Он списывал мысли в блокнот,
Сидел вечерами в читалке,
Но были усилия жалки,
А разум под стать приживалке
У книг, у великих господ
Татьяна Бек
У ближайшего перекрестка Антон остановился в нерешительности: идти ли прямо в Столешников или заглянуть в «Дружбу». Обычно он возвращался на улицу Горького, но сейчас ему уже хотелось скорее завершить совместный с Полиной поход по книжному пути. Полина его раздражала. Он смутно вдруг ощутил ее духовное превосходство, понял, что ее внутренний мир и интересы оказались более сложными, чем он представлял ранее, и главное, этот мир ему недоступен. Было в нем самом что-то ущербное, постороннее, а Полина - настоящая, живая!
- Пойдем, посидим в скверике, - наконец решил он, сворачивая налево, к Моссовету. Скверик был крошечный, но двухступенчатый, окруженный низкими гранитными стенками. На нижней ступени, у серенького здания с квадратными окнами и двумя круглыми барельефами на фасаде, часть скверика была гораздо более уютной. Вдоль ограды тянулись газоны, скамейки и росли старые деревья, а в центре памятник Ленину. Старые деревья Антону всегда нравились, они всегда внушали ему устойчивое, спокойное настроение.
- Что там на табличке у дверей написано?
- Институт марксизма-ленинизма.
- Да, памятник здесь к месту. Ленин сидит задумчивы такой. Ни к чему не призывает, рукой в будущее не указывает.
- Не то, что памятник Юрию Долгорукому. Прозвище какое – «долгорукий»! Хорошо, что его снизу его не видно. Пошли на скамейку, посидим возле Ильича.
- Предки часто о Ленине спорят. У них в институте чудак работает. Когда-то он атомную бомбу помогал создавать, а потом засомневался. Говорит, что нужно социализм с капитализмом объединить и еще крымских татар защищает. Папа все повторяет: «Андрей не прав. Андрей – пацифист». Пацифист – это плохо?
- Не знаю, мои предки о Ленине никогда не говорят. Отец секретарь парторганизации, по конференциям, съездам разъезжает. Там не спорят, наверное.
Под поредевшей кроной старого вяза, под которым они сидел, было хорошо. Дорожки рядом были чисто прометены, а под деревом свернувшиеся опавшие листья лежали багровые, как угли и, казалось, тихонько шипели. Странно, настроение не повышалось. Антон с неприязнью посмотрел на Полину и вдруг, невольно любуясь на ее четкие полные губы, подумал: «А поцеловать ее я смог бы? Наверное, нет»
- Антон, а мы уроки сделать успеем?
- Я уроки никогда дома не делаю
- А домашнее задание по математике?
- Говорю же, на перемене спишу.
- А в читальных залах к урокам готовишься?
- Многие там только и готовятся, сообщения пишут, но не я.
Здесь настроение у Антона немного повысилось, он снова словно впервые за вечер увидел Полину и размечтался
- Просто мне все библиотеки нравятся. Это целые миры. Вот, представь библиотеку Ленина. Огромный зал с хорами по бокам. Длинные столы с зелеными лампами, ну, ты вдела, в кино часто показывают. Хотя зал юношеский, из хранилища тебе по заказу любую книгу принесут! Кстати, снаружи она тебе, наверное, нравится, классицизм с колоннами и куполами.
- Знаю, Пашков дом по проекту Баженова
- Хотел бы я снаружи на галерейке постоять, на Кремль посмотреть, жаль не пускают. Зато библиотека Исторического музея прямо у Кремля. Двери входные настоящие парадные, тяжелые, со стеклянными квадратами. Войдешь и по широкой лестнице на самый верх! Но в зале не уютно. А выходишь из дверей вечером и сразу на Красную площадь. Иду к ГУМу, покупаю мороженое, всегда «Ленинградское», и к мавзолею, сначала вдоль лип, потом по брусчатке.
- На кладбище мороженое ешь
-Это не кладбище, место для парадов. Вот где уютно – в Книжном павильоне на ВДНХ. Я иногда туда по настроению через весь город ездил. Сидишь в мягком кресле, только лампы не на столах, под потолком, дневного света и гудят тихонько, умиротворенно. В зале тихо, ни души и книги красивые, новые. Но знаешь, где самое лучшее место в Москве?
- Где?
- В библиотеке МОИП, возле старого здания университета. Проходишь мимо памятника Ломоносову и в дверь налево. Поднимаешься наверх, в коридоре и зале полутьма, везде книги в шкафах до самого потолка. А потолок теряется где-то в небе, как в волшебном замке. Зал крошечный и каждому читателю – столик с настольной лампой. Библиотекарши вежливые, наклоняются к тебе и говорят почти шепотом, выслушают внимательно, запишут на бланке название книги и вскоре возвращаются с каким-нибудь старинным фолиантом или дореволюционным журналом, на стол перед тобой положат и пожелают приятного чтения!
- Ну, ты прямо книжный червь какой-то, - покачала головой Полина.
- Ладно, пошли в «Дружбу», - рывком поднялся Антон, - не нравится мне эта мамаша с коляской на соседней скамейке. Не может ребенка успокоить, - и неожиданно добавил, - ненавижу детей.
Полина промолчала, а Антон так и не понял, что его переполняет – стыд, или тоска. Они снова перешли улицу Горького, и вот он, рядом с помпезным Моссоветом, магазин «Дружба», книги там были на всех языках стран народной демократии, но больше всего немецких. Антон ни одного из этих языков не знал. Тексты его не интересовали. Не было книг прекраснее атласов! Он всегда удивлялся, почему ни один город Союза не может сравниться по книжной графике с каким-то Лейпцигом. Как Антон был счастлив, купив атлас птиц Европы! По ярким, четким рисункам можно было узнать любую птицу! А в текстах были еще и маленькие карты, и черные силуэты! «Зато мы делаем ракеты», обычно вспоминал он. Жаль, что книгу он изрядно потрепал, таская в полевой сумке по лесам Подмосковья. Суперобложка едва держалась.
- Я здесь не была, может и мне найдется что-то, - предвкушая находки, молвила Полина
- Альбомов по живописи здесь полно.
Пока Антон рассматривал многочисленные атласы растений, грибов и животных, Полина обнаружила интересную книгу и сразу ее купила
- Что там?
- Грундик, давно мечтала его купить, - восторженно воскликнула Полина, пряча яркую книжку в изрядно потяжелевшую спортивную сумку, - я бы и «Дрезденскую галерею» купила, но уж больно дорогая.
Снова перешли они улицу, теперь перед ними была солидная цель - «Академкнига». Антон сюда заходил не слишком часто, чтобы не расстраиваться, книги были переводные и дорогие. Правда, и здесь бывали радостные дни, когда попадались популярные серии. Тогда на свой рубль Антон мог купить две, три, а иногда и пять великих книг. Он уже утащил домой, как драгоценную добычу, книги Матвея Бронштейна о солнечном веществе, историю свечи Фарадея, поэму о камне Ферсмана, а еще Вавилов и … много еще! Не спеша они прошли по длинному магазину, осматривая прилавки, и снова вышли на площадь. Впереди лежал Столешников!