились, казалось бы, в хороших отношениях. Кстати говоря, от замены в этом году он отказался, так как ему предложили уехать в Ригу. Заменяться туда он не желает. Придётся ему служить здесь ещё один год.
   За советом я решил обратиться к ведущему хирургу. Ведь с хирургами я проработал здесь бок о бок пять лет. Во время моего разговора с ним у него в кабинете присутствовал начальник нейрохирургического отделения Яблоков. Тот посмотрел мои снимки позвоночника и крупных суставов и сказал, что он положит меня к себе в отделение, так как у меня есть все основания уволиться из армии по болезни позвоночника. Так я неожиданно попал в нейрохирургическое отделение.
   Узнав о том, что нейрохирург взялся комиссовать меня, подобрели также ведущий терапевт и начальник неврологического отделения. Они, со своей стороны, сделали реальные заключения о состоянии моего здоровья. Яблоков очень быстро написал свидетельство о болезни, в котором признал меня негодным по состоянию здоровья к военной службе с исключением с воинского учёта. В нём имелась и такая запись: "Экспертные выводы комиссии согласованы с главным хирургом Группы". Моё свидетельство о болезни было безоговорочно подписано всеми членами комиссии, а затем и утверждено медицинской службой Группы.
   Меня, уволенного по болезни, военкомат не будет привлекать к сборам. Моя пенсия увеличится на 10% и составит 75% от нынешнего моего денежного содержания. Так что я надеюсь безбедно прожить на пенсии до конца своих дней.
   Во время моего пребывания в нейрохирургическом отделении с Терещенко случилась большая неприятность. Работая в отделении без меня, он ещё исполнял обязанности начмеда госпиталя, который в это время находился в командировке. Очень понравилась ему эта работа! В один из дней его попросили дать наркоз рядовому Сергееву, которого собирались оперировать по поводу привычного вывиха левого плеча. Под интубационным наркозом операция была произведена. Терещенко тут же ушёл в штаб госпиталя выполнять обязанности начмеда, а проснувшийся после операции больной остался под наблюдением медсестры-анесте- зистки. Его необходимо было некоторое время подержать в реанимационной палате, но в ней не оказалось свободной койки. Но мы в таких случаях оставляем больного на каталке. Медсестра ж решила сразу отвезти его в травматологическое отделение, где и передала дежурной медсестре. Больного одного оставили в палате и дежурная медсестра на какое-то время забыла о нём, а когда вспомнила и пошла навестить его, то обнаружила, что он мёртв. Он уснул после операции, и у него из-за остаточного действия применявшихся во время наркоза миорелаксантов наступила остановка дыхания со всеми вытекающими отсюда последствиями. Начали реанимировать больного, но было уже поздно. В это время ему в сердце путём его пункции вводили медикаменты и при этом повредили левое лёгкое. При вскрытии трупа было обнаружено спавшееся левое лёгкое. За это, как за спасительную соломинку, и ухватились Терещенко и начальник травматологического отделения. Чтобы обосновать смерть больного и спасти себя от большой неприятности, они написали в истории болезни следующее: "Смерть больного наступила от рефлекторной остановки сердца на почве спонтанного пневмоторакса". У больного, видите ли, после операции в слабом месте разорвалось лёгкое. Всё это было шито белыми нитками, но все вроде бы поверили в это.
   Неприятности начались через три недели. Как оказалось, в госпитале во время этой трагедии лечился земляк Сергеева, который написал его родителям письмо с изложением всех тех слухов, которые в это время об этой смерти ходили у нас. Родители тут же написали жалобу Горбачёву и министру обороны. Командование Группы вынуждено было незамедлительно отреагировать на это. Этим делом занялась военная прокуратура. Прибывший в госпиталь следователь беседовал и со мной. Я в данном случае оказался своего рода экспертом и попал в сложное положение. Мне трудно было вспомнить кого-либо из знакомых мне анестезиологов, у кого на работе не было б несчастных случаев. Такая сложная и рискованная у нас специальность. Я мог бы рассказать следователю всю правду и тем самым утопить своего начальника. Но мог ли я поступить так? Вина Терещенко в данном случае была косвенной. Ведь больного не усмотрела медсестра травматологического отделения. Конечно, Терещенко должен был предпринять все меры, чтобы больной после наркоза был под надёжным наблюдением. Я, например, в подобных случаях, отдавая больного в отделение, всегда сажаю возле него кого-либо из больных и строго наказываю ему несколько часов не давать ему спать. При этом я и сам продолжаю периодически навещать его. Придерживаясь такого правила, я пока что, слава Богу, не попадал в такую ситуацию, в какую попал Терещенко.
   С учётом всего вышесказанного, при беседе со следователем я всецело поддержал выдвинутую Терещенко и травматологом версию. Следователя это, по-видимому, устроило. Опросив всех, причастных к смерти больного, он уехал. Дело спустили на тормозах. Молодой парень, оказывается, умер естественной смертью. Терещенко при этом не понёс никакого наказания.
   Этот случай был разобран на госпитальной врачебной конференции, на которой Терещенко по уважительной причине отсутствовал. При этом он был подвергнут беспощадной критике. У него, оказывается, нашлось среди врачей много недоброжелателей. Припомнили ему при этом и его моральное разложение. Мой голос в его защиту на этой конференции оказался едва ли не единственным.
   Пришло время подумать мне о моём отъезде из Чехословакии. Я поехал на Яромержскую железнодорожную станцию заказать себе контейнер. Чешский железнодорожник, ведавший этим, поинтересовался у меня, где я работаю. Узнав, что местом моей работы является госпиталь, он попросил меня достать ему пару упаковок антидепрессантов. Я пообещал ему это, а он в свою очередь пообещал оставить мне на нужное число контейнер. Даже сюда добралась коррупция. Это всё дело рук наших товарищей.
   В КЭЧ Бобруйского гарнизона, в домоуправление и жильцам нашей квартиры мной отправлены письма с просьбой освободить нашу квартиру, так как мы возвращаемся на Родину. К письму в КЭЧ была приложена справка, подтверждающая это.
   Мы с Людой заказали себе автомашину "Жигули" пятой модели. Смущает нас одно — хватит ли у нас денег выкупить её. Ведь почти все заработанные мною здесь советские деньги мы перевели в кроны. Это будет уже вторая автомашина, заработанная мною за границей. Автомашина "Москвич-403" после моего возвращения в 1964 году с Кубы доставила мне много хлопот. Но сейчас у меня другой период жизни. Я буду пенсионером и не собираюсь менять место своего жительства. Недавно я поменял здесь водительское удостоверение, полученное мною ещё на Кубе, так как в Союзе проводится сейчас такая компания.
   В связи с моим увольнением из армии среди анестезиологов Группы развернулась борьба за моё место. Победил в ней капитан Баст- риков из Миловицкого медсанбата. Этого надо было ожидать — ведь он находится ближе всех к групповому начальству.
   Наступило время попрощаться мне со своими сослуживцами. Это мероприятие мы решили провести на лоне природы, в долине реки Лаба. Пригласил я на него сотрудниц нашего отделения, хирургов и всех тех, кто помогал мне во время получения врачебной категории и при прохождении медицинской комиссии. Очень жаль, что не будет с нами главного хирурга Группы полковника Волкова — он сейчас в отпуске. Люда наотрез отказалась прийти на мои проводы. Она не может равнодушно смотреть на наших медсестёр.
   Терещенко приготовил на закуску вкусные шашлыки, а девчата наделали много разных бутербродов. Закупил я также колбасу, ветчину, сыр и вино. Водка у меня осталась от моего пятидесятилетия. Выпивки и закуски хватило с лихвой. Все остались довольны моими проводами.
   Сотрудницы отделения и хирурги сбросились и купили мне в подарок большую хрустальную вазу.
   Начальник госпиталя собрал всех врачей для прощания со мной. При этом в мой адрес было сказано много тёплых слов. У меня даже слёзы навернулись на глазах. В ответном слове я поблагодарил всех за доброе отношение ко мне и деловое сотрудничество во время совместной работы. Я пожелал всем офицерам и их семьям прослужить в армии без войны всё время их службы, как это случилось со мной. Такое пожелание вызвало аплодисменты. Я также сообщил свой бобруйский адрес и пригласил к себе в гости всех тех, кого судьба забросит в наши края.
   Мы с Людой отправились попрощаться с нашими чешскими друзьями Яном и Геленой. При этом мы распили с ними бутылку водки. Ян после этого начал плакать пьяными слезами. Он сказал нам, что очень сожалеет о нашем отъезде. Ведь мы дружили семьями, к тому ж мы с Людой хорошо снабжали их советскими товарами. Он и подобные ему посредники довольны пребыванием в Чехословакии советских граждан. Большинство ж чехов относится отрицательно к оккупации Чехословакии советскими войсками. Они хотели б жить не при диктатуре пролетариата, а при демократии с присущими ей правами человека и свободами.
   Таких высказываний со стороны Яна я не ожидал. Я считал его обычным спившимся нашим посредником. Выходит, чехи не смирились со своим нынешним положением и ждут лучших времён, чтобы освободиться от крепких объятий своего старшего брата, именуемого Советским Союзом.
   С Яном и Геленой мы обменялись адресами и обещали писать друг другу. Возможно, в будущем нам ещё придётся встретиться.
   Собрав своё имущество, мы поехали на железнодорожную станцию загружать его в предоставленный нам контейнер. Чешский железнодорожник велел мне поехать на наш групповой вещевой склад и взять у них пломбир, чтобы запломбировать наш контейнер. На складе мне сказали, что пломбир находится у кладовщика Сахашвили. Я разыскал его и попросил у него пломбир. На это он ответил мне:
   — Я не могу дать пломбир в чужие руки.
   — Тогда езжайте со мной и запломбируйте контейнер сами.
   — Я не имею права отлучаться со склада.
   — Что же вы мне прикажете делать? Ведь я должен запломбировать свой контейнер.
   — Это меня не касается.
   Тут я вспомнил, что в наше отделение недавно устроилась на работу санитаркой грузинка Тамара. По-видимому, это его жена. Когда я сказал ему об этом, он тут же дал мне этот злополучный пломбир.
   Я знал, что до приезда этого кладовщика все отъезжающие свободно брали здесь пломбир. Этот же сын кавказских гор привёз сюда коррупцию, которая, как ржавчина, разъела весь государственный аппарат Грузии. Это я хорошо прочувствовал, когда служил там в 60-е годы.
   Перед этим я уже побывал на этом складе, так как мне понадобились матерчатые мешки для упаковки имущества. То, что я увидел там, меня очень удивило. Все хранилища на складе были забиты кирзовыми сапогами и ватными брюками и куртками, которые у нас в Белоруссии называют фуфайками. Я спросил у начальника склада:
   — Зачем вы храните здесь это барахло?
   — Такое обмундирование оправдало себя в прошлую войну, и мы накапливаем и храним его в неприкосновенном запасе на случай новой войны.
   Неужели наши военные учёные мужи не придумали ничего нового для этих целей?
   На Пардубицкую железнодорожную станцию мы уезжали на автобусе с шестью солдатами из роты обслуживания. Вещи у нас были громоздкие, так как всё ценное мы везли с собой. Провожать нас пришло много народу. К нашей радости в связи с отъездом на Родину примешивалась грусть от осознания того, что мы покидаем те места, в которых прожили пять лет и с которыми успели сродниться. За окнами автобуса мы в последний раз любовались знакомыми нам видами.
   Здесь я должен сказать добрые слова в адрес солдат, которые встречали и провожали всех, кто работал в госпитале. Офицеров часто обвиняют в том, что они эксплуатируют солдат, заставляют их работать на себя. Без помощи солдат мы надорвались бы при частых переменах мест нашей службы. Разве можно назвать эксплуатацией то, что они помогают нам таскать наши вещи. В Чехословакии наших солдат редко отпускают в увольнение, поэтому поездку в Пардубицы они считают своего рода поощрением. При этом они имеют возможность полюбоваться видами Чехословакии. На вокзале все отъезжающие и приезжающие, как правило, покупают им мороженое и другие сладости. Они остаются очень довольны своей поездкой.
   Весь наш багаж солдаты притащили ко второму пути, на который обычно прибывает наш поезд. И вдруг в последний момент по радио объявили, что он прибывает на четвёртый путь. Все мы схватили наши вещи и через тоннель помчались к прибывшему уже поезду. Едва солдаты успели забросить их в тамбур вагона, как поезд тронулся. Вот такой стресс пережили мы при отъезде.
   При пересадке в Киеве носильщики при виде нашего багажа запросили с нас двойную плату за свои услуги. В вагоне поезда, который вёз нас до Бобруйска, проводница до тех пор ворчала по поводу нашего многочисленного багажа, пока мы не заткнули ей рот чехословацкими сладостями. На Бобруйской станции железнодорожники не разрешили нам воспользоваться их тележкой, чтобы перевезти наши вещи к стоянке такси. Шофёр такси запросил с нас двойную плату за доставку нас к нашему дому. Все, с кем нам приходилось сталкиваться, были какие-то злые и завистливые. Нелегко, по-видимому, живётся у нас людям!
   Наша квартира была уже свободной. Было странно и обидно видеть, во что превратили её временные жильцы. Всё в ней было ободрано и загажено. На обоях имелись многочисленные следы от раздавленных клопов. На кухне хозяйничали стаи тараканов. И как только можно было жить в таком свинарнике?
   Я заключил договор с ремонтно-строительной организацией на ремонт нашей квартиры. Впоследствии я пожалел об этом. Ремонт растянулся на длительный срок. Ежедневно я ходил на планёрку в эту организацию и выпрашивал у них людей для продолжения ремонта. В это время нам приходилось жить, где придётся. В Бобруйск уже прибыл наш контейнер, который некуда было разгрузить. Он оставался на контейнерной площадке, и мы вынуждены были оплачивать это. Спустя полтора месяца ремонт, наконец, был закончен.
   За время затянувшегося ремонта я получил паспорт и прописался, а военкомат оформил мне пенсию. В это время мы испытали и одну неожиданную радость — нам в квартиру установили телефон. Этого мы ждали 7 лет. Если бы мы приехали позже, то потеряли б нашу очередь на установку телефона.
                ГЛАВА 7 1987 год
   Из бобруйской военной прокуратуры мне пришла повестка, приглашавшая меня посетить это грозное учреждение. Я был озадачен и даже напуган этим. Встретивший меня следователь прокуратуры сразу же успокоил меня. Речь шла не обо мне, а о моём бывшем начальнике Терещенко. Прокуратура Центральной группы войск возобновила следствие по поводу смерти рядового Сергеева. Их следователь просил бобруйскую военную прокуратуру взять у меня повторно показания по этому поводу. Я сказал следователю, что ничего нового я сообщить не могу, и вообще я забыл подробности этой трагедии. Выслушав меня, следователь сказал:
   — Тогда мы так и сообщим им, что вы ничего нового по поводу смерти рядового Сергеева сообщить не можете и настаиваете на своих прежних показаниях.
   На этом мы и расстались. В душе я посочувствовал Терещенко, которого до сих пор таскают из-за этого несчастного парня. По- видимому, его родители по-прежнему требуют наказать виновника смерти их сына.
   Из окружного военторга мне пришла открытка с просьбой выкупить заказанную мною автомашину "Жигули". Я пошёл в сберкассу, чтобы снять деньги, которые лежали у меня на срочном вкладе 22 года. Их я положил после кубинской командировки для приобретения автомашины при выходе на пенсию. Пришло время потратить их. Каково же было моё удивление, когда мне сказали, что мои деньги за это время удвоились. Накопленных денег как раз хватало на автомашину. Знакомый шофёр помог мне выбрать и пригнать её. Для начала я поставил её в пустовавший гараж нашей соседки, а вскоре купил свой в гаражном кооперативе.
   Трудно решаемой для нас оказалась проблема приобретения мебели. В мебельных магазинах её продавали льготникам и блатным. Мы с Людой днями и даже ночами начали дежурить у мебельного магазина, организовывать там живые очереди. Кто-то из нас постоянно стоял у кассы и контролировал все продажи мебели в магазине. Работникам магазина мы надоели, и они вынуждены были продать нам немецкую жилую комнату и спальный и кухонный гарнитуры. За такие покупки нам пришлось их хорошо отблагодарить.
   После всех произведенных покупок денег у нас почти не осталось, но мы имели всё необходимое для нормальной жизни. К тому ж я получал хорошую пенсию.
   А между тем наше государство переживало не лучшие времена. Антиалкогольная компания обозлила многих людей. Водку, сахар и дрожжи можно было купить только по талонам. Повсеместно процветало самогоноварение. На заправочных станциях появились очереди за бензином. Огромный ущерб стране нанесла чернобыльская трагедия. Людей до сих пор переселяли из заражённых районов в чистые. Горбачёву народ верил всё меньше и начал разочаровываться в затеянной им перестройке.
   Люде пришла телеграмма о смерти её отчима. На самолёте она улетела в Хабаровск. На обратном пути она планировала посетить Улан-Удэ и встретиться с дочерью и внучкой Юлькой.
   Во время отсутствия Люды я посетил медицинские учреждения Бобруйска и позондировал там почву насчёт моего устройства на работу. При этом я понял, что больницы города не горят желанием брать к себе на работу военных врачей-пенсионеров. Все вакантные должности у них заняты совместителями. Это был лишний аргумент в пользу моего решения не работать больше анестезиологом-реаниматологом. После работы в отделении анестезиологии и реанимации мне также было не интересно лечить обычных больных. Заинтересованность во мне проявили медицинское училище, санаторий и физкультурный диспансер. Я решил подумать над этим и повременить пока с устройством на работу.
   Я начал перечитывать свои дневниковые записи, начатые мною в 1962 году во время пребывания на Кубе. Мне показалось, что если их обработать, то может получиться интересная художественно-документальная повесть. Однако в них много антисоветских высказываний, поэтому нет никакой надежды на опубликование их в настоящее время. Я оставляю это до лучших времён.
   До меня окольными путями дошла поразившая меня новость
— умер главный хирург Центральной группы войск полковник Волков. Причиной его смерти явился цирроз печени на почве алкоголизма. Гроб с его телом доставил в Минск Терещенко. Я очень сожалею о его смерти. В Чехословакии он был моим покровителем и сделал очень много хорошего для меня. Пусть пухом ему будет земля.
   Возвратилась из Хабаровска Люда и рассказала мне, что её отчим умер внезапно от инфаркта миокарда. На его похороны она опоздала и смогла лишь только отметить со своими родственниками девять дней со дня его смерти. Будучи на обратном пути в Улан- Удэ, она посетила свою прежнюю квартиру и застала в ней маленькую хрупкую девочку семи лет, которая оказалась её внучкой Юлькой. Вскоре с работы пришла её дочь Наташа с двумя сыновьями пяти и трёх лет. О существовании этих своих внуков Люда ничего не знала. Наташа сказала ей, что, будучи единственным ребёнком в семье, она решила родить несколько детей. Работает она воспитательницей в детском садике, который посещают её сыновья. С мужем она живёт порознь, хотя и не разведена с ним. Наташа отнеслась к ней прохладно. Она до сих пор не может простить ей её уход из семьи ко мне.
   Я поставил в известность Люду, что есть возможность устроиться мне преподавателем хирургии в медицинское училище, на что она ответила, что категорически возражает против этого, так как там полно молоденьких студенток. Она также против моей работы в санатории, в котором, по её мнению, отдыхает много женщин лёгкого поведения. В физкультурном же диспансере работает врач, перешедшая туда из госпиталя. Это гулящая женщина, которая ищет себе мужа. Такие рассуждения Люды вывели меня из себя и я сказал ей, что пора ей, наконец, угомониться и дать мне спокойно пожить. Будучи в армии, я вынужден был терпеть её выходки, так как там очень отрицательно относятся к разводам. На это Люда заявила мне, что я, уволившись из армии, решил, по- видимому, начать разгульную жизнь. Но она этого не потерпит. И вообще мы можем развестись, если не устраиваем друг друга. Угрозу развода из её уст я услышал впервые. Мне всё стало ясно: сейчас Люда материально обеспечена и начнёт шантажировать меня и диктовать мне свои условия.
   На следующий день Люда заявила мне, что она отнесёт в КГБ мои дневники. Пусть они прочтут их и узнают, кто скрывается под маской добропорядочного пенсионера. Я с трудом отнял их у неё. После этого я окончательно понял, что живу с врагом. Эта женщина, не задумываясь, предаст меня. И я прожил с ней 18 лет! Моя надежда на счастливую и спокойную жизнь на пенсии рушилась.







                ОККУПАЦИЯ
                Воспоминания военного детства
                Памяти моего отца Демьяна Ерофеевича посвящаю
                Разве это победа, если столько людей до неё не дожило.
                Народный фольклор
                ГЛАВА 1 1941 год
   Своего отца я помню плохо, хотя перед войной мне исполнилось 7 с половиной лет и я окончил один класс. Как во сне, вспоминаю я высокого кудрявого голубоглазого мужчину, быстро шагающего по улице, и себя, держащегося за карман его брюк и еле успевающего за ним. Было ему тогда 34 года и он, по словам нашей матери, к тому времени только-только начал браться за ум и по-настоящему заботиться о своих близких. В нашей семье было уже трое детей — десяти, семи и пяти лет — и двое немощных стариков, родителей отца. Все мы жили вместе в старом полусгнившем пятистенном доме. Перед самой войной отец успел-таки построить сруб нового пятистенного дома, не успев накрыть его крышей.
   Несмотря ни на что, для нас, его детей, отец на всю жизнь остался молодым сильным и добрым. Такими ж для миллионов людей остались в их памяти погибшие на войне их мужья, дети, отцы и братья.
   Весть о начале войны застала всех врасплох, однако никто в связи с этим в панику не впал. Все были уверены в том, что наша "несокрушимая и легендарная" Красная Армия быстро расправится с противником на его территории. Правда, наш отец никак не ожидал, что его призовут в армию в первых рядах, как говориться, по первой мобилизации. В своё время, проходя срочную службу, он был комиссован по заболеванию желудка и признан негодным к службе в мирное время, ограниченно годным в военное время. Своего огорчения в связи с этим он не показывал и убеждал нас в том, что через несколько месяцев, после победы, он вернётся домой.
   Провожали в армию всех призванных всей деревней очень шумно. Каждому из них выделили отдельную подводу. Отца провожали до райцентра Костюковичи мать и я, любимый сын отца. О царившем тогда настроении среди призванных можно судить по такой частушке, которую несколько раз спел молодой призывник Сапронов Петька:
                Меня в солдаты провожая,
                Все коровы плакали,
                Хвосты на спины задирали,
                С попы слёзы капали.
   В Костюковичах возле военкомата царило столпотворение, там скопилось множество подвод, было полно народа. К вечеру мы с матерью распрощались с отцом и отправились домой. Не предполагали мы тогда, что видимся мы с ним в последний раз и расстаемся навсегда.
   В деревне после призыва в армию трудоспособной части мужского населения своим чередом продолжались трудовые будни. Отныне всю тяжесть сельского труда на долгие годы взвалили на себя женщины.
   Наша деревня Голачевка находится в десяти километрах от райцентра Костюковичи. Протянулась она в одну прямую линию с севера на юг на два километра и насчитывает сто дворов. По обе стороны улицы расположились дома с приусадебными участками, густо заросшими садами.
   На восток от деревни, за огородами, раскинулся луг, примыкающий к петляющей в полутора километрах от неё речке Жадунь- ке. На нём пасётся общественный и частный скот. Попадает он туда через выгон, находящийся возле нашей усадьбы. Это обстоятельство доставляет нам много хлопот: в наш огород часто залазят то куры, то скот, нанося нам урон.
   В шестистах метрах к западу от деревни проходит большак, связывающий райцентры Краснополье и Костюковичи. В километре от большака находится лес. За лесом проходит ещё один большак. Со всех сторон, кроме восточной, к деревне примыкают поля, за которыми виднеются леса.
   За напряжённым трудом люди в деревне мало думали о войне, которая пока что не давала о себе знать. Правда, родственники призванных в армию с нетерпением ждали от них вестей, но их почему-то не было. Не знали мы тогда, что 25 июня из Минска в Могилёв переехали правительство и ЦК Компартии Белоруссии, а 28 июня немцы захватили Минск и в этот же день в районе Бобруйска вступили на территорию нашей Могилевской области. Основные бои с немцами на территории Белоруссии развернулись в районе Могилёва, который директивой из Москвы было приказано защищать до конца. И его защищали в кровопролитнейших боях вплоть до 28 июля. К тому времени Могилёв уже оказался в глубоком тылу у немцев, успевших овладеть Смоленском и подходивших к Ельне и Вязьме. Войска могилёвского гарнизона начали прорываться из окружения.
   О приближении к нам фронта пошли слухи в самом начале августа. И вот в один из жарких августовских дней на нашей улице появилась танкетка, вылезший из неё пропыленный красный командир объявил нам, что Красная Армия отступает и что она непременно скоро вернётся назад. Танкетка проследовала в сторону Костюкович. Никаких наступающих немецких частей мы не видели. По дошедшим до нас слухам, некоторое движение и наших, и немецких частей в это время происходило по центральному большаку, расположенному за лесом. В районе Костюкович в этот день были слышны взрывы. Говорили, что там, якобы, произошёл бой. Так мы оказались на оккупированной территории. После всего этого у нас снова наступило затишье.
   В середине августа деревню взбудоражило неординарное событие: к нам из Костюкович прибыли два всадника — немецкий офицер и переводчик — и десять немецких солдат на трёх подводах. Посмотреть на них сбежалась вся деревня. На ломаном русском языке переводчик сообщил нам, что доблестная немецкая армия освободила нас от большевистского ига. Отныне повсюду на местах должны быть порядок и спокойствие, для осуществления этого в деревне будет создана власть, состоящая из старосты и двух полицейских. Они должны будут беспрекословно выполнять все указания немецкого командования, им, в свою очередь, должно подчиняться всё население деревни. Колхоз отныне ликвидируется. Земля, скот и всё имущество колхоза должны быть по справедливости поделены между населением деревни.
   Внезапно в беседу с немцами вступила жительница деревни Пашка Елисеиха, женщина лет 65. Она довольно бойко о чём-то говорила с ними на их языке. Немцы через неё попросили собравшихся назвать несколько потенциальных кандидатов на должности старосты и полицейских. Из толпы выкрикнули несколько фамилий. Затем незваные гости взяли из колхозного амбара с десяток мешков овса для лошадей и уехали.
   Все окружили Елисеиху и начали спрашивать её, откуда, она знает немецкий язык. Та пояснила, что в молодости она училась в гимназии, где изучала немецкий язык. Кое-какие знания у неё с тех пор остались. Все были очень удивлены, обнаружив у своей землячки такие способности.
   Через несколько дней из Костюкович пришло сообщение о том, что старостой нашей деревни назначен Зенин Иван, мужчина лет 60, а полицейскими 30-летний Воробьёв Михаил, не призванный в армию по болезни, и 19-летний Рыбалкин Фёдор, больной туберкулёзом лёгких. Вскоре полицейским выдали немецкую форму и две винтовки с патронами.
   Новая власть и население деревни, завершив уборку урожая, после некоторых колебаний приступили к выполнению приказа немцев о ликвидации колхоза. Подушно был поделён собранный урожай. Начался раздел скота, инвентаря и другого имущества. При всём этом большой ажиотаж у всех вызвал раздел лошадей. Их на всех не хватило, поэтому пришлось давать лошадь на два и даже три двора. Лучших лошадей забрали себе новое начальство и мужчины, остальным достались лошади похуже. На наш двор вместе с двором Осиповых выделили молодую маленькую слабосильную кобылку Торбочку. Раздел земли решено было произвести весной, перед посевной. Так было очень быстро и без никакого сожаления ликвидировано насильственно созданное и чуждое душе крестьянина коллективное хозяйство.
   В августе месяце через нашу деревню на восток проследовало несколько немецких частей. Из них мне особенно запомнился немецкий военный госпиталь на машинах с красными крестами. Остановился он в деревне на сутки. Возле нашего дома расположилась полевая кухня. Врачи госпиталя вели себя очень корректно, они даже полечили кое-кого в деревне. Солдаты ж начали ловить кур, требовать у женщин яйца и молоко. Некоторые из них сами пошли на луг доить коров. Мы, детвора, вертелись возле кухни, наблюдая за процессом приготовления пищи. Повар, подмигнув нам, отрезал тоненькие ломтики хлеба, намазал их каким-то жиром и раздал их нам. Угощение оказалось не очень вкусным, но мы остались довольны. Как мы заметили, буханки хлеба у них были завёрнуты в какую-то плёнку. Вездесущая Пашка Елисеиха потом рассказала нам, что срок годности такого хлеба очень длительный и что испечён он был ещё до войны из зерна, которое Советский Союз поставлял Германии.
   Личный состав других немецких частей, останавливавшихся в деревне, вёл себя точно так же. Солдаты были веселы, никого не обижали.
   В деревню нередко заходили красноармейцы, оказавшиеся в окружении. Были они грязные, измождённые. Староста ставил их на постой в дома по очереди. Некоторые из них задерживались в деревне надолго, а кое-кто успевал прижиться у старых дев и вдовушек. Среди них мне особенно запомнился молодой татарин Ибрагим, обосновавшийся в доме старых дев Матруны, Палашки и Машки. В деревне поговаривали, что он живёт со всеми ими тремя. Правда, ребёнка он прижил только Матруне. Однажды у Мичалевых молодая лошадь сломала себе ногу. Татарин тут же прирезал её, разделал тушу и начал предлагать всем лошадиное мясо, расхваливая его. Он наварил большой чугун мяса и всех угощал им. Кое-кто пробовал его, другие с брезгливостью отказывались. Лично мне лошадиное мясо показалось жестким и сладковатым на вкус.
   Заходили в деревню и другие беженцы. Обычно это были жёны военнослужащих с детьми. Однажды у наших соседей остановилась жена красного командира с мальчиком лет 9. Парень этот оказался очень смышлёным и бойким. Стихотворения и частушки лились из него, как из рога изобилия. Он тут же стал заводилой среди деревенских мальчишек. Все в деревне называли его "городским". Через пару месяцев они покинули нашу деревню. В последующие годы о городских ребятах я ещё долго имел представление, основанное на впечатлении от встречи с этим парнишкой.
   В сентябре месяце деревню удивило такое событие: к нашему соседу Клетченко Евсею пешком из Донецка пришли его сын Тихон, невестка и четырехлетний внук. При этом на двухколёсной тележке они притащили свой немудрёный скарб. На такое путешествие у них ушло полтора месяца. Выглядели они худыми, измученными. Они рассказали, что только безвыходное положение толкнуло их на этот поступок. Все предприятия и шахты в Донецке или разрушены, или не работают. Шахтёры раскопали везде, где только можно, огороды, с помощью которых надеются выжить. При своём путешествии они испытали множество невзгод. По их словам, украинские полицейские намного хуже белорусских.
   В начале октября нашу деревню посетило трое всадников в гражданской одежде и один в форме офицера Красной Армии с ромбиками в петлицах. Последний запомнился мне тем, что был он пожилого возраста и во рту у него было несколько зубов из белого и желтого металла. Несмотря на свои годы, на лошади он держался бодро. Перед собравшимися он выступил с речью, в которой призывал население вступать в ряды партизан и вести непримиримую борьбу с немецкими оккупантами. Он утверждал, что недалёк тот день, когда Красная Армия разобьёт немцев и освободит нас. Помогать ей в этом — священная обязанность каждого. Поагитировав нас, прибывшие удалились.
   Вскоре после этого визита деревню начали посещать люди, называвшие себя партизанами. Приходили они обычно по ночам, несмело стучали в окна домов, просили накормить их. Не отказывались они и от выпивки. Со временем они осмелели и стали уже требовать выпивку и закуску повкуснее. Начали они забирать у людей и приглянувшуюся им одежду и обувь. Население стало прятать от них подальше имевшиеся у них ценные вещи. Из деревень в партизаны потянулись некоторые застрявшие в них окруженцы. Местные жители становились партизанами, как правило, не по своей воле. Забрали в партизаны и старшего брата нашего полицейского Рыбалкина Фёдора, так что в деревне появился прецедент: по разные стороны баррикад оказались два брата. Все уже знали, что партизаны местом своей дислокации облюбовали глухой Харавыньский лес, находившийся в 9 километрах от нас и являвшийся, якобы, оконечностью Брянского леса. В этот лес мы ходили летом собирать малину. Леса в окружности нашей деревни были небольшие и не могли быть местом дислокации партизан.
   С другой стороны, деревню стали нередко посещать и представители новой власти из Костюкович. Это были люди из расквартированного там полицейского отряда. Приезжали они к нам обычно днём на подводах и останавливались, как правило, в большом просторном доме Воробьёвых. Не без подсказки старосты, они забирали у кого-либо из жителей самогон, свинью или телёнка и устраивали пьянку. Напившись, они разбредались по домам к некоторым принимавшим их женщинам.
   С наступлением осенне-зимних холодов навещавшие деревню партизаны старались и днём оставаться в ней, однако при появлении на горизонте людей в немецкой форме они, как зайцы, убегали в ближайший лес. Полицейские, несмотря на большой соблазн, не оставались в деревне на ночь, боясь быть подвергнутыми нападению партизан. Так и продолжалась практически всю войну между ними эта игра в кошки-мышки: ночью в деревне хозяйничали партизаны, днём — полицейские. Населению от этого было нелегко, оно находилось между молотом и наковальней.
   Наш пожилой учитель Шуниборов, учивший мою старшую сестру Лиду в начальной школе, решил возобновить учёбу деревенской детворы. На это он получил разрешение новой власти. Однако эта попытка закончилась неудачей. Для учебы не было ни учебников, ни бумаги, ни карандашей и ручек. Не имели особого желания учиться и мы, ученики. Родители всё больше загружали нас работой по дому и в поле. Так что мы были рады тому, что занятия в школе сорвались,
                ГЛАВА 2 1942 год
   Зима в этом году выдалась суровой, морозы стояли очень сильные. Наша деревня вся утопала в сугробах. Из дома по утрам иногда трудно было выбраться.
   Каждая семья по-своему решала свалившиеся на неё тяжелые проблемы. Наша мать взвалила на свои хрупкие плечи все заботы о своих близких. К сожалению, здоровье у неё было неважное, оно постоянно подводило её. До войны она вёдрами на коромысле таскала из расположённого в двух километрах от нас спиртзавода брагу для скота. Делала она это в любую погоду, иногда босиком по мёрзлой земле. В результате этого она нажила себе ревматизм, у неё периодически сильно болели суставы рук и ног и она временами не могла ходить. Наша родная тётка Марья, являвшаяся в деревне главным народным целителем, лечила её, как могла. В большую деревянную бочку с тёплой водой и вениками она опускала раскалённый булыжник. Затем она сажала туда мать и накрывала её сверху, исключая голову, одеялом. После нескольких сеансов такого лечения ей становилось лучше. А в прошлый сенокос с ней случилась новая беда. На мажаре она везла сено, внезапно по дороге воз опрокинулся. Мать попыталась поднять его. В позвоночнике у неё при этом что-то хрустнуло, появилась сильная боль, С тех пор она страдала от болей в нём. Все мы гурьбой своими неумелыми руками делали ей массаж спины, а моя младшая сестра Тоня ножками топала по ней. Изо всех сил мы старались поправить здоровье нашей матери, без которой пропали бы.
   Основным помощником матери во всём являлась моя старшая 11-летняя сестра Лида. Мужские обязанности по дому и в поле пытался взять на себя я, хотя это у меня, 8-летнего мальчишки, получалось плохо. Что касается моей младшей 5-летней сестры Тони, то она обычно везде мешала нам и ябедничала матери на нас с Лидой. Наши дедушка и бабушка, которым исполнилось по 72 года, совсем расклеились, дедушка постоянно лежал на печи, грел свои старые кости и временами стонал. Мы с ним иногда вели войну, обзывали его "лысый", в ответ на что он с печи бросал в нас лучину. Довольные, мы убегали к себе в комнату. Дед старался научить меня некоторым мужским делам, в частности, плести лапти. Бабушка изо всех сил помогала матери по дому.
   Как хорошо, что не было у нас тогда проблем с едой. Продовольствие у нас имелось в достаточном количестве. Муку из зерна мы мололи на появившихся почти в каждом доме домашних мельницах, именуемых жерновами. Для получения крупы зерно толкли в ступе.
   Трудноразрешимыми для всех в деревне оказались простые на первый взгляд бытовые проблемы, о которых мы до войны мало задумывались. Речь шла об огне, свете, мыле и соли. Запасы спичек, керосина, мыла и соли, которые люди успели в спешке сделать в начале войны, подошли к концу. Огонь все начали добывать с помощью кресала, что сделать было нелегко. Женщины в связи с этим старались сохранять тлеющие в печи угли в течение суток. По утрам они обычно перекликались друг с другом и тащили их из дома в дом. Свет в доме вечерами поддерживали с помощью лучины. У некоторых коптили лампадки, в которые заливали масло. Вместо мыла использовали щелок, сделанный из золы. Ею же пересыпали сложенное в ёмкости замоченное бельё, которое на удивление неплохо отстирывалось. Некоторые пытались варить мыло из животного жира, при этом у них получалась вонючая жидкая масса. В Костюковичах и на станции Коммунары мы меняли зерно, сало и самогон на соль. Иногда её приносили для обмена в деревню. Имела она непривлекательный землистый цвет. Было непонятно — соль это или удобрение. Вкус она имела всё же солёный.
   С течением времени у населения всё острее вставал вопрос с одеждой и обувью. Наша мать начала перешивать нам отцовские брюки и рубашки. Основной обувью почти у всех были лапти. Кое- кому удавалось приобрести в Костюковичах галоши из камер и покрышек автомобильных шин. Отцовские кирзовые сапоги все мы, выходя во двор, одевали по очереди. Женщины начали изо льна прясть пряжу, устанавливать сохранившиеся у многих домашние ткацкие станки (кросны) и ткать полотно.
   Сельское хозяйство у нас было по-существу натуральным. Крестьяне обеспечивали своим трудом в основном свои нужды. Между населением шёл натуральный обмен. На советские и немецкие деньги население в деревнях смотрело с недоверием.
   Если крестьяне в сложившейся ситуации ещё как-то выживали, то каково было в это время городским жителям. Предприятия в городах были разрушены или не работали. Часть городского населения вынуждена была пойти на службу к новым властям. Другие подались в леса к партизанам. Некоторые переселялись в деревни — это в основном те, у кого там были родственники. Большинство ж вынуждено было заняться сельским хозяйством в городе. Там были распаханы все подходящие земли. На первых порах городские жители обменивали в деревнях имевшееся у них имущество на продовольствие. Некоторые попросту нищенствовали, ходили по деревням и выпрашивали милостыню, а кое-кто пух с голоду.
   В деревне в ту пору было немало молодежи. Несмотря ни на что, она хотела веселиться, поэтому у нас в школе устраивались танцы. Играл на них на гармошке мамин земляк Шурик из деревни Гумницкая. Обычно он останавливался в нашем доме и жил у нас неделями, помогая по хозяйству. Гармонист он был прекрасный, его игра всех брала за душу.
   Однажды во время танцев в школе произошло трагическое событие: был убит выстрелом в голову 16-летний парень Ларионен- ко Павел. Как потом выяснилось, выстрел был произведён из немецкой винтовки, которую нашли за утлом дома напротив школы. Наши полицейские провели расследование. При этом было установлено, что из деревни в эту ночь исчез один из окруженцев, прижившийся в доме у одной женщины. Последнее время они не ладили, ругались и даже дрались. Этот окруженец решил расправиться со своей сожительницей. Он выстрелил в неё через окно школы, однако промахнулся и попал в рядом стоявшего с ней невинного парня. Бросив оружие, он тут же покинул деревню и исчез бесследно.
   Это была у нас первая жертва войны. На похороны убитого собралась вся деревня. Его родственники очень красиво оформили его могилу и установили на ней огромный дубовый крест, самый высокий на кладбище.
   Что касается оружия, то кое у кого в деревне оно появилось. Даже мой приятель Слободчиков Павка достал где-то ленту с патронами. Часть патронов он дал мне. В саду я забивал их в пень и ударял острым мысом топора по капсюлю. При этом патрон разрывался и раздавался хлопок, похожий на выстрел. Однажды капсюль выскочил из патрона и попал мне в лоб, глубоко проникнув в кожу. С криком и плачем я прибежал домой. Мать выковырила у меня из кожи капсюль, а вдобавок выпорола меня вожжами. В память об этом происшествии у меня на лбу на всю жизнь осталась отметина. С тех пор я прекратил баловство с оружием и боеприпасами.
   В деревне люди знают друг о друге почти всё, здесь трудно скрыть что-либо от посторонних глаз. Разговоры о том, что у подростков 14-и и 11-и лет Антона и Андрея Микрюковых имеется оружие, вскоре дошли до старосты и полицейских. Те решили проверить эти сведения и сделали в их доме обыск. При этом они обнаружили у них целый арсенал: 2 гранаты, винтовку и патроны к ней. Всё это было у них изъято, самих же их не стали наказывать. Однако подростки затаили обиду и грозились отомстить властям.
   Надо сказать, что это была единственная действенная акция, которую провела наша местная власть за всё время оккупации. В остальном же она была безобидной. Староста вертелся между трёх огней — населением, партизанами и полицейскими, стараясь угодить всем. И это ему удавалось, человек он был разумный и по- своему мудрый. Что касается полицейских, то это были совершенно бездеятельные ребята. Единственное, что они делали — это периодически прохаживались по деревне и стреляли в воробьёв и ворон. Особенно большого мастерства в этом достиг Фёдор, который оказался настоящим снайпером. Мы, ребятишки, очень завидовали ему в этом. Сам же он буквально таял на глазах, чахотка съедала его.
   Партизаны в этом году активизировали свои преступные деяния в деревнях. Теперь они уже стали брать у людей всё подряд. Например, у нас они забрали приглянувшиеся им отцовские кирзовые сапоги, которые так выручали нас зимой. Сейчас они сменили тактику: от случайных поборов перешли к плановым и организованным. Делали они это так. В деревню ночью приходила группа партизан, при этом среди них находился кто-то из наших, деревенских. Последний указывал прибывшим те дома, в которых, по его сведениям, имелось что-то ценное. И вот тут-то и начинался бессовестный грабёж. Например, многие в деревне знали, что у Клетченко Лукаша имеется костюм его сына Павла, воевавшего в это время на фронте. Партизаны-мародёры просили отдать им этот костюм по-хорошему. А когда хозяева отказались это сделать, они перевернули в доме все вверх дном и нашли его в печи, куда хозяйка спрятала его на ночь. А однажды у нашего соседа Клетченко Евсея они всю ночь искали имевшийся у него прекрасный комплект конской сбруи. Не найдя его, они обратились к нашей матери с просьбой подсказать им, где Евсей прячет эту сбрую. Мать не знала этого и ничего им подсказать не могла. Тогда они поставили её к стенке и заявили, что расстреляют её и оставят её детей сиротами, если она не поможет им. Бледную, испуганную и заплаканную, они, наконец, отпустили её. Затем они снова принялись за Евсея. Они также поставили его к стенке и пообещали расстрелять, если он не отдаст им сбрую. Они даже имитировали расстрел, сделав несколько выстрелов поверх его головы. Тут Евсей сдался и отдал им эту сбрую. Такие сцены со стрельбой происходили в деревне нередко. Та же тактика выколачивания имущества применялась и в других деревнях, только грабителями там уже выступали наши деревенские мародёры, а наводчиками — жители тех деревень. Предпринять что-либо против них было невозможно, пожаловаться было некому.
   Но вот однажды жители деревни Васильевка, доведённые мародерами до крайности, попросили своего старосту принять против них какие-то меры. Недолго думая, тот доложил об этом в немецкую комендатуру. Оттуда в деревню на ночь приехало несколько полицейских, которые устроили засаду. При этом было задержано трое мужчин из деревни Калиничи. Как оказалось, это были члены сформировавшейся банды мародёров. Задержанных увезли в Костюковичи в комендатуру, после чего их никто больше не видел. Их семьи в полном составе отправили в Германию, а имущество поделили между собой полицейские.
   Наш староста получил приказ подобрать несколько человек из молодёжи для отправки на работу в Германию. Такие приказы получили и старосты других деревень. Узнав об этом, подростки начали жениться, так как женатых не брали. Кое-кто из них ушёл в партизаны, другие начали прятаться, а некоторые попросту откупались. Благодаря этому и разумной политике нашего старосты эта компания в нашей деревне провалилась.
   А вот в деревне Васильевка староста перестарался и представил в комендатуру требуемый список молодёжи. Включённые в него парни и девчата 14-16 лет были отправлены в Германию. Через несколько дней вечером под видом полицейских в деревню прибыла группа вооружённых людей. Староста, как всегда, организовал им угощение. Они начали расспрашивать его, как он выполняет указания властей из Костюкович. Староста похвастался, что все указания немецкой комендатуры он выполняет самым добросовестным образом. Тогда прибывшие попросили его проводить их до околицы. Утром староста был найден мёртвым в кустах возле деревни. Ему было нанесено 14 колотых ран. В кармане у него была найдена записка: "Это тебе за угнанных в Германию и за засаду".
   Васильевские полицейские, напуганные случившимся, побросали свои винтовки и немецкую форму и бесследно исчезли из деревни. Поговаривали, что кто-то видел их среди партизан.
   В марте по деревням прошёл слух, что в Харавыньском лесу по решению партизанского суда было расстреляно несколько партизан, уличённых в мародёрстве.
   Из деревни Высокий Борок, что в Краснопольском районе, к нам пришёл мамин племянник Николаенко Иван. Ему исполнилось 16 лет, но на вид он выглядел моложе. У нашей матери появился ещё один слабосильный помощник. А пока что с его прибытием у неё возникли серьёзные проблемы. Партизаны, увидав Ивана, решили забрать его к себе в отряд. Мать еле убедила их в том, что он ещё ребёнок, которому только что исполнилось 14 лет, и что он очень нужен ей, имеющей на иждивении столько нетрудоспособных членов семьи. Свои доводы пришлось ей подкреплять хорошим угощением партизан. Оставалась у Ивана и угроза отправки его в Германию. Поэтому мы тут же начали подыскивать ему невесту, на которой он смог бы жениться, если бы такая угроза стала реальной. Правда, невесту он нашёл себе сам и начал дружить с ней.
   С его приходом у матери разрешилась одна щепетильная проблема. Дело в том, что мать брала меня с собой в баню и мыла там меня сама. Я к тому времени ещё не освоил эту процедуру, тем более при отсутствии мыла. Приходившие при этом в нашу баню наши соседки начали возмущаться тем, что им приходиться мыться со мною, 8-летним парнем, как они говорили, почти что женихом, я начал смущать их своим присутствием. Появление у нас Ивана в связи с этим было своевременным: отныне я начал мыться в бане с ним.
   На дворе уже чувствовалось дыхание весны. Под тёплыми весенними лучами солнца таял снег, повсюду журчали ручьи. Сбросив лапти, мы босые прыгали с одной проталины на другую.
   Весной одной из моих обязанностей было пасти в лесу нашу корову. Делал я это до тех пор, пока всех деревенских коров не объединяли в единое стадо, которое пасли по очереди. При этом мать давала мне с собой хлеб, сало и бутылку молока. Иногда за такое ж вознаграждение я заодно пас и соседских коров. Сало на прутике я жарил на костре, после чего вкус у него был необыкновенный. Бутылку ж с молоком я ударял дном о землю до тех пор, пока на поверхности молока не появлялись капельки жира. Называлось это занятие "сбить масло". После этого молоко казалось вкуснее, особенно когда на язык попадали капли этого масла.
   Староста и группа его добровольных помощников начали большую работу по разделу земли. Всего в нашей деревне было 4 поля. На каждом из них всем семьям были отмерены полоски земли. Их величина зависела от количества едоков в семье. Нам предстояло засеять эти 4 полоски и огород.
   Когда наступило время сеять, люди, как муравьи, высыпали в поле. Были здесь все: стар и млад, здоровые и больные. Участвовали в посевной и наши дедушка с бабушкой и даже Тоня. Правда, дедушка при этом осуществлял в основном общее руководство, он больше сидел, чем работал. Здоровье у него было совсем плохое. В поля люди вывезли весь накопившийся у них в сараях навоз. При вспашке земли у нас сразу же возникла проблема: наша слабосильная Торбочка с трудом тянула плуг. Делала она это рывками, с частыми остановками. Пришлось нам самим впрягаться к ней в пристёжку и помогать ей. Несмотря ни на что, вся наша земля была вспахана и засеяна. Во время пахоты я становился за плуг и пытался пахать, однако у меня ничего не получалось. Не я управлял плугом, а он мною.
   Люди старались посеять на полях всё: картошку, пшеницу, ячмень, овёс, просо, лён и даже коноплю. Всё это пригодится в натуральном крестьянском хозяйстве.
   По окончании посевной выяснилось, что на полях не осталось ни одной не засеянной полоски.
   Вскоре после посевной умер наш дедушка. Он сходил в баню, помылся, переоделся во всё чистое и заявил нам, что будет умирать. Он перестал кушать, пил только воду. Через двое суток он спокойно и незаметно скончался. Так умирали и умирают в народе старые верующие в Бога люди. Ещё задолго до своей смерти дедушка начал делать себе долбленый гроб из большого цельного ствола дерева, да так и не доделал его. Был он громоздкий и тяжелый, к тому же его частично поразила гниль. Впоследствии мы пустили его на дрова. Дедушку ж мы похоронили в обыкновенном дощатом гробу.
   Тут я должен пояснить, что наши дедушка и бабушка происходили из старообрядческих семей и сами были старообрядцами. Свою будущую жену Марью дедушка в своё время нашёл в старообрядческой деревне Леонтьево, находящейся на Гомельщине между Веткой и Добрушем. Те места издавна были оплотом старообрядчества. Нажили они с бабушкой шестеро детей — трое сыновей и трое дочерей. Они пытались и их приобщить к своей вере, но те не последовали их примеру. Некоторые из их детей, в том числе и наш отец, не верили ни в Бога, ни в чёрта. А между тем каноны дедушкиной веры были неплохие. С бабушкой они жили тихо и мирно. Они двумя перстами молились своему Богу и строго соблюдали посты. Дедушка не пил, не курил, не матерился, не читал светской литературы, а читал старообрядческие книги на церковнославянском языке. У нас в доме было несколько таких книг в крепком кожаном переплёте. После смерти дедушки мы их, к сожалению, использовали на растопку печи. Во время войны бабушка не слишком настойчиво пыталась приобщить к своей вере и нас, своих внуков, но сделать это она не успела.
   Единственное, что хорошо знали о старообрядцах окружающие их люди и что они осуждали в них, было то, что те не давали пить и есть посторонним людям из той посуды, из которой пили и ели сами. Но ведь это было по-существу элементарное требование гигиены, которое народ выработал веками. Осуждать за это старообрядцев было глупо.
   Много когда-то натерпелись старообрядцы от царской власти и официальной православной церкви. Они, раскольники, подвергались гонению властей, высылались в отдаленные места России. Некоторые из них целыми общинами уезжали за границу. Советская власть не трогала этих богобоязненных, тихих, трудолюбивых людей, также как и они покорно терпели её. Всё, что происходит в этом мире, считали они, исходит от Бога,
   Через два месяца после смерти дедушки также тихо и спокойно умерла наша бабушка. Она словно дала обещание дедушке вскоре последовать за ним на тот свет после длительной и дружной совместной жизни на этом свете. Нам было жаль бабушку, последнюю представительницу старшего поколения в нашем роду.
   В своей последующей жизни я часто задумывался над судьбой дедушки и бабушки. Будучи выходцами из семей бывших крепостных крестьян, они за свою жизнь пережили столыпинскую реформу, три революции, первую мировую и гражданскую войны, военный коммунизм, НЭП, коллективизацию и разгон колхоза во время Великой Отечественной войны. Сколько нужно было иметь душевных и физических сил, чтобы вынести всё это! Да, в плохое время родились наши дедушка и бабушка. Но ведь время не выбирают.
                А вы проживете на свете,
                Как черви слепые живут,
                Ни сказок о вас не расскажут,
                Ни песен о вас не споют.
                М. Горький
   В июне месяце у нас случилось большое несчастье: партизаны забрали нашу Торбочку. И раньше они забирали у людей мелкий рогатый и не рогатый скот, лошадей же они пока что в нашей деревне не трогали. Для нашей семьи это была невосполнимая потеря, ведь крестьянин не может существовать без лошади. Торбочка к тому времени уже была полностью нашей собственностью. Осиповы сумели приобрести себе лошадь.
   Торбочку, а также Сивку — лошадь такой же, как и наша мать, солдатки Семенихи — увели ночью из пастбища. Там, в ночном, каждый хозяин сторожил свою лошадь сам. Так обычно делал и я, но на этот раз мать пожалела меня и попросила нашего соседа Клетченко Тихона присмотреть за нашей лошадью. Ночью на пастбище нагрянули партизаны и потребовали себе двух лошадей. Мужчины, находившиеся в ночном, отстояли своих лошадей и откупились от них Торбочкой и Сивкой. Пригодятся наши слабосильные лошади кому-либо в хозяйстве, ведь и в других деревнях ощущался недостаток лошадей.
   Мать с плачем пошла к старосте, чтобы он как-то решил нашу лошадиную проблему. Тот прикрепил наш двор к двору нашего соседа Клетченко Евсея, у которого к тому времени уже была собственная лошадь. Однако Евсею это не понравилось. Мать с трудом, как милостыню, выпрашивала у него лошадь. Однажды она без его ведома взяла её распахать картошку. На поле тут же прибежал сын Евсея Володька и начал кричать на мать и требовать, чтобы она выпрягла лошадь. Мать этого не сделала. Тогда он стеганул её кнутом. Мать и я заплакали. Я сказал Володьке, что когда вырасту, то обязательно отомщу ему за это. В ответ он стеганул кнутом и меня, выпряг лошадь и увёл её. Обо всём этом мать рассказала старосте. После его разговора с Евсеем последний подобрел я начал давать нам лошадь.
   А в это время в деревне прошёл слух, что Торбочку и Сивку видели в деревне Братьковичи, находящейся за Харавыньским лесом. Недолго думая, мать и Семениха отправились туда искать своих лошадей. Однако в Харавыньском лесу их задержали партизаны, которые начали допрашивать их, обвинять в том, что они являются немецкими разведчицами. Женщины раз за разом повторяли свою историю, но им не верили и пригрозили даже расстрелять их. Дело кончилось тем, что над ними надругались, после чего отпустили. Перейти Харавыньский лес и попасть в Братьковичи им так и не удалось. Истерзанные, заплаканные, они вернулись домой ни с чем.
   Июнь месяц оказался для нашей семьи очень богат на события. Где-то в середине этого месяца из Костюкович вернулся наш староста и вручил нам открытку... от отца. Такого не только мы, но никто в деревне не ожидал. Неужели в это время функционирует какая-то почта? Оказывается, функционирует. На открытке на белорусское языке сверху было напечатано такое письмо отца к нам: "Знаходжуся у нямецкiм палоне, даводзщца добра". Снизу был напечатан наш ответ ему: "Бацька, мацi, жонка, дзецi жывыя i зда- ровыя". Под всем этим стояла собственноручная подпись отца. Населенный пункт, из которого была отправлена открытка, на ней указан не был. Десятки раз мы перечитали эту открытку и поняли то, что отец наш жив, помнит о нас и даёт о себе знать. Это обрадовало нас. Но, с другой стороны, он ведь находится в немецком плену, и неизвестно, чем это кончится. Правда, он сообщал нам, что ему там хорошо, и это нас успокоило. Староста велел нам в нижней части открытки зачеркнуть слова "Бацька, мацi" и над ними написать слово "памерлi. После этого эту часть открытки он отрезал и забрал с собой, пообещав доставить её в Костюковичи для отправки отцу. Может быть, он получит её.
   Через пару недель после этого к нам домой пришёл мужчина лет 40, представившийся Быковым Степаном, жителем деревни Забычанье. Он рассказал нам о том, как он вырвался из немецкого плена. Находился он в лагере для военнопленных в городе Бобруйске, лагерь размещается в чистом поле за городом. В нём находится несколько тысяч военнопленных. Этот лагерь по-существу является лагерем смерти. Каждый день там умирает несколько десятков военнопленных, трупы которых утром на подводах вывозят за пределы лагеря и хоронят в братской могиле. Военнопленные в нём находятся под открытым небом. Они голодные, оборванные, некоторые из них имеют ранения, многие болеют. Кормят их баландой из картофельных очисток, которой на всех не хватает. Люди в таких условиях буквально потеряли человеческий облик и готовы поедать друг друга. Лагерь обнесён колючей проволокой и охраняется немецкими солдатами с овчарками. Несколько групп военнопленных пыталось бежать из него, но их ловили, а некоторых беглецов после этого публично расстреливали. Находясь в лагере, Степан пришёл к выводу, что нужно во что бы то ни стало бежать из него, иначе отсюда живым не выйдешь. Он начал искать в лагере своих земляков, жителей Костюковичского района. Таких набралось 9 человек. Среди них оказался наш отец. Они начали тщательно готовиться к побегу. В одном подходящем месте они решили ночью сделать отверстие в ограде и выбраться через него из лагеря.
   Намеченный побег они совершили, и немцы обнаружили это, однако Степана спасло то, что беглецы сразу же после того, как выбрались из лагеря, разбежались врассыпную в разные стороны. Немцы с овчарками не смогли их всех поймать. В попавшейся ему ближайшей деревне он переоделся в гражданскую одежду. Затем в течение полутора месяцев он пробирался к себе на родину и, наконец, благополучно достиг своей деревни. Он не знает, что сталось с остальными беглецами. Дома они пока что не появились. Выживет ли наш отец в тех условиях, в которых оказался, он не может сказать.
   Рассказ Степана очень огорчил нас. Надежда на благополучный конец пленения нашего отца начала у нас таять. Но надежда ведь умирает последней. Она всё же не покидала нас.
   В эту пору года у нас в деревне в разгаре был сенокос. Староста со своими добровольными помощниками разделил все колхозные луга, как когда-то поля, на полоски. Мать, Иван и я принялись за дело. Староста принёс из Костюкович с десяток кос, которые немцы безвозмездно передали крестьянам. Это были очень хорошие косы, косить ими было одно удовольствие. Они служили крестьянам ещё много лет. В деревне их так и называли: "немецкие". Одна из них, самая маленькая, досталась мне. Наш сосед, дядька Лукаш, отбил её. Очень быстро я научился косить и делал это с охотой, хотя работа эта была тяжёлой, особенно для подростка. Во время косьбы мы разрушили несколько шмелиных гнёзд, при этом я полакомился их вкусным мёдом. Ни с чем не сравним в эту пору был запах душистого сена, который сохранился в моей памяти на всю жизнь.
   Вслед за сенокосом наступила жатва. И опять, как и во время посевной, в поле вышло всё население деревни. Крестьяне дорожили каждым погожим днём, чтобы убрать то, что вырастили. А хлеба в этом году выросли хорошие, таких урожаев в колхозе давно не было. Во время уборки всё делалось вручную, при этом в поле не осталось ни колоска. В ближайшем гумне нам выделили место, и мы сложили туда убранный урожай. Предстояло всё это обмолотить, довести до ума. Значит, и осенью нам будет чем заняться. А сколько потребуется труда, чтобы провести весь цикл переработки льна и конопли. Круглый год некогда крестьянину расслабиться и отдохнуть, одни заботы у него сменяются другими.
   В этом году, как никогда раньше, я прочувствовал всю тяжесть крестьянского труда. Несмотря на то, что мне не пришлось связать свою жизнь с сельским хозяйством, я на всю жизнь сохранил глубокое уважение к сельскому труженику.
                Скромный труженик земли!
                От зори и до зори               
                Ты копаешься в земле.               
                Низко кланяюсь тебе!               
   Весь наш район буквально был потрясён событием, происшедшем в Костюковичах: немцы расстреляли там всех евреев. В городе проживали те из них, кто не успел эвакуироваться или уйти к партизанам — это в основном старики, женщины и дети. За городом, недалеко от православного кладбища, их самих заставили вырыть себе огромную братскую могилу, затем начали расстреливать партию за партией. Говорят, что земля, которой их засыпали, шевелилась и из-под неё раздавались стоны. Все жалели евреев. У белорусов ведь никогда не было ярого антисемитизма, легкий же антисемитизм на бытовом уровне не шёл в счёт. Люди, прохода мимо насыпанного над братской могилой кургана, со страхом оглядывались, крестились и ускоряли шаг.
   В летне-осенний период этого года партизаны активизировали свои действия. Мы постоянно узнавали о том, что где-то они напали на немецкую комендатуру, где-то устроили засаду на дороге. Но особенно активизировали они диверсии на железных дорогах.
   В ответ на это немцы, как правило, проводили карательные операции. Особенно они зверствовали тогда, когда гибли немецкие солдаты и офицеры. В таких случаях они в отместку за это уничтожали всех подряд, при этом гибло немало мирного, ни в чём неповинного населения.
                ГЛАВА 3 1943 год
   В один из зимних вечеров в окно нашего дома раздался стук. Мать отворила дверь и вместе с клубом морозного воздуха впустила в дом троих мужчин. Одеты они были в светлые полушубки, на плечах у них висели автоматы. Они представились партизанами и вежливо попросили мать накормить их. Таким тоном местные партизаны с ней не разговаривали, поэтому она с большим старанием начала угощать их, готовая отдать им всё. Дала она им и с собой хлеба и сала. Потом она переживала, что хлеб, которым она их снабдила, у неё не удался. Разговорившись, гости рассказали нам, что прибыли они в Белоруссию для беспощадной борьбы с оккупантами. По их словам, Красная Армия уже разбила немцев под Москвой и громит их сейчас под Сталинградом, где они попали в окружение. Впервые из уст этих людей мы услышали о Сталинградской битве. Они заверили нас, что недалёк тот день, когда и Белоруссия будет освобождена от оккупантов. Отдохнувши у нас пару часов, гости удалились.
   Утром мы узнали, что несколько таких же групп побывало и в других домах. Все были в восторге от этих людей, так непохожих на наших доморощенных народных мстителей. Как оказалось, это были бойцы заброшенного через линию фронта диверсионного отряда, предназначенного для проведения диверсий в тылу врага. В деревне ещё долго вспоминали этих ребят, называя их "настоящими партизанами".
   Длинными зимними вечерами женщины-солдатки собирались вместе и гадали на картах на своих мужей, утешая друг друга добрыми предсказаниями. У матери имелись старые, потрёпанные, с вытертым рисунком карты. Однажды я увидел, как наш сосед Клет- ченко Тихон реставрировал свои старые карты, возобновляя на них карандашом стёртый рисунок. Я взял наши карты и тоже начал реставрировать их, при этом я так исчеркал и измазал их, что они стали невесть на что похожи. Боясь наказания за такое самоуправство, я спрятал их. Однако Тоня, будучи свидетелем моей реставрации, тут же рассказала матери об этом. Та начала требовать у меня карты, а когда я ей заявил, что не знаю, где они находятся, она взяла постоянно висевшие у нас на стене вожжи и начала наказывать меня, приговаривая:
   — Это тебе за карты, а это тебе за курево.
   Дело в том, что на днях мать застала меня курящим. Мой приятель Павка Слободчиков поделился со мной самосадом, который он где-то достал. Я скрутил самокрутку и начал курить и докурился до того, что меня начало тошнить и рвать. Вот тут-то мать и применила ко мне самый действенный и доходчивый способ воспитания детей. Я ей дал тогда обещание никогда больше не курить и не нарушил его в течение всей своей жизни. Что касается карт, то я их в конце концов отдал матери, но они были безнадёжно испорчены.
   Одним из постоянных наших занятий в ту пору была борьба с вечными спутниками народных бед — вшами и клопами, которые начали донимать нас вскоре после оккупации. Создавалось впечатление, что они как-будто зарождаются в грязи. Борьба с ними велась только физическими методами — с помощью гребешков со сломанными зубьями, ногтей и кипятка. Донимала нас и чесотка, лечить её было нечем. Победить этих врагов во время войны нам так и не удалось.
   Февральским вечером на пороге нашего дома появилась высокая тоненькая девушка лет 20. Одета она была типично по-деревенски. Мать тут же узнала в ней свою дальнюю родственницу из деревни Гумницкая Веру. Она накормила и обогрела её. Лёжа затем на печи, они о чём-то шептались. Вера показывала матери какие-то бумаги, которые она извлекла из лифчика. На следующее утро она ушла от нас в сторону Костюкович. Мать по большому секрету рассказала нам, что Вера является партизанской связной и что она несёт листовки и какие-то документы костюковичским и хотимским партизанам. Мы были поражены смелостью этой хрупкой девушки. После войны она стала видным партийным работником в масштабах района, а затем области и республики.
   В марте к нашей соседке бабе Матрёне из деревни Каменка приехала её дочь Татьяна Королёва, находившаяся на восьмом месяце беременности, с девочками Фаиной 7 лет и Аней 5 лет. Она рассказала о той трагедии, которая разыгралась в их деревне, в частности, в их семье.
   Деревня Каменка находится в партизанской зоне и располагается на опушке леса. Гул деревьев в лесу во время ветра слышен в домах её жителей. Эту деревню ввиду её положения и облюбовали партизаны для оборудования рядом с ней своей базы. В трёхстах метрах от неё в лесу они отрыли окопы и блиндажи, сами ж они постоянно находились в деревне, где женщины кормили, обшивали и обстирывали их. Со своей базы партизаны делали вылазки против оккупантов, в частности, на проходивший в 10 километрах от деревни большак. На нём они устраивали засады. Всё это беспокоило и раздражало немцев ,и они решили наказать и проучить жителей деревни, отбив у них желание помогать партизанам.
   В начале января в деревню внезапно нагрянули каратели. Застигнутые врасплох, партизаны покинули деревню и отошли в глубь леса, не оказав им никакого сопротивления. Как потом выяснилось, в деревне каратели имели своего осведомителя Тужикова Сергея, который по их просьбе составил им список из восьми местных жителей, имевших связь с партизанами, и указал их дома. Это в основном были ближайшие родственники партизан, среди них оказалось три женщины. В этот список попал и муж Татьяны Григорий. В армию его не призвали, так как он получил тяжелое ранение во время финской компании и был признан негодным к военной службе. Он активно сотрудничал с партизанами, будучи их связным. А однажды он подобрал раненого советского лётчика, который на парашюте спустился из подбитого немцами недалеко от деревни самолёта, спрятал и выходил его, а затем отправил в партизанский отряд. Обо всём этом в деревне знали. Всех указанных в списке каратели тут же арестовали и начали зверски избивать. Григорию при этом они сломали несколько рёбер и кости рук, а лицо превратили в кровавое месиво. Затем арестованных раздели и разули и повели на расстрел. В это время арестованный Афанасенко Василий ударил чудом оказавшимся у него ножом конвоира и пустился наутёк. Ошарашенные каратели не смогли догнать его, а лишь только ранили. Обмороженный и раненый, он преодолел 7 километров до ближайшей деревни, где его обогрели и спрятали. Впоследствии ему пришлось долго лечить полученные им обморожения. Расстреляв остальных семерых, каратели разошлись по их домам. Двое полицейских зашли в дом к Королёвым. В это время беременная Татьяна спряталась у соседей, Фаина ж и Аня сидели в доме на печи. Войдя в дом, один из полицейских наставил на девочек автомат и спросил:
   — Чиркнуть?
   — Не надо, пусть живут, — ответил второй.
   Полицейские спросили у девочек, где находится их мать, на
что те ответили, что они этого не знают. Тогда они пошли к соседям и начали искать её там. В это время Татьяна, затаив дыхание, сидела у них на чердаке и ждала своей участи. Господу было угодно сохранить ей жизнь. Вернувшись назад, полицейские перевернули в доме всё вверх дном и начали связывать в узлы приглянувшееся им имущество. Затем в сараях они убили всех находившихся там животных. Узлы и убитых свинью и телёнка они погрузили на телегу и увезли.
   Односельчане на следующий день похоронили расстрелянных в общей могиле на месте их гибели. Татьяна в это время находилась в шоковом состоянии. Односельчане, как могли, помогали ей и утешали её.
   Предатель Тужиков во время всей этой акции карателей засветился и был вместе с отцом через несколько дней убит партизанами.
   На этом беды деревни Каменка не закончились, они только начались. В начале марта каратели снова совершили на неё налёт. Однако на этот раз партизаны были осведомлены об этом и встретили их как следует. В деревне разгорелся жестокий бой, при этом несколько десятков карателей было убито. Во время боя Фаина выскочила из дома и побежала к бане, где прятались их соседи. При этом она почувствовала, что её грудь как-будто обожгло, затем она ощутила в этом месте боль. Находившиеся в бане увидели, что одежда на правой половине груди у девочки пропиталась кровью. Оказалось, что в неё попала шальная пуля. К счастью, рана оказалась поверхностной, она не проникала в грудную полость, правда, крови при этом девочка потеряла немало. Грудь туго замотали материей, после чего кровотечение остановилось.
   Знакомый партизанский командир посоветовал Татьяне с детьми покинуть деревню, которая, по его словам, после происшедшего здесь боя обречена. Рано или поздно она будет уничтожена. При этом он пообещал дать ей транспорт и проводника, который поможет им преодолеть партизанскую зону. Татьяна воспользовалась его советом и помощью. Так они оказались в нашей деревне,
   10 апреля Татьяна родила дочь, которую назвали Марией. Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Как на живую куклу, ходили мы любоваться на маленькую Марию. Грудной ребёнок в ту пору в деревне был редкостью.
   В апреле-мае в деревне успешно провели посевную. Люди после этого почувствовали некоторую уверенность в своём ближайшем непредсказуемом будущем.
   С наступлением весенне-летнего периода положение в Белоруссии становилось всё тревожнее. Перед летним наступлением немцы решили провести здесь обширные карательные операции против партизан, которые своими действиями мешали им перебрасывать боевую технику и войска на восточный фронт. С этой целью они бросили сюда несколько своих дивизий. В районе Кличева, Кировска, Осипович, Белынич и Быхова они блокировали партизанские базы. Там начались ожесточенные бои. Населённые пункты в тех местах сжигались, мирное население уничтожалось. Только через 14 дней, в средине мая, партизаны, неся потери, вырвались из окружения.
   Не обделили своим вниманием немцы и Харавыньский лес, который они окружили и начали прочёсывать. Погибло при этом немало партизан, остальные вырвались из окружения и поменяли место своей дислокации. Над Харавыньским лесом всё это время буквально висел немецкий двухфюзиляжный самолёт, прозванный в народе "рамой". Находившиеся рядом с лесом населённые пункты были сожжены, а проживавшее в них население уничтожено. С лица земли была стёрта и родная деревня Татьяны Королёвой Каменка.
   Партизаны, в свою очередь, получили из Москвы приказ повсеместно активизировать "рельсовую войну". В августе месяце через нашу деревню в сторону железной дороги прошло несколько партизанских колонн. Ночью там были слышны взрывы. А утром партизаны, возвращаясь с операции, рассказывали о том, что они взорвали большие участки железнодорожного полотна.
   Вскоре до нас дошли слухи, что немцы потерпели поражение под Курском и отступают. Фронт стремительно приближался к нам.
   В это время начался переход полицейских на сторону партизан. В один из дней на большаке со стороны Костюкович появилось двое мужчин в немецкой форме с оружием. Находившиеся в это время в деревне партизаны, как всегда, убежали в лес. Полицейские-перебежчики (это были они) спокойно вошли в деревню. Люди с интересом рассматривали их. Один из них, улыбаясь, сказал:
   — Что, волки в овечьей шкуре?
   Кто-то сбегал в лес за партизанами, которые вернулись и увели перебежчиков.
   А однажды в деревню въехала немецкая грузовая машина с тремя вооруженными полицейскими. Это тоже были перебежчики. И опять всё повторилось сначала.
   В начале третьей декады сентября мы, ребятишки, начали залазить на деревья и крыши и смотреть в сторону Костюкович, ожидая появления на большаке немцев. Взрослые сгоняли нас оттуда, говоря, что немцы примут нас за наблюдателей и откроют по деревне огонь.
   Люди в это время больше всего были обеспокоены тем, что немцы, отступая, сжигают деревни. Говорили, что для этого у них созданы команды факельщиков, которые отступают последними и творят своё чёрное дело. Наш сосед Клетченко Евсей предложил нашей матери разобрать наш сруб. Он сказал, что если немцы сожгут деревню, то можно будет потом собрать сруб, отделать дом и жить в нём нескольким семьям. Однако мать отвергла его предложение. Она боялась, что люди при этом растащат брёвна и мы в будущем останемся без дома.
   В конце сентября всё население деревни начало уходить в лес. Мы насыпали сундук и другую имевшуюся у нас тару зерном и закопали всё это в землю. Затем мы забрали с собой кое-какие пожитки, корову и телёнка и ушли в ближайший лес. Во дворе мы оставили кур и нашу свинью с 18 поросятами. Свинья была тощей, как доска, поросята высосали из неё всё. Мы надеялись, что немцы на неё не позарятся.
   Весь ближайший от деревни лес был забит людьми и скотом. Под одной из елей мы оборудовали себе шалаш, накрыв его еловыми и сосновыми ветками. Погода в это время, к счастью, была хорошей, не было дождей. Несмотря на это, ночью было холодно, мы сбивались в своём шалаше в тесную кучу, каждый стремился при этом попасть в середину.
   А на большаке тем временем началось движение немецких колонн. Некоторые выходили на опушку леса и наблюдали за этим. Впереди колонн, как правило, ехали на мотоциклах разведчики, за ними на некотором расстоянии двигались колонны. Иногда немцы стреляли по лесу из пулеметов, а однажды в лес залетело несколько снарядов. Ночью в сторону леса запускались осветительные ракеты. Немцы боялись нападения на колонны партизан. Находившиеся среди нас партизаны ни на кого нападать не собирались.
   Шёл уже третий день нашего лесного сидения. У нас кончились продукты, нужно было что-то предпринимать. Посоветовавшись, решили отправить за ними в деревню кого-либо из нас. Идти вызвалась Лида со своей подругой Наташей, такой же 13-летной девчонкой. Выйдя на опушку леса и убедившись в том, что на большаке нет немецкой колонны, они благополучно добрались до деревни. Там Лида с большим трудом убила одного из поросят. Визг поросёнка и вид крови, по её словам, долго потом не давали ей покоя. Помимо этого, она успела ещё столочь в ступе пшено. Сложив продовольствие в сумки, девчата начали пробираться назад в лес. Только они стали подходить к большаку, как на нём появилась очередная немецкая колонна. Тогда они побежали назад и спрятались в ближайшем гумне в солому. Вскоре они услышали, как в гумно вошли немцы и начали колоть солому штыками. При этом они произносили слово "партизаны". Никого не обнаружив, немцы удалились. Преодолев страх, девчата, наконец, выбрались из гумна и быстро перебежками добрались до леса.
   Рано утром 1 октября находившиеся на опушке леса наши добровольные наблюдатели услышали на большаке русскую речь. Они решили, что по большаку уже двигаются советские войска. Вдруг от одной из колонн в сторону леса поскакал всадник. Это был красноармеец. Встретившим его в лесу людям он сообщил, что наша местность освобождена от немцев. Эта новость мгновенно облетела лес. Собрав свои пожитки, мы тут же отправились домой. К счастью, наша деревня была цела, в ней сгорел лишь только один находившийся на отшибе дом, в который попал снаряд. У нас во дворе пропало несколько кур, свинья ж со своим многочисленным выводком встретила нас визгом и хрюканьем. В целости было и закопанное нами зерно.
   Вдруг из сада прибежали перепуганные ребятишки и рассказали о том, что в соседской бане они видели немца. Мать с соседом Евсеем решили проверить это. При этом они обнаружили в предбаннике лежавшего на полу немецкого солдата. Он был в сознании, бледен и измождён. На правой деформированной ноге у него имелась обильно промокшая кровью повязка. Немец начал что-то говорить по-своему, показывая на свою раненую ногу. Затем он вытащил из кармана фотографии и начал что-то объяснять. На одной из них была сфотографирована пожилая пара, на второй — женщина с двумя маленькими детьми. До всех сбежавшихся к тому времени к бане зевак дошло, что немец показывает фотографии своей жены с детьми и своих родителей.
   Сердобольные женщины, только что прятавшиеся от немцев, тут же начали опекать его. Они притащили в предбанник солому и переложили на неё немца. Принесли они ему также еду и питье.
   Все были в недоумении, почему этого немца оставили здесь его сослуживцы. На немцев это было не похоже. Возможно, он тяжело ранен и его нельзя было транспортировать. А может быть, они так стремительно отступали, что им было не до него. За это говорило то, что наша деревня осталась целой. Немцы, по-видимому, не успели сжечь её.
   На следующий день в нашей деревне сделала остановку воинская часть. У нас в доме остановились капитан и трое солдат. Мать обратилась к капитану с просьбой решить судьбу раненого немецкого солдата. Узнав об этом, тот оживился, сходил посмотреть на него, а затем куда-то ушёл. Вскоре он вернулся и объявил нам, что, ввиду того, что немец тяжело ранен и находится в безнадёжном состоянии, решено помочь ему умереть. На это он получил разрешение вышестоящего командования. Мать начала было протестовать против этого, но капитан был непреклонен. Он сказал, что его три брата погибли на фронте, и он не может равнодушно смотреть на фашистов.
   Солдаты тут же пошли к немцу и сняли с него шинель и мундир. Тот понял, что с ним хотят сделать, и начал о чём-то просить их, показывая им всё те же фотографии. Но всё было бесполезно. Вскоре в бане раздался выстрел. Солдаты тут же возле бани выкопали неглубокую могилу, поместили в неё труп немца, закопали её и сровняли с землёй. На этих похоронах присутствовали мать и Лида. Солдаты отдали матери шинель и мундир немца. Впоследствии она распорола их и сшила нам одежду.
   Нам было жаль немца. Мы представляли себе, что и наш отец мог оказаться в таком же положении. Впоследствии мы пожалели о том, что не забрали у него фотографии и не записали его домашний адрес.
   Немецкие войска, пройдя маршем по нашей территории, остановились на рубеже реки Проня. Там они создали глубокоэшело- нированную оборону. В мощные узлы обороны были превращены Могилёв и Бобруйск. Из крупных городов Белоруссии в этом году был освобождён только Гомель. В процессе летнего наступления наши войска выдохлись, поэтому они остановились и закрепились на занятых позициях. Фронт находился буквально в 80 километрах от нас, но мы особенно не чувствовали этого. Правда, по нашей территории в то время сновало немало военных. Население активно обменивало у них самогон и некоторые продукты питания на мыло, спички и соль.
   После прихода наших войск Королёва Татьяна, оставив детей на попечение матери, отправилась в Каменку. Через несколько дней она возвратилась назад и рассказала ужасную историю уничтожения их деревни.
   4 июня 1943 года в деревню вошла немецкая часть. Впереди на мотоцикле ехали разведчики с пулемётом и автоматами. Партизаны открыли по ним огонь и ранили их. Вот тут-то и началось что- то невообразимое. Немцы начали выгонять людей из домов и всевозможных укрытий. Тех же, кто не покидал их, они расстреливали на месте, а в укрытия с находившимися в них людьми бросали гранаты. Оставшихся в живых они заперли в сарае на окраине деревни. Затем они сожгли её дотла. Последним был подожжён сарай с людьми. При этом в нём сгорело свыше 40 человек. Во время проведения этой варварской акции спаслось бегством несколько подростков, а также чудом уцелело несколько взрослых. После содеянного, прихватив с собой стадо коров, немцы удалились.
   Сразу же после освобождения от оккупантов у нас началось восстановление советской власти. Резервом кадров при этом были бывшие партизаны, которые из леса переместились в чиновничьи кресла. Кое-кто из них и их родственников начал форсить в нарядах, отнятых ими у населения. Люди иногда узнавали на них свои вещи и требовали, чтобы их возвратили им, однако это было безнадёжным делом. У этих людей теперь была власть, и добраться до них было невозможно.
   Другая часть партизан была призвала в армию и брошена в окопы под Проню. Многие из них погибли там, даже не успев переодеться в военную форму.
   Началось у нас и восстановление колхозов. У крестьян снова забирали скот, инвентарь, а также зерно в качестве семенного фонда.
   Население тут же было обложено непосильными денежным и натуральным налогами. В обращении снова появились советские деньги.
   Дети школьного возраста, хотя и с опозданием, пошли в школу. Мне и Лиде мать сшила школьные полотняные сумки, однако класть в них было нечего. Не было у нас ни учебников, ни тетрадей, ни карандашей и ручек. Правда, карандаши и ручки мы вскоре приобрели, а в качестве чернил начали использовать разведённую сажу. Писали ж мы на газетах и ободранных со стен обоях. Учителями в школах стали в основном окончившие до войны среднюю школу девчата. Некоторые из них не имели и такого образования. Первой моей учительницей во втором классе была молоденькая девушка Лина Фёдоровна. Взрослые сказали нам, что настоящее её имя не Лина, а Акулина. Мы, школьники, начали дружно и упорно называть её Акулиной. Она сердилась на нас за это, хотя вида и не показывала. Через год она вышла замуж и покинула нашу деревню. Её место заняла другая девушка, более серьезная и имевшая педагогический опыт. Звали её Надеждой Григорьевной. Она учила меня в третьем и четвёртом классах. Впоследствии она вышла замуж за местного парня Данилу и застряла в нашей деревне на всю жизнь.
   Не заставили себя долго ждать на освобождённых территориях и репрессии, обрушившиеся на так называемых пособников оккупантов. В качестве таковых у нас были привлечены к ответственности наш староста и полицейский Воробьёв Михаил. Второго полицейского привлечь к ответственности было уже невозможно, так как он скоропостижно скончался от чахотки. Основными свидетелями обвинения над ними выступили подростки Антон и Андрей Микрюковы, у которых те в своё время изъяли оружие. На суде они выставляли себя чуть ли не членами подпольной молодёжной организации, собиравшейся бороться с оккупантами. Люди жалели наших старосту и полицейского, пытались защищать их, но слушать их никто не хотел. Эти пособники немцев во время оккупации никому ничего плохого не сделали, наоборот, они делали всё возможное, чтобы оградить нашу деревню и её жителей от бед. Несмотря на всё это, каждый из них получил по 10 лет тюрьмы. Но самым неожиданным для всех было то, что такой же срок тюремного заключения получил и старый учитель Шуниборов, пытавшийся организовать во время оккупации учёбу детей. И он был признан пособником оккупантов.
   К нам из деревни Гроново, что под Чериковым, неожиданно приехала наша тётка Устинья с дочерью Аней. Во время отступления немцев факельщики сожгли их деревню. Её жители, отсиживавшиеся в это время в лесу, враз лишились всего. Приехали они к нам с просьбой оказать им помощь. Кроме зерна и картошки, мы ничего им дать не могли, но они были рады и этому.
   Возобновила, наконец, свою работу почта. Люди начали получать с фронта письма от своих близких. Это доставляло им большую радость. Иногда их читали коллективно. В то же время в деревню начали приходить и похоронки. То в одном, то в другом доме после посещения почтальона раздавались крики и плач. Почтальона начали побаиваться. Люди не знали, что он принесёт им в следующий раз — радость или горе.
                ГЛАВА 4 1944 год
   С войны возвратился первый фронтовик — Мичалев Кирик. Он ушёл на фронт вместе с нашим отцом. Как оказалось, они воевали в одной части, даже в одном отделении. Вернулся он домой калекой, без ноги. Мы начали расспрашивать его о нашем отце, но он отвечал односложно и неохотно, со слезами на глазах поглаживая культю ноги. С трудом нам удалось вытянуть из него кое-что.
   Попали они с отцом в саперную часть. Иногда им приходилось по горло в холодной воде восстанавливать мосты, наводить переправы через реки. Отступая с боями, их часть оказалась в конце концов за Смоленском, захваченном немцами. В конце июля 1941 года командование Западного фронта решило провести там очередное контрнаступление, в котором приняли участие измотанные в боях, недоукомплектованные части 16-ой армии. Немцы окружили их и начади методично уничтожать. Их часть оказалась в безвыходном положении. Солдаты начали поговаривать о том, что у них остаётся единственный выход из положения — это сдаться в плен. К этому призывали их и сыпавшиеся на них с неба немецкие листовки. Кирик в это время был ранен и его ещё успели вывезти из окружения. Что сталось с остальными, в том числе и с нашим отцом, он не знает. Скорее всего, они попали в плен, о чём говорили и те сведения, которыми располагали мы. Вот такой грустный рассказ услышали мы от него.
   Зима в этом году была для нас не менее тяжелой, чем две предыдущих. Мать день и ночь ткала полотно, чтобы мы не ходили голыми. Я же плёл лапти, обеспечивая всех обувью. Очень много хлопот доставляла нам заготовка дров. Выпросить лошадь для этого было невозможно. Впрягшись в саночки, мы отправлялись в лес по дрова. При этом, не имея тёплой одежды и обуви, мы ужасно мёрзли, домой возвращались посиневшими. Через день-другой всё повторялось заново. Добрым словом вспоминали мы нашу Торбочку, которая так выручала нас когда-то при этом.
   Пришла, наконец, долгожданная весна, на дворе уже стоял апрель месяц. Королёва Татьяна снова отправилась в свою Каменку. Через неделю она вернулась назад и заявила матери, что она возвращается на родное пепелище. Несколько оставшихся в живых жителей деревни уже построили там себе землянки. Командир части, находившейся там, пообещал и ей к её возвращению соорудить землянку. Мать уговаривала её не возвращаться в Каменку, а остаться на постоянное жительство в нашей деревне, но она была непреклонна. К тому же Фаина и Аня заявили, что они хотят вернуться домой и жить только в Каменке. До них, по-видимому, ещё не дошло, что дома у них нет.
   Жители деревни, полюбившие эту несчастную семью, собрали им кое-что из продовольствия. Затем их отвезли в Каменку. Трудно было себе представить, как выживет в этом суровом мире эта семья, лишившаяся всего.
   Посевная в этом году была не такой, как в два предыдущих года. В ней не участвовали дети, которые ходили в школу, и старики, занимавшиеся только своими огородами. На колхозных полях работали в основном женщины. Немногочисленные деревенские мужчины ходили в начальниках. Руководство колхоза объявило, что в первую очередь отсеится колхоз, а потом уже оно начнёт давать лошадей для вспашки приусадебных участков. Однако посевная в колхозе затянулась, и было похоже на то, что она закончится летом. В связи с этим люди начали объединяться в группы по 8-12 человек и пахать по очереди приусадебные участки на себе. От нашего двора принимали в этом участие мать, Лида и я. Как оказалось, занятие это было очень тяжёлым. Правда, во время этого коллективного труда не все выкладывались в полную силу. Некоторые старушки лишь только делали вид, что тянут плуг изо всех сил. Были у нас и такие группы, в которых мужчины тянули плуг вдвоём. Представляю, как тяжело им при этом было. Некоторые пытались пахать на коровах, однако те без предварительной дрессировки не желали выполнять эту работу. Скородили огород мы своей семьёй. После этой посевной я начал сочувствовать лошадям, которые справлялись с этой тяжёлой работой в одиночку.
   Однажды вместо матери я вёз в поле несколько мешков пшеницы. Вместе со мной ехал Грищенко Семён, который должен был вручную посеять её. Он попросил меня остановиться на опушке леса, взял мешок с зерном, отнёс его в кусты и забросал ветками. После этого он велел мне держать язык за зубами и никому не говорить об этом. Позднее, проходя мимо этого поля, я обнаружил, что всходы пшеницы на нём были очень редкие. Этот случай оказал на меня очень тяжёлое, неизгладимое впечатление. На всю жизнь он остался для меня показателем отношения крестьянина к коллективному хозяйству.
   В июне месяце в деревне произошло трагическое событие. Группа детей пошла за речку рвать щавель. Внезапно на Семенихину Маньку, девочку 7 лет, напала выбежавшая из кустов, по свидетельству детей, огромная собака. Она начала кусать её и тащить в кусты. Дети испугались и побежали в деревню сообщить об этом взрослым. Те помчались на место происшествия и нашли там очень сильно покусанную девочку. Она была ещё жива. На подводе её повезли в больницу в Костюковичи, но по дороге она скончалась.
   Во время этого происшествия я на речке ловил раков. Страшно напуганные мать и Лида отыскали меня там. Только дома до меня дошло, что жертвой этого зверя мог оказаться и я.
   Все были в шоке от происшедшего. Было неизвестно, кто напал на ребёнка. Одни утверждали, что это был волк, другие были уверены в том, что это была одичавшая немецкая овчарка. Возможно, этот зверь был бешеным. Сведения о подобных случаях начали поступать и из других населённых пунктов области. Отныне мы, дети, начали ходить в лес и на речку в сопровождений взрослых, однако вскоре эта настороженность забылась, и мы снова начали бродить повсюду одни.
   23 июня 1944 года после почти девятимесячного сидения в окопах наши войска начали наступательную операцию по освобождению Белоруссии. В историю Великой Отечественной войны она вошла под названием операция "Багратион". На могилёвском направлении в ней участвовали войска 2-го Белорусского фронта под командованием генерал-полковника Г.Ф.Захарова. За три дня боёв они прорвали глубокоэшалонированную оборону противника и 27 июня окружили Могилев. 28 июня город был полностью освобождён.
   Южнее, на белорусском Полесье, наступали войска 1-го Белорусского фронта под командованием К.К.Рокоссовского. Здесь в районе Бобруйска немцы сосредоточили крупную группировку войск. Бобруйск они превратили в неприступную крепость. Мощным ударом наши войска прорвали оборону противника и окружили его, в результате чего вражеская группировка оказалась в так называемом "бобруйском котле". Наши войска расчленили её и уничтожили. 29 июня город Бобруйск и вся могилёвская область были освобождены. 3 июля был освобождён город Минск, а вскоре и вся Белоруссия.
   Захваченных в плен в Белоруссии немецких солдат, офицеров и генералов отправили в Москву, где их провели по московским улицам и показали москвичам и всему миру.
   И при отступлении наших войск в 1941 голу, и при их наступлении в 1944 году самые упорные и ожесточённые бои в Белоруссии происходили в Могилёве и его окрестностях. На мой взгляд, город Могилёв, как никакой другой город Белоруссии, заслуживает в связи с этим звания города-героя.
                ГЛАВА 5 1945год
                и последующие годы
   Конец войны люди встретили с радостью и надеждой на лучшее будущее. В нашей семье к радости примешивалась горечь. Впереди нам виделась тяжёлая, беспросветная жизнь. Люди в то время свои надежды на лучшее будущее связывали в первую очередь с возвращением с фронта своих кормильцев. Мы же своего кормильца не дождались. То, что он умер в плену, для него, возможно, было к лучшему. Как потом стало известно, наших военнопленных из немецких концлагерей по приказу советских руководителей перемещали в советские концлагеря на Колыму, где они в невыносимых условиях поголовно умирали. Их считали предателями, не имевшими мужества застрелиться на фронте в безвыходном положении.
   С войны начали возвращаться фронтовики. Люди шли посмотреть на них и поговорить с ними. Мы, детишки, внимательно слушали их, трогали их награды. Некоторые из возвратившихся привозили немудреные трофеи: фотоаппараты, часы, одежду, ручки и карандаши. Мы жутко завидовали своим сверстникам, дождавшимся своих отцов. В отличие от нас, они будут теперь под надёжной защитой. Нас же могли обижать (и обижали) все. Наша мать была для нас слабым защитником.
   По просьбе матери военкомат сделал запрос в Москву о судьбе нашего отца. Вскоре оттуда пришёл ответ, гласивший, что отец пропал без вести в июле 1941 года. Это был для нас неутешительный ответ. Без вести пропавших в то время также считали едва ли не предателями. Было неизвестно, куда без вести пропали эти люди. Все они были под подозрением. Мы знали немало случаев, когда детей без вести пропавших не принимали в суворовские и нахимовское училища. В некоторых населенных пунктах фамилии без вести пропавших не помещали на устанавливаемые там обелиски в честь погибших на фронте воинов. Было обидно слышать всё это.
   Нам, несовершеннолетним сиротам, вскоре была назначена мизерная пенсия за погибшего отца, которая практически вся уходила на уплату налогов. Жили мы исключительно за счёт приусадебного участка и домашнего подворья, обложенных непосильными налогами. В колхозе на трудодни не выдавали ничего. Уже осенью 1944 года мы собирали на колхозных полях колоски, что было запрещено, а весной 1945 года питались тошнотиками из гнилой картошки, собранной там же. В качестве гуманитарной помощи нам единожды выдали коробку безвкусных американских галет и печенья.
   В газетах в то время много писали о том, что вся страна помогает Белоруссии как наиболее пострадавшей от войны республике. Но эта помощь направлялась в основном на восстановление промышленных предприятий. Конкретному человеку она не оказывалась.
   В тех тяжёлых условиях рядовым труженикам повсюду жилось нелегко, каждый выживал, как мог. Не забывало о себе уже тогда руководство всех уровней, в первую очередь партийное. Для него были предусмотрены государственные дачи за высокими заборами и специальные отделы в магазинах.
   В конце 1945 года свою мать навестила Королёва Татьяна. Она поведала нам о своей жизни в Каменке. Живётся им там плохо. До сих пор они ютятся в землянке, которая весной превращается в криницу: ежедневно из неё приходится вычерпывать до 30 вёдер воды. Спят они на полатях. Дети не доедают, часто болеют. Почти вся получаемая ими пенсия уходит на уплату налогов. Кстати говоря, им не предусмотрено никаких налоговых льгот. Пару раз им давали американскую гуманитарную помощь. Колхоз выделил им телёнка, а поросёнка и 4 кур они приобрели сами. Недавно они получили письмо и денежный перевод от брата Григория Королёва военного лётчика Леонида, всю войну сражавшегося на фронте. Он и впредь обещал им материальную помощь и своё содействие в быстрейшем вселении их в нормальный дом. Теперь у них вся надежда на него. Под Варшавой погиб второй брат Григория Василий, всю войну проживавший у них.
   Татьяна решила восстановить справедливость и добиться того, чтобы её мужа Григория признали участником партизанского движения, погибшим в борьбе с оккупантами. Однако это оказалось нелёгким делом: в центральном партизанском архиве о нём не было сведений. Чиновники ж требовали документального подтверждения этого. Только свидетельские показания бывших партизанских командиров помогли ей в этом.
   Всю свою жизнь в своих биографиях и автобиографиях я писал о том, что во время Великой Отечественной войны я находился на оккупированной территории и работал в хозяйстве родных. Хорош был работник в 7-10 лет! Но если на нас, находившихся на оккупированной территории в детском возрасте, смотрели сквозь пальцы, то для взрослых это иногда оборачивалось плохо. Их не принимали на работу на некоторые предприятия и на учёбу в некоторые учебные заведения. Эта была неприкрытая дискриминация. Можно было подумать, что все мы напросились на оккупированные территории сами, а не попали туда в результате промахов и ошибок советского руководства. Но такая у нас тогда была власть: у неё все были под подозрением.


                ЛОМОНОСИК
                Юношеский дневник      
                Посвящается сестре Лиде               
                Ноги босы, грязно тело   
                И едва прикрыта грудь...
                Не стыдися! Что за дело?
                Это многих славный путь.
                Н.А. Некрасов
                ГЛАВА 1 1952 год ИЮЛЬ
   Окончена, наконец, средняя школа. Что готовит будущее нам, выпускникам 1952 года?
   На днях был последний экзамен по немецкому языку. Это был не экзамен, а трагикомедия. Наш учитель немецкого языка, красивый, видный, но слишком добрый и бесхарактерный мужчина, дал нам очень слабые знания. Шалили мы на его уроках, как хотели, решили пошалить и на экзамене. Стол, за которым сидела экзаменационная комиссия и на котором билеты были разложены в заранее согласованном порядке, был весь заставлен букетами сирени, за которыми экзаменаторам мало чего было видно. Текст из учебника, который каждый из нас должен был перевести, мы заменяли на тот, который нами заранее был выбран и переведён. Наш учитель сделал вид, что всего этого не заметил, мы же при наших слабых знаниях почти все получили на экзамене четвёрки и пятёрки. Тяжело придётся в будущем тем из нас, кто вынужден будет сдавать вступительный экзамен в институт по немецкому языку.
   В девятом классе у нас появился, было, настоящий учитель немецкого языка, знающий, требовательный, но долго в школе он не продержался, не сжился с начальством и коллегами. Учительский коллектив, состоящий в основном из учителей, десятками лет учившихся заочно в институтах, отторг хорошего дипломированного педагога. Из других дипломированных педагогов у нас оставались ещё директор и завуч, которые конфликтовали между собой, директор же не ладил с учителями.
   Из всего нашего класса отличниками учёбы были мы с Сашей Лазаренко, моим лучшем другом. У нас с ним шло своего рода негласное соревнование в учёбе, из девчонок хорошо училась Таня Белкина, тайная любовь Саши23.
   Остальные ученики были средне и слабо успевающими, вечно списывавшими домашнее задание у нас с Сашей. Был ещё у нас неплохо успевающий ученик из соседнего района Геращенко Петя, второй год по блату прятавшийся от призыва в армию в десятом классе, так как после первого года в институт он не поступил, но он старался не выделяться, вёл себя тихо.
   В девятом классе я вырвался вперёд и получил похвальную грамоту, Саша ж получил за год одну четвёрку. А вот на выпускных экзаменах он обошёл меня, мне поставили четвёрку по русскому сочинению. Правда, наш классный руководитель как-то намекнул мне, что две золотых медали для сельской школы многовато. Может быть, именно поэтому золотая медаль досталась только Саше, мне ж — серебряная.
   Сегодня у меня отвратительное самочувствие, очень сильно болит голова. И всё из-за этого выпускного вечера. Накануне учителя и мы, выпускники, решили, что каждый из нас принесёт на вечер бутылку самогонки. И вот вчера почти вся эта отвратительная жидкость под аккомпанемент благих пожеланий и тостов была выпита, в результате чего часть выпускников, в том числе и я, быстро отключилась. Под утро я проснулся на скамейке возле школы, при этом я обнаружил, что у меня пропала единственная ценная вещь из моего гардероба — габардиновая фуражка, которую накануне купила мне моя сестра Лида. Хорошо ещё, что не сняли с меня ботинки, которые я на вечер одолжил у мужа моей двоюродной сестры Клавы.
   Я очень пожалел, что выпил лишнее и не принял участия в веселье и танцах под гармошку. К тому же я проспал кое-что интересное. В одном из классов школы с нашей выпускницей Ниной Шабаршиной застали нашего директора.
   Дело в том, что после седьмого класса Нина успела какое-то короткое время побывать замужем. После неудачного замужества она решила, вопреки закону, продолжить учёбу в нашей школе. В этом ей и помог наш директор. Сам же он после этого зачастил в их деревню. Никто ничего об их взаимоотношениях толком не знал, но разговоров на этот счёт в школе было много. И вдруг такое происшествие на выпускном вечере!
   Случай с Ниной Шабаршиной, помимо всего прочего, говорит о том, что в наше время в школе могут происходить всякие чудеса ещё и потому, что почти все мы, школьники с оккупированной немцами территории, начиная с 1935 года рождения и старше, были переростками. Во время войны два года мы не учились и в старших классах были уже вполне сформировавшимися юношами и девушками. Среднюю школу мы оканчивали в 18 — 19 лет.
   Сегодня произошло невероятное событие. Ко мне домой на велосипеде приехал наш завуч. При этом он для начала сообщил мне неприятную новость: в Могилёве, куда для контроля были отосланы все наши письменные работы, мне и Саше снизили оценку по геометрии на четыре. А это значит, что я не получу никакой медали, а Саша получит серебряную. Снижать оценку нам было не за что, работы до этого много раз были проверены учителями. Завуч высказал предположение, что, по-видимому, какому-то отпрыску большого начальника в Могилёве решили дать золотую медаль, отняв её у Саши.
   Затем он начал агитировать меня съездить за Сашей и написать вместе с ним письмо в газету "Комсомольская правда", в котором бы мы, лучшие ученики школы, описали все художества нашего директора, в частности его похождения с Ниной. Не долго думая, я отправился к Саше. Выслушав меня и посоветовавшись с отцом,
Саша велел мне ехать домой, пообещав вскоре приехать ко мне. С завучем мы прождали его до вечера, но он так и не появился, так что пришлось тому уехать ни с чем.
   На следующий день я снова отправился к Саше. Отец Саши, дядя Миша, объяснил нам, что ввязываться в эту грязную борьбу взрослых друг с другом нам не следует. Пусть они пишут куда угодно сами, а мы с Сашей должны сейчас все усилия сосредоточить на подготовке к поступлению в институт. Вся эта борьба учителей во главе с завучем с директором может нам только повредить. К тому же, по правде говоря, во всей этой истории мы с Сашей мало чего конкретного знали.
   Дядя Миша, конечно, был прав. Этот опытный, умный, рассудительный человек очень нравился мне. Нам с Сашей он очень часто преподавал уроки житейской мудрости. Образование у него было небольшое и в МТС, где они жили, он заведовал складом ГСМ. Мне очень нравилось бывать у них, где меня всегда хорошо встречали, а мама Саши, тетя Таня, никогда не выпускала из дома, не угостив коронным сельским блюдом — яичницей с салом.
   В их доме по вечерам горел электрический свет, а на стене висела издающая скрипящие звуки черная радио-тарелка. Саша имел приличный костюм, рубашку в полоску и даже иногда одевал галстук. У него имелся фотоаппарат, который привез с войны отец и которым он не сделал ни одного снимка. Он купил себе роман "Война и мир" Льва Толстого, а затем "Капитал" Карла Маркса, чем окончательно меня добил. Всему этому я завидовал белой завистью.
   С Сашей мы были не только друзьями — соперниками по учебе, но и единомышленниками по многим вопросам. О чем только мы с ним не переговорили во время наших походов в школу. До глубины души мы возмущались тяжелым положением нашего народа, творимыми в колхозе безобразиями. Уже со школьных лет у нас выработалось критическое отношение к существующей власти, желание перемен в обществе. Все это сохранилось у нас на всю последующую жизнь.
   Семья Саши по существу относится к сельской интеллигенции, к которой на селе причисляют учителей, медработников и вообще всех тех, кто получает за свой труд деньги, имея также еще приусадебный участок и кое-какую домашнюю живность. Живут они более-менее ничего.
   Неплохо себя нынче чувствуют также городская интеллигенция и чиновники государственного и партийного аппарата из райцентра. Некоторые из них даже нанимают себе домработниц — сельских девушек, готовых за гроши работать на них круглосуточно.
   Куда равняться с ними нам, колхозникам, живущим только с приусадебного участка и домашнего подворья, где каждое дерево, каждая живая душа учтены и обложены непосильным денежным и натуральным налогами.
   Чтобы расплатиться с ними, мы вынуждены на рынке за бесценок продавать последнее. Даже те гроши, которые мы получаем за погибшего отца, уходят на налоги. Несмотря на это, недоимки по налогам неумолимо растут. Недавно налоговый инспектор за недоимку забрал у нас кур. Моя младшая сестра Тоня бежала за ним и со слезами на глазах умоляла: "Отдайте мою любимую белую курочку!"
   Всех также в обязательном порядке заставляют подписаться на заем восстановления и развития народного хозяйства. Весной мы с матерью пахали огород. К нам заявилась комиссия и предложила ей подписаться на заем. Когда она отказалась это сделать, то у нас отняли с трудом выпрошенную у бригадира лошадь. Мать, а за ней и я заплакали от обиды, но на комиссию это не подействовало.
   Работают в колхозе сейчас в основном женщины, с войны тяжелый физический труд стал их уделом. Пришедшие с войны мужчины стараются устроиться бригадирами, кладовщиками, инспекторами. У нас в деревне шутят: "В колхозе работают четыре Ганны: Демчиха, Семениха, Ильиха и Грищиха". Их неоплачиваемый, подневольный труд малопроизводителен.
   У земли сейчас нет настоящего хозяина. Присылаемые из района и часто меняющиеся партийные председатели являются, как правило, неважными хозяевами. Без изменения самой системы землепользования они не в состоянии поменять на селе что-либо в лучшую сторону и поэтому вскоре снова возвращаются на свои теплые насиженные места в городе.
   Сеятель и кормитель государства оказался сам голодным. Все, что выращивается в колхозе, даже семенной фонд, осенью обозы с лозунгами "Хлеб — государству!" вывозят на заготовительную базу. Семенной фонд вывозят затем, чтобы выполнить и перевыполнить план по заготовке зерна, а также из боязни, что колхозники съедят его за зиму. Весной его возвращают назад. На трудодни практически не остается ничего. Пенсия старикам на селе не предусмотрена.
   Весной мы вынуждены собирать на полях гнилую картошку, из которой женщины пекут так называемые тошнотики. После уборки хлеба собираем колоски, за что нас гоняют сторожа, нещадно стегая нас кнутом и отбирая их. Взрослых за это отдают под суд. С нетерпение ждем весны, когда начинают расти крапива и щавель, из которых готовят щи. Летом выручают дары леса — грибы и ягоды. Лишь только отцветут яблони и груши, начинаем набивать животы незрелыми горько-кислыми плодами.
   На селе сейчас царит полное безденежье. Оно дошло до того, что не на что купить самое необходимое — керосин, мыло, соль и спички. Своим ребятишкам родители не в состоянии купить самый большой для них деликатес — городской хлеб и конфеты- подушечки.
   Крестьяне сами выпекают себе хлеб, но, ввиду дефицита муки, с картошкой, так что вкус у него соответствующий. В основном же вместо хлеба все питаются опостылевшими пресноками — лепешками из толченой картошки.
   Во время летних каникул школьники активно работают на сенокосе, помогая взрослым выработать норму трудодней. Десятая часть скошенного достается косцам. Несмотря на это, сено на зиму заготовить очень трудно, приходится промышлять по обочинам дорог, в лесу. Глухими зимними ночами мы с матерью таскаем сено из колхозных стогов и мякину из гумен. К ним ведут хорошо проторенные народные тропы. На корм корове уходит солома с крыш. Несмотря на это, к весне коров часто приходится подвязывать на веревках, так как от голода они стоять не могут.
   Еще одна тяжелая проблема — дрова. Выпросить лошадь и по- человечески привезти из леса дрова невозможно. Впрягшись в саночки, таскаем из леса все, что горит. Мои сестрички приходят домой после этого с синими от холода коленками. Лесники гоняют нас, и матери приходится поить их самогонкой. Наш сосед, не пожелавший этого делать, загремел в тюрьму на пять лет.
   Очень трудно сейчас с одеждой и обувью. При этом спасает самотканое льняное полотно, из которого мать шьет нам одежду. Из лыка я плету лапти, из автомобильных покрышек и камер народные умельцы мастерят галоши.
   За все послевоенное время лишь только один раз по гуманитарной помощи мне дали трусы, а моим сестрам по маечке. В это же время наша соседка, работавшая в райсобесе, одела с головы до ног всех своих родственников, которых и так все в деревне считают куркулями и богатеями, имеющими швейную машинку, патефон и велосипед.
   Несмотря на такую жизнь, молодежь, которой на селе не мало, не унывает. На собранные копейки и яички нанимают гармониста и устраивают танцы. Иногда удается уговорить киномеханика пропустить в кино, расплатившись с ним яичками. В противном случае приходится торчать у окна школы и просить зрителей приоткрыть занавеску, чтобы хоть что-то увидеть на экране. Однажды киномеханик застал меня за этим занятием и очень сильно ударил головой о стенку, так что я едва не потерял сознание. Зимой мы катаемся на самодельных лыжах и коньках, которые никак не хотят скользить. Летом и осенью днями пропадаем в лесу и на речке Жадуньке, находящихся недалеко от деревни, собирая там дары природы.
   Та же молодежь стоит в авангарде начавшегося в стране великого исхода населения из деревни в город. Осуществить это не легко, так как паспорта сельским жителям не выдают. Люди идут на всяческие ухищрения, чтобы обойти этот запрет.
   Моя старшая сестра Лида после окончания семи классов устроилась работать в леспромхоз сучкорубом. Затем она завербовалась на строительство железной дороги, при этом вербовщица оформила ей паспорт и держала его при себе. Со своей подругой Аней Дмитраковой Лида пошла к вербовщице, а когда та отлучилась из комнаты, утащила у нее свой паспорт. Затем они уехали в Гомель, остановились там у родственников Ани, через три месяца с трудом с их помощью устроились на работу на завод "Сельмаш" в литейных цех, со временем попали в общежитие. Теперь Лида единственная наша опора, чем может, она помогает нам.
   Оглядываясь назад в обозримое прошлое, приходишь к выводу, что период времени с войны и до наших дней в жизни крестьян оказался самым тяжелым. Государство выкачивало и продолжает выкачивать из деревни все, что только может, совершенно не заботясь о сельском жителе. Но ведь колхозы для этого в свое время и были созданы. Приходится только удивляться тому, что, поставленный на грань выживания, ведя примитивное натуральное хозяйство, крестьянин все же умудряется как-то выкарабкиваться и не падать духом.               
                Тысячелетиями встарь               
                Землёй владел помещик,царь.
                Что ж до крестьянина,веками               
                Едва сводил концы с концами               
                Он на своём клочке земли.
                Не раз в кровавые бои
                За землю он вступал когда-то.               
                Готов он был родного брата
                Убить за спорную межу.               
                Да,было времечко,скажу!               
                Пронёсся вихрь обновленья,
                Принесший богачам паденье,
                И Ленин свой декрет издал,
                Он землю мужикам отдал.
                За землю,за такую власть
                Готов мужик был кости скласть.               
                Не позабудет никогда
                Народ тридцатые года.               
                У мужика опять,как в старь,
                Забрали землю,инвентарь.
                Всё стало общим и ничьим,
                Родным бы вроде и чужим.
                Хозяйственнейших мужиков
                Отправили как кулаков               
                В Сибирь.С тех самых смутных лет               
                Крестьянин много вынес бед.               
                Он землю потом поливал,
                Но только крохи получал
                За свой тяжёлый труд.Тогда
                И отвернуло навсегда               
                Крестьян от матушки земли.               
                Трагичные то были дни.
                Вот от своей кормилици               
                Бежит мужик во все концы.               
                Он в городе спасенье ищет,
                А по полям машины рыщут.
                Не заменить им мужика,
                Нужна хозяйская рука!
                Меж тем землица оскудела
                И в магазинах то и дело               
                Продуктов нет одних,других,               
                По преимуществу мясных.

   Каким кощунством на этом фоне кажется нам восхваление мудрейшего вождя всех времён и народов товарища Сталина, построившего якобы нам счастливую жизнь.
   Однажды на уроке истории наша учительница в своём объяснении материала раз за разом повторяла имя Сталина. Мы с Сашей начали считать, сколько раз она это сделает, а когда счёт дошёл до 50, начали ей аплодировать, чем её очень смутили.
   Во второй раз она опрашивала нас и стала возмущаться тем, что мы слабо следим за текущей политикой, не читаем газет. На это я ей возьми и скажи:
   — А на что же их выписывать? Ведь жандармы всё выгребли из дома.
   Учительница прервала урок и выбежала в учительскую. Через несколько минут в класс вошёл наш классный руководитель и сказал:
   — Есть такая поговорка: "Ешь кашу с грибами, но держи язык за зубами". Так что советую вам впредь быть умнее и сдержаннее.
   До сих пор я не могу понять: вкусное или невкусное это блюдо
— каша с грибами.
   Глубоко ненавидит всех власть имущих, особенно партийных, наша мать. Она категорически запретила мне вступать в комсомол. И всё же комсомольцем я стал с её ведома.
   Однажды из райкома комсомола на школу пришла премия в 150 рублей лучшему школьнику — комсомольцу из семьи погибшего на фронте. Выбор пал на меня. Мне предложили срочно вступить в комсомол. Я обратился за советом к матери, и она разрешила мне это сделать. Так дорога для неё тогда была каждая копейка.
   Наша мать, великая труженица, кроме горя и труда, ничего хорошего в своей жизни не видела. В детстве она рано осиротела (её отец и мать умерли от испанки в 1918 году) и до замужества вынуждена была батрачить у своих родственников. Овдовев во время войны и оставшись с тремя маленькими детьми, она изо всех сил боролась за то, чтобы поднять нас на ноги и вывести в люди. Жизнь ожесточила её, на ласку и нежность у неё не осталось душевных сил и тепла. Если нас кто-либо обижал и мы жаловались матери, то она брала в руки ремень и добавляла нам, приговаривая: "Сами виноваты, не водитесь с ними". Мы чувствовали, что иногда при этом она вымещала на нас своё горе.
   Основным помощником матери после отъезда в город Лиды стал я. Выкраивать время на учёбу мне стало труднее. Мать буквально ремнём отгоняла меня от учебников, ночью, чтобы я не жёг керосин, гасила лампу. Учиться приходилось на ходу. Наша средняя школа находилась в семи километрах от нас, так что, идя в школу и со школы, я практически готовил все устные, а порой и письменные задания, а, проходя через лес, распевал во весь голос песни.
   После получения аттестата зрелости моя голова всецело занята одним: куда податься дальше. Хотелось бы поступить в какой-либо технический вуз, выучиться на инженера.
   Перво-наперво завожу разговор на эту тему с матерью. Та, выслушав меня, сказала:
   — Сынок, о каком институте ты говоришь! Ведь ты совсем голый и босой. Для того, чтобы учиться и жить в городе, нужны деньги, а у нас их нет даже для того, чтобы съездить тебе на вступительные экзамены. Остаётся только одно — продать нашу кормилицу корову, но этого тебе надолго не хватит, да и нам с Тоней без неё будет очень трудно. Не знаю даже, что тебе и посоветовать.
   — Зачем же я тогда оканчивал среднюю школу, старался хорошо учиться? Должен же быть какой-то выход из положения. Не оставаться ж мне в колхозе. Говорят, что есть такие технические вузы, где платят не плохую стипендию, а в некоторых даже выдают форменную одежду. Буду подрабатывать в свободное от учёбы время.
   Вижу, что мать не очень-то убедили мои слова. Не хочется ей одной оставаться с Тоней. Но ведь в будущем году, если я не поступлю в институт, меня призовут в армию, так что всё равно им придётся оставаться одним.
   А пока что я изучаю последние страницы газет с объявлениями "Куда пойти учиться?". Попалось на глаза объявление о приёме во Львовский нефтяной институт, где как раз и стипендия должна быть не плохой, и форму дают, но там нужно при поступлении сдавать экзамен по украинскому языку. А вот объявление о приёме в Горловский горный техникум. Принимают туда окончивших среднюю школу без экзаменов, и форму там дают, и стипендию. Жаль только, что это техникум, а не институт. Запомнить, во всяком случае, следует.
   Встретился на днях с дядькой Евтеем, мужем нашей родной тётки Марьи. Человек он очень своеобразный. Свою бурную молодость он провёл в тюрьмах за хулиганство и кражи. В перерывах между отсидками работал на шахте в Донбассе, временами жил в деревне, при этом он часто буквально издевался над тёткой Марьей и своими двумя дочерьми Химой и Клавой, избивал их по поводу и без повода. После войны он снова какое-то время поработал на шахте, там приятели подтвердили его довоенный шахтёрский стаж и сейчас он получает не плохую шахтёрскую пенсию. Деревенские завистники не оставляют его в покое и пишут на него доносы во все инстанции, утверждая, что он не заработал этой пенсии, так что ему периодически приходится доказывать обратное. Однажды, моясь с ним в бане, я наблюдал, как он смачивал водой штампы о прописке и выписке в своём паспорте, чтобы там ничего нельзя было понять. Сейчас он более-менее остепенился, ведёт себя не так буйно. Нам он помог достроить наш дом, который, уходя на фронт, в виде сруба оставил нам в наследство наш отец.
   В отличие от своего грозного мужа, тётка Марья — спокойное, добрейшее существо. Внешне это статная, красивая женщина. В деревне она является неординарной личностью. Она здесь самозваный лекарь — шептуха, берущийся за лечение многих заболеваний. Народ съезжается к ней со всей округи. К нам, сироткам (она нас так называет), она относится по-матерински. Мы часто все вместе и в одиночку навещаем нашу тётку Марьку и не уходим от неё без того, чтобы она нас чем-либо не угостила.
   Дядька Евтей поинтересовался у меня о моих планах, на что я ему ответил, что хочу податься в горный институт или техникум. Выслушав мои доводы, он сказал:
   — Ни в коем случае не связывайся с этим горным делом. Ты представления не имеешь, что такое шахта. Я провёл под землёй большую часть своей жизни и испытал все прелести шахтёрского труда. Вот они, следы моего пребывания в шахте. — При этом он показал на несколько синих рубцов от падения угля на своём лице.
— Я б тебе посоветовал поступать в медицинский институт на санитарного врача. У меня был один знакомый санитарный врач с большим животом, который в белом халате безбедно прожил всю свою жизнь, поедая всё то, что ему приносили на исследование.
   Перспектива стать таким удачливым санитарным врачом меня никак не прельщала. Если и связываться с медициной, то только с лечебной, хотя и это меня мало привлекало.
   О медицине я имел представление постольку, поскольку мне в школьные годы пришлось болеть юношеским кардионеврозом. Меня беспокоили аритмия и боли в сердце, врачи у меня ничего серьёзного не находили и соответственно меня не лечили. Это меня очень возмущало, я считал их чёрствыми неграмотными специалистами и говорил себе, что если б я был врачом, то был бы очень знающим и внимательным.
   Я сказал дядьке Евтею, что учиться в мединституте, где маленькая стипендия, будет очень трудно. Рассказал ему также о своих проблемах с одеждой и деньгами. На что он мне ответил:
   — Если ты будешь поступать в медицинский институт, то я дам тебе денег на дорогу и возможно когда-нибудь подкину тебе деньжат. Дам тебе также своё старое осеннее пальто. Это моё единственное условие. Думай и решай.
   Не долго думая, я решаю согласиться с условиями дядьки Ев- тея. Другого выхода у меня нет.
   Как раз в это время мне на глаза попалось объявление о приёме студентов в I-й Ленинградский медицинский институт. Дядька
Евтей сказал мне, что это именно то, что надо, в Ленинграде мне будет легче прожить, так как там хорошее снабжение.
   Я собрал необходимые документы и отослал их в Ленинград. Одновременно, на всякий случай, со всех документов я снял копии и отослал их в Горловский горный техникум.
   По совету матери, я написал письмо дядьке Елисею, брату нашего отца, который живёт в Донецке и работает на шахте, в котором описал сложившуюся ситуацию и попросил его о материальной помощи, однако ни ответа, ни привета я от него не получил. Такой у нас дядька Елисей, единственный оставшийся в живых из трёх братьев. Помню, как после войны к нам приехала его жена и потребовала раздела наследства, оставшегося после наших деда и бабы, умерших во время войны. Но делить-то было нечего, разве что старую сгнившую хату. С матерью на этой почве они крупно поссорились, пришлось ей уехать домой ни с чем.
   Отправив документы, я стал готовиться к поездке в Ленинград. Первым делом я пошёл в сельсовет позондировать почву насчёт получения паспорта. Там мне ответили, что паспорт я получу только тогда, когда привезу справку о зачислении в институт. А пока что мне выдали справку о том, что я являюсь жителем деревни Голачёвки Костюковичского района Могилёвской области. Этого, говорят, тебе для поездки вполне достаточно.
   Полнейшая катастрофа у меня с одеждой и обувью. Тот хлопчатобумажный костюм, который в восьмом классе купила мне Лида и который пробовал утюг только тогда, когда его шили, я износил до основания, но другого нет, придётся ехать в нём. С обувью ещё хуже. Крепкие рабочие ботинки, купленные Лидой тогда же, раскрыли рты и оскалили свои ржавые железные зубы. Придётся ехать в маминых резиновых галошах, которые мне малы и порваны на месте больших пальцев. Вместо носков сойдут мамины чулки, протоптанные на стопах, которые я подверну.
   Единственным ярким пятном в моей одежде будет ярко-голубая трикотажная рубаха, которая очень подходит к цвету моих глаз. Дедов обшарпанный фанерный чемодан я возьму с собой для учебников и записей.
   В такой вот экипировке после получения вызова из института я и отправился на расположенную в 10 километрах от нас станцию Коммунары. Вдоль пути моего следования раскинулись три утопающих в зелени деревни, повсюду были видны поля и заливные луга, среди которых петляла заросшая кустарником речка Жадунь- ка. Во всех направлениях, куда бы я ни бросал свой взгляд, я видел чудесную панораму леса. Росшие в обилии в придорожной ржи мои любимые васильки, как будто прощались со мной, кивая мне своими головками. Всё это так контрастировало с убогостью нашей жизни. Мою душу переполняли одновременно страх перед неизвестным будущим и желание достичь чего-то в этой жизни, вырваться, наконец, из этой безысходности.
   Зал ожидания на станции Коммунары состоял из большой комнаты, в одной из стен которой зияла амбразура кассы, а по стенам были расставлены скамейки, в углу стояла ёмкость для воды, к которой железной цепью была прикована жестяная кружка.
   Народу на вокзале всегда было много. Очередь к кассе на проходящие поезда выстраивалась заранее, хотя билеты начинали продавать только за час до прибытия поезда. Перед открытием кассы, как правило, выстраивалась вторая очередь из крепких мужиков, которые оттесняли основную очередь от кассы и по праву сильных обилечивались первыми. Давка при этом была неимоверная, некоторые падали в обморок. И так повторялось каждый раз перед очередным поездом. Мне удалось избежать участи стоять в очереди всю ночь и давиться у кассы утром, так как билет мне заранее достали проживавшие на станции наши родственники.
   Утром по прибытии поезда Мариуполь-Ленинград предстояло решить ещё одну тяжёлую задачу — забраться в общий вагон поезда, в который пассажиров лезло больше, чем он мог вместить. С трудом, забравшись в тамбур, начал настойчиво пробиваться в вагон, где не только сидеть, но и стоять было негде. Обнаружив полупустую третью полку (студенческий плацкарт), я забрался на неё, да так и пролежал там всю дорогу.
   За время своего путешествия я много о чём передумал. Но особенно ярко и навязчиво передо мной возникала неоднократно прочувствованная мной картина раннего утра в деревне. Ничего краше и оптимистичнее её я в своей жизни не встречал.
   Рано утром на зорьке мать будит меня — пришла наша очередь пасти коров. Вставать не хочется, еле-еле поднимаюсь с постели, продираю глаза, выхожу на улицу и очаровываюсь всем увиденным и услышанным. Небо на востоке пылает багрово-красным румянцем. Из-за горизонта медленно поднимается раскалённый солнечный диск, пронизывающий всё вокруг своими золотистыми лучами. Со всех сторон раздаётся пение-щебетание птиц, словно соревнующихся в своём искусстве. Мычат выгнанные на пастбище коровы, кудахчут во дворах куры, на заборе заливается красавец петух. Спешит куда-то по своим делам собака. За лениво бредущими по лугу коровами тянутся длинные росистые тропы. Словно хрустальные бусинки, поблескивают в траве росинки. Природа пробуждается ото сна, набирается сил. Хочется глубоко вздохнуть, расправить плечи, обнять весь мир руками. Невольно жалеешь тех, кто просыпает такое прекрасное время суток.
   Лежа на своей полке, я периодически посасывал из горла пол- литровой бутылки мед, который неведомым путем где-то у кого- то достала мне мать. Мед она считала как бы талисманом. Во время болезней и других тяжелых жизненных ситуаций она всегда доставала немного меда. И почему-то была уверена, что это будет способствовать благополучному исходу. Мед я заедал имевшимися у меня моими любимыми фруктами — яблоками. На таком сладком пайке я и продержался до Ленинграда.
   Первое впечатление от города — огромная величественная серая махина. Ленинград к тому времени уже зализал раны, нанесенные ему войной и блокадой, но выглядел серым, прокопченным. Это позднее его вымыли и выскребли ко всяким там спартакиадам и фестивалям.
   Кое-как на трамвае я добрался до улицы Льва Толстого на Петроградской стороне, где на базе больницы Эрисмана расположился 1-й мединститут, и предстал перед приемной комиссией.
   У меня поинтересовались, есть ли мне где остановиться на время экзаменов. Получив отрицательный ответ, для размещения в студенческом общежитии у меня потребовали паспорт.
   Я ответил, что паспорта у меня нет, и предъявил комиссии удостоверяющую мою личность справку из сельсовета. Мне объяснили, что с такой справкой находиться в Ленинграде нельзя и посоветовали обратиться в райотдел милиции, чтобы получить разрешение на проживание в Ленинграде на время экзаменов. В райотделе милиции мне отказали в таком разрешении и посоветовали обратиться за ним в горотдел милиции, расположенный в здании Генштаба на Дворцовой площади. Кое-как я отыскал Дворцовую площадь и горотдел милиции, однако и там мне отказали в нужном разрешении и велели в 24 часа покинуть город Ленинград.
   Измученный поездками по городу и окончательно убитый отказом, я снова появился перед приемной комиссией и попросил отдать мне мои документы, чтобы ни с чем возвратиться домой.
   Мое личное дело извлекли, внимательно посмотрели и велели мне дождаться ответственного секретаря комиссии.
   Через какое-то время в помещение комиссии вошла миловидная белокурая женщина лет сорока. Это была Анна Сергеевна Букина, бессменный ответственный секретарь приемной комиссии в течение многих лет. В обычное время она заведовала в институте студенческой канцелярией.
   Меня представили ей и доложили о сложившейся ситуации. Ознакомившись с моими документами и внимательно посмотрев на меня, Анна Сергеевна очень тепло и дружески, как будто мы с ней были знакомы всю жизнь, сказала мне:
   — Витя, забирай свои вещички, и пойдем со мной.
   Пешком мы отправились в находящееся недалеко по Петроградской набережной студенческое общежитие. По дороге Анна Сергеевна сказала мне:
   — Не унывай, Витя. Жильем мы тебя обеспечим. Тебе необходимо будет за четверо суток сдать экзамены по всем предметам и убыть в свою деревню за паспортом. Постарайся это успешно проделать и попасть в те три процента студентов, которые отведены у нас для крестьянских детей.
   В общежитии Анна Сергеевна представила меня коменданту дяде Саше, китайцу по национальности, велев не брать с меня за проживание в общежитии плату.
                ГЛАВА 2 АВГУСТ
   Экзамен по химии на следующий день у меня принимала симпатичная шатенка лет тридцати с глубоким шрамом на лбу. Говорят, что в прошлом она была одной из ведущих фигуристок Союза и получила травму головы во время тренировок. Мои ответы на вопросы билета показались ей настолько глубокими, что она спросила меня:
   — По каким источникам Вы так хорошо изучили химию?
   — По учебникам и брошюрам.
   — Каким таким брошюрам?
   — Научно-популярным, — соврал я.
   По правде говоря, никаких научно-популярных брошюр по химии я и в глаза не видел, но я встречал такие брошюры по другим предметам, например, астрономии, биологии. Экзаменатор не стала больше уточнять источник таких моих познаний химии и поставила мне 5 с плюсом.
   Физику меня отправили сдавать к грозе всех абитуриентов преподавательнице кафедры физики Барановой, которая оказалась седой костлявой прокуренной женщиной лет 55. Я быстро решил задачу, подготовился к ответу на все вопросы и сижу и наблюдаю, как плавает на совсем простом вопросе один из абитуриентов. Видя написанное на моем лице недоумение, Баранова предложила ответить на его вопрос мне. Я тут же без запинки ответил на его вопрос и вопросы своего билета. Незадачливому абитуриенту за его ответы Баранова поставила двойку, мне же — пятерку.
   В коридоре меня окружили абитуриенты с расспросами. Один из них отвел меня в сторону и сказал мне:
   — На фотографии Вы очень похожи на меня. Не могли бы Вы у другого экзаменатора сдать экзамен по физике за меня?
   — Вы хотите, чтобы меня вместе с Вами с треском отстранили от вступительных экзаменов? — ответил ему я.
   На следующий день мне предстояло писать сочинение по русской литературе. Я очень боялся этого экзамена. Как меня предупреждали, в Ленинграде бытует самый чистый во всем Союзе русский язык. А белорус, как говорят — это неграмотный русский. Русский язык у нас в школе был по существу иностранным языком, все остальные предметы мы изучали на белорусском языке. Что касается моей разговорной речи, то это была смесь русского и белорусского языка с деревенским.
   — Если я получу тройку по сочинению, то я не смогу без стипендии учиться в институте, — сказал я Анне Сергеевне.
   — Не паникуй, Витя, — сказала она мне, — настраивайся на лучшее.
   Из трех предложенных на экзамене тем я выбрал следующую: "Народно-демократические тенденции в комедии Грибоедова "Горе от ума". Как мог, я написал об этих тенденциях и на следующее утро со страхом примчался к Анне Сергеевне.
   Она встретила меня с улыбкой и сказала:
   — Четыре! Ты сделал две ошибки: не поставил одной запятой и в слове "уголок" вместо "о" написал "а". — Ошибка с буквой "а" была типичной для меня: сказалось влияние белорусского языка.
   Мне почему-то показалось, что Анна Сергеевна не сказала мне всей правды. Ошибок в моем сочинении, возможно, было и больше.
   Неожиданно к себе в гости меня пригласил член приемной комиссии Алексей Кириллович Рябуха. Жил он на Кировском проспекте в двухкомнатной квартире с туалетом и ванной. Такое жилье я видел в своей жизни впервые.
   Он завел меня в ванную, велел раздеться и вымыться, а затем переодеться в лежавшую на табуретке одежду. Там оказались носки, трусы, майка и ношеная, но еще крепкая ситцевая рубаха. В довершение всего я облачился в поношенные, но еще хорошо выглядевшие брюки и пиджак синего цвета, а также ремонтированные, но крепкие и оказавшиеся как раз мне впору ботинки. Я был поражен всем этим и почти не узнал себя в зеркале. Затем Алексей Кириллович угостил меня кофе и бутербродом с колбасой и сыром, при этом сыр своим вкусом напомнил мне мыло, а кофе показался горьким. Понравились мне круглые бело-розовые изделия.
   — Это, наверное, большой дефицит? — спросил я.
   — Это зефир, не очень большой дефицит, — улыбнулся Алексей Кириллович.
   Со связанным в узелок своим барахлом я отправился в общежитие, а затем в приемную комиссию, где меня, как какое-то чудо, все начали разглядывать.
   Анна Сергеевна повела меня показать ректору института Алексею Ивановичу Иванову. В кабинете за столом я увидел толстенького, пухленького, небольшого роста в морской форме, как потом я узнал, генерал-майора медицинской службы. Он посмотрел на меня, в мое личное дело и сказал:
   — Вы здорово преобразились, даже не похожи на себя на фотографии, так держать и дальше, юноша!
   На устном экзамене по русскому языку и литературе на следующий день я не очень отличился. Мне нужно было рассказать о стихотворении С. Стальского "Комсомолу", содержание которого я помнил смутно. Пришлось отделаться общими фразами о роли комсомола в обществе. Несмотря на это, я получил пятерку. Я понял, что моя отличная оценка на этом экзамене была заранее предопределена.
   Анна Сергеевна вручила мне справку о там, что я являюсь студентом I-го Ленинградского медицинского института, а также конверт со 100 рублями. От денег я стал отказываться, уверяя, что они у меня на обратную дорогу есть, но Анна Сергеевна заставила меня их взять.
   — Бери, Ломоносик, — сказала она мне, — деньги никогда не бывают лишними. Что касается Ломоносика, то это мы так тебя прозвали между собой.
   При виде справки о зачислении в институт сердце мое сильно забилось. Не верилось, что этот не легко доставшийся мне документ в корне изменит всю мою последующую жизнь.
   Анна Сергеевна дала мне также экземпляр газеты "Медицинский работник", в которой в заметке из Ленинграда сообщалось, что "на вступительных экзаменах в I-й Ленинградский мединститут отличные знания по химии и физике показал Виктор Пущенко, приехавший из Белоруссии",
   Как на крыльях, мчался я домой. К моему удивлению, мать меня тут же узнала и почему-то не очень удивилась моему преображению. Не произвело на нее никакого впечатления и упоминание обо мне в центральной прессе. По-видимому, наше предстоящее расставание ее мало обрадовало. Газету я тут же приклеил к стене возле стола.
   Дома меня ожидало письмо из Горловского горного техникума, в котором сообщалось, что я буду принят в техникум, если представлю туда оригиналы документов.
   Паспорт я получил без никакой волокиты.
   Встретился с Сашей Лазаренко и к своему удивлению узнал, что он поступил в I-й Московский медицинский институт.
   Сделал он это под нажимом родителей, мечтавших видеть сына врачом .
   От него я также узнал, что большинство наших выпускников всеми правдами и неправдами поступило в высшие и средние учебные заведения. Каждый поступал туда, куда легче было поступить. В первую очередь при этом учитывались знакомства и связи.
   С чемоданом яблок и со старым, вытертым до блеска осенним пальто дядьки Евтея в конце августа я убыл в Ленинград.
   Мне предстояло выжить в этом большом городе, получить образование, очиститься от приставшей ко мне деревенской шелухи, сохранив здоровое деревенское ядро. Моя жизнь по существу начиналась заново. Выйдя из деревни, я перекрестил ее и произнес слова Чацкого из комедии Грибоедова "Горе от ума": "Сюда я больше не ездок".






СОДЕРЖАНИЕ

От автора …………………………..  3
Операция «Кот в мешке» ……….… 5
Дорога на вершину …………...… 180
Протрезвление ……………….…. 237
Маньчжурская ветка ………….... 286
Белоруссия родная ……………... 341
Центральная группа войск …….. 401
Оккупация …………………...…. 479
Ломоносик …………………...…. 511



















Литературно-художественное издание
Пущенко Виктор Демьянович
ОПЕРАЦИЯ «КОТ В МЕШКЕ»
Художественно-документальные повести
Ответственный за выпуск Виктор Хурсик

Напечатано с оргинал-макета издателя в типографии РУП «Издательство «Белорусский Дом печати» (производство №1).

   
   1 Поверх вооружения на кораблях размещали сельскохозяйственную технику, автомашины.
   2 На некоторых кораблях имелись зенитные скорострельные пушки.
   3 В случае задержания и досмотра американцами наших кораблей с военнослужащими и вооружением предусматривалось их экстренное потопление.
   4 К моменту введения морской блокады на Кубу были завезены: 42 стратегические ракеты, 20 атомных боеголовок, 72 самолета и 172 танка. Планировали, но не успели завезти еще 20 атомных боеголовок. О наличии на Кубе атомного оружия американцы точно не знали. В СССР оставалось еще 20 атомных боеголовок (американцы предполагали 75-100). Соотношение ядерных сил СССР и США в то время было 1:17. Американцы предполагали, что на Кубе находилось 10 тысяч наших военнослужащих, фактически же их было 40 тысяч. Стратегические ракеты на Кубе находились в ведении Хрущева. 6 тактических ядерных ракет оставались в распоряжении командования Группы. Их планировали применить при нападении США на Кубу.
   5 Пусковая установка, с которой были запущены ракеты, сбившие самолет, стала на Кубе национальной реликвией.
   6 В ту пору Советский Союз помогал одной Кубе больше, чем США всем остальным странам Латинской Америки. Другим странам мира он помогал больше, чем все остальные развитые страны, вместе взятые. В денежном выражении наша помощь составляла 23 миллиарда рублей в год.
   7 Родина или смерть! Мы победим! — боевой лозунг нынешних кубинских революционеров.
   8 В настоящее время с применением искусственного кровообращения производят пересадку сердца, других органов, аортокоронарное шунтирование и другие сложнейшие операции. Недавно найден способ проведения некоторых операций на работающем сердце без искусственного кровообращения.
   9 Через 5 лет после нашей встречи за две недели до намеченной защиты докторской диссертации Геннадий трагически погиб, попав под колеса автомашины.
   10 В 1975 году я отдыхал в санатории. Моим соседом по номеру оказался полковник в отставке Яковлев, который поведал мне, что в 1973 году он перенёс в Тбилисском окружном госпитале клиническую смерть при попытке начальника отделения анестезиологии и реаниматологии полковника медслужбы Чекоидзе ввести его в наркоз для проведения операции удаления аденомы. Больного чудом удалось спасти. В дальнейшем операция ему была проведена под наркозом, который в тайне от начальника дал ему старший ординатор. И вообще госпитальное начальство всё делало там для того, чтобы не допускать к работе в операционных начальника отделения. Всю работу за него тянули там старший ординатор и ординатор отделения.
   11 Даже в страшном сне не могло мне присниться тогда, что всё это повторится через 20 лет и что в роли ответчика на суде буду выступать я, а Люда, используя приобретённый ею опыт, во всём превзойдёт Николая.
   12 В 20-ти километрах от Бобруйска в лесу на сверхсекретном военном объекте "Казаково" находился склад атомного и водородного оружия. Нам об этом в то время ничего не было известно.
   13 Впоследствии я выполнил своё обещание. Однако сотрудники КГБ посоветовали мне не заниматься впредь этим делом, так как это может повредить моей службе.
   14 Леонид Петрович дожил до 92 лет. Последние десять лет он был слепой, глухой и не мог передвигаться. От операции по удалению катаракты он категорически отказался. До конца его дней за ним ухаживала его дочь.
   15 Генерал после операции прожил ещё семь лет.
   16 Через три года после увольнения он скоропостижно скончался от инфаркта миокарда.
   17 После выздоровления он получил четыре года тюрьмы за членовредительство.
   18 Через 4 месяца по выздоровлении больной был выписан из госпиталя без изменения степени годности к военной службе. Этот случай мы с начальником травматологического отделения описали и опубликовали в журнале "Вестник хирургии им. И.И.Грекова".
   19 Впоследствии выяснилось, что он ещё и очень больной человек.
   20 Из Праги больная была отправлена в Москву в Главный клинический госпиталь им. Н.Н.Бурденко. Её дальнейшая судьба неизвестна.
   21 В порядке исключения министр обороны разрешил ему продолжить службу в армии, но только не в рядах лётного состава.
   22 Разве мог кто-либо из нас предположить тогда, что через четыре года Центральная группа войск прекратит своё существование в Чехословакии.
   23 Впоследствии она стала его женой.
---------------


---------------

------------------------------------------------------------