Неисповедимы пути твои, Господи

Лариса Лотырева
        Сегодня мать проснулась раньше всех. С восходом солнца она уже хлопотала на кухне, готовя многочисленные угощения: пекла пироги, жарила до румяной корочки курицу, придумывая между делом новые рецепты салатов, выкладывала разносол. По всей квартире витали ароматные запахи, они щекотали ноздри мирно спящих домочадцев, мешая досматривать сладкие утренние сны.
        Через некоторое время послышался скрип старого комода и позвякивание посуды, значит она доставала праздничные тарелки. А как же иначе? День сегодня был необычный.
        Лидия открыла глаза. Красный квадратик настенного календаря находился на цифре девять.
        Девятое мая – самый светлый и радостный день для всего нашего народа – День Победы над фашистской Германией. К этому празднику готовились особо тщательно, ходили на рынок за мясом и свежей зеленью, бегали по магазинам в поисках различных деликатесов, огромными охапками скупали гвоздики, тюльпаны и нарциссы.
        В семье Ивановых, как, впрочем, и в других советских семьях, этот день был самым главным праздником. С ним не мог сравниться ни один другой, даже всеми любимый Новый год. Наверное, не было ни одной семьи, которую бы не коснулась та долгая и кровопролитная война. Кто-то погиб, защищая свою Родину, кому-то посчастливилось вернуться в мирную жизнь. Семья Ивановых не была исключением. В ноябре сорок первого при обороне Москвы без вести пропал дед Серафим, а в августе сорок третьего, семнадцатилетним пацаном ушел на фронт Виктор, отец Лиды. Домой он вернулся лишь спустя семь лет. Долгой оказалась его дорога к родному порогу. Довелось воевать на белорусском и украинском фронтах, освобождать Польшу и Румынию, брать Кёнигсберг и Берлин, а потом нещадно бороться с бандеровскими бандами, очищая родную землю от нелюдей. Ушел на войну безусым Витюшкой, а вернулся на двадцать четвертую весну своей жизни Виктором Семеновичем.
         Вновь послышалось позвякивание посуды – это был знак, что пора вставать. Накануне мать попросила родных поспать подольше, чтобы не толпиться на кухне и не мешать ей с приготовлением праздничного обеда.
         Лида свесила босые ноги, нащупала ими тапочки, надела их, поправила сыночку одеяло, накинула халат и заглянув в зал, где еще спал виновник торжества, вышла на кухню.
- Привет, мам, - сказала она, - может быть все-таки помочь?
- Доброе утро, дочка. Я сама справлюсь. Ты лучше приведи себя в порядок и сходи в магазин, я забыла майонез купить.
         Умывшись и наскоро причесав волосы, Лидия взяла пакет и вышла из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить ребенка.
Ольга Серафимовна – жена Виктора Семеновича, отложила свои дела, вытерла о передник руки и потихоньку прошла в зал. Она приоткрыла створку шифоньера и достала оттуда праздничный костюм мужа. Этот костюм одевался раз в год только на девятое мая. Проведя нежно рукой по серой фактурной ткани, Ольга Серафимовна, с трудом приподняла тяжелую вешалку и повесила костюм на видное место. На пиджаке еле хватало места для медалей и орденов, они весели дружными рядами наполовину прикрывая друг друга. Женщина остановила взгляд на медали «За отвагу», ею муж особенно дорожил, она несколько раз дохнула на нее и протерла краешком полотенца, которое висело у нее на плече.
         Виктор Семенович не спал и наблюдал за всей процедурой. Почувствовав на себе взгляд, жена обернулась, и увидев, что муж проснулся, тихо поздоровалась с ним:
- Доброе утро, герой.
- Доброе утро Олюшка, - он всегда ее так называл, имя Ольга казалось для его любимой жены грубоватым. – Какой я герой, это ты у нас мать-героиня, трех детей мне родила. – Он имел ввиду старшую дочь Ирину, которую он удочерил, сына Владимира и младшенькую Лиду, которой недавно исполнилось тридцать пять.
         Ольга Серафимовна отогнула край одеяла и присев рядом с мужем, сказала:
- Пойдем, я тебя завтраком накормлю, а потом на парад будешь собираться.
         В это время из магазина вернулась Лидия. Услышав голоса родителей, она поставила торт и пакет с майонезом у стены в коридоре, нетерпеливо скинула с ног туфли и со словами «Папка проснулся!» подбежала к отцу. Чмокнув его в слегка небритую щеку, она протянула букет сирени, который успела нарвать по дороге домой.
- Спасибо, родная, - произнес отец, - вот это я понимаю букет! С мая сорок пятого обожаю сирень. Сирень - символ Победы и весны, а значит, начала новой хорошей жизни!
         Со словами «Оленька, поставь это в красивую вазу», он передал букет жене и пошел в ванную комнату, а мать с дочерью на кухню.
         Увидев торт, Ольга Серафимовна всплеснула руками.
- Ну зачем ты тратишься и так всего полно, лучше бы ребенку новые ботинки справила.
- Справлю, мамочка, обязательно справлю! – сказала Лидия и достала из пакета майонез. - Давай я салаты помажу.
         Виктор Семенович быстро по-военному собрался и, сказав, - Не скучайте, я скоро, - ушел на встречу с такими же ветеранами Великой Отечественной, как и он.
         Через три часа щелкнул дверной замок, и на пороге с огромной охапкой цветов появился отец.
- Олюшка, ты не представляешь, как меня благодарили прохожие за Победу! И взрослые и дети, все благодарили. Это было так трогательно, как будто я какой-то артист известный, видишь сколько цветов надарили! – с гордостью произнес он.
         Жена звонко засмеялась и сказала:
- Иди, артист, переодевайся, я там тебе рубаху погладила с брюками, они на гладильной доске висят, а цветы я подержу, как ни крути, а я выходит - жена известного артиста!
         К часу дня за столом собралась вся родня с детьми. Их было много, а если быть точнее, целых тринадцать человек. Виктор Семенович всех пересчитал и даже пошутил на этот счет:
- Смотрите-ка, да вас чертова дюжина!  А если еще по одному родите, - обратился он к своим детям, - то нам никакой враг не будет страшен!
         Праздник был открыт. Внуки поздравляли деда стихами и дарили ему открытки, которые смастерили своими руками, дети говорили добрые слова в адрес отца, щедро одаривая подарками, все вместе пели военные песни. Виктор Семенович рассказывал военные истории, как он служил танкистом, как началась бомбежка в одном из польских городов, где находилась их дивизия, как он провел там полутора суток под обломками рухнувшего здания, как осколком оторвало указательный и большой пальцы на левой руке, как получил первую контузию, как на боевом танке въехал в Берлин. А потом как-то резко замолчал, неуклюже расстегнул ворот на рубахе, будто она мешала ему дышать, и из его выцветших голубых глаз покатились слезы.
         Все притихли.
- Пап, ты чего? – спросила Лида, тихонько тронув его за плечо.
         Отец сглотнул слюну, вытер тыльной стороной покалеченных войной ладоней глаза и сказал:
- Давайте помянем тех, кто не вернулся с поля боя, тех, кто, не щадя своей жизни, отвоевал вашу свободу и право на счастливое детство. Олюшка, - попросил он жену, - принеси, пожалуйста, стакан.
         Владимир молча разлил по стопкам водку, включая стакан, который принесла с кухни мать, и положил на него кусок ржаного хлеба.
         Выпили молча. Никто не спрашивал, кого конкретно вспомнил отец, а слезы… Солдат не плачет, а в мирной жизни и мужчине не грех всплакнуть. Видимо были на то причины.
         Немного успокоившись, отец заговорил сам.
- Царствие небесное моему боевому товарищу Валентину. Он погиб в сорок пятом, не дожив до Победы всего две недели. Это было на подступах к Берлину. Наступление наших войск длилось двадцать три дня — с шестнадцатого апреля по восьмое мая сорок пятого года. За этот период наша армия продвинулись на запад на расстояние от ста до двухсот двадцати километров. Мы практически не спали, так стремителен был ход операции и наше огромное желание разгромить фашистов в их логове. В одном из боев в наш танк угодил снаряд, и он загорелся. Задыхаясь от клубов черного дыма, нам с трудом удалось открыть заклинивший люк и выбраться наружу, где нас ожидал настоящий ад. Всюду рвались снаряды, земля взлетала до небес, кровь, грязь, смрад. Оружия у нас не было. Вместе с пехотинцами я и Валька побежали в атаку громко крича ура! И вдруг совсем рядом, в нескольких метрах от нас упал снаряд. Меня снова контузило, в голове шумело, из ушей текла кровь. На несколько секунд я потерял друга из виду. Я звал его, но он не откликался. И в одно мгновение, я увидел, как в мою сторону летит мяч. Откуда он взялся на войне, мелькнула у меня мысль. Я поймал его, а когда дым немного рассеялся, увидел, что это вовсе не мяч, а Валькина голова. Жаль, что погиб… хороший был человек.
         Сын обнял отца за плечи, а тот как беспомощный ребенок уткнулся ему в грудь. Было видно, как от нахлынувших воспоминаний сотрясаются его плечи.
         Виктор Семенович прожил долгую жизнь, на его долю выпали нелегкие испытания военных лет, которых с лихвой хватило бы на несколько человеческих жизней. Но он выжил. Выжил всем чертям назло!
         В свои восемьдесят пять Виктор Семенович был еще довольно крепким для своего возраста стариком. Он делал по утрам зарядку, ездил за грибами в лес, ходил на лыжах по парку культуры и отдыха, возил внуков на экскурсии. К тому же, у него в родне все были долгожителями и жили без малого до ста лет.
         В феврале он простыл, и его положили в больницу с воспалением легких. Ночью он проснулся по нужде и хотел узнать где находится туалет. Врачи–реаниматологи были людьми молодыми, видимо он помешал им, заглянув к ним в ординаторскую. Его отругали, за то, что он встал, отвели обратно на больничную койку и сделали укол снотворного. Утром он не проснулся.
         Хоронили Виктора Семеновича, как и полагается, со всеми почестями. Кто-то сказал речь от военкомата, трижды вверх выстрелили из ружей солдаты, попрощались, бросив комья земли на гроб усопшего, украсили могилку алыми гвоздиками и венками и поехали в кафе, чтобы помянуть мужа, отца и деда. Так закончился жизненный путь ветерана Великой Отечественной войны Иванова Виктора Семеновича.
         Иногда мне кажется, что пути Господни воистину неисповедимы. Трудно определить, где найдешь, а где потеряешь. Человек прошел дорогами войны, не прячась за спины боевых друзей, хоронил товарищей, каждый день смотрел в глаза смерти, а она пришла за ним в мирное время из-за халатности врачей, а может быть из-за их неприязни к старым людям или простого нежелания быть побеспокоенными.