(Отрывок из книги)
«…главное, пусть поверят в себя и станут беспомощными как дети, потому что слабость велика, а сила ничтожна. Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и чёрств. Когда дерево растёт, оно нежное и гибкое, а когда оно сухо и жёстко, оно умирает. Чёрствость и сила спутники смерти. Гибкость и слабость выражают свежесть бытия, поэтому что отвердело, то не победит.»
/Стругацкие «Сталкер»./
Солнце тянулось лучами к горизонту медленно, ему совсем не хотелось спать. Оно ложилось, сначала едва касаясь земли, потом всё ниже, погружаясь через крыши в чужие квартиры, в траву. Солнцу не надо быть счастливым, - это звезда, на которой не живут люди, а счастье – понятие сугубо человеческое. Так значит ли это, что человек сам определяет, рождён ли он под счастливой звездой или нет?...
- Вчера этот текст, про сухое дерево... Ты отдыхай, я просто...
Она подошла и стала раскладывать выстиранные мужские сорочки на гладильной доске. И уже, похоже, не контролируя ни руки, ни сырое, ещё беззащитное, измятое бельё, продолжала говорить.
- Когда у людей всё хорошо, как им кажется, они начинают черстветь - засыхать, перестают расти, останавливаются в развитии. Только если человек достаточно развит душой, он способен принять "счастье" и не остановиться, а продолжать быть гибким, чувствительным, неравнодушным к другим, делиться не материально, а на психологическом уровне своей радостью. Парадокс в том, что иначе-то и "счастье" усыхает вместе с ним самим. Поэтому эта фраза "не оскудеет рука дающего" читается тоже, как дающего-то рука не оскудеет. А "скупой, - говорят, - платит дважды"...
На ум ей пришло вдруг, что последнее из произнесенного сильно затёрто, и звучит почти машинально, как пустой звук. Она немного смутилась:
- Вот… Это мои размышления. Просто мысли. Иные сердятся, когда начинаю делиться ими вслух, что разжёвываю, а это я себе - "разжёвываю", не кому-то. Мне так, просто, хочется ими поделиться, - тем, что до меня самой дошло! Своими мыслями с живым человеком… Мне хорошо говорить с тобой.
Вдруг, бросив своё занятие, она подошла к потёртому деревянному столу, взяла синюю чашку и стала наливать кипяток. Он немного сочился через трещину, но чашка оставалась жить и не просто жить, а жить любимой. Взгляд Веры столкнулся с коробкой конфет, которая вот уже с неделю лежала на виду нераспечатанной.
- И то, что кто-то подарил, чтоб отдариться, и то, что купил, откупиться чтоб,- всё не работает. Потому как ни отдарок, ни откупка ни подарком, ни покупкой считаться не будут. Есть такие люди, что знают свод правил, как поступать надо, и правила эти выполняют, ибо думают, что им от этого будет лучше, - голос её делался всё напряженнее, то ли от наклона головы, то ли от волнения, - а лучше им не становится, потому что по ним видно, что и глаза пустые, и подарок не тот. И это не значит вовсе, что человек, которому поднесли, неблагодарен! Это значит, что ему не за что благодарным быть, потому как благодарность - это от сердца, так почему же от сердца должно быть тому, кто не от сердца делает?! Хоть и должно быть в любом случае, если уж верно говорить... И если ты способен благодарить, то и это уважения достойно.
Возможно, надо просто уметь увидеть во всём хорошее…
Она снова посмотрела на коробку, но уже будто не видя её, открыла пакетик чая и бросила в чашку.
- Иногда так бывает, что поступок рождает чувствительность и пробуждает, а не наоборот. Возможно, человек сначала правильно делая, со временем и душою искренним станет, так тоже бывает. Но это больше у животных, чем у людей. Не смейся...
Она заулыбалась и сделала маленький глоток.
- Просто мысли. Наверно, простые совсем. Ты лежи, отдыхай...
На том конце, видимо, кто-то что-то говорил. Она слушала внимательно, ей было важно, что она кому-то нужна в тот момент, когда самой ей стал не нужен никто. И этот никто разговаривал теперь с ней и превращался в человека, в котором она будет нуждаться даже больше, чем он в ней. Так уже бывало, ничем хорошим, впрочем, не завершаясь. Но жизнь её не учила, казалось. Она пыталась жизнь научить. Кто знает, может, и это возможно… Это была очередная попытка.
- Что? Что было 10 лет назад...?
Это был всё равно ты… Это внешне только, а внутренне в каждом заложено. Да, просто иным достались другие внешние обстоятельства, - тем сложнее сначала, зато потом легче. Поэтому лучше тогда, чем теперь, и лучше теперь, чем после. Когда наоборот, то потом тяжелее намного, это как отличник в школе - двоечник в жизни. Нет, вру, не намного, но тоже сложно бывает.
Ей было хорошо от того, что ему становилось лучше. Эта зависимость пока ничуть не пугала обоих. Самое чудное время, когда люди, ещё не осознавая, тянутся друг к другу…
- Зачем тогда вспоминаешь? Оно всё ещё тебя пугает тем, что оно есть, прошлое это? Что прошло, не воротишь. И ты не другой, ты просто ты! И тогда был ты, а время было другое просто, просто даты другие. Другие даты. И всё. А ты тот же. И всегда будешь. Не знаю… Мудрость – это опыт? Тогда он был нужен.
Ничего лишнего в тебе нет. Во всех есть негатив плюс позитив. Ты себя ругаешь?
Паутинка чайного пара становилась почти невидимой. Всё остывает со временем. Но её это не волновало, ибо всё можно со временем и разогреть.
- Время? Время — ничто, категория изобретенная людьми. Ты не знаешь, сколько его осталось. Поэтому не можешь и жалеть. Это нелогично. Иным его много, и они тюленят. (Смеётся.) - Шутка. Это всё временные рассуждения, время хватает на всех. Именно поэтому время — это и отрезок времени, - например, "год", и конкретное число, - например, "двенадцать ноль ноль".
Она всё то же могла бы сказать и себе самой. И она говорила, она продолжала говорить ему, убеждая себя в чём-то важном, в чём сама, видимо, убедиться никак почему-то не могла.
- То, что с тобой было и будет, всё в тебе есть, просто есть, пока есть ты, так как может быть чего-то жаль?! - Это всё твоё… Я знаю, что ты знаешь. Даже ни на секунду не сомневаюсь в этом, иначе ты бы никогда об этом не размышлял. Размышляет тот, кто знает ответ. Кто его не знает, тот не берется размышлять. Ему это даже в голову не приходит — думать об этом. Иные всю жизнь живут как один день, иные один день, как всю жизнь, а кто-то вообще не думает об этом.
Вместе с тем она боялась, что ему надоест слушать, что он рассудит так, будто она поучает его.
- Ладно, ты понял, что я хотела сказать. Я это себе говорю, как тебе... Просто самой себе вот так иногда не очень получается.
Она присела, спина болела от невозможности опереться.
- Я не думала, что ты меня слушать станешь… Просто в эфир. Иди, отдыхай…
Спокойной ночи… И тебе снов! Цветных непременно. И хороших…
… (Сама с собой:)
- Мне так жаль прожитого, в особенности последних пятнадцати лет... Но вот, я думаю, никакого времени не существует вовсе, и жалеть потому нечего, ибо бывает день, как целая жизнь, один день или даже всего один взгляд — длинный и полный, кажется, как вечность. А значит, оно относительно и правда… Относительно, как счастье, как подарок судьбы, как сама жизнь. Потому как всё это надобно уметь принимать и, верно, опыт требуется, научиться чтоб…
Мысли её стали затухать. Мотылёк сел на край чашки и замер. От абажура ложился неосязаемый, но освещающий свет. Синее счастье, пусть и треснутое, и остывшее, не переставало быть. Как и всё, что нами осознано, - вечно.
© Copyright: Эля Григ, 2010