ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга 7. И все-таки она верится!
Глава 16. Валерий Ильин, комендант.
Посланцы солнца
Солнце так и не показалось над горизонтом. Ни через сутки, ни через неделю. Хлопот у коменданта прибавилось, но он не смог отказать себе в маленькой «прогулке» за пределы обитаемого мира, который для него, и маленькой общины теперь был ограничен цитаделью. Прежде казавшиеся предместьем рая на земле сады и огороды представляли собой теперь фантастическое зрелище. Их словно завоевала в молниеносной войне Снежная Королева. По крайней мере, именно такую версию высказывала Лариса, супруга, когда объясняла внуку – почему нельзя побегать по дорожкам и лужайкам, как прежде, и почему у ягод и фруктов теперь такой необычный вкус.
Хозяйственный Валерий Николаевич в таком ракурсе жуткий холод, царивший за пределами стен цитадели, считал союзником – ведь это был теперь огромный холодильник, запасы которого, увы, не пополнялись. В первый же день таких необычных заготовок Ильин выстроил команду, в которую, к его изумлению, буквально выстроилась очередь, на инструктаж. И торжественно, как на первом звонке, вручил закадычному дружку, Толику Никитину, ломик – тот самый, которым когда-то давно (почти год назад!) полковник Кудрявцев насмерть поразил огромного махайрода. Морковку со свеклой действительно пришлось буквально выдалбливать из мерзлой почвы. Через двое суток – по главным городским часам, которые в четырех экземплярах на верхнем этаже цитадели отмечали день за днем их новой жизни – завьюжило, намело снегу. Совсем немного, но теперь разобраться, где какие грядки скрывают свои богатства, стало возможно только по земельным картам Любы Ульяновой; благо, обычная в прошлом колхозница оказалась очень скрупулезной в бумажных делах. Теперь добыча пропитания еще больше стала напоминать битву – с планами, понятными только Ильину и Ульяновой пометками на картах, и заштрихованными участками «сданных после тяжелых боев» площадей. Тех, где не осталось ничего полезного, кроме самой земли.
Впрочем, главный агроном с первого же дня утверждала, что эта самая почва, промерзшая до каменного состояния, и была главным богатством города. И настояла на том, чтобы ее, вместе с добытыми овощами сносили в огромные ангары, где сам Валерий уже видел внутренним взором длинные и ровные грядки. Естественно, с пробившимися сквозь черный богатый субстрат ростками нового урожая. Но для жизни растений, как и животных, и людей, нужна была энергия. Неважно, из какого источника; главное, чтобы ее было много.
Это заявил Толик Никитин. А Света Левина, оказавшаяся в этот момент рядом, почему-то покачала головой.
- Нет, - почти прошептала она, - энергия тоже может быть светлой… или черной.
Она содрогнулась всем телом, явно вспомнив что-то ужасное.
- Скорее всего, те самые шахты, от которых Александр Николаевич, и все другие ждут так много. И я в том числе. Поэтому я здесь.
Эти мысли Ильин прокручивал в голове, выходя из уютного мирка цитадели на мороз, который в этот знаменательный день свирепствовал не очень сильно. Спиртовой градусник, который закрепили за окном штаба, показывал «всего» минус двадцать восемь градусов. В непробиваемом ни для этих градусов, ни для других физических опасностей камуфляже, конечно же, не ощущащалось этого морозца (так выразился Толик Никитин, который уже не раз успел прогуляться по окрестностям).
- Телом не ощущается, - подумал Валерий, качнувшись от резкого порыва ветра, который едва не вырвал их его ладони створку дверей цитадели, - а в душе все заледенело. Прежде всего потому, что запаса энергии для нашего дома, и для вот этих замечательных костюмов осталось… В общем, если что-то сегодня пойдет не так…
Пока все шло «так». «Варяг» уже успел сгонять к входу в пещеру, куда волоком оттащил две громадные туши моржов. Такое название животным дал все тот же Никитин. Они действительно были близкими родственниками этих плавающих «слонов» северных морей – об этом утверждала «Википедия», и тракторист, главный всезнайка города. Но размеры у них были…
- В общем, от голода не умрем, - заявил Валера, попробовав первый бифштекс, приготовленный под руководством Зины Егоровой.
- И одежкой разживемся, - тут же подхватил Толик, сидевший за столом рядом, - будем ходить все в мехах!
Он кстати, доедал уже второй бифштекс, и комендант тогда активнее заработал вилкой с ножом, стараясь догнать товарища…
Вот таким гостинцем в количестве двух экземпляров и одарили сегодня горожане пещерных жителей. Родичами назвать их у Валерия Николаевича не повернулся язык; даже несмотря на очевидное сходство со многими его товарищами.
- Посмотришь, - ухмыльнулся как-то Никитин, - и твой двойник там имеется!
Ильин тогда почему-то ужаснулся перспективе такой встречи; даже спросил у тракториста: «А что, видел… такого?».
- Нет ухмыльнулся тракторист, - разве подземного коменданта вытащишь наружу? Бегает, наверное, прячет свалившееся с неба богатство.
Это Анатолий намекал на щедрые дары новых соседей; которые, конечно же «свалились» не с неба, а с побережья моря, которое тот же Никитин уже обозвал Северным Ледовитым океаном.
Сейчас во внедорожник уже нагрузили несколько «чемоданов» - так обозвали приемные устройства, которые должны были воспринимать энергию пещер.
- Если она там есть, – содрогнулся Валерий на этот раз не от порыва морозного ветра, а от страшной мысли, - а если нет?
Полковник Кудрявцев, наблюдавший за погрузкой чуть в стороне, словно уловил эту паническую мысль. Он повернулся к коменданту, и кивнул. Валерию показалось, что он разглядел сквозь пластмассу командирского шлема – Александр Николаевич еще и подмигнул ему, подбадривая, и обещая: «Есть там энергия! Скоро сам убедишься в этом!».
Разведчики, тем временем, уже завершили погрузку, и теперь цепляли к внедорожнику нехитрую конструкцию. Огромный барабан с накрученным на него кабелем был водружен на полозья. Он начал крутиться сразу же, как только «Варяг» медленно тронулся с места. Разведчики разделились надвое. Большая часть их погрузилась в автомобиль, и сейчас, наверное, сняла шлемы, чтобы обмениваться впечатлениями (или чем-нибудь еще) внутри уютного мирка разведывательной машины. А «пятеро смелых» - так назвал вторую команду Никитин – неспешно последовали за сцепкой, которая оставляла на скрипучем снегу две четкие полосы – следы широких полозьев. Задача у командира с профессором Романовым, Толика с сержантом Холодом и самого Валерия Николаевича была одна – следить, чтобы медленно разматывающаяся с огромной катушки нить провода не перекрутилась, не заставила огромный внедорожник зареветь моторами в тщетной попытке порвать не такую толстую пластмассовую жилу.
- Хотя, - улыбнулся Ильин, делая первый шаг в этом наружном мире, - есть ли вообще сила, способная разорвать на части эту нить? Есть!
Это он уперся взглядом в спину полковника Кудрявцева, который шагал впереди. Оборудование шлема коменданта было настроено так, что он практически без всяких искажений воспринимал все окружавшее его – и негромкий гул электромоторов внедорожника, и резкий скрип снега под ногами, и… Нет! – его сознание опять вернулось к скрипу, острыми иглами буравившему мозг. Мозг каким-то невероятным образом разделил этот неприятный звук на четыре части; самую громкую из них создавали подошвы его собственных ботинок. А пятой не было! Полковник Кудрявцев каким-то чудесным образом умудрялся ступать совершенно бесшумно.
- Так, - подумал Ильин, потрясенно улыбаясь, - что даже сверхосторожные звери – те же моржи – не почуяли бы приближения такого «охотника».
Комендант умению (точнее – умениям!) полковника завидовать не стал; прежде всего потому, что у него были свои, и он их в полной мере использовал на своем посту. Хотя бы принимая, и распоряжаясь результатами добычи, которую теперь регулярно поставляла к столу охотничья команда.
- Не всю, - чуть ревниво подумал комендант, отметив, наконец, что впереди темнеют, и шевелятся какие-то фигурки.
Шевелятся, кстати, около неподвижной огромной массы, на которую и выплеснулась та неожиданная толика ревности, что зародилась в душе прижимистого Валерия Николаевича. Это аборигены пещер разделывали уже второго моржа; целиком они вряд ли бы сдвинули гигантскую тушу с места; а уж о том, чтобы протиснуть ее внутрь узкого прохода, что вел в недра каменных катакомб…
- Ее туда даже «Варяг» не запихнул бы, - тут же отреагировал Толик Никитин, на мысли коменданта, высказанные вслух, - к тому же я думаю, что они прямо тут их и делят – между племенами. О – вот наши, русские, нас встречают.
От скопища фигур, облепивших тушу моржа, и одетых в шкуры разной степени изношенности отделилась пара – мужчина и женщина. В руках они держали ножи с окровавленными лезвиями, и комендант на всякий случай задержался за спинами товарищей. Так он попытался оградить себя и от внезапного нападения (кто их, дикарей, знает?!) и от порыва дикарки, открывшей вдруг рот в великом изумлении. А потом рванувшей вперед вслед за облачком пара, что исторгло на морозе ее дыхание. А впереди нее полетел изумленный, и какой-то отчаянный вопль: «Валера!».
Только теперь комендант разглядел в лице, изуродованном какой-то неведомой болезнью до состояния нечеловеческого - отталкивающего, не позволяющего родиться даже жалости, а лишь отвращению – черты своей Ларисы; главного сокровища своей жизни. Он был готов уже броситься назад, к цитадели от этого монстра, которая, к тому же, передвигалась какими-то рваными прыжками. В ее теле, скрытом полуоблезшими шкурами, явно таилось множество каких-то изъянов; быть может, еще более ужасных, что в лице. Громадным усилием воли Валерий Николаевич сдержал свой порыв. В первую очередь потому, что бросок женщины к нему ловко перехватил полковник Кудрявцев, прижавший дикарку к собственной груди, защищенной комбинезоном. Он принялся поглаживать ее космы, не отпуская вздрагивающее от не сдерживаемых рыданий тело. А потом передал его дикарю, в котором комендант узнал копию профессора Романова. Тоже дикую, с нечесаной редкой бородой, одетого в шкуры гораздо лучшего качества, чем у «Ларисы». Разум коменданта, между тем, сам нашел спасительную дорожку из области, казалось, неминуемого безумства. Именно эти шкуры и увели сознание Валерия Николаевича от опасной грани, отделявшей его от взрыва эмоций.
- Что-то аборигены не торопятся переодеваться в новые шкуры, - сама собой текла мысль, заполнившая весь мозг, - сколько такого сырья поставили им уже наши охотники! Или процесс выделки не такой быстрый, как мне думалось? Кстати – надо бы поинтересоваться этим; может, скоро и нам придется переодеваться. А сколько комплектов одежды может получиться из одного моржа?...
Пока сознание само лечило себя привычными образами и категориями жизни, сердце несчастного коменданта буквально разрывалось на части – теперь от жалости к несчастному созданию. А «профессор Романов» рядом объяснял:
- Валера – это ее муж. Ушел в дальние пещеры, и не вернулся. Оттуда мало кто возвращается, - ответил он удивленно вскинувшему голову настоящему Алексею Александровичу, так и не успевшему задать вопрос, - там гудит в голове, и быстро истекают силы – словно камень пьет их.
- Зачем же вы туда ходите?! – вырвалось все-таки у Романова.
- За смолой, - тут же последовал ответ, - за тягучей смолой, что сочится из камня. Она уменьшает страдания отверженных, и продлевает их жизнь.
- Отверженных, - чуть слышно прошептал Валерий, снимая шлем, и только теперь задавая себе вопрос: «А как же она узнала меня сквозь не прозрачную пластмассу?!».
Скорее всего, такие же слова вертелись и на языке Анатолия Никитина; но тракторист все-таки сдержал себя, а скорее – задвинул их на потом, на более комфортные и благоприятные условия для беседы. Ильин, между тем, лишь отстраненно ощутил, как вождь дикарей передал уже не шевелившуюся женщину в руки подбежавшей пары сородичей. Эта парочка (явно тоже отверженные), которых Ильин не узнал за искаженными и отталкивающими физиономиями, заковыляла к входу в пещеры. А комендант все внимание теперь обратил к словам полковника Кудрявцева.
- Вот в эти дальние пещеры нам и нужно, Профессор. Не нам самим, конечно, - усмехнулся он, увидев, как отшатнулись в растерянности и испуге Романов с трактористом; сержант Холодов стоял по-прежнему истуканом, внимательно изучавшим окрестности (выучка, однако!), а Ильина, наверно, ничего не могло больше сегодня испугать, - а вот этим «чемоданам».
Приемники; точнее, аккумуляторы энергии, уже выстроились в ряд у огромных колес «Варяга». Их было семь, и они действительно имели ручки – для переноскти на расстояние. А два мастера, два Сергея, которых Валерий Николаевич узнал лишь потому, что видел недавно, как они натягивали на себя камуфляжные комбинезоны самых малых размеров, шустро крутили что-то ключами.
- Не что-то, а электрические разъемы, - отчего-то рассердился на себя комендант, - те самые разъемы, что крепят сейчас к каждому «чемодану» персональный провод, длиной… в-общем, хватит до самой дальней пещеры – это заявил Александр Николаевич, и не верить ему нет никаких оснований. А потом эти проводочки толщиной в карандаш, которые тоже не сможет порвать никто, и ничто – даже самые опасные творения пещер, - соединятся с общим кабелем, дальний конец которого исчезает за дверцей главного распределительного щита. В подвале цитадели.
От этой мысли, кажется, даже потеплело вокруг.
- Вот именно, что кажется, - повернулся к нему командир, показывая, что сегодня Валерий Николаевич совсем не следит за собственными размышлениями, выплескивая их наружу, - это у тебя скоро начнется обморожение.
- А потом некроз, отмирание тканей, и отваливание их целыми кусками, - попытался хохотнуть рядом Толик.
Попытался, и тут же заткнулся – сам, без всякой подсказки. Вспомнил, наверное, чудовищно искореженную физиономию дикарки. Но и этих слов Валерию хватило, чтобы он шустро нахлобучил на голову шлем, и уже защищенным наблюдал, как перед аккумуляторами выстраивались семеро аборигенов во главе с «профессором Романовым». Сил удивляться, или ужасаться больше не было. Потому он практически бесстрастно называл про себя имена; в том числе те, которые почти забыл, и надеялся не вспоминать больше никогда. Естественно, вслед за Толиком Никитиным:
- Профессор Романов, номер первый; а это… надо же – Самчай, собственной персоной. Второй. Ого – барышня…
Речь-представление тракториста на несколько мгновений прервалась, а потом заполнила шлем коменданта ожесточением, и нескрываемым отвращением:
- Зинана Арчелия! И ты воскресла, падлюка!
В искаженных чертах дикарки действительно можно было распознать некогда заслуженного академика; ее физиономия еще больше скривилась, стала отвратительно-угрожающей. Зинана (здесь, как оказалось, ее тоже звали именно так) явно поняла слова Анатолия, но отреагировала на них лишь глухим ворчанием. Никитин продолжил, теперь уже практически полностью скрывая бушующие внутри чувства. Не выдержал и сорвался он, только когда представлял последнего из вождей, сейчас волею провидения и полковника Кудрявцева превратившегося в обычного носильщика.
- Дену, - буквально прорычал он.
Злокозненный вождь неандертальцев вдохнул полную грудь морозного воздуха, ощерился, и рыкнул в ответ - словно показывая: «Вот как нужно!».
На этом и представление, и короткий инструктаж, который заключался в том, что командир поочередно ткнул аборигенам в «чемоданы», а потом поднял за ручку ближайший, и кивнул в сторону пещеры, закончился. Пещерники явно неуютно чувствовали себя под звездами, хотя никаких видимых неудобств от лютого холода Валерий в них не заметил. Может, это было естественной реакцией дикарей – не показывать слабости перед врагами. Именно таким в глазах пещерных жителей выглядели и командир, и другие фигуры, скрытые камуфляжем; включая коменданта. Чтобы понять это, Ильину не надо было заглядывать в эти глаза; он чувствовал это на уровне подсознания, и на сто процентов был уверен, что не ошибается. И то, что должны были совершить сейчас вожди пещерных племен, не было дружеской услугой. Это была плата за последние дни, проведенные в сытости и благополучии. И за ожидание такой же жизни в ближайшем будущем.
В первый раз Валерий Николаевич с ужасающей определенностью понял – вот эти люди, эта пещера, и эти морозные равнины с равнодушно взирающими на них звездами и есть теперь его новый мир. И растопить лед в груди, образовавшийся вдруг в груди, как у сказочного Кая, может лишь какое-то чудо.
- Может, это? – он проводил взглядом вождей, скрывающихся в темнеющем лазе пещеры, не обернувшихся, чтобы, помахать ручкой.., - а, нет!
Последний, вождь русов, все-таки повернулся, сверкнул улыбкой и действительно махнул рукой; таким знакомым жестом. А Анатолий еще и подсказал, пропев несколько всем известных слов:
- "Он сказал поехали, он взмахнул рукой…".
- Вот-вот, - проворчал рядом настоящий профессор Романов, махнув в ответ спине исчезавшего в полутьме тезки, - сдается мне, что весь этот мир придумал кто-то очень хорошо эрудированный.
- Да, - подхватил командовавший разгрузкой аккумуляторов Дубов, - какой-то шутник, блин. Что-то он, божок этот, постеснялся изобразить в натуре товарища полковника, или, скажем, Оксану. Побоялся?
Намеки были столь очевидными, что все, как по команде, уставились на тракториста. А Анатолий, как ни в чем не бывало, широко улыбнулся, и ловко перевел разговор на другую тему:
- Представляю, как сейчас Дену колошматит камнем по «чемодану», пытаясь его открыть.
- Пусть колошматит, - первым отозвался Сережа Благолепов, один из «творцов» чудо-аккумуляторов, - главное, чтобы он донес его до нужного места.
- Донесут, - успокоил его полковник Кудрявцев, - а то, что попробуют вскрыть их, или сломать, это даже пойдет на пользу.
Явно ощутив на себе несколько удивленных взглядов товарищей, он тут же пояснил:
- После этого «чемоданы» станут для племен артефактами; возможно, объектами поклонения. А в том, что их донесут до нужного места, я не сомневаюсь. Смотрите!
Комендант стоял ближе других к полковнику, потому он и увидел, что на панели какого-то ящика, в одной стороне которого исчезали концы семи тонких кабелей, а с противоположной стороны тянулась толстая жила, ведущая к подземелью под цитаделью, дернулась стрелка одного из приборов. Потом панель вся озарилась крохотными мигающими огоньками; изнутри даже донеслось какое-то гудение – как из трансформаторной будки. Валерий в технические подробности этого жизненно важного эксперимента не вдавался. Он лишь знал, что сейчас в подземелье города идет процесс накопления энергии; и что есть этому накоплению какой-то предел, после которого автоматически включится и режим ее потребления. Только никто, включая командира, не знал, как долго придется ждать этого мгновения.
Кудрявцев уже отдал команду грузиться в «Варяг». Больше ничто, и никто не держало их в морозной пустыне. А дома… а дома вдруг все взорвалось нестерпимо ярким светом. Кто-то словно специально включил все наружное освещение. И мир стал другим. Не стало видно звезд; снег вокруг заиграл мириадами искорок – частичками света, которыми щедро делилась с окрестностям цитадель. Душа Валерия Николаевича воспарила было к не видным звездам, но совсем не подходящий такому торжественному моменту звук заставил ее вернуться назад, в тело, и сжаться там в ожидании неприятностей. Каким-то чудом среди громких криков, могучего «Ура», и других нечленораздельных, но явно восторженных возгласов Ильин расслышал негромкое, но отчетливое «Ах!». Он медленно повернулся, и наткнулся на взгляд Светы Левиной. Комок льда, растаявший было под лучами искусственных солнц, снова утвердился в груди.
- Может быть, навсегда, - подумал Валерий Николаевич, делая первый шаг к открывшейся дверцы «Варяга»…
В том, что животворная энергия, теперь питавшая в городе все, пропитана чем-то… не злобным, а очень отвратительным, равнодушным к людским страданиям и самой жизни, скоро почувствовали многие. И спасения от нее не было даже за пределами города – ведь чудо-костюмы тоже питала она. А без камуфляжа, у костров в хижинах из шкур морских животных – такой выход предложил Толик Никитин – в мире скоро осталось бы лишь две общины дикарей.
- Одна пещерная, а другая наземная, снежная, - отверг такое предложение командир.
Сам он, кстати, как и его супруга, и многие другие вокруг, не ощущул никакого дискомфорта. Объяснение этому было одно; объяснение ужасающее, но объективное. Валерий Николаевич понял это, проснувшись однажды в постели собственного дома. Энергии теперь было столько, что семейные горожане вернулись в свои дома. Проснувшийся раньше Ларисы комендант включил ночник, и в его неярком свете вдруг отчетливо различил, что в чертах любимой тженщины явственно проступают черты другой Ларисы – той, что влачит жалкое существование в пещерах. Изменения были поначалу незначительными; сознание Валерия Николаевича отвергало их. Но сейчас, когда они скопились, как снежный ком в оттепель, когда сон разгладил женское лицо, и в нем проступили все эти изменения, комендант ужаснулся. А потом осторожно, стараясь не разбудить жену, бросился в ванную комнату, где надолго замер перед зеркалом. В собственном лице он увидел еще более разительные перемены. Черты уродства проступили уже так четко, что Ильин невольно подивился выдержке друзей; особенно всегда остроумного, и злого на слова Толика. Ни словом, ни жестом, «бессмертные» жители города, которых не коснулось незримое дыхание чье-то злой воли, не показали своим друзьям, которым не так повезло с «плюшками» от Спящего бога, что их лица и фигуры становятся ужасными… с их точки зрения, конечно. Ильин еще раз невольно вспомнил несчастную «Ларису» из пещерного племени, ее неподдельную любовь к своему Валерию.
В наружную дверь кто-то негромко постучал. Комендант поднял голову – к часам, которые собственноручно подвесил над дверью ванной комнаты. Как и во всех других комнатах дома, кстати. Стрелки на циферблате сейчас вытянулись в одну линию.
- Шесть часов утра, - отметил Валерий Николаевич, - кого это принесло в такую рань?
В душе, в которой все еще жили теплые чувства к друзьям, прибавилось тепла – это он оценил деликатность раннего гостя, его нежелание разбудить Ларису и внучонка. А о том, что комендант города встает с петухами (и звонкие живые «будильники», и их подруги-куры, и другие домашние питомцы пока еще радовали горожан и свежими продуктами, и самим своим существованием).
- Здорово, - буркнул он, почему-то совсем неласково, Анатолию Никитину, который переминался с ноги на ногу у дверей дома.
Брови и шевелюра тракториста заиндевела от мороза; сам он явно замерз, но стоически терпел, не одевал шлем. Коменданта и самого обожгло холодом, - кивнул внутри теплого дома: «Заходи, погрейся!».
Анатолий заскочил в прихожую, аккуратно притворил за собой две двери, которые надежно защищали жилье от арктического холода снаружи, и замотал головой в ответ на предложение хозяина раздеться, и пройти на кухню, разделить с комендантом завтрак.
- Нет, Николаич, - заявил он, - некогда. Командир Совет собирает. С утра пораньше, чтобы общественность не будоражить. Нарочными собирает – по той же причине. Мне еще четверых оббежать надо. Так что поторопись - чашку кофе, и вперед, в цитадель.
Он не стал слушать вопросов Валерия Николаевича, естественно, заинтригованного таким ранним и тайным сбором; тут же повернулся, и вышел наружу. Уже захлопывая за посыльным дверь, комендант успел отметить, как Анатолий нахлобучивает на голову шлем. Глаза сами нашли такой же; вместе с остальными частями камуфлированной формы он всегда ждал владельца в тамбуре. Как и Ларису, и ребенка.
Валерий Николаевич заторопился. Он махнул рукой в сторону кухни, отказывая себе в утреннем кофе. Прежде всего потому, что опасался – запах свежесваренного напитка разбудит жену. Но главное – его двигало вперед вполне понятное чувство любопытства. А еще – внезапно вспыхнувшая в душе надежда, немного потеснившая ледяной комок, так и не растаявший, несмотря на прошедшие месяцы.
Штабное помещение цитадели было почти заполнено. Валерия встретил негромкий ропот десятков голосов, негромкое агуканье ребенка. Трое молодых мам, членов Совета, в такую рань прикатили сюда коляски.
- Так что, - немного печально усмехнулся про себя Ильин, - кворум сегодня будет не то что полным – на пять голосов будет больше необходимого.
У него не было ни капли зависти, или злобы к этим малышам, которые росли и развивались без всяких признаков отклонений от нормы. Оксане, Бэйле и Тане-Тамаре с их детьми он желал только добра. Но и своему внуку тоже. А вот здесь были проблемы…
Именно об этом и заговорил полковник Кудрявцев, когда за последним из участников этого раннего совещания закрылась дверь. Как и год назад, на первом Совете у родника, от которого теперь осталось только замерзшее озерце льда, заметенное снегом, он начал словами:
- Я собрал вас друзья, чтобы…
Многие, как по команде, глянули на Анатолия, которые по сложившейся с той поры традиции должен был завершить фразу: «Чтобы сообщить пренеприятное известие». Но тракторист молчаол, и командир, после секундной заминки, продолжил сам:
- Пренеприятных известий у нас теперь немало. А вот Света Левина готова предложить решение самой главной из наших проблем. Надо говорить какой?
Все дружно замотали головами, а комендант, как и несколько его товарищей по несчастью, украдкой (так он надеялся) ощупал свое изменившееся почти до неузнаваемости лицо. Командир кивнул – именно ему – показывая, что Ильин понял его правильно. А потом все взгляды скрестились на целительнице. Светлана этим утром была необычайно бледна и взволнованна. Видно было, что слова, которыми она заполнила мгновенно притихшую аудиторию, давались ей с трудом. Валерий Николаевич и сам бы отказался сообщить товарищам такие неприятные… даже ужасные новости.
- Внешние проявления насланной кем-то неведомым напасти это не самое главное, и не самое страшное, - безжалостно начала Левина.
- Ага, неведомым, - тут же вполголоса отозвался Толик Никитин, - голову дам на отсечение – это Дену с Зинаной колдуют. И другие не отстают. Вот сидят каждый у своего «чемодана» и колдуют.
- Очень может быть, - согласилась с трактористом Светлана, - и это еще больше осложняет ситуацию. Если они не остановятся; если с каждым киловаттом энергии из пещер не перестанет в наши дома приходитиь Зло, то скоро… здесь разразится настоящий хаос, если не сказать больше. Потому что это Зло корежит не только наши тела, но и души. Это вы сами сможете подтвердить, если огдядитесь, и вспомните – какие непотребства творятся вокруг в последнее время.
Ее голос стал повелительным, жестким, и комендант действительно углубился в себя, и с нарастающим ужасом стал припоминать одну за другой нелицеприятные сцены, вспышки беспричинной злобы, и схватки – пока на словах. Он и за собой готов был признать такой грех; пока еще контролируемый.
- Так что, - еще беспощадней закончила целительница, - нас ждет впереди что-то ужасное: может быть непоправимое. Где, и с кем – неизвестно. А значит, предотвратить это не удастся.
Валерий Николаевич зримо представил себе, что в эпицентре этого человеческого катаклизма находятся жена с внуком, и невольно замычал, не в силах сдержать в себе этот вопль души. На нем и остановила взгляд Света Левина. Медленно, подбирая каждое слово, она произнесла:
- Я вижу лишь один выход…
- Какой? - выкрикнул Валерий Николаевич прямо ей в лицо.
- Изоляция…
Ильин теперь зарычал. То самое бешенство, которое пророчила целительница, стало заполнять его внутри, прогоняя в самый уголок души даже не тающую льдинку. Но исчезло; сразу после резкого окрика полковника Кудрявцева: «Валерий!». Александр Николаевич убедился, что хорошо поставленный командирский голос подействовал на коменданта лучше снежного заряда, и кивнул Светлане:
- Продолжай!
- Я, конечно же, не предлагаю посадить всех под замок, - чуть извиняющимся тоном заявила Левина, - просто… просто пусть те, кто не может противостоять злу, уснут.
- Надолго? – выкрикнул Никитин.
- Надолго, - кивнула Света, - до тех пор, пока мы не найдем противоядие.
- Мы, - понял Валерий, - это «бессмертные» - те, кто будет наслаждаться жизнью, слышать смех своих детей, любить своих жен и…
Он тут же очнулся, стряхнул с себя пуды желчи, которую словно кто-то вылил на его голову. Он вдруг понял, и принял – это, быть может, действительно единственно приемлемый выход. А поняв, сразу же погрузился в другие мысли; хозяйственные. Главным для него теперь был вопрос: «Как же город без меня?». Валерий Николаевич, как излишне заботливая мать, не мог себе представить – как его любимое детище, город, которому теперь совсем не подходило официальное название Цветочный, сможет нормально функционировать без своего коменданта. Очевидно, эти муки явственно проступили на его лице. Серьезное, чуть хмурое лицо командира разгладилось, и он улыбнулся, пообещав коменданту:
- Ты, Валерий Николаевич, отправишься спать самым последним. Только после того, как убедишься – мы тут без тебя не пропадем…
Общий смех завершил собрание Совета. И одновременно стал началом грандиозных работ, которыми загрузил себя Ильин. Ларису с внуком он отправил в оборудованный блок в подвале цитадели одними из первых. И по несколько раз в день заходил к ним, чтобы убедиться – неведомая болезнь, исказившая тело и душу близких ему людей, остановилась. Не отступила, а замерла, готовая вернуться в любую минуту. И это было не просто его домыслом. Света Левина, целительское искусство которой заставляло людей погружаться в долгий сон, подтверждала – вместе с телами спит и недуг, поразивший их. А сам Валерий все откладывал и откладывал свое «лечение», загружая проблемами главного и единственного кандидата на свое беспокойное место – бывшего священника, а ныне мастера на все руки Сергея Благолепова. Наконец, он сам себе сказал: «Хватит!». И поднялся в последний раз в штаб, чтобы окинуть прощальным взглядом город, погруженный в снега. Зрелище было фантастическим. Освещенный многими источниками света, весь укутанный таким мягким на вид покрывалом снега, город, казалось, тоже спал. И ждал пробуждения, которое – вдруг почудилось Ильину – придет вместе с восходом солнца. Валерий Николаевич поднял голову кверху – в ту сторону, которую почему-то назвал восточной. И ему действительно показалось, что где-то далеко сверкнул огонек; много ярче любой звезды.
- Нет, не показалось! – заорал он, заставив подпрыгнуть на кресле Марио, который на пару с супругой дежурил сегодня в штабе. Ирина и подскочила первой к бывшему мужу, чтобы вместе с ним издать счастливый крик, переполошивший цитадель, а потом и весь город:
- Солнце!