Интересно, где пилотов учат английскому? Наверное, там же, где врачей учат писать.
«Фэньк ю! Ай вишь ю энджой флайт» - слышится на весь салон невнятный бубнёж. Видимо сейчас мода такая говорить как Мутко. Мол, я английский знаю, но говорить на нем буду, как мне нравится. Фразы брошены небрежно, на отвяжись.
Жирная тётка развалилась на полтора сидения, предоставив мне всего половину кресла. Я вынужден частично залезть на территорию второго соседа, чем вызываю его молчаливое недовольство. Мужик в красном джемпере с лохматой седой гривой недовольно косится, когда я своей рукой занимаю его подлокотник. В конце концов нужна же мне хоть одна точка опоры. А эта мадам, чувствуя, что я поддался, расплывается всё больше и больше, заполняя свободное пространство, словно жидкий холодец принимает форму блюда. Почему с них не берут двойной тариф за вес? И эта жуткая вонь дешёвого дезодаранта, словно человек двое суток просидел в туалете, брызгаясь освежителем.
Да, мне везёт как обычно! Интересно, удастся хоть часок вздремнуть? Я пытаюсь ослабить удавку галстука на шее и отрываю верхнюю пуговицу рубахи. – ****ь, только этого ещё не хватало!
Кто придумал эти удавки? Я бы с удовольствием посмотрел на этого изобретателя, подвешенного на суку за свой шедевр. Еще с пионерского детства шея приучена носить на себе ярмо. Если ты без галстука, значит не пионер, не бизнесмен, не серьёзный человек. Плевать, что большинству людей это идёт, как корове новые галоши и только единицы могут носить это красиво в тон и в тему. У нас же повелось так: я в галстучке : значит еще кому-то нужен. Галстук это крючок, за который тебя цепляют как марионетку.
И сегодня, черт побери, как никогда я должен быть в нем. В нём я буду лебезить перед человеком, который никогда его не носил. Это наш ключевой клиент, который в очередной раз решил соскочить. Это случается регулярно, раз в полгода. Тогда я вынужден одевать галстук, лететь к нему в Москву и быть готовым опустить цены ниже плинтуса. Хотя ниже уже некуда.
Опять я буду сидеть, обливаясь потом, и смущенно улыбаясь, как институтка глотать его тупые приколы. Он будет в цветастой летней рубахе, расстегнутой до пупка, а может и вовсе в спортивном костюме сидеть, закинув ногу на ногу и, презрительно усмехаясь, смотреть на очередного клоуна в галстучке.
Господи, скорей бы прошел этот день, а за ним другой и третий. Господи, когда же пятница. Только в пятницу я могу чувствовать себя не то чтобы счастливым, но хоть немножечко довольным. Этому способствует бутылочка виски и два выходных впереди. Но до пятницы ещё далеко, а самолет лениво тащится к взлетке.
Стюардесса, картинно улыбаясь, разносит леденцы. Беру один и улыбаюсь ей в ответ, пытаясь найти в её мимике хоть какую-то реакцию именно на меня. Нет, улыбка всё та же, а глаза стеклянные. Да, такому стареющему неудачнику нужно довольствоваться хотя бы таким формальным улыбкам женского пола.
Годзилла по соседству сгребла в кулак целую пригоршню конфет и грызет со страшным хрустом, положив в рот сразу несколько. Нет, поспать не удастся. А не мешало бы, хоть ещё часок после вчерашнего. А вчера, как это часто бывает, чуток перебрал и поцапался с женой. Похмелье с пятницы плавно перекатилось на субботу и докатилось до вечера воскресенья. Теперь во рту привычная по понедельникам горечь и запах перегара, а тяжесть в правом боку говорит о том, что это когда-нибудь закончится и отнюдь не «хэппи эндом».
Много раз я спрашивал себя, как я очутился в этой заднице, и не мог найти ответа. Почему то мои друзья и некоторые знакомые выглядят гораздо счастливее, даже не имея того дохода какой у меня сейчас.
Когда то я думал, что все мои невзгоды из- за нехватки денег и приложил все усилия для того чтобы неплохо зарабатывать. Но с увеличением дохода всё изменилось только в худшую сторону. Стало только больше напрягов на работе и в семье, и я стал регулярно закидывать за воротник. Поэтому сейчас я не вижу даже лучика света в этом темном тоннеле под названием жопа и не знаю, что же такого должно произойти, чтобы мне выбраться из него.
Самолёт, стартуя, набирает скорость, и меня вдавливает в спинку кресла. Скорость нарастает, пропорционально гулу моторов и сейчас как обычно на долю секунды я почувствую себя в невесомости. Вот оно, отрыв! Но что это? Самолёт болтануло и шасси чиркнули по взлетке. Раздался дружный громкий вздох. Снова отрыв, и глухой отчетливый удар в задней части, а затем металлический звук, как будто что-то оторвалось. Годзилла расползается на два сидения, положив здоровенный локоть мне на грудь. Я сижу, не шевелясь и не дыша, парализованный диким страхом. Самолет начинает взлетать чересчур вертикально, словно истребитель и я, отчетливо чувствуя запах адреналина, понимаю, что происходит что то жуткое и непоправимое. Вдруг, словно преодолев крутой подъем на американской горке, самолёт начинает заваливаться носом вниз, и с каким-то жалобным пищанием турбин летит вниз . Странно, но все сидят молча…….
Подо мной огромное зеленое поле, залитое ярким солнечным светом. Я плавно парю над ним, осознавая, что лечу сам, без какой-то посторонней помощи. Ощущение легкости, тотальной свободы и красота вокруг переполняют меня восторгом. Я вижу подрагивающие от ветра ромашки, траву в капельках утренней росы, ярко желтые одуванчики, кузнечиков и даже муравьев. Несмотря на большую высоту, я вижу все ярко четко и объемно. Я ощущаю себя огромным глазом, который имеет круговой обзор и его внутренние механизмы кристаллик, сетчатка, зрачок и все что там ещё может быть настроены идеально. Стоит только захотеть можно мгновенно приблизить любую мелкую деталь, как бы далеко она не была, и рассмотреть её со всех сторон. «В мгновение ока» - я начинаю понимать смысл этих слов. В тоже время меня переполняют сладкие запахи молодой травы, цветов, недавнего дождя и чувствую, как сквозь меня проходит теплый воздушный поток, не встречая никакого сопротивления. Я превратился в огромный осязательно-обонятельный орган, к тому же очень возбужденный и близкий к оргазму.
Выдох и я на огромной скорости с восторгом свободного падения приближаюсь к земле. Я чувствую, что сжимаюсь и уменьшаюсь в размерах пропорционально той скорости, с которой лечу. Подлетая к траве, я уже меньше песчинки и скатываясь по стеблю, врезаюсь в землю, превращаясь в атом. На мгновение, или на вечность я замираю в этом осознании себя частичкой строительного материала, из которого соткан космос.
Вдох и я начинаю медленно и плавно подниматься над травой и над полем, так же медленно прирастая в размерах. Я вдыхаю в себя озон, облака, вселенную и всё это наполняет меня, как гелий наполняет воздушный шар. Поле приобретает черты правильной геометрической фигуры и рядом с ним появляются другие фигурки: треугольники лесов, разноцветные квадраты полей, синие круги озер и многоугольники городов. Все это затягивает пеленой дымки, а потом уже большими снежными кучными облаками. Я вбираю их, как густой дым хорошей гаванской сигары и чувствую их холодный свежий аромат.
Я замечаю, что вдох может быть бесконечно долгим и таким приятным. Я вдохнул все облака, озоновый слой, затем маленький шарик планеты и еще несколько больших и малых шаров, проглотил жгучий перец солнца и оказался в завораживающей черноте. Чернота настолько огромна и бесконечна, что я опять превращаюсь в атом и замираю.
Выдох и я прорезая стратосферу и пласт озона, на бешенной скорости лечу вниз. На этот раз подо мной перламутровый океан. Я вижу черные грациозные тела двух резвящихся китов, прежде чем окунаюсь в приятную прозрачную синь. Я лечу на дно океана с такой же скоростью, как по воздуху. Рядом мелькают медузы, огромные тела скатов и осьминогов, стаи разноцветных рыбок. Цвет воды быстро меняет оттенки, от зеленой на верху, до темно синей ближе к середине, и наконец, становится черным. Я снова замираю атомом в космосе.
Вдруг километровые толщи воды надо мной начинают вибрировать. Присутствие какой то новой силы начинает волновать мой космос. Он несколько раз содрогается, а потом вдруг взрывается яркой красной вспышкой. Огромная неведомая рука выдергивает меня из прекрасного кокона. Ещё один рывок и я ощущаю неприятную тяжесть своего тучного тела.
Я раскачиваюсь на пружинном матраце, как будто бухнулся на него с высоты. Чувствую толчок в плечо и слышу голос жены:
- ты так храпишь, что окна звенят, повернись на бок.
Какое-то время я лежу в оцепенении не в силах пошевелиться. Какой яркий и чудной сон. Если ночное видение повергает тебя в шок, и заставляет дрожать всем телом и обливаться холодным потом, какое-то время после пробуждения, его называют кошмаром. Но бывают и противоположные видения, которые выходят далеко за рамки сна, но оставляют очень сильное впечатление и приятное послевкусие.
Яркие эмоции постепенно начинают растворяться в потоке мыслей. К чему такой сон? Это явно не просто так. А если там всё на самом деле так? Тогда я с удовольствием! Хоть сейчас. Но как это всегда бывает, впечатления от мощного видения начинают пропадать со скоростью несущегося поезда. Ты ещё заглядываешь в мелькающие окна проносящихся вагонов, пытаясь разглядеть, что там внутри, но поезд, набирая скорость, исчезает вдалеке, оставляя только стук колёс.
***
На часах только пять утра, но сон как рукой сняло. Иду на кухню, ставлю кофе, включаю телик. Отрешенно смотрю в светящийся ящик и по привычке тычу в затертую до дыр кнопку переключения каналов на пульте. Перед глазами мелькают обрывки рекламы, лица своих и чужих лидеров, голливудские звезды, смех за кадром в тупом сериале, кто-то поёт, кто-то рыбачит, кто-то путешествует, кто-то воюет, кто-то живёт…
Нажимаю на красную кнопку, и экран гаснет. И так каждый день по нескольку раз. Это становится ритуалом.
Галопом бегаешь по каналам – смотришь телевизор.
Глотаешь безвкусный гамбургер, давясь запиваешь кофе – ешь.
Мечешься от телефона к телефону с одного совещания на другое, с одних переговоров на третьи, с прайса на коммерческое предложение, с оборотов на прибыль – работаешь. Не жизнь а одни условные рефлексы.
Да что это со мной? На философию потянуло. Всё из-за этого сна. А если всё и вправду, как там? Тогда чего же её бояться. Всю жизнь боишься: боишься сказать дураку, что он дурак, боишься сказать себе, что ты конченный идиот. Боишься поменять привычки, работу, место жительства. Всё думаешь, если я что-то поменяю, то это буду уже не я, соответственно моя жизнь закончится, и я умру.
Ну так и чего ЕЁ бояться, если всё как в том сне?
А если даже и нет, если и нет вообще ничего, стоит ли так мучиться и жить в страхе?
Вдруг в голову прилетает дьявольская мысль: «А может намахнуть чутка?»
Это не внутреннее предложение и даже не информация к размышлению. Это завуалированный приказ, который не требует обсуждений. Много раз я пытался найти предлоги чтобы не выполнить этот приказ, мол, рабочий день, нужно за руль, но, в конце концов, он всегда оказывался выполненным. Поэтому, чтобы не терять времени я направляюсь к крайнему правому шкафчику кухонного гарнитура. Открываю шкафчик и достаю початую бутылку вискаря, из соседнего достаю стакан. Главное не звякнуть стеклом, а то эта чуткая мегера сразу же появится, и начнётся утренний распил.
Обычно, когда стараешься чего-то избежать, случается именно это. Доставая один стакан я цепляю им другой, который стоит ближе, но, спросонья я его не вижу. Стакан летит с метровой высоты, падает на кафель и разлетается на мелкие кусочки.
Бляя! Ну вот, теперь можно сосчитать до трёх: РАЗ, ДВА, ТРИ.
Она стоит в дверях в нелепой ночной сорочке, из которой выросла еще года три назад.
- Ты чё с утра посуду бьёшь? В руках мухи что ли ебутся?
Хочется сказать ей, как ты выражаешься взрослая женщина, мать моих детей.
- Чё рас****елась! Ну, разбил стакан, воды хотел попить.
- Вижу я, какой воды! Ты чё забыл, что сегодня на работу? Чай понедельник, выходные кончились. Хочешь, чтобы права отобрали?
- Я на такси уеду.
- А ты заработал на такси? Три года пашешь как ишак, не можешь повышение себе попросить. Только и можешь с утра до вечера на своей работе сраной сидеть, а в выходные бухать до потери пульса… - ну всё она завелась, теперь не остановить.
- Да завали ты хайло, дура! Что мне прикажешь, на твою морду целыми днями смотреть? Заебала она меня за двадцать то лет! Посмотри, во что ты превратилась. Не баба, а бензопила. У тебя одни интернет-магазины в башке. Ты приготовить ничего кроме сосисок в микроволновке не можешь. – Теперь завёлся я. Да, лучшая защита это нападение. – Инфузория, ты просто инфузория! Одноклеточное животное! – это кричу уже ей вслед. Она, криво ухмыльнувшись показывает палец правой руки, и выходит, закрыв дверь.
Собираю осколки в пластиковый совок и думаю, что же с нами произошло. Мы уже оскорбления друг от друга принимаем, как должное.
..ЛЯ ПОРЕЗАЛСЯ! Из указательного пальца правой руки толчками бежит кровь. Какое-то время держу палец под струёй холодной воды и смотрю на розовую жидкость, стекающую в воронку слива. Потом достаю из аптечки пластырь и наклеиваю, наматывая его колечком вокруг пальца.
Вдруг в голове возникает странное чувство дежавю. Я видел пластырь на своём пальце совсем недавно. Да точно, это было в этом самом сне! Моё сердце начинает учащённо биться так, что его звук отдаётся толчками в ушах.
ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Я закрываю глаза и пытаюсь прокрутить в голове, всё, что осталось в памяти от этого сна. Толстая баба на сидении рядом, стюардесса разносит леденцы…. Точно! Я отчётливо вижу свою руку, которая берёт леденец.
НА БЕЗЫМЯННОМ ПАЛЬЦЕ ПРАВОЙ РУКИ ТОНЕНЬКИМ КОЛЕЧКОМ БЕЛЕЕТ ПЛАСТЫРЬ. Этого не может быть!
Я в оцепенении уставился на пораненный палец. Да нет, ***ня какая-то.
Вдруг приходит спасительная мысль: а может это белочка? Я пару раз ударяю себя левой ладошкой по щеке. Да нет, если это белочка, её нужно по-другому лечить. Я наливаю себе полный стакан и выпиваю медленными глотками. Крепкое пойло приятно обжигает внутренности и мысли становятся рациональнее. Просто почудилось спросонья. Скорее всего, ничего этого во сне и не было, а воспалённое воображение дорисовало картинку. Да, нервишки пора лечить, а то при виде крови уже какие-то кошмары чудятся.
****
Тщетно уворачиваясь от холодного осеннего дождя, бегу к противоположному концу дома. Опять придурок таксист перепутал подъезды. Рывком открываю дверь старой Нексии.
- Вам сказано было первый подъезд, какого чёрта вы подъехали к четвёртому? – говорю таксисту вместо приветствия.
- Эта мана с рэспублике-ма он первый, а я с пэрвомайскый подъехал, значит тут-ма пэрвый. – Чернявый паренёк открыто улыбается, обнажая полный рот золотых зубов. В машине воняет дезодорантом ёлочкой и во всю мощь орёт магнитола, издавая восточные напевы. – На Жыковскова едэм?
Меня передёргивает словно от мощного разряда тока. Я был в этой тачке, и ехал в ней вместе с этим узбеком или киргизом в аэропорт. И было это в том злополучном сне. Я трясу головой, пытаясь сбросить с себя это наваждение.
- Эй дарагой! На Жыковскова едэм? – возвращает меня в чувства добродушный голос азиата.
- А тебе что диспетчер не сказал да-ра-гой? – Кричу я раздраженно. – Может тебе ещё дорогу показать да-ра-гой?
- Зачэм такой сердитый! Просто-ма спрасил, – азиат обиженно дергает коробку скоростей.
Я уже отключился от этого диалога, так как мой мозг занят более серьёзными вещами.
Я снова пытаюсь возвратиться в этот сон. Ужас падения, жирная тетка, фальшивая улыбка стюардессы, мамаша с кричащим младенцем передо мной в очереди на регистрацию…
Вот оно: такси подъезжает к терминалу. За рулём этот азиат, воняет ёлочкой, орёт восточный музон. Он долго мечется, не зная куда припарковаться.
- Слушай, ты меня сейчас назад в город увезёшь. Давай уже, останавливайся! – говорю ему раздражённо.
Азиат резко бьёт по тормозам, так что я чуть не выбиваю головой стекло. Сзади протяжно сигналит и мигает фарами подпирающее нас такси.
Бросаю скомканную купюру на коробку и выползаю из машины. Подхожу к задней двери, чтобы забрать мой рабочий кейс, но машина рвёт с места.
- Эй – кричу ему и машу руками, но он на скорости летит к выезду. Я бегу за ним со всей мочи по щиколотку утопая в лужах. Настигаю его только возле шлагбаума. Рывком открываю дверь.
- Кейс сзади! – хватает сил крикнуть мне, так как на ругань не хватает дыхалки.
- Ааа шайтан! – азиат звонко бьёт ладошкой себя в лоб. – Извини дарагой! Забирай..
Трясу головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение. Я снова в этой тачке, воняет ёлочка, орёт музыка, добродушно скалится азиат. Что же это такое?
Ещё одна мысль начинает мерцать в возбуждённой голове: каким-то образом, от конца сна я продвигаюсь всё дальше и дальше, словно это реальные воспоминания. Ни разу не припоминаю случая, чтобы сон вспоминался так подробно. Нет, это точно какие-то игры разума. Сегодня же вечером запишусь на приём к психологу. А может нужно к психиатру или наркологу? Чёрт их разберёт, начнём с психолога.
***
Вдыхаю осточертевший офисный смрад. В нос бьёт смесь запахов принтерной краски, растворимого кофе, и духов финдиректора. Что она их вёдрами на себя льёт? Я понимаю, что они французские, но количество не означает качество.
Дежурное «Всем здрасьте!», киваю головой девчонкам менеджерам, с трудом растягиваю рот в улыбке, в ответ на лживую, но открытую по Дейлу Карнеги улыбку финика, машу рукой недоумку логисту, чтобы не идти через весь офис для рукопожатия.
Ещё один ритуал: собрать в стопку бумаги, разбросанные на столе, отжать кнопку процессора и плюхнуться в кресло. Всё, я на работе! Надеюсь, что до вечера никто меня с этого кресла не поднимет.
- Игорь Валерьевич! –с усилием отрываю взгляд от монитора на подошедшего финдиректора. Резкий запах духов вызывает спазм в горле.
– Новые котировки пришли и прайс от «Вектора». Посмотрите, пожалуйста, вы ещё в пятницу обещали – говорит она томным голоском, улыбаясь по-лисьему.
Смотрю на её лицо под двойным слоем штукатурки, декольте и красную зауженную юбку выше колен и думаю, что замужней женщине за тридцатку можно одеваться поскромнее. Кого она хочет здесь впечатлить своим видом? Не логиста же Лёшу, у которого в голове наполовину початая пачка с чипсами. Что касается меня, то давно уже пора понять, что она не в моём вкусе. Я, конечно, иногда увлекаюсь женщинами, но только не взбалмошными дочками собственника компании, в которой работаю. За два года пора бы уже это понять.
- Да и ещё жду от вас годовой план,- наставляет на меня наманекюренный пальчик, разворачивается на одном каблуке, как модель на подиуме и, виляя курдюком, идёт к себе.
Спасибо что озадачила, а то я бы и не знал, что мне делать. Я ведь всего лишь коммерческий директор. Понятно, что она здесь для того, чтобы сливать боссу информацию о работе офиса и дублировать поручения, которые уже отданы, или выполняются.
Звонок, снимаю трубку.
- Игорь Валерьевич! Вас Александр Николаевич просит зайти, – тоненький голос секретутки вибрирует в трубке. Ещё одна ненужная прокладка, дублёр чужих поручений. Я бы даже сказал не прокладка, а подкладка.
Кабинет, отделанный дубовым шпоном, длинный овальный стол, массивные стулья, приглушенный свет. Мрачная готическая обстановка, прямо как в приёмной у товарища Сталина. Но за столом далеко не Сталин. Сашка, исполнительный директор, жополиз, без царя в голове. Сашка за тёплое место продаст всех и вся и даже родную мать. Так вот продавая и продаваясь, он и добрался до поста директора. Теперь Сашка царь, восседающий на дубовом троне с массивной спинкой, но от этого он смотрится не менее комично.
Здороваюсь с ним за руку и ухмыляюсь, как в старые времена всегда ухмылялся над ним, когда он был ещё одного со мной сословия. Сашка не разделяет моего сарказма, а деловито отстраняется и недовольно морщит нос, как будто почувствовав запах перегара исходящего от меня.
- Игорь Валерьевич, скажи, пожалуйста, что у нас с Машковым? – сев на место, он тут же переключается на официальный тон.
- А что у нас с Машковым? – замешкался я на секунду – всё в порядке.
- Ты в курсе, что он в прошлом месяце ничего не взял?
- Да, такое бывает, наверное перебои с продажами у него.
- Ты знаешь, когда у него такое бывает? Когда он соскакивает. – Сашка начинает сверлить меня глазами.
- Саш, да не паникуй ты, сегодня позвоню и всё уладим. Наверное опять у него осеннее обострение, – пытаюсь сгладить острые углы.
- Во-первых, Александр Николаевич! Мы же однажды договорились соблюдать субординацию. Во-вторых, какого хера я должен напоминать тебе о работе с нашим ключевым клиентом. Кто у нас здесь коммерческий директор? – Сашка начинает срываться на крик.
- Александр Николаевич, я же сказал, что позвоню и всё улажу.
- Не позвонишь, а завтра же утренним рейсом летишь к нему. Света уже билеты заказала.
- Ну хорошо, хоро…. – Вдруг меня прошибает холодный пот. Это просто кошмар какой-то! Всё сходится: самолёт, Москва….
- Что-то не так? – спрашивает он настороженно.
- Может не завтра? Может, так договорюсь? Просто я не планировал… - я чувствую как у меня пропадает голос .
- Нет уж дорогой, завтра, значит завтра. Тянуть дальше некуда.
Да что вы все сговорились что ли? Какая-то мощная волна начинает подниматься у меня изнутри.
- Слушай, иди ты на ***! – говорю я, прямо глядя ему в глаза.
- Что ты сказал?
- Иди на *** говорю! Чё в уши долбишься?
Лицо Сашки наливается краской. Он хватается рукой за узел галстука, пытаясь его ослабить – С..с тобой что? С выходных, что ли не проспался? – говорит он неожиданно севшим голосом.
- Это с тобой что? – приближаюсь лицом к его лицу чуть ли не вплотную. – Что с тобой произошло, когда тебя поставили директором? Ты стал в два раза умнее? У тебя поменялся состав крови, и она вдруг стала голубой? Тебе титул дворянский вручили, или ты стал мочиться французскими духами? Кто тебе дал право так обращаться с людьми, ты, кусок говна. – Я говорю спокойно, быстро и совершенно не задумываясь. Слова и фразы идут ровным потоком, но не из головы, а откуда-то снизу живота.
- Игорь, да что случилось то? Чего ты так завёлся? – Сашка робко успевает задать этот вопрос, пока я сделал паузу, чтобы вдохнуть.
- А что, уже Игорь? Куда испарилась твоя субординация? Где твоё любимое «Пошёл вон»? А знаешь, что со мной случилось? – я хватаю кончик его золотистого в крапинку галстука и начинаю наматывать его на кулак так, что с каждым витком красная морда Сашки приближается к моему лицу. – Мне надоело участвовать в этом спектакле, с царём и его вассалами, потому что одна мразь, которой досталась роль царя, уж через чур заигралась. – говорю медленно сквозь зубы, продолжая притягивать слабо сопротивляющегося Сашку, который животом уже повис на столе, пока его нос не упирается в мой. – Ты знаешь, помазанник божий, как я мечтал набить тебе рыло, а сейчас смотрю на тебя, и руки марать не хочется. – Цежу сквозь зубы и разжимаю ладонь. Сашка со скоростью сжимающейся пружины плюхается на кресло.
- Ариведерчи, властелин колец сраный! – я встаю и иду к выходу, спиной чувствуя испуганный взгляд Сашки.
Секретарша удивлённо смотрит на меня, хлопая, как крыльями бабочки неестественно длинными наклеенными ресницами. Наверное, что-то изменилось в моём взгляде, когда я вышел из кабинета.
- Светик, дай мне ручку и листок! – говорю ей, улыбаясь, и вижу, как она удивляется ещё больше. Я никогда не называл её «Светик», это прерогатива нашего босса.
- Вот бумага, а ручка…- она рассеянно шарит по столу.
- Боже, куда катится этот мир! У секретарши нет ручки, – говорю я, влюблено глядя в её глаза, увеличенные с помощью туши до размеров глаз Аватара.
- А я ей редко пользуюсь, у меня компьютер.
- Мозгами ты тоже редко пользуешься, но держать их всё же при себе надо, хотя бы для того, чтобы не залететь под каток на своём миникупере, – говорю ей всё с той же добродушной улыбкой.
- А почему Вы меня оскорбляете? – говорит она, внезапно побледнев.
- Да что ты Светик! Я и не думал тебя оскорблять. Я просто даю тебе совет. А если ты про мозги, то это факт, на который нельзя обижаться. Ты же не обижаешься на то, что целый день дождь идёт, – говорю это, уже не глядя на неё, параллельно выводя на листке своей ручкой каракули «Заявление». – То что ты редко пользуешься мозгами это не оскорбление, а даже скорей похвала, восхищение, – продолжаю писать «Прошу уволить меня по собственному….» - Ты поверь мне Светик, люди подобные тебе живут гораздо счастливее и дольше остальных. Поэтому, ни в коем случае ничего не меняй. Просто изредка включай голову. – Я поднимаю глаза и толкаю лист бумаги по глянцу стола. – А это тебе на память, чтобы не обижалась и помнила о моём совете. – Я протягиваю ей чёрную ручку с позолоченной надписью «Parker».
***
Сгребаю в коробку из под ксерокса следы моего трёхлетнего пребывания на фирме. Дипломы с семинаров, фото с корпоративов, значки, бейджики, визитки. Беру только то, что связано лично со мной.
Странно, вся история моего пребывания на фирме умещается на дне картонной коробки. Это из материальных активов. А из нематериальных - коррозия головного мозга и посаженная печень.
- Игорь Валерьевич, а Вы что заявление подали? – Финик озадаченно смотрит на меня, скрестив руки на своей роскошной груди.
- Да, Наташ, подал только что, – не смотря на неё оцениваю очередную безделушку со стола на предмет бросить или нет её в коробку.
- А когда это мы с Вами перешли на «ты»? – Тоном строгой учительницы спрашивает она.
- Только что, с того самого момента как я подал заявление.
- Но это не даёт вам право…
- Ещё как даёт! – Я резко перебиваю её. – Я вышел из игры, если кто не понял, и теперь могу называть людей и вещи своими именами. Ты моя ровесница, и то, что я обращаюсь к тебе по имени никак не должно тебя задевать. Я свободный человек и если хочешь со мной поговорить, бросай весь этот официоз, или… - я небрежно машу рукой в сторону двери и снова склоняюсь над коробкой.
- Что произошло-то? С Сашей не поладили что ли? – Судя по тону, она приняла мои условия.
- Я решил с собой поладить. Хоть раз в жизни решил поладить с собой!
- Дождись хотя бы Якова Геннадьевича.
- Наташ, мне вот интересно. Это же твой отец, а ты называешь его Яков Геннадьевич. Вы что и дома так общаетесь?
- Давай не будем перегибать палку…
- Да причём тут палка, ты что, не видишь весь этот абсурд? – Я подхожу к ней и впиваюсь в её глаза. – Ты молодая умная, красивая баба вынуждена играть в этой дешёвой комедии. Твой отец миллионер, успешный человек, который добился в жизни всего. Но что он сделал с тобой? Где ты? Таскаешься с ним за ручку, а ведь тебе уже под сорок. Делаешь всё по его указке, всё как хочет он. Работаешь по указке, живёшь по указке. Мужа, подкаблучника этого, наверное, тоже по его указке нашла. А ведь могла и сама себе уже и имя и карьеру сделать. Ты живешь жизнью Якова Геннадьевича. А где твоя жизнь? – я вижу как расширяются её зрачки с каждым моим словом и начинают подрагивать уголки губ.
- Мой тебе совет. Беги ты от него пока не поздно! И от мужа своего, подкаблучника, беги. Не всё ещё потеряно, найди себе нормального мужика. Жизнь ведь только начинается.
- У меня всё хорошо…- говорит она, и я чувствую, как дрожит её голос.
- Да какой там хорошо! Ты бы посмотрела на себя. Когда человек счастлив он не пытается этого показать. Он не натягивает на своё лицо эту вечную улыбку, как у Гуинплена. Когда человек счастлив, он светится изнутри, а ты выгорела вся…
Слёзы текут ручьями из её глаз и она, дрожа всем телом, начинает рыдать, издавая громкие захлёбывающиеся звуки. Я быстро прикрываю дверь в кабинет, беру её под руки и сажу на стул.
- Поплачь Наташа, так будет легче, – глажу её по упругим жёстким волосам, покрытым тройным слоем лака. – А знаешь что, давай-ка мы выпьем. Правда вина у меня нет, есть только водка… - Наливаю в миниатюрные рюмочки ей и себе. – Закуски правда нет, – она выпивает сходу залпом и занюхивает запястьем. – Ну, вот и отлично! - Говорю ей тоном врача, который только что проделал болезненную, но успешную манипуляцию.
Мобильник вдруг оживает, начинает вибрировать и кататься по столу. На экране крупными буквами высвечивается «Яшка-Босс». Наташа успевает заметить, как я окрестил её отца и бросает на меня укоризненный взгляд.
- Да, Яков Иванович, – бодро кричу в трубку.
- Зайди ко мне – слышится в ответ низкий недовольный голос.
- Ну вот, Сашка уже настучал. Пойду, попрощаюсь с твоим папахеном, - весело говорю Наташе, накидывая пиджак.
- Подумай хорошо и взвесь всё! – говорит Наташа, и в её влажных глазах я вижу надежду, что всё обойдется.
- Обязательно подумаю, но позже! – я подмигиваю ей, как старому другу.
***
Кабинет хозяина в два раза меньше, чем у Сашки, обставлен по-домашнему, в стиле зажиточной советской хрущёвки. Это больше место отдыха, чем работы. Здесь хозяин меняет картинку роскошных хором, на уютное гнездышко. Тихая заимка, недоступная для жены и прочих домашних.
Он, как обычно сидит за столом, курит так, что дым стоит коромыслом и таращится в телик. Вместо приветствия короткий жест рукой, мол, заходи. Глаза не отрываются от телевизора.
- Ты смотри, чё творится! Ну точно война будет! – комментирует он очередной кровавый новостной репортаж.
Обычно я хожу сюда, когда Сашка в отлучке, а какая-нибудь бумажка или счёт требуют безотлагательной подписи. Он всегда смотрит телик, а я сажусь справа, кладу перед собой бумаги, и жду окончания очередной сногсшибательной новости. В разгар нестабильности экономики и мирового кризиса можно сидеть полчаса, смотря на хозяина, который пялится в телик. В этот раз я сажусь не на стул, справа от него, а на диван, который стоит у стены. Подгибаю под себя ногу, закидываю руку на спинку дивана и разворачиваюсь лицом к телевизору. Сегодня он не будет смотреть через меня новости. Экран гаснет буквально через тридцать секунд. Я поворачиваю лицо к хозяину. Он смотрит на меня из под лохматых седых бровей с интересом, как будто впервые видит. Повисает минутная пауза, в течение которой мы, молча, глядим друг на друга. Затем он поднимает перед глазами руку и делает жест, изображающий небольшой зазор между большим и указательным пальцем.
- А почему бы и нет! Я теперь свободный человек! – радостно говорю я, хватая намёк на лету.
Он достаёт из под стола пузырь восьмилетнего виски. «Вот это по-нашему».
- Возьми в шкафу стаканы! – командует мне, потом в селектор Светке, чтобы принесла закуски.
Пьём молча, не чокаясь, сделав короткие встречные жесты стаканами. Приятный вкус вискаря расслабляет меня, и я откидываюсь на спинку стула, довольно улыбаясь.
- Ну, рассказывай, какая муха тебя сегодня укусила – решает он перейти к сути.
- Навозная! Навозная муха! Она каждый день меня кусает, просто сегодня я решил её прихлопнуть.
- Даже не знал, что у Вас…- он, сжимая кулак, показывает большим пальцем себе за спину в направлении кабинета Сашки – такие отношения.
- А зачем Вам это знать? Ваше дело, считать прибыль, а отношения между шестеренками в машине совсем не ваша забота. На это есть механик.
- Есть такие шестеренки (извини, но ты сам употребил это выражение) которые не хочется менять. Сколько?
- Что сколько? – спрашиваю я недоумевая.
- Сколько ты хочешь прибавки к окладу?
- Нет, нет, нет! Вы меня не поняли! – вытягиваю вперед руки в упреждающем жесте. – Я хочу Вам сказать, что мне здесь не нравится, и поэтому я ухожу. Мне не нравятся местные князья, мне не нравятся стукачи, мне не нравится этот спектакль, который разыгрывается каждый день как по нотам. Я как будто вступил в болото лени, показухи и всеобщего расслабления. Я уже по колено увяз в этом болоте и не хочу утонуть. Если бы мне нужна была прибавка к окладу, я бы так и сказал.
Хозяин какое-то время молчит, оценивая всё сказанное мною, потом снова разливает по стаканам.
- Чё делать будешь? Как дальше жить?
- Да уж как-нибудь буду – говорю на выдохе, осушив большим глотком сразу пол стакана. – За стенами этого офиса тоже есть жизнь. Я, Яков Иванович за станком пойду работать.
Хозяин удивленно прищуривает глаза.
- Да.. А что? Я начинал с токарей. Пройду переподготовку и пойду на завод. Вы знаете, я давно мечтаю осязать что то сделанное лично мною.
- А здесь что, тебе не дают осязать?
- Здесь не дают сделать. Сделать так, как хочу я. От начала и до конца. Вы знаете, был у нас один токарь-универсал. Он мог сделать сложную деталь полностью один. Выполнял все работы от токарных, до фрезеровки и шлифовки и в качестве его деталей не приходилось сомневаться. А когда один что-то придумал, второй начинает токарить, третий фрезеровать, четвертый шлифовать получается или говно, или недоделка. Понимаете, о чём я говорю?
- Чё то ты совсем меня в тупик загнал своими пролетарскими темами. Скажи прямо, чё ты хочешь то?
- Так я уже сказал! От вас мне нужно только одно. Расчёт.
Хозяин опять зависает в паузе. Что-то идёт не по его плану. Видимо он привык, что разговор с ним идёт по другому сценарию, тому, который он напишет сам.
- Не хочешь прокатиться? – вдруг спрашивает он.
- В смысле прокатиться? Как?
- С ветерком.
- Погуляй! – говорит он водителю и сам садится за руль «Икс шестого», махнув мне рукой, чтобы я садился рядом.
- А как же? … - я два раза щелкаю пальцем себе по шее, намекая на то, что он только что выпил.
Он игнорирует мой вопрос и рвёт с места так, что моя голова невольно запрокидывается на спинку кресла.
Едем быстро, как будто куда-то спешим, обгоняя, подрезая, мигая фарами, истошно сигналя. «Вот она, бесполезная суета. Светофор нас всех уравняет» - задумываюсь я, пока он нервно рулит. Наконец выбираемся на объездную, где он даёт волю педали газа и разгоняется до ста пятидесяти.
- Знаешь, я ведь начинал с грузчиков – начинает он говорить, задумчиво глядя на дорогу, и я чувствую, что сейчас будет длинный, душещипательный монолог за жизнь.
- Нигде не учился, даже школу не закончил. В шестнадцать лет уже ишачил на двух работах. В армии на войну в Афган попал, после армии в места не столь отдалённые. И там и там заимел себе хороших друзей, с некоторыми до сих пор вместе, с теми, кто выжил. Не буду скрывать, начинали с криминала, но сейчас, как видишь большой легальный бизнес.
Слушаю этот монолог, уныло глядя на опустевшую дорогу, и думаю, к чему он это всё.
- Это я к чему… – говорит он, как будто читая мои мысли – я человек дела, с богатым жизненным опытом, который знает и чувствует людей как облупленных. Ты знаешь, что такое «реальный пацан»? – он поворачивается и смотрит на меня холодным волчьим взглядом. – Так про себя я называю людей, которых уважаю. Все мои друзья – это реальные пацаны, и поверь мне, что людей, которых я могу так назвать, о-очень мало.
Такие, как ты, даже близко не подходят к этому определению.
Я поворачиваю к нему лицо с немым вопросом: «Тогда к чему этот разговор?».
- Просто временами мне кажется, что ты хоть и далеко, но всё же ближе к этому понятию, чем все остальные.
- Ближе чем Сашка? – я дерзко врезаюсь этим вопросом в его монолог. Интересно, куда сейчас приведёт логика этого «Реального пацана».
Какое-то время он строго смотрит на меня, вдруг прыскает и начинает раскатисто смеяться. – Сашка дальше от этого понятия, чем кто-либо другой – продолжает он, резко оборвав смех. – Ты спросишь «Почему он?». Да потому, что я не вижу человека, хозяина, реального пацана, который мог бы управлять делами фирмы. А если речь идёт только об охране дома, то для этой роли годится самый преданный и злой пес.
- Яков Геннадьевич! И всё же я не понимаю, к чему весь этот разговор с сомнительными комплиментами в мою сторону. На дело то Вы меня всё равно не возьмете… - я решил закончить свой вопрос этой глупой шуткой.
- На дело берут людей, которые отвечают за свой базар, которые идут до конца, которые не меняют своих решений чтобы не случилось…
- Ну, вот на этом и порешили – я радостно перебиваю его речь. – Мне приятно было с Вами поработать, и даже немножко жаль, что в Ваших глазах я не был «Реальным пацаном». – Я с улыбкой протягиваю ему руку, но он игнорирует мой жест и остается серьёзным.
- Значит, решил закончить свою карьеру пролетарием? И не пожалеешь потом?
- Решил! Не пожалею!
Вдруг не сбавляя скорости, он идёт на разворот через две сплошные. Машина кренится вправо и мы того и гляди завалимся на бок. С диким воем уходит в сторону подрезанная иномарка, а мы уже несёмся в обратную сторону.
Молча, поднимаемся вдвоём на лифте, потом молча иду за ним по коридору. Он открывает дверь приёмной и заходит в кабинет к Сашке, махая мне рукой. Я захожу вслед за ним.
Сашка заискивающе привстаёт и мне кажется, что где то сзади он виляет невидимым хвостом.
- Все дела с сегодняшнего дня передаёшь ему. Это новый директор – с ходу говорит хозяин Сашке, указывая на меня.
Некоторое время я пребываю в шоковом состоянии. Сашка тоже находится в шоке, судя по тому, как начинает бледнеть его лицо и синеют губы.
- Яков Ге-ен-надьевич – Сашка заикается и у него совсем пропадает голос – а почему? Что случилось?
- Ничего не случилось, просто я так решил. Ты ведь не будешь сомневаться в моём решении?
- Нет просто это как-то… - и Сашка осекается не находя слов и судя по всему осознание случившегося только ещё начинает овладевать им в полной мере. Глаза его расширяются, как будто он увидел что-то ужасное.
- Саш, ты сегодня возьми отгул, отдохни, погуляй, подумай, а завтра приходи передавать дела Игорю…..- хозяин щёлкает пальцами, пытаясь вспомнить то, чего не знал.
- Валерьевичу – почему-то подсказывает ему Сашка.
- Да Валерьевичу. И кстати, подумай о должности коммерческого директора, она теперь вакантна.
Сашка кивает, дрожащими руками, что-то складывает в свой портфель и пьяной походкой выходит из кабинета.
- Яков Геннадьевич, а что происходит? – спрашиваю я, обалдевая от такого резкого карьерного взлёта.
- Давай обживайся, это всяко лучше, чем у станка. И осязать можешь сделанное, если конечно сделаешь что-нибудь – он весело треплет меня по плечу. – Кстати, у тебя через пятнадцать минут первая планерка, так что приводи себя в порядок. Где твой галстук?
- Я его не ношу обычно – робко отвечаю я.
- Не порядок. Я вот тоже не ношу. Ненавижу их, – как бы по секрету признаётся он. – Но тебе без него никак. Я сейчас, – и он выходит из кабинета.
Я оглядываюсь вокруг: длинный стол, восемь стульев по краям, огромное кожаное кресло по центру, портрет президента над изголовьем, куча замысловатых письменных приборов на лакированном дубовом столе. Это что теперь мой кабинет? Я хозяин? Значит я теперь дракон? Какой-то злой смех начинает раскатываться внутри меня. Входит хозяин.
- Вот, подарок из Америки, а я тебе дарю в честь вступления в должность, – он протягивает мне что-то в глянцевой упаковке. Я распечатываю упаковку. В ней бежевый галстук, с виду довольно простой, но очень приятного оттенка. Предчувствие, которое овладевало мной уже несколько раз за день, опять слабо завибрировало во мне.
- Дай-ка я сам завяжу, а то затянешь, как пионерский.- Хозяин уверенно поднимает воротник моей сорочки и начинает плести на моей шее замысловатую удавку. – Вот так – довольно говорит он, через какие-то секунды, прихлопнув ладошкой огромный узел под моим кадыком. Я инстинктивным движением пытаюсь его ослабить, так как затянуто очень сильно и вдруг голову пронзает вспышка. «ГАЛСТУК, галстук во сне был точно такой же». Я мгновенно возвращаюсь в самолёт, чувствую запах дезодоранта от тётки справа и вижу мою руку, которая ослабляет галстук. Отрывается пуговица, я с ненавистью смотрю на галстук. Да это он бежевый и с этим же огромным нелепым узлом. Да что же это?
- С тобой всё в порядке? – доносится до меня голос хозяина.
- Да, всё нормально, просто переволновался – говорю я осипшим голосом.
- Ну всё, успокаивайся и за работу. – хозяин по свойски тычет меня кулаком в плечо и выходит из кабинета.
«Нет, это всё не случайные совпадения и не временное помутнение рассудка. Это сумасшествие. Я СОШЁЛ С УМА. Но как объяснить то, что невменяемого человека только что сделали директором огромной фирмы. Хотя, чего тут объяснять, мало что ли примеров?
Нет, объяснение есть. Просто это всё не реально. Это продолжение того сна. Я продолжаю спать, и стоит всего лишь проснуться. Я щипаю себя за запястье.
Какая глупость, щипать себя во сне, когда хочешь проснуться. Если нужно проснуться – щипать себя нужно в реальности, но как это сделать, если ты спишь? - Пока мыслеблудия крутятся в голове, как бельё в стиральной машинке, я открываю шкафчики и ящики стола в поисках выпивки. Шаром покати, даже стаканов нет. Сашка же у нас трезвенник и спортсмен. Он у нас бережёт здоровье. Только вот для кого? Наверное, для себя родного.
Жму на селектор – Светик принеси чаю…. Или чая? Не знаю как правильно. Короче, кофе неси.
- Одну секунду, Игорь Валерьевич – слышится в ответ ласковый тоненький голосок.
- Да Светик, только не больше. – Плюхаюсь в бездонное мягкое кресло. В конце концов, если это и сон, то не самый плохой. Чего же тогда просыпаться? Будем смотреть до конца.
Света появляется в дверях с подносом, на котором дымится чашечка кофе.
- Вот и спасибо Светик, - говорю ей, глядя на часы. – Хотя это было больше секунды.
- Игорь Валерьевич, может ещё чего-нибудь нужно? Там в холодильнике сыр, колбаса, ветчина есть…
- А выпить есть чего-нибудь?
- Нет, спиртного нет. Александр Николаевич не любит… не любил.
- Это не порядок Светик. Позаботься о том, чтобы завтра всё было.
- А вы что предпочитаете вино, водку, коньяк?
- Всё что горит золотце – Говорю я прихлёбывая кофе.
- Игорь Валерьевич, а с билетами что делать? Вы сами полетите завтра или…
«Эти билеты… Да чтоб их. Только начинаю забываться и на тебе»
- Билеты отменяй, некогда мне теперь по командировкам ездить, – говорю ей повелительным тоном. – Есть тут один человек, который скоро очень полюбит командировки. – улыбаюсь во весь рот, видя в ответ добродушную улыбку Светы.
Как только Света выходит за дверь, я начинаю чувствовать сильную пульсацию в темечке. Наверное кофе слишком крепкий. Боль стальным обручем начинает стягивать голову, к горлу подступает тошнота, всё вокруг вдруг становится серым. Таким же серым, каким было последние двадцать лет. Я понял, что только сегодня что-то изменилось внутри меня. Пусть это сон, но в нём есть какая-то логика, закономерность. А я только что сделал что-то, что нарушило эту закономерность. И вот всё возвращается, я просыпаюсь. Я снова с ужасом начинаю думать о завтрашнем дне. Он надвигается на меня словно густое облако чёрного дыма. Надвигается тоска, страх, безысходность.
Я вскакиваю с кресла и бегу в приёмную.
- Светик, ты уже отменила билеты? Не надо, я сам завтра полечу.
***
Я иду не спеша, широко шагая по мокрому тротуару. Я иду в никуда, просто так. Под ногами шуршат ярко жёлтые листья. Моросит холодный дождь. Я без зонта и это прекрасно. Маленькие капли собираются где то на макушке, там они образуют микроозера, которые в свою очередь прорываются ручьями и реками, текут, по щекам, по лбу, щекочут нос, и в конце концов повисают на нём огромной каплей. МИР УМЫВАЕТ МЕНЯ. Я вдыхаю ароматный холодный воздух и чувствую, как меня переполняет новое неизведанное чувство. МИР ОБНИМАЕТ МЕНЯ. Я улыбаюсь хмурым прохожим и вижу, как в ответ преображаются их лица, сужаются глаза и губы растягиваются в ответной улыбке. МИР УЛЫБАЕТСЯ МНЕ. Навстречу идут три молоденькие девчонки-студентки. Они начинают смущенно хихикать встретив мою улыбку, а одна смотрит с интересом и её глаза вспыхивают в ответ на мой взгляд. МИР ЛЮБИТ МЕНЯ.
Какой-то парень быстро ходит взад и вперед по самой кромке тротуара, даже не замечая, что машины обносят его грязью из луж. Он яростно жестикулируя орёт в телефон:
- Миша, ты уже третью неделю кормишь меня завтраками. Я тебе аванс когда заплатил? Ты чё, наебать меня решил?
- ПРОСНИСЬ! – с улыбкой кричу ему в лицо, хлопая ладошкой по плечу.
Парень опускает трубку и удивлённо остаётся таращиться мне вслед, пока я не исчезну из поля его видимости.
- ПРОСНИСЬ! – ботаник в очках и огромных наушниках замирает, провожая меня взглядом.
- ПРОСНИСЬ! – девушка, оторвавшись от планшета, не сразу может сфокусировать зрение, а когда увидит меня, я уже далеко
- ПРОСНИТЕСЬ! – кричу чете бомжей, которые ссорятся из-за бутылки пива. Они поднимают на меня две пары мутных глаз. Вдруг с этих глаз словно спадает пелена, и они провожают меня по-детски чистыми взглядами.
- ПРОСНИСЬ!
- ПРОСНИСЬ!
- ПРОСНИСЬ!
Я толкаю их, кричу им в лицо, обнимаю, тормошу за плечи, как будто пытаюсь пробудить от глубокого сна. Я пытаюсь разбудить их, вернуть их из обморочного состояния, в котором они пребывают десятки лет. Я-ТО ЗНАЮ. Я ТОЛЬКО ЧТО ПРОСНУЛСЯ! Я улыбаюсь во весь рот, меня переполняет восторг, моё лицо промокло от дождя и от слёз счастья. Они останавливаются, замирают, провожают меня взглядом, но уже через секунду продолжают идти, бежать, гуглить, слушать бульканье в плеере. Только на одну секунду их взгляды становятся осмысленными - «Что это было? Где я?», но вспышка гаснет и они проваливаются в свой глубокий серенький сон. Подобно катеру я оставляю за собой волны, которые быстро исчезают в спокойном омуте.
Передо мной огромною скалой вырастает чёрный джип Тойота Прадо, который стоит прямо на тротуаре. Двухметровый амбал в красном спортивном костюме с размашистой надписью RUSSIA на спине держит за шкирку полудохлого малолетку. Малолетка брыкается, как котёнок в крепких руках хозяина и его ноги в красных кроссовках беспомощно болтаются в нескольких сантиметрах от земли, тщетно ища опоры.
- Ты у меня языком это слижешь, сучёнок! Я тобой вместо тряпки неделю машину буду мыть, – орёт амбал, прижимая малолетку лицом к капоту, где наклеена внушительных размеров круглая наклейка с надписью «МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ВСЕХ! Я ПАРКУЮСЬ КАК ХОЧУ».
Пигалица в точно таком же спортивном костюме, стоит рядом, уперев руки в бока, и орёт прокуренным басом, не соответствующим её комплекции:
- Совсем уже охуели пидарасы! Гандоны штопанные! – Её гневное обращение адресовано не только к схваченному врасплох малолетке, но и трём его дружкам, которые, отбежав от греха подальше снимают происходящее на телефоны.
Всего в нескольких метрах отсюда возле обочины стоит полицейская машина и эвакуатор. Эвакуаторщики с ловкостью артистов цирка Дю солей накидывают ремни на маленькую красную машинку. Полицейский торопливо заполняет протокол, прямо на капоте своей машины. Он как будто не замечает той драмы, которая разыгрывается от него всего в нескольких метрах.
Я подхожу к амбалу сзади и говорю спокойно, но внушительно:
- Друг, отпусти паренька!
Амбал поворачивает ко мне огромное круглое лицо. Гнев, исказивший его страшный лик сменяет удивление. Видимо, он поражён моим спокойным тоном и внешним видом.
- А ты кто такой? – спрашивает он, почему-то понизив голос, как бы вторя моей интонации.
- Обычный человек из плоти и крови. Точно такой же, как и ты. Точно так же имеющий возможность в любую секунду превратиться в кучу биоматериала, удобрения, бесполезного мусора. А пока, так же как и ты возомнившего себя богом. Может быть не будем сегодня играть в вершителей судеб, а разойдёмся спокойно, наслаждаясь этой прекрасной, но такой короткой жизнью. – я говорю и вижу что в глазах амбала, как в детском калейдоскопе меняются эмоции. Гнев сменяет возмущение, возмущение сменяет удивление, а удивление сменяется страхом и не пониманием происходящего.
- Он наклеил…Моё имущество…- бубнит он в ответ что-то невнятное.
- Сейчас ты отпустишь его, спокойно сядешь в машину и уедешь отсюда. – Я говорю это таким тоном, как будто в руках у меня как минимум базука, направленная на него. Амбал какое-то время стоит в замешательстве, все ещё держа парня за шкирку, но я вижу что его хватка начинает ослабевать. Парень не дождавшись развязки, отталкивается ногой от колеса, вырывается и бежит к своим друзьям.
- Ну вот и чудно! – говорю я улыбаясь. – Ты ещё вспомнишь меня добрым словом. Я ведь уберёг тебя от греха. Запомни: «Мы в ответе за тех, кого замочили».
Амбал машет рукой, дескать «Чё с тобой связываться» и уже через минуту джип с незадавшейся сборной России, с визгом стартанув, исчезает в потоке машин.
Увлечённый беседой я и не заметил, что вокруг собралась кучка людей, которые снимают происходящее на телефоны.
- Кино закончилось, - говорю, обращаясь к ним. – Можете монтировать и кидать в Ю Тюб. Только оно не будет иметь успеха. Развязка не интересная. Было бы круче, если бы этого дрища размазали по лобовому стеклу. Тогда бы вы поймали хайп, ребята. Извините, что испортил Вам кадр.
- Лейтенант Рогачёв! Что здесь происходит! – полицейский, который оформлял машину у эвакуатора вдруг решил поинтересоваться, в чём дело.
- А дело в том, лейтенант Рогачёв, что ментам до фени, что рядом с ними убивают человека. Менты заняты бизнесом.
- Ты как разговариваешь с представителем закона? Я тебя сейчас задержу за оскорбление должностного лица при исполнении. – по дрожащему голосу слышно, что молодой лейтенантик сильно разволновался.
- Аа, так ты при исполнении? Как я сразу-то не понял – говорю я удивлённо. – Точно, ты же у нас исполняешь! Ребята! – обращаюсь к толпе с телефонами – назовите ролик «Лейтенант Рогачёв исполняет». – Лейтенант, опустив голову вниз и как звезда, загородив от папарацци лицо ладонью, спешит уйти. – Куда же ты, лейтенант Рогачёв? – Кричу я ему вслед. – Сегодня ты словишь хайп, я тебе обещаю!
Как давно я не качался на качелях. Наверное, лет тридцать. Но только оттолкнувшись ногой от земли и услышав знакомый скрип, я снова маленький мальчик. Снова дыхание замирает при резком взлете вверх и душа уходит в пятки, когда летишь вниз. Вверх-вниз, вверх-вниз. Нет ничего блаженнее этого беспечного полёта. Не хватает только одного – руки, которая раскачивает качель.
Набираю дочери:
- Привет Лен, как дела?
- Привет пап, да всё нормально. А ты чего вдруг решил позвонить?
- Просто давно не виделись, соскучился. Пойдём погуляем, мороженного купим, в кино сходим…
- Пап ты чего, какое мороженное. Дождь на улице идёт. Да и выросла я уже. Ты в курсе, что мне двадцать?
- Да ты что? Двадцать? Ну тебя не ври… - пытаюсь я отшутиться, но внутри как-то грустно. – Слушай, а приходите сегодня к нам с Валерчиком. Поужинаем!
- Чтобы ты опять опустил Валеру ниже плинтуса? Подкаблучник и всё такое.
- Обещаю тебе, клянусь, что ничего такого не будет. Придёте?
- Хорошо пап, в шесть ждите.
Продолжаю качаться. Дождь всё не прекращается и я уже промок до нитки. Мне не холодно. Мне нравится дождь. Я знаю, где то там за дождём есть солнце. Что это всё – сон или явь? Сейчас не понять. Во всяком случае – это прекрасно. И чтобы там ни было дальше, я буду наслаждаться этой жизнью. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!