Разговор о безумии.
Я познакомился с ним, когда мне было тридцать шесть лет. В то время, я уже работал по специальности, которая выжимала с меня всю мою силу, приобретенную во время тяжелой учебы, когда я был относительно мал, для того, чтобы заботиться о жизни или переживать о каких-то глобальных проблемах человечества, которые, на тот момент, мне решить было не по силам. Когда я окончил университет, я долго сидел дома и ухаживал за больной бабушкой, а, потом, спустя некоторое время, жизнь распорядилась так, что мне срочно нужно было найти работу, и я пошел работать грузчиком. Не то, чтобы мне моя специальность, которую дали в университете, не нравилась, нет - специальность была престижная, ведь закончил я с красным дипломом на «следователя внутренних дел», и сожалеть мне тогда было не о чем. Причина того, что я не работал по специальности, заключалась в проблемах, связанных с моей личной жизнью – ни одна женщина, которая узнавала о занимаемой мною должности, не решалась оставаться рядом со мной, потому что работа, которую выполняют следователи, небезопасная и чересчур напряженная. Женщины, которых я встречал, не были готовы к тому, чтобы стать жертвами моей рабочей усталости или плохого настроения, они все хотели купаться в роскоши, не приложив для этого никаких усилий. Все, что я на тот момент имел, можно было измерить в несколько тысяч – маленькая, рыхлая комнатенка, размером в 10 квадратных метров, оставшаяся мне после смерти бабушки, в наследство и два черных кота, которые, до сих пор живут со мной, изредка навещая меня в редких порывах ласк. Все, на что я тратил свою незаполненную чем-либо важным, можно сказать, почти бесцельную жизнь, заключалось только в гонораре, получаемом мною за раскрытие особо тяжких дел, причиной возбуждения которых становилось тяжкое убийство, совершенное в состоянии полного рассудка. Люди, совершающие убийства, чаще всего, теряют разум и следуют внутреннему порыву, что впоследствии, называется состояние «аффекта». Когда человек, проще говоря, не понимает, что он делает. Он не может владеть собой, своими чувствами, не может взять себя в руки и вовремя остановиться. В результате этого, он совершает убийство, которое позже, как мы пытаемся его окрестить, бывает «убийством с наличием смягчающего обстоятельства». На самом деле, как мне всегда казалось, таких обстоятельств в жизни каждого человека быть не может. Кто-то, идя на убийство, руководствуется желанием отомстить, отобрать или просто защититься. Кто-то убивает только ради того, чтобы убить. Меня трудно назвать идеалистом, и трудно вообще представить, что я могу сказать – «Да, несомненно. Есть люди добрые, а есть люди злые». По мне, сказать честно – кажется, все из нас являются и злыми и добрыми, дело лишь состоит в том, какими мы себе позволяем быть в большей степени. В любом случае, ответа в этой жизни я так и не получу, за исключением собственных умозрений, к которым я буду приходить на протяжении всех жизненных лет. Разбираться в том, что побуждает людей к убийствам, и в том, каковы последствия, мне придется еще очень долго, по крайней мере, до тех пор, пока мне не скажут, что я могу собирать свои вещи и спокойно уходить на пенсию. Предпочтя жить бобылем, я не заводил знакомств среди представительниц женского пола, не старался приводить женщин к себе домой и вообще не искал ни с кем встреч. Я не ходил по барам, в отличие от остальных коллег, не пытался «раскрасить серые будни» за банкой пива у телевизора и не пытался брать взятки за появление предлога, по которому дело могло быть пересмотрено вновь. Я не хотел быть тем, кого вечно называют «продажными», «подкупными», «нечестными», я лишь просто выполнял свою работу и просто жил, так, как умел. Пока не встретился с ним.
Тот, о ком речь пойдет дальше, возможно, не стоит такого внимания, которое отведу ему я в последующем монологе - пусть моя речь, написанная здесь, будет восприниматься именно так, потому что я никогда не осмелюсь назвать себя состоявшимся писателем или более того, летописцем. Я просто человек, попавший в тот жизненный этап, который нуждается в написании. Просто потому, что это еще одна история, которая может пополнить того, что со мной случилось.
Уставившись в грязное стекло, за которым находился тот, о ком я дальше я буду вести речь, я долго думал, прежде чем решить, что с ним дальше делать. Конечно, проще всего было отправить его за решетку, пока дело не будет рассмотрено более углубленно в суде, при присутствии адвоката и господ присяжных, чье слово не менее важно. То, в чем заключалась моя работа, было выполнено, задолго до моего нахождения здесь. Я уже исполнил свои обязанности, строго следуя уставу: после совершения преступления, я прибыл на место и, затем, как следовало по уставу, опросил подозреваемого, учтя улики и показания свидетелей. Но, конечно, всем известно, чтобы судить о преступлении, нужно отлично знать человеческую психологию и факторы, способные побудить человека к совершению убийства. Факторов, о которых стало известно лично мне, было достаточно для того, чтобы заключить этого человека под охрану. Это было бы до тех пор, пока ему не найдут адвоката, который будет разбираться с ним лично, в суде, оставив его жизнь на съедение уликам и доказательствам, которые обязательно вскроются в скором времени и не оставят никаких шансов на то, что этот человек когда-либо вновь станет нормальным. Да, он выйдет на свободу, отсидев срок и, быть может, снова заведет семью. У него появятся дети, и возможно, он построит садик, о котором слышал еще от своего отца, в детстве, будучи маленьким и смышленым мальчиком, бегающим без трусов. Но будет ли он счастлив?
Люди, совершающие преступления, обрекаются считаться «ненормальными», потому как нормальный человек не может лишить жизни другого, если, конечно, речь идет не о самообороне.
-Итак, вы говорили, что вас не было дома, когда инцидент произошел – сказал я, прочитав показания обвиняемого, с листа, который теперь находился предо мной. Я, протерев свои очки, внимательно ознакомился с написанным, и снова поднял свои глаза на него. Мужчина, сидевший предо мной, выглядел очень устало и изнуренно, но, никак не обессилено. Как и все заключенные, он отводил взгляд и всячески старался не пересекаться со мною глазами – такова уж манера поведения всех, попадающих ко мне – человек, который боится обвинения, невольно становится подозреваемым.
-Да, а более точно – я это только что написал и отдал вам – сказал мужчина и покрутил в пальцах сигарету, глядя на нее так, будто та была решением всех его проблем. Я улыбнулся, про себя отметив, что это ещё одна особенность всех людей, попадающих ко мне – не зная, что еще делать, они делают самое простое: пытаются еще раз удовлетворить свою потребность в самовыражении, зная, что скоро ее могут отнять.
-Вы не против того, если я закурю? Было бы легче… - сказал он, не успев договорить, потому что я его тут же перебил:
-Конечно, я уже привык – сказал я, когда он зажег сигарету во рту, щелкнув зажигалкой и страстно затягиваясь сигаретой.
-Так, в чем причина, расскажете? – сказал я, отложив бумагу, и посмотрев на него. Мужчина, почувствовав мой взгляд, долго не решался поднять глаза. Между нами встало молчание: оно было долгое, словно, кто-то временно прервал футбольный матч посередине, и все уставились на то, как судья вышел на середину поля, внимательно оглядывая трибуны.
-Вы имеете в виду, в чем причина убийства? И совершил ли его я? – спросил мужчина, резко подняв на меня свои багровые, как янтарь, глаза и посмотрев так, будто он уже знал исход всего, что произойдет в этой комнате:
-Скажите, следователь, а действительно ли вы хотите все это знать? Не проще ли вам будет отправить меня за решетку и не заполнять свою голову всяким бредом? - сказал он, ухмыльнувшись, а я почувствовал, как лишаюсь статуса «важности» в этом разговоре, так как собеседник собственноручно решил возложить на себя роль «позволяющего» говорить.
-Если спросил, значит, хочу, и да, вы правы: я мог бы вас отправить за решетку без всяких дополнительных разговоров. Ведь я обладаю достаточными полномочиями для этого – сказал я на одном дыхании и сам поразился тому, как быстро слова выходили, будто их кто-то заранее вложил в меня, заведя на уже приготовленную речь.
-Ну, тогда слушайте – сказал он, сделав еще одну затяжку. Еще раз, посмотрев на меня, он печально улыбнулся и на тот момент я подумал, что еще не видел улыбки более грустной, чем была у него. Его глаза, полные уверенности, не мелькали со страхом в разные стороны, они были сконцентрированы на мне, говорящие о смерти своего владельца.
-Это произошло, когда я вернулся домой. Зайдя в квартиру, я обнаружил, что в моем доме есть кто-то чужой. Это невозможно объяснить путем логики. Знаете, когда этот дом принадлежит вам, когда все в этом доме было сделано собственными руками, когда вы вложили душу в каждую комнату своего дома- вам достаточно зайти и понять, что в нем что-то не так, и даже доказательства в этом случае, не нужны – сказал он, затушив сигаретный окурок в пепельнице и снова посмотрев на меня. Я старался понять каждое сказанное им слово и добиться от него признания, большего мне было не нужно.
-Я, зайдя в прихожую, быстро разделся и сперва окликнул свою жену по имени, но в этот послышалась лишь звонкая, как звук удара бокала об пол, тишина : я сразу понял, что здесь что-то не так – моя жена, будучи человеком энергичным, никогда не позволяла себе запираться в комнате или плакать в подушку - все те эмоции, которые у нее были, она предпочитала делить не с подружками, как это принято у замужних женщин, а со мной – сказал он, почти горделиво, наверняка вернувшись мысленно к тому моменту, когда он был счастлив в браке с женщиной, из-за которой попал в тюрьму. Со временем, его лицо стало мрачнеть.
-Поначалу, все было так, как и всегда: зайдя на кухню, я обнаружил, что на плите был оставлен замечательный ужин, мое любимое блюдо, «мясо по-французски», при том, возле плиты стояла бутылка с вином, а это непременно означало, что нас ждет страстная и полная любви ночь, потому что каждый раз, когда она готовила это блюдо, у нас был секс – сказал мужчина, довольный своими словами. Потупив на несколько секунд свой взгляд, он не решался заговорить, а затем, сжав губы, продолжил:
-И в гостиной все было убрано. Несмотря на то, что жена является обладательницей очень «сумбурного представления о порядке», она обладает очень хорошим вкусом во всем, даже в том, что она делала не по правилам, например, наводила беспорядок, она художница – пояснил он последней фразой, а затем продолжил монолог:
-Я всегда был доволен нашим браком, всегда был доволен тем, какая у меня жизнь. В ней не было пьяных истерик и скандалов о том, что я не угодил ее маме или не купил ей очередную безделушку. В ней не было криков о том, что у меня есть любовница, и о том, что я не уделяю ей достаточно времени, чтобы сходить, например, туда, куда ей захочется. У нас была спокойная жизнь, со всеми ее радостями и препятствиями, но, всему рано или поздно наступает конец, потому что все в нашей жизни имеет срок, и даже любовь – сказал он горько, будто выпил целую канистру бензина. В этот момент, лицо его покрылось морщинами, и он будто постарел на двадцать, а, может, и на тридцать лет. Всего за несколько минут, глаза его стали впалыми, недвижимыми, мертвыми. Его лицо перестало что-либо выражать, с него пропали абсолютно всякого рода эмоции, казалось, передо мной сидит не живой человек, со всеми проблемами и переживаниями, тяготами и мыслями, а самый настоящий труп. Что-то тяжелое проснулось во мне, я знал, это было предвестием той части, где обязательно присутствовала сама смерть.
-Зайдя в ванную, я услышал, как из крана льется вода, и играет какая-то попса – сказал он, взяв еще одну сигарету и зажигая ее во рту, так, как сделал до этого:
-И, знаете что? Захожу я в ванну, вижу ее, улыбаюсь, и она смотрит на меня, будто меня уже давно нет. И, то, что я пришел в нашу с ней квартиру, вернувшись с работы, надев самый лучший костюм, чтобы порадовать жену после работы, держа цветы в руках, ее любимые, знаете что?- спросил он, не поднимая свои глаза, а просто ухмыльнувшись, почти, расплываясь в улыбке от собственного вопроса.
-Что? – спросил я, чтобы просто продолжить его монолог. Я знал, что иногда, человеку не нужен кто-то, чтобы поговорить, ему может быть достаточно его самого.
-Я вижу, что из-под ее ног выплывает ее любовник – сказал он, ударив кулаком по столу и вскрикнув еще раз от прочувствованной боли. На секунду, я закрыл глаза, чтобы представить сцену, а открыв, я обнаружил его в двух сантиметрах от себя: он приблизился ко мне слишком близко и посмотрел мне прямо в глаза: на секунду, мне показалось, что я надел его жизнь на себя, словно она была тяжелым рюкзаком за спиной, набитой камнями.
-Эй – закричали за стеклом, чтобы его остановить, в случае, если он попытается напасть на меня или выкинуть еще что-нибудь, что свойственно делать заключенным в его положении.
-Все нормально - закричал я, чтобы остановить тех, кто уже пытался открыть дверь. Взяв себя в руки, я вернул безразличную решимость и без страха в глазах посмотрел на него:
-Господин Познак, сядьте, пожалуйста, на место, чтобы вас не сочли невменяемым – сказал я, спокойно посмотрев на него, а он, уставившись на меня, продолжил:
-Вам знакомо это, неправда, ли? Вы ведь знаете, что такое «невменяемость», раз вы тем и живете, что выслушиваете тех, кто совершает такие жуткие преступления, как и я? – сказал он, засмеявшись, и откинувшись на спинку стула. Я, почувствовав снова расстояние между нами, пододвинул свой стул ближе к нему:
-Я бы не сказал, что я - невменяем – сказал уверенно я, посмотрев на заключенного - тот, ухмыльнувшись, продолжил:
-Все мы больны, и я, и вы, и все, кто находятся за пределами этого дурдома – сказал мужчина, вальяжно развалившись в кресле и смотря на меня так, будто я находился у него под следствием. Меня это начинало раздражать: я знал, что особенности агрессивного поведения являются лишь желанием защититься. Мне всего лишь нужно твое чертово признание!!! – кричал я мысленно, наблюдая за его поведением. Я знал, что нужно подождать, еще немного, и он сам все расскажет.
-Не спорю, но разница в том, что вы здесь, а те, остальные – там, которые живут свободной жизнью и не ограничены в передвижении, и вы знаете почему, да? – сказал я более серьезно, посмотрев на него прямо - ведь так? Вы совершили убийство! – сказал я, не оставив ему попыток возражать или влиять на мои умозаключения.
-Да, совершил. Но разницы между этими «больными « нет. Они свободны? Господин следователь – он намеренно подчеркнул сказанное, как это сделал я, когда обращался к нему:
-Вы вправду думаете, что мы свободны? Каждый из нас живет своей жизнью, живет той жизнью, которое продиктовало ему паршивое общество, эта чертова система с рядами чертовых правил, которые строят лишь анархию! – крикнул он, еще раз ударив по столу и улыбаясь, смеясь только что сказанному. Я добился признания, можно было уходить, но что-то заставляло меня все это слушать.
-Не система строит анархию, а те, кто ее нарушают – сказал я, решив, что дело должно быть закончено. Встав из-за стола, я услышал резкий крик, который он издал, чтобы меня остановить.
-Не уходите! И я вам это докажу! Вы не правы, и вот вам доказательство - сказал он, смотря на меня почти с мольбой в глазах, а я, чувствуя, что не могу уйти сейчас, остался сидеть, замолчав.
-Мы живем в системе, что нам с самого рождения говорит «ты должен любить» или « один ты не справишься, ищи своих союзников!» Но, знаете что? Довольно!!! Довольно с меня этого вранья! Они пропагандируют конец света! Они захламляют нашу голову розовыми соплями, в которые мы верим, и знаете что? Я захожу домой и вижу ее с любовником, который плещется в нашей с ней ванне, а его голова в то время расположена у моей жены между ног, в то время, когда она недоумевает, почему я вернулся с работы немного раньше! – закричал он, продолжая:
-Моя система в том, что убив этих сволочей, я ни разу, ни на одну секунду не пожалел, что сделал именно так – сказал он, почти захлебываясь собственными словами, потому что речь была слишком эмоциональной, слишком продолжительной:
-Я поступил именно так из-за великой любви к той, которую раньше я называл своей «женой». Я все делал, чтобы она ни в чем не нуждалась, я пахал двадцать четыре часа в сутки, я отдавал ей все: свою заботу, ласку, нежность, у меня никогда не было любовницы. Я оставался верным, я никогда ей не изменял, и в итоге, когда я, стоя в двери в ванной, спрашиваю ее о причинах, она говорит, что я был слишком идеальным мужем, и потому никогда не смогу стать счастливым. Понимаете меня? – закричал он, смотря на меня в гневе, теряя самоконтроль, ударяя по столу, отчего я попросил его придти в себя, пока еще возможно.
- И знаете что? Одно я понял точно: люди, попадающие сюда, не являются ненормальными только лишь потому, что они убили или сделали кому-то плохо. Больше вам скажу: они были ненормальными, задолго до того, как попали сюда. Они становятся ненормальными в нашем проклятом обществе, в котором правят деньги и связи. В котором тот адвокат, которого я хочу себе нанять, просит взятку взамен за попытку моего оправдания в суде!!! – кричит мужчина, смотря на меня, словно медведь, которого лишили медвежат.
-И вы хотите сказать, что вы нормальный? Да, кто из нас вообще может этим похвастаться? Это большая роскошь, быть нормальным! Нормально любить, нормально жить, нормально отдавать себя другому человеку и при этом, ни в коем случае не быть зависимым от него, слышите? Нам нельзя быть зависимыми от кого-то, мы должны любить, но при этом не терять свободу, иначе мы сойдем с ума! Мы уже ненормальные! Ненормальные! – кричал он, потеряв контроль над собой, встав из-за стола и мечась по кабинету в истерике. Пытаясь его вразумить, я несколько раз повысил голос, но это не делало никакого эффекта. Два ворвавшихся охранника, заломили его руки за спину, и он снова закричал, не помня себя: на этот раз лицо его стало мертвенно бледным, полностью утратившим способность самоконтроля.
-Я вас выслушал, а теперь мне пора – сказал я, поднимаясь со стула, считая, что выполнил свою работу достаточно, даже больше, чем мне полагалось. Долг всегда ограничивается разумом.
-Вы считаете меня ненормальным, потому что я в здравом уме разрезал их живыми, по кусочкам, в той же самой ванне, где они купались – сказал он тихо, почти потеряв связь с прошлым, так, как и было положено всем заключенным. Человек, рассказавший свою историю, всегда отдает ту часть, где он боялся признавать факт убийства человека. Теперь, его взгляд потупился, он стал не осмысленным, холодным, безразличным. Больше всего в жизни следовало остерегаться именно такого взгляда: человек, обладающий таким взглядом, способен на все.
-Но я – не ненормальный, я лишь такой, как же, как и вы, из системы, которая подчиняет своим условиям – сказал он, ухмыльнувшись.
-Ты просто убил свою жену и ее любовника в состоянии аффекта – сказал я, собираясь выйти.
-Разница лишь в том, что, даже, зная, что меня ждет, тем человеком, который сообщил о преступлении, был я сам – сказал он, и я, дождавшись последнего слова, вышел. Я не знал, что было с ним после моего ухода, я знал лишь то, что получил достаточно, чтобы написать дело.
Выходя из здания, я закрыл на секунду на глаза и представил себя в ванной, представил, что было бы со мной, если бы я застал свою жену в ванне с любовником. Открыв глаза, я помотал головой, сочтя это за глупость, потому что я не собирался заводить связей ни с одной знакомой мне женщиной, и потому, уверенно застегнув пальто, я твердо решил, что никогда не женюсь, не желая оказаться на месте того, кто сейчас назывался «ненормальным» и находился под заключением. «Только не я»! - пронеслось у меня в голове, когда подошел мой автобус. Запрыгнув в него, я снова помотал головой, и, затем, сунув деньги водителю, сел у окна, стараясь забыть все, что говорил мне тот ненормальный, дожидаясь, когда доберусь до нужной остановки, возле дома, чтобы выйти и следовать дальше…
05.11.2017.