Давно это было. Получил от брата бандерольку, рукопись о службе на Дальнем Востоке. Прочитал. Что - то написал в ответ, да и отложил в свои бумаги. Забыл. Брат умер. Стал перебирать свой архив, опять наткнулся на рукопись. Может быть кто из дочерей прочитают. Или внуки его.
ЮРИЙ ДОРОФЕЕВ
А НА ЗАЛИВ ПИЛЬТУН ПОЕДЕТ КОЛЫХАЛОВ
(Записки военного гидрографа)
3 сентября 1965 г.
Сентябрь на востоке, вероятно, самый благоприятный по погодным условиям месяц для гидрографических работ. Окончательно уравновесилась температура воздуха и воды; нет уже мороси, туманов и нет ещё холодных ветров. Прозрачность воздуха, а значит видимость, максимально возможные. Что может быть важнее для гидрографа, когда смотришь в трубу теодолита!
Годовой план работ мы уже почти выполнили. Фарватер пролива Невельского между материком и Сахалином и пролив Южный на барах пропахали вдоль и поперек. Наша задача – следить за изменениями морского дна, береговой линии и вносить поправки в лоции. Лоцманы запросили кальки последних промеров.
Осталась у моего подразделения одна заноза –корректура береговой линии трёх морских карт на восточном побережье Сахалина. Задержка простая – наша гидрографическая часть ВМФ СССР базируется в Николаевске, в устье Амура. До Сахалина надо добираться на катерах; то людей свободных не было, то катеров, а тут уже и осень. По случаю завершения сезона гидрографических работ старший механик по плавсредствам поставил катера на плановый ремонт
Сидим мы в дежурной комнате нашей части; так, ничего особенного, треп обычный, о службе, о женщинах . Звонок. А дежурный вышел к радистам. Я к телефону, а Ваня Колыхалов, как всегда, со своими сентенциями:
- Не бери трубку –получишь задание.
Опять звонок. От командира. Я как старший по званию:
- Слушаю, товарищ командир.
Наквакал Ваня.
- Зайдите, получите техническое предписание.
На эту самую корректуру, на Восточный Сахалин. Это далеко не Амурский лиман и даже не Татарский пролив. В сентябре туда на нашем маломерном « Ярославце» в 30 тонн не сунешься. Портов и укрытий там, если не считать залив Набиль, нет. Автомобильных дорог тоже ещё не построили. На лыжах или собачках только зимой. Из всех средств передвижения остаются собственные ноги.
Приказы не обсуждаются. Нужна корректура береговой линии и подтверждение характеристик геодезических знаков- основы геодезии и топографии. Геодезический знак, пирамидка на бетонном массивном фундаменте, имеет точные геодезические координаты. После установки такого знака, на местности могут происходить естественные изменения: подвижка грунта, оползни, подмыв знака дождями и талыми водами, проседание основы, выветривание, человеческая самодеятельность и т.д. Какая уж тут точность топографических карт?
По прибойной полосе можно топать. Обрывистых скал нет, приливы не большие. А как переправляться через речки, стекающие с острова в море? Да и заливы по мари, по тайге не обойти. Не зря говорят бывалые: гидрография делается с палубы корабля. Или с катера.
Катер для нас в море как дом. Это говорится не ради красного словца. Вот сейчас,без катера, нужно продумать как питаться, где ночевать, сколько груза можно взять с собой, какое оборудование, как быть с секретными документами?
Секретную документацию и карты положено хранить в сейфах, а переправлять только в сопровождении вооруженного напарника.
Итак. Идем вдвоем. Берем теодолит, треногу, рейку, бинокль, пистолеты, карты, журналы для записей. Кроме того: палатку, топор, фонарик, запас продуктов, посуду, аптечку, спальные мешки, запасную одежду. Это на бумаге.
Палатки на складе только армейские, самые маленькие на четыре койки, с кольями, с оттяжками; фонари только аккумуляторные; топоры – колуны, бачки для пищи –литые, десятилитровые. А нам каждый грамм в тягость будет.
Голь на выдумки хитра. Начертил эскиз палатки, сделал выкройки и два вечера, до двух ночи, с жинкой резали и сшивали брезент. Палатка получилась легкая, удобная, вместительная. Рассчитывал я её на двоих, но разместились мы в ней однажды и вчетвером.
В напарники взял младшего лейтенанта Юру Желтышева.
6 сентября.
В 6 утра получили оружие от дежурного по части Вани Колыхалова.
Год назад мне достался пистолет Токарева - ТТ, его я и взял с собой; у Желтышева ПМ – пистолет Макарова. Колыхалов пообещал охотничий нож с оговоркой:
- Вот дождитесь, когда я сменюсь, тогда и нож принесу.
- Нет, Ваня, ждать тебя мы не будем. Ты же никогда теперь не сменишься.
- С чего это вы взяли?
- Есть в высшей математике задача Зенона о зайце и черепахе. Зенон в ней доказывает, что заяц никогда не сможет догнать черепаху.
- При чем тут моя смена?
- Давай порассуждаем . Ты заступил на дежурство на сутки, так?
- Точно так.
- Отдежурил 12 часов, то есть, 1/2 часть суток и осталось отдежурить ещё вторую часть.
- Точно так, - уверенно подтверждает Ваня.
- После 16 часов дежурства останется дежурить 8 часов, это 1/3 часть суток; после 18 часов –должен дежурить 1/4 часть суток ; после 20 часов -1/6, и так далее: 1/10, 1/12, 1/100, 1/1000 – до бесконечности, но всегда с остатком. Служба в армии требует , как ты сам подтверждаешь, точности и порядка. Никак ты, Ваня, при таких обстоятельствах не сможешь смениться .
- Действительно, –удрученно соглашается Иван.
- Выход один. Бросить службу и сбегать домой за ножом.
- Не пойду. Сегодня командир ночует в части, узнает – выговор объявит .
Как чувствовал Иван. Через несколько минут в дежурную комнату вошел начальник гидрорайона капитан второго ранга Баранов. Как водится, последний инструктаж, последние ценные указания, а Ваня тут как тут:
- Я, товарищ командир, не в порядке чего и не в смысле того, а к слову. На залив Пильтун бы им заодно зайти, строительство маяка проверить.
Морду отвернул, мне в глаза смотреть не хочет.
- А? Да, да, - поддакиваю.- Обязательно.- А про себя думаю: - На Пильтун мы вряд ли зайдем. Это за рамкой нашей карты. Проверять организацию службы и ход строительства на маяке в заливе Пильтун – обязанность лейтенанта Колыхалова.
А он за все лето на восточный берег Сахалина не выбрался.
В 7.30 выехали на аэродром. Самолет рейсом 113 должен вылететь в 8.40 .
Взяли билеты. Подали нам машину под багаж, погрузились в самолет и через 55 минут лёта мы были в Охе, в городе нефтяников, на севере Сахалина. Перевели стрелки на час вперед. Теперь мы опережаем по времени москвичей на восемь часов. Ещё в Николаевске я как-то поделился с друзьями:
Один уважаемый банщик
Сказанул в неуёмном восторге,
Что счастье на семь часов раньше
Приходит к нам на Востоке.
Что ж, теперь счастье будет приходить раньше на восемь часов.
Нам надо перебазироваться на железнодорожный вокзал. Багажа у нас много. Мы приловчились его таскать в один приём, вот только с рейкой в городе неудобно до неприличия. Длиною она 3 метра. И не втиснуть её ни в такси, ни в автобус (Мне приходилось впоследствии крепить её и на шасси вертолета, и к дверцам «Волги» и на собачьи нарты). Сейчас я, как начальник, поехал на автобусе со всем багажом, а Юрка с рейкой пошёл пешком.
Поезд в нужную нам сторону будет вечером. День провели в Охе. Город барачного типа, но уже строятся многоэтажные блочные дома с цветной облицовкой. В магазинах большой выбор промышленных товаров, есть даже зубная паста. Оха по сравнению с Николаевском очень оживленный город. Все куда –то спешат, все чем –то заняты. Одни мы неприкаянные. В кино какая –то чушь - «Песнь о сизом голубе»; библиотека закрыта – санитарный день. Пора обедать.
Ресторан «Восток», единственный в городе. Обычный дощатый сборнощелевой барак, в котором убраны переборки. Шесть столиков с грязными скатертями. На столиках графины пива –знак фирмы. Каждый ресторан должен иметь свою изюминку, чтобы, не приведи господи, не спутать его с таким же неряшливым на Дальнем Востоке «Уссури», «Амуром» или «Золотым Рогом».
На стене дребезжащий динамик, который периодически замолкает. Тогда небритый тип из обслуживающего персонала, в солдатских больших валенках , подставляет расшатанный инвентарный стул, взбирается на него и на цыпочках внутри валенок пытается дотянуться до вилки; хватается за неё, затыкает вилку покрепче в розетку, и снова дребезжащий диффузор и голос диктора сообщает со слета нефтяников, что «помбур Онищенко технику свою эксплуатирует с любовью».
Нам тоже захотелось , чтобы про нас с Юрой когда – нибудь рассказали по радио. Посетителей пока мало. Заказали борщ, бифштекс со сложным гарниром, балычок из красной рыбы и 56 –градусную дальневосточную. Выпили за начало командировки, за успех безнадёжного дела, за нас любимых, за ирригацию Узбекистана (больше ничего в голову не пришло).
Юрка наливает по последней, подносит стакан на уровень глаз, закрывает глаза и покачиваясь на стуле произносит монолог:
- Всю жизнь он мечтал выпить бокал хорошего вина; настоящего, о котором не раз читал в книгах и которое пьют только счастливцы; но не было у него денег; а когда в его руках оказались большие деньги, он не мог найти вино; ему сказали: –подожди до осени, будет хорошее виноградное вино; но разве можно так долго ждать, когда хочется выпить; и он купил водки и был очень пьян; а ведь мог подождать до осени и пил бы тогда нежнейшее ароматное вино и сохранил бы ясность мысли, трезвый ум и счастья
познал бы больше; теперь же он стал алкоголиком, испортил свой вкус и никогда не сможет уловить тончайший аромат виноградной лозы лозы .
Всё. Когда такие люди, как Юрка, начинают говорить белыми стихами, их надо бить по щекам и выводить на свежий воздух.
Вышли из ресторана, стали переходить улицу. Я проскочил, а Юрка замешкался перед машиной. Шофер орет на него:
- Да стой ты на месте, балда, я объеду.
Потом Юрка долго бурчал: «Стой на месте! Помнишь, у нас Наумов в столб врезался? Столб тоже на одном месте стоял, однако…».
Оха – городок хоть не большой, но как и Осло имеет два железнодорожных вокзала: ширококолейный, откуда поезд идет на Запад до Москальво, и узкоколейный, с которого поезд идет на юг, вдоль побережья до поселка Ноглики. Нам туда.
Подали поезд. Паровозик игрушечный, вагончики игрушечные, а мужики сахалинцы – нефтяники всамделешные. Машиниста подначивают:
- Тимоха, ты кривых палок в дорогу набрал?
- Набрал, набрал, умник. Залезай.
- А зачем кривые палки? –не кстати любопытствует Юрка.
- А как же поворот делать? - загадочно улыбается шутник. –Пока кривую палку в топку не бросишь, паровоз не повернет. Мужики взрываются дружным хохотом. Юрка смущенный детской подставой, с трудом протискивает рейку внутрь вагончика. Надо же, на такую фигню купился.
А сахалинцы штурмуют поезд, вагоны чуть с рельсов не опрокидывают. Мужики в один вагон, женщины в другой. Есть также почтовый, багажный и даже купейный. Кто ездит в купейном по узкоколейке, я не знаю.
В середине вагона стоит буржуйка, труба выведена в окно. Это на зиму, сейчас буржуйку не топят. Распихиваем вещи, пристраиваемся рядом.
В мужском прокуренном вагоне всю ночь играют в карты. Проигравшего бьют по носу. Количество карт определяет проигравший, вытаскивая из колоды любую: если валет, по носу двумя картами, если десятка или туз (одиннадцать карт) – у бедняги и сопли и слезы из глаз. Но опять рвется отыграться, чтобы отомстить обидчикам.
Гиляк –охотник, местный абориген, рассказывает соседу, как он приучал свое ухо не бояться выстрелов, чтоб рука не дрогнула, если рядом выстрелят.
- Ну и как, Кешка, приучил? –кричит ему в ухо сосед.
- Плиуцил, не поюсь выстлел. Совсем не слысу.
Над гиляком потешаются уже другие. Кешка сурово обижается:
- Совецка влась не велит смеяца над гиляком. Я малый налодность. Меня белець ната.
Часа в четыре утра просыпаюсь. Стоим. Спрашиваю проводницу:
- Что за станция?
- Не станция. Паровоз с рельсов сошёл. Спите.
- Как спите. Авария!
- Да вы что, малохольный, какая авария? Сейчас мужики вагами поставят паровоз на рельсы и поедем дальше.
7 сентября.
В 6.45 сошли на станции Вал. Дежурный по вокзалу сказал, что лодка с маяка чаще бывает на Хандузе. Мы восемь километров проехали лишку. Расстроились с Юркой, но дежурный успокоил:
-Сейчас платформа пойдет на Хандузу, могу устроить». Мы растроганы. Счастья и успехов тебе, отец, в труде и личной жизни.
Забрались на платформу. Поехали. Впереди нас стоят автомашины, мощные КрАЗы для нефтяников. Расстелили газету на футляре теодолита, прижали углы камушками и железками, достали из рюкзака продукты: колбасу, хлеб, вяленую корешку и, упакованную в запасное белье, бутылку водки.
- Сто грамм – не стоп –кран, дернешь – не посадят, философствует Юрка.
Я патетически приложил руку к сердцу:
- Ужель не пить вина из кубка золотого,
Ужель Венера отвернула взгляд?
И только в памяти былого,
Ценить всё то, что было ново,
Что не вернуть уже назад.
С Хандузы дозвонились до маяка Чайво. Пообещали приехать за нами на лодке после обеда. Ночью шёл дождь. Сейчас немного подсохло. Ветер порывистый и холодный. Два пацана шести-семи лет собирают камни с дороги и бросают в лужу, поглядывая на нас, как мы одобряем их забаву. Юрка не выдержал и включился в игру:
- А, мальчики! У-у солдаты! Несите ещё камней, да побольше. Враг не дремлет. В лужу их . Вот так! Хорошо!
Пацан бросает камень и брызги летят на Юрку. Я смеюсь до коликов. Из вагончика выбегает парень в трусах, синий от наколок, хватает пацанов и затаскивает их в вагончик.
Лодка пришла в 15 часов. Жилистый скуластый мужик сорока лет, Иван Патрин, смотритель маяка, помог нам затащить вещи в лодку и мы пошли вдоль берега на свежих волнах, укутавшись в плащ- накидки.
На маяке ждала натопленная баня. Эх, что за баня для продрогших в море мужиков. Мы залезли на полок , расслабились и отупели от тепла и жара. Когда стало невмоготу, сползли с Юркой на пол. Баню мастерил сам Иван. Как сказали по радио в ресторане про помбура, с любовью. Чистенькая, полок и скамейки отдраены до бела. Котёл в предбаннике, а в бане две бочки –одна с холодной водой, в другую опущена батарея из четырех секций – кипяток. Ещё одна секция вмонтирована в каменку из диких валунов. Плеснёшь на каменку – атомный взрыв. Мы с Юркой ползаем по полу, а Иван на полке бочует. В собачьем малахае, в рукавицах. Веник у него стланниковый, распаренный, иголки мягкие, и дух смоляной. Когда Иван напарился, и немного полегчало в бане, мы тоже похлестались веником. Без привычки, то ли от усталости, утомились вконец.
В доме Ивана ждал нас обильный угощениями предпраздничный стол. Праздничный затевался назавтра.
8 сентября.
Дал радиограмму в Николаевск о том, что идем на север по побережью. По окончанию работ выйдем на связь. Ориентировочно 23 - 24 сентября. Если не выйдем на связь 25 -26, то нас будут искать.
Гости на Востоке, а тем более на удаленном, богом забытом маяке – событие большого местного значения и новым людям все – то рады. Праздник! В 10 часов приехал с семьей начальник маяка Ткачев Дмитрий Сергеевич. Поздоровались. Обрадовался он очень. За Ткачёвыми следом Николай Пахомов, из штата при маяке, с женой и троими детьми. 15 человек собралось.
Старшая дочь Патриных, нарядная девочка лет 11 восседает за столом со старшими чинно и гордо. Мать её тихо спрашивает:
- Надя, ты руки мыла?
- Да, да!
Мать тихо, но с лёгким раздражением:
- Я вот тебе дадакну. Спрашивают, отвечай:
- Руки вымола?
- Нет.
Тут уж мать во весь голос:
- А чего за стол уселась?
- Мама, я сказала «да» - ты ругаешься, сказала «нет» -опять ругаешься.
- Ох, горе мне с этой умничкой, - успокаивается мать.
Наполнили стаканы. Со свиданьицем! Все светятся. Второй шутливый тост « за баб-с!» Женщины принимают тост с комментариями. Не только за них пить, но и любить и уважать всегда надо. Иван вносит поправки, когда и за что надо любить и уважать баб-с с их неправильными характерами. Допускает не к месту вольности.
- Вот дикари, - обращает внимание гостей полногрудая Зинаида Пахомова на воспитанность местных мужиков.
Третий тост Юра выдал стихами:
- В российском флоте повелось,
Когда мы все с друзьями в сборе,
Провозглашая третий тост,
Мы говорим …
и все хором:
- За тех, кто в море!
Но разве на третьем успокоишься. Дмитрий с гордостью рассказал, что Иван от скуки всю зиму учил английский язык.
– Иван, скажи тост по - английски.
Иван встал, повел плечами, расправляя воображаемый фрак, в правой руке стакан, левой около кадыка поправил бабочку:
- У-у-давайте уипьем уодки!
- У-удавайте! – подхватили все.
Стало шумно и весело, мало кто кого слушал. Говорили о жизни на маяке, о положении в Китае, о солении уток на зиму, о службе на флоте, о гиляках. Ткачев растянул баян, запел, все подхватили:
- Под крылом самолета о чем –то поёт зеленое море тайги…
Поспав часа три после застолья, мы в этот день перепроверили координаты двух знаков. Они, правда, вблизи маяка, но все равно в зачёт, вроде не зря хлеб ели.
9 сентября.
С трех часов ночи не мог спать. Скрутил ревматизм. Банальный, профессиональный,технический, гидрографический, прочный, дальневосточный. Ломит кисть правой руки и левую ногу, особенно в бедре. Кости хрустят, будто хворост ломаю.
В шесть часов поднялся и начал готовиться к походу. Разбудил Желтышова. Вышли в 8 утра. С собой взяли рюкзак, теодолит и треногу. Николай и Дима Ткачев на лодке придут по заливу к зимовью в 36 километрах от маяка, привезут оставшиеся вещи: палатки, спальники, котелки, провизию.
Погода очень плохая, небо затянуто тучами, дует сильный южак, баллов 6. Думали, что к полудню разойдётся, но нет. Вместо сапог мы одели кеды, но идти все равно тяжело; песок рыхлый, ноги вязнут. Зазевались и волна захлестывает до колен. Вода холодная. Разулись, отжали носки и пошли дальше. Ожидаем в трехстах метрах от прибойной полосы геодезический знак: надо заметить в зарослях пирамидку и не пройти мимо. Заметили. Осмотрели , попробовали раскачать, чтоб убедиться в надежности конструкции. Стоит крепко, чего мы и хотели.
До следующего знака идти 10 километров. Поспорил с Юркой на две бутылки спирта, что без перерыва буду петь песни до знака не повторяясь. Выиграл.
Встали под знак. Юрка установил теодолит, крутит трубой, ловит сигналы. Я записываю под его диктовку:
- Сигнал Кедрач - 218 градусов, 23 минуты, 17 секунд;
пирамида Обрыв, гм…пирамида Обрыв…ничего не видно. Ладно, беру по запаху, пиши:
- 272 градуса, 44 минуты, 36 секунд.
- Липой пахнет, Юра.
- Какой липой?
- А чем же, если по запаху берёшь? В допуски не влезаем.
Юрка прижимается глазом к окуляру теодолита, чуть ли не кряхтит:
- Ну, на тебе 32 секунды. Сойдёт?
- Другое дело, то что надо.
В зарослях слышим выстрел. Кто тут кроме нас? Пошли на выстрел. Человек заметил нас и хотел обойти стороной. Мы наперерез. Поздоровались. Охотник встревожен. Есть отчего, вид у нас необычен. Черные флотские брюки, белые кеды, зеленые ватные армейские куртки( шутки интендантов – на склад вместо чёрных флотских завезли зеленые), под куртками пистолеты, у меня на голове белая фуражка, у Юрки чёрная пилотка. Партизаны, да и только.
Спрашиваем у охотника: кто таков, откуда, часто ли здесь бывает, с кем приехал? Оказался геологом с нефтеразведки, палатки рядом на берегу озера, он сегодня дежурный, пошёл пострелять дичи на ужин. Стал объяснять, что у него ружье плохое и боком, боком пошёл в сторону. Юрка шутит: -«Остров – то, оказывается, обитаемый!»
Двинулись дальше. Набрели на брусничник Листочки тёмно зелёные, лакированные, как у фикуса, только в миниатюре. Ползали на коленях, рвали горстями –ягод больше, чем листьев.
Идти ещё долго. Видели нерпу растерзанную медведем. А потом увидели живую. Маленькая, глупая. Лежит на песке, смотрит на нас блестящими круглыми глазами. Я направился к ней посвистывая, и только, когда осталось до неё метра три, она начала поворачиваться к морю. Доползла до воды и скользнула в глубину. Вынырнула метрах в 30 и долго смотрела на нас, не будем ли мы нырять за ней. Нам не хотелось.
В 16 часов дошли до зимовья. Наших ещё нет. Разогрели банку тушёнки, перекусили, оставили записку и пошли дальше. Можно подурачиться. Стали сочинять поэму про Эмму, Юркину жену.
Рюкзак привычно за спину забросив,
Ушёл в туман. И не видать следа.
Ушёл. А на дворе стояла осень,
И с крыш стекала, хлюпая, вода. (Это Юрка в маршрут ушёл. И не вернулся в контрольные сроки).
Последний лист упал с рябины,
Всё тоньше становился календарь.
Вот тонкие снежинки зарябили… ит.д. и т.п. –стихоплетная галиматья.
Короче, отважный гидрограф потерялся в дикой природе, встретился со стадом медведей, участь его неизвестна; Эмма в печали, командир части вынужден поднять вертолеты на поиск; но худой и заросший щетиной гидрограф с рейкой и теодолитом неожиданно появляется в части. «Сделал все что мог», - были последние его слова. Госпиталь, реанимация, выздоровление.
- Ах, Юра, как тебя мне не хватало, -
У Эммы слезы счастья на глазах.
Поддержкой был мне Ваня Колыхалов:
- Вернется, жди, твой Юрка не промах.
Или не промах.
Приказ по части: Всем в парадной форме
Построиться. Оркестру в трубы дуть.
Виват герой! По статуту, по норме,
Медаль Сутулого на грудь
Сам командир кап. два Баранов
Цепляет Желтышову знак…
Знали бы мы, дурни, что сочинили пророчество на свою голову.
Прошли 6 километров. Здесь последний наш знак – сигнал Тропто. Отработали и пошли обратно. Ноги еле волочим, припадаем, не до поэм. 48 километров за день - сказываются. Юрка поменялся со мной ношей – ему теодолит с треногой, мне рюкзак . Старается идти впереди.
Не доходя с километр до зимовья, заметили что нас догоняют двое. Остановились. Ба! Да это наши, Ткачёв Дима и Пахомов Николай. В рыбацких бахилах, с ружьями. На удавках на поясе по две утки. Зашли в зимовьё. Там у них на нарах ещё 6 штук. Забрали уток и пошли к озеру на ночёвку. В озере у них стоят сети.
Шли 3 километра по болоту. Пришли, передохнули. Николай стал ощипывать уток, а мы втроем, взяв по куску холодного тайменя, пошли за вещами к заливу. До него ещё полкилометра. Лодка от берега за 50 метров, ближе по мелководью не подтащить.
Дмитрий поднял голенища сапог, перенес вещи на берег. Взвалили мы их на спины и потянулись цепочкой к озеру. Ночь. Мокрые ветки хлещут по лицу. В кедах хлюпает вода. Вижу только сапоги Ткачёва. За спиной сопит Юрка.
У костра повалились на траву не сбросив тюков со спины. Отдышались. Переоделись в сухую одежду. Разбили две палатки. Утки у Николая сварились, пора ужинать. Двух он зажарил прямо с перьями, обмазав их глиной и закопав в горячую золу.
Если Николаю слава, то Ткачеву выговор и порицания от каждого за проступок не совместимый с деятельностью гидрографа – водку забыл на маяке. Какое прощение?
Вот и проявилось философское космическое усреднение: сколько этой водки от скукочищи пили в тепле и в уюте, а понадобилась в медицинских целях для лечения –нету.
Съели по две утки, запили водой из озера. Подоспели жареные. Глиняная корочка отделилась вместе с перьями. Совсем другой вкус нежного пропаренного мяса. Выпили ещё по кружке озерной воды. Заползли в палатки, зашнуровались в спальные мешки и уснули.
10 сентября.
Проснулись в семь утра. Свернули палатки и пошли к лодке. На ветках и на лодке крупные капли росы. Завели мотор. Над заливом туман. Лодка идет резво, на ходу ветерок пронизывает. Ревматизм крутит мослы. Дошли до мыса Шидловского, очистили винт от травы, пошли бойчее. Нерпы выныривают рядом. Ветер крепчает, волны перехлестывают через борта. Я укрываю плащом рюкзак – там карты и журналы. У мужиков промокли папиросы.
На маяк пришли в 11 часов. Послал Юрку за спиртом в магазин, моим гонораром за песни, но продавщицы нет – ушла за брусникой в тайгу.
Сел заполнять журналы. Юрка чистит пистолеты. Пришли Дмитрий и Николай, стали обсуждать дальнейший переход. Нам нужно идти теперь на юг, более 60 километров. Они ссылаются на лодку, не казённая, частная.
- А мотор? - спрашиваю.
Мотор тоже вроде собственный, но куплен в военторге по особому распоряжению, с оговоркой помогать при случае таким, как нам с Юркой. В свободной продаже моторов нет .
Они выдвигают теорию двойной воды. Двойная вода – это малая вода по сравнению с обычной.
- Ничего, пройдем как варяги, где на плаву, где волоком, -убеждаю их.
Я понимаю, начинается самая рыбалка, ход горбуши; охота –утка, гусь. Надо делать запасы на зиму. Но и мы их надолго не обяжем. У нас приказ. Мы не можем его не выполнить. Окончательно сказал, что будем ждать подъёма воды.
После обеда начался мелкий обложной дождь. Разбудил Юрку, пошли в сарай пилить и колоть дрова. Выложили поленницу. Дрова – сплошной плавник. Ободранная, высушенная и обветренная листвянка. Пилится легко – не трухлявинки, не свили. Колется и того лучше. Одной рукой придерживаешь, другой разваливаешь на пластины. Поленница наготовленных дров - какая –никакая, а компенсация за эксплуатацию лодки.
11 сентября.
Дождь продолжается. Написал письма домой, знакомым. Обрабатываю материалы. Подбросил Юрке занятие- начертить конструкцию радиолокационного отражателя , изображенного на фотографии. Вид спереди у него много времени не занял. Настала очередь чертить вид сбоку. Вижу краешком глаза, как держит Юрка фотографию ребром к носу и пытается представить отражатель сбоку. Мне смешно.
- Юра, у тебя техническое образование. Ты знаком с таким предметом, как начертательная геометрия?
- Знаком . Но мне так проще.
- Забавный ты, Юрка. То тебя на паровозе мужики с кривыми палками подловили, то ты за отражатель на фотографии заглянуть хочешь.
Юрка хороший парень. Добрый, отзывчивый, и в какой –то мере наивный. Но хороший парень – это не специальность. Юрка окончил среднее техническое мореходное училище. Звание – младший техник –лейтенант. Ваня Колыхалов величает его так: старший техник по приборам младший техник лейтенант. В этом году Юрка поступил на заочную учёбу на первый курс Тихоокеанского Высшего Военно- Морского училища.
Пошли в посёлок прогуляться. На берегу увидели позвонок кита. Местная достопримечательность. Юрка сел на позвонок, покрутился. Это когда же кита съели? У восточного побережья Сахалина китов уже давно не наблюдают.
Зашли на метеостанцию. Взяли отметки уровней за прошедшую неделю. Сделали выписки из таблицы приливов на будущую неделю. Кривая барографа скользит вниз, а это значит будут осадки. Перед закатом брызнуло солнце. Но дождь шёл всю ночь.
12 сентября.
Проснулся в 5.50. Побрился, разбудил Юрку. Собрались, попили холодного чаю и пошли на оморочке –лёгкой лодочке , на другую сторону залива. Прошли до Кедрача. Знаки почти все разрушены: сгнили пирамидки, центры выдуло, бетонные монолиты свалились под обрыв. На следующий год придется все восстанавливать в полном комплексе.
По возвращении спросил у Ткачёва:
- Дима, а почему знаки в таком состоянии?
- А некому за ними следить, людей нет. Директиву Баранов издал, чтобы закрепить геодезические знаки за маяками, а обеспечения никакого. Два раза в год мы должны их наблюдать, собирать сведения, давать вам донесения. Это до Пильтуна 60 километров по прямой и на юг до Набиля столько же. А плавсредств никаких, ты сам убедился. А у меня свои обязанности есть. Вот если маяк погаснет, или радиомаяк характеристики не выдержит, с меня голову снимут, в должности понизят, на всех партсобраниях и конференциях дурным словом поминать будут. А за знаки ещё ни одного начальника маяка с должности не сняли.
- Так добиваться надо, убеждать, чтобы штат увеличили.
- А вот вы как раз кстати здесь. Поползаете по тайге, узнаете почем сотня гребешков и объясните там у себя начальству - что и как в действительности.
Сегодня в 19 часов выходим с Патриным Иваном на моторке на юг, чтобы не упустить ночную воду. Иначе по заливу не пройти.
13 сентября.
Вчера поздно ночью прошли по протоке до избушки косарей. Встретил нас парень лет 19, босой, в рубахе нараспашку. Он зашёл в воду, подтянул лодку, помог сойти и вытащить теодолит с треногой. Нас три часа захлёстывало водой. Мы вышли дрожащие, в мокрых плащах. И хотя были мокрые насквозь и глубже, все равно на берег из лодки выпрыгивали, стараясь не оступиться в воду.
Сначала мы отогревались и угощали косарей водкой, потом они нас. Прилив проспали. Встали с утра. На Патрина больно смотреть.
- Иван, ты чего такой помятый?
- Без футляра спал, - не злобно огрызнулся Иван
Столкнули лодку в воду( вода ушла). Юрка пытается завести мотор. Дёргает пусковой шнур раз, два, семь, десять раз. Подкачивает бензин в карбюратор, открывает и прикрывает заслонку. Бесполезно.
- Как же так, товарищ старший техник по приборам младший техник лейтенант?
Юрка выворачивает свечу, дует на неё, снова заворачивает, дергает с остервенением шнур. Лодка дергается от Юркиных рывков, мы дергаемся вместе с лодкой.
Ивану надоело наблюдать за Юркиной вознёй. Прогнал Юрку в нос лодки. Вывернул свечу, выдернул из телогрейки клок ваты, смочил в бензине, поджег, прогрел свечу, завернул на место, дернул за шнур и стал прогревать мотор.
В спешке Иван забыл плащ у косарей. Сокрушается:
- Совсем новый, блин. Если не пропьют, на обратном пути выкупать придется.
Идем по протоке в пять метров шириной. По обоим сторонам заросли травы и камыша. Купы деревьев смыкаются над нашими головами. Вода как черный мрамор. Отражаются деревья, наша лодка и мы.
Зашли в селение Даги. Накануне я его проиграл Желтышову в карты. Если бы знал, лучше бы великодушно подарил. Безлюдное Даги. Рыбозавод заброшен по причине отсутствия людей; люди отсутствуют по причине окончания вербовки на материке. В чанах гниет рыба, ржавые весы лежат на боку у сарая. Оплывшие горы порвавшихся мешков с солью. Перечеркнул на карте Даги красным крестом и надписал «разр.», что означает «разрушенное».
Вода постепенно уходит в море. В 15 часов сели на мель окончательно. Дно илистое. Пробуем толкаться веслами. Не получается. Вылезли из лодки, стали толкать руками. Прошли с полкилометра. Выдохлись. Решили перекусить. Иван с похмелья только курит. У Юрки по той же причине и от усталости дрожат руки. Облегчить их участь не получается – водку выпили у косарей.
Пошёл дождь, сначала мелкий, потом все сильнее и сильнее. Сверху вода, в лодке вода, под лодкой вода, а плыть нельзя. Надо что-то делать, а то промокнем и замерзнем совсем. Раскачали лодку и опять начали толкать. Юрка от напряжения не сдержался.
-Без музыки и жопа соловей, - заметил Иван. Юрка не обижается, смеётся вместе с нами.
Дошли до пролива Анучина. Нерп здесь целые стада. Выныривают возле бортов. Стрелять их нельзя даже гилякам – погранзастава. В заливе стоят японские лесовозы, загружаются с плашкоутов лесом.
В проливе намыло остров. На карте его нет. Нужно делать топосъёмку. Но это потом. Сначала приведем себя в порядок. Тут цивилизация . Пограничники проверили документы.
Прошли ещё полтора километра до гиляцкого посёлка Ныйво. Юрка сбегал в магазин, купил две бутылки спирта, все ещё того проспоренного. Сварили на костре уток, разбили палатку. Ужинать пошли в рыбацкий барак к бригадиру. Выпили, поиграли в домино. В бараке спят все вместе на нарах вповалку : мужчины, женщины, парни, девчата, семейные, холостые – кто как устроится. Везде грязь и вонь. Сапоги скользят по слизи. Ушли спать в мою палатку.
14 сентября.
Встали в 6 утра. Патрину грузят в лодку два бочонка икры, ящик рыбы, ещё ведро икры и несколько укупоренных 3-х литровых банок, готовых к отправке на склад. Это подарок от бригадира.
Палатку оставили на берегу. Пошли на север, к погранзаставе, откуда пришли вчера. Зашли к пограничникам, потолковали с капитаном. Я побрился, Юрка не стал, решил отпустить бороду. Позавтракали и пошли работать. Сделали топосъёмку береговой черты, острова и промер фарватера.
В марте 1852 года, более ста лет назад, в этих местах по приказанию Невельского Геннадия Ивановича вел исследования лейтенант Бошняк Николай Константинович. В марте на Сахалине снег, лед, торосы. Ни о каких промерных работах и думать не приходилось. Разве только отдельные замеры проводил через пробитые пешнёй лунки. И все сведения, которые привёз Бошняк Невельскому, скорее всего, были получены путем опроса местных жителей.
Срок 100 лет для природы ничтожен, но все же заливы, их русла более динамичны, чем рельеф на берегу. И тем более удивительно, что все данные столетней давности Бошняка в пределах точности измерений совпадают с данными современных лоций. А вот остров всё же намыло. Здесь самая подвижная часть – гирло. И , может быть, очередным штормом его смоет .
А вот ещё этнографические наблюдения Николая Константиновича. Из записей.
«Жители этой реки (речь идёт о реке Тымь, впадающей в Ныйский залив) находятся в самом диком состоянии. Религия их – шаманство в самом грубом виде. Жилища их грязны. Питаются они рыбой, кореньями, ягодами и дичью. Самый прибыльный промысел – ловля орлов, хвосты которых они сбывают японцам за рис и водку».
В Ныйском заливе Бошняк видел у местных жителей довольно много янтаря, который, по их словам, находится в изобилии на восточном берегу Сахалина.
Вернулись в Ныйво. С маяка Набиль прибыл рабочий гиляк Сачгун с тремя лошадьми. Распрощались с Патриным. Он возвращается на Чайво, а мы пойдем дальше на юг, к маяку Набиль. Взяли у Ивана ведро икры и рыбы – пять кетин. Навьючили лошадей и отправили Сачгуна обратно на маяк. Сами с теодолитом пошли пешком, с попутной корректурой.
На маяке помылись в бане. Стало легко, как и не было этих мотаний.
15 сентября.
Воскресенье. Поработали в округе близ маяка. Ещё в Николаевске обратил внимание, что северный входной мыс в залив Набиль называется мыс Тамара. Разыскал в библиотеке краеведческую книгу и узнал такую историю.
В 1949 году с материка привезли оборудование для нефтяных вышек Катангли. Пароход встал на якорь в двух милях от берега. Когда с парохода на баржу погрузили трактор, волна сильно качнула её. Трактор скатился к правому борту и баржа опрокинулась. Произошло это в одно мгновение. В кубрике находилась Тамара Воротынцова, матрос 1-го класса, любимица команды, «маленький штурман», как её звали. Никто не смог прийти ей на помощь. И она не смогла выбраться из кубрика.
Сейчас на мысу Тамары стоит обелиск. У основания обелиска якорь. На белом камне фотография Тамары и надпись:
Памяти моряка Тамары Воротынцовой
1929 – 1949
Погибла 10 августа 1949 года при исполнении
служебного долга. Покоится в море с самоходной
баржей «Волга» на траверзе этого мыса.
Вот и так рождаются географические названия.
16 сентября.
Встали в 6 утра. Вчера вечером за ужином решили, что проще всего двигаться нам дальше на мотоциклах. Обернемся за двое суток. Нас повезут начальник маяка Николай Борисов и техник Василий Антонов. Через пролив с мыса Тамары мотоциклы переправили в лодке. Обратно лодку отогнал Сачгун.
За спину привязал канистру с бензином, теодолит взял Желтышов. Остальное все закрепили на мотоциклах: на рамах, на баках, и где только можно.
По отливу, по уплотненному песку ехать сплошное удовольствие. Останавливаемся у знаков –делаем свое дело. Николай и Василий перекуривают, осматривают мотоциклы. К 12 часам доехали до залива Луньский. Несколько мелких речушек перешли вброд, а тут остановились. Речка шириной около 50 метров, глубина больше двух. Что делать? Нашли в заливе две оморочки и весла. Набрали на берегу плавника, досок и соорудили плот. С трудом переправили один мотоцикл. Второй не рискнули –плот гвоздями не скреплен, доски разъезжаются. Ну, да ничего. До южной рамки последней карты осталось 15 километров. Это, как выразился Вася Антонов, плёво дело.
Но поехал с нами Борисов. А вот и сюрприз плёвого дела – пошел черный песок. Он плотным не бывает. Мотоцикл бросает из стороны в сторону, буксуем. Да и мы устали. Остановились перекурить. Решили, что завтра мы здесь по плотному песку за 30 минут проскочим, а сегодня лучше вернуться.
Метрах в ста от протоки в тайге на берегу озера нашли зимовьё. Два окна, дверь, печка железная, нары вдоль стен – все как полагается. Но грязно. Разбили палатку рядом. Перед зимовьём столик врыт в землю, две скамейки, рядом кострище и рогульки не очень обгорелые.
Перетаскиваем вещи, распаковываем, костер разжигаем. Вася Антонов на порожке зимовья ружье чистит. Вдруг зашипел: -«Замрите». Мы как в детской игре «Замри – отомри» окаменели в тех позах, в каких нас застал окрик. Вася продолжает сидеть на порожке, ружье на коленях, сам смотрит вверх. Я тоже закатил глаза под лоб –головы не поднимаю. Кружат над нами три птицы( потом Вася сказал, что это кроншнепы). Вася присвиснет, они отзовутся. И так он их подманивает. Потом резкий бросок ружья к плечу, выстрел и один кроншнеп, кувыркаясь, падает на нашу поляну. Два других отлетели в сторону. Вася сидит в той же позе и опять посвистывает. Кроншнепы отзываются, подлетают ближе. Ещё два выстрела дуплетом и все три птицы лежат у нашего костра. Я первый раз увидел такую стрельбу.
Оставили Борисова готовить ужин и пошли по берегу озера. Тут нас Вася ещё раз удивил. Заметил в камышах стаю уток и дуплетом по ним. Одиннадцать штук сразу! Мы с Юркой лазаем по камышам и стаскиваем их в одну кучу. Сели передохнуть. Вдруг из кучи одна утка фр –р и вверх, потом ещё, ещё –четыре штуки улетели. В шоке были. Нам и оставшихся хватит. Пошли к костру.
17 сентября.
Юрка заорал ночью и разбудил всех – дед покойный приснился. Схватил Юрку за руку и тянет к себе. Это в тесной палатке Юрка на руке заснул, рука затекла, вот он и заорал. Лежим без сна. Часов с 4-х зашуршал по брезенту дождь. Пока слабый, потом пошёл сильнее. Перебрались в зимовьё, затопили печь. С вечера не подумали заготовить дров. Нашли под нарами немного стланика, ну а потом уж и сырые пошли в дело. Позавтракали. Дождь усилился. Ждем отлива. В 11 часов все легли спать.
А мне не до сна. Хожу по зимовью, разминаю больную ногу. Попробовал лежать, только хуже. Взял пистолет, кусок хлеба, спички. Одел плащ- накидку и пошёл на маршрут. Юрка проснулся, хотел идти со мной, но я оставил его. Сказал, что вернусь часам к 20.
Во время ходьбы боль немного утихла. Дождь хлещет в спину, идти легче, хотя весь уже промок. Из тайги на берег выбежали две собаки. Побегали по песку и опять скрылись в зарослях. Вижу уже вдали последний сигнал Тынгыч. Сигнал приближается, все четче просматривается на фоне неба. А вот под сигналом что-то бесформенное.
Час назад встретилась мне яма в песке, в яме сивуч задранный медведем. Ночью был прилив, значит сивуча медведь задрал сегодня.
Что же под сигналом? Или кто? Капюшон плащ – палатки на глаза нависает, с ресниц и волос вода течет, дождь всё штрихует. Зрение у меня больше единицы, а тут ничего не могу рассмотреть. Ноги сами собой начали притормаживать. Идти не идти к сигналу? Обидно. По такой погоде больной прошёл 15 километров, вот он Тынгыч, последний сигнал и…
В книгах я читал, что летом медведи на людей не нападают. Но ведь это я читал, а не медведь. И задранный сивуч перед глазами. Поворачиваю обратно. Но и обратно ноги не идут. Оглядываюсь – сидит кто –то под знаком и не шевелится. Стоп! А собаки? Были рядом и вели себя спокойно.
Повернул к сигналу. Достал пистолет, загнал патрон в ствол, курок на взводе. Иду. Картина все та же. Кто же это может быть? Пройду 20 метров, останавливаюсь. Ещё 20 метров. Пошёл смелее. Сигнал как сигнал. Под знаком бетонный столб с человеческий рост, травой зарос по макушку. Издали и видится , что кто –то сидит под знаком. Не типично для знака, строители начудили. Монолиты всегда в землю зарывают, а тут столб торчит.
Сел я на бровку канавки, съел полкуска хлеба, зарисовал все в записную книжку и пошёл обратно. Ветер с дождем уже встречный, идти совсем трудно, но это уже к зимовью, к теплу. Море повыбрасывало на берег всякой дряни: тушки гниющей рыбы, деревянные ящики, пластиковые флаконы с иностранными этикетками, электрические лампочки, пробковые пояса, сломанные весла, стеклянные кухтыли от рыбацких сетей, полосы морской травы.
Поймал руками полуживую утку, но оказался тюрпан. Тощий, жесткий, рыбой тухлой воняет, но все равно мы его вечером съели. С продуктами у нас туговато, а шторм только разыгрывается.
После ужина лежим на нарах. Тайга шумит поверху, море рокочет с одной стороны, ветер с озера бьёт в другую стену, а у нас печка пышит жаром. Свет не зажигаем, читать нечего. Вася спросил меня, что означает название их маяка –Набиль?
- Мы у себя назначаем Набилевскую премию, кто больше сена лошадям накосит.
- Нивхский (гиляцкий) писатель Владимир Санги переводит Набиль как место скопления крупных зверей. А может это слово и не гиляцкое.
- Интересно, а кто придумывает все эти названия?
- Люди, Вася. Только люди.
- А мы можем придумать?
- Можем, но нас не послушают. Должен сказать, что это чертовски трудно.
- Ну, я бы им напридумывал.
- Это только кажется, Вася. Взять наши знаки: Кедрач, Кедровый, Стланиковый, Обрыв-1, Обрыв -2; озера: Круглое, Утиное, Соленое, Большое, Малое; реки: Первая речка, Вторая Речка, ручей Мутный, Болотный, Безымянный. И таких названий по Востоку, Северу и Сибири тысячи.
Когда Невельской описывал эти места, он давал названия в честь русских кораблей, членов царских фамилий, членов своей экспедиции, министров и чиновников. Только своё имя не дал ни одному мысу, ни одному заливу. Это уже после смерти были даны названия проливу, горе, мысу и т.д.
Адмирал Сарычев присваивал названия в честь святых, в какой день описывал географические объекты –заливы Фёдора, Феодота, остров Ионы.
Труднее всего было нашей географической комиссии после освобождения Дальнего Востока от японцев. Надо было переименовать тысячи названий. Тут уж всякая фантазия истощится. Начали называть речки –Понедельник, Вторник, Среда… Некоторые названия им удалось угадать в японских названиях. Название Морудзи оказалось русским поселком Морж, мыс Уэрикан – мыс Великан (в японском языке нет буквы Л). Помучились с селением Марауэфусики. Оказалось это Муравьевское. С японскими названиями случай особый. Это бывшие русские земли и названия, конечно, должны быть наши.
Читал я им эту лекцию часа полтора. Рассказал про заливы Счастья, Измены, Обмана. Про Российско – Американскую компанию, организовавшую 25 экспедиций, в том числе 13 кругосветных(Крузенштерна, Лисянского и др.) Кстати, правителем дел этой компании в свое время был декабрист К.Ф. Рылеев.
18 сентября.
Шторм продолжается. Дождь, ветер, море разыгралось. Видно, как на другой стороне залива накат волн перехлестывает через косу. До нашего зимовья не достанет.
Подсчитали продукты. Хлеба - 1 буханка, сгущенки -1 банка, фарша колбасного -2 банки, чая -2 пачки, картошки – 2 кг, муки -1 кг, сахара -0,5 кг; бутылка спирта, спички -5 коробок, папирос -2 пачки. Не густо на четверых.На завтрак отрезали по куску хлеба, вскипятили чай. Вася открыл банку фарша. Обед готовил Желтышов. Суп с клёцками, на второе картофельная похлебка с фаршем, запили чаем. Надо бы поэкономнее, но жрать хочется.
После обеда я слазил на чердак, нашёл марлевый узелок с горохом, сморщенным, проросшим. Показал мужикам – годится. Замочил в кастрюле. На ужин будет гороховый суп.
Надоело сидеть в зимовье. Вася позвал на охоту на уток. Я взял ружье Борисова. Бродили, бродили –нет уток, перелетели на дальние озера. Бродим, шишки стланиковые собираем. Под ногами болото, марь, мох пружинит. Прыгаю с кочки на кочку. Смотрю –две полосы широкие - вездеход прошёл. Пойду - ка я по колее, полегче будет, чем по кочкам прыгать. Если марь вездеход выдерживает, меня подавно выдержит. Только ступил на колею –погрузился по щиколотки. Пытаюсь переступить – по колено. Засучил ногами –по пояс погрузился. Надо бы Васю окрикнуть, вижу его сквозь редколесье, да вылезу, думаю. Стыдно как – то.
Хватаюсь за ветки, они хрустят, обламываются. Ружьё держу над головой, как бы в грязь не окунуть –чужое. А по грудь опустился, уже и кричал бы, да не могу, сдавило. Под ногами дна нет, пусто как в погребе. Что думал в этот момент – не помню. Это я потом понял –ещё миг, то и захлебнулся бы, без звука.
Ружьё само легло поперек колеи. Чувствую – держит. Подтянулся, лег на него – отдыхаю. Начал дальше подтягиваться, вывернулся, вылез, даже сапоги не оставил. Перекатился от этой колеи подальше, лег на кочку, смотрю в небо. Дождь холодный сеет, а мне жарко, пот по всему телу. Полежал немного, чувствую –замерзать начинаю. Встал, разулся, воду вылил из сапог, выжал портянки, брюки, оделся и побежал. Догоняю Васю.
- Ты куда пропал? Почему мокрый?
- Провалился, искупался немножко.
- Бежим в зимовье, а то простынешь.
Суп гороховый получился почему –то фиолетовый, как чернила. Все равно съели. Для согрева и профилактики Баранов налил мне спирта и закрыл бутылку. НЗ. Уток Вася только двух убил. Это на завтра.
19 сентября.
Надоело лежать. Решили пробиваться. Я сварил уток.
- Как насчет фронтовых ста грамм? –поинтересовался Василий.
Борисов пожал плечами и разлил спирт по кружкам.
Прибрали в зимовье. Из продуктов оставлять нам нечего. Наготовили хворосту, набили под нары. Вася в пустую гильзу насыпал спичек и сверху закапал парафином. Поставил на печку.
Усилили плот, переправили мотоцикл на другую сторону залива. Завелись оба хорошо, но по песку двоих не везут. Решили отпустить Борисова и Антонова с вещами, а мы с Юркой пойдём пешком.
Василий отошёл от прибойной полосы по нужде в заросли, вернулся и сказал, что нашёл тропу. Затащили мотоциклы на тропу и кажется поехали. Мотоциклы мотает из стороны в сторону. Падаем, отрываем глушители, подвязываем веревками и едем дальше мокрые и грязные. По кустам, по пескам, по лужам. Перетаскиваем мотоциклы через завалы, через речки , через овражки - будет когда –нибудь конец, или нет?
Не доехали 6 километров до пролива. Дорога совсем стала невозможной. Уехали наши мотоциклисты. 6 километров это не 60, дойдем.
Ветер срывает песчинки, забивает их в карманы, в сапоги, а самое неприятное – в пах. Брюки суконные, мокрые, с песком дерут как наждаком. Остановились, перебинтовали ноги от колен и выше, поплелись дальше. Через два километра остановились на отдых. Нашли в рюкзаке кусок хлеба, разделили, проглотили. Юрка вывернул рюкзак, стал собирать хлебные крошки. Еле доковыляли к проливу к 19 часам. 6 километров прошли за два часа. Подошли Борисов и Василий на лодке, втянули нас на борт, сами мы уже забраться не могли.
20 сентября.
Дождь продолжается. Ветер свистит в оттяжках радиомачт. Волны бьют в обрывистый берег, отваливают куски породы. Море наступает на маяк. Памятник Тамары Воротынцовой уже переносили вглубь. Сейчас памятник в 20 метрах от берега.
Получили радиограмму. Надо выбрать новое место для маячного городка и сделать топосъемку. Необходимо не менее трёх вариантов. Радио донесло, что на Сахалин надвигается тайфун Глория. Надо спешить. Не спроста эта традиция давать тайфунам женские красивые имена. Коварства в женщинах больше, чем в мужиках. Или нам так кажется? Что ты там говорил Иван Патрин за праздничным столом насчет женских характеров?
После завтрака пошли на топосъёмку нового места для маяка у поселка Кайган. Одежда за ночь не просохла, а сейчас уже без разницы. Теодолит под зонт, а Юрка с рейкой под дождем. Обед решили отложить - не возвращаться же сегодня сюда второй раз.
Дал радиограмму: «Корректуру карт закончили. Проводим топосъемку. Выезжаем 24 сентября». – Нам дают: «Ожидайте прибытия офицера части. Готовьтесь на Пильтун».
Все ясно. Вовремя Ваня Колыхалов напомнил Баранову про Пильтун. Думал, что мы с Юркой за него работу сделаем, а у Баранова другая логика. Ждём –с, Иван.
21 сентября.
Производим топосъёмку береговой черты в проливе Набиль. Переправились на лодке. Наконец –то солнечная погода. Облака быстро бегут по небу. Видимость отличная. Но сильный, крепкий ветер. Море штормит, ноги мокрые. Тайфун Глория где – то близко.
22 сентября.
Воскресенье. Спали долго. Встали в 8 утра, пошли в поселок Катангли. Катангли в восьми километрах от Кайгана насчитывает около ста жителей. Это большой, по гиляцким меркам, поселок. Добраться туда можно либо пешком, либо, если повезет, на мотовозе, который привозит на берег залива цистерны с топливом для заправки танкеров.
На почте для нас от родственников ничего нет. Хотели купить хлеба, но узнали из разговоров –на весь поселок выпечка 160 буханок. Часть дали в один магазин, часть в другой, в детский сад и на поминки. Но буханку выпросили. Вернулись в 3 часа на мотовозе. В залив как раз заводили танкер. Колыхалова на танкере нет. Если бы Иван вылетел 20 –го на самолете, то должен был быть уже с нами. А если на танкере вышел попуткой, то сегодня. Танкер есть, а Колыхалова нет.
Пошли, сделали топосъёмку у железной дороги. Опять вымокли под дождем.
23 сентября.
Остался один участок у основания мыса Ныйво. Место чудесное. 14 сентября, когда мы перебазировались из Ныйво в Набиль, мы его осматривали. Тайга вклинивается между морем и Ныйским заливом. Этот клин образует ровную площадку метров 30 над уровнем моря. Далее он полого спускается и переходит в песчаную косу, отделяющую залив от моря. Мыс не обрывистый, водой не подмывается. Порос травой, брусничником и стлаником. А далее светлый лиственный лес –дуб, рябина и редко пихта; вглубь тайги –пихта, лиственница, бурелом.
Видимость в сторону моря во весь горизонт и залив Ныйский как на ладони. Ничто не будет затенять свет маяка. Учитывая перспективу строительства порта в Ныйво, это лучший вариант.
Дал на этот раз нам Борисов двух лошадей без сёдел. Спрашиваю Юрку, доводилось ли ему ездить на лошадях?
- Мой дед был казаком, значит и во мне течет казачья кровь, -хорохорится Юрка. Все понятно. Я и сам –то садился на лошадь 12 лет назад.
Подсадил Юрку, вскарабкался он, вцепился в повод и гриву, оцепенел. Привыкает. А меня кто же подсадит? Попрыгал, попрыгал, ещё теодолит за спиной - никак. Подвел лошадь к крылечку, кое как взгромоздился. Ого! А где же рейка? А рейка лежит на земле. Пришлось опять слезать. Прислонил рейку к перилам крыльца, вскарабкался на кобылу, подхватил рейку и тронул поводья. Кони явно не рысаки, заезжанные клячи. Но Юрка уже освоился:
- А ну, залетная! Кобыла не обратила внимания на Юркин восторг и наклонилась к корыту попить воды. Юрка не ожидал такого коварства, съехал по шее лошади и упал около корыта с треногой за спиной. Лошадь испугалась и шарахнулась в сторону. Как долго уговаривали мы её пойти с нами на маршрут.
Вернулись на маяк в 20 часов. Работу мы всю закончили вовремя. Из Николаевска никого нет. Это уже свинство. Сколько можно ждать? Уточняющей радиограммы тоже нет.
24 сентября.
После завтрака навьючили лошадей и добрались до Кайгана. Простились с Борисовым, поблагодарили за гостеприимство, пригласили в гости. Сели на мотовоз, доехали до Катангли. Ждем поезда из Охи. Здесь он стоит 30 минут и затем идет обратно. Если Колыхалов приедет, то уж этим поездом . Если мы этим поездом не уедем, то ждать до пятницы, до 27 сентября. Продуктов нет, деньги командировочные кончились, только на билеты, хлеб в Катанге не купишь.
Пришёл поезд, сошли люди, Ивана опять нет. Нет так нет. И нашей вины нет. Взяли билеты и поехали в Оху и далее самолетом в Николаевск.
Вот как бывает. Колыхалов приехал этим же поездом. Сошёл не доезжая одну остановку до Катангли. Решил пройтись по тайге, поохотится и с трофеями прибыть на маяк.
Ну и предсказания из поэмы про Эмму сбылись. Мы ещё до дома не добрались, когда случайно встретились в Николаевске с командиром части. Командир был очень раздосадован от нашего вида, а особенно от Юркиной щетины на морде.
Юрка получил выговор за неопрятность; я строгий. За самовольное возвращение из командировки.