Вспышки памяти... школа

Полина Зборовская
ВСПЫШКИ ПАМЯТИ продолжение ... школьные годы

   С четвёртого по седьмой класс в семилетней школе я была старостой класса. И перейдя в другую школу, «десятилетку», через неделю была избрана старостой восьмого класса.

   Поднять свой народ (одноклассников) я могла и на подвиг, и на проступок. О втором и поведаю.

   В один из вечеров мы с мамой посмотрели аргентинский фильм «Моя бедная любимая мать». Фильм произвел очень сильное впечатление. На следующий день я пришла в школу совершенно потрясенная содержанием фильма.   

   В тот день у нас было шесть уроков и я думала, что так долго не переживу этот день.
"Ах, если бы можно было уйти" и уже созрела причина ("плохо себя чувствую"). Мне надо было дома предаться переживаниям в одиночестве.

   На третьем уроке выяснилось, что заболела наша Ганна Антоновна, учительница украинского языка. Это были два последних часа. Завуч обязала меня провести уроки на своё усмотрение. И я «провела».

   Начала рассказывать содержание фильма, а потом остановилась и предложила пойти в кино, так как его лучше смотреть, чем воспринимать на слух. Девятые классы размещались на первом этаже и это оказалось большим везением. Мы подперли двери стулом, чтобы никто не застукал и благополучно эвакуировались через окно.

   На следующий день была достойнейшая  взбучка. В класс «влетел» на протезе директор школы (даже не хромал),  и не сказал, заорал:
 - Комсомольцы, встать!
Все, кто комсомольцы, встали, я осталась сидеть.
 - Староста, почему сидишь?
 - Я не комсомолка.
 - КАААААК????
 - Мне исполнилось четырнадцать лет на летних каникулах и я еще не успела стать, здесь что-то со мной случилось, я замямлила: – членом, членкой, ВЛКСэмкой".
  Я была потрясена своим страхом перед директором. Я его не любила, так же, как и он меня, старалась изо всех сил делать вид, что не боюсь его и вдруг такой конфуз.

 - Завтра с родителями в школу"

А как не сложилась моя дружба с коммунистическими организациями и пребыванием в них, в следующей миниатюре.

                * * *

Вспоминается  осенний день  в том же 1955 году.
 
К нам, в наш маленький город приезжает Никита Сергеевич Хрущев!
Он должен проехать на шахту по нашей улице!!!
Время проезда тогда-то!!!
Это же надо!!!

У нас, в нашем маленьком городке такое событие!!! Сам Генеральный секретарь, по нашей, нашей, нашей улице!

То ли у нас какое-то семейное было событие,  то ли сладенького захотелось, мы пекли коржи для вожделенного торта «наполеон». Посмотрели на часы и поняли, что надо выходить.
 
Из нескольких дворов «вылетели» безработные мамы, бабушки и дети, отучившиеся в первую смену. Ехал Никита Сергеевич в открытой машине, казалось бы, должен ответить на приветствия, но сидя в гордой позе,  глядел прямо перед собой, иногда кося взглядом на приветствующих ( я не приветствовала, мне он очень не понравился).  Наш дом был последним перед выездом к шахте, на нас он даже не взглянул. Мама совершенно серьёзно  считала, что его оскорбили фартук, скалка, с которой она выбежала и размахивала ею, и наши перепачканные мукой лица.
 
Очень обидно за взрослых: на «народ» он никак не среагировал,  даже не поднял ладошку для приветствия.

На совещании  в шахте тоже что-то не заладилось – мамин племянник, работавший главным инженером  этой злополучной шахты, по дороге домой зашел к нам,  «наплакал» родителям впечатлений полный мешок.  Я не вникала во всё происходящее. Мне не очень нравился наш неинтеллигентный руководитель страны, существом я была совершенно аполитичным, да еще и поведение его не понравилось при «парадном» перед нами проезде. Больше я о нём и не думала и не вспоминала.

До поры, до времени…

Учебный год закончился, благополучно перешла в десятый класс, прекрасно отдохнула на каникулах – ездила на Азовское море  (в лягушатник) с сестрой, которая вывозила свой детский комбинат под Таганрог. Всё было радостно и лучезарно.

В ноябре директор школы спешно собрал десятые классы.  И ошарашил страшной новостью, для меня совершенно трагической. В перечень выпускных экзаменационных предметов включены украинский язык и литература.

Как выяснилось, в свой приезд Н.С. Хрущёв был возмущен тем, что в Донбассе он не увидел ни одной вывески, ни одного плаката, ни одной карикатуры на буржуев (был период холодной войны) на украинском языке. Всё было на русском. Да еще и выяснилось, что школьники и абитуриенты не сдают экзамены ни выпускные, ни вступительные по української мовi. 

Министерство образования УССР получило нагоняй и приняло соответствующее решение.

До экзаменов оставалось полгода, выучить украинский, чтобы сдать его достойно, я не могла.  В семье на украинском (даже на суржике) никто не говорил,  в наших русскоязычных школах к нам больших требований не предъявляли, лично я переползала с троек на четверки, последние ставили из сочувствия.

Моральное состояние в этот период было тягостным, в зимние каникулы меня одолела ангина с высоченной температурой. Страдая от болезни, прощалась с аттестатом зрелости, так как перспектива второгодницы меня не устраивала.

Потом мы с мамой пришли в себя, в домашней библиотеке обнаружили отдельные книги украинских классиков, не входивших в школьную программу:  П. Мирного,  М.Коцюбинского, И. Котляревского («Энеида»), Л. Украинки, Кобзарь.  Читая их маме вслух, оттачивала украинское произношение. Вывел из состояния отчаяния и грусти Остап Вишня – хохотала, как сумасшедшая. Так и дожила до экзаменов.

У нас было принято приводить в порядок класс перед экзаменами.  Мы его сами белили, приносили из дома красивые шторы на окна, мыли полы, парты. Над доской в нашем классе висел портрет Никиты Сергеевича Хрущёва – пришлось поменять парту,  перейти на последний ряд. Моя близорукость позволяла мне не видеть его. 
Совсем по Марине Цветаевой: «гибельно глядеть на мир не близорукими глазами».

И в первый трудовой день у меня родилась мстительная мысль, которую пока не знала, как воплощу в жизнь. . .  Я не могла позволить себе лицезреть нашего вождя в течение девяти экзаменационных дней.

Перед побелкой портреты вождей, писателей и учёных были сняты. Когда пришла пора водружать их на место, я вызвалась повесить портрет над доской. Влезла на стремянку, делая вид, что цепляю верёвку за гвоздь, расслабила пальцы, и он с грохотом и звоном приземлился на пол,  зацепившись за стоявший под стеной стул.  Другого портрета в школе не было.
 
Во время экзаменов над доской на меня смотрел любимейший Александр Сергеевич.
Я испытала счастье отмщения, за которое потом было стыдно – как беспомощно Он летел!

Слава Богу, были другие времена! Могли бы и посадить! Но я об этом тогда не думала. 
Но ничего просто так не случается: на украинском языке я говорю и пою, как настоящая украинка. Словарный запас небольшой, но он позволяет мне понимать украинскую речь.
 
Об этом эпизоде вспоминаю очень часто, когда слышу о языковых распрях в  бывших советских республиках.
 
Сейчас, по прошествии времени убеждена во мнении, что каждый, кто считает себя гражданином государства, в котором проживает,  должен знать его язык, естественно, никогда не забывая язык своей Родины.