Для тех кто учился в советской школе и не прогуливал уроки истории, имя Якова Блюмкина связано с убийством немецкого посла Вильгельма фон Мирбаха . Это он вместе с Николаем Андреевым 6 июля 1918 года по заданию руководства партии левых эсеров убил германского посла в Советской России фон Мирбаха, чтобы сорвать подписанный правительством Ленина Брестский мир с Германией и разжечь "революционную войну".Для нормального советского школьника, также было совершенно понятно ,что после этого Яков Блюмин, должен был быть расстрелян, как враг советской власти, хотя в школьных учебниках, про это не говорилось.
Теперь, те кто хочет знать истинную историю а не мифологию знают,что в учебнике не говорилось о дальнейшей судьбе Блюмкина, по банальной причине, все что было связано с ним ,было большой государственной тайной.
Вот что пишет о нем все знающая Викопедия.
Яков Григорьевич Блюмкин (Симха-Янкев Гершевич Блюмкин псевдонимы: Исаев, Макс, Владимиров; дата рождения 27 февраля 1900 год, расстрелян по постановлению Коллегии ОГПУ от 3 ноября 1929 год) — российский революционер и террорист, советский чекист, разведчик и государственный деятель, авантюрист. Один из создателей советских разведывательных служб.
Родился 27 февраля 1900 года в Одессе. Отец, Гирша Самойлович Блюмкин, был приказчиком в бакалейной лавке, мать, Хая-Ливши Блюмкина, была домохозяйкой.
В 1914 году после окончания одесского еврейского духовного училища (Талмудтора), Блюмкин работал электромонтёром, в трамвайном депо, в театре, на консервной фабрике братьев Аврич и Израильсона. Брат Лев был анархистом, а сестра Роза социал-демократкой. Старшие братья Якова — Исай и Лев были журналистами одесских газет, а брат Натан получил признание как драматург (псевдоним «Базилевский»). Участвовал в отрядах еврейской самообороны против погромов в Одессе. Вступил в партию социалистов-революционеров.
В ноябре 1917 года Блюмкин примкнул к отряду матросов, участвовал в боях с частями украинской Центральной Рады. Во время революционных событий в Одессе в 1918 году участвовал в экспроприации ценностей Государственного банка. Были слухи, что часть экспроприированного он присвоил себе. В январе 1918 года, Блюмкин, совместно с Моисеем Винницким (Мишкой «Япончиком») принимает активное участие в формировании в Одессе 1-го Добровольческого железного отряда. Входит в доверие к диктатору революционной Одессы Михаилу Муравьеву.
В те же годы в Одессе Блюмкин знакомится с поэтом А. Эрдманом. Уже в апреле 1918 года Эрдман под видом лидера литовских анархистов Бирзе ставит под свой контроль часть вооружённых анархистских отрядов Москвы и одновременно работает для ЧК, собирая информацию о немецком влиянии в России для стран Антанты. Вероятно Эрдман помог Блюмкину устроить свою дальнейшую карьеру в ЧК.
В мае 1918 года Блюмкин приезжает в Москву. Руководство Партии левых эсеров направило Блюмкина в ВЧК заведующим отдела по борьбе с международным шпионажем. С июня 1918 года он заведующий отделением контрразведывательного отдела по наблюдению за охраной посольств и их возможной преступной деятельностью. Вы можете предствить заведующий отделом ЧК в 18 лет ?
Находясь в должности начальника «германского» отдела ВЧК, Блюмкин 6 июля 1918 года явился в посольство Германии якобы для обсуждения судьбы дальнего родственника посла графа фон Мирбаха, которого арестовала ЧК. Его сопровождал сотрудник того же отдела ЧК, эсер Николай Андреев. Около 14:40 Блюмкин несколько раз выстрелил в посла, а Андреев, убегая, кинул в гостиную две бомбы. Посол погиб на месте. Преступники скрылись. Борис Бажанов бежавший на Запад бывший секретать Сталина в своих воспоминаниях описывает эти события следующим образом:
«Об убийстве Мирбаха двоюродный брат Блюмкина рассказывал мне, что дело было не совсем так, как описывает Блюмкин: когда Блюмкин и сопровождавшие его были в кабинете Мирбаха, Блюмкин бросил бомбу и с чрезвычайной поспешностью выбросился в окно, причем повис штанами на железной ограде в очень некомфортабельной позиции. Сопровождавший его матросик не спеша ухлопал Мирбаха, снял Блюмкина с решетки, погрузил его в грузовик и увез. Матросик очень скоро погиб где-то на фронтах гражданской войны, а Блюмкин был объявлен большевиками вне закона. Но очень скоро он перешел на сторону большевиков, предав организацию левых эсеров, был принят в партию и в чека, и прославился участием в жестоком подавлении грузинского восстания».
Убийство Мирбаха послужило сигналом для вооружённого выступления левых эсеров против Советского правительства во главе с большевиками. В советской историографии эти события было принято называть мятежом. После провала мятежа Блюмкин под фамилией Белов скрывался в больницах Москвы, Рыбинска и Кимр, затем под именем Григория Вишневского работал в Кимринском комиссариате земледелия.
С сентября 1918 года Блюмкин на Украине. Без ведома руководства левых эсеров он пробирается в Москву, а оттуда в Белгород — на границу с Украиной. В ноябре того же года, в момент всеобщего восстания против украинского гетмана Павла Скоропадского и австро-немецких оккупантов, Блюмкин находит своих партийных товарищей в Киеве и включается в эсеровскую подпольную работу. Он участвует в подготовке террористического акта против гетмана Скоропадского и покушении на фельдмаршала немецких оккупационных войск на Украине Эйхгорна.
По некоторым данным, в декабре 1918 — марте 1919 годов Блюмкин был секретарем Киевского подпольного горкома ПЛСР.
По заданию ВЦИК (вместе с украинскими анархистами-махновцами) был задействован в подготовке покушения на Верховного правителя России, лидера белогвардейского движения адмирала Колчака. Необходимость в этом отпала из-за ареста Колчака левыми эсерами в Иркутске.
В марте 1919 года близ Кременчуга попал в плен к петлюровцам, которые жестоко избили Блюмкина, в частности, выбили ему передние зубы. После месячного лечения в апреле 1919 года Блюмкин явился с повинной в ВЧК в Киеве. За убийство Мирбаха Блюмкин был приговорен военным трибуналом к расстрелу. Но, во многом благодаря наркомвоенмору Льву Троцкому Особая следственная комиссия, по согласованию с Президиумом ВЦИК и с одобрения председателя ВЧК Феликса Дзержинского, приняла решение об амнистии Блюмкина, заменив смертную казнь на «искупление вины в боях по защите революции». Способствовало принятию этого решения и то, что он выдал многих своих прежних товарищей, за что был приговорён левыми эсерами к смерти. На Блюмкина совершили 3 покушения, он был тяжело ранен, но сумел скрыться из Киева.
С 1919 на Южном фронте (начальник штаба и и.о. командира 79-й бригады) и в составе Каспийской флотилии.
В 1920 году Блюмкин предстал перед межпартийным судом по делам, связанным с левоэсеровским восстанием, куда входили анархисты, левые эсеры, максималисты, боротьбисты. Товарищеский суд возглавил Карелин — бывший член ВЦИКа РСФСР, мистик, лидер российских анархистов-коммунистов. Суд над Блюмкиным затянулся на две недели, но так и не вынес окончательного решения. С 1920 — член РКП(б).
В секретариате Л.Троцкого занимал должность начальника личной охраны создателя Красной армии.
В 1920-1921 — на специальных курсах Военной академии РККА, после которых вновь переведен в органы ГПУ.
В мае 1920 года Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием Федора Раскольникова и Серго Орджоникидзе направляется в Энзели (Персия), с целью возвращения российских кораблей, которые увели туда эвакуировавшиеся из российских портов белогвардейцы. В результате последовавших боевых действий белогвардейцы и занимавшие Энзели английские войска отступили. Воспользовавшись этой ситуацией, в начале июня вооружённые отряды революционного движения дженгалийцев под командованием Мирзы Кучек-хана захватывают город Решт — центр остана Гилян, после чего здесь провозглашается Гилянская Советская Республика.
Блюмкина направляют в Персию, где он участвует в свержении Кучек-хана и способствует приходу к власти хана Эхсануллы, которого поддержали местные «левые» и коммунисты. В боях шесть раз был ранен. После переворота Блюмкин участвовал в создании на базе социал-демократической партии «Адалят» Иранской коммунистической партии, стал членом её Центрального комитета и военным комиссаром штаба Гилянской Красной Армии.. Он представлял Персию на Первом съезде угнетённых народов Востока, созванном большевиками в Баку.
В Персии Блюмкин, в частности, знакомится с Яковом Серебрянским, содействует устройству его сотрудником Особого отдела Иранской Красной Армии
Вернувшись в Москву, Блюмкин издал книжку о Дзержинском и по личной рекомендации главного чекиста в 1920 году вступил в РКП(б). Направлен Троцким на учёбу в Академию Генерального штаба РККА на восточное отделение, где готовили работников посольств и агентуру разведки. В Академии Блюмкин к знанию иврита добавил знание турецкого, арабского, китайского и монгольского языков, обширные военные, экономические и политические знания.
В 1920—1921 годах Блюмкин был начальником штаба 79-й бригады, а позже — комбригом, планировал и осуществлял карательные акции против восставших крестьян Нижнего Поволжья при подавлении Еланского восстания. Осенью 1920 года Блюмкин командует 61-й бригадой, направленной на борьбу против войск барона Унгерна.
Осенью 1921 года Блюмкин занимается расследованием хищений в Гохране. В октябре 1921 года он под псевдонимом Исаев (взят им по имени деда) едет в Ревель (Таллин) под видом ювелира и, выступая в качестве провокатора, выявляет заграничные связи работников Гохрана. Есть версия, что именно этот эпизод в деятельности Блюмкина был положен Юлианом Семеновым в основу сюжета книги «Бриллианты для диктатуры пролетариата.
В 1922 году после окончания Академии Блюмкин становится официальным адъютантом наркома по военным и морским делам Л. Д. Троцкого. Выполнял особо важные поручения и тесно сошёлся с наркомом. Блюмкин редактировал первый том программной книги Троцкого «Как вооружалась революция» (издание 1923 года). Осенью 1923 года по предложению Дзержинского Блюмкин становится сотрудником Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ. В ноябре того же года решением руководства ИНО Блюмкин назначается резидентом нелегальной разведки в Палестине. Он предлагает Якову Серебрянскому поехать вместе с ним в качестве заместителя. В декабре 1923 года они выезжают в Яффо, получив задание В. Менжинского собирать информацию о планах Англии и Франции на Ближнем Востоке. В июне 1924 года Блюмкин был отозван в Москву, и резидентом остался Серебрянский.
Одновременно Блюмкина вводят для конспиративной работы в Коминтерн.
В 1924 году работал в Закавказье политическим представителем ОГПУ и членом коллегии Закавказского ЧК. Одновременно он являлся помощником командующего войсками ОГПУ в Закавказье и уполномоченным Наркомвнешторга по борьбе с контрабандой. Блюмкин участвовал в подавлении антисоветского восстания в Грузии, а также командовал штурмом города Баграм-Тепе, захваченного персидскими войсками. Участвовал в пограничных комиссиях по урегулированию спорных вопросов между СССР, Турцией и Персией.
Блюмкин, знавший восточные языки, тайно выехал в Афганистан, где пытался найти связь на Памире с сектой исмаилитов, почитавших в качестве живого бога своего лидера Ага-хана, который жил в ту пору в Пуне (Индия). С исмаилитским караваном Блюмкин, изображавший дервиша, проник в Индию. Однако там он был арестован английской полицией. Из тюрьмы Блюмкин благополучно бежал.
Сушествует версия, что Блюмкин под видом ламы участвовал в Гималайской экспедиции Рериха.В протоколах допроса Блюмкина после ареста, присутствуют материалы об этой экспедиции в Тибет.
В 1926 году Блюмкин направлен представителем ОГПУ и Главным инструктором по государственной безопасности Монгольской республики. Ему, в частности, приписывают убийство П. Е. Щетинкина — инструктора Государственной военной охраны МНР, секретаря партячейки. Выполнял спецзадания в Китае (в частности,
в 1926—1927 годах был военным советником генерала Фэн Юйсяна), Тибете и Индии. В 1927 году отозван в Москву в связи с трениями с монгольским руководством.
В 1928 году Блюмкин становится резидентом ОГПУ в Константинополе, откуда курирует весь Ближний Восток. По заданию ЦК ВКП(б) занимался организацией в Палестине резидентской сети. Работает то под видом набожного владельца прачечной в Яффо Гурфинкеля, то под видом азербайджанского еврея-купца Якуба Султанова. Блюмкин завербовал венского антиквара Якоба Эрлиха, и с его помощью обустроил резидентуру, законспирированную под букинистический магазин.
Помимо этого, Блюмкин наладил через каналы ЧК вывоз еврейских манускриптов и антиквариата из СССР. ОГПУ проделало огромную работу в западных районах СССР по сбору и изъятию старинных свитков Торы, а также 330 сочинений средневековой еврейской литературы. Чтобы подготовить Блюмкину материал для успешной торговли, в еврейские местечки Проскуров, Бердичев, Меджибож, Брацлав, Тульчин направлялись экспедиции ОГПУ с целью изъятия старинных еврейских книг. Блюмкин сам выезжал в Одессу, Ростов-на-Дону и украинские местечки, где обследовал библиотеки синагог и еврейских молитвенных домов. Книги изымались даже из государственных библиотек и музеев.
В Палестине Блюмкин познакомился с Леопольдом Треппером, будущим руководителем антифашистской организации и советской разведывательной сети в нацистской Германии, известной, как «Красная капелла». Был депортирован английскими мандатными властями.
В воспоминаниях моего коллеги по работе Ю.А .Лабаса, семья которого, хорошо знала Блюмкина так описан провал Блюмкина в Палестине.
- В Хайфу Блюмкин ехал затевать революцию среди местных арабов - под видом еврея-эмигранта с накладным брюхом и приклеенными пейсами. Девчонка-англичанка свалилась за борт и Блюмкин, забыв о гриме, кинулся ее спасать.Спас. Хотели представить к медали за спасение утопающих, но пейсы отклеились, подушка на брюхе намокла и сползла. Странным пассажиром заинтересовалась британская разведка. Операция была провалена, и Блюмкин чудом избежал расстрела. Его простили и отправили резидентом в Стамбул.
В 1929 году по заданию Сталина безуспешно пытался совершить покушение на бывшего сталинского секретаря Б. Г. Бажанова, бежавшего за границу. Летом 1929 года Блюмкин приезжает в Москву, чтобы отчитаться о ближневосточной работе. Его доклад членам ЦК партии о положении на Ближнем Востоке одобрен членами ЦК и руководителем ОГПУ В. Менжинским, который в знак расположения даже приглашает Блюмкина на домашний обед. Блюмкин с успехом проходит очередную партийную чистку, благодаря отличной характеристике начальника иностранного отдела ОГПУ М. Трилиссера. Партийный комитет ОГПУ характеризовал Блюмкина как «проверенного товарища».
Блюмкиным была тайно налажена связь с высланным из СССР Троцким. В 1929 году состоялась их беседа. В беседе с Троцким Блюмкин высказал свои сомнения в правильности сталинской политики и спросил совета: оставаться ли в ОГПУ, или уйти в подполье. Троцкий убеждал Блюмкина, что, работая в ОГПУ, он больше пригодится оппозиции. В то же время, Троцкий высказал сомнение, как мог троцкист, о взглядах которого было известно, удержаться в органах ОГПУ. Блюмкин ответил, что начальство считает его незаменимым специалистом в области диверсий. Вполне вероятно, что Блюмкин налаживал связи с Троцким по заданию ОГПУ.
Итак мы видим что биография у Якова Блюмкина совершенно исключительная и к 29 годам,этот человек прошел то, что хватит на сотню других биографий.
Так за что же был расстрелян Блюмкин в 1929 году ? Официально за связь с Троцким.
Та же Викопедия сообщает ,что Блюмкин был арестован после того, как следившая за ним в Стамбуле Елизавета Зарубина,( будуший полковник и участник добычи атомных секретов США) сообщила ОГПУ о его связях с Троцким. Блюмкин попытался скрыться, но был арестован после автомобильной погони со стрельбой на улицах Москвы. Блюмкина пытали, били на допросах. 3 ноября 1929 года дело Блюмкина было рассмотрено на судебном заседании ОГПУ (судила «тройка» в составе Менжинского, Ягоды и Трилиссера). Блюмкин обвинялся по статьям 58-10 и 58-4 УК РСФСР. Менжинский и Ягода выступили за смертную казнь, Трилиссер был против, но остался в меньшинстве.
По одной из версий Блюмкин во время казни воскликнул «Да здравствует товарищ Троцкий!». По другой запел: «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов!». Георгий Агабеков в книге «ЧК за работой» пишет со ссылкой на неназванного сослуживца-чекиста, что «[Блюмкин] ушел из жизни спокойно, как мужчина. Отбросив повязку с глаз, он сам скомандовал красноармейцам: „По революции, пли!“» В качестве точной даты расстрела Блюмкина приводятся 3 и 8 ноября, а также 12 декабря 1929 года
В этом расстреле много странностей. Что касается членов других партий и бывших правящих классов, большевики начали их уничтожение сразу после прихода к власти. В отношении же оппозиционеров в собственной партии в 1929 их еще не расстреливали, а отправляли в ссылки тюрьмы. Причем среди ссыльных оппозиционеров были люди гораздо боле высокого положения, чем Блюмкин. Уничтожение старых большевиков и любой оппозиции начнется позже в 30-е годы.
В 20-е годы только за два с половиной месяца — со второй половины ноября 1927 года до конца января 1928 года — за принадлежность к «левой оппозиции» из партии были исключены 2288 человек (ещё 970 оппозиционеров исключили до 15 ноября 1927 года). Очищение партии от оппозиции продолжалось на протяжении всего 1928 года. Большая часть исключённых была направлена в административную ссылку в дальние районы страны. В середине января 1928 года лидер оппозиции Л. Д. Троцкий был сослан в Алма-Ату, а в 1929 г. он был выслан за рубеж. Другой лидер, Г. Е. Зиновьев, также был отправлен в ссылку в 1928 г., но в том же году он покаялся и «разоружился», был восстановлен в партии и назначен ректором Казанского университета, а затем возвращён на работу в Москву.
Вот что писал БЮЛЛЕТЕНЬ ОППОЗИЦИИ (БОЛЬШЕВИКОВ-ЛЕНИНЦЕВ) издаваемый Троцким после высылки из СССР.
- Блюмкина не расстреляли в 1918 г. за руководящее участие в вооруженном восстании против советской власти, но его расстреляли в 1929 году за то, что он, самоотверженно служа делу Октябрьской революции, расходился, однако, в важнейших вопросах с фракцией Сталина и считал своим долгом распространять взгляды большевиков-ленинцев (оппозиции).
Не правда ли странно. Других, гораздо более высокопоставленных деятелей оппозиции лишь убирают высоких постов и ссылают, а Блюмкина расстреливают.
В том же бюллютене указывалось, что ,до последнего часа Блюмкин оставался на ответственной советской работе. Как он мог удержаться на ней, будучи оппозиционером? Обьясняется это характером его работы: она имела совершенно индивидуальный характер. Блюмкину не приходилось или почти не приходилось иметь дело с партийными ячейками, участвовать в обсуждении партийных вопросов, и пр. Это не значит, что он скрывал свои взгляды. Наоборот, и Меньжинскому, и Триллисеру, бывшему начальнику иностранного отдела ГПУ, Блюмкин говорил, что симпатии его на стороне оппозиции, но, что, разумеется, он готов, как и всякий оппозиционер, выполнять свою ответственную работу на службе Октябрьской революции. Меньжинский и Триллисер считали Блюмкина незаменимым, и это не было ошибкой. Они оставили его на работе, которую он выполнял до конца.
Блюмкин действительно разыскал т. Троцкого в Константинополе. Как мы уже упоминали выше, Блюмкин был лично тесно связан с т. Троцким работой его в секретариате. Он подготовлял, в частности, один из военных томов т. Троцкого (о чем говорится в предисловии к этому тому). Блюмкин явился к т. Троцкому в Константинополе, чтоб узнать, как им оценивается обстановка и проверить, правильно ли он поступает, оставаясь на службе правительства, которое высылает, ссылает и заключает в тюрьмы его ближайших единомышленников. Л. Д. Троцкий ответил ему, что он поступает, разумеется, совершенно правильно, выполняя свой революционный долг -- не по отношению к сталинскому правительству, узурпировавшему права партии, а по отношению к Октябрьской революции.
В одной из статей Ярославского была ссылка на то, что летом т. Троцкий беседовал с одним посетителем и предрекал ему, будто бы, скорую и неизбежную гибель советской власти. Разумеется, презренный сикофант лжет. Но из сопоставления фактов и дат, для нас ясно, что речь идет о беседе т. Троцкого с Блюмкиным. На его вопрос о совместимости его работы с его принадлежностью к оппозиции, т. Троцкий, в числе прочего, сказал ему, что высылка его заграницу, как и тюремные заключения других товарищей, не меняют нашей основной линии; что в минуту опасности оппозиционеры будут на передовых позициях; что в трудные часы Сталину придется призывать их, как Церетели призывал большевиков против Корнилова. В связи с этим он сказал: "как-бы только не оказалось слишком поздно". Очевидно Блюмкин, после ареста, изложил эту беседу, как доказательство подлинных настроений и намерений оппозиции: не нужно ведь забывать, что т. Троцкий выслан по обвинению в подготовке вооруженной борьбы против советской власти! Через Блюмкина было передано в Москву информационное письмо к единомышленникам, в основе которого лежали те же взгляды, которые излагались в ряде напечатанных статей т. Троцкого: репрессии сталинцев против нас не означают еще изменения классовой природы государства, а только подготовляют и облегчают такое изменение; наш путь попрежнему остается путем реформы, а не революции; непримиримая борьба за свои взгляды должна быть рассчитана на долгий срок.
Позже было получено сообщение, что Блюмкин арестован и что пересланное через него письмо попало в руки Сталина.
Расстрел Блюмкина был на столько неординарным событием, что «Бюллетень» посвятил ему материалы в нескольких номерах .Например в одном из них было опубликовано письмо следующего содержания.
Москва, 25 декабря.
Вы, конечно, знаете о расстреле Блюмкина, как и о том, что это было сделано по личным домогательствам Сталина. Этот подлый акт мести уже сейчас волнует довольно широкие партийные круги. Но волнуются втихомолку. Питаются слухами. Одним из источников слухов является Радек. Его нервная болтливость хорошо известна. Сейчас он совершенно деморализован, как и большинство капитулянтов. Но в то время, как у И. Н. Смирнова, например, это выражается в подавленности, Радек, наоборот, ищет выхода в распространении слухов и сплетен, долженствующих доказать глубокую искренность его покаяния. Несомненно, что Ярославский пользуется этим качеством Радека, чтоб пускать через него в обращение надлежащие слухи. Все это необходимо отметить, чтоб понятно было дальнейшее.
Со ссылкой на Радека распространяется такая версия: явившись в Москву, Блюмкин первым делом розыскал Радека, с которым он за последние годы встречался чаще, чем с другими, и в котором привык видеть одного из руководителей оппозиции. Блюмкин хотел информироваться и разобраться, в частности понять причины капитуляции Радека. Ему, конечно, и в голову не могло притти, что в лице Радека, оппозиция имеет уже ожесточенного врага, который, потеряв последние остатки нравственного равновесия, не останавливается ни перед какой гнусностью. Тут надо еще принять во внимание, как характерную для Блюмкина склонность к нравственной идеализации людей, так и его близкие отношения с Радеком в прошлом. Блюмкин передал Радеку о мыслях и планах Л. Д. в смысле необходимости дальнейшей борьбы за свои взгляды. Радек в ответ потребовал, по его собственным словам, от Блюмкина немедленно отправиться в ГПУ и обо всем рассказать. Некоторые товарищи говорят, что Радек пригрозил Блюмкину в противном случае немедленно донести на него. Это очень вероятно при нынешних настроениях этого опустошенного истерика. Мы не сомневаемся, что дело было именно так. После этого, гласит официальная версия, Блюмкин "покаялся", явился в ГПУ и сдал привезенное письмо т. Троцкого. Мало того: он сам будто бы требовал, чтоб его расстреляли (буквально!). После этого Сталин решился "уважить" его просьбу и приказал Меньжинскому и Ягоде расстрелять Блюмкина. Разумеется, Сталин предварительно провел это решение через Политбюро, чтоб связать раскаявшихся правых. Незачем говорить, что те полностью пошли ему навстречу.
Как надо понимать эту официальную версию? Лживость ее бьет в глаза. Достоверных сведений у нас нет, так как Блюмкин, насколько нам до сих пор известно, ничего передать на волю не успел. Но действительный ход событий достаточно ясно вытекает, по крайней мере, в основных чертах, из всей обстановки. После беседы с Радеком, Блюмкин увидел себя преданным. Ему ничего не оставалось, как явиться в ГПУ, тем более, что письмо Л. Д., по содержанию своему, не могло, разумеется, не быть опровержением всех тех гнусностей, которые здесь распространялись для оправдания высылки. Были ли в письме какие-либо адреса и пр.? Мы думаем, что, нет, так как никто решительно не пострадал из тех товарищей, которые могли бы служить Блюмкину для связи.
"Покаялся" ли т. Блюмкин? Если бы он действительно "покаялся", т. е. присоединился бы к позиции Радека, то он не мог бы не назвать тех товарищей, для которых предназначалось письмо т. Троцкого. Но тогда не мог бы уцелеть и автор этих строк. Между тем повторяю: никто не был арестован. Наконец, если бы т. Блюмкин "покаялся", то ГПУ, конечно, не торопилось бы удовлетворить "просьбу" Блюмкина о расстреле его, а использовало бы его самого для совсем других целей: ведь случай был совсем исключительный. Нет никакого сомнения, что такая попытка была действительно сделана со стороны ГПУ и натолкнулась на сопротивление Блюмкина. Тогда Сталин приказал расстрелять его. А когда по партии пошел тревожный шопот, Ярославский пустил через Радека приведенную выше версию. В таком виде представляется нам здесь это дело.
Сталин не мог не понимать, что расстрел Блюмкина не пройдет в партии бесследно, и в конце концов причинит "грубому и нелойяльному" узурпатору жестокий вред. Но жажда мести сильнее его. По партии давно ходит рассказ о том, как Сталин еще в 1923 году, летним вечером в Зубалове (под Москвой), разоткровенничавшись с Дзержинским и Каменевым, сказал: "выбрать жертву, подготовить тщательно удар, беспощадно отомстить, -- а потом пойти спать... Слаже этого нет ничего в жизни". На эту беседу намекал и Бухарин ("сталинская философия сладкой мести") в своем прошлогоднем рассказе о борьбе со сталинцами. За границей появляются книги Л. Д., его статьи, его автобиография. Отомстить необходимо. Сталин арестовал без малейшего основания дочь Л. Д. Но так как она с пневматораксом, тяжело больна, то Политбюро не решилось (говорят, несмотря на настояния Сталина) держать ее в тюрьме, тем более, что вторая дочь т. Троцкого в аналогичных условиях умерла полтора года тому назад от туберкулеза. Ограничились тем, что мужа дочери Л. Д., Платона Волкова, отправили месяца два тому назад в ссылку. Муж умершей дочери, М. Невельсон, давно уже сидит в тюрьме. Но это месть слишком обычная и потому недостаточная.
Итак официальная версия Яков Блюмкин расстрелян за связь с Троцким и за то, что привез в СССР письмо с инструкциями для троцкистов.
Но как мы видим люди, которые знали о содержании письма ,не подтверждают этого, так как во первых в письме не было никаких инструкций ,а во вторых человек которому было адресовано письмо не пострадал. Исходя из этого напрашивается мысль, что месть Сталина и приговор к расстрелу были связаны отнюдь не с письмом и связями с Троцким.
О аресте Блюмкина есть несколько версий и одна из них описана в воспоминаниях моего коллеги известного биолога Ю.А .Лабаса с ,которым мы работали в одной лаборатории.
Вот что он рассказывал,а потом опубликовал в свой книге воспоминаний о своей семье « Когда я был большой» вышедшей в 2008 в издательстве: Новый хронограф в серии: От первого лица. История России в воспоминаниях, дневниках, письмах.
Эти факты он узнал от своей матери Раисы Идельсон ,в квартире, которой Блюмкин побывал перед арестом.
"В конце октября 1929г. глубокой ночью в квартире его матери на Мясницкой раздался звонок. Мать подбежала к двери: «Кто там?»-«Откройте! Это я- Яша Блюмкин. За мной гонятся!» Его впустили с растерянностью и испугом. Кто гонится? Почему? Ведь Блюмкина все побаивались, зная, что он-важный чекист.
Войдя, Блюмкин сбивчиво рассказал о том, что привез какие-то троцкистские инструкции: обращение к оппозиции и что некий майор Штейн, подчиненный командарма Тухачевского, роясь в архивах царской охранки, наткнулся на очень странную бумагу. Некто из членов ЦК большевистской партии настрочил в полицию донос на другого члена ЦК, депутата Думы и в то же время провокатора Малиновского. Что-де тот фактически занимается антигосударственной деятельностью и плохо справляется со своими прямыми (провокаторскими!?) обязанностями.
Автором доноса в охранку по всем признакам, был никто иной как сам Коба, он же Иосиф Виссарионович Джугашвили!
Блюмкин все сгоряча выболтал дружку - Карлу Радеку (поляки его звали Карл Крадек, по-польски «Карл-вор») и собрался было по своим бумагам разведчика тотчас улететь на аэроплане обратно в Турцию, чтобы там передать фотокопию находки Льву Давидовичу Троцкому, пребывавшему тогда то ли в Стамбуле, то ли на Принцевых островах. «Если доверенные мне документы попадут к Троцкому, здесь власть перевернется!» Радек, однако, немедленно заложил Блюмкина, и теперь все пропало. Блюмкин метался по громадной квартире: «Никому не открывайте дверь.Буду стрелять!» Потом он позвонил врачу Григорию Лазаревичу Иссерсону: «Гриня, достань мне яд!»-«Зачем тебе?»-«Я завалил операцию, за мной гонятся, мне грозит расстрел!»-«Так у тебя пистолет на боку»-«Из пистолета не могу»-«Других мог многократно. Что же себя не можешь?» - «Себя не могу» -«А я не травлю людей, я лечу их»,-ответил в перепуге и спросонья Иссерсон и бросил трубку. Блюмкин как пойманный зверь заметался по квартире: «Жить! Жить хочу! Хоть кошкой, но жить!» Потом обратился к студенткам: «Девочки, не хотите посмотреть, что у меня в чемодане?» Кто-то из студенток потянулся, к чемоданчику, но мама наотрез запретила: «Мы, девчонки, дуры, начнут пытать, все выболтаем, а если ничего не знаем, то и спрос с нас невелик». -«Рая, у тебя не осталось документов Фалька?»(художник Фальк, был первым мужем матери Юлия Александровича)-«Ты что, конечно, нет, да и непохож он на тебя на фотокарточке»-«Жить! Жить! Хоть кошкой, но жить!» Под утро после бессонной ночи Блюмкин позвонил некой Лизе (Лиза Горская, любовница Блюмкина и приставленный к нему соглядатай ОГПУ, в будущем полковник ГРУ Зарубина): «Лиза, приходи на Мясницкую и принеси мою шинель с Арбата-на улице холодно (на Арбате была квартира Блюмкина. Вот наивность!) Надеюсь, придешь ОДНА?» Собеседница, видно, запротестовала, мол, конечно же, приду одна. Вскоре Блюмкин ушел, предупредив: «Никому, кроме меня, не открывайте, скоро вернусь». Он не заметил, как до этого в квартиру тихо приходил муж Евы Розенгольц, журналист Левин, погибший потом на Финской войне. Узнав, что в квартире Блюмкин, он, пару раз сбегав в туалет («медвежья болезнь»), в ужасе сбежал. Его дальнейшие действия мне не известны, кроме факта, что в ежовщину он уцелел!
Блюмкин же больше никогда не вернулся.В дверь громко постучали сапогами: «Откройте: ОГПУ!» Вошли: «Где здесь вещи Блюмкина?» Студентки молча показали. Кто-то промямлил : «Он- больной.С головой непорядки».-«А мы и пришли лечить! Показать, что у него в чемодане?» Студентки хором запротестовали.Тем не менее, чекисты открыли чемодан и показали…пачку долларов. Назавтра всех студенток вызвали в ОГПУ к Мееру Абрамовичу Трилиссеру. Взяли подписку о невыезде. Между прочим, уходя «за шинелью», Блюмкин оставил в фальковской мастерской свое шикарное кожаное пальто «чекистского» покроя.. Через много-много лет мама с тётей подарили его бывшему директору ГОСЕТа Арону Яковлевичу Пломперу, вернувшемуся из лагерной отсидки. А через неделю в квартиру вошел Цацулин (он заходил как-то к маме при мне после войны в серой МИД-овской форме): «Девочки, будете жить. Блюмкин перед расстрелом (он был убит 3-го ноября 1929 г. Перед смертью крикнул: “Да здравствует Троцкий!” - и запел «Интернационал»). Рассказал, что ворвался к вам в квартиру, угрожая оружием, и ни с кем из вас не общался. Кстати, он еще вдруг спросил своих палачей: «Как вы думаете, сообщение о моем расстреле напечатают в «Известиях»?»
Диво, но никто из видевших столь близко яйцо с иглой Кащея Бессмертного, в дальнейшем не был убит. Все ждали ареста и расстрела до последнего дня жизни, даже после ХХ сьезда. Трилиссера вскоре выгнали из ОГПУ, а гораздо позже, 2-го февраля 1940г., расстреляли. Были так же смещены со своих постов и затем расстреляны все три начальника Иностранного отдела ОГПУ-НКВД, занимавших этот пост после Трилиссера. Так же расстреляны майор Штейн, его военное начальство и почти весь высший комсостав РККА, в первую очередь, участники гражданской войны.
А какова же судьба содержимого пресловутого чемоданчика Блюмкина?- Любого, открывшего его и просмотревшего лежавшие в нем взрывоопасные документы, несомненно, ждала смерть. Не исключаю, что чемоданчик (папку майора Штейна?) чекисты поспешили засунуть в какой-то сейф и просто боялись вскрыть или уничтожить при свидетелях. Риск любого рода действий с «чемоданчиком», учитывая тогдашнюю бюрократическую отчётность и взаимное соглядатайство в ОГПУ, был равновелик. А во время гражданской войны в Испании туда выехал крупный резидент иностранного отдела НКВД Александр Михайлович Орлов (Лев Лазаревич Фельдбин). Он в 1938г. бежал оттуда в США и увез с собой кой-какие документы, которые там положил в банк и завещал опубликовать через 40 лет после его смерти, последовавшей в 1973г. Условием была безопасность стариков-родителей, оставшихся в СССР. Известно,что родителей Орлова, в отличие от тысяч других членов семей «врагов народа», не тронули. А наш шпион Михаил Александрович Феоктистов уже при Хрущеве встретился с Орловым в США и получил заверение, что документы не будут обнародованы раньше вышеозначенного срока.
Летом 1948 г. мою мать вызвали в КГБ, допрашивали о ее друге Сергее Лукиче Колегаеве, незадолго перед тем арестованном .Хамско-садистический тон допроса не оставил у мамы ни малейших сомнений в том, что ее ждут концлагерь или расстрел. Но следователь вдруг спросил: «Бывали ли Вы когда-нибудь раньше в нашей организации?» Мама ответила, что была в 1929г. у Трилиссера по делу Блюмкина. Следователь вдруг изменился в лице, выбежал из комнаты, и через час маму отпустили, даже довезли до дома на машине. Мы с тётушкой уже не чаяли её когда-либо увидеть. После ареста прошло 48 часов! Мамину подругу Еву Розенгольц тоже арестовали в 1948 г. и дали 10 лет лагерей за родство с братом, «агентом многих иностранных разведок, Казимиром Розенгольцем». Допрашивали о брате, о Фальке, о подругах, включая, якобы, «давно расстрелянную шпионку», мою мать Раису Идельсон, о покойном муже, но ни гу-гу о страшной ночи в нашей квартире с Я.Г.Блюмкиным. В 1957 г., как водилось в те годы Еву Павловну полностью реабилитировали.
Как видно, слух о блюмкинском чемоданчике тогда, как страшная тайна, шепотком на ушко, распространялся очень широко в рядах ОГПУ-НКВД-КГБ. Знали практически все и все пытались внушить себе и окружающим, будто ничего не знают, не слыхали, не верят и вообще такое у нас в стране совершенно невозможно. Это называют «табу».Табуировано было все, что так или иначе связано с майором Штейном, Блюмкиным, судьбой и содержимым зловещего чемоданчика, навязчивым страхом ежесекундно ожидающего покушений на свою драгоценную жизнь экс-провокатора царской охранки , параноика-вождя.Кто знает, может быть, и вся сталинская паранойя развилась на этой почве безумного страха разоблачения бывшего провокатора-платного агента царской охранки?
Таких в рядах революционеров было тогда до удивления много. Начальник боевой организации эсеров Эвно Азеф, умудрившийся умереть «за бугром» в своей постели; расстрелянный большевиками в 1918г. Малиновский (он перед смертью предупреждал, что в ЦК есть и другие, кроме него, бывшие агенты охранки!); повешенный эсером Рутенбургом в шкапу, в Озерках под Питером, поп Гапон. Эти трое-только самые знаменитые. Автор «Гариков»-поэт Игорь Губерман мне рассказывал, что его дядя-упомянутый выше Рутенберг, в дни, когда Ленин с Зиновьевым после июльского мятежа сбежали из Питера на станцию Разлив, прятались там в шалаше , предлагал Керенскому отыскать и повесить этих обоих. Керенский пришел в ужас: «Не для подобных дел свершилась наша революция». Рутенберг после того разговора махнул рукой на все российские дела и почел за благо навсегда смотаться в Палестину.
Именно от Юлия Александровича еще в начале 80-х я впервые услышал, что Сталин был информатором царской охранки. В те годы прочитать такое или услышать было неслыханно да и просто опасно. С тех пор вышло огромное количество литературы на эту тему .Только в моей библиотеке стоят прочитанные десятки биографий Сталина написанные разными авторами.Читая эти биографии и другую литературу посвященную тем временам мне хотелось понять чем же можно объяснить столько кровавую политику по отношению к собственному народу.
Разные авторы высказывают различные объяснения причин которые, по их мнению, привели к столь ужасным последствиям. Среди наиболее распространенных фигурируют психическая болезнь «паранойя»,обстоятельства развития страны , борьба с врагами страны, свойство характера ,боязнь разоблачения как бывшего агента охранки, стремление удержаться у власти.
Сейчас через десятилетия, мы знаем, что подозрения об этой стороне деятельности Сталина до революции возникали у многих, но практически все эти люди быстро бесследно исчезали.Так же исчезали и архивы охранки,ведь первое что сделали революционеры после переворота это стали уничтожать полицейские архивы да и самих полицейских.
Вот что пишет в своей статье "Сталин И ОХРАНКА: О ЧЕМ ГОВОРЯТ ДОКУМЕНТЫ?"
доктор исторических наук Серебрякова З.Л.
- В дни моего детства в доме отца Леонида Серебрякова и отчима Григория Сокольникова, вспоминая прошлое, старались реже упоминать все более прославляемого Иосифа Сталина.
Видный меньшевик Борис Николаевский отмечал, что в 20-е годы старые большевики, говоря о Сталине, вспоминали не только об экспроприациях (за которые он был исключен из объединенной тогда социал-демократической партии), но и о шантаже и вымогательстве у бакинских нефтепромышленников, об убийствах партийных работников, которые этой деятельностью возмущались, о доносах царской полиции на своих противников
В 1988 году, во времена Михаила Сергеевича Горбачева, после реабилитации моего погибшего в 1937 году отца – Леонида Петровича Серебрякова (члена Оргбюро ЦК, секретаря ЦК в 1919–1921 гг., члена Реввоенсовета Республики), я как историк получила возможность работать в Центральном партийном архиве (ныне РГАСПИ). Рассматривая материалы со случайно сохранившимися подлинными сведениями об отце, я открыла папку с документами за 1912 год фонда Серго Орджоникидзе и увидела то, что с самого начала потрясло меня. На бланке царского министерства внутренних дел с соответствующим оформлением на машинке было напечатано донесение начальника московского охранного отделения А. Мартынова от 1 ноября 1912 года на имя директора Департамента полиции С. П. Белецкого за № 306442. В нем говорилось: «В последних числах минувшего октября месяца сего года через гор. Москву проезжал и вошел в связь с секретным сотрудником вверенного мне отделения «Портным» [кличка вписана от руки красными чернилами]… Иосиф Виссарионов Джугашвили, носящий партийный псевдоним «Коба»…». «Так как поименованный «Коба» оставался в Москве лишь одни сутки, обменялся с секретной агентурой сведениями о последних событиях партийной жизни и вслед за сим уехал в г. С Петербург…
В конфиденциальном разговоре с поименованным выше секретным сотрудником, «Коба» сообщил нижеследующие сведения о настоящем положении и деятельности Российской социал-демократической рабочей партии».
Дальше следуют несомненно секретные данные о положении в партии и об отдельных ее членах. Явно агентурный характер носит перечисление внешних примет большевиков, которые старательно запомнил и передал охранке Иосиф Джугашвили. Он сообщал: «В С.-Петербурге удалось сформировать Северное областное бюро, в состав коего вошли три человека: А) Некий Калинин, участвовавший в стокгольмском партийном съезде (с фамилией Калинин в работах означенного съезда принимали участие двое а) Калинин, работавший на Семянниковском и Обуховском заводах за Невской заставой, около 25–27 лет от роду, низкого роста, среднего телосложения, светлый блондин, продолговатое лицо, женатый и б) административно высланный в 1910 году из г. Москвы кр[естьянин] Яковлевской волости Ковчевского уезда Тверской губернии М. И. Калинин, монтер городского трамвая. Б) Столяр Правдин, работавший с 1907 по 1908 год на Балтийском судостроительном заводе. Его приметы – около 30–32 лет от роду, среднего роста, полный, сутуловатый, блондин, без бороды, большие усы, сильно обвисшие с мешками щеки и В) Совершенно невыясненное лицо».
Кстати, большевик Правдин вскоре был арестован, да и кому еще, кроме охранки для целей сыска, для заполнения жандармского досье нужны были подобные сведения?
Там, где Сталин сообщал о деятельности ЦК, говорилось: «в) общее наблюдение за делом поручить одному из представителей социал-демократической думской фракции, предоставив последнему право голоса, участия и вмешательства во все без исключения стороны дела; на означенную роль намечен член Государственной Думы от Московской губернии Малиновский».
В конце своего донесения А. Мартынов писал: «Представленный при сем агентурный материал никому мною не сообщался во избежание возможности заминки или провала агентурного источника».
Ранее Мартынов сообщал, что Коба бежал из ссылки, но арестован в последовавшие месяцы он не был.
25 января 1913 г. Сталин писал уже из-за границы в письме Роману Малиновскому, носившему полицейскую кличку «Портной»: «От Василия – здравствуй дружище, я пока сижу в Вене и пишу всякую ерунду. Увидимся». Далее следует текст письма, сам по себе весьма интересный и заканчивающийся подписью – «твой Вас…».
Особое отношение Сталина к Малиновскому раскрывает эпизод, рассказанный Л. О. Дан. К тому времени стали распространяться слухи о провокаторстве Малиновского. В газете «Луч» появилось письмо, подписанное буквой «Ц». Предполагалось, что автором этого письма была Л. О. Дан (Цедербаум). Вот как описывает Г. Я. Аронсон со слов Л. О. Дан то, что последовало: «К ней на квартиру пришел, добиваясь от нее прекращения порочащих Малиновского слухов, большевик Васильев (среди меньшевиков его называли Иоська Корявый), это был не кто иной, как Сталин-Джугашвили».
Вскоре меньшевик Ционглинский опубликовал письмо, подписанное «Гражданин Ц». Там говорилось о необходимости расследования «темных слухов». И вновь в защиту Малиновского выступил Сталин. Л. О. Дан рассказывала: «тов. Василий… предложил встретиться со мною… в разговоре довольно отрывочном требовал прекращения травли и грозил, уж не помню чем, если «это» не прекратится».
Свою бурную защиту Малиновского Сталин в дальнейшем тщательно скрывал и ни на одном расследовании дела Малиновского о ней не упоминал.
На несомненную близость Сталина и Малиновского указывают и воспоминания Т. А. Словатинской, написанные незадолго до смерти в 1957 г.: Сталин «…зашел по делу к Малиновскому домой, тот очень настойчиво звал его с собой на концерт. И. В. совсем не хотел идти, отговаривался тем, что у него нет настроения и вообще он совсем не подходяще одет, но Малиновский пристал, даже нацепил какой-то свой галстук».
В тот же день, весной 1913 года, Джугашвили был арестован. По свидетельству видного советского разведчика Александра Орлова, на этот раз причина была в недовольстве Сталиным царской полиции, связанном с его неудачной интригой – попыткой дискредитировать Малиновского, чтобы занять его ведущее положение в охранке. Так ли это было, нам пока не известно, но судя по тому, что Мартынов в своем донесении в департамент полиции использовал не полицейскую, а партийную кличку – «Коба», и по некоторым другим данным какой-то конфликт у Сталина с охранным отделением тогда произошел.
Джугашвили участвовал в экспроприациях (по существу в грабежах), был замешан в убийствах, но материалов о прямых или косвенных дознаниях об этом не сохранилось. По мнению писателя Юлиана Семенова, несомненным аргументом в пользу возможности сотрудничества Сталина с царской охранкой является то, что ни он сам, ни его коллеги-историки ни разу не встречали в архивных фондах протоколов допросов Джугашвили-Сталина по явно уголовным преступлениям. Нет ни одного объявления о нем во всеимперский розыск.
Обычно аресты Кобы были удивительно «своевременными», помогали ему уйти от подозрения товарищей по социал-демократической партии, от неизбежных партийных взысканий.
Однако если в 1911 году Сталин был выслан в избранное им местожительство, в Вологодскую губернию, где он был на таком положении, что мог вместо пристава сам заполнить досье на себя самого, а когда подписался, получилось – полицмейстер Джугашвили, на сей раз после ареста он был отправлен в действительно суровый Туруханский край.
Отношения со ссыльными революционерами, отсутствие в них идейной направленности, человечности и теплоты еще ярче высвечивает подобострастный тон в письмах Сталина Малиновскому. В сопроводительной записке к письму от 14 января 1914 г., обнаруженной писателем Юрием Трифоновым в фонде ГАРФ, указывалось, что «представляются при сем агентурные сведения за № 578, автором которых является гласноподнадзорный Туруханского края Иосиф Виссарионов Джугашвили». Начинается это письмо обращением к Малиновскому: «Здравствуй друг», и далее в самой доверительной форме подробно говорится о слабости здоровья, «подозрительном кашле» и прочих невзгодах. Навязчиво повторяется жалоба на дороговизну – стоимость разных продуктов указывается вплоть до копеек. Бедный Коба подчеркивает, что ему «нужно молоко, нужны дрова, но денег нет, друг».
Обращение к Малиновскому – «друг» повторяется, чередуясь с маловразумительным восклицанием «черт меня дери». Заканчивается письмо соответствующими словами «крепко жму руку, целую», приветом жене и детям и краткой подписью – «твой Иосиф».
В ноябре 1913 г. Джугашвили получил посылку от Т. А. Словатинской и деньги, а ведь именно тогда он особенно униженно жалуется в письме Малиновскому: «денег нет, друг, а я так истощен и болен».
В том же ноябре Сталину пришли не только деньги, но и открытка от Малиновского, в которой тот явно конспиративно писал, обращаясь к Сталину: «Брат, пока продал лошадь, запросил 100 руб[лей]».
А вот выдержка из письма в той же переписке «От Иосифа из Туруханска!»: «Здравствуй, друг! № 1 «Работницы» и один № «Путь Правды» с твоей думской речью получил, спасибо, друг, особенно за речь… читал я также твою статью в «Правде» о задачах оппозиции и поведение твое (выступление в «Правде», а не в «Современнике» и сама статья безупречна)».
P.S. Читал статью Мартова об оппозиции, где он старается обелить ликвидаторов, бросая тень на твою большевистскую физиономию, клянусь собакой, друг, жонглера такого и фокусника, скомороха такого и комедианта как Л. Мартов трудно найти во всей нашей социалистической литературе».
Нельзя не отметить, что Ю. О. Мартов оказался особенно проницательным, раньше многих других распознав суть Джугашвили-Сталина. Весной 1912 года в письме из Льежа Л. Д. Троцкому он упомянул «кавказского ультра-бандита Ивановича» (один из партийных псевдонимов Джугашвили), обвиняя его в эксах 1906–1907 гг. и давая общую крайне отрицательную характеристику.
Несколько позже, 2 июня 1914 г., в связи со слухами о Малиновском Ю. Мартов писал П. Аксельроду: «Мы почти уверены теперь, что весь «правдизм» руководился из охранки».
К чести меньшевиков надо признать, что они отвергали тех, кого, как Сталина, никак нельзя было считать представителями социал-демократической культуры.
Останавливаюсь подробнее на отношениях Сталина с меньшевиками в связи с тем, что внесение раскола, углубление его внутри революционных партий и, в частности, в социал-демократии было одной из главных повседневных задач царской охранки.
В то время проявлялись и личностные черты Сталина, его откровенный антисемитизм: «В самом деле», – пишет он, – «что за народ: Мартов, Дан, Аксельрод – жиды обрезанные… трусы и торгаши».
Читая письма Сталина тех лет, видишь глубокое презрение и к другим видным революционерам. О Кропоткине он отзывался так: «…старый дурак, совсем из ума выжил», о Плеханове: «Старая неисправимая болтунья баба…».
Приходится признать, что именно в большевистскую часть социал-демократии Кобе удавалось проникать все глубже и глубже. В историографии принято утверждать, что он пользовался всяческой поддержкой В. И. Ленина. Однако, если судить по письму Н. К. Крупской, мнение Ульяновых о Сталине было весьма невысокое.
В феврале 1912 г. Крупская писала Орджоникидзе: «Получила письмо от Ивановича, развивает свою точку зрения на положение дел, адрес обещает дать через месяц, видно, страшно оторван от всего, точно с неба свалился. Если бы не это его письмо, могло бы произвести гнетущее впечатление. Жаль, очень жаль, что он не попал на конференцию».
Упоминая о Пражской конференции, Крупская ничего не говорит о предстоящей кооптации Сталина в Центральный Комитет, а указание на его оторванность от всего и общий тон высказываний не подразумевал необходимость его продвижения к руководству партией.
В своих записях с разоблачениями Сталина А. Орлов пишет, что добился его кооптации в ЦК именно Роман Малиновский.
Были у Сталина явные нарушения неписаных законов политических ссыльных, запрещавших дружеские отношения с уголовниками. «Сталин, по словам Н. С. Хрущева, вспоминал: «Какие хорошие ребята были в ссылке в Вологодской губернии из уголовных. Мы, бывало, заходили в питейное заведение. …Сегодня я плачу, завтра другие, и так поочередно. Очень хорошие артельные ребята были уголовные. А вот политики, среди них было много сволочей. Что же они устраивали? Они организовали товарищеский суд и судили меня за то, что я с уголовными пью».
Обращают на себя внимание и странные для политического ссыльного отношения Сталина с царскими жандармами. Когда против него возникла угроза уголовного преследования по обвинению в сожительстве с малолетней девочкой 14 лет, стражником был некто Лалетин, – и вот, когда тот однажды без предупреждения зашел в избу, где жил Джугашвили, последний буквально набросился на охранника и вытолкал его вон.
Как ни удивительно, но за это был наказан не Сталин, а неугодный ему Лалетин. Он был заменен Мерзляковым, с которым у ссыльного сложились весьма дружеские отношения. По некоторым свидетельствам, вопреки утверждениям Кобы об острой нужде – деньги ему присылали немалые. Шли переводы по 50, 60, по 100 рублей.
А. С. Тарасеева (хозяйка избы в деревне Курейка Туруханского края, где жил Коба) рассказывала: «Чтобы жандармов не настораживали эти переводы, их получал полицейский стражник Мерзляков, с которым Коба подружился и вместе с ним пьянствовал». В дальнейшем эти попойки стали настолько широко известны, что всевластному генсеку в 1930 году пришлось давать письменное объяснение. Приведу красноречивые выдержки из документа, обнаруженного членкором РАН В. А. Куманевым в фондах РГАСПИ. Сталин писал: «Мерзляков был стражником… относился к заданию формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки и нередко поругивал пристава за его надоедливые «указания и предписания». Примечательно, что о получении им денег, что якобы объясняло их контакты, вообще не упоминается.
Почему же Джугашвили не воспользовался «потворством» жандармов для очередного побега? Ответ придет сам собой, если признать, что в последней ссылке Сталин находился не только по явной, но и главным образом по тайной воле департамента полиции, недовольного своим агентом. Ослушаться «хозяев» он, очевидно, не мог. В одном из писем Малиновскому он написал, что на это раз не покинет ссылку до истечения срока.
Темное прошлое И. Сталина не раз вызывало подозрения. Там, где он появлялся, происходили необъяснимые аресты, провалы революционеров. Как тщательно ни маскировала его тайная полиция, подозрения неизбежно возникали вновь и вновь. Но падали они преимущественно на менее удачливого конспиратора – Малиновского.
Партийное расследование комиссии РСДРП в 1914 году он преодолел, кстати, не упоминая о близости со Сталиным. Однако в 1917 году Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства раскрыла его тесное сотрудничество с царской охранкой.
К тому времени Малиновского не было в России, но осенью 1918 г. он неожиданно вернулся и предстал перед Верховным революционным трибуналом. На какое чудо он рассчитывал? На чью помощь надеялся?
Во всех слушаниях по делу Малиновского, особенно на партийном разбирательстве, подробнейше выяснялось, с кем он общался. Вызывались свидетели, собирались письменные показания, порой отрывочные воспоминания о мимолетном знакомстве, даже случайных встречах с ним. Молчал только Сталин – якобы никогда не было между ним и Малиновским ни переписки, ни встреч, ни малейшего общения.
Всячески избегал упоминания о Сталине и Малиновский. О 1912 годе он рассказывал: «В Москве за семь месяцев был один раз, с Кобой, хотя он был, – не видались, перепутали время встречи, а домой я пойти не мог». Заведомая ложь – Малиновский отрицает встречу, судя по времени, отраженную в цитируемом ранее документе Московского охранного отделения (если действительно Сталин выдавал секретные сведения «Портному», а не какому-то другому полицейскому агенту).
На суде Революционного трибунала в 1918 году Малиновский еще реже говорит о Сталине. Поверили ли прокурор Крыленко и члены суда или по какой-то другой причине, но имя Сталина в обвинительном заключении по делу Малиновского ни в какой связи не упоминается.
В ноябре 1918 года Роман Малиновский как агент-провокатор царской охранки был расстрелян, но на судьбе его напарника Иосифа Сталина это никак не отразилось. Их близкую связь не только скрыли по разным причинам знавшие о ней в те годы, но и в дальнейшем обычно опускали историки и публицисты, даже те, кто писал непосредственно о Малиновском. Они либо продолжали замалчивать переписку с обращением «друг» и «брат» и другими проявлениями определенных отношений, либо снова повторяли привычные клише о Сталине-революционере и провокаторе Малиновском.
Важные страницы истории, связанные с прошлым Сталина, рассматривает в своих работах академик РАН И. Х. Урилов. Весной 1918 года Сталин подал в суд якобы за клевету на лидера меньшевиков Ю. О. Мартова, обвинявшего Сталина в былых экспроприациях и других преступлениях. Для подтверждения своих слов Мартов предложил вызвать ряд свидетелей, в том числе большевика Степана Шаумяна, также обличавшего Кобу в предательстве.
Свидетели так и не смогли дать своих показаний. В сентябре 1918 года Степан Шаумян погиб в Прикаспии, расстрелянный эсерами и англичанами.
Установить степень участия Джугашвили в экспроприациях сейчас трудно, т. к. архив Камо, одного из главных исполнителей «эксов», был изъят, очевидно, по указанию Сталина, а вскоре и сам Камо погиб, сбитый «случайной» машиной.
Положение страны времен гражданской войны было крайне сложно, порой катастрофично. Восстание чехословаков, мятежи, наступление белогвардейцев, усиленное иностранными интервентами, угроза Москве и тем самым существованию Советской власти вытесняли важные политические проблемы. В то же время Сталин в своих личных целях всячески использовал активную поддержку некоторых влиятельных большевиков (особенно Г. Е. Зиновьева, затем Н. И. Бухарина). Опираясь на свой опыт умелой маскировки, на клевету, подлоги и интриги, вопреки своим неудачам на Северо-Кавказском (Южном) фронте и в большинстве других военных операциях Гражданской войны, несмотря на все обострявшиеся отношения с председателем Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцким, грубость и явную нелояльность в отношениях с товарищами, он добивался все большей власти в партии и государстве.
Особенно усилился Сталин после замены в 1921 году ленинского секретариата ЦК РКП(б) – Н. Н. Крестинского, Е. А. Преображенского и Л. П. Серебрякова на своих ставленников и затем – став Генеральным секретарем ЦК партии.
Единственное конкретное указание Ленина, основателя нашего государства (Россия – правопреемница), снять Сталина с поста Генерального секретаря роковым образом выполнено не было.
Дальнейшие события доказывают, насколько кощунственно звучат слова о том, что Сталин, мол, является продолжателем дела Ленина. С конца двадцатых годов и вплоть до хрущевской оттепели простое чтение, а тем более распространение ленинского завещания стали жестоко караться. Многолетнее заключение в тюрьмах и лагерях писателя Варлама Шаламова является ярким тому свидетельством.
После смерти В. И. Ленина, пользуясь неограниченной властью, Сталин предпочитал выдвигать на важнейшие посты в государстве тех, у кого в прошлом были тяжелые проступки и весомые доказательства связей с различными полицейскими организациями противника.
Очевидно, эти люди были близки ему по мировоззрению, жизненному опыту, по готовности выполнять любые самые преступные указания.
Такими приближенными Сталина, обладавшие его неизменным расположением и поддержкой были Берия и Вышинский, считавшийся когда-то меньшевиком.
Циничная ненависть генсека к революции, к большевикам отчетливо проявилась в том, что надзирать за законностью, проводить судебные московские процессы, обрекавшие на позор и смертную казнь ближайших соратников Ленина, подписывать массовые списки на расстрелы, Сталин поручил Вышинскому с его формулой «Признание обвиняемого – царица доказательств» – и особенно с тем, что летом 1917 г. Вышинский, тогда комиссар Якиманского района г. Москвы, подписал приказ по району о розыске и аресте Ленина и Зиновьева.
Показательно то удивительное спокойствие, с которым Сталин воспринял сообщение Мануильского, утверждавшего, что Вышинский был связан с царской охранкой и выдал полиции нескольких бакинских большевиков.
Получив это письмо с лаконичной сопроводительной пометкой: «Тов. Вышинскому. И. Ст.», ближайший сталинский подручный прервал свой отпуск и лечение за границей и вернулся в Москву. «А вернулся он», – пишет Аркадий Ваксберг, – «для того, чтобы работать в архивах. Что он искал там? Не пытался ли уничтожить то, что могло его изобличить?». И только ли его или его и Джугашвили, с которым он сблизился в давние годы в бакинской тюрьме.
В период массового террора, в тридцатые годы, генсек как-то в разговоре с Н. С. Хрущевым заметил, что и на него в НКВД есть показания о темном пятне в биографии. Какое «пятно», он не уточнил, как бы давая понять, что тот и сам знает. Действительно знал. «Тогда хоть и глухо, но бродили все же слухи, что Сталин сотрудничал в старое время с царской охранкой и, что его побеги из тюрьмы и ссылок были подстроены сверху».
Хрущев полагал, что до Сталина доходили какие-то слухи, но в тот раз, вероятно, речь шла не о них, а о сведениях А. Орлова о том, что сотрудник НКВД Штейн нашел документы, раскрывающие роль Сталина в царской охранке. История с «папкой Виссарионова», одного из начальников департамента полиции, рассказанная Орловым, требует специального рассмотрения, однако, по нашему мнению, нет основания не доверять утверждениям такого опытного разведчика как генерал Орлов. Он остался на Западе, чтобы не погибнуть в сталинских застенках, и, живя там долгие годы, не выдал ни одного из многих известных ему наших разведчиков.
Материал о связях Сталина с царской охранкой держал у себя в сейфе Ежов, рассказывает сын Г. Маленкова со слов своего отца, вошедшего в кабинет «кровавого карлика» сразу же после его ареста.
Приведем и неопубликованные дневниковые высказывания писательницы Галины Серебряковой. В январе 1967 года она записала: «Для меня внутренне нет сомнения, что подобно Гитлеру, Сталин был связан с Охранным отделением. Отсюда необъяснимо легкие побеги… преследования людей, знавших его смолоду и слова Мамия Орахелашвили и других о его нечистом прошлом и темных связях».
В заключение приведем несколько фактов, доказывающих враждебность Сталина всему делу социал-демократии, его ненависть к Ленину и его соратникам, что не может быть объяснено без учета сотрудничества Сталина с царской охранкой.
В 1927 г., в десятилетнюю годовщину Октябрьской революции, он фактически покончил с оппозицией, состоявшей главным образом из видных большевиков. Вскоре Сталин ликвидировал НЭП. В 1931 году он провел полностью сфабрикованный суд над меньшевиками. В середине тридцатых годов генсек закрыл Общество старых большевиков и Общество политкаторжан и ссыльных поселенцев, показав тем самым чуждость для него жизненного пути революционеров и всей их борьбы с самодержавием.
Никто так не скомпрометировал социализм, как Сталин, объявив его в основном построенным в СССР, в стране, где тогда господствовал Гулаг, бесправие, принудительный труд, все более массовый террор.
Провокационное убийство С. М. Кирова было использовано Сталиным для введения в действие заранее заготовленного им нелегитимного постановления, названного Законом от 1 декабря 1934 г. Этот «Закон» дал возможность беспрепятственно казнить (1-я категория) и отправлять в лагеря (2-я категория) миллионы ни в чём не повинных людей.
Сталинские расстрельные списки того времени изобличают Сталина – лично виновного в убийстве около 40 тысяч человек.
Одна из страниц этого чудовищного документа написана на клочке бумаги: «Тов. Сталину. Посылаю списки арестованных, подлежащих суду Военной коллегии по первой категории, Ежов». Резолюция гласила: «За расстрел всех 138 человек. Ст[алин], Мол[отов]». В числе бессудно обреченных на смертную казнь были: Алкснис Я. И., Антипов Н. К., Бубнов А. С., Дыбенко П. Е., Крыленко Н. В., Пятницкий И. А., Рудзутак Я. Э., Чубарь В. Я. и другие выдающиеся участники Октябрьской революции и строительства Советского государства.
Разрешение на пытки заключенных давалось в 1937 г. в циркуляре, написанном рукою Сталина и им подписанном. В 1939 г. он подтвердил подобный метод как «совершенно правильный и целесообразный».
Об обвинениях на московских судилищах ближайших соратников Ленина Виктор Серж, лично знавший многих подсудимых, писал: «В урезанных отчетах о процессах я находил сотни нелепостей, противоречий, грубых искажений фактов, просто безумных утверждений. Этот бред лился потоками…».
Жертвами геноцида становились любые граждане страны. Но особенно беспощадно расправлялся Сталин с бывшими социал-демократами, меньшевиками и особенно с большевиками. 29 апреля 1937 г. предписывалось немедленно приступить к «быстрому и полному уничтожению меньшевистского подполья».
Из 139 большевиков, избранных на ХVII съезде партии в 1934 г. в ЦК ВКП(б), 97 были казнены, двое покончили с собой.
По указанию Сталина были убиты дети: два сына Троцкого, два сына Каменева – младший школьник Юра едва достиг 16 лет, единственный сын Зиновьева, два сына Рютина, сын Нестора Лакобы и сыновья его родственников – на день ареста мальчики 13, 14, 15 лет, и многие другие.
По неполным официальным данным число расстрелянных в 1937–1938 годах превышает 725 тысяч человек, в действительности – более миллиона граждан своей страны.
Очевидно, ничто так не способствовало культу личности Сталина, как потоки пролитой им крови.
В его действиях несомненную роль играла его беспредельная жестокость, психопатологические черты характера, садизм, маниакальная подозрительность, но все это усугублялось многолетней необходимостью скрывать свои подлинные чувства и стремления, вынужденностью двойной жизни в постоянном страхе разоблачения и расплаты.
В 1953 году Сталин умер, готовя очередные суды и казни.
Подлинные документы и неопровержимые свидетельства эпохи показывают, что только скрытый враг во главе советского государства мог причинить те неисчислимые беды и страдания, которые невозможно ни оправдать, ни забыть, ни тем более простить.
Очень хорошо сказал ученый ,бард и поэт Александр Городницкий:
«Мы живем в тревожное время, когда пытаются восстановить кровавый культ и всё, что с ним связано. Если мы, научные работники, не дадим этому оценку применительно к любому докладу, к любой книге, если мы будем делать вид, что это ниже нашего достоинства, что мы не можем этого обсуждать, то мы сделаем глубокую ошибку. И тогда всё это вернется обратно»