«ПОД НЕНАВИСТЬЮ ДЫШИТ ОСКОРБЛЕННАЯ ЛЮБОВЬ»
К юмористам, как правило, у литературных критиков и знатоков, выражаясь словами Маяковского, «отношение плевое». Отчасти это можно оправдать тем, что господа юмористы настрогали погонные метры сиюминутной дешевки, за которую через год, а то и через месяц становится стыдно самим авторам. Чего не зарифмует борзое перо? А тут еще такой легкомысленный куплетно-эстрадный псевдоним – Саша Черный.
Феликс Кривин в живом и талантливом предисловии к изданию «Стихотворений» С. Черного пустился в рассуждения о происхождении пресловутого псевдонима: тут и «противоцвет» Андрею Белому, и современное выражение «черный юмор» и т. д., и т. п. Все объяснялось гораздо проще: поэт говорил критику А. Измайлову: «Нас было двое в семье с именем Александр. Один брюнет, а другой блондин. Когда я еще не думал, что из моей литературы что-нибудь выйдет, я начал подписываться этим семейным прозвищем».
Потом он и сам был не рад такому выбору. Тем более, что ненавидел всякую фамильярность, был человеком гордым и довольно замкнутым. К. И. Чуковский, автор одной из лучших статей о Саше Черном, приводит такой эпизод, свидетелем которого ему довелось быть:
«– Здравствуйте, Саша, – сказал ему на Невском один журналист.
– Черт меня дернул придумать себе такой псевдоним! Теперь всякий олух зовет меня Сашей».
В зрелые годы, уже за рубежом, поэт стал подписываться А. Черный. Однако в памяти читателей он все равно был и останется Сашей Черным. Не имя красит человека, а человек имя. А человеком и поэтом он был высочайшей пробы, чрезвычайно далеким от тех многих, о которых с омерзением писал:
Все мозольные операторы,
Прогоревшие рестораторы,
Остряки-паспортисты,
Шато-куплетисты
И бильярд-оптимисты
Валом пошли в юмористы.
Сторонись!
В его собственных стихах настолько сплетены юмор, лирика и сатира, что разделить это невозможно, да, наверное, и не нужно. К. И. Чуковский считает, что Саша Черный создал маску обывателя и от его имени пишет стихи, тем его как бы разоблачая. Конечно, между автором и его, так сказать, «лирическим героем» всегда есть дистанция, иногда большая, иногда меньшая. Но как хотите, а вот это, например, никакое не разоблачение обывателя:
Я, как филин, на обломках
Переломанных богов.
В неродившихся потомках
Нет мне братьев и врагов.
Я хочу немного света
Для себя, пока я жив:
От портного до поэта –
Всем понятен мой призыв…
А потомки... Пусть потомки,
Проклиная жребий свой
И кляня свои потемки,
Лупят в стенку головой!
Лупим, лупим, Александр Михайлович! И тоже хотим немного света для себя, пока мы живы.
Зажги! Мы ждали много лет –
Быть может, солнца вовсе нет.
Долгое время считалось, что портретов Саши Черного почти нет: существуют один-два и все. Это для той поры довольно странно, если учесть, что портреты популярных людей часто мелькали на страницах прессы, а Саша Черный был необычайно популярен.
Мы знаем из многих источников, что он, подобно Пастернаку, «жизни в ярком блеске выставочной витрины» не желал. Сведения о себе сообщал более чем скупые. Даже его адрес отсутствовал в адресной книге (он был указан, но на фамилию жены). Даже рисовать себя на групповых портретах поэт не позволял. Только после того, как какие-то проходимцы на юге в корыстных целях стали выдавать себя за Сашу Черного, он позволил приложить свой портрет к шестому изданию «Сатир».
В «Панораме искусств» № 10 скрупулезный и настойчивый исследователь А. Иванов открыл нам не только целые пласты жизни поэта, но и... порядочное количество его портретов, писанных одним и тем же художником – Вадимом Фалилеевым, с которым Сашу Черного связывала долгая дружба.
И теперь, когда мы читаем стихотворение «Игрушки», мы наглядно видим мастерскую этого прекрасного художника и его труд (все сходится – и Тучков мост, где была мастерская, и любовь к русской игрушке).
У Тучкова моста жил художник,
Бородато-пухлое дитя.
Свежий и румяный, как пирожник,
Целый день работал он, свистя:
Медь травил шипящей кислотою,
Затирал на досках пемзой фон,
А потом, упершись в пол пятою,
Налегал на пресс, как грузный слон.
Зимний ветер хныкал из-под вьюшки.
Вдоль лазурно-снежного окна
В ряд стояли русские игрушки –
Сказочная пестрая страна.
Благодаря упомянутому исследователю, мы сейчас знаем кое-что о детстве и юности Саши Черного. Он родился 1 (13) октября 1880 года в Одессе. Но было бы ошибкой считать его одесситом, как это сделали авторы спектакля театра «Эксперимент» «Интеллигенты из Одессы» (С. Черный в этой пьесе – один из персонажей, наряду с Бабелем и Багрицким). Раннее детство он провел в Белой Церкви, а затем родители переехали в Житомир. Он писал о себе в автобиографии: «сын аптекаря», но, если точнее, то отец служил агентом фармацевтической фирмы и часто бывал в разъездах. Детей росло много. Обстановка в семье была удручающая. Старший брат, подросши, сбежал из дома. Потом по его стопам последовал и Александр. Светлых впечатлений о детстве у поэта не сохранилось, зато сохранилось такое:
Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом.
Жена на локоны взяла последний рубль.
Супруг, убитый лавочкой и флюсом,
Подсчитывает месячную убыль.
Кряхтят на счетах жалкие копейки:
Покупка зонтика и дров пробила брешь,
А розовый капот из бумазейки
Бросает в пот склонившуюся плешь.
От этой «обстановки» поэт сбежал в Петербург, там учился в гимназии, но был исключен за двойку по алгебре. На этот раз, по-видимому, без плюса. Началась полоса тяжелой бродячей жизни, пока журналист А. Яблоновский не опубликовал в «Сыне отечества» заметку о нем. После этого (1898 г.) его взял на воспитание председатель крестьянского присутствия в Житомире К. К. Роше. Снова учение в Житомирской гимназии и снова исключение – за конфликт с директором. Юноша был вынужден зарабатывать себе на жизнь на разных службах – письмоводителем, сотрудником газеты, где приходилось и сочинять заметки, и выполнять типографские работы, и мыть шрифт, а в качестве гонорара получать контрамарки в оперу, так как издательница газеты являлась совладелицей местной оперы.
Чем в следующем номере
Заполнить сотню строк?
Зимою жизнь в Житомире
Сонлива, как сурок.
Живет перепечатками
Газета-инвалид
И только опечатками
Порой развеселит.
Наконец, в 1905 году поэт снова оказывается в Петербурге. Там в это время, как грибы, растут сатирические журналы. И вот в журнале «Зритель» № 23 за 27 ноября появляется наделавшее много шума стихотворение «Чепуха», подписанное «Саша Черный». Номер был конфискован, и вскоре журнал закрыли. Последствий для автора не было, его не преследовали «за невозможностью разыскать», хотя он жил не скрываясь и даже печатался как под получившим шумную известность псевдонимом, так и под собственным именем, то есть А. Гликберг.
Наибольшей популярности достиг Саша Черный, печатаясь в журнале «Сатирикон», во главе которого стоял талантливый Аркадий Аверченко. Как свидетельствует К. И. Чуковский: «Получив свежий номер журнала, читатель прежде всего искал в нем стихов Саши Черного. Не было такой курсистки, такого студента, такого врача, адвоката, учителя, инженера, которые бы не знали их наизусть».
Дело, конечно, прежде всего в таланте автора, но еще и в том, что он уловил настроения очень многих своих современников. Все шаталось и рушилось, и выхода было не видно.
По улицам шляется смерть. Проклинает
Безрадостный город и жизнь без надежд,
С презреньем, зевая, на землю толкает
Несчастных, случайных невежд.
А рядом духовная смерть свирепеет
И сослепу косит, пьяна и сильна.
Все мало и мало – коса не тупеет,
И даль безнадежно черна.
Тут уж никакой беззаботности, типичной для юмористов. Поэт воспринимает действительность в крайне мрачных тонах. В нашем литературоведении было принято списывать все на пресловутую «столыпинскую реакцию», но причина крылась скорее всего в предчувствии грядущих социальных катаклизмов, в утрате ближайшей духовной перспективы. В стихах Саши Черного нет Бога, но в «светлое будущее», предсказываемое революционерами, он тоже не верит.
Что же касается завоеваний революции,
О которых невнятно бормочут иные Конфуции,
Революция очень хорошая штука –
Почему бы и нет?
Но первые семьдесят лет
Не жизнь, а сплошная мука.
В первых изданиях «Сатир» разделу «Авгиевы конюшни» предпослан эпиграф из «Свободы воли» Шопенгауэра: «Это может дойти до того, что иному, особенно в минуты ипохондрического настроения, мир может показаться с эстетической стороны – музеем карикатур, с интеллектуальной – сумасшедшим домом, и с нравственной – мошенническим притоном».
Своих персонажей поэт не щадит. Действительно, музей карикатур!
Жил на свете анархист,
Красил бороду и щеки,
Ездил к немке в Териоки
И при этом был садист.
А вот, так сказать, собрат по перу:
Мне, правда, нечего сказать сегодня, как всегда,
Но этим не был я смущен, поверьте, никогда –
Рожал словечки и слова, и рифмы к ним рожал,
И в жизнерадостных стихах, как жеребенок, ржал.
А вот что писал о Саше Черном такой достаточно беспощадный ко многим критик, как Н. С. Гумилев, в своих «Письмах о русской поэзии»: «Саша Черный избрал благую часть – презрение. Но у него достаточно вкуса, чтобы заменять иногда брюзгливую улыбку улыбкой благосклонной и даже добродушной. Он очень наблюдателен и в людях ищет не их пороки (...), а их характерные черты, причем не всегда его вина, если они оказываются только смешными (...). Кроме того, у него есть своя философия – последовательный пессимизм, не щадящий самого автора».
Как молью, изъеден я сплином,
Посыпьте меня нафталином!
Несмотря на огромный успех в «Сатириконе», он чувствовал себя там одиноким, чужим и все порывался уйти из популярного журнала. И ушел. Попытался укорениться в толстых «Современном мире» и в «Современнике», но никак не попадал им в тон.
Почему-то у толстых журналов,
Как у толстых девиц средних лет, –
Слов и честного мяса немало,
Но совсем темперамента нет.
Часто у него встречается убийственная ирония по отношению к дамской щебечущей поэзии:
Дама, качаясь на ветке,
Пикала: «Милые детки!
Солнышко чмокнуло кустик,
Птичка оправила бюстик
И, обнимая ромашку,
Кушает манную кашку».
Сам он писал для детей и о детях совершенно иначе. Исчезает насмешка; появляются теплые, ласковые интонации. Многие мемуаристы свидетельствуют, что он с большой охотой возился с детьми и находил с ними полное взаимопонимание. Например, он так объяснял маленьким читателям, кто такой поэт:
Беззаботный и беспечный, как Барбос,
Весел он под каждым кровом,
И играет звонким словом,
И во все сует свой нос.
Хоть он взрослый, но совсем такой, как вы:
Любит сказки, солнце, елки, –
То прилежнее он пчелки,
То ленивее совы.
Детских стихов написал он немало. Сборник «Что кому нравится» был издан у нас в городе в 1989 году.
Привлек его к работе для детей А. М. Горький. Летом 1912 года Саша Черный гостил у него на Капри. Горький писал о нем М. М. Коцюбинскому: «Мрачный и желчный сатирик Саша Черный оказался очень скромным, милым и умным человеком». Поэт тоже относился к Горькому с большой симпатией, но позже, обращаясь в стихах к черному пуделю, с мрачноватой укоризной писал:
«Человек – звучит чертовски гордо!»
Это Горький нам открыл Максим.
Ты не веришь? Ты качаешь мордой?
Ты смеешься, кажется, над ним?
О животных он, кстати, тоже писал с нежностью.
Очень любил стихи Саши Черного Маяковский. Как свидетельствует Л. Ю. Брик, любимая женщина Маяковского, Владимир Владимирович постоянно читал его стихи друзьям и близким, зная чуть ли не всю книгу «Сатиры» наизусть. Когда его спросили, кого он больше любит – Майкова или Полонского, он с ухмылкой отвечал: Сашу Черного. И с удовольствием читал:
«Мадам, отодвиньтесь немножко!
Подвиньте ваш грузный баркас.
Вы задом заставили солнце, –
А солнце прекраснее вас...»
С самого начала войны 1914 года поэт был призван в армию вольноопределяющимся. На фронт ушла и его жена, Мария Ивановна Васильева. На войне он написал книгу «Солдатские сказки».
Принято было считать, что поэт не понял Октябрьской революции. Все он понял. Поэтому и поспешил перебраться в Литву, а затем в «мачеху российских городов» – Берлин.
Спустя некоторое время он оказался в Риме, но не слишком восторгался красотами вечного города. Оснований для восторгов было мало: работы нет, покинутая родина не выходит из головы. «Перенеси сюда, за три версты от Тибра, мой старенький, мой ненаглядный Псков». Пришлось продать личную библиотеку, чтобы переехать в Париж.
В Берлине бросил самовар,
А в Риме – книги. Жизнь – могила.
Я ж не советский комиссар –
На перевозку не хватило!
В Париже Саша Черный сотрудничает в «Русской газете», в журнале «Иллюстрированная Россия», пишет стихи-песни, стихи-фельетоны. Там же он создает поэму «Кому в эмиграции жить хорошо». Ну, и кому же? Одному ребенку Мишутке. А остальным?
Без русского без берега
Какое, к черту, счастье!
Все дальше он, все мглистее,
О чем тут говорить?
В эмиграции у него коренным образом меняется манера письма. Тот самый русский быт, который когда-то казался поэту невыносимым кошмаром, отсюда, из заграничного далека, представляется ему потерянным раем:
Прокуроров было слишком много:
Кто грехов твоих не осуждал?..
А теперь, когда темна дорога
И гудит-ревет девятый вал,
О тебе, волнуясь, вспоминаем, –
Это все, что здесь мы сберегли...
И встает былое светлым раем,
Словно детство в солнечной пыли...
Вместо злой иронии – мягкая, мудрая печаль. Феликс Кривин пишет, что его любимое стихотворение Саши Черного – «Собачий парикмахер». Это стихотворение заметили и оценили многие. К. И. Чуковский услышал в нем интонации «Вольных мыслей» Блока. А мне, скорее, приходит на ум пушкинское «Вновь я посетил».
Навес, скамья и стол.
Старик с лицом поэта,
Склонившись к пуделю, стрижет бугром руно.
Так благородно-плавны жесты рук,
Так благостны глаза,
Что кажется: а не нашел ли он
Призвание, чудеснейшее в мире?
< ... >
Как этот старый человек
С таким лицом, значительным и тонким,
Стал стричь собак? Или в огромной жизни
Занятия другого не нашлось?
Или рулетка злая
Подсовывает нам то тот, то этот жребий,
О вкусах наших вовсе не справляясь?
Не знаю...
Но горечи в глазах у старика
Я, соглядатай тайный, не приметил...
Многие эмигранты из-за дороговизны обитания в Париже перебирались в провинцию. Саша Черный поселился в рыбацко-виноградарском поселке Ля-Фавьер. Там его и настигла смерть. В разных статьях допущено очень много домыслов о ее обстоятельствах. На самом деле в Провансе часто горел сухой вереск, а леса были около самого поселка. Саша Черный вместе с жителями поселка тушил один из таких пожаров, потом пытался на солнцепеке что-то делать на своем участке; внезапно ему стало плохо, и он скончался от сердечного приступа.
Незадолго до этого он успел отправить в одну из парижских газет рассказ «Илья Муромец» и стихотворение «С холма».
Смерть поэта потрясла многих. Ему было всего 52 года. Особенно любил его А. И. Куприн, который написал в газете «Возрождение»: «И ходят по Парижу русские люди и говорят при встречах: “Саша Черный скончался! Какое несчастье, какая несправедливость! Зачем так рано?” И это говорят все: бывшие политики, бывшие воины, шоферы и рабочие, женщины всех возрастов, девушки, мальчики и девочки – все!
Тихое народное горе. И рыжая девчоночка лет одиннадцати, научившаяся читать по его азбуке с картинками, спросила меня под вечер на улице: “Скажите, это правду говорят, что моего Саши Черного больше уже нет?” И у нее задрожала нижняя губа.
“Нет, Катя, – решился я ответить. – Умирает только тело человека, подобно тому, как умирают листья на дереве. Человеческий же дух не умирает никогда. Потому-то и твой Саша Черный жив и переживет всех нас, и наших внуков, и правнуков, и будет жить еще сотни лет, ибо сделанное им – сделано навеки и обвеяно чистым юмором, который – лучшая гарантия для бессмертия”».
К этим словам А. И. Куприна добавить нечего.
Литература
1. Алексеев Г. Саша Черный. Воспоминания о поэте / В кн.: Встречи с прошлым. – М.: Советская Россия, 1990. Вып. 7.
2. Гумилев Н. Письма о русской поэзии. – М.: Художественная литература, 1991.
3. Евстигнеева Л. Литературный путь Саши Черного / В кн.: Саша Черный. Стихотворения. – Л.: Советский писатель, 1960.
4. Иванов А. Н. «Кто спеленал мой дух веселый» (потаенная биография Саши Черного) // Памир. 1990. № 5.
5. Иванов А. С. «Не упрекай за то, что я такой» // Панорама искусств. 1987. № 10.
6. Кривин Ф. Саша Черный / В кн.: Саша Черный. Стихотворения. – М. : Художественная литература, 1991.
7. Приходько В. Что осчастливит паяца: о Саше Черном – известном и неизвестном // Литературное обозрение. 1993. № 5, 7-8.
8. Приходько В. «Упрямых вышлем, а прочих купим» (о жизни и творчестве Саши Черного) // Российская газета. 1994. 19 авг.
9. Шевелев Б. Правда и кривда (С. Черный в интерпретации Ф. Кривина) // Литературное обозрение. 1992. № 3-4.
10. Чуковский К. И. Саша Черный / В кн.: Современники. – М.: Молодая гвардия, 1962.
11. Черный С. Избранная проза. – М.: Книга, 1991.