О Б. Рыжем

               
                Воздействие поэзии на автора и читателя прямо пропорционально: чем известнее стихотворение, чем оно доступнее и понятнее для читателя, тем большую ответственность налагает на автора. Такие мысли возникли у меня при прочтении сборника стихов Б. Рыжего «Типа песня» (издательство «ЭКСМО», серия «Поэтическая библиотека», 2005 г.). Помню, я обменяла её на «Записки ректора» С. Есина у однокурсницы в конце своей учёбы в институте: имя Рыжего только-только появилось в поле моего зрения, и мне хотелось заполучить его книжечку… В книге собраны стихи 1996 – 2001 гг. Но какие стихи! И сама творческая биография его уместилась  на двух небольших страничках предисловия, а библиография заняла и того меньше места. Недавно меня заинтересовала книга И. Фаликова о Борисе Рыжем, изданная в серии «ЖЗЛ»; уверена, что она вскоре появится в моей домашней библиотеке.
                Можно предпослать эпиграфом к этой миниатюре строки из стихотворения А. Кушнера:
                «Плачет бог, читая на том свете
                Жизнь незамечательных людей».
                Парадокс: серия называется «Жизнь замечательных людей», а эпиграфом хочется взять слова о «жизни незамечательных людей»…
                Я отмечаю как явление то, что происходит в читательском сознании последние десятилетие-полтора (не без помощи самопальных литературных критиков), отягощённое собственным читательским легкомыслием и отсутствием самостоятельного мнения на счёт того, кого считать поэтом, а кого – нет. Читатели всё чаще отказывают в звании поэта современнику.
                Как-то, сидя за общим столом со своими знакомыми, я услышала от знакомых этих самых моих знакомых прямую претензию: «Какой Бродский поэт? Ведь тут у него – прямое заимствование (читай – плагиат), там – переложение, пересказ, да и по технике, синтаксису, лексике – он вторичен». Я не удержалась, хотя вступать в искусствоведческие и критические дискуссии с людьми не- и малознакомыми – совсем не в моих правилах: «Имейте мужество признать мастера, даже если испытываете к нему личную неприязнь. Дайте себе труд лично выяснить, кто есть кто!». Я, конечно же, его ни в чём не убедила (да и цели такой у меня не было), но, возможно, своим выпадом – вразумила. Меня такое отношение к людям, ушедшим из жизни, со стороны праздных суесловов бесит. Я тоже не могу внести И. Бродского в список своих любимых поэтов, но как мастера я его уважаю и буду уважать впредь. Ещё любят некоторые «емели» высасывать, как мозг из косточки, из биографии известного литератора бытовые подробности и устраивать из «обсосков» пир на глазах у всех. Та же дрянная категория. Всё это касается стихов Рыжего: не будучи своим литературным героем в быту, он в творчестве своём (что касается его ментальной подоплёки) – тождествен литературному герою. Он писал так, как жил. Что подтверждает его трагичный конец. За лиру, действительно, платят чистой кровью. И жизнь – лучшее доказательство этой аксиомы.
                «Так же недруги крепчают.
                «Так же ангелы молчат.
                «Так же други умирают…»
                «Мы собрали все детали…»
                Эта строфа – приговор поколению Б. Рыжего и, допускаю, всех «семидесятников». Об этом в литературе – практически ни строчки. А это – поколенческая проблема, которая замолчать себя не даёт. Недруги «докричались» до того, что литературы как целостного процесса сейчас в России нет, так же, как нет в ней никакого единого стрежня, системы, здравого смысла… Всё оболгано и перепродано. «Ангелы молчат» - так не в чести сейчас ангелоподобные черты характера в людях; всё поглотила религия демонизма, вернее, религия сектанства, т. е. отсутствие любой религии. «Други умирают» - это заметно невооружённым глазом, и пусть заткнутся те, кто недавно орал о демографическом буме. Незаменимые есть, были и будут всегда. Такие, как Б. Рыжий, «последний советский поэт». Книга из рук выпадает – жжёт ладони своей правдивостью и ужасом, порождённым этой правдивостью. Нет собрания сочинений, практически нет премий; есть (и это правильно) памятник, есть несколько публикаций в «Знамени», три – четыре сборника и главное – рукописи. Пусть о нём никогда не слышали библиотекари, он уже остался в русской поэзии на правах классика. Просто нужно его почитать.